Текст книги "Туннельный мир"

Глава 6

Нас провели к настоятелю:

– Здравствуйте! – поприветствовали мы его с Давидом.

– Добрый вечер, рад вас видеть в монастыре Джанкур, – мы протянули свои направления, – Очень приятно, Рада, Давид! Я – настоятель Мальком. Как вижу, Давид сам выбрал наш монастырь, очень похвально, впервые за последние пятнадцать лет существования магических школ! Очень похвально! – я краем глаза посмотрела на Давида, хотела увидеть гордость, но он остался абсолютно спокоен. Меня это удивило. Настоятель Мальком продолжил, – Прежде, чем вы приступите к практике, ознакомлю вас с правилами монастыря.

Подъем в пять утра, все монахи и вы вместе с ними идете на зарядку. В шесть утренняя трапеза, после монахи трудятся, а вы идете в архив Джанкура занимаетесь. В вашем распоряжении любая книга, манускрипт, но только на территории монастыря. В случае ослушания вы, тут же будете с позором отправленные домой и отчислены из школы магии. Далее в полдень обед и два часа отдыха. Во второй половине дня все монахи и вы в том числе, идете за водой на источник, так как вы на время обучения становитесь послушниками монастыря, а у нас все равны. После возвращения с источника вы снова можете заниматься вашими исследованиями. Применять магические способности в стенах монастыря запрещено. Так же просьба соблюдать тишину и покой. Уважительно относиться к инокам, многие из них дали обет безмолвия и просто не смогут ответить на ваши вопросы. Поэтому в случае каких-либо возникающих проблем обращаться непосредственно ко мне. Надеюсь вам все понятно?

– Да, – закивали мы головами.

– Тогда милости просим. Брат Игнат проведет вас в ваши кельи. И выдаст вам монашескую рясу.

– Рясу? – удивилась я.

– Да, пока вы находитесь в монастыре, вы будете носить нашу рясу. Оставить можно только свою обувь, потому что монахи ходят босые. Они годами укрепляют дух и тело, а вы не готовы. Это единственное отклонение от правил. Располагайтесь и приходите в трапезную на ужин через час. Не опаздываете, иначе будете лишены ужина. Брат Игнат!

– Прошу, – молвил человек, который словно отделился от стены. До этого момента я даже не заметила, что мы не одни. Монах был в коричневой одежде. Широкие брюки заканчивались на щиколотке и были затянуты тесемками. Свободная рубаха с квадратным вырезом, подхваченная белым поясом. Босые ноги, полностью обритая голова, кроме макушки, из которой росла коса до самого пояса.

Брат Игнат вел нас коридорами. Я чувствовала жуткие сквозняки. Мы подошли к дверям.

– Прошу! – он отворил. Я вошла, было понятно, что в монастыре не будет особых излишеств и роскоши, но чтоб такое!

У стены стояла кровать, но это громко сказано, что кровать! Кушетка или же нет – половина узкой кушетки! Я сразу стала скучать по своей кровати. Всегда застеленной шелковым постельным бельем, моего любимого лилового цвета. Подушка из пуха микотары. Мечта! В школе кровать поскромнее, но эта, ни в какие ворота не лезет!

В каменной стене вырублен шкаф с деревянными дверями. Табурет на трех ножках, маленькая тумбочка с небольшой свечой.

– Да уж, – разочарованно произнесла я.

На кровати лежала ряса. Я медленно и очень нехотя сняла свой теплый комбинезон, вздохнула и повесила его в шкаф. Сразу стало холодно, быстро натянула на себя рясу.

В углу был крохотный камин, а возле него небольшая охапка дров. Камин не топился, наверное, лет сто. Холод пробирал до костей. Я лихорадочно взялась за растопку. Пальцы не слушались, ничего не получалось. Слезы стали наворачиваться на глаза. Я вспомнила папу, он же предлагал повлиять! Мне стало очень обидно, я же вторая в классе, что за несправедливость? Эти все рыбок растят на морях и озерах, греются на солнышке. И при всем при этом учатся хуже меня! Все придурок виноват: «Надеюсь, ему так же плохо и холодно, как мне!» – злорадно подумала я.

В двери постучали:

– Войдите! – гаркнула я, не отрываясь от тщетных попыток развести огонь. Дурацкое правило на запрет магии, вот если бы…

– Рада, давай я, – раздался сзади голос Давида.

– Ну, попробуй! – я отошла от камина, скептически глядя на то, как Давид начал разводить огонь. Но, к моей радости и в тоже время досаде, он справился буквально за пару минут, – Спасибо! – я протянула руки к огню, стало легче.

– Ничего, я тебя научу. Здесь нет ничего сложного.

– Как-нибудь сама обойдусь, – прошипела.

– Рада, зачем ты так? Я же помочь хочу! Мы должны держаться вместе в этом суровом монастыре. Иначе нам тяжело будет.

Я вдруг подумала: «И в правду, зачем я так?». Стало стыдно и как-то не по себе:

– Ладно, не обижайся! Просто под впечатлением от этого места. Я не готова ко всему такому, – попыталась сгладить.

Давид тут же улыбнулся:

– Ничего, бывает. Ты держись меня и все будет хорошо, – он медленно приблизился ко мне и взял за руку. Руки у него были теплые не то, что мои. Давид посмотрел мне в глаза, – Руки совсем холодные! – он взяв мои ладошки в свои поднес к губам и попытался согреть их дыханием. Я резко выдернула руки:

– Ты что делаешь?

– Хотел согреть твои пальчики. Прости.

Я смутилась и буркнула:

– Нам пора. А-то на ужин опоздаем.

– Пойдем, – Давид открыл передо мной двери. Мы вышли в коридор. Холод окутал со всех сторон. Я вздрогнула, – Замерзла?

– Д-д-да! – процокотала я зубами.

– Тогда пойдем быстрее.

И тут я поняла, что абсолютно не знаю куда идти. Давид взял меня за руку. Ладонь была очень теплой, казалось, холод не приносит ему абсолютно никакого дискомфорта. Он повел коридорами, и довольно быстро мы пришли в трапезную. Я поразилась: «Надо же какая хорошая память!». Мне не удалось ничего запомнить, если бы не придур… Давид, бродила бы тут коридорами, пока не замерзла насмерть.

Трапезная находилась рядом с главным залом. Большая, прямоугольная комната, с длинными прямоугольными столами и скамьями вместо стульев. Высокие потолки, очень маленькие окна, у самого верха. Здесь был огромный, почти в мой рост камин, в котором ярко полыхал огонь, от него шло очень-преочень приятное тепло. Я, сразу не раздумываясь, направилась к камину, протянула руки, пальчики даже начало покалывать. Давид подошел сзади. Мы пришли рано и были наедине:

– Рада!

– Что? – но он молчал, а потом почувствовала, что Давид подошел ко мне почти вплотную. Я даже почувствовала его дыхание на моей шее, тепло его тела. – Ты замерзла! Хочешь, я тебя согрею? – осторожно положил руки мне на плечи и потянул к себе. Моя спина уперлась ему в грудь. Стало тепле, руки Давида обнимали меня. Постепенно согреваясь мне, начинало казаться, что все не так уж плохо.

В огромном камине потрескивали дрова, где-то в глубине монастыря выл ветер. Факелы, висевшие на стенах, создавали причудливые образы. А мы стояли с Давидом практически не дыша, боясь нарушить очарование момента. Я не знаю, сколько прошло времени миг или вечность, до того как дверь в трапезную отворилась, и начали заходить монахи. Я вздрогнула и быстро отошла от Давида, чтобы никто не заметил. Неловко так стало. Давид опустил руки, но продолжал смотреть на меня. Медленно опуская глаза к моим губам, я вспыхнула.

– Рада! Давид! Дети мои, вы уже здесь! Устроились?

– Да, спасибо, отец Мальком, – ответил Давид.

– Я тоже. Правда сквозняки и холод… – начала я.

Отец Мальком развел руками:

– Что поделаешь, здесь круглый год так. Мы уже привыкли. Вам тяжеловато будет, но это по началу. Вы камин топите получше. Я распоряжусь, чтобы дров вам двойную норму выдавали. Не хочу, чтобы дочь повелителя грифонов замерзла у меня. Брат Огир, княжне Раде и Давиду выдавать двойную норму дров, – подошедший монах молча кивнул, – Все, чем я могу помочь.

– Мне не нужно двойную, – вдруг сказал Давид, – Мои дрова отдайте Раде. Я вырос в горах у нас там практически так же. Поэтому я привык, и холод меня не беспокоит.

– Как пожелаешь, сын мой.

– Спасибо, Давид!

– Не за что, Рада!

Я с такой благодарностью посмотрела на Давида, а он просто улыбнулся мне в ответ и подмигнул. Мне стало не понятно, почему я его так недолюбливала в школе? Ведь он такой хороший! Даже дрова мне свои отдал! Волна теплоты и нежности захлестнула меня, хотелось взять и стиснуть его в объятиях! Как хорошо все-таки, что он тут со мной. Сама бы я тут совсем захандрила!

Пока мы разговаривали, монахи рассаживались за столы. Мы тоже прошли к столу, а так не хотелось уходить от тепла камина. Отец Мальком указал нам, где сесть. Мы присели, этот стол возглавлял сам отец Мальком, а мы сидели сразу возле него по правую руку. Так сажают особо почетных гостей.

Вошли монахи с подносами и начали раздавать миски. Они еще много раз уходили с пустыми подносами. Возвращались с полными, пока не обошли всех. Мы сидели в дальнем конце трапезной, поближе к камину, поэтому были одни из последних.

Я очень хотела кушать. Ровно до того момента, когда возле меня поставили миску и кружку, тут же аппетит пропал. Это было какое-то варево непонятного зелено-коричневого цвета, в котором плавало что-то черное вперемешку с белым. Пахло чем-то кислым и мерзким. Дали кусок хлеба темно-коричневого цвета. В кружке что-то парило. Я осторожно оглянулась по сторонам, никто из монахов к еде не притронулся. Наверное, тоже противно. Заговорил отец Мальком:

– Дети мои! Помолимся перед трапезой, – монахи склонили головы и закрыли глаза. Отец Мальком продолжил, – Боги – яркое Солнце, серебряная Луна, плодородная Земля, бесконечное Небо и проматерь всего Нея! Благодарим Вас за ваши дары. Пусть каждый из нас получит, то, что заслужил. И пусть дети ответят за грехи своих родителей. Ибо ваша милость и благодать не имеет границ. Смирение!

– Смирение! – ответили монахи в один голос.

А меня очень заинтересовала фраза: «Пусть каждый из нас получит, то, что заслужил», чем же я заслужила этот монастырь?

– Дети мои! Приступайте к ужину.

И монахи накинулись на еду, да-да, именно накинулись. Я с опаской набрала в ложку этого варева и попробовала. С трудом проглотила, мой желудок сжался, в попытке вытолкнуть эту мерзость назад. Большей гадости в жизни не пробовала. Я схватила кружку и сделала глоток. Это был чай травяной, не сладкий, но пить можно. Отодвинув миску, взяла хлеб, и чай начала есть. Украдкой посмотрела на Давида. Он очень спокойно ел эту гадость.

– Что, княжна Рада, вам не понравился наш суп Лапачо? – со смесью удивлений и насмешки в голосе спросил отец Мальком.

– Нет, ну почему же, просто я не голодна, – я решила проявить такт.

Отец Мальком улыбнулся, так искренне и по-доброму:

– Не кривите душой, Рада! Он очень специфический к нему привыкнуть необходимо. Смотрите, как монахи едят!

Они действительно ели с большим удовольствием. Я повернулась к Давиду:

– А ты, что уже ел Лапачо и раньше? Так спокойно его ешь.

Давид замер с ложкой в руке и ответил:

– Нет, не ел. Просто я так голоден, что съем сейчас, что угодно. И знаешь этот суп Лапачо с каждой ложкой все лучше, – резюмировал Давид и продолжил есть.

Я тоскливо посмотрела на свою миску и поняла, что абсолютно не хочу кушать. Более того, наелась этим черствым кусочком хлеба с не сладким чаем. Конечно же, Давиду хлеба с чаем будет мало, он вон какой бооольшой, а я, сколько мне нужно. После таких мыслей я решила сделать Давиду приятное, ведь он все-таки отдал сне свои дрова:

– Давид! А хочешь мой Лапачо?

– Хочу, конечно! Он уже очень вкусный!

Рядом сидящий монах посмотрел на Давида с завистью. А Давид, закончив со своим Лапачо, отодвинул пустую миску и взялся за мой, весело мне подмигнув:

– Уверенна, что сама не хочешь?

– Нет-нет, что ты! – замахала я отрицательно головой.

Ужин закончился, монахи убирали пустую посуду.

– Дети мои, время позднее, подъем ранний, вы устали с дороги. Помолитесь перед сном и отдыхайте. Пусть Боги хранят вас!

– Смирения! – промолвили мы в один голос.

Мы вышли из трапезной, Давид опять взял меня за руку и повел холодными коридорами. Да, в трапезной было значительно теплее. Очень быстро мы подошли к дверям моей кельи.

– Спокойной ночи, Рада!

– Спокойной ночи, Давид! А где твоя келья? – мне почему-то совсем не хотелось оставаться одной.

– Вон дверь, – он указал на дверь чуть дальше по коридору.

– А-а, понятно, – дальше я не знала, что сказать.

– Хочешь посмотреть?

– М-м-м… —

– Хочешь! Пойдем, приглашаю тебя в гости!

– А можно?

– Откуда я знаю, – Давид пожал плечами, – Но нам же об этом ничего не говорили, а все что не запрещено, значит, разрешено! – он весело подмигнул мне и потянул к себе.

Как и следовало ожидать, его келья была точной копией моей:

– М-да, – все, что я могла сказать.

– Рада! Это не надолго! Садись! – я осторожно присела на кушетку, вернее на пол кушетки. Как он тут спать будет? Давид в два раза больше меня, бедненький!

Давид разводил огонь. В келью полилось приятное тепло. Стоит отметить, что преимущество этих маленьких келий было в том, что они очень быстро нагревались, но и остывали тоже быстро. Давид повернулся ко мне:

– Рада! Я давно хочу сказать, что ты мне очень нравишься с того самого дня, как я впервые увидел тебя, – от его слов теплело в душе и я… была смущена, не знала, что ему сказать. А Давид смотрел на меня и ждал хоть каких-нибудь слов. За меня сказал мой желудок – громким урчанием на всю келью. Чай с куском черного хлеба явно ему показались слишком скудным ужином. Я смутилась еще больше, вскочила с кушетки и протараторила:

– Все, мне пора, было очень приятно зайти к тебе в гости. До скорых встреч!

Мне хотелось уйти и побыть одной, хотя совсем недавно мои желания были совсем другими.

– Рада! – понеслось мне в след, но я уже выскочила в коридор и побежала к себе, не замечая холода коридора. Щеки горели от смущения.

У меня было прохладнее, чем у Давида, но в камине еще тлели угли, подкинув дров, я легла в постель одетой, раздеваться желания не было. Я свернулась калачиком под тонким одеялом, зубы отбивали дробь, желудок продолжал недовольно урчать, требуя еды. И мне стало так жаль себя любимую, так захотелось домой к маме, к папе. Совершенно не волновали мои одноклассники, все равно, что они скажут или подумают. Кому я пыталась, что-то доказать? Многие из них завидуют мне с самого начала, как только узнали кто мои родители. Слёзы сами полились из глаз. Глупая я, бестолковая! Может написать папе? Пусть заберет меня отсюда.

В дверь тихо постучали, не хотелось никого видеть. Стук повторился более настойчиво, надоели, пусть думают, что уже сплю и не слышу:

– Рада! Это – Давид! Можно мне войти?

– Войди… – ответила я и обреченно накрылась с головой.

– Рада! – Давид присел рядом и стянул с меня одеяло.

– У-у-у! – я тянула одеяло обратно.

– Ра-а-а-да! Смотри, что я тебе принес!

– Если это не еда, то неинтересно.

– Посмотри, – настаивал Давид.

Я высунула одни глаза из-под одеяла, тут же резко подскочила:

– Ты где это взял?

– Настоящие мужчины никогда не выдают своих тайн. – Давид подмигнул мне, лукаво улыбаясь.

Принес Давид булочку с макитором и сыром. Причем огромную, свежую с хрустящей корочкой. Еще было фиолетовое яблоко, целая чашка напитка из плодов шархимаша и огромное одеяло. Хотелось петь от радости! Я набросилась на еду. Как же вкусно! Такое блаженство, казалось, что вкуснее этой булки я отродясь ничего не ела! Глаза сами закрывались от удовольствия. Я была так счастлива, как ребенок, который получил долгожданный подарок.

– Рада! Встань, пожалуйста, – попросил Давид. Я отхлебнула глоток напитка, откусила булочку и спросила:

– Зашем? – оторваться от еды было сложно.

– Так нужно, – я встала, Давид завернул меня в теплое одеяло, сел на мои полкушетки, и усадил меня на руки. Я начала сопротивляться, – Рада! Перестань, тебе нужно согреться, а так будет быстрее.

Я сдалась, ну а действительно, что плохого в том, что я просто посижу у него на руках, ведь Давид ничего такого не делает, а от него действительно намного теплее. Я тихонько пила напиток, булочка уже закончилась. Яблоко решила оставить на утро.

В объятиях Давида я согревалась и расслаблялась, незаметно для себя моя голова склонилась Давиду на грудь и я начала клевать носом.

– Я тебе принес очень теплое и волшебное одеяло, – тихонько и чуть подразнивая прошептал Давид.

Сон, как рукой сняло, я уставилась на Давида во все глаза:

– Откуда?

– Настоящие мужчины… – начал Давид.

– Ясно-ясно: «Никогда не выдают своих тайн», – пробасила я за Давида, и подумала: «Наверное, с собой взял», – Давид, я очень благодарна за одеяло, но говорить, что ты настоящий мужчина в семнадцать лет…

– Рада, мне не семнадцать

– А сколько? – удивилась я.

– Двадцать четыре.

– ОГО! И как же так получается? Ты же еще в школе учишься?

– Понимаешь, моя история немного печальна. Я родился еще тогда, когда магия была заперта в Мурании. Мой отец – колдун, а мама – фега. Я ее совсем не помню, она умерла почти сразу после моего рождения, сказались тяжелые условия жизни.

Отец тяжело работал кожевенником, чтобы хоть как-то прокормить нас. В тот славный день, когда Муранию освободили и маги вздохнули с облегчением, спасибо твоему отцу, папа собрал наши нехитрые пожитки, сказав, что больше ни дня не останется в этом аду.

Мы отправились на север в княжество Вастор. Там была родина моей мамы и ее наследство – дом от родителей. Мы ехали с такими надеждами и мечтами, которым не суждено было сбыться. Слишком много времени прошло, дом был продан другим людям. Наши документы аннулированы. Нам пришлось снимать маленькую комнатку в подвале у местного богача. Денег катастрофически не хватало. Отец устроился на работу. Запрета на магию уже не было и его взяли помощником следователя по магическим делам городской стражи. Работа не высоко оплачиваемая, а свободного времени не оставалось. Выезды на места преступлений, бесконечные отчеты, совещания.

Отец отдал меня в школу, потому что хотел, чтобы у меня было достойное образование. Мы жили не хуже и не лучше других. И все было хорошо, но, наверное, злой рок преследует нашу семью.

Прошло совсем немного времени, и началась война между княжеством Вастор и княжеством Артокас. Два, правящих князя не могли поделить участок на границе в горах. А именно здесь находился наш городишко Сатирой. Семь лет, семь очень долгих лет не утихали стычки. Приходила, то одна власть, то другая. Отец хотел уехать, но его не отпускали, потому что специалистов магов его уровня больше не было. Ему приходилось работать сутками на пролет. А городишко пустел, закрывались лавки, магазины, последней закрылась школа. На улицу было страшно выходить, не от того, что там были солдаты, а совсем наоборот – никого не было. Ни единой живой души, складывалось ощущение, что город вымер. Чуть позже начались перебои с поставками. Те, кто не смог уехать: старики, бедные люди начали голодать. Дров не хватало, а наш город Сатирой расположен так же точно в горах Нестроваты. Именно поэтому я абсолютно не мерзну сейчас.

Шла война. Беспощадная, бессмысленная, как и все остальные войны. Гибли люди и маги не только от стрел, а чаще от голода и холода. Но у любой войны есть начало и есть конец. Через семь лет два князя все же смогли договориться, и мы стали независимой территорией, которой дали название Грань. Правит нами наместник, избранный и одобренный обоими князьями. Сатирой стал столицей Грани, жизнь вернулась в него, вернулись люди в свои дома. Вот почему я отстал на семь лет.

Отцу на работе стало легче, но семь лет лишений, проживание и притеснения в Мурании оставили свой след. Отец заболел, стал медленно угасать на моих глазах, какая-то хворь съедала его изнутри. Он настаивал, чтобы я учился. На смертном одре он взял с меня клятву, о том, что я закончу обучения. Просил, чтобы я поступил в одну из школ магии, которые открыли твои родители. Я дал клятву, умирающему отцу, что буду стараться и учиться ради него, стану великим колдуном. Вот поэтому для меня, так важно быть лучшим. Я верю, что отец наблюдает за мной и гордится моими успехами. Я очень рад, что он настоял на школе магии, – Давид замолчал. Мы сидели молча несколько минут, а потом Давид чуть слышно сказал, – Я там встретил тебя, мое чудо с фиолетовыми глазами.

И начал наклоняться ко мне, я уперлась ладошкой ему в грудь, хотела возразить:

– Давид… – но он не остановился и поцеловал меня. Нежно и осторожно, слегка дотрагиваясь к моим губам. Я почувствовала, как в моей душе расцветает цветок нежности. Бледно-розовый с тоненькими лепестками, совсем крохотный бутон, который стремительно открывался, как цветок Кирсы ранним утром.

Время остановилось, поцелуй был волшебный, стало тепло, даже жарко. Я наконец-то согрелась в этом ледяном монастыре. Давид продолжил, осторожно взяв мое лицо двумя руками, целовал щеки, глаза, губы. Чашка выскользнула из моих ослабевших рук и с глухим звуком упала на пол. Но мы даже не заметили этого. Я также обняла лицо Давида ладошками. Давид тихо застонал. Резко встал, держа меня на руках, и положил на полкушетки. Тяжело дыша, взял мою руку и, целуя ладонь, сказал:

– Я бы вообще не уходил, но так нельзя, завтра подъем в пять утра. Согрелась, наелась, теперь самое время поспать. Рада! До чего же ты красивая, даже страшно, что ты украдешь мое сердце, – аккуратно и бережно со всех сторон поправил одеяло, чтобы не было сквозняков, – Рада, с утра одеяло убери в шкаф, чтобы никто не видел, а теперь тебе нужно выспаться. Не грусти, все будет хорошо, я же рядом. Спокойной ночи!

Давид подкинул еще дров в мой камин и тихо вышел. Надо же какой заботливый, кто бы мог подумать! Я зарылась в его теплое и мягкое одеяло, хотелось мурчать от удовольствия, волна безмерной нежности затопила меня! «Как хорошо, что он здесь! Чтобы я без него делала в этом холодном монастыре? Не буду писать папе» – с этими мыслями я уснула.