Текст книги "Дом певчих птиц"

– Эта женщина… она…

– У нее умер уже второй муж, бедняжка не хотела бы потерять третьего. Тем более, что все ее мужья бессовестно оставляли долги. – Берта опустила глаза на туфли. – Очень жмут. – Неторопливо их сняв, она продолжила: – Ее бутылка третья слева на четвертой полке. Да, я помню каждую судьбу, я чувствую чужие истории даже через толстое стекло. Они живут там, кружат, трепещут… Но не думай, я далеко не всегда помогаю за деньги. Вовсе нет. Человек со светлой душой всегда стоит первый в очереди, и я непременно протяну ему руку, даже если у него в кармане не монеты, а дыры.

– Эти бутылки хранятся у вас? – дрогнувшим голосом спросила Соня, с опаской поглядывая на полки.

– Когда бед становится слишком много, я отвожу их на старое кладбище и закапываю. Похоронила, и дело с концом! Но мне всегда жаль зарывать их в землю… Ты будешь мне помогать. Я уже старая, чтобы махать заступом, с каждым годом это все труднее и труднее. А доверить подобную работу каким-нибудь ротозеям – убийственно и невозможно. Любопытные людишки так и норовят сунуть нос куда не следует. А теперь иди к себе, я устала. И не вздумай проспать уборку в магазине!

В свою комнату Соня вернулась на онемевших ногах. Колени гудели, шаг получался слабым, и очень хотелось за что-нибудь ухватиться для равновесия. Переодевшись, она легла под одеяло, свернулась калачиком и попыталась вспомнить каждое слово Берты.

Люди отдают свои беды…

И они хранятся в бутылках…

А если случайно разобьется, или если открыть?

И теперь придется ездить с хозяйкой на кладбище и там, среди могил, рыть ямы…

«Мне не хватит сил», – жалея себя и страшась, подумала Соня.

Но выбора у нее не было.

Глава 7

– Двигаемся к дому? – Матвей поднялся и убрал мобильный телефон в карман брюк. Он стоял неуверенно, чуть покачиваясь, и напоминал высокую мачту корабля, которой срочно требуется парус. И я уже догадывалась, кто станет этим парусом… – Самолет завтра днем, если я не проснусь до десяти, то толкни меня хорошенько.

Матвей снял с вешалки наши куртки.

– Ладно.

Он направился к выходу, прощаясь по пути с оставшимися гостями. Как ни странно, его походка была тверда, и я зашагала рядом, надеясь, что до дома мы доберемся быстро и без происшествий.

Торжество закончилось, и я прогоняла грусть прочь, но не свою, а Матвея. Непонятным образом она проникала в меня и оседала в душе. Я сделала очень важный вывод: лучше не знать чужих тайн, они имеют свойство болеть.

Мы свернули к метро и попали в яркую полосу света фонарей. Около жилых домов и небольших кафе царило затишье, основные гуляния уже закончились, и прохожие почти не встречались.

– Я забыл, – усмехнулся Матвей. – А ты и молчишь. Мы же собирались ехать на такси… – Он посмотрел сквозь меня, я обернулась и увидела самую обыкновенную зеленую скамейку. – Завтра я буду ругать себя последними словами.

– Почему?

– Нельзя пить, если рядом с тобой маленькая кареглазая девчонка.

Я даже не обиделась на «маленькую», приятно же, когда мужчина считает, что должен о тебе позаботиться.

Матвей дошел до скамейки, тяжело сел, вытянул ноги, и я поняла, с каким трудом ему давался твердый шаг. Ко мне уже подбиралась растерянность, но я надеялась, что такси приедет скоро, и это решит все проблемы. Однако, как говорится в одной из книг: «Алкоголь – зло. Поверьте, Зеленый змий обязательно проследит, чтобы вы утратили контроль над количеством выпитого. И, когда он добьется желаемого, вы перестанете быть человеком». Матвей откинул голову назад и исчез с радаров вселенной.

Почему это случилось сейчас, а не позже…

– Нет, только не это.

Первая попытка разбудить не увенчалась успехом.

Вторая тоже.

И третья.

Я трясла Матвея за плечо, пыталась достучаться до его разума, употребляя весомые фразы: «Ты несешь за меня ответственность, пожалуйста, вставай!» и «Просыпайся, самолет уже прилетел». Я дула ему в лицо, гладила по небритой щеке, махала рукой перед глазами. Но тщетно. Зеленый змий держал его крепко, и похоже теперь именно я несла ответственность за Матвея, а не наоборот.

Что я могла?

Мобильный телефон остался на столе рядом с клеткой, я не взяла его с собой.

– Такси, ау, где ты?.. – еле слышно произнесла я. По моим приблизительным подсчетам, метро должно было закрыться в самое ближайшее время. Но оно в любом случае не могло понадобиться, я бы не протащила Матвея и метра.

Голова работала плохо, именно поэтому правильная идея пришла с запозданием. Но лучше поздно, чем никогда. «Нас двое, и у одного из нас есть телефон». Надежда забрезжила на горизонте, и я даже проигнорировала мурашки, бегущие по телу от ночного холода.

– Извини, – прошептала я, и осторожно сунула руку в карман брюк Матвея. Я не слишком умела управляться с приложениями служб такси, но однажды пробовала, когда бабушке нужно было съездить в платную клинику сдать анализы, а она себя не очень хорошо чувствовала. Оставался вопрос денег… Я их тоже не взяла. – Матвей, – на всякий случай сделала я еще одну попытку разбудить его. – Проснись.

Бесполезно.

Пароль стоял на страже и мешал совершить задуманное, но я приложила палец Матвея к нужному окошку, и экран загорелся.

– Извини, извини, извини…

«Завтра я обязательно расскажу о своих мучениях, и ты наверняка меня похвалишь. Интересно, можно договориться с водителем? Ну, что я отдам ему деньги позже. Поднимусь в квартиру, возьму их, а потом спущусь и отдам?» Я пока старалась не думать о том, как втащу Матвея на десятый этаж, вдруг повезет, и он придет в себя в такси. Категорически не хотелось вынимать из его кармана еще и бумажник, как взять и потратить чужие деньги? Но, похоже, выбора не было.

Приложение оказалось простым и понятным, мы мгновенно были найдены на карте, и оставалось только в нужном окне ввести желаемый адрес. Номер дома я вспомнила с трудом.

«Машина прибудет через 7 минут». Вот оно – спасение!

Семь минут. За это время я вспомнила важные события вчерашнего вечера и сегодняшнего дня. Они мелькали передо мной как слайды презентации на уроке литературы, и все не получалось нажать кнопку «стоп» именно на той секунде, которая особенно дорога. Наверное, я бы хотела оказаться еще раз на кухне в тот момент, когда Матвей готовил яичницу с беконом, и когда мы выбирали платье и туфли, и когда в ресторане он шепнул мне в макушку: «Жизнь прекрасна, да. Верь в это всегда».

– Верю, – сказала я, глядя на уснувшего Матвея. Осторожно склонив его тяжелую голову набок, застегнув молнию куртки (вдруг ему холодно так же, как и мне), я села рядом. Наверное, со стороны мы смотрелись странно, но машины мимо проезжали редко, да и какая разница.

«Завтра Матвей уедет, и я больше никогда его не увижу».

Я робко коснулась его руки и вздохнула. В голову лезли глупые мысли, и я постаралась их прогнать.

«Любит он до сих пор Кристину или это старая боль сидит в сердце, как заноза?»

Хорошенько подумать над ответом не получилось, желтое такси появилось из темноты, и я подскочила, стараясь разглядеть номер.

– Матвей, просыпайся, пожалуйста, просыпайся, – зачастила я, продолжая верить в чудо. – Надо ехать домой. Просыпайся…

– М-м-м, – раздалось в ответ, и он открыл глаза.

Честно говоря, в эту секунду захотелось расцеловать Матвея, наконец-то, я перестала чувствовать себя единственным живым существом во вселенной. Но праздновать победу было рано, мне еще требовалось установить контакт с погасшей в расцвете лет цивилизацией.

– Матвей, такси приехало, а у меня нет денег, и… я тебя не подниму. – Я говорила быстро, стараясь произнести главное, а он смотрел на меня так, будто пытался вспомнить, где и когда он видел эту худую девочку, так настойчиво мешающую ему спать.

– Динка, – с полуулыбкой произнес Матвей, и я еще сильнее поверила в силу человеческого разума. Если бы у меня было время, я бы размякла и превратилась в розовое облако, распухающее с каждой минутой все больше и больше от возрастающего счастья. – Деньги в кармане, – добавил он.

– Ты можешь идти?

– Конечно.

– Не обманываешь?

– Ты хочешь меня обидеть? Разве я тебя когда-нибудь обманывал? Хотя, было один раз…

– Когда? – Я изумленно округлила глаза, потому что совершенно не представляла такого. Бесспорно, меня легко обмануть, но вроде мы не разговаривали о чем-то слишком уж важном, и получается: нет смысла врать.

– Я сказал, что кенара зовут Семеном. – Матвей усмехнулся. – Но у него настолько дурацкое имя… – Он вновь закрыл глаза и поморщился. – Не могу же я говорить нормальным людям… – Слова явно давались с трудом, они застревали и путались. – Что его зовут Хвостиком.

– Как?

– Хвостиком. На клетке была маленькая табличка с именем… Понятия не имею, где она сейчас. – Матвей поднял руку, но силы иссякли, и она безвольно опустилась вниз.

Наверное, водитель понял, что близится катастрофа. Он вышел из машины, оценил обстановку и просто спросил:

– Помочь?

Я кивнула, благодаря небо за то, что оно послало мне чуткого человека. Нет, Матвей сам идти не мог, он опять крепко спал, не ведая о моих муках.

* * *

Петербург. Далекое прошлое…

Солнце отправило первый луч в маленькое окно, и Соня сразу открыла глаза. Немедля ни минуты, она вскочила с кровати, оделась и устремилась к клеткам, птицам и корму. Ей было что рассказать Хвостику, душа остро нуждалась в его звонком пении и молчаливом понимании.

– Хвостичек миленький, – шептала Соня, переставляя клетку на прилавок и протирая круглый высокий столик-подставку влажной тряпкой. – Ты когда-нибудь был на кладбище? Я была очень давно, и там страшно. Кресты, могилы и ямы… И покойников ходячих там видели. Лешка Соловей рассказывал. Он вот их совсем не боится, а я…

Соня бы хотела вернуться в комнату Берты, ее отчаянно тянуло на второй этаж. «Неужели туфли во всех коробках? Как много…» Она попыталась вспомнить, сколько было запечатанных бутылок (скоро ли идти на кладбище?), но количество получилось весьма приблизительное, что вызвало тяжелый вздох.

Хвостик запел в знак поддержки, и Соня почувствовала себя гораздо лучше.

– Ты только не пой, когда покупатели приходят, сиди и молчи тихонечко.

Во время завтрака Берта была задумчива и сначала не заговаривала о вчерашнем вечере. Съев три вареных яйца с хлебом, выпив чашку горячего липового отвара, она долго молчала и лишь потом произнесла:

– Сегодня отмоешь пустые бутылки до блеска, на них не должна скапливаться пыль. А одна из них пригодится вечером… – Зачерпнув большой ложкой тягучее малиновое варенье, Берта уронила несколько ярких капель на скатерть и недовольно добавила: – Последнее время слишком много желающих изменить свою жизнь, зачастили. И будь осторожна с запечатанными бутылками, не вздумай разбить!

– Да, конечно, – кивая, ответила Соня, но ей очень хотелось узнать, что же тогда произойдет, однако спросить она не решилась.

– Я натерла ногу, и тебе придется постоять за прилавком в магазине до вечера. Если покупатель пришел просто посмотреть, то будь терпелива и вежлива, а если видишь, что хочет купить, то зови меня, я спущусь и продам птицу. – Маленькие глазки Берты предостерегающе сверкнули, будто она хотела добавить: «И не вздумай испортить торговлю, я дорожу каждым клиентом!»

Еще несколько дней Соня не переставала себя корить и ругать. Если бы она не поднялась на второй этаж, если бы не увидела незнакомку, если бы… Казалось, более-менее спокойная жизнь закончилась, теперь череда дней непременно превратится в ад с кладбищенскими кошмарами и новыми приступами страха. Но через три недели Соня свыклась с новым обязанностям и перестала вздрагивать от каждого скрипа и шороха. Старая Берта вылечила ногу, однако уже гораздо меньше стояла за прилавком и все больше погружалась в чтение толстых потрепанных книг. Иногда, сидя на стуле в кухне, она что-то бормотала под нос, иногда раскладывала пасьянсы и сердилась.

– Не все с тобой просто, – как-то произнесла Берта, проходя мимо Сони, но та привыкла к словам и вопросам, на которые не требовались ответы.

Посетить кладбище пришлось. В воскресенье вечером, переодевшись в простое черное платье, Берта взялась укладывать бутылки в узкую высокую корзину. Тряся подбородком, она оборачивала каждую в кусок льняной ткани и, пребывая в редком хорошем расположении духа, напевала. Соня не сразу поняла, что это колыбельная.

Сверху бутылок Берта положила заступ с коротким черенком.

– Двенадцать штук, – объявила она, распуская жесткие седые волосы. Туго заплетя их в косу, скрутив и закрепив низко около шеи, она облизала тонкие, почти бесцветные, губы, точно собиралась полакомиться чем-то вкусным, и добавила: – Никому это дело доверить нельзя, народ жадный, раскопают и сунут носы куда не следует. Ты первая, кому я доверяю, потому что надеюсь… – Старая Берта замолчала, считая, что уже сказала достаточно.

К радости Сони, им не пришлось идти мимо окутанных темнотой могил и крестов. Кто знает, где коротают эту ночь призраки… Мошкара собиралась тучками, и ее было хорошо видно в свете луны, под ногами потрескивали ломкие прошлогодние ветки, заунывно ухала неведомая птица, шелестела листва, деревья стояли монолитно, охраняя покой усопших.

Берта, закутавшись в шерстяной платок, медленно шла с корзинкой впереди. Соня, вжав голову в плечи, сдерживалась, чтобы не обернуться. Казалось, за спиной скользят тени, а под ногами – ядовитые змеи, а еще чудилось, будто Берта стала гораздо выше ростом, и ее спина закрывает полнеба.

Яму нужно было вырыть несколько дальше от края кладбища, сразу за плотным кустарником, и они копали по очереди. Мошкара норовила пробраться к глазам или влететь в рот, Соня щурилась и делала безуспешные попытки ее отогнать.

– Не ленись. Я здесь землю знаю, она поддается, если показать силу.

Сначала копалось с большим трудом, но потом, действительно, земля превратилась в хлебную крошку, и руки перестали гудеть от напряжения.

«Она точно колдунья, – думала Соня, вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. – Не может земля быть такой мягкой».

К концу третьей недели удалось научить красивому пению нескольких молодых самцов, и Соня очень надеялась, что это значительно отодвинет продажу Хвостика. Вот если бы его клетка не стояла на самом видном месте… Но старая Берта назначила за оранжевого хохлатого кенара высокую цену, и именно поэтому демонстрировала его покупателям.

Уже давно никто не приходил к хозяйке ночами. «Чувствую, накапливают свои беды, ждут, когда они их душить начнут…» – говорила Берта и холодно улыбалась. Как поняла Соня, такие гости принимались строго по рекомендации, и не чаще трех раз в месяц. Исключения случались, но они все же были редкостью.

Приехала новая партия птиц, кенары и канарейки так пищали в новой переноске, что сердце Сони наполнилось жалостью. Она рассадила их по клеткам, бесстрашно игнорируя клювы, насыпала корма и дала воды.

Птиц приходилось считать, зерно – взвешивать и смешивать, и Берта провела с Соней несколько коротких уроков математики.

– Ты быстро схватываешь, – скрипучим голосом похвалила она, поднимаясь по ступенькам к себе. – Видимо твоей черепушке достался далеко не жалкий мозг.

Погода за последние два дня испортилась, дождь лил настойчиво и сильно, делая перерывы лишь на короткое время, улицы Петербурга окрасились большими серыми лужами, и торговля замерла. Покупатели заходили редко, Берта мучалась мигренями и почти не спускалась в магазин.

– Хвостичек, мы с тобой одни, – улыбалась Соня, облокотившись локтем на прилавок, подперев щеку кулаком. – Вот бы лил дождь еще неделю. Или две. Хотя нет… Тогда Петька, Варька и другие останутся совсем без денег, и Прохор будет злиться и ругать их.

Хвостик вертел головой и понимающе щебетал в ответ. Он бы с удовольствием поддержал разговор на человеческом языке, но, к сожалению, не обладал возможностями.

Дождь утих, струйки воды перестали стекать по стеклам окон, улица оживилась. Дверь открылась, и в магазин вошли двое: седовласый мужчина в модном костюме в мелкую клетку и девочка в голубом платье из плотной ткани и бархатной серой накидке.

– Добрый день. Пожалуйста, проходите. Посмотрите на наших птиц, они красивые и послушные, – приветливо произнесла Соня. Она вышла из-за прилавка и замерла с гостеприимной улыбкой на лице.

– Нам нужна поющая птица, – сразу перешел к делу мужчина и огляделся. Его тяжелый взгляд прошелся по клеткам, но их было слишком много, чтобы определиться сразу.

– Самая лучшая, – уточнила девочка, улыбнулась и направилась к окну, где были выстроены в ряд узкие и высокие клетки. – И я хочу яркую. Наверное, желтую. Вот эта красивая, у нее темные пятнышки на крыльях.

Девочка хромала, и это сразу бросалось в глаза. Возможно, ушибла или вывихнула ногу, но движения ей явно не причиняли боли, она была любопытна, довольна и чувствовала себя уверенно.

– Этот кенар пока не поет, но я могу предложить вам талантливую птицу. Посмотрите. – Соня шагнула к левым полкам и указала на клетку с лимонным кенаром. – Он прекрасный. Послушный и любит общение.

– И поет? – уточнил мужчина, подходя ближе.

– Да. Долго и красиво.

Интуитивно Соня почувствовала опасность, ей захотелось встать так, чтобы клетка с Хвостиком оказалась за спиной. Она уже научилась определять уровень обеспеченности покупателей, и сейчас риск потерять друга был велик. К тому же мужчина производил впечатление серьезного, вдумчивого и сдержанного человека, вряд ли бы получилось уговорить его на первую попавшуюся птицу.

– Дедушка, а вот еще темно-желтый. Может, купим его?

– Олюшка, не торопись, выбирай обстоятельно. – Мужчина достал из кармана монокль и внимательно посмотрел на Хвостика. – Что у него на голове? Птица больна?

– Нет, это просто хохолок, – дрогнувшим голосом объяснила Соня.

– Я не хочу с хохолком, – дернула плечом девочка и, все так же хромая, подошла к дедушке. – Найти бы синего.

– Оля, удовлетворить твое желание невозможно, и я объяснял почему. В природе не встречаются синие кенары, выбирай из того, что есть.

«Пусть они поскорее уйдут», – мысленно взмолилась Соня.

Мужчина отошел от Хвостика, но, рассматривая других птиц, постоянно оборачивался.

«Вам нужен другой кенар, конечно, другой. Но только не этот!»

– Как тебя зовут? – девочка приблизилась к Соне и оглядела ее с головы до ног.

– Соня.

– Сколько тебе лет?

– Скоро четырнадцать.

– Значит, я тебя немного старше, мне уже четырнадцать. Здесь работает твоя мать?

– Нет.

– А где она?

– Я не знаю.

– Так ты сирота? – не дожидаясь ответа, девочка приподняла брови и обратилась к дедушке: – Она сирота и просто здесь работает.

Мужчина кивнул и перевел взгляд на очередную клетку.

– Если хотите, я покажу вам отличного белого кенара. Он научился петь неделю назад, и у него уже получаются красивые мелодии. – Соне было неуютно от вопросов, и она постаралась сменить тему разговора. Еще никогда покупатели не интересовались ее скромной персоной, их внимание устремлялось исключительно на товар.

– Белого не хочу.

– Есть оранжевый со светлыми крылышками.

– А что ты скажешь про этого? – Мужчина указал на рябого кенара.

– Он хороший, но пока поет только в ответ.

– Добрый день. Рада вас видеть в моем магазине, – раздался за спиной важный бархатный голос старой Берты. В покупателях она сразу определила богатеев и явно собиралась совершить выгодную продажу. – Позвольте я покажу вам самые лучшие экземпляры, и вы непременно останетесь довольны выбором.

Сделав шаг в сторону, Соня замерла и принялась молиться. Девочке не понравился хохолок Хвостика, а, значит, есть большая вероятность, что она выберет другого певуна.

Берта умела опутывать покупателей словами, точно паук, она плела паутину, из которой не просто было выбраться. Ее лицо озарялось, маленькие глазки начинали сиять, тонкие губы расплывались в понимающей улыбке, морщины на лбу разглаживались, подбородок переставал трястись.

– Пять прекрасных птиц только для вас. Эти кенары не просто поют, они дарят миру музыку. Вот белоснежный, вот два желтых, обратите внимание на пятнистого и оранжевого с хохолком.

– Признаться, мне сразу понравился с хохолком, – ответил мужчина.

– А мне нет, – поджала губы девочка.

– Ты можешь выбрать любого, но лучше, когда ты получаешь то, что нельзя встретить у других. – Тихо и со значением произнесла Берта. – Хохлатые кенары большая редкость, мне привозят раз в год одного, не чаще.

– Это правда? – спросила девочка.

– Разве я посмела бы обмануть?

– Он красивый… А точно поет?

– Да. Если он не станет петь, то вы всегда можете принести его обратно, и я непременно верну деньги или предложу другую птицу. Торговля должна быть честной.

– Олюшка, мы берем его? – Мужчина подошел ближе.

– Да, дедушка.

Соня задержала дыхание и сцепила пальцы перед собой. Старая Берта, обладая огромным опытом и чутьем, разгадала душу девочки и произнесла те фразы, которые сразу решили дело.

«Хвостичек, миленький… Этого не может быть… Не пой у нее, слышишь, не пой! И она принесет тебя обратно!»

В глазах у Сони потемнело, она схватилась за край прилавка и устояла на месте. Раньше она никогда не роптала на судьбу, но сейчас впервые задалась вопросом: почему так? Отчего с ней все время происходит плохое? Родителей нет, вся жизнь – долгая дорога от двери к двери… И теперь еще рядом не будет единственного существа, способного согреть душу.

Бросив прощальный взгляд на Хвостика, мысленно попросив у него прощения, Соня развернулась и тихо покинула магазин. Когда она упала на свою кровать, слезы уже лились из глаз непрестанно, из груди вырывались судорожные всхлипы, и совершенно не хотелось жить.

«Зачем?.. Зачем жить, если все так… Навсегда так… Его уносят… уносят… далеко… И в хорошие ли руки он попал?.. Не пой, Хвостичек, не пой!»

Мысли путались, воспоминания кружились, наталкиваясь друг на друга, в душе пульсировало отчаяние, и со всех сторон подступала едкая и темная безнадега. Как же хотелось все исправить, каким-то удивительным образом выскочить из своего невезения и перестать собирать потери. Как же хотелось счастья – ясного, точно утреннее солнце, чтобы протянуть к нему руку и зажмуриться, потому что света столь много, что смотреть трудно, слепит глаза.

«Бутылка, – пронеслось в голове. – Всего лишь одна бутылка в комнате Берты… И моя жизнь станет другой».

Рыдания прекратились. Соня медленно села, вытерла оставшиеся слезы, подняла голову и посмотрела на маленькое окно.

– Бутылка, – прошептала она, не чувствуя страха, в душе трепетала лишь надежда.