Текст книги "Мария из Брюгге"
Автор книги: Юлия Бружайте
Жанр: Социальная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава седьмая
Хельга Суэн
Хельга Суэн жила в Белой башне на территории старой крепости, что на высоком холме.
Крепость была изрядно потрепана. При взгляде на ее кирпичные останки, невольно возникало щемящее чувство сожаления не только от вида пострадавшего, когда-то необыкновенно красивого архитектурного творения, но и от того, что творение это было разрушено воздействием то ли природного катаклизма, то ли военной техники, не пощадившей ее былой красоты. Более-менее в нормальном состоянии для проживания сохранилась круглая кирпичная башня, облицованная белым камнем и потому прозванная местным населением Белой башней. Она занимала довольно обширное пространство территории, была в семь этажей высотой, с высокими узкими окнами по всей окружности. Во многих местах уже облетевший белый камень обнажал ее красно-кирпичную кладку.
Все остальные здания на территории крепости также представляли собой грустное зрелище. Несколько небольших трубных башенок, покачивающихся и скрипящих от ветра в безжизненном пространстве, держались из последних сил на честном слове и обещали уже в совсем скором времени очередным ковром разбитых кирпичей дополнить картину разрушения. Вся территория крепости – то ли военного, то ли заводского предназначения, а скорее, и того и другого, – представляла собой сплошные руины. Кое-где еще сохранилась булыжная кладка дорог, по которым передвигались когда-то местные обитатели, проступающая сквозь грязную глинистую почву.
Крепостные стены вместе с их некогда защитными бастионами также пребывали в состоянии разрухи и запустения. Они давно поросли травой и кустарниками поверх кирпичной кладки и могли бы вызвать бешеный восторг у какого-нибудь романтичного художника, вдохновив его написать картины не хуже, чем у Пиранези. Но у Хельги Суэн они восторга не вызывали. Каждое утро, проснувшись, она первым делом подходила к окну спальни, расположенной на самом верхнем этаже башни, и с горьким сожалением разглядывала разруху в своих владениях. Ежедневно просчитывала-высчитывала у себя в голове, во сколько же ей обойдется масштабное строительство. И каждый раз, сводя дебет с кредитом вплоть до последней копейки, убеждалась и соглашалась, что таких денег у нее нет и взять их неоткуда. «Ну и пусть будет так, как есть, – говорила себе в очередной раз Хельга Суэн. – Как-нибудь проживем».
Осень в этом году стояла промозглая и сырая. Почти бесконечно шли проливные дожди, размывая грязную глинистую почву, превращая тракты в бездорожье. Иногда нежданным праздником выглядывало солнышко, косыми лучами радостно освещало всё вокруг – и быстро закрывалось жадными тучами.
Этот день пролетел, как обычно, незаметно, полный хлопот по хозяйству. В деревянных пристройках рядом с башней содержались куры с петухом, несколько поросят, козы, конюшня с лошадьми. Со всей этой живностью справлялись племянница Хельги Дана, конюх Парис и мальчик Жан девяти лет. Хельга Суэн и сама не гнушалась физического труда, тем более что содержать большее количество прислуги она не имела финансовой возможности. Да и здоровье вполне позволяло, несмотря на возраст – хорошо за пятьдесят.
Вечером рабочую одежду она сменила на свое любимое платье времен императора Наполеона. Расположилась в уютном мягком кожаном кресле рядом с растопленным камином в большой приемной зале на первом этаже.
Необходимо уделить особое внимание платью. Когда-то белоснежное, из мягкого, нежнейшего шёлка, отороченное кружевами в области груди и по всей длине рукавов, оно развевалось в вихре вальса на балах на очень высокой стройной девушке и вызывало восхищение влюбленных кавалеров и заботливых родителей. Когда-то… но очень давно. Теперь оно потеряло свою белоснежность, приобретя серо-желтый оттенок и жирные пятна по всей длине, которые уже не отстирывались. Кружева потемнели и расползлись бесформенным рисунком, бесстыдно и нагло рваными дырками обнажая руки. Платье, подпоясанное алой атласной ленточкой под грудь по моде светских красавиц времен бесчисленных походов императора Наполеона, явно было не по росту Хельге Суэн. Ее невысокая фигура буквально утопала в буйстве шёлка. Платье было настолько длинным, что Хельге не оставалось ничего другого, как подвязывать его обыкновенным шнурком, выпуская поверх большими пышными воланами. Алая ленточка, призванная обхватывать грудную клетку, обвивала Хельгу в области талии. Излишне длинные кружевные рукава были несколько раз подвернуты до локтя.
Полное несоответствие платья и его хозяйки подчеркивал надетый на ее голову бикорн – потертая черная двуугольная шляпа из войлока, головной убор европейской армии.
Хельга расположилась в мягком кресле, вытянув босые ноги в сторону камина. Она смотрела на потрескивающий огонь – и чувство истомы бежало по ее уставшему телу. Хельга напоминала кошку, которая согревает любимое место своего хозяина до момента, пока ее не прогонят.
«Ну и гарь от него! По всему дому расползается… Ну что ты будешь делать? Как же они топили? Да нет, вовсе и не топили. А как-то иначе…» – Ее взгляд блуждал по танцующему огню, с треском пожирающему дрова, по камину, по странным набалдашникам, которые украшали его или вовсе и не украшали… возможно, они для чего-то нужны… потом опять возвращался к огню. Ее глаза, заполненные туманной пеленой сладкой дремы, закрылись под собственное негромкое сопение.
Чей-то всхлип и сдержанный стон разбудили Хельгу. Она почувствовала, как с ее руки скатываются капельки воды и звонко ударяются о каменный пол. «Вода?!!» Она, окончательно проснувшись, в ужасе вскочила с кресла. На коленях рядом с ним стояла Дана и горько плакала. Слёзы текли ручьем с ее милого личика и омывали руку спящей, что вызвало ужас в сознании Хельги.
– А-А-А-А!!! Что случилось?
Дана протерла лицо, мокрое от слёз и соплей, рукавом платья и громко неразборчиво запричитала.
– Что? Что ты говоришь, я не понимаю? Где, что случилось?
Хельга бросилась было к двери, но Дана попыталась схватить ее за ногу – и неудачно. Она потянула на себя слишком хрупкий подол платья, раздался треск разорванной материи – это привело Хельгу в бешенство:
– Да что ты творишь?!! Мое платье! – Хельга с ужасом глядела на разорванный подол. Ее огромные голубые глаза моментально наполнились слезами – Нет!!! Ну ты посмотри, посмотри, что ты наделала! Негодная… Говори, что случилось! Или вон с моих глаз!!!
Дана тут же от испуга прекратила причитать, поток слёз остановился, и она дребезжащим скрипучим голосом произнесла:
– Тетушка, простите меня, бога ради.
Хельга удивленно взглянула на Дану и рассмеялась своим грубым заразительным смехом, совершенно не соответствующим ее социальному статусу, как размер платья – ее невысокому росту:
– Ха-ха-ха!!! Нет, ну только посмотрите на нее! Разорвала мое любимое платье, и я должна ее простить. Взять и простить. Не отделаешься, голуба моя. Оштрафую тебя. Никаких поездок в поселок и не жди в ближайший месяц.
Дана опустила глаза в пол, и ее плечи стали вздрагивать от наплыва очередного слезного потока.
– Стоп! Хватит ныть. Говори, что случилось, – внезапно осознав, что дело не в глобальном катаклизме, а в чем-то совсем другом, Хельга упала в кресло. Неприятное предчувствие защекотало у нее где-то в желудке.
Дана, несмело глядя в глаза тетушки, надтреснутым от страха голосом произнесла:
– Я беременна.
Огонь в камине еще тлел в угольках. То и дело импульсивными всплесками он пытался вырваться наружу, но тут же лениво успокаивался, и только мягкое потрескивание нарушало повисшую тишину.
– Как? Кто он? – тихо произнесла Хельга, где-то в глубине души предчувствуя ответ.
– Парис? Какой ужас! Конюх… Вдовец с двумя детьми… Вот почему ты так часто проводишь время в поселке. Благодетельница!!! Обманули мое доверие. Да они же нищие. Пришлые. Я дала ему работу, кормлю его детей…
Хельга негодовала, и ее крики долетали аж до седьмого этажа башни.
– Как ты могла?! Ты забыла, кто ты и кто он? Ты позоришь наш род. О, бедные твои родители! Слава богу, не видят этого позора с того света. Но и хороша же я, не углядела за тобой и не сдержала обещания удачно выдать замуж. Какой срок?
Дана, напряженно попытавшись подсчитать, неуверенно ответила:
– Ну, где-то три. Ну, с начала августа. Тетушка, он будет мне хорошим мужем. Он любит меня. Он заботливый, работящий. Я люблю его детей. Они привязались ко мне. Нам всем будет так только лучше…
– Лучше? Да чем же лучше? Теперь я пущу их в свой дом? Никогда! Убирайся к себе в комнату и не смей оттуда выходить без моего позволения и решения относительно тебя самой! Поняла?!
В моменты гнева Хельга всегда переходила на пафосный тон, свойственный ее темпераментной натуре. В ней явно жила великая трагическая актриса, не желающая мириться с отсутствием зрителей и превращающая свою родную племянницу и всех остальных людей без разбора в безмолвных зрителей, не смеющих ей перечить. Всё это сопровождалось страстной жестикуляцией, прекрасным громким голосом, горящими голубыми глазами.
Хельга вскочила с кресла, поправила платье, посильнее нахлобучила двуугольную шляпу, встала в величественную позу Юлия Цезаря, что на картине над камином, и царственным жестом руки, направленной куда-то вверх, чеканя каждое слово, громогласно произнесла:
– Вон!!! К себе в комнату!!! Не смей оттуда выходить без моего позволения!
Дана, вся в слезах, тут же убежала наверх, а Хельга, устало опустившись в кресло, тяжело выдохнула и погрузилась в размышления…
Прошло не так уж много времени. Тишину прервал мальчик Жан, поспешно вбежавший в покои своей госпожи.
– Хозяйка, мисс, вам срочно письмо…
– Откуда? – Хельга удивилась столь позднему посланию.
– С трактира… срочно.
Она раздраженно развернула послание и стала читать. Завершив прочтение, замерла в явном замешательстве. Подошла к камину. Залпом выпила воды из кувшина, стоящего на полу, и вдруг засуетилась: посмотрела в сторону окон, где багровый закат окрасил черно-фиолетовые тучи, бросилась в сторону двери, затем обратно к камину.
– Жа-а-ан! – закричала она.
– Я здесь, мисс. Я никуда не уходил, – спокойно ответил мальчик, стоя у двери и ожидая дальнейших распоряжений.
– Так… Жан, запрягай. Едем. Зажги факел.
Быстро стемнело. Не так давно прошел дождь. Холодный ветер спешил на ночное гуляние. Повозка, запряженная лошадью и подгоняемая огромной рыжей сторожевой собакой Лисой, выехала с территории крепости. Хельга сидела на дрожках, укутанная во что-то черное, напоминающее военное обмундирование. Жан с чувством важной миссии шел перед каретой, освещая горящим факелом дорогу. Лошадь осторожно ступала по скользкой глинистой земле. Проехали мимо разрушенных крепостных стен, затем через ворота длинного деревянного забора, обозначающего границу частных владений. Далее так же осторожно, медленно, неспешным шагом – вдоль пустынных полей и холмов. Наконец повозка остановилась у старого придорожного строения.
Лиса громко залаяла, оповещая о приезде важного гостя. Ей навстречу выбежал местный сторожевой пес Тар, приветствуя давнюю знакомую ответным громким лаем. Жан цыкнул на них. Они тотчас стихли и прилегли рядом со входом в заведение. Хельга торопливо соскочила с повозки и вошла в трактир. Ее встретил хозяин заведения Ганс и молча знаком руки указал наверх.
Хельга торопливо поднялась по лестнице на второй этаж и уже ровным спокойным шагом, тихо ступая, подошла к указанной двери. Прислушалась. Стук сердца громко отдавался в висках. Она несколько раз резко выдохнула, пытаясь восстановить сбитое дыхание и успокоиться. Наконец-то решилась. Постучала костяшками пальцев, уверенно толкнула дверь и вошла.
Это была небольшая комната. По центру – стол. На нем, на старинном подсвечнике, – горящая свечка. Внезапный сквозной ветерок влетел в комнату, покружил над столом, приветственно потрепал огонек, и он в радостном танце зашуршал, затрепетал.
У стены, справа от окна, на железной кровати в изголовье сидела женщина. Двое детей – мальчик и девочка, – укрытые шерстяным одеялом, сладко спали, обнявшись, слившись в единый комочек. Рядом с кроватью, спиной к двери, стоял необыкновенно высокий худой мужчина.
Хельга, прикрыв за собой дверь, шагнула к нему, желая сказать что-то, но он резко повернулся к женщине и предупредительно приложил палец к губам.
Глава восьмая
«Радуйся, дева, радуйся!»
Свеча догорала. Они сидели за столом и шептались, чтобы, не дай бог, не разбудить детей.
Женщина периодически подходила к постели поправить одеяло. Мальчик спал беспокойно, что-то тревожно переживая во сне. Он откидывал одеяло, и девочка оставалась неприкрытой. Женщина вновь подходила к постели, заботливо накрывала их. Опять возвращалась к столу и включалась в разговор, тревожно поглядывая на спящих.
Девочка спала глубоко. Несмотря на беспокойный сон брата, она ни разу не проснулась, тихо посапывая и чему-то улыбаясь. Легкий румянец на щеках, ровное дыхание, рассыпанные по подушке золотистые длинные кудри. Ничто не мешало ее глубокому сну и безмятежной встрече нового дня.
– Возьмите детей, пока они спят, и переберемся в Белую башню. Лучше заняться этим сейчас. В башне безопасно. Завра с утра сделать всё незаметно будет сложнее, – Хельга громким шипящим шёпотом настаивала на своем предложении.
– А много народу проходит по этой дороге? – в голосе мужчины чувствовалась глубокая тревога. Его глаза блестели зеленым влажным светом.
– Народ разный: странники, мигранты, пришлые с дальних мест, да и все кто ни попадя… В основном, с детьми, как и вы. Все идут и идут, конца и края этому нет. Добираются до таможни и там проходят контроль – проверку документов. Если не возникает проблем, то дальше – дорога на Брюгге. У вас ведь нет новых документов?
Хельга, внимательно вглядевшись в уставшие сонные лица мужчины и женщины в поисках важной для себя информации, продолжила рассуждать:
– Да и откуда им быть. Теперь везде границы и с документами очень строго. Хорошо хоть, сюда дошли без особых проблем.
Мужчина устало покачал головой:
– У нас есть старые документы, но у них закончился срок и контроль они не пройдут. За нами идет человек. Он легко проходит все границы, спрашивает про нас в каждом трактире. Этот человек загнал нас в тупик, дальше идти некуда. Ты права, Хельга! Лучше будет, если мы сейчас же возьмем детей и, пока темно, переберемся в Башню. Там безопаснее. Этот человек не сегодня – завтра появится, и нам опасно здесь находиться.
Все тут же поднялись из-за стола и быстро засобирались.
Через непродолжительное время из дома вышла группа людей. Первым шел Ганс, хозяин трактира. Он держал в руке фонарь с горящей свечой, освещая дорогу. Вслед за ним выскочила Хельга Суэн. Быстро перебирая маленькими ножками по земле, она подбежала к повозке. Разбудила мальчика Жана, который сладко спал в телеге, свернувшись клубочком, и привычно взгромоздилась на место возницы.
Затем, держа на руках детей, из дома вышли мужчина и женщина. Они осторожно, боясь разбудить их, согревая теплом своих объятий, уселись в повозке рядом друг с другом. Собака Лиса коротко попрощалась с дружком, местным сторожевым псом, и в ожидании команды гордо заняла главенствующую позицию перед лошадью. Мальчик Жан выдернул из земли горящий факел. Подбежав к собаке, он круговым движением факела сообщил вознице о своей готовности.
Хельга произвела непередаваемый словами резкий носовой звук, будто давая добро на дальнейшее передвижение, взмахнула поводьями, и гужевая повозка тронулась.
Рассвет только начинался, когда они въехали на территорию Белой башни. Уставшие, сонные, Хельга и таинственные путники вошли в дом. По крутой лестнице, освещая путь подсвечником с горящими в нем свечами, они спустились в подвал, где оказалось несколько просторных обустроенных комнат со старой, удивительно хорошо сохранившейся мебелью, пригодной для вполне комфортного проживания. Путники уложили детей на просторную кровать огромных размеров, заправленную белоснежным бельем, и тут же рядом с ними, больше не сопротивляясь усталости, окунулись с головой в сладкий сон.
Хельга стояла возле огромной кровати и рассматривала спящих. По какой-то лишь ей известной причине она не могла отвести от них взгляда. Женщина что-то упорно обдумывала. Наконец, найдя, видимо, решение, взяла в руки подсвечник с уже почти догоревшими свечами и подошла к винтовой лестнице. Рядом была пустая, ничем не заставленная стена. Женщина, приблизившись к ней вплотную, нажала на еле заметную круглую кнопку. Стена зашуршала и со змеиным шипением раздвинулась, обнажая довольно большой полукруглый проем с каменным полом. Хельга уверенно шагнула в него.
На внутренней стене лифта вертикально друг над другом располагались около десяти кнопок. Она нажала на одну из верхних, и стена снова с тем же шипением змеи задвинулась. Какой-то невидимый механизм заскрежетал, что-то повернулось с равномерными ударами по чему-то железному, металлическому… Грохот давно не смазанных проржавевших деталей был не особо приятным, но всё же механизм исправно работал. Кабина с Хельгой медленно поднималась… и внезапно застыла. Стена снова раздвинулась. Хельга ступила в темную комнату на одном из верхних этажей башни. Дребезжащий огонек уже почти истлевших свечек осветил спящее лицо Даны. Ее заплаканные глаза опухли от слёз, на милом личике застыло выражение горькой обиды. Она была похожа на маленькую девочку, которую лишили, в наказание за какой-то нежелательный проступок, любимой игрушки. Даже во сне она продолжала проживать свою обиду, то и дело всхлипывая и тяжело вздыхая.
– Дана!!! Дана, проснись! – громкий трубный голос резко нарушил тишину комнаты.
Хельга бесцеремонно обхватила пальцами пухлые щёки девушки и начала трясти ее. Та проснулась, вытаращила испуганные глаза и неожиданно взвизгнула и замахала руками. Перед ней стояла ее родная тетушка – в черном плаще, двуугольной шляпе-бикорн, с растрепанными седыми волосами и безумными смеющимися глазами.
– Дана, спишь, негодная?!! А я к тебе с радостной вестью! – Тетушка громко чеканила каждое слово, чтобы донести до племянницы свое твердое решение. – Замуж пойдешь за своего Париса. Сегодня же с утра поедете в поселок за его чадами и жить все будете здесь, в Башне, на законном основании. Нынче же вас распишут. Я об этом позабочусь. Ну что, рада?
Хельга хитро прищурила глаза, ухмыльнулась уголками губ и внезапно рассмеялась громким заразительным грубым смехом, свойственным только ей одной.
– Что уставилась на меня? Радуйся, дева, радуйся!
И она запела «Оду к радости»:
– Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам.
Опьяненные тобою,
Мы вошли в твой светлый храм…
Необыкновенно красивый мощный голос заполнил собой пространство Белой башни – с верхних этажей до самых нижних.
– Не нужны богам рыданья!
Будем равны им в одном:
К общей чаше ликованья
Всех скорбящих созовем…
Хельга, страстно размахивая руками, как неистовый дирижер перед оркестром, продолжала петь «Оду к радости», войдя снова в кабину лифта. Ее громогласный голос уплывал всё дальше и дальше вниз, растворяясь в утренней тишине нового дня.
Глава девятая
Черный человек
Легкий прохладный ветерок нетерпеливо постучал в окно и резким рывком распахнул форточку Влетел в просторную залу первого этажа Белой башни, покружил над потрескивающим дровами камином, раздразнил огонь своим прохладным хвостом. Не найдя ничего, что было бы ему интересно, вылетел из залы, пролетел по лестнице вниз по ступенькам и задержался у полуоткрытой двери. Высоченная деревянная дверь приветственно заскрипела и распахнулась настежь, доброжелательно впуская старого северного приятеля.
Ветерок беспрепятственно проникнул в потайную комнату и подлетел к кровати. Пробежался по одеялу, всколыхнул волосы, беспорядочно разбросанные по подушке, и пощекотал нос.
Мария, чихнув, открыла глаза. Она села на постели и огляделась. Утренний солнечный свет пробежал вслед за ветерком по ступенькам первого этажа Белой башни и через проем открытой двери осветил комнату, уткнувшись в огромное старое зеркало, обрамленное ажурной резьбой деревянной рамы. Оно висело на противоположной от входа стене, и солнечные игривые зайчики через зеркальное отражение весело забегали по потолку, стенам и в глазах Марии. Она, вскочив с постели, подбежала к зеркалу. На нее смотрела девочка в белой длинной рубашке, с разметавшимися по плечам светлыми кудрями. Овальное личико с пухлыми щечками, маленький нос, красиво очерченные детские губы и большие, с лукавым прищуром светло-светло-карие глаза, цвет которых переходил в желтый оттенок от танцующего в них солнечного блика. Ее забавная лукавая мордашка напоминала маленьких ангелочков со старых музейных картин.
Мария потянулась рукой к своему отражению – и девочка в зеркале сделала такой же ответный жест в ее направлении. Их руки соприкоснулись в холодной зеркальной поверхности, что вызвало веселый смех у обеих.
– Мама! Папа! – она радостно закричала и побежала к двери, откуда лился яркий свет.
Быстро поднялась по ступенькам и, не найдя своих родных на первом этаже, подбежала к главной входной двери Башни.
Деревянная дверь внушительных размеров – темного, почти черно-бурого цвета – возвышалась перед ней, преграждая дорогу. С центра двери на Марию грозно смотрела вырезанная из дерева морда огромного льва с пышной гривой косматых волос и строгим взглядом храброго воина. В прикрытой львиной пасти блестело большое металлическое круглое кольцо. Мария схватилась за него двумя руками и резким рывком потянула на себя. Дверь, поддавшись, медленно распахнулась.
Осенний воздух укутал босоногую девочку в свое прохладное одеяло и дунул в лицо, растрепав непослушные длинные кудри. Она вышла на площадку перед Башней и огляделась. Солнце стояло высоко, временами прячась за темные тучи. Разрушенные строения вдали выглядели необыкновенно заманчиво для детских фантазий с точки зрения возможности таинственных развлечений. Оттуда слышались детские голоса и веселый лай собаки Лисы. Дети конюха Париса – Яков и Анна – играли в какую-то игру. Здесь же был и брат Марии – Павел. Они настолько увлеклись игрой, что Марии тоже захотелось быть с ними, и немедленно.
– Ребята, я с вами! – крикнула она что есть силы.
Услышав ее крик, дети с собакой Лисой дружно побежали навстречу.
– Быстро иди, одевайся, тебе оставили завтрак в каминной… и только тогда будешь с нами играть. Поняла? – еще не успев добежать до Марии, кричал ей Павел повелительным тоном заботливого брата.
– Папа, мама, Хельга и Жан уехали по делам с утра и сказали, чтобы ты меня слушалась во всем. Поняла? – последние слова Павел произнес, уже стоя перед Марией. Он мягко, но требовательно подтолкнул ее обратно к входной двери: – Быстро! Не ходи босиком и раздетая, а то простудишься.
Мария вбежала обратно в дом. Она помчалась по ступенькам в спальню, быстро натянула на себя теплые чулки, шерстяную юбку, огромную, не на свой рост, шерстяную длинную кофту, теплые ботинки – и буквально влетела в каминную залу, где на столе ее ждал уже давно остывший завтрак. Мигом проглотила овсяную кашу, выпила кружку молока и ринулась на воздух, к ребятам – играть.
А знакома ли вам игра в прятки? А известно ли, как в нее играли раньше, когда-то, в старые добрые времена? Мария и Павел научились ей только здесь, на территории Белой Башни, от детей Париса, и она заворожила их своей таинственностью Черного человека. Это была первая игра, которую они переняли у местной детворы, – Анны и Якова.
Собираются в круг несколько детей, желательно – не меньше четырех. Выбирают Ведущего, и он становится в центр круга. Остальные дети хлопают в ладоши все вместе, в одном и том же ритме, а Ведущий раскладывает текст по ритму, указывая на каждого, передвигаясь по часовой стрелке и на последнем слове стиха определяет того, кто и есть Черный человек.
1. Черный-черный человек
Ходит по свету сто лет.
Черный-черный человек
Ищет клад златых монет.
2. Не шумите, не кричите
И все двери отоприте.
Всё равно я вас найду
И монеты отберу.
3. Черный-черный человек
Входит в комнату мою.
Если клад не получу,
Отдавайте жизнь свою.
4. Почернела ночь в окошке,
И дрожат от страха крошки.
Ты в глазницы не смотри,
Раз, два, три, Скорей беги!
Выбранный Черным человеком остается один на месте, закрывает глаза руками и громко произносит: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать!» Разбежавшиеся дети должны быстро где-нибудь спрятаться, но желательно недалеко, потому что тот, кому повезло быть не найденным, должен незаметно успеть вернуться на то место, где начиналась игра, встать на кон и крикнуть «Золото мое!». Это значит, что он спас и свое золото, и свою душу.
Задача же Черного человека – найти жертву, которая прячется, и обязательно дотронуться до нее рукой. Жертва убегает от Черного человека со всех ног, лучше в ту сторону, где началась игра. Черный человек изо всех сил пытается дотронуться до Жертвы, пока она не встала на точку, откуда началась игра, – на кон. Если Черный человек не успел дотронуться, а Жертве удалось встать на точку начала игры и крикнуть «Золото мое», она спаслась, и теперь Черный человек должен искать следующего спрятавшегося. Бывает так, что он всем проигрывает, никого не найдя или не догнав, а бывает, находит поочередно и дотрагивается до всех Жертв. Тогда и Жертв, и Золота у него много, а значит, он – победитель. Вот такая игра.
Мария с Павлом быстро увлеклись и обучились ей. Они уже играли несколько часов. Родители вместе с Хельгой, Парисом, Даной и мальчиком Жаном всё никак не возвращались, предоставляя полную свободу безудержной детской энергии. Черный человек выпал на Якова, и его сестра Анна побежала в сторону развалин. Мария не успела отбежать – Павел, схватив ее за руку, потянул в сторону когда-то главных ворот крепости. Собака Лиса устремилась за ними. Они пробежали под воротами и остановились на повороте дороги.
– Давай в трактир! – крикнул Павел. – Там нас точно не найдут. А потом обойдем с другой стороны и внезапно появимся. Да?
– Да! Давай! Всех обхитрим! – крикнула в ответ Мария и первая ринулась в сторону трактира.
Они летели по дороге вместе с рыжей собакой Лисой в едином ощущении щенячьего восторга, полностью забыв о наказе родителей не убегать за территорию крепости.
Когда подбежали к трактиру, местный сторожевой пес Тар счастливым лаем приветствовал детей и Лису как старых добрых знакомых. Он часто бывал на территории Башни вместе со своим хозяином Гансом, привозившим продовольствие. Дети вбежали в трактир, но на первом этаже никого не было.
«Наверно, Ганс где-то наверху, общается с жильцами», – подумали они. И тут услышали шаги на лестнице. Не желая выдавать своего присутствия, как настоящие заговорщики и упрямцы, ослушавшиеся своих родителей, они вместе с Лисой спрятались в углу стены под барной стойкой и замерли.
Ее старые полусгнившие деревянные доски, скреплённые по горизонтали от пола, с узкими проемными щелями позволяли беспрепятственно наблюдать и при этом оставаться незамеченными.
Ганс спустился в прихожую и стал расставлять чистую посуду на подносе, когда что-то остановило его. Он внимательно прислушался сначала к еле различимому через приоткрытую дверь, а затем всё более нарастающему стуку копыт. Звук раздавался всё ближе и ближе.
– Кого это опять черт несет? – устало пробубнил Ганс.
Он не стал выходить наружу, чтобы встретить приезжего, а начал разливать напитки. Из дальних мест каждый день прибывало множество людей, почти все – большими семьями. Ганс уже по стуку копыт и скрежету повозки мог определить, какой категории народец подъезжает к его заведению.
Однако звук, который он услышал сейчас, насторожил его. Стучали хорошо подкованные копыта, а наездники на таких лошадях не часто посещали здешние места. Тар выбежал навстречу всаднику, захлебываясь лаем, но внезапно испуганно заскулил, вбежал обратно в дом через приоткрытую дверь и прижался к ногам хозяина. Кто-то подъехал верхом и спешился. Приезжий подвел к стойлу фыркающего коня и привязал его. Были слышны шуршание плаща и тяжелая поступь сапог человека, направляющегося к двери.
Она распахнулась настежь, и на пороге, заслонив свет, появился необыкновенно высокий мужчина, полностью закутанный в черный длинный, почти в пол, дорожный плащ.
На голову его был накинут объёмный черный капюшон, спускающийся на глаза и почти полностью закрывающий лицо. Черные кожаные сапоги под плащом чеканили каждый шаг. Он был настолько высокого роста, что ему пришлось сильно нагнуться, чтобы пройти в проем двери и осторожно выпрямиться, определяя высоту потолка. Убедившись, что рост вполне позволяет ему расправить плечи, человек в черном плаще остался стоять в шаге от двери, и, казалось, его черная тень от капюшона вместо лица обратилась к Гансу:
– Хозяин?
Тембр незнакомца был как самые низкие частоты органа в храме. Его громкий и одновременно грудной голос, шедший как будто откуда-то из недр земли, моментально развернули Ганса от кружек в сторону посетителя. Трактирщик испуганно уткнулся взглядом в черный плащ и стал медленно поднимать глаза вверх, к потолку, пока не уткнулся в черный проем капюшона невидимого лица.
– Хозяин? – как будто сомневаясь, повторил Ганс. – Ганс…
Представившись, Ганс почувствовал, что его маленькое увесистое тело не в состоянии удерживаться на дрожащих от страха больных ногах, – и прислонился к стойке. Человек в черном плаще медленно, чеканя каждый шаг, тяжелой поступью прошел мимо стойки, внимательно разглядывая антураж. Мебель в зале была старенькая, но вполне крепкая: два деревянных стола, несколько стульев… Затем неизвестный внезапно остановился рядом с барной перегородкой, за которой, замерев от страха и затаив дыхание, сквозь щели следили за происходящим три пары глаз. Развернувшись к Гансу, незнакомец уже более спокойным, тем же низким басистым голосом произнес:
– Кто из постояльцев?
– Одна семья из двух взрослых, мужа и жены с востока, и с ними четверо детей – в одной комнате; затем семья из трех человек с юга: мужчина, женщина, дедушка и с ними семеро детей – в двух комнатах; еще, похоже, цыгане: мужчина, женщина и с ними семеро детей – тоже в двух комнатах, и все они на втором этаже. Все комнаты заполнены. Пустых нет. Уходят завтра на таможню, в Брюгге. Все с документами, – как бравый солдат отчеканил Ганс, сам весьма удивившись этому.
«Да а он кто ж таков?» – только и успел подумать трактирщик, как тут же неизвестный в капюшоне прервал его мысли следующим вопросом:
– Высокий мужчина, с ним женщина и двое детей – мальчик лет десяти и девочка, на вид, лет восьми, – за эту неделю останавливались?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?