Текст книги "Туннельный мир"

Глава 7

В мой сладкий сон ворвался звук бьющего колокола. Открыв глаза, поняла, что еще глубокая ночь, но колокол продолжал звонить. Вставать совсем не хотелось, так было тепло и хорошо, так хотелось спать. В комнату вошел Давид, он был одет и очень весел:

– Вставай, лежебока, опоздаем! – сорвал с меня одеяло и убрал в шкаф. Холод развеял все остатки сна, – Я тебе воды нагрел, собирайся, жду в коридоре.

На тумбочке стоял маленький тазик с теплой водой. Я умылась и вычистила зубы, пока это делала, успела замерзнуть. В коридор выбежала, уже сильно дрожа. Колокол звонить перестал.

– Побежали, за одно и согреешься. Мы уже опаздываем.

Минуя холодные коридоры, мы выбежали на двор монастыря. Все монахи стояли ровным строем. На улице еще было темно, только светлая полоска появилась на горизонте. Мы стали в конце строя, отец Мальком неодобрительно посмотрел на нас и скомандовал:

– Доброе утро! А теперь бегом, дети мои!

И мы побежали. Да!!! Эту зарядку я не забуду никогда, все то, что нас заставляли в школе, просто ерунда! Отжимания, приседания, выпады, бег с препятствиями!

Я отставала очень сильно, не хватало дыхания и сил. Зарядка началась с пробежки по двору, дальше подтягивания на брусьях. Вот тут и началось! Я не могла подтянуться ни разу, а монахи подтягивались без особых усилий. Давид от них не отставал, а я висела, как мешок, мои пальцы разжались самостоятельно, и я соскользнула с бруса вниз. Отец Мальком смотрел на меня с неудовольствием.

На этом мои беды не закончились, следующим испытанием стал бег с препятствиями и огромная стена, которую необходимо преодолеть. Монахи, с разбега цеплялись руками и быстро перелазили через нее. Тут пришло понимание, того, что я не смогу, вот просто не смогу и все. Пот струился по мне. Насмешливые слова отца Малькома вызывали злость и раздражение:

– Ну же! Княжна Рада, что же ты так? Соберись, возьми волю в кулак, ты – дочь повелителя грифонов и ведьмы!

Я разбежалась и постаралась дотянуться до верха огромного препятствия, но не достала. Только ободрала руки. В этот момент Давид легко запрыгнул и вылез на самый верх, тут же свесился, протянул руку вниз и сказал:

– Давай руку, помогу, – я подпрыгнула, схватила его за ладонь. Давид резко потянул меня, и я оказалась наверху, – Сейчас, – он резко спрыгнул, повернулся ко мне лицом, – Прыгай, я ловлю, верь мне!

Я прыгнула, Давид легко поймал меня. Отец Мальком широкими шагами, с гневным лицом, практически бежал к нам через двор:

– Давид! Ты что делаешь!? Так нельзя, она должна сама преодолеть все препятствия! У нас не принято помогать!

Давид медленно повернулся к нему, еще держа меня, и тихо произнес:

– Прощу прощения, глубокоуважаемый отец Мальком, но Рада не готова к таким нагрузкам, неужели вы сами не видите?

– Данный факт не оправдывает твоего поведения!

– Я считаю совсем наоборот. Мы приехали сюда для того, чтобы получать знания, а не травмы, – Давид развернул мои ладошки, на которых выступила кровь, – Как мне кажется, получение травм во время практики не приемлемо, с учетом того, что именно ВЫ несете за нас ответственность.

Отец Мальком поджал губы, монахи продолжали бежать мимо нас, преодолевая стену, а мы стояли на холодном ветру. Мое сердце билось от бега, а еще больше оттого, что Давид посмел перечить отцу Малькому, пауза затянулась:

– Хорошо, Давид, – процедил отец Мальком, – На сегодня достаточно, илите, приведите себя в порядок и мы вас ждем в трапезной. Поговорим позже.

Давид развернулся и понес меня. В душе я ликовала, вот тебе противный отец Мальком! Давид шел с каменным лицом, крепко прижимая меня к себе:

– Ты вся мокрая, нужно покупаться и переодеться, – после этих слов мне стало нехорошо, я представила себе, как я моюсь в том маленьком тазике в холодной кельи, – Возьми свой теплый костюм и полотенце, – сказал Давид опуская меня на пол возле моих дверей.

– Зачем? – удивилась я.

– Потом узнаешь, у меня для тебя сюрприз. Только поспеши времени у нас немного.

Я быстро забежала к себе, взяла вещи. Давид ждал меня:

– Идем, – и взял меня за руку.

Мы вышли через боковые двери, с обратной стороны двора, слышались отрывистые команды отца Малькома. Давид уверено вел меня по снежной тропке вверх на гору. Солнце показалось из-за горизонта, совсем маленький край, сразу стало как-то уютнее. Белый снег блестел в лучах, восходящего солнца.

Шли мы не долго, за поворотом резко начинались горы. Давид вел меня уверенно по протоптанной дорожке:

– Куда мы идем?

– Уже пришли, – он остановился возле большой ели и осторожно приподнял ветки, – Заходи!

Под ветками оказался проход в пещеру. Пригнувшись, я вошла и замерла. Пещера была огромная, здесь было тепло. Давид зажег факел, висевший на стене. Огонь разлился по всей пещере, сразу стало очень светло, сначала я не поняла почему, а потом увидела, отблески огня на льду, который покрывал все стены и потолок, отсвечивая бликами. Красота неописуемая! Белый лед, в некоторых местах был прозрачный. С потолка свисали огромные сосульки причудливой формы. Ни одна из них не повторялась. В центре было небольшое озеро, над ним поднимался пар.

Где-то в середине пещеры пар от озера встречался с глыбами льда. Шла борьба тепла и холода, которая заканчивалась капельками, истекающими и падающими в воду. От чего озеро было покрыто мелкой рябью, как во время дождя.

– Что это? – мое изумление сложно было передать словами.

– Подземный теплый источник, – сообщил мне Давид, – Давай купайся, но недолго, у нас мало времени.

Я посмотрела на Давида:

– Я так не могу, ты же смотришь!

– Я отвернусь, – Давид повернулся ко мне спиной и сел на землю.

Сомнение посетили меня всего на пару секунд, а потом я сняла мокрую рясу и зашла в озеро. Вода была изумительной, очень теплой. По телу прошла дрожь от удовольствия, здесь было лучше даже, чем в ванной дома! Сказочные ощущения, усталость, как рукой сняло. Я поплыла, очень хотелось нырнуть, но не стала, ведь волосы будут мокрыми.

– Ну, как нравиться? – раздался голос Давида.

– Еще бы!!! – моему восторгу не было предела. Я очень люблю купаться, а еще больше плавать, но никогда не купалась в таком удивительном озере! Здесь среди холода, вечного снега и мороза. Такой маленький островок тепла. Капельки падали в воду, а я плавала и наслаждалась, позабыв обо всем. В голове появилась мысль, что никто на практике не побывает в более удивительном месте, чем я сейчас. Будет чем удивить всех.

– Давид! – игриво я позвала, – Скажи мне, откуда ты знаешь, что здесь есть такое чудо?

– Рада! – по его интонации я слышала, что Давид улыбается, – Ты же помнишь, что настоящие мужчины не выдают своих секретов.

– Ну, – я надула губки, – Мне же очень интересно!

– Я тебе обещаю, что когда-нибудь обязательно расскажу тебе обо всем. Только имей терпение.

– Обещаешь?

– Торжественно клянусь!

Я улыбнулась. Какое счастье, что мы здесь вместе!

Как бы мне не хотелось купаться еще, нужно было возвращаться. Проплыв еще раз от одного берега к другому, с опаской посмотрела на Давида, он сидел спиной, и даже не пытался подглядывать. Я вышла на берег, холодный воздух окутал меня со всех сторон, быстро растираясь полотенцем, я пыталась согреться. Надела свой комбинезон, холод тут же отступил. Это не какая-то ряса, как жаль, что его нельзя носить постоянно, последней надела шапку:

– Я все, можешь поворачиваться.

Давид встал и сказал:

– Нам нужно торопиться, завтрак вот-вот начнется. Ты так долго купалась, но я не хотел прерывать твое удовольствие. Побежали, никто не должен тебя увидеть, ты же не в рясе.

Давид взял мою мокрую рясу. Мы быстрым шагом возвращались в монастырь от одной мысли, что мне сейчас придется надевать мокрое одеяние, становилось плохо. Но я ошиблась, в моей комнате на кровати лежала новая ряса, чистая и абсолютно сухая. Я вознесла молитву Богам. Быстро переодевшись, выбежала в коридор. Давид, как всегда, ждал меня. Цветок нежности в груди распускал свои лепестки, набирая силу! Какой же Давид хороший!

В трапезной стояла гробовая тишина, мы прошли между столами и сели на свои места, отец Мальком молчал, строго глядя на нас из-подо лба.

– Помолимся, дети мои! Дабы направить на путь истинный все заблудшие души, – отец Мальком выразительно посмотрел в нашу сторону, – Боги – яркое Солнце, серебряная Луна, плодородная Земля, бесконечное Небо и проматерь всего Нея! Благодарим Вас за ваши дары. Пусть каждый из нас получит, то, что заслужил. Пусть дети ответят за грехи своих родителей. Ибо ваша милость и благодать не имеет границ. Смирение!

– Смирение!

Подали еду: сегодня это была овсяная каша, совершенно не сладкая, вязкая, сваренная на воде. Все тот же хлеб черный и черствый. Травяной чай опять же несладкий. Завтрак был лучше, чем вчерашний ужин, по крайней мере, я смогла есть. Когда завтрак закончился, и мы хотели уходить с Давидом, отец Мальком окликнул нас:

– Княжна Рада, Давид! Задержитесь на пару минут.

Мы остановились:

– Слушаем вас, отец Мальком!

– Сегодня вы нарушили правила монастыря…

– Но… – начал Давид, но отец Мальком взмахом руки остановил его и продолжил:

– Такое не должно больше повториться, Княжна Рада должна сама учиться преодолевать свои трудности. Я понимаю, что ей тяжело, и она не привыкла к такому, ведь княжеских детей балуют с самого рождения. Поэтому именно здесь она может почувствовать, что жизнь не сплошной праздник, что можно обходиться без слуг, есть простую еду. Думаю, такой урок пойдет ей на пользу.

Мне было крайне неприятно, что отец Мальком говорит в моем присутствии в третьем лице, но перечить я не стала. Кажется, что у него предвзятое отношение к правящему сословию. Как-будто прочитав мои мысли, отец Мальком обратился непосредственно ко мне:

– Не поймите меня не правильно, Рада! Абсолютно ничего личного. Я человек простой, говорящий с Богами. Они наделили меня крупицей своей мудрости и я знаю, о чем говорю. Если я увижу, что ты Рада не справляешься не по причине нежелания, а в силу своих особенностей, мы поможем, и никак по-другому. Надеюсь вам понятно обоим? – я молча кивнула головой, Давид сцепил зубы. Было видно, что ему это все не нравится. Я осторожно взяла его за руку, и Давид нехотя кивнул, – Очень хорошо, что мы поняли друг друга правильно. Сегодня я вынужден вас наказать, дабы подобное не повторилось. Вы пойдете на кухню, поможете монахам готовить обед. В библиотеку сегодня не получится попасть, ибо брат Калита сегодня совершает суточную молитву. Так, что совместите приятное с полезным. Можете приступать, пусть Боги хранят вас, и наставят на истинный путь. Смирения, дети мои.

– Смирения.

Мы вышли из трапезной, настроение было весьма паршивое:

– Пусть Боги хранят вас, и наставят на истинный путь. Смирения, дети мои, – вдруг прогнусавил Давид тоном этого мерзкого отца Малькома.

Я посмотрела на Давида и прыснула со смеху, а Давид продолжал копировать отца Малькома все время, пока мы шли по холодным коридорам. Мы радостно заливались смехом уже вдвоем.

Кухня была большой, а самое главное, было тепло от большой печи. Здесь было десять монахов и все слаженно работали, все так же молча:

– Добрый день, – начал Давид, – Нас прислала отец Мальком на помощь к вам.

– Добрый день, – отозвался один из монахов. Сразу было видно, что в его роду были гномы. Он был невысокий, коренастый. Коса его была заправлена за пояс, – Я монах Пентол, отвечаю за кухню и всю еду. Очень хорошо, что вас к нам прислали, лишние руки нам пригодятся. Пойдемте со мной. Сегодня на обед бобовая лапша и суп Макарито, необходимо начистить картофель, лук и топинамбур, – мы подошли к огромным мешкам, – Здесь располагайтесь. Вот ножи, казан, можете приступать.

– А много чистить? – спросила я.

Монах Пентол странно посмотрел на меня и просто ответил:

– Все.

– Все!!!? – мои глаза округлились, в углу стояло пять мешков невероятных размеров.

– Чем быстрее закончите, тем лучше. Смирения, – монах Пентол ушел от нас.

– Смирения… – пробормотала я, – Да мы до завтра не справимся…

– Рада! Не бойся я с тобой!

Стоит ли говорить, что я никогда в жизни не чистила картофель, лук, а уж тем более топинамбур. Нож было совсем неудобно держать, овощи то и дело выскальзывали из моих рук. Пальцы с непривычки немели и не слушались. Где-то позади себя я слышала тихое хихиканье, явно монахи потешались надо мной. Давид же работал с такой скоростью будто, только этим всю жизнь и занимался. Меня начинало откровенно бесить это занятие: «Приехала на практику по чистке картофеля! Я тут должна знания приобретать, а вместо этого сижу на кухне и обслуживаю этих немых монахов!» Зло, бросив очередной топинамбур, выдохнула.

– Солнышко, улыбнись! Все хорошо!

– Да что тут хорошего!? – я потянулась за очередным топинамбуром и Давид тоже. В этот момент наши руки соприкоснулись, мы замерли. Мое раздражение тут же улетучилось, бледно-розовый цветок внутри меня ожил. Я подняла глаза на Давида и увидела столько нежности, теплоты и участия, что захотелось плакать от умиления.

– Рада, мы уж почти закончили, еще чуть-чуть и мы свободны, давай потерпи совсем немного.

Я непроизвольно улыбнулась, сразу стало лучше и проще. «Какой же он все-таки…» – я не могла подободрать слов. Горло взялось спазмом, осторожно взяла топинамбур и начала чистить уже спокойно, и надо же, выходило значительно лучше. Давид смотрел на меня с восхищением, вроде бы я совершила какой-то подвиг. Да и мне самой стало как-то лучше, начала гордится собой: «Ведь могу все-таки, может прав отец Мальком и стоит учиться преодолевать трудности самостоятельно, начинаешь уважать себя!»

С этими радостными мыслями и без моего раздражения мы быстро закончили:

– Очень хорошо, – похвалил монах Пентол нашу работу, – До обеда осталось два часа, можете посвятить это время своим личным нуждам. Смирения.

– Смирения.

Мы выскочили из кухни веселые и довольные:

– Куда пойдем? – спросила я.

– Хочу показать тебе северную башню. Она самая высокая в монастыре из нее видно далеко вокруг. Сегодня солнце – вид должен быть хороший.

Давид повел меня переходами, коридорами по пути нам встречались монахи, но все молчаливо проходили мимо. Потом мы пошли по винтовой лестнице. Очень высоко, трижды я останавливалась, чтобы перевести дыхание, Давид терпеливо ждал меня. Когда мы поднялись наверх, я поняла, все затраченные усилия того стоили. Здесь была смотровая площадка. Осторожно ступая на снег, я подошла к самому краю.

Перед нами простиралась бесконечная белая пустыня, а мы были на самом ее верху! Куда не посмотришь, белый снег устилал все. И конца и края не было видно. Небо было бесконечно голубым с ярким желтым солнцем. Снег был повсюду, на деревьях лежал причудливыми узорами, блестел от солнца и слепил глаза, переливаясь яркими вспышками. Воздух был морозным и свежим. Мы были очень высоко, так близко к Богам, что я мысленно попросила Нею даровать мне счастье и оглянулась на Давида, улыбаясь во весь рот.

– Нравится?

– Да! Ты сегодня решил меня баловать, никогда бы не подумала, что в суровой зиме, в горах могут быть спрятаны такие чудеса!

Давид улыбнулся:

– Иногда, нам кажется, что мы все знаем, и удивляться не чему, но Боги тут же покажут нам, что мы очень сильно ошибаемся.

– Хочу удивляться!

– Зачем?

– Так жить интересней!

– Я буду тебя удивлять, поверь мне, солнышко! – Давид осторожно обнял меня за талию, – Наслаждайся!

Мы стояли в тишине и величии, я слышала, как гулко бьется сердце Давида. На солнце было абсолютно не холодно. Мои мысли унеслись далеко, я чувствовала свое неопределенное будущее, которое теперь не страшило меня. Ведь теперь у меня есть Давид, а с ним ничего не страшно:

– Давид! – цветок нежности бледно-розовый расцветал все сильнее. Я откинула голову ему на грудь и глубоко вдохнула морозный воздух.

– Что?

– Ничего, просто хорошо так!

– Как ни странно и мне тоже.

– Почему странно?

– Не знаю, нам надо поторопиться, скоро обед!

– Как жаль, такая красота!

Давид уткнулся мне носом в шею, от его дыхания у меня поползли мурашки.

– Все, пора!

– Еще не пора, – я ловко вывернулась из его объятий, – Давай, кто первый прибежит, тот и победил!

– А что у нас на кону?

– Желание, – крикнула я, срываясь на бег.

Я побежала вниз по ступенькам, Давид не отставал. Он хотел обогнать меня. Но лестница была очень узкая. В предвкушении победы, перебирая ногами по крутым ступеням, я думала чего бы ему загадать. И тут ступени исчезли из-под моих ног, Давид закинул меня на плечо:

– Так не честно! – закричала я, колотя ему по спине кулачками.

– Еще как честно!

Возле последнего пролета Давид поставил меня на ноги и резко рванул вперед:

– Так не честно! – закричала я.

– Еще как честно! Догоняй, если сможешь!

Я бежала очень быстро, но Давид стоял внизу лестницы и улыбался:

– Победа за мной!

– Не согласна, ты меня обманул!

– Ну, как говорят, в любви и на войне все средства хороши! – медленно протянул Давид, пытаясь изобразить раскаянье, которое ему плохо удавалось, – Значит так, у меня есть желание, которым я хочу воспользоваться сейчас.

– Ты играл не по правилам!

– Победителей не судят!

– Ладно, какое у тебя желание?

– Поцелуй!

Внутри все оборвалось, бледно-розовый цветок затрепетал:

– Хорошо, целуй, – согласилась я.

– Нет, солнышко! Я выиграл, поэтому ты целуешь меня!

Я смутилась, а Давид с довольным видом смотрел на меня вопрощающе-ожидательно. Я приподнялась на носочки и осторожно поцеловала его в щеку. Отстранилась и посмотрела на него. Давид стоял с разочарованным видом:

– Разве это можно назвать поцелуем?

– А как еще ты можешь это назвать? – мне сложно было сдержать улыбку.

– Это не честно!

– Ты хотел поцелуй, ты его получил! Каким он должен быть ты не уточнял, так что в расчете! – я обольстительно ему улыбнулась.

– Значит, так говоришь?! Хорошо, в следующий раз я буду уточнять!

– Следующего раза не бу-у-удет.

– Не говори «оп», пока не перепрыгнешь! А теперь пойдем, скоро обед.

И мы пошли в трапезную, где монахи уже рассаживались за столы, и весело потрескивал огонь в огромном камине. Отец Мальком уже восседал во главе стола и смотрел на нас одобрительно. Как только мы сели, он тут же обратился к нам:

– Рада, Давид! Монах Пентол поведал мне о вашем рвении и умении! Я очень рад, что вы справились с вашим заданием. Смею надеяться, что мне не придется больше прибегать к столь суровым методам воспитания. Я очень этого не люблю, но иногда приходиться. Мы поняли друг друга?

– Да, отец Мальком!

Давид лишь просто кивнул головой. Подали обед: суп Макарито, бобовую лапшу, черный хлеб и взвар из корней сурматы. В супе я смогла съесть только юшку, бобовая лапша была просто омерзительна, с каким-то жутким привкусом и запахом. Опять пришлось, есть хлеб и взвар сурматы, лучше бы был травяной чай.

Глава 8

Как только закончился обед, нам объявили построение во дворе. Мы с Давидом выбежали стали в конце ряда. Небо затянулось перистыми облаками. Солнце изредка проглядывалось между облаков, погода начинала портиться.

Монахи по одному подходили к большой стойке возле стены и брали там кувшины, каждый по одному. Стройными рядами выходили за ворота монастыря за водой на источник. Мы вышли в ворота по тропинке следом за ними, прихватив по кувшину.

Вокруг лежал снег, и было тихо, казалось, что небо низко спустилось к земле. Оно быстро темнело, все шло к тому, что скоро начнется сильнейшая буря. Ряса плохо спасала от холода, поэтому я старалась идти быстрее, за мной следом шел Давид.

– Тебе не холодно? – спросила я, прекрасно зная его ответ, но очень хотелось говорить с ним.

– Нет, конечно! Ты знаешь, что я привыкший к холоду. Поверь мне, это еще чудесная погода! Но, как мне кажется, скоро пойдет снег, а-то и метель, лучше поторопиться!

Тяжелый кувшин, крутой спуск, от этого ноги находились в постоянном напряжении, совсем скоро холод не чувствовался, даже более того моя спина взмокла.

– Рада, если тебе тяжело, давай понесу твой кувшин, – предложил Давид.

Я радостно посмотрела на него и уже собиралась отдать кувшин, но тут повернулся монах, который шел последним и отрицательно покачал головой. Просто завыть хотелось! Наш путь продолжался вниз.

Вокруг стояли величественные деревья, судя по толщине стволов им было несколько веков. Начали падать крупинки снега. Тропинка, по которой мы шли, резко повернула влево, и тут же за небольшим камнем, прямо из-под снега бил родник. Вокруг него была темная земля, вода не замерзала, а чуть дальше уходила прямо под снег.

– Это источник реки Масунтры, там дальше еще родники ближе к подножью горы. Они сливаются, и рождается река. Вода здесь чистая и освещенная, те, кто пьют ее душой и телом чисты, а самые просвещенные в день зимнего праздника морозов купаются в источнике.

От одной мысли о таком купании меня передернуло. Монахи набирали воду в кувшины. Мы были последними, когда я набрала полный кувшин воды, в моей голове промелькнула мысль: «Как же я его донесу, он очень тяжелый!»

Монахи гуськом, по одному начали подъем вверх. Давид шел сзади меня. Кувшин сам по себе был тяжелый, еще и приходилось идти в гору. Мне уже было жарко, пот струился по спине, стекая в штаны. Снегопад усиливался, монахи шли все быстрее или же мне просто так казалось, и я сильно отставала:

– Рада, давай кувшин, тебе же тяжело!

Я посмотрела вперед, последний монах тут же обернулся, зашипев на Давида, помахала головой, и тут мне в голову пришла потрясающая мысль. Я приостановилась и показала жестом Давиду: «Молчи» Он кивнул, снег становился все плотнее и гуще. Для осуществления моего плана нам нужно было немного отстать и тогда я смогу отдать свой кувшин Давиду, и эти изверги не заметят. А возле ворот монастыря, я его заберу, улыбнувшись своим мыслям, решила: «Все очень просто!»

Я внимательно проследила за последним монахом, подождала, когда через пелену снега, стал виден только его силуэт, и протянула свою ношу Давиду. Он взял кувшин во вторую руку. Со стороны казалось, что они пустые, на столько легко Давид их держал. Мы двинулись вслед за монахами. Снег сильнее и сильнее застилала глаза, но я четко видела темную монашескую рясу. В тайне ликовала, от того, как я всех их провела.

По мере продвижения, я заметила, что монах остановился, наверное, заметил, что мы отстали и ждут, пришлось забрать у Давида кувшин. В голове проносились тысячи проклятий и заклинаний о временной слепоте, забывчивости и еще много других. Вдруг я поняла, что моей глупости нет предела, и просто зашептала:

– Аситри мири пюри веса забери, – провела рукой по кувшину, он тут же стал невесомым. «Это ж надо! Почему я раньше не додумалась?»

Монах продолжал нас ждать. Очень быстро и весело мы поднималась к нему, но когда подошли ближе, то стало понятно, никакой это не монах! Всего лишь дерево. Паника ледяной рукой сковала мое горло:

– Давид!

– Что?

– Куда идти?

– Прямо наверх, ты же не сходила с тропинки?

– Нет, вроде бы, – сдавленно пошептала я, но на самом деле уверенности не было.

– Не переживай, Рада, все нормально! Я вырос в таких горах! Я тут ориентируюсь, как у себя дома!

Мне стало немного легче:

– Тогда веди.

– Давай свой кувшин, я понесу!

– Не надо. Я наложила заклятие: «Безногии», он теперь ничего не весит. Мы же не в монастыре, магию можно применить.

Давид выразительно посмотрел на меня:

– Ой! Извини, но ты так легко нес кувшины! Прости я сейчас. Аситри мири пюри веса забери, – провела рукой по кувшину Давида.

– Спасибо, солнышко! – очень искренне поблагодарил меня Давид.

Снег и ветер усиливались. Началась настоящая метель, уже в двух шагах ничего не было видно. Холод начинал меня пронизывать со всех сторон:

– Пойдем, давай руку, нужно спешить! – сказал Давид.

Мы продолжили подъем на гору. Тропинки под ногами уже не было, либо ее занесло снегом, либо мы ее потеряли. Ноги проваливались по колено в сугробы, идти, практически не получалось. Давид сначала шел прямо, потом налево, потом направо и опять прямо. Метель зверствовала уже не на шутку, холодный ветер забирался под одежду. Я уже не чувствовала пальцев рук и ног:

– Я замерзла, Давид!

– Мы заблудились, – констатировал он факт, который я упорно не хотела осознавать.

Я села на снег с кувшином в руках, но сугроб оказался глубже, чем я рассчитывала. Не удержавшись, я опрокинулась назад и ледяная вода с кувшина вылилась прямо на меня. Я зашипела, Давид закричал, перекрикивая ветер:

– Рада! Что ты творишь?!

От злости и холода у меня не понятно, что происходило в голове, я закричала со всей силы, вкладывая в свой крик весь страх, отчаянье, ужас который испытывала с момента приезда в монастырь:

– Хваатииит! Стоооп! – в этот момент снег, метель, ветер – все замерло, как-будто застыло. Снежинки зависли в воздухе. Давид смотрел на меня потрясенными глазами:

– Это ты как?

– Сама не знаю, – прошептала я, вокруг стояла тишина.

– И что теперь?

– Не знаю, – пробормотала я, клацнув зубами, хоть все и замерло – холод остался.

– Рада! Ты заболеешь!

– Просто потрясающие выводы! – я закрыла глаза, собралась с мыслями и зашептала, – Ах, ты тор Земля, матушка моя! Покажи и расскажи и в тепло меня веди!

Земля под ногами задрожала, снег от моих ног начал расползаться в разные стороны до самой земли. Появилась тропика, мы сразу поспешили по ней. Снег расступался передо мной, как только мы проходили, все возвращалось на свои места. Рук и ног я уже вообще не чувствовала. Тропинка свернула и побежала вниз:

– Рада, нам вверх нужно! Монастырь почти на самом верху, я точно знаю!

– Хватит, – рявкнула я, – Ты уже сориентировался, как у себя дома!

Давид скромно замолчал и поспешил вслед за мной. Монастырская ряса от пролитой воды покрылась льдом, я уже переставала ощущать тело.

Неожиданно тропика остановилась возле огромного сугроба:

– Ну и? – только смогла выговорить я, дрожь не давала нормально говорить.

Давид посмотрел на сугроб, потом начал копать снег: «А говорил, что не мерзнет… холод и его доконал… жаль… погибнем тут безвременно» Стало страшно.

– Да-да-да-вид не-не на-на-до-до! – стало жаль его, мне всегда было жаль убогих. А тут был нормальный и что теперь? Я потянула его за рукав.

– Подожди, если я не ошибаюсь… – он продолжал лихорадочно отрывать снег, – Точно! Мы спасены, тут землянка.

– Что? – не поняла я.

Давид перестал копать и открыл дверь в сугробе. «Так, понятно, уже и у меня с головой бардак», он схватил меня за руку и потянул в сугроб, ну лучше так умереть.

Мы вошли, внутри было темно:

– Файре мааре дван искарта! – тут же под потолком засветились огоньки осветительных сфер.

Это была небольшая комната, у стены стояла кровать, накрытая одеялом, в полушаге от нее маленькая печка и охапка дров. Столик и табуреточка, на нем миска и кружка, словно кто-то вышел совсем недавно. Давид тут же подошел к печке наложил дров и подпалил с помощью заклинания.

Потом он обследовал наше убежище, из стены на полке достал какой-то кулек:

– Рада! Я нашел крупу саргу! Смотри, с голода мы не умрем!

– Ага… – без особого энтузиазма ответила я. На меня наваливалась какая-то усталость, тела своего совсем не чувствовала. Обледенелая одежда и волосы сковывали движения.

– Я сейчас наберу снега, он растает в тепле и будет вода, сварю саргу, поужинаем. А завтра, когда утихнет буря, найдем дорогу в монастырь.

– Ага…

– Рада! Что с тобой? – он оказался рядом, взял за плечи, и шумно выдохнул, – Да ты вся во льду!

– Ага…

– Быстренько снимай одежду, а то заболеешь!

– А ты?

– Что я? Тоже снять одежду, – недоверчиво спросил Давид, – Я, конечно, могу! – и улыбнулся.

– Нет. Ты не заболеешь?

– Начнем с того, что она у меня не мокрая, и я привык к такой погоде. Но одежду я просушу позже нужно снега еще набрать.

– Не могу.

– Рада! Сейчас не тот случай, чтоб стесняться речь идет о твоей жизни!

– У меня руки не слушаются…

– О Боги! Подожди!

Давид подвел меня поближе к печке, я на конец почувствовал тепло, лед с одежды начал таять. Меня слегка покачивало, в глазах плыло, и начинала колотить крупная дрожь. Давид быстро развязал пояс и начал снимать рубашку, потом штаны и сапожки. Я осталась в панталончиках и тунике, которые тоже были мокрыми, Давид протянул руки, чтобы снять и их.

– Не надо! – возмутилась я.

– Надо, Рада! Иначе ты не согреешься!

– Я так не могу!

– Я не буду смотреть. Сейчас, – Давид отошел к кровати взял одеяло, поднес его к печке, чтобы оно нагрелось, поднял его выше головы передо мной и скомандовал:

– Раздевайся! Я тебя заверну!

Я быстро, как смогла, пальцы еще не отошли, сняла мокрое белье, и Давид очень бережно завернул меня в теплое одеяло. Сразу стало так хорошо, меня не мучил больше холод. Давид повернул меня к себе лицом и долго смотрел мне в глаза, пока не почувствовал мою дрожь.

– Рада!

– Что?

– Тебя колотит!

– Да? Не может быть, я и не заметила!

Давид подхватил меня на руки и понес в кровать. Бережно уложил и накрыл всем, что только имелось. Развесил одежду, с которой капала вода.

– Давид, где мы?

– Это – землянка, у нас такие во время войны делали повстанцы. Их еще очень много сохранилось. Только вот не пойму, кто здесь и для чего соорудил эту? Но, как видишь, нам она пришлась кстати. Я сейчас вернусь, – и вышел на улицу.

Не знаю, сколько отсутствовал Давид, я постепенно согревалась, начала млеть и засыпать. Хлопнула дверь:

– Метель еще сильнее стала. На расстоянии вытянутой руки ничего не видно.

Я молчала, говорить было лень, даже глаза открыть было не посильной задачей. Почему-то опять становилось холодно:

– Рада! О Боги! Да ты больна! Я чай сделаю, тут есть!

Потом Давид поил меня чаем, укрывал, укутывал, а потом, хмурясь, сказал:

– Не вижу другого способа! – откинул одеяло и лег рядом, совершенно обнаженный, так же как и я! Преградой между нами была лишь тонкая простынь, я на секунду дышать перестала!

– Что ты делаешь?

– Пытаюсь спасти наши жизни. Вся одежда мокрая и будет сохнуть долго, печка маленькая, землянка, когда прогреется, будет очень теплой, но нужно время. Я тоже замерз, ты больна, поэтому выход один: будем согревать друг друга. Метель сильная, скорее всего, до завтра и не закончится. Так что ничего другого не остается.

Давид говорил каким-то сдавленным голосом, казалось, что ему крайне неприятно. Он укрыл нас одеялами, осторожно притянул меня к себе и обнял. На шее я чувствовала его дыхание, моя спина была прижата к его груди, а бедра к животу. Тонкая простынь, разделяющая нас, была практически не ощутима. Я чувствовала каждую его мышцу, тело Давида было напряжено, от него исходило тепло. Я начала согреваться. Инстинктивно я жалась к Давиду, мне так было хорошо, в его объятиях. Уже проваливаясь в сон, я почувствовала или мне почудилось, что Давид нежно целует меня в шею, а потом, зарывшись в мои волосы, вдыхает их запах. Я резко открыла глаза и повернулась к нему. Давид лежал и в упор смотрел на меня: