Текст книги "Танцующие на каблуках"

Глава 6

Едва над круглым подиумом мерк свет, и раздавались первые вкрадчивые звуки, по телу Евгения Викторовича пробегали мурашки. По толстому, неповоротливому липкому телу. В складке под животом и на спине мгновенно увлажнялось, ручейки пота текли вниз, пачкая рубашку. Евгений Викторович тонул в поту и презрении к себе, но трепет и восторженное предвкушение наслаждения глушили все. Каждый раз он безошибочно определял, когда она выйдет на сцену. Именно она. Его Диана. Даже когда она меняла программу и музыку. Он знал о ее выходе, по теплой волне счастья, что накатывала на него, предвещая неземное удовольствие.

Медленно-медленно, вытягивая каждое движение, наслаждаясь собственной красотой и сексуальностью, темноволосая, коротко стриженая Диана змеей извивалась вокруг пилона. Белоснежная фарфоровая кожа, покрытая золотыми блестками, мерцала в луче света, а легкая улыбка играла на влажных приоткрытых губах.

Евгений Викторович таял. Растекался по креслу, не в силах оторвать от своей любимицы взгляда. Впрочем, он и не собирался. Ровно три раза в неделю он приходил в этот крутой и пафосный бар только за одним: чтобы вот так вот умирать от наслаждения в протертом озабоченными задницами кресле и стремглав унестись в туалет, едва темень вновь поглотит изящную фигурку. Стремглав – громко сказано. Грузное неповоротливое тело на ватных, еле шевелящихся ногах, неимоверным усилием воли докатывалось до заветной кабинки, едва справляясь с тошнотой, обуревавшей Евгения Викторовича от неприязни к себе и стараясь не кончить в трусы. Иногда это с ним случалось, до кабинки он не добегал.

Тогда он не смел показаться Диане на глаза, он позорно сбегал, но, когда ему сопутствовала удача, он просил провести его в комнату привата и давал девушке щедрые чаевые. Подходя близко к ней, он старался запомнить, сохранить в себе ее запах, ее взгляд, ощущения, возникающие рядом.

Приват он не заказывал никогда. Такого ангела, как его Диана хотелось оберегать от любых невзгод и неприятностей, радовать, баловать словно ребенка. Даже от мысли, что он заставит ее делать что-то унизительное и грязное, его начинало тошнить. К горлу подкатывал ком, и руки тряслись в бессильной злобе. Да, танец за деньги для такого жирного, потного и противного борова как он, он считал унижением. А Евгений Викторович не мог представить и малейшего насилия над ней. Разве такая девочка, красавица, неземное создание захочет радовать его? Если только за деньги? Он не хотел, чтобы она была с ним за деньги. Именно она.

Снять всегда можно кого-то другого. Безликого, необязательно даже похожего. Иллюзия, что с ним Диана все равно не складывалась, даже если выбрать девушку с короткой стрижкой, похожим телом. Не то. Диана – это набор чувств. Не просто темные короткие волосы, белая кожа и гибкость змеи. Сегодня он, например, легонько коснулся ее руки. Его до дрожи окатило волной удовольствия. В груди скрутился пылающий шар, который лучиками долго и помаленьку отдавал ему тепло. Оно грело, заставляло улыбаться.

На удивление, Диана была с ним добра. Ни разу он не заметил на ее лице пренебрежения или презрения, малейшей брезгливости. Наоборот, она щедро улыбалась, смотрела восторженными и благодарными глазами, подходила близко, почти касалась. Он отстранялся сам. Боялся разрушить хрупкое счастье. Вдруг, то, что есть, исчезнет, а то, что придет вместо него, будет не таким прекрасным, или вместо его счастья, предвкушения, чистого удовольствия не придет ничего.

Девушки подглядывали из соседней комнаты и похихикивали. За серебряной шторкой располагалась гримерка. В их глазах он видел брезгливость, жалость, неприязнь. Он на них не смотрел. Евгений Дмитриевич спешно ретировался из комнаты привата, чувствуя, как в паху снова набухает. С другими девушками у него никогда не получалось дважды, строго говоря вообще не каждый раз. Но Диана. Просто глядя на нее, он улетал на вершину блаженства. Этих ощущений хватало на всю ночь и еще следующий день. Потом он вернется сюда.

– Расцвела, покраснела будто девочка-целочка. Неужели вправду нравится этот жирдяй? Да ладно! Такой же, как и прочие рожи! – фыркнула Лейла – темноволосая, кареглазая и полноватая девица, глядя, как Диана вернулась к своему зеркалу в гримерной и беззаботно, не глядя, кинула в сумочку крупную сумму денег, только что полученную от поклонника.

– И ты отличать от стенки мужика будешь, если тебе ни за что столько бабок отстегивать станут, – скорчила презрительную физиономию Надя, приятельница и напарница Лейлы.

– Он милый и всегда такой смущенный, – улыбнулась Диана, пожав плечами.

– Просто хочет, чтобы ты дала на шару, – фыркнула Лейла. В глазах читалась откровенная зависть.

– Ничего он не хочет, – пожала плечами Диана, не обращая внимание на завистниц. Она ответила на сообщение в смартфоне, потом взглянула на себя в зеркало. – Влюблен по-честному. Искренен, – немного замявшись добавила. – Мне так кажется.

Девицы захохотали.

– В чистенькую любовь веришь? В стрип-баре? – засмеялись девушки. – Он толстый мерзкий боров, потный и противный, как объевшийся слизень, который того гляди лопнет и запачкает все вокруг.

– Лейла, ты сама противная и жутко воняешь, когда потеешь, – изменив тон на стальной, парировала Диана, не отрывая взгляда от своего отражения. Она провела расческой по волосам.

– Она завидует, – вмешалась Аня, маленькая и спортивная блондинка, глядя на Диану через зеркало и не переставая натягивать на себя комбинезон под змеиную кожу. – Ей, чтобы лишнюю купюру получить, приходится сиськами обо всех мужиков в зале потереться, а ты три раза в неделю получаешь ее недельный заработок, просто выходя на сцену.

Завистницы скуксились и закусили губы. Хамить в ответ не стали.

Блондинка изогнулась, ловко застегнула длинную молнию. Комбинезон обтянул ее словно вторая кожа тонкой, полупрозрачной тканью. Прорези и дыры в нужных местах почти незаметно переходили в обнаженное тело. У Ани акробатический номер, здесь на одних руках далеко не уедешь. Без оголенных частей тела и открытых кусков кожи не станцуешь. Комбинезон просвечивал ее собственную кожу, блестел, переливался даже в простом и мутном свете гримерки, казалось, она вся словно змейка. Голые бока, подмышки, рукава не доходили до локтя, под коленками тоже обнажено. Розовато-зеленый цвет костюма выгодно оттенял и волосы танцовщицы, и демонстрировал все прелести фигуры.

В зеркале возникла третья пара глаз. Повилика. Все три девушки пристально смотрели друг на друга, будто разговаривали мысленно.

По глазам можно прочитать много, но, увы, разговаривать между собой они не умели.

Лицо Повилики сохраняло безмятежное спокойствие. Она плавно прикрыла глаза, покачала головой и склонилась к Диане так близко, что волосы упали той на лицо.

– Виринея все равно узнает. Ты не скроешь его. Мы работаем не за деньги – одними губами прошептала она.

Диана нахмурилась, закусила губу. Повилика чувствовала, как подруга цепенеет от страха. В зеркале черные волосы Дианы смешались с пепельными прядями Повилики. Вместе они отливали фиолетовым и синим. Диана тряхнула головой и улыбнулась. Получилось неуверенно.

– Во-первых, деньги тоже нужны, я не святым духом питаюсь, у танцовщиц крайне дорогая жизнь, сами знаете. Во-вторых, он меня не предал. За что ему мстить? Он со мной заботлив, аккуратен, нежен. Даже приват не заказывает, – Диана злилась, раздражалась. Понятно, что она искала оправдание.

Повилика и Аня только помотали головой.

– Мне его жалко, – призналась Диана. – Он безобидный, несчастный какой-то… Вообще не такой, как все остальные мужики. И относится так… как будто меня…

Говорила она едва слышно. Кроме них троих никто не слышал. Диана смотрела на подруг и ожидала от них поддержки.

– Любит? – Аня и Повилика договорили за нее хором. Недоверчиво переглянулись. Поморщились, будто произнесенное слово коробило неприличием.

Диана пожала плечами:

– У меня чувство, будто он любит, и любовь эта мучает его, тяготит, заставляет страдать.

– Любовь всегда заставляет страдать! Ты забыла? – фыркнула Аня.

– И напомню, что в последний раз, когда ты мечтала о любви, ты легла в могилу, – напомнила Повилика, состроив высокомерную и мстительную физиономию. Девушки засмеялись, догадавшись, кого она изобразила.

Повилика никогда не была жестокой. Не напоминала подругам в циничной манере о том, что у них на кону и каким правилам они все подчиняются. Ей казалось, это делает ее более живой и человечной. Но взгляд Дианы ей не нравился. Испуганный, ускользающий. Девушка желала сбежать и спрятаться. Повилика даже не могла сформулировать то, что уловила, что ее обеспокоило в Диане, но в воздухе витало предчувствие опасности.

– Ты знаешь цену! Готова заплатить? – продолжила Аня. Вот уж кто всегда расставляет все точки по своим местам. Надавит и уточнит ответ.

К их разговору прислушивались. Исподтишка, делая вид, что заняты своими делами, но очень внимательно прислушивались. Всегда относились настороженно. Другие девочки чувствовали, что их связывает не просто дружба, а и какой-то секрет. А что может привлекать больше, чем чужая тайна? Даже если она совсем тебя ни касается?

В каком бы клубе они не танцевали, на какое бы соревнование не подавали заявку, вокруг них всегда устанавливалась напряженная подозрительная атмосфера. Стена, отгораживающая от всех остальных, и вместе с тем, порождающая болезненный интерес, притягивающий к ним. Неконтролируемое желание знать, почему танцуют легко и улыбаясь, почему пот не заляпывает одежду и не смывает грим, а лишь увлажняет кожу придавая чувственности и яркости. Почему мужчины завороженно не сводят взгляды и, теряя волю, исполняют любые желания. Почему во взгляде спокойствие и улыбка и такое редкое для стрип-бара достоинство. Будто они вместе со всеми валяются в грязи, но не пачкаются. Поднимаются чистенькие и румяные, как после душа, и легкой походкой отправляются по своим секретным делам.

Иногда эта зависть вызывала приступы агрессии. Но в последний миг истерия затухала, ознобом сотрясая плечи. Руки с когтями, уже готовые вцепиться в противницу опускались, и смущенная соперница убегала, что называется, поджав хвост, в недоумении, что же такое на нее нашло.

Впрочем, чаще всего враждебность ограничивалась словесной перепалкой. Девочки привыкли. Почти не замечали. Держались обособленно, яростно храня свою тайну.

В дверях уже пару минут стоял арт-директор. Ане пора на сцену. Но подруги не сводили взгляда друг с друга, не замечая его.

– Нет, конечно, – закатила глаза Диана, к ней вернулся ее спокойный, слегка высокомерный вид. – Зря обо мне беспокоитесь. Я все держу под контролем. И все равно его жалко. Он искренний и такой… робкий. Подожду еще немного…

Диана радостно засмеялась, подруги поддержали ее улыбкой.

– Ну чего замерли? Вы разговаривать сюда пришли? – арт-директор Лёнечка, суетливый коротышка с лицом, изъеденным акне, ворвался в их круг и верещал, будто гей в женской бане. – Твой выход. Тащи свою задницу на сцену!

Аня взлохматила ему прилизанные гелем волосы и выбежала. Лёнечка последовал за ней с жутко довольной физиономией, прилизывая свои волосенки обратно.

– Девочка-припевочка, – прошипела Лейла вслед.

– Теперь руки в липком дерьме, обязательно гробанется с шеста, – вторила ей Надя, надевая зеленый парик. Конечно, она предварительно убедилась, что арт-директор вышел. – Лишь бы не блеванула от того, что до этой жабы дотронулась.

– Такие не падают, – зло прошипела Лейла. – И ты же не ублевалась, когда под ним ноги раздвигала, чтобы сюда попасть. Или зад подставляла?

– А ты, можно подумать… – взвилась Надя, но закончить не успела, вернулся Ленчик.

– Лейла, если ты не придешь в форму, то со следующего месяца ищи новый клуб. Контракт продолжен не будет. У нас работают только идеальные тела.

– Я худею! – Лейла возмущенно заверещала, состроила наивную физиономию маленькой девочки. Но на Лёнчика подобные фокусы не производили никакого эффекта. Он, не отрываясь, что-то проверял в своем планшете.

– Лейла, мне пофиг, я все сказал. Мне нужен факт, не процесс, – Лёнечка поднял на нее брезгливый взгляд. – Не жри пирожные, если ты от них толстеешь, вчера ты чуть с аллегры не слетела! Простейший элемент для тебя, просто жопа стала нереально толстой. У тебя вся морда в прыщах. Мы брали на работу фарфоровую белую куколку, а у тебя красные пятна от солнца по всему телу.

Возражений про фототип и усилия, прилагаемые девушкой для возвращения в форму, он не слушал, переключился на Повилику.

– Где твоя подружка? Вчера она не пришла, сегодня опять нет. Ее смена через полчаса. Вряд ли она появится в костюме и макияже, – он бросил взгляд на пустующее гримерное место и свободное зеркало. – За ней закреплена восьмая сцена. Три выхода.

Повилика не сразу сообразила, о ком он говорит. Все, кого хотя бы приблизительно можно назвать ее подружками, были на месте.

– Точно, Вики нет, – Диана тоже оглядела пустующее место. Светильники горели, но девочки всегда включают все столики, чтобы в комнате стало хоть немного светлее. Диана уже искала номер девушки в мобильнике.

Повилика улыбнулась Лёнчику, беспечно и лучезарно, насколько смогла. Вика, собственно, не была ей подругой, но в клуб ее привела она по просьбе Ольги. Сразу знала, что Вика особа легкомысленная, ветреная, наверняка необязательная, но, во-первых, не могла отказать Ольге, во-вторых, этими качествами славятся все танцовщицы. Да и вообще, Лёнчик не слепой, у Вики на лбу все написано. Легкость и обаяние девочки мгновенно очаровали арт-директора, Повилике даже казалось, что Лёнчик немного влюблен в красавицу.

– У меня еще один выход, – успокоила она арт-директора, – Потом я ее заменю. Мало ли что у молодой красивой девушки может случиться? Может быть, влюбилась без памяти и упала в пучину страсти, может, еще что-то… – Повилика вальяжно облокотилась на плечо мужчины, сильно присев на одну ногу, чтобы суетливый коротышка не чувствовал себя ущербным рядом с ней. Женщины, Лёнечку вниманием не баловали, и он обожал, когда девочки до него дотрагиваются. Повилика погладила его по руке.

Лёнечка вышел.

– Она не берет трубку, – сообщила Диана. – Я могу выйти на сцену один раз.

– Езжай, – отмахнулась Повилика. – Ты же говорила, что у тебя свидание. Сама оттанцую.

– Учись, Лейла, – высокомерно и нарочито громко начала Надя, – потрись о нашего жабрика сиськами и сразу получишь, что захочешь. Станешь в его глазах красавицей и продолжишь жрать пирожные и засыпать по пьяни на пляже.

– Вы когда-нибудь отравитесь собственным ядом, – хмыкнула Диана.

– Уж лучше я клуб поменяю, чем до жабрика дотронусь, еще прыщами облепит.

Засмеялись все. Надя хохотала нарочито громко.

– Видимо, не только дотронулась, иначе откуда у тебя вылезли прыщи на жопе?

Лейла вспыхнула, потом побледнела. Она промолчала, лишь злобно сжала губы в узкую полоску.

Лейла тоже собиралась уходить и, смыв весь макияж, превратилась в обычную женщину. Ничего интересного в ее внешности не нашлось. Глаза с восточным разрезом слишком узкие и маленькие без размашистых стрелок. Кожа тусклая и неровная. Нос слишком большой даже для пухлого нерельефного лица. Она натянула короткие джинсовые шорты и крепдешиновую кофточку прозрачную, сквозь которую просвечивал бюстгальтер.

– Последняя попытка привлечь мужчину, – без сочувствия подумала Повилика. Она уже не припоминала, у какого стилиста она это прочитала, но правило врезалось в память и потом многократно нашло подтверждение в жизни. Прозрачные черные кофточки, демонстрирующие нижнее белье, носят женщины, от которых попахивает отчаянием и безнадежностью устроить свою личную жизнь.

Не в рамках клуба Повилика Лейлу встречала дважды. Однажды в ночном клубе на Хэллоуине в обтягивающих штанах и на шпильках, изображающей ведьму и размахивающей тросточкой с кисточкой на конце, намекающей на соответствующие утехи в постели. Они с подругой самозабвенно изображали оргию, призывно поглядывая на окружающих мужчин. Степень алкогольного опьянения не позволила Лейле узнать Повилику. Второй раз просто на улице – Повилика выходила из магазинчика, Лейла сидела на скамейке с почти подростками, одним из которых являлась ее дочь. Развязно курила и плевалась, пытаясь сойти за «свою» в слишком молодой для нее компании. Повилика помахала ей издалека, похожий жест получила в ответ.

– Ленка марафон онлайн затеяла? Слышала? – хихикнула Диана. Она яростно водила толстой кистью по лицу, придавая щекам почти ярмарочный румянец. – Раскрепощение и психология эротического танца.

– Ой, хорошо, что хоть чем-то занялась. Она из всех клубов ушла. Почти не танцует. – Повилика отвела взгляд в сторону. Появилось острое желание сбежать из этого плохо освещенного подземелья. Захотелось потанцевать где-то на просторе, почувствовать под ногами песок или мелкую гальку, запах моря. Она даже взглянула на дверь, будто прикидывая, потянет ли прорыв мимо пузатого охранника. Тот охранял вход в гримерку в основном, чтобы не пускать посторонних, не оплативших волшебное зрелище. Девочки проходили туда-сюда беспрепятственно, их перемещения никто не контролировал. Повилика пожалела, что вызвалась заменить Вику.

– Ну да, она же не хочет работать в клубе. И последний ее, Володя, кажется, запал мужик крепко. Он денег ей оставил уйму… – Диана окинула себя взглядом в зеркале и довольно улыбнулась.

– Да, она от жены его увела с тремя детьми, – Повилика ленилась вспоминать подробности этой истории. Она перебирала костюмы на вешалке. Наверное, вот этот синий, искрящийся с шифоновым шлейфом.

– Что там уводить? Он третий раз женат и третий раз на любовнице, – Диана говорила без эмоций. Сухо, будто на автомате, по всей видимости, мысли ее витали не здесь. – Это не увела, это позаимствовала переходящий приз. Увести там можно только капитал.

– Его она и увела. Причем не от жен и любовниц, а от маман, – Повилика переоделась, не заходя за ширму. Она не видела в ней смысла. Они на сцену выходят полуобнаженные, на репетиции танцуют в топе и шортиках, больше напоминающих трусики. Зачем ей ширма?

– Главное, Ленке досталась весьма, весьма кругленькая сумма. Ленке надолго хватит.

– Ленке надолго никаких денег не хватит, – улыбнулась Повилика. Они все тратили деньги, не считая, но большей транжирки, чем Ленка, она не встречала.

– Слушай, – Диана уже взяла свою сумочку и развернулась к подруге, опершись одной ногой на кресло. – Мужик легко отделался. Он же жив остался. Считай, откупился.

– Пока овощ, в реабилитационной клинике лежит. Сразу все жены и любовницы испарились, – Повилика поглядывала на дверь, ожидая команды Лёнчика. Он руководил всеми шестью сценами, включая главную, плюс двумя площадками на балконах. Все это хозяйство являлось одним представлением. Девочки танцевали не по очереди, а по его сложному и прекрасному художественному замыслу. Согласно ему же, выстраивалось освещение, подбиралась музыка. На репетициях он превращался в сущего тирана, заставляя репетировать до изнеможения и тошноты.

– Бябяшки! – орал он на них словно на маленьких детей в садике. И хуже этого детского обзывательства не было ничего, потому что означало оно, что он недоволен, и сейчас будет еще один прогон, и еще один, и так до полного его удовлетворения.

И сколько бы девочки не жаловались и не ворчали, что готовы удовлетворить его любым другим способом, танцевали столько, сколько, его величество арт-директор повелевал.

– Все равно легко отделался. Кобель. Самый настоящий. Ленка – молодец… А мужик, может, научится чему, если оклемается. – Диана подошла чмокнуть Повилику в щечку. – Ты же не дуешься, что я ухожу. Ну, не помогаю заменить Вику?

Повилика улыбнулась и помотала головой:

– Я же сама вызвалась.

У входа Диана обернулась и снова приблизилась вплотную к подруге. Она зашептала прямо в ухо:

– Вот как она это делает? Как оставляет их в живых. Останавливает поток за долю секунды до конца?

– Опыт, – пожала плечами Повилика. Она видела, как девочки в гримерке напряглись, стараясь расслышать их разговор.

– Я старше нее, – закатила глаза Диана. – Получается, опытнее. Но так не могу.

У Повилики было предположение о том, что происходит. Скорее всего, Ленка не была вовлечена в процесс. Просто обращалась к энергии, как к деньгам в кошельке, как к еде на тарелке, забирала крупные купюры и оставляла мелочевку. Выбирала самое вкусное и пренебрегала остальным. На рассаду, как говорила ее бабушка, как часто произносила сама Ленка. А еще Повилика подозревала то, о чем никогда не скажет вслух. Произнести подобное означало перевернуть весь смысл их жизни, опровергнуть само существование. Она даже думала об этом с оглядкой. Но, по всей видимости, месть для Ленки перестала существовать. Призрак мести перестал жаждать этой самой мести. Признать немыслимо. Вслух не произнести. Лучше не думать.

Она точно знала, Ленка не единственная так могла. Но практически единственная, кто мог найти предлог, чтобы не дать повода Виринее потребовать исполнения своего предназначения. Могла выставить свой пацифизм, как месть. Виринея недовольно опускала ресницы, дергала подбородком, но терпела. Взносы Ленкиных ухажеров на студию составляли безумные суммы.

– Ты знаешь? Я вижу, знаешь! – Диана не унималась, пристально вглядывалась в глаза Повилики, уперлась лбом в лоб и вертела головой, словно пыталась ее забодать. – Ты мне скажешь? Скажешь?

Повилика рассмеялась и кивнула.

– Не здесь же.

Она рассчитывала, что Диана забудет этот разговор. У нее новое увлечение, требующее много усилий. Роман с братом бывшего возлюбленного. Возлюбленный скоропостижно покинул этот мир, и Диане приходилось не только пылать страстью к новому поклоннику, но и одновременно печалиться об уходе предыдущего. Девушка ходила по тонкой грани, внушая любовь и одновременно развевая подозрение о меркантильности своей увлеченности. Кажется, именно это ее возбуждало и одновременно заставляло ярче пылать.

Диана многозначительно задержала на Повилике взгляд и упорхнула. Повилика пошла на сцену. У каждой из них, даже у них, были свои неврозы. Поговаривали, что есть барышня, которая спит в гробу. Вот что это? Желание всегда помнить кто она? Зачем она здесь? Заземление?

Зазвучали первые звуки ее песни, Повилика шагнула в золотое марево. Лавандовая молния шариком, спутанной в комок, ниткой собралась в сердце, сейчас она ударит, пронизывая ее тело и шест.

Повилика давно стерла эту грань. Линию между танцами за деньги и для удовольствия, между сценой стрип-бара, соревнованиями и танцполом ночного клуба. Для нее не существовало стыда, высокомерия или страха. За свою гордость и честь она и вовсе не беспокоилась. Редкому мужчине суждено причинить ей боль или навредить. Когда танцевала, она забывала про роль, которую отводили ей те или иные стены. Зачем это? Она может позволить себе танцевать в удовольствие. Для себя. Быть собой. Такой, как она себя видит.

На сцене соревнования она не чувствовала, что ее судят. Она даже не помнила, что в конце бывают оценки, медали и грамоты. Оценивающие взгляды жюри едва мерцали для нее из мрака зала. Восторженные взгляды зрителей сияли чуть ярче, особенно мужские. Дополнительная светомузыка. Искры энергии, которыми она пренебрегала. Повилика танцевала, меняя пилоны или на одном. Статика и динамика. Чистый, абсолютный кайф движения.

На танцполе она вообще двигалась в коконе хаоса, сворачивая его из всего, что вокруг. Взгляды кружились хороводом, вплетаясь в мрак клуба, в нити света, в энергию музыки. Она не боялась завистливых, ядовито оценивающих женщин, не смущалась откровенной мужской похоти. Она извивалась в путанице чужих чувств, ощущая только себя, свою пластику, изгибы тела, радость и свободу движения.

В стрип-баре Повилика не чувствовала себя товаром, выставленным на витрину. Не ощущала висящего на ней ценника. Не окидывала зал деловым взглядом, прикидывая вечернюю выручку. Она вообще взимала плату другой монетой. Двигаясь под музыку, она ощущала натяжение и вибрацию собственных мышц, россыпь волос по спине, лавандовую молнию электричества по телу от каблука до сердца и по руке к шесту. Конечно, Повилика видела жадные алчущие мужские взгляды, чувствовала их жар, впитывала кожей желание. От этого под внутри растекалась сила. Эйфория и легкость наполняли тело, позволяя скользить, не касаясь пола. Чистый, абсолютный кайф танца.

Повилика не охотница и не жертва. Она танцовщица. Она вилиса. Призрак идеального движения, который сам по себе магия.