Текст книги "У нежности на поводу. Две повести и короткая быль в стихах"

"А я вас не таким себе представляла" – говорила Анна.

"Сейчас выболтается, и мы выпьем… за знакомство."

"Я думала, вы солидней. Игорь о вас всегда с таким пиететом…"

"Скоро он закончит? Я замёрз, честно говоря!"

"Мне нравятся ваши глаза…"

"Ваши волосы кажутся тёплыми… даже горячими…"

"…и ваши губы…"

"…хочется погреть о них руки…"

"…очень хочется разглядеть ваши руки, но я не могу оторваться от глаз…"

– Эй! Это я вам говорю! – Игорь недоумённо смотрел то на Анну, то на Алексея.

Они оба повернулись к нему.

Алексей улыбнулся и снова перевёл взгляд на неё:

– За вас, Анна.

– За тебя, Анна… Спасибо тебе… Нам пора. Алекс, давай билет… сколько с меня? Как достал, по дороге расскажешь… Анна, это – песня, как Алёха умеет билеты доставать…

Алексей протянул Игорю билет, продолжая смотреть на Анну:

– На. Со стипендии отдашь.

– Какая стипендия?.. А ну тебя! Пошли.

– Дай погреться. – Сказал Алексей и спросил Анну взглядом: "Вы не возражаете?"

"Грейтесь…" – ответили её глаза.

– Кофе? – Спросила она.

– Дома попьёт, – бурчал из прихожей Игорь – кофе на ночь вредно.

– Спасибо, – сказал Алексей.

– Спасибо да, или спасибо нет? – Улыбнулась Анна.

– Большое спасибо – да.

Почему он, ровесник Игоря, казался Анне гораздо старше его, и даже её самой?

– Ты в своём уме? – Выглянул из прихожей полуодетый Игорь. – Мне ж поспать надо хоть пару часов!

– Ты что, со мной спать собрался? Или я на сессию с тобой лечу?..

Анна засмеялась. У Игоря вытянулось лицо:

– Так ты остаёшься?.. Ну, тогда – гуд бай, май френдз!

– Переведите мне, что он сказал, я не силён в иностранных языках. – Алексей, улыбаясь, смотрел на Анну.

Она перевела:

– Игорь сказал: будь другом, свари Анне кофе, как ты это умеешь делать.

Игорь на несколько секунд замер с таким выражением лица, словно его только-только выстирали и выгладили. Он смотрел то на одного, то на другого, потом пришёл в себя, попрощался и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

– Так что там у нас про кофе?.. – Спросил гость.

Они одновременно поднялись из кресел и оказались лицом к лицу. Алексей протянул руку и коснулся щеки Анны. Она закрыла глаза, и через миг оказалась в крепких объятиях.

Она так давно не испытывала сладости мужского поцелуя. Она почти забыла, что такое – это волнение… Именно волнение – когда тебя качает и захлёстывает так, что невозможно вздохнуть…

Раз-два в год они виделись с мужем. Но это было не то, что нужно женщине… Попытки войти второй раз в стремительно бегущую реку оставляли только привкус горечи и осадок разочарования.

* * *

– И что, интересно, после этого можно обо мне подумать? – Она ещё не вполне пришла в себя, а пионерская совесть уже билась в конвульсиях самообличения.

– Надеюсь, то же, что и обо мне: и вы, и я вери гуд справились с предложенной ситуацией. – Алексей перевернулся на спину, увлекая на себя Анну.

Они рассмеялись и долго не могли остановиться.

На этом рефлексии были исчерпаны, а долгая зимняя ночь, казалось, никогда не закончится – что вполне устраивало обоих.

Зелёные чернила

Понедельник прошёл на удивление быстро. Когда много работы, всегда так – не успеешь во вкус войти, пора домой. Хотя это тоже приятно – идти домой.

Рябиновые кусты в клочьях сбитых, густо пахнущих сливок. Когда она вернётся из отпуска, это будут уже ягоды…

Отпуск ей подписали без проблем: перевод почти завершён, осталось отшлифовать до брильянтового блеска, как она это любила.

Отпуск… До сих пор не верится! Но не сон же это – она билеты видела своими глазами. И всё же, какая-то заноза сидит в душе… Не связано ли это с Алёшей? Вроде бы – нет, тут всё прекрасно, как никогда…

Только покупая в магазине молоко, она поняла: дома пусто, Кирилл улетел… Душа сжалась, а заноза исчезла.

Она купила одну бутылку вместо трёх. Теперь "зарплату" сына будет получать она. А можно не сдавать пустые бутылки, приедет Кирилл, и у него будет сразу солидная сумма… Хотя, что это она, она ж через две недели сама улетает! Вроде бы… вроде бы улетает…

* * *

Уже восьмой час, а она так и сидит в кресле, как уселась, придя с работы. На полу пустая молочная бутылка и прочитанная газета. Даже передовицу прочла… Только вспомнить ничего не может – паралич какой-то.

Надо бы встать. Только зачем? Готовить некому. Самой есть неохота. Делать ничего неохота… Позвонить Алёше, уточнить детали? Нет! Она никогда не звонила ему первой. А может, это-то и глупость?..

Звонок в дверь.

Кого это принесло?

У неё, вероятно, вытянулось лицо – потому что Алёша, стоявший на пороге, шутливо заозирался по сторонам, ища, кто же это напугал Анну.

У неё была причина удивиться – никогда доселе он не являлся без звонка.

– Привет. – Он обнял её. – Вот, проходил мимо и решил заглянуть: не скучаете ли в одиночестве?

– Или не нескучаете ли в неодиночестве… – И она тут же мысленно шлёпнула себя по губам.

Он съёжился – Анна ощутила это по едва дрогнувшему объятию, – но тона не изменил:

– Кроме этого, есть предложение.

– Нет возражений.

– Ну что ж, прекрасно. Тогда – пошли.

– Куда?

– Нет возражений, нет и вопросов.

– Мне надо переодеться.

– Жду. – И Алёша уселся в кресло.

Что надеть?.. Пытаться выведать у Алёши, что он задумал и куда они отправятся, бесполезно. Поэтому, на всякий случай, можно слегка вырядиться. Дневной макияж сменить на вечерний, и – любимые его духи. Всё? Брошка не помешает. Теперь – всё.

– Я готова. – Анна вышла в прихожую.

Алёша изобразил изумление.

– Это я так, на всякий случай… – Смущённо сказала она. – Вдруг ты меня на приём к Английской королеве поведёшь.

– В нашем городе других королев, кроме тебя, нет.

По дороге Алёша рассказал Анне о том, какой переполох вызвала в среде женщин-операторов статья, выуженная им в каком-то американском журнале и переведённая ею. В статье описывались возможные отрицательные последствия работы беременных и детей с дисплеями. Похоже, будет бабий бунт, а школьников перестанут таскать на дурацкие занятия по профориентации, от которых никакой видимой пользы, одна суматоха на весь рабочий день.

Они зашли в подъезд знакомого Анне дома.

– Уж не в восьмую ли квартиру ты меня ведёшь?

– Я уже говорил тебе о твоих дедуктивных?..

– Стоп! Я не пойду.

– Что за капризы? Нас ждут.

– Алёша… Я совершенно не готова. Зачем тебе это? – Она остановилась. – Что ты придумал?

– Это мой лучший друг.

– И мой коллега, между прочим. Я понимаю, что за два с половиной года он… где-то как-то догадался о наших с тобой отношениях… Но зачем тебе понадобилось их афишировать?

– Труси-и-иха!

– Я трусиха?! Мне-то чего трусить? Я – свободная женщина…

– А я – свободный мужчина…

– …который привёл свою престарелую подружку знакомить с другом.

– Думаешь, если грузин вспыльчивый, его дразнить можно? – Она почувствовала в его голосе натянутость и снова пожалела, что никак не может забыть об этих злосчастных семи годах…

– Хорошо, пошли.

– То-то! – Алёша уже взял себя в руки, а Анна прикусила язык, чтобы больше никогда не напоминать ему о разнице в возрасте.

Предлогом визита был вяленый Игорев улов, который они запивали бочковым пивом, и новый фильм какого-то шведа в стиле абсурда, не слишком увлёкший Анну – она не любила, когда автор выворачивается наизнанку, чтобы рассказать о простых и понятных вещах.

Алёша ни на минуту не отпускал от себя Анну, то обнимая её за плечо, то держа за руку. Ирка, жена Игоря, всё время косила в их сторону взглядом. Не спать Игорёхе полночи – замучает расспросами… Зачем всё же это понадобилось Алёше – вносить смятение в души друзей?

– Как тебе фильм? – Спросил Алёша, когда они вышли на улицу.

– А как тебе Ирка?

– Здоровый женский рефлекс…

– Куда мы идём? Мне же в другую сторону.

– Мы идём домой, уже поздно, и пора спать.

– Вот именно, пора спать, завтра на работу. – Анна чуть приотстала.

– Совершенно правильно. – Сказал он, не сбавляя шага.

– Алёша!

Он остановился и вернулся к Анне.

– Идём. – Алёша сказал это таким тоном, что в голове поплыло. Или это от пива?..

* * *

Этой ночью Анна выяснила, что Алёша спит крепко, но к нему нельзя прикасаться – не уснёт. И ещё: она не может уснуть, если её не обнимает лежащий рядом возлюбленный. Возможно, она не уснула бы, если бы он и обнимал её… Так или иначе, она не спала всю ночь.

То ли нарочно, то ли по ошибке, Алёша поставил будильник на шесть часов вместо семи. Час они провалялись в объятиях друг друга, таким же образом приняли душ, и Анна отправилась на работу с тёмными кругами под глазами.

Это не ушло от внимания шефа, возбудив в нём прилив весьма специфического, ему одному присущего, чувства юмора, и он незамедлительно сострил на тему её недужного вида как вероятного результата бессонной ночи и прочее.

– Вам не откажешь в дедуктивных способностях. – Сказала в ответ Анна.

Выходя из отдела, она встретилась взглядом с Игорем, слышавшим, разумеется, как, впрочем, и весь коллектив, их содержательный диалог с шефом.

Они улыбнулись друг другу и обменялись коротким "привет".

К концу рабочего дня позвонил Алёша и спросил о самочувствии.

– А я сегодня дежурю в ночь. – Сказал он. – За отгул.

– Это что – доклад шкодливого мужа ревнивой жене? – И Анна тут же пожалела о своей глупой шутке. – Шучу! А я зато буду спать.

Можно было бы добавить, что ей теперь будет скучно без него, что ей понравилось спать… ну, или не спать… вдвоём. Но она не сказала этого Алёше.

В одиннадцать он позвонил снова и сказал, что приступил к дежурству.

– А я уже почти сплю… Ты знаешь какую-нибудь колыбельную?

– Колыбельную? М-м-м…

Через секунду она услышала пиликанье его новых японских часов, исполняющих "Караван" Великого Дюка. Она едва не расплакалась от нежности.

Мой непредсказуемый Алёша… – думала Анна. – Мой любимый?.. Почему я так легко называю тебя любимым? Любовь ли это? Ведь любовь – это общий дом, дети… штамп в паспорте. А у нас ни того, ни другого, ни третьего. Или это страсть?.. А есть ли разница между одним и другим? И возможно ли одно без другого?..

Хотела бы я заглянуть в твою душу, чтобы узнать, какое место я в ней занимаю? И да и нет. Нет, потому что догадываюсь – далеко не первое. Да – потому, что так уж воспитали: в тоске хоть и по горькой, но правде…

Что такое – наши два с половиной года: счастье? мука?.. Дьявольский коктейль из этих двух дурманов… И я пью его взахлёб. Знаю – скоро дно, но пью… Потому и взахлёб, наверно.

А чего я жду, чего хочу? Замуж за тебя? Нет – ни замуж вообще, ни за тебя в частности. Быть твоей вечной любовницей? Но вечного ничего нет на этой земле, а вечной любви и подавно…

Пройдёт ещё немного времени, и ты сам захочешь иметь семью. Найдёшь себе жену – подходящую по возрасту и статусу. А мне – старшей подруге и наставнице – останется благословить тебя на семейное счастье.

А что, если родить тебе сына?.. Здоровый женский рефлекс, сказал бы ты.

Голова пухнет от вопросов. А нужны ли мне ответы? Я ж с тоски помру от ясности…

Спи. Завтра будет новый день. И даже если в нём не будет Алёши, он будет в тебе – твой любимый… любимый… любимый…

* * *

Он позвонил только в пятницу. К вечеру. Ей на работу. Предварив своё сообщение оговоркой, что это не доклад шкодливого мужа ревнивой жене, он сказал, что сегодня у них в отделе массовый выпивон по случаю чьего-то новоселья и спросил, можно ли ему после этого зайти за ней?

– Примерно в двадцать один сорок шесть, – добавил он.

Сколько раз она пыталась взять себя за горло и отказаться от встречи. В отместку – демонстрируя свободу выбора. Просто так – отказаться и всё. Небрежным тоном, не объясняя причины. Но это было выше её сил. В душе всё пело от одного Алёшиного голоса, а добровольно лишить себя возможности увидеть его… Нет, этого она не могла заставить себя сделать.

– Сверим часы? – Ей всё же удалось спрятать за сухим деловым тоном распиравшую её радость. Только вот зачем?..

Они сверили часы и попрощались до вечера.

Ну вот, остаток дня уже обрёл смысл. Если бы он назначил встречу через месяц, весь этот месяц был бы благословенным, наполненным радостью ожидания, временем…

Но Алёша никогда не делал этого. Он просто появлялся, исчезал, снова появлялся. Как ни в чём ни бывало. Будто простился только вчера.

Анна делала вид, что это – абсолютная норма подобного рода отношений. Но что такое постоянное ожидание – ежеминутное, ежемгновенное – когда вызывает раздражение любой позвонивший только потому, что это не тот, кого ты ждёшь, что такое напряжение, не ослабевающее ни через день, ни через месяц, знала только она.

Лишь однажды Анна сказала ему: правда, со мной очень удобно – я ни о чём не спрашиваю, ничего не требую?

Я об этом как-то не задумывался, сказал Алёша.

В этом-то и заключается удобство, сказала Анна.

Больше к этой теме ни он, ни она не возвращались.

Хотя, нет, как-то Алёша спросил: а тебе не любопытно, почему я не звонил эти полтора месяца?

Да нет, – сказала Анна как можно более спокойным и безразличным тоном, и впервые почувствовала, как он съёживается.

У неё было желание крикнуть: ну конечно, хочу! хочу! хочу знать, почему ты пропал! ведь я не живу без тебя!..

Это было год с небольшим тому назад.

Она сидела в кресле и вязала себе хламиду из некрашенных льняных ниток, вплетая в неё глиняные бусины и обрезки тесьмы. Получалось нечто живописное и богемное.

За окнами дождь шуршал по листве. В открытую балконную дверь густым потоком вливался влажный запах земли и отцветающей рябины.

Звонок в дверь раздался ровно в двадцать один сорок шесть. Если Алёша что-то пообещал, его не остановит даже землетрясение.

Анна открыла и чуть не взвизгнула: перед ней стоял огромный пластиковый мешок с ногами и с дыркой в виде амбразуры, в которой сверкали Алёшины глаза.

Мешок отряхнулся и вошёл.

– Я забыл зонт, пришлось раздеть шкаф у новосёлов.

Алёша вылез из мешка и прижал Анну к себе.

– Почему ты не на бровях?.. или не на ушах? У вас в отделе что, новоселье справлять не умеют?

– Я тебе что-то принёс… – Сказал он вместо ответа и достал из кармана плоскую коньячную бутылку, заполненную ярко-зелёной жидкостью. – В клювике. Вот.

– Что это?

– Что могут пить в отделе вычислительной техники? Отгадай с трёх раз.

– Чернила.

– Правильно, Сигизмунд, зелёные чернила. – Алёша открутил крышку и дал понюхать Анне.

Жидкость пахла спиртом и смородиной.

– Приятный запах. – Сказала Анна и потянулась к бутылке.

– Э, нет! Пить её мы будем не здесь. Одевайся.

* * *

– Тебе не забавно, что у нас с твоим… бывшим мужем одно имя? – Алёша перебирал пальцами волосы Анны.

Забавным было то, что она именно об этом и подумала.

Анна приподнялась на локте и склонилась над его лицом. Она молча водила губами по его лбу, щекам, шее.

– Я вот думаю… – Голос Алёши сделался хриплым. – А вдруг ты… вдруг ты со мной только поэтому? – Он изо всех сил старался придать словам тон пустой болтовни.

Анна, не произнеся ни слова, всё так же молча целовала его лицо.

– Скажи… поэтому? – Алёша уже не скрывал волнения, и у Анны от этих живых ноток задрожала душа.

– Нет, нет… Мой Алёша… мой милый… Я люблю тебя, за то, что это – ты, и никто другой… как бы тебя ни звали.

– Анна… Анна моя… – Его чуть хрипящий голос был выразительней любых признаний.

Через некоторое время она сказала:

– Я пойду. Не вставай и не провожай.

– Нет, ты никуда не пойдёшь. – И Алёша крепко обнял Анну.

– Но я опять буду мешать тебе спать. – Робко возразила она.

– Не надо мешать. Надо спать. Привыкай. У нас впереди целая… ну, как минимум, целый отпуск. – Он гладил её по спине. – А хочешь, я что-то скажу тебе по пьяной лавочке?

– Скажи.

– Сейчас, только глотну чернил… – И он поднял с полу бутылку с остатками ароматной зелёной настойки. – Будешь?

Анна отпила немного.

Алёша кашлянул и сказал:

– Знаешь… ни одна женщина на свете не способна так замечательно мешать спать. – И он прижал её к себе.

Просто очень нежно прижал к себе.

Она плакала в его жёсткие кудри – тихо и нескончаемо.

– Ну что ты, Малыш… Перестань… перестань…

День рождения

В понедельник утром её вызвал шеф.

– Анна Владимировна, что со статьёй, которую я вам дал в прошлом месяце?

– В работе… Мне приготовиться к ультиматуму: пока не сдам, не уеду в отпуск?

Со своим шефом она позволяла быть себе женщиной, а не подчинённой. Ему это нравилось: чтобы удовлетворить свои начальнические амбиции хватало остального отдела, а вот мужское самолюбие тешила Анна – она была женщиной не по его зубам, и её к нему отношение давало шанс быть мужчиной, а не просто клерком.

– Примерно так. – Он загрохотал своим раскатистым смехом. – Хотя ваше заявление уже в бухгалтерии, но я могу и команду дать…

Ничего он не может, и он знал это не хуже Анны: статья внеплановая, за неё наличными причитается, к тому же, чисто субординационно она подчиняется главному инженеру, и виза начальника отдела на её заявлении – весьма условная закорючка. Кроме всего прочего, статья интересная, и Анна в общих чертах её давно перевела.

– Вам очень идёт стоять с ножом у горла беззащитной слабой женщины. – Сказала она и тут же пожалела: сейчас из её реплики будет состряпан сальный каламбур в стиле поручика Ржевского.

Что и не замедлило произойти.

Но Анна уже выходила из отдела, и Игорь подскочил к двери, открывая её:

– Анна Владимировна, можно к вам на пару слов?

– Если только на пару, Игорь Антонович. – С нажимом произнесла Анна. – Вы слышали, у меня срочная работа, я не хотела бы из-за вас лишиться отпуска.

– Да-да, Игорь Антонович, – забасил им вслед шеф, – у вас тоже работа, между прочим, срочная.

Они зашли в её кабинет.

– Покурим?

Она уловила волнение Игоря и удивилась.

– Если угостишь.

Анна редко курила на работе, и пачки ей хватало на месяц-полтора. На днях она обнаружила, что пачка пуста и не стала покупать новую перед отпуском.

– Ну и? – Сказала она немного выждав.

– Да так… просто покурить зашёл.

– Просто ты куришь в отведённых местах.

– Там такой компании нет. – Он смотрел на разминаемую в пальцах сигарету.

– Игорь, не темни… и не тяни.

– Правда, просто так. – Он поднял взгляд на Анну, и она поняла, что он не скажет ей чего-то очень важного.

– Знаешь такое – не берись за гуж?..

– Ты будешь у Алекса в пятницу?

– Я сопротивляюсь… Но, скорей всего, буду.

– Там и поговорим. О кей?

– Кей о.

Они поболтали немного о пустяках, и Игорь ушёл, посеяв в душе Анны смутную тревогу.

* * *

В пятницу у Алёши был день рождения. Двадцать шестой по счёту. Было много весёлого народу, столы а-ля-фуршет, музыка и танцы. Ко дню рождения была приурочена "отвальная" – в понедельник рано утром Анна и Алёша улетали в отпуск.

Анна старалась держаться рядом с Игорем и Ириной – ведь они друзья, а с Игорем ещё и коллеги… Но Алёша не принял эту её маскировку под случайного гостя и не собирался ни от кого скрывать своего к ней отношения. Это удивляло Анну и озадачивало. Как, впрочем, озадачивало и его поведение на протяжении прошедших недель.

В разгар вечера Игорь подошёл к Анне и сказал, взяв за локоть:

– Пойдём покурим.

Анна поняла, что он готов сказать ей нечто.

Они вышли на балкон.

– Кури, я не буду, – сказала Анна.

Игорь вопросительно посмотрел на неё и прикурил сигарету. Тут кто-то из гостей решил присоединиться к ним, но Игорь закрыл дверь на щеколду перед их носом и состроил многозначительную гримасу.

– Ань… – Он мялся. – Ты помнишь..?

– Игорёша, ближе к делу.

– Не перебивай. Ты помнишь, Алёха… после вашего знакомства… через полгода… исчез?

– Что значит, исчез?

– Ну, он не звонил тебе, не появлялся.

– А ты откуда знаешь, когда он мне звонит, а когда нет?

– Помнишь, или нет?

– Помню.

– А потом появился… а потом снова…

– Игорь, ты можешь короче?

В этот момент по стеклу забарабанили. Анна обернулась и увидела Алёшу: тот возмущённо рвался на балкон.

Она улыбнулась: подожди. Но Алёша не унимался.

Тогда Игорь приоткрыл дверь и сказал:

– Не мешай, мы репетируем заздравную дуэтом.

Алёша погрозил кулаком:

– Смотри, сейчас заупокойную придётся петь… по тебе.

Игорь закрыл дверь, а Алёша отошёл.

– Игорь, если у тебя что-то серьёзное, говори, Алёша не даст нам много времени.

– Так вот, у тебя не возникало вопросов, почему он так себя ведёт?

– Имеет право…

– И всё объяснение?

– Я сейчас тебя сброшу с пятого этажа! Ты можешь короче?

У них над ухом раздался Алёшин голос:

– Ну, пойте, пойте! Не слышу! – Он торчал по пояс из кухонной форточки.

Игорь быстро открыл дверь и затянул Анну в комнату, прижал её к себе и сказал: потанцуем. И быстро заговорил шёпотом ей на ухо:

– Ты не волнуйся, сейчас всё в порядке. Но ты береги его… Береги. Он…

Но тут подошёл Алёша и громко сказал:

– Мои ближайшие… кхе-кхе… друзья решили спеть мне дуэтом.

Анна и Игорь, не сговариваясь, затянули "в лесу родилась ёлочка". Все засмеялись, Алёша закричал "браво!" и, подхватив Анну в танце, увёл её от своего лучшего друга.

– О чём вы шептались?

– Мы только начали, но ты не дал…

– И не дам! – И он прижался губами к её губам.

Конечно, все, кто был рядом, застыли, едва ли не разинув рты, но Анну это уже не заботило: Алёша – взрослый мужчина, и она не будет ему указывать, что делать, а чего не делать.

И спрашивать, что имел в виду Игорь она тоже не будет. У Алёши не будет.

А у Игоря допытаться ей так и не удалось, он только ещё несколько раз повторил: следи за ним, береги его.

Будучи вполне рассудительной женщиной, Анна подумала: если бы Игорь имел ввиду что-либо на самом деле серьёзное, он не умолчал бы, но при этом решила не забывать его предостережения.

* * *

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СЕРДОЛИКОВАЯ БУХТА

Море

Поезд медленно подходил к станции.

Запахи моря и тропической зелени, крики ласточек и чаек – всё это с детских лет было растворено в её крови. Всякий раз, попадая в милую её сердцу стихию, она испытывала столько разнообразных чувств, что они комом застревали в горле.

Алёша тоже волновался, хоть и скрывал это лучше Анны.

– Ты рада? – Спросил он, прижимая её к себе. – А? – И чмокнул в висок.

Не нужно было этого.

Анна уткнулась ему в плечо и не смогла больше сдерживать слёз.

Море… Алёша… Отпуск вдвоём… Это выше её сил.

Они с трудом нашли такси, готовое везти их за двадцать пять километров на ночь глядя.

Алёша положил сумки в багажник и сел на заднее сиденье, крепко прижав к себе Анну.

Они почти всё время молчали. Только иногда, касаясь губами лица Анны, Алёша шептал: «я соскучился» – и ещё крепче прижимал её к себе.

Анна готова была замереть и не дышать, чтобы эти минуты никогда не закончились. Она ни о чём не могла думать. И не хотела ни о чём думать: ни о том, как расценит Алёшина тётушка их приезд, и вообще – их союз, ни о том, что на третий день им нужно будет покупать обратные билеты, потому что всё когда-нибудь кончается, и – что потом?..

Город остался внизу и скрылся за перевалом.

Вскоре из виду исчезло и море.

Шины шуршали по гравию узкой петляющей дороги. Яростно стрекотали цикады. В боковом окне плясала голубая луна – играя в прятки с машиной, она то исчезала за деревьями или скалами, то бежала рядом, обратив к ним свою всепонимающую джокондовскую улыбку.

– Ты не грустишь у меня, а? – Спросил Алёша.

– Нет. – Сказала она.

– Вот и хорошо. – Сказал он и снова, поцеловав, прижал к себе Анну.

Так не бывает, подумала она и закрыла глаза.

Алёша расплатился с водителем, и машина уехала. Они остались на пустой дороге под лунным светом.

– Нам туда. – Сказал Алёша, указывая пальцем сквозь заросли.

Анна пригляделась и увидела за ними огоньки.

– Алёша… – Она села на сумку и закрыла лицо.

– Что с тобой?

– Я боюсь…

– Прекрати! – Алёша понял, о чём она. – Сколько можно говорить, тётя Ната не ест маленьких глупеньких девочек! И даже не кусается…

– Алёша-а-а…

– Хорошо! Оставайся тут, я через три недели вернусь. – Он взвалил на плечо свою сумку и сделал вид, что спускается к тропе.

Анна встала и поплелась за ним.

– Нет-нет! Оставайся здесь. – Он развернул её и подтолкнул назад, к дороге.

– Алёшка! – В её голосе звучали слёзы, а вовсе не капризы.

Он положил сумку, обнял Анну и сказал тихо и нежно:

– Пойдём скорей, я соскучился по тебе.

Этого оказалось достаточно.

Встав на пороге просторной кухни-гостиной, Алёша громко сказал:

– Вперёд, мой друг, нас ждёт пылающий очаг и горячая пища. По лестнице со второго этажа сбежала приветливая женщина с живым добрым лицом. Алёша подхватил её с последней ступеньки и закружил, целуя то в одну, то в другую щёку.

– Аленька! А я уж не ждала сегодня – последний автобус пришёл, а вас нет.

– А мы на лошадях. Сто семьдесят лошадей – представляешь?! Анна, заходи!

Анна, всё это время стоявшая за порогом на крыльце, вошла внутрь.

Алёша подошёл к ней, обнял за плечи и представил:

– Это моя Анна. А это моя тётя Ната.

Тётя Ната без церемоний поцеловала Анну в щёку.

– Добро пожаловать. – Сказала она. – Сейчас кушать будем. Алёша, проводи Анну в вашу комнату. Если хотите – примите душ с дороги…

Тётя Ната сразу расположила к себе Анну, и все её опасения тут же были забыты.

Анна и Алёша вышли на крыльцо, освещённое неподвижной луной в окружении звёзд – та взирала на них с чёрного гребня, словно желая удостовериться, что привела путников в нужное место, что они больше не нуждаются в её опеке и теперь она спокойно может закатиться за горы.

Откуда-то тянуло дымком – жгли обрезанные виноградные плети. У Анны снова перехватило горло.

Но Алёша не дал ей загрустить и увлёк за собой.

– Пи-пи – туда, в душ – сюда. – Он показал на две двери в разных концах просторного двора. – Я сейчас.

Он вернулся с полотенцами, мылом и мочалками.

– Раздевайся.

– Прямо здесь?..

– Ты кого стесняешься?.. Эй! Всем отвернуться! – Крикнул он. – Всё. Все отвернулись, а тётя Ната накрывает на стол.

Анна скинула с себя одежду, бросила её на верёвку и зашла в кабину. Алёша быстро разделся и нырнул за Анной.

– Серость городская! – Он засмеялся, видя, как та ищет краны, чтобы открыть воду, наступил ногой на педаль в углу, и из сетки над головой потекла тёплая вода.

Алёша растёр мыльными рукавицами Анну, и пока она мыла голову, вымылся сам.

Когда Анна одевалась, Алёша вдруг остановил её, прижал к своему влажному телу и сказал:

– Так хотел помыться, что не заметил рядом обнажённой женщины.

– Это называется – кто о чём, а вшивый о бане. – Засмеялась Анна.

– Это называется – кто о чём, а я соскучился.

– Но мы не расстаёмся уже четвёртые сутки, Алёша…

– Глупыш мой Малыш. – И он тихонько укусил её за ухо.

Так много признаний за один день она ещё не слышала.

* * *

Открыв глаза, Анна тут же зажмурилась от яркого света: прямо в окно светило солнце, и ситцевые занавески не в силах были удержать его в решимости растормошить всех, кто по глупости своей ещё не выбрался из постелей.

Она села и огляделась.

Небольшая мансарда, обшитая деревом, обставлена скромно, но мило – в стиле новомодных журналов по оформлению жилища под девизом "назад, к природе" или "вперёд, в деревню". Некрашеные полы устелены яркими домоткаными дорожками, у небольшого окна стоит старый письменный стол с двумя тумбами и резными дверями, на нём в глиняной вазе несколько белых чайных роз, в углу рядом с дверью трёхногая вешалка, а напротив – большой потемневший от времени деревянный сундук, покрытый домотканой накидкой, под невысоким потолком висит плетёный из лозы абажур.

Гармонию обстановки нарушали раскрытые сумки, стоящие посреди комнатки, и одежда, брошенная на стулья – по всему видно, ровесники стола.

Под Анной был невысокий топчан с туго набитой периной и одной длинной – на ширину лежанки – подушкой. Топчан стоял в алькове, образованном из двух наклонённых стен, обитых живописными валяными шерстяными ковриками. Анна сразу узнала их – один точно такой же висел у Алёши в спальне.

Кстати, где Алёша? И вообще – как она сюда попала, кто её раздел догола? Она ничего не помнит…

Приняв душ, они сели за стол, и тётя Ната принялась кормить их невообразимыми вкусностями: чебуреки с пылу с жару, салаты, солёные грибы. Всё это они запивали совершенно фантастическим напитком оранжевого цвета с привкусом абрикоса… Ну, разумеется – вот вам и результат!..

Анна встала, потянулась и раздвинула занавески. Под окном зелёной подушкой лежала густая крона, усыпанная райскими яблочками. Если раскрыть окно, можно дотянуться и сорвать…

Она взвизгнула от неожиданности – кто-то взял её сзади за талию.

Инстинктивно сжавшись в комок по причине абсолютной обнажённости, она обернулась и снова вскрикнула: за её спиной стоял Алё¬ша, а за стёклами его очков вместо глаз были две огромные клубничины.

– Почему ты не спрашиваешь: бабушка, для чего тебе такие красные глазки?

– Алёшка!.. – Анна пришла в себя и пыталась вырваться из его рук, чтобы что-нибудь накинуть на себя.

Но Алёша крепко держал её за плечи.

– Нет, ты сначала спроси у бабушки!

– Бабушка… – Анна хохотала. – Бабушка… для чего…

– Для того, внученька, чтобы ты их съела. – И он, достав ягоды, поднёс одну к её рту.

Анна откусила, а он лизнул её губы.

Она привела комнату в порядок: одежду повесила на вешалку, заправила постель, сумки поставила в угол за сундук.

Вынув из сумок бельё, книги, умывальные принадлежности и прочие мелочи, она раскрыла тумбы стола, чтобы уложить туда всё это. Полки были застелены чистой белой бумагой и пахли лавандой. Анна заметила, что в глубине лежат букетики сухих трав, достала один – это и была лаванда.

Любимый с детства запах: так пахло в бабушкиных и маминых шкафах и кладовках…

* * *

Девочкой Анна, загрустив, забиралась почему-то в огромный шифоньер. Она сидела там какое-то время, пока не ощущала перемены настроения, когда лицо растягивалось в улыбке, а фонтан энергии было уже не сдержать.

Тогда она выскакивала из темноты и принималась бегать по огромной квартире со словами: "Солнце! Солнце! Здравствуй, солнце!" Откуда вдруг появлялся этот гимн, она тогда не знала, и никто ничего не мог понять: как в тёмном шкафу можно увидеть солнце?

Только много лет спустя, привезя из отпуска маленькие пробирочки с ароматным маслом в свою северную квартиру, и разложив их по полкам шкафов, Анна через несколько дней вдруг поняла: в доме пахнет солнцем!

* * *

Вошёл Алёша и присел рядом на корточки.

– Это кто тут у меня грустит? – И коснулся ладонью её волос.

– Уже нет… Детство вспомнила. – Сказала Анна. – Который час?

– Семь.

– Не может быть!

– Что, много или мало?

– Я думала, десять. Почему мы в такую рань?..

– Рань?! Завтра мы встаём в пять. Если кое-кто не напьётся снова, как сапожник. – Он засмеялся. – Хороша же ты была вчера, когда уснула за столом!

– Это правда?.. Ужас! Что твоя тётя Ната подумает?..

– Подумает, что достойную наливочку соорудила.

– А где она?

– Ушла на сутки на дежурство. Она работает в больнице. Нам тоже, между прочим, пора. – Он погрозил пальцем. – И давно пора.