Текст книги "Первая работа"

Глава 9
Салон красоты

Дана уселась перед зеркалом и откинула за спину косички.

Я поднялась со стула, подошла к ней.

– Слушай…

– Пожалуйста, подстригите мне сантиметра два… И покрасьте. М-м-м… В пепельный блонд.

– Что? – опешила я.

– А-а, вы мастер маникюра… – протянула Дана, глядя на меня через зеркало. – Простите… Я вас не узнала…

Уезжала на Бали на месяц. Как все изменилось.

Она говорила низким грудным голосом, растягивая слова и гримасничая.

– Прошу вас, – продолжила Дана и, растопырив пальчики, опустила ладошку на столик.

– Дана, – строго сказала я, – ты должна сейчас встать.

И сесть обратно за стол, чтобы заниматься.

– И что мы будем делать?

– Учить названия животных.

– Скукота…

– Дана, встань, пожалуйста!

– У меня потерялась мо-ти-ва-ци-я. Я уже везде посмотрела – и в сумочке, и в шкафу. Нет ее.

– Хватит кривляться, слышишь меня?

– А вы мне сделаете коррекцию бровей?

Тут я не выдержала и прошипела:

– Ты хоть кого-то слушаешься?!

– Нет. Я и так уже взрослая.

– Посмотрим, – пробормотала я. – Схожу-ка я за твоей няней.

Я выскочила из комнаты. Никакого плана у меня не было.

Но находиться в комнате с ребенком, который надо мной издевался, я больше не могла.

Данина няня оказалась на кухне. Согнувшись, она мыла пол. По радио хриплый мужской голос объявил: «Шансон… У нас сбываются все мечты!»

Роза Васильевна разговаривала с кем-то по телефону, зажав трубку между ухом и плечом. На ее черных брюках посверкивали золотые нити, которыми брюки были прошиты на бедрах. Только я раскрыла рот, как Роза Васильевна сказала в телефон:

– Вертихвостка. Натуральная вертихвостка. Ну откуда я могу знать, сколько ей лет… Четырнадцать. Может, пятнадцать. Главное, я у хозяйки спросила: «Вы сами эту учительницу видели?» А она: «Мне видеозапись на телефоне показывали, как она по-испански стихи читает. Все нормально, Розка, не волнуйся». Представляешь? Отдают мою крошечку не пойми кому. Да еще и деньги платят. Да, кстати, деньги нехилые! Пол моей зарплаты за день! Слыхала? Да, девчонке. Ну ничего, я в Дану Андреевну верю. Барышня от нее через пару недель сбежит. Мама нам каких только профессоров не находила. Особенно по сольфеджии одна свирепая была. Помнишь, я тебе жаловалась? Но Данка молодец. Казак-девка! А? Да зачем мне этот час, пока они занимаются? Я могу и при Данке пол помыть.

Я бесшумно развернулась. Как же захотелось убежать из этой сумасшедшей квартиры! Прямо тошнило от них обеих: и от Даны, и от Розы Васильевны. Я разозлилась на маму, которая нашла мне такую дурацкую работу. Хотя больше всего на свете сейчас я хотела оказаться рядом с родителями. Бежать, бежать отсюда, а перед уходом наговорить гадостей им всем. Чтобы знали: нельзя над людьми издеваться!

Когда я вошла в комнату, Даны в ней не было. Под кроватью что-то брякнуло. Я опустилась на колени, приподняла край розово-золотистого покрывала. Дана лежала под кроватью, положив голову на розовую подушку с кистями, и не мигая смотрела на меня.

Я обессиленно опустилась на пол рядом с ней. Было понятно, что уговаривать ее вылезти бесполезно. Но идти за Розой Васильевной я второй раз не хотела. Это означало признать свое поражение.

Поэтому я опустила край покрывала так, чтобы Дану не было видно, привалилась к стене и молча смотрела на кровать. Дана тоже затихла. Так мы просидели оставшиеся полчаса.

За это время я успела подумать о многом. Прежде всего о том, что я не могу, не имею права говорить этим людям гадости. Потому что няня пожалуется Ирэне, и та решит не покупать у мамы ее платья.

И еще о том, что мне все-таки придется признать поражение.

Нужно будет сказать Розе Васильевне: «У нас не вышло заниматься». А она станет насмешливо смотреть на меня и в мыслях называть «вертихвосткой». Потом возьмет деньги двумя пальцами и положит в кошелек. А может, отнесет в спальню хозяйки. Вряд ли это деньги самой Розы Васильевны.

Я стиснула зубы и поднялась с пола. Ну, мамуля, удружила.

Собрав свои картинки со столика, я не глядя затолкала их в рюкзак. Сказала Дане: «Пока!» – и поплелась к Розе Васильевне.

Но Дана пулей вылетела из-под кровати, опередила меня и бросилась в объятия к няне, которая закружила ее в воздухе.

– Как позанималась, моя крошечка? – ласково спросила Роза Васильевна.

– Выучила! Выучила весь испанский! – с восторгом сказала Дана.

– Подожди, – растерялась я. – Ничего ты не выучила!

– Так скажи что-нибудь по-испанскому, моя птиченька, – перебила меня Роза Васильевна, наклоняясь к девочке.

– ¡Dos helados, por favor! – протараторила Дана.

Я в изумлении уставилась на нее. Вот это память! Просто феноменальная. А Роза Васильевна, выпрямившись, усмехнулась и сказала:

– Вот видите, Маша, не надо думать плохо о моей крошечке. Все она выучит крепко-накрепко, все запомнит. Как вас все-таки по батюшке? Как к вам обращаться?

– Николаевна, – машинально ответила я, пытаясь понять, что происходит.

Разве за урок, на котором учитель сидел на полу и молчал, не увольняют?

– Отличненько, вот вам, Мария Николаевна, денежка, берите прячьте… Только не в задний карман джинсов, – добавила Роза Васильевна, увидев, как я убираю деньги. – Кошелек или борсеточка – есть у вас что-нибудь? Вы в следующий раз в пятницу придете? У нас бассейн, правда.

Давайте часиков в пять, ладно?

Я ошарашенно кивнула. Правда, в пятницу у меня было шесть уроков, а это означало, что мне придется часа три болтаться в школе в ожидании, пока Дана вернется из бассейна. Но все это казалось ерундой в сравнении с другим.

Мне заплатили кучу денег за то, что я ничего не сделала!

– Понравилась тебе новая учительница? – спросила Роза Васильевна Дану.

– Пойдем уже «Кольцо любви» смотреть, – Девочка потянула ее к телевизору.

– Сейчас включу, птиченька, – кивнула Роза Васильевна. – А вы, Мария Николаевна, обувайтесь, только пол не пачкайте, и куртку не забудьте из шкафа достать. Хотя нет, давайте-ка я сама куртку достану, там шубы, то, се… Даночка, возьми пульт, найди «Кольцо» наше с тобой. Я пока твою учительницу выпровожу.

Глава 10
Первые покупки

Муки совести за странное занятие? Да, было немного. Вроде как пенка от молока. Отгоняешь ее ложкой, а она все равно в рот лезет, когда из кружки пьешь.

Но я быстро себя успокоила.

Во-первых, Дана выучила целую фразу на испанском.

Ну и что, что без труда, в том числе и без моего. Во-вторых, Роза Васильевна ни о чем не спрашивала. Ни о том, как мы позанимались, ни о том, что мы делали на уроке. Значит, все так и должно быть.

К тому же Роза Васильевна назвала меня «вертихвосткой». Я сочла деньги компенсацией за обиду.

Возле нашего подъезда стоял старенький зеленый «хендай». Я ойкнула от радости. Катя к нам заехала! Наверное, мама позвала. Она сегодня дома, ждет замерщика окон. Вот и пригласила Катю «на супчик». Катя живет в Зеленограде с бабушкой и Гусей, а работает в Москве. Обедает обычно каким-нибудь хот-догом или гамбургером. Представляю, как она обрадовалась супчику.

Я не очень люблю Гусю, но Катю обожаю. Она смешливая, дурачится с удовольствием. Мама ворчит, что младшая сестра «как была ребенком, так и осталась». Но мне нравится, как легко ко всему относится Катя.

Я сжимаю пятисотку в кармане. Приятно было бы положить деньги в большой белый конверт с котятами, к оторый папа купил мне вчера на почте и на котором написано: «Барселона». Но сегодня мой первый рабочий день!

Надо отпраздновать.

Я открываю рюкзак, достаю ручку, блокнот и пишу Кате короткую записку: «Не уезжай, дождись меня! ММ».

Мы с Катей обожаем подкалывать друг друга:

– Когда ты найдешь Мужчину Своей Мечты?

– А ты?

Катин муж, Егор, ушел, когда Гуся был маленьким, но Катя ни секунды не переживала. Я же говорю, легкий характер.

Записку прикрепляю на лобовое стекло, все мутное и в потеках, и бегу в «Пятерочку».

Легче всего купить подарок Гусе: я выбираю ему резиновый красный мяч с пупырышками, всего за пятьдесят рублей. Катя – сладкоежка, ей беру вафельный торт. Не с арахисом, а с фундуком, хотя он дороже. Кате все равно, а вот мама нам целую лекцию прочтет о вреде арахиса. Самой маме выбрать подарок сложнее всего. Наконец покупаю маленькую коробочку трюфелей для них с папой. Пусть конфет немного, но я уверена, что мама оценит. Сдачу решаю убрать в заветный конверт с котятами.

Как странно было расплачиваться на кассе деньгами, которые заработала сама. Я гордилась и удивлялась: как быстро могут растаять пятьсот рублей!

Я так спешила, что при выходе едва не налетела на банкомат. Взгляд упал на экран, где улыбающаяся тетенька, похожая на стюардессу, сжимала в руке пластиковую карту.

«Когда-нибудь и у меня такая будет», – подумала я.

Возле самого подъезда что-то щелкнуло по плечу.

Я обернулась: на асфальте валялась скомканная бумажка.

Пришлось задрать голову. Еле успела увернуться! Из окна летел новый «снаряд».

– Катька! – возмущенно выпалила я, рывком распахивая дверь подъезда. – А я! Ей! Торт! Ну держись, тетушка!

Глава 11
Деньги

Дверь открыла мама.

– Где она?! – завопила я, заглядывая маме за плечо. – Я ей покажу сладкую жизнь!

– Кто? – не поняла мама и тут же одернула меня: – Перестань прыгать! Как у тебя все прошло?

– Отлично!

Я влетела в квартиру и закричала:

– Катька! Я тебя прощаю! В честь первого дня своей первой работы! Выходи праздновать!

Тишина. Мама взяла тряпку и вытерла следы от моих кроссовок.

– Катька! Я тебе торт купила!

Молчание. Мама покачала головой и спросила:

– Что ты с ней делала? С ученицей?

– Ничего, – честно ответила я и снова закричала: – Катька! Я торт купила в «Пятерочке»! А он почему-то не в бакалее, а в йогуртах лежал!

– Ты врешь!

Катька выскочила из моей комнаты, схватила меня за руки и принялась трясти.

– Я только что там была! – возмутилась она. – Все проверяла! Не ври!

– Как легко тебя поймать на крючок! – хохочу я, выдергивая руки и уворачиваясь от нее. – Ты просто рыбка, Катенька! Вкусная сочная рыбка!

– Не называй меня так! Ненавижу рыбу! – рычит Катя. – Признавайся быстро! Где взяла торт?! В каком отделе?

Мне так смешно, что хочется плюхнуться на пол. Я смеюсь, качаю головой, протягиваю Кате торт, но его перехватывает мама со словами:

– Перестаньте дурить! Замерщик придет с минуты на минуту. На кухню обе марш! Чай стынет.

– Правда, скажи, – шепчет Катя, не в силах отстать от меня. – Торт на месте лежал?

– Сначала ты признайся, что терпеть не можешь свою работу! – шепчу я в ответ.

– Обожаю, – усмехается Катя. – А ты мне, видать, завидуешь, племяшка-фисташка?

– Еще чего! Ну и мучайся.

Катька работает мерчандайзером. Ездит на машине по разным магазинам, проверяет, как продукты лежат на полках, в правильных ли местах развешаны рекламные лозунги, развозит какие-то «подарки от фирмы». На семейных сборищах Катька любит рассказывать, что это самая веселая работа на свете.

– Свобода передвижений – раз! – загибает она пальцы на руке. – Отсутствие дресс-кода – два! Езжу в машине, музыку слушаю. Мужчины на дорогах так и пытаются познакомиться! Мечта, а не работа!

Однажды мы возвращались из Зеленограда после очередного семейного праздника. Родители думали, что я зас нула, и вполголоса обсуждали, что Катя никогда не стала бы мерчандайзером по собственной воле. Когда Егор уходил от них, то предложил устроить Катю на эту работу. Деваться ей было некуда, вот и согласилась.

Даже если так, я все равно немного завидую Кате: она умеет во всем видеть положительные стороны, для нее любое дело – праздник. Кате всегда весело. Не то что моим родителям!

Мы приходим на кухню, толкая друг друга локтями, как две расшалившиеся первоклашки. Катя кладет мне на шею ледяную ладонь, и я взвизгиваю от испуга. В отместку я хватаю ее за нос, и тут же она пищит:

– Осторожно! Смажешь тонак!

– Да перестаньте! – ворчит мама, нарезая торт на кусочки. Фундук вываливается из одного кусочка, мы с Катькой перемигиваемся. Ее рука взлетает быстрее моей. Раз – и нет орешка! Я не свожу глаз со следующего орешка, исподтишка показываю Кате кулак.

– Так что вы делали? – повторяет мама. – С этой девочкой?

Она наливает мне чай, придерживая крышку чайника.

Не выдержав, хватаю кусок торта и запихиваю в рот.

– А сказала – это мой подарок! – плаксиво говорит Катя.

У нее звонит телефон. Она глядит на экран и сбрасывает вызов.

– Мы ничего не делали, – с набитым ртом отвечаю я маме. – Я ей сказала одну фразу по-испански. Она ее запомнила. Потом повторила няне. Все! За это мне дали пятьсот рублей.

– Сколько-сколько? – вытаращила глаза Катя. – Ты серьезно? За одну фразу?

Телефон зазвонил снова, и Катька сбросила вызов не глядя.

– За час занятий! – фыркнула я.

– Вы весь час учили одну фразу?

Так и не отрезав Катьке кусочек, мама отложила нож и уперлась руками в бока.

– Нет, Дана способная, – пожала я плечами, собирая чайной ложкой крошки от торта. – Выучила эту фразу за одну секунду. Мне бы такую память.

– А чем вы занимались оставшееся время? – с интересом спросила Катька.

– Не поверишь! – хихикнула я. – Я сидела на полу!

Просто сидела на полу и все!

Я поднесла ко рту чашку с чаем.

– Анька! – возмущенно сказала Катя. – Твою дочь взяли работать китайским болванчиком. Сидит в углу, кивает, и за это платят!

Меня так насмешило словосочетание «китайский болванчик», что я фыркнула, обрызгав Катю чаем.

– Тоже хочу таких клиентов, – буркнула Катя, протянув руку к торту и отломив кусок. – Клиентов, которые платят за безделье.

– Хотя лучше бы просто выиграть денег в лотерею, – мечтательно добавила она. – Целый чемодан золотых монет, как в детских книжках. Я бы накупила себе нарядов…

– Кстати, мам! – воскликнула я. – Сегодня литераторша пришла в новой водолазке. Ты не поверишь! Свитер – бордовый, и к нему она подобрала такие заколки…

– Подожди, тебе и правда заплатили? – перебила меня мама.

Она так и стояла передо мной. Не притронулась ни к чаю, ни к торту.

– А! – вспомнила я. – Подарки!

Поднялась, выскочила в коридор, вернулась с серебристой коробочкой в руках.

– Это тебе, мам. Трюфели. Ты ведь любишь? Это я купила на зарплату…

Тон у меня был странный, как будто я оправдываюсь или извиняюсь. Не знаю, что заставило меня так говорить.

Может, мамин взгляд.

– То есть ты взяла деньги за то, что час сидела на полу?

– Это был урок, – возразила я.

– Урок чего? – не отступала мама.

– Сама знаешь чего! – рассердилась я.

– Ой, ой, – пробормотала Катя, прихлебывая чай. – Пожалуй, я поеду.

– Подожди! – заявила я и вытащила из пакета яркий мяч в пупырышках. – Вот. Это для Гуси. На первые заработанные мной деньги я купила подарки для семьи. А семье они не нужны.

Последние слова я отчеканила, глядя маме в глаза.

– Ну почему не нужны, – пробормотала Катя. – Спасибо, Машка, мне приятно.

– Ты должна их вернуть, – заявила мама.

– Кого? – испугалась я.

– Деньги.

– У меня их нет больше…

– Я тебе дам. Ты должна отдать этим людям деньги.

Мама села наконец за стол и потерла щеки руками, словно хотела их согреть.

– Почему вернуть?! – закричала я.

– Потому что это не преподавание. Это не работа.

– А что? – спросила Катя.

Мама не отвечала.

– Ты сама нашла мне эту работу, – тихо и отчетливо сказала я.

– Правда? – удивилась Катя. – Анют, у вас плохо с деньгами?

Мама вскинула голову:

– Как ты считаешь сама, эти деньги заработаны?

– Ну зачем ты с ней так, Ань, – упрекнула Катя.

Не знаю, почему я разревелась. Из-за маминого вопроса или Катиной жалости. Мне стало душно. Я выскочила в прихожую и сдернула куртку с крючка так сильно, что с треском оторвала петельку-вешалку. Швырнула куртку на пол. Схватила рюкзак, перевернула его и вывалила на куртку учебники, тетради, папку с рисунками животных для Даны и кошелек. Я не помнила, сколько денег осталось после покупок, но я выхватила все банкноты, что были в кошельке, и шлепнула их на кухонный стол.

– Вот! Отдай своей Ирэне! Пусть…

Я не договорила. Просто убежала в ванную и открыла оба крана над раковиной на полную мощь. Потянулась к душу. Сквозь шум воды послышался мамин голос:

– Воду не трать!

Я притворилась, что не слышу. Но, постояв возле «водопада», закрыла краны. Подумала, что вместе с водой утекают и деньги, которыми за нее платят.

Странно. Раньше я вообще про такое не думала. Сегодня деньги словно подобрались ко мне близко-близко. Стоят напротив и дышат в лицо. Попробуй не замечай их…

– Все равно я права, – сквозь зубы проговорила я. – Катя меня понимает.

Тут до меня снова донеслись мамины слова:

– Бывает, Катя, жалость нужная, а бывает ненужная.

И Катин серьезный голос:

– Перестань, Анют… Она еще ребенок!

Я тихо ахнула. Ребенок?! Я?

«Ну Катька! – проворчала я. – Я думала, ты на моей стороне. А ты, оказывается, считаешь меня маленькой.

Предательница!» Я даже треснула кулаком об дверь. Они там на кухне замолчали на секунду. Я снова включила воду.

Подождала и начала потихоньку уменьшать напор… Струя делалась все тоньше и тоньше. А потом я выключила воду.

Потому что услышала, как мама грохочет посудой.

Глава 12
Катина броня

– Вот именно! – сказала мама, швыряя в раковину то ли сковородку, то ли кастрюлю. – Вот именно потому, что мама всю жизнь твердит, будто ты ребенок, ты такая и выросла.

– Ты считаешь, что я сейчас ребенок?

– Сейчас – нет, – признала мама, – но вспомни, как было тяжко. Когда Егор ушел. И ты поняла, что деньги не появляются в ящике по мановению волшебной палочки. Что их надо зарабатывать самой. Вспомни, как ты плакала у меня на этой кухне… Как хотела бросить это свое мерчандайзерство! Как тебя никуда не брали…

И ты осталась.

– За гроши, – горько сказала Катя.

– Зато их платят, – с нажимом сказала мама.

– А Машка тут при чем?

– Пусть привыкает с детства. Что это трудно. К тому же, Кать… Пятнадцать – это не ребенок. Легких денег не бывает. Она должна это понять.

– Что ей делать, если ученица непослушная?

– Пусть ищет к ней подход. Трудится. Мучается.

– Любишь ты, чтобы люди мучились. Нет чтобы просто их пожалеть. – Катин голос задрожал, как пламя костра, который мы как-то вместе развели на берегу речки на бабушкиной даче.

У меня по спине побежали мурашки. Никогда не слышала, чтобы Катя говорила так грустно. Хотелось вжать ухо в дверь, чтобы разобрать каждое слово.

– Ну давай я тебя пожалею! – насмешливо сказала мама так громко, что я отскочила от двери. В прихожей послышалась какая-то возня. Похоже, мама поднимала мои рюкзак и куртку.

– Только не ной понапрасну, – продолжила мама. – Гуся здоров, слава Богу. Ты работаешь. Даже парень есть.

– Угу, – отозвалась Катя. – И мы с ним слетали на выходные в Сочи.

– Что? – ахнула мама.

Послышался странный звук, будто мама выронила рюкзак.

– Он оплатил все… Билеты. Жилье. А перед этим отвел Гусю в «Шоколадницу». Накормил нас пирожными. Помогал Гусе раскрашивать автобус. Знаешь, сейчас рекламируют мультик… Про медвежонка. Забыла, как зовут. А, Паддингтон. И на рекламном листке нарисован автобус. Двухэтажный, английский. Можно раскрасить. Андрей пообещал Гусе отвести его на этот фильм.

– Катька, так у вас все серьезно?!

– Нет. Он меня бросил. То есть… Не совсем бросил.

Сказал, что искал попутчицу. Для поездки в Сочи. И что все наши встречи…

Катя всхлипнула.

– Катюха… – протянула мама.

– Все наши встречи были подготовкой к поездке. Он меня изучал. Поэтому Гусю позвал. А когда мы с ним съездили, то все. Андрей сказал, что это было написано в его профайле на сайте знакомств. Что он ищет попутчицу. А я думала, это юмор…

Катин голос звучал глухо. Наверное, уткнулась маме в плечо. На маме как раз толстая теплая кофта. Заглушает звук, как ковер на стенке.

– Понимаешь, мы с Машкой часто прикалываемся. «ММ»…

Мужчина мечты. Но для нее это прекрасный принц. А для меня… Мне нужна опора. Чтобы с Гусей помогать. Чтобы дома кто-то ждал. И самое ужасное, что я думала: «Андрей – это ММ». А он меня изучал. Как насекомое. Как червяка.

– Ну что ты несешь, ей-богу! – вырвалось у мамы.

– Я пойду, Анька… Перерыв уже кончился. Оштрафуют еще. Эх… Вот бы выиграть в лотерею! А Машу не мучай, пожалуйста.

– Ремня ей не хватает, этой Маше твоей, – громко сказала мама.

Это она специально для меня. Но я не отвечаю. Я не вслушиваюсь. Я стою, прислонившись к стиральной машине и скрестив руки на груди, так, словно пришла на школьную дискотеку и боюсь пошевелиться. Меня приморозило к месту ужасное открытие: у Кати вовсе не простая и легкая жизнь! Она только делает вид, что ей весело жить без мужа, воспитывать ребенка самой, мотаться целый день по городу и проверять, правильно ли разложены на прилавках булочки с маком. На самом деле это броня! Катя спряталась под ней. А я, дурында, и не понимала. Дразнила ее. Скажи, мол, что терпеть не можешь свою работу. А она и правда – терпеть не может. «Работа за гроши», – сказала Катя.

Я поднесла правую руку к губам и прикусила палец.

Бестолочь, какая я бестолочь…

Я щелкнула замком, выскочила в прихожую. Рюкзака на полу не было, куртка висела на вешалке. Я сдернула ее.

– Куда ты?! – крикнула мама.

– Надо Кате сказать кое-что, – буркнула я.

– Отстань от нее, ей и так плохо, – неожиданно попросила мама.

Но я выбежала из квартиры. Плохо, но станет еще хуже!

От моей дурацкой записки. Надо успеть к машине раньше Катьки! Забрать глупую бумажку и выбросить.

Но я не успела. Катя стояла возле машины и таращилась в листок, вырванный из моей тетрадки. Я протянула руку, попыталась забрать записку, но она крепко сжимала ее.

– Это мое, я писала, прости, – скороговоркой выговорила я, и Катя разжала пальцы. Она глядела прямо перед собой, в пустоту. Тогда я в первый раз в жизни увидела, какой у нее острый подбородок и как она похожа на мою маму.

– Кать… Слушай. Тот торт. Он на месте лежал! – выпалила я.

Катя медленно развернулась ко мне и всмотрелась, будто видела меня впервые. У нее тоже близорукость, как и у меня.

Водит машину в очках.

– Я не знала, что это важно, – добавила я. – Про торт.

– Когда сам начинаешь работать, многое открывается, – заметила Катя.

Дело было вовсе не в работе, а в их разговоре с мамой, но я не стала возражать. Боялась, что Катя опять начнет хохмить. Я вздохнула и развернулась к подъезду, комкая несчастную бумажку… Я не провинилась перед Катей.

Просто чувствовала, как ей плохо. И от этого было плохо мне.

– Эй, тетя Маша! – позвала меня Катя.

Я обернулась.

– Тебе не обязательно возвращать им деньги. Отработай их. Позанимайся так, чтобы было не стыдно.

– И как я сама не догадалась? – пробормотала я. – Ты гений!

– Давно работаю, – пожала плечами Катя и улыбнулась.

Обычной улыбкой. Не «броневой».