Текст книги "Третья печать"

Воинов совершенно не смущало это, мужчинам всё равно на подобные вещи. Но среди них была молодая девушка, которой могло быть неловко. Она старалась держаться спокойно, непринуждённо и без стеснения рядом с ними, но всё же отходила от них чуть в сторону, если приходилось купаться всем вместе. Мужчины старались не обращать на неё особого внимания, поэтому проблем никогда не возникало. К тому же после битв обычно было дело только до ран, а не до созерцания женского тела. Тем более у большинства мужчин Фиолена выросла на глазах, она была для них в большей степени сестрой, чем девушкой, а для кого-то даже дочерью. Ксагер всегда замечал, что Фиолена оставляла на себе максимум одежды из того минимума, который находился под доспехами, хотя он не особо скрывал её тело. Ксагер, как и другие мужчины, старался в подобных ситуациях меньше смотреть в её сторону, не обращать внимания, чтобы не смущать её. Все понимали, что ей, как единственной девушке, было непросто в таких условиях, но все знали, что она легко может спрятать своё смущение за маской спокойствия и безразличия, хотя в её душе могло бушевать адское пламя.

А сейчас Ксагер застыл на месте, словно кто-то превратил его в камень. Он думал, что перестал даже дышать, боясь чем-то выдать своё присутствие здесь. В это мгновение время для него застыло в одной немыслимой точке, словно кто-то щёлкнул выключатель, он перестал обращать внимание на шум падающей воды у него за спиной, ему казалось, что он слышит только звук скользящих капель по обнажённому телу и спокойно стекающих по нему вниз. Девушка, не вытираясь, просто закуталась в короткое белое полотенце и резко развернулась, почувствовав, что уже не одна находится здесь. В это время Ксагер каким-то образом преодолел разделяющее их расстояние и оказался в нескольких метрах от неё.

– Давно ты здесь? – спросила она, не сводя с Ксагера взгляда своих слишком светлых серых глаз, таких ненормальных, особенных.

– Достаточно, – отозвался он, поразившись, что его голос так сильно охрип. Его глаза как-то потемнели от сказанных слов, и девушка заметила это. – Тебе стоит одеться, – сказал он, поглядывая на её тело, практически никак не скрываемое этим белым куском ткани, – или я за себя не отвечаю.

Фиолена сначала не поверила в то, что услышала. Но его слова дважды повторились эхом в её голове прежде, чем она поняла их смысл. Недолго думая, она зацепила полотенце рукой, и оно полетело вниз к её стройным длинным ногам.

Ксагер смотрел в её глаза, оторвавшись лишь на несколько секунд, чтобы оглядеть её, когда она предстала перед ним абсолютно голая.

– Ты хоть понимаешь, что делаешь сейчас? – спросил он, снова смотря в омут её светло-серых глаз.

– Нет, – призналась Фиолена. Но полотенце по-прежнему валялось у её ног, и отступать теперь было как-то бессмысленно.

Ксагеру ничего не оставалось, как сделать шаг навстречу ей. В тот же момент они оба, словно сошли с ума, перестали мыслить здраво, попросту накинувшись друг на друга. Она так долго ждала его. Он снился ей ночами, она шептала его имя, зовя и надеясь, что однажды он окажется с ней. Он мечтал об этой девушке сутками, не проходило и дня, чтоб он не грезил о ней наяву. Происходящее сейчас казалось нереальным, невозможным, но это всё же стало реальностью, казалось, что мгновение, застывшее сейчас, можно было ощутить и потрогать.

Фиолена пыталась не думать о нём, стараясь забыть в объятиях других мужчин, но не вышло, как бы она ни убегала от мыслей, они неразрывно были с ней, словно пропечатались в самых потаённых уголках души. И ничто и никто никогда бы не смог их оттуда вырвать, даже разорви он её на куски. Есть то, против чего бессильно всё, а логика катится ко всем чертям и засасывается, как ненужный хлам, в чёрные дыры Вселенной. Есть то, что можно пронести сквозь жизнь, не пожалев и ничего не попросив за это, не будучи должным или обязанным.

Ксагер прижал девушку к дереву, стоящему совсем близко, обнажённой спиной. Его кора впивалась в её кожу, царапая до крови, но она совершенно не замечала этого. Ни он, ни она не собирались противиться тому, что должно было произойти между ними, они довольно долго бегали от этого. Ей вообще казалось, что она убегала от самой себя на протяжении многих лет.

Он ещё сильнее прижал её к дереву, целуя шею, его руки блуждали по её телу, словно изучая его. Он не отрывался от неё ни на секунду, всегда зная, что по-настоящему она могла принадлежать только ему.

Ей на секунду показалось, что ими овладела первобытная страсть – наследие, доставшееся всем представителям человеческих рас от бесов и демонов, как гласили легенды. Мужчина будто рычал, а она уже стонала под ним так громко, что не передать, стоило ему свалить её на землю. Это было немного грубо, слишком быстро и как-то неправильно, но это было прекрасно. И лучшим, что могло случиться.

Было в этой близости что-то на грани любви и ненависти, насилия и страсти. Как, собственно, и сам факт её наличия. Непонятно, сколько это продолжалось, как они вообще потеряли голову, набросившись друг на друга. Его движения сводили её с ума, то слишком медленные, то резкие, лишающие последних крупиц разума. Ритм то замедлялся, то ускорялся. Его руки с такой силой сжимали её бёдра, что не оставалось и сомнения, что подобные ласки оставят узоры на её теле, несравнимые с татуировками. Миг наивысшего наслаждения, накрывающий каждую клетку организма, с примесью грубости и губительной страсти, подпитанный желанием и яростью, доводил её до безумия от близости с этим мужчиной… А она хотела быть его безумием, его единственной слабостью, несмотря на всю его силу.

Хотелось, чтобы это не заканчивалось, чтобы это повторялось, как зацикленная петля, пусть не всегда, не завтра и через день, но повторилось при первой возможности.

Фиолена не жалела о том, что произошло только что. Ксагер же остановился, пытаясь отдышаться, и медленно встал, подняв с земли полотенце. Он протянул его девушке, которая тоже пыталась выровнять сбившееся дыхание, не говоря ни слова. Несмотря на то, что её тело по-прежнему горело огнём, ей стало непривычно и по-настоящему холодно.

Фиолена не взяла полотенце, обойдя мужчину, она отправилась к воде, в которую медленно начала заходить, желая окунуться целиком. Она так хотела, чтобы это случилось, но не думала, что после этого всё будет так.

Ксагер смотрел на неё отрешённо, он не понял, что и как только что было. Он до конца не мог осознать, как он мог быть так груб с ней, ведь желал совершенно другого. Да, у него давно не было близости, но это не оправдывает его нечеловеческий инстинкт. В этот момент он и думать не смел, что ей понравилось.

Он увидел, как она вышла из воды и, взяв полотенце, закуталась в него, насколько это вообще было возможно. Ксагер, как и Фиолена, хотел просто убежать отсюда, но не смог, так как понимал, что, если он так поступит, он навсегда потеряет её.

– Эй, – вдруг позвал он, когда понял, как она великолепна всё-таки сейчас, несмотря на грусть на её лице и мелкую дрожь, которой содрогалось всё тело.

– Что? – отозвалась девушка.

– Иди сюда. – И она подошла.

Ксагер поцеловал её в губы так, как никогда и никого не целовал. Он даже не знал, откуда появилось в нём столько любви и нежности. Но он хотел передать всё это ей, чтобы она поняла, что он чувствует к ней. Ксагер сначала взял девушку на руки, а потом положил на землю, не переставая целовать. Только сейчас, гладя её тело, скользя по нему руками, он понимал насколько оно идеально, будто создано специально для него. Ни одна девушка ещё не вызывала в нём столько эмоций и чувств.

– Я люблю тебя, – прошептал он ей.

– И я тебя люблю, – тут же отозвалась она.

На этот раз всё было по-другому. Их близость была пропитана нежностью и любовью. Они дарили себя друг друга без остатка, лаская так долго, насколько это было возможно, чтобы отсрочить момент наивысшего удовольствия, но при этом, не сойти с ума. Это была пытка для обоих, но слишком сладкая, чтобы прекращать мучения наслаждением.

Фиолена изгибалась под Ксагером, извиваясь. Она таяла в его руках, как снег на солнце. Ей хотелось больше. Девушка тонула в омуте страсти, нежности и боли. Время тянулось дольше, чем раньше, замедляя для них свой ход. Сколько раз их тела соединялись в единое целое, исполняя невозможный, непостижимый танец, они не считали, но голоса обоих охрипли от стонов, которые срывались с их губ всю ночь. И только несколько немых свидетелей, таких, как яркий месяц, наблюдающий за ними, пока не исчез с небосвода с приходом рассвета, слышали, как эти двое повторяли временами несколько слов прежде, чем забыться безмятежным глубоким сном.

Глава 13

Наги мир относителен, его реальность зависит от нашего сознания.

А. Эйнштейн

Антарион всегда понимал, что жизнь – наивысшее благо и самое прекрасное, что было даровано человечеству. Он не знал, откуда взялись первые его представители на других планетах, но верил в то, что на Земле Элементалы вышли из сути самой природы. Но у жизни Антариона было высшее предназначение. Он осознавал, что жизнь слишком быстротечна, не нужно тратить её на пустяки, следует наслаждаться каждым днём, словно он последний.

Антарион точно знал, что, приняв смерть, обретёт никому не виданное ещё бессмертие, оставшись в телах Альфареан, повлияв на них коренным образом и на их потомков. Но он и не подозревал, насколько окажется прав.

Первозданная энергия, направленная в тела Мальдоры, Клиалии и Джудора, перетекла от них к Элементалам и обратно. Благодаря дару Антариона Волан, Орегон и Вилема остались живы, не исчезнув и не уступив место новым представителям своей расы, которые так и не появились на острове. Это позволило отношениям каждой из этих пар продолжать развиваться, как и у Ксагера с Фиоленой. Но были и ещё изменения, которые не сразу оказались очевидны: каким-то образом энергия Антариона изменяла их организмы на генном уровне, перестраивая цепочку их ДНК, превращая их совершенно в других людей, сохраняя при этом внешность. Происходило подобное пару раз в течение нескольких лет.

Меньше, чем через месяц после смерти Антариона, все женщины поняли, что беременны. Мальдора, Клиалия, Вилема и Фиолена разрешились от своего бремени практически в одно время. У Мальдоры и Волана появились очаровательные близняшки Наннетта и Неона, у Джудора и Вилемы родились сыновья Асмадей и Энервей, у Клиалии и Орегона – близнецы Амман и Эммин, а у Ксагера и Фиолены родились сразу трое детей: Триалтион, Аттракс и Дизомара.

Потом Мальдора родила дочку Амалию и сына Кальтраса, Вилема стала матерью Альтерии и Антарии, а Клиалия – Эльмоары и Ламетты, Фиолена произвела на свет дочерей: Примавеллу, Фрею и Несферату.

Спустя ещё какое-то время Волан стал отцом Роланы и Лилианы, Орегон – Семерея и Дегана, Джудор – Натуэллы и Медея, Ксагер – дочери Бэттитэт и сына Луция.

Первозданная энергия, которую отдал Антарион, была катализатором для особых мутаций, которые происходили в телах беременных женщин. Каждый ребёнок, произведённый ими на свет, был уникален. Генные и хромосомные мутации, происходящие в утробе матери, на первых этапах развития плода, так сильно меняли ДНК, что только близнецов и двойняшек можно было назвать кровными братьями и сестрами. Последующие дети, рождённые от тех же самых родителей, могли приходиться друг другу не такими близкими родственниками, так как их мутации были уже совершенно другими, затрагивающими другие гены. Братья и сёстры имели новую цепочку ДНК, отличавшуюся кардинально и делавшую из них максимум дальних родственников.

Большую часть первозданной энергии жизни Антарион отдал Ксагеру и Фиолене, так как те были представителями одной расы. А значит, для изменений им потребуется больше его силы, чем остальным. Он знал, что телекинез Фиолены – единственной девушки, способной на это, – скачок эволюции расы Альфареан. А представитель расы Элементалов, управляющий пятой стихией, слишком хотел сохранить такую мутацию для будущих потомков и не мог позволить ей пропасть.

Надежда Альфареан сбылась, но немного не так. Они стали прародителями не одной новой расы, а нескольких, но, чтобы понять это, у них ушла масса времени. Наннетта, Аттракс, Альтария, Ламетта, Лилиана, Натуэлла, Примавелла, Деган, Луций стали первыми представителями расы Ангелов. Неона, Семерей, Эльмоара, Медей, Ролана, Альтерия, Фрея и Бэттитэт – Демонов. Асмадей, Энервей, Эммин, Амман, Амалия, Кальтрас – Сущностей, а Триалтион и Несферату – Помесей.

Дети, родившиеся на острове, были особенными и обладали необычными способностями, которые Альфареане называли Великой Силой, Магией или Волшебством. Например, Наннетта могла предсказывать будущее, Луций умел ходить по воде, Ролана изменяла цвет своих волос, едва подумав об этом, Асмадей предчувствовал изменения погоды, Амман мог влиять на настроение других, а Дизомара – видеть картинки из прошлого.

К пятнадцати годам у представителей новых рас появились отличительные внешние признаки. У Ангелов перьевые белые крылья, у Демонов такие же, но чёрные, у Помесей – чёрно-белые. Сущности обладали своеобразной внешностью, например, у Кальтраса были слегка заострённые уши, у Амалии до неправильности круглые большие глаза, а у Эммина очень грубая и жёсткая кожа.

Способности представителей новых рас впечатляли: к шестнадцати годам некоторые представители расы Ангелов могли метать энергетические шары, а расы Демонов – огненные. Они создавали их в секунды на своих ладонях и могли управлять ими, направляя, куда заблагорассудится, совершенно не касаясь. Шары могли не только нанести мелкий вред, но и ранить. Это было своего рода средство защиты и нападения Ролана, Антария и Эльмоара могли управлять стихиями. Каждому из них соответствовала Магия элемента: воздуха, воды и огня. Их родители предполагали, что этот дар исчезнет вместе со способностями Волана, Вилемы и Орегона, но, как оказалось, он передался их детям.

Несмотря на уникальность каждого ребёнка Элементалов и Альфареан, уровень магических способностей у Ангелов и Демонов был выше, чем у Сущностей в несколько раз, и они чувствовали своё превосходство. В любом мире выживают сильнейшие представители вида. Таков естественный отбор, присущий не только простым животным, но и людям.

Но были те, кто отличались от Ангелов, Демонов и Сущностей – представители расы Помесь. Несферату родилась последней, сразу после своих одноутробных сестёр. Едва девочка появилась, Фиолена почувствовала не только облегчение, но и то, что все её послеродовые раны исчезли, остриженные довольно коротко волосы, моментально отросли снова до поясницы, стали ухоженными и излучающими здоровье и красоту. И сама Фиолена ощутила себя отдохнувшей и похорошевшей. Сначала все решили, что малышка обладает схожим даром исцеления, что и Клиалия, но они были далеки от истины.

Срезанные цветы, расставленные по всему дому в глиняные вазы, могли простоять не более трёх-четырёх дней, но малышка, едва коснувшись их своими пальчиками, продляла это время до нескольких недель.

Проходя мимо цветов, ещё зажатых в бутоны, Несферату, только взглянув на них, заставляла их раскрываться, распускаясь. Засохшие растения от её прикосновения снова начинали тянуться к солнцу, излучая прекрасный вид. А будучи маленькой девочкой, она уже могла оживлять умерших животных. И это всё было удивительно. Её способности были во сто крат сильнее тех, которыми владела Клиалия. Несферату словно была носительницей самой жизни.

Но природа привыкла создавать всё в паре, каждая часть которой антипод другой по своей сути и существу. Она возводит собственный баланс и равновесие, жестоко противопоставляя жизни смерть, которая уносит всё, что желает, за собой. У любой медали всегда было есть и будет две стороны, хотим мы того или нет. Вряд ли кто-то когда-нибудь сможет разрушить непреложный закон.

Триалтион – самый старший сын Фиолены и Ксагера, их первенец. Он сильно выделялся на общем фоне представителей новых магических рас: вечно погружённый в свои мысли, нелюдимый и отстранённый, общающийся по мере необходимости, не желающий идти на контакт и сближение, своего рода одиночка в их обществе.

Когда он родился, некоторые растения, растущие около дома, пожухли, недавно срезанные цветы, стоящие в вазе на столе комнаты, и вовсе засохли. Фиолена чувствовала себя весьма скверно, предполагая, что это всё из-за сложных родов, но у Клиалии и Мальдоры, находившихся рядом с ней в момент появления ребёнка, и вовсе перехватило дыхание. Этому было объяснение: так впервые проявлялся его дар. Если Несферату даровала жизнь всему и вся, то Триалтион попросту сеял смерть, вбирая в себя, впитывая всю жизнь.

Глава 14

– Эльмоара, – позвал Медей, младший сын Джудора и Вилемы. Он был высоким юношей с красивыми чертами лица и довольно атлетическим телосложением. Его русые волосы были средней длины, а глаза карего цвета искрились не только светом, но и какой-то надеждой, – мы должны поговорить.

– Медей, – ответила девушка, с ддинными огненнорыжими волосами, которые развевались на ветру, и яркозелёными глазами, способными очаровать любого парня и даже мужчину, – я уже давно ничего тебе не должна.

– Но ты не понимаешь, – продолжил он, – я всё ещё люблю тебя. Сколько времени прошло с тех пор, как ты ушла, а я каждый день думаю о тебе. Я не могу забыть тебя и не хочу делать это.

– Медей, сколько можно? – спросила Эльмоара. – Мы столько раз снова и снова возвращаемся к этому разговору. Почему ты никак не можешь успокоиться и смириться с ситуацией, которую создал сам?

– Я знаю, что сильно виноват перед тобой, и я тысячу раз просил простить меня.

– А ты думал, что стоит только извиниться, и я прошу тебе твоё предательство?

– Между мной и Бэттитэт ничего не было. И тебе к тому же известно, что она и Амман давно уже вместе.

– Да, я знаю, что они пара. Но, и конечно, тогда я не страдала галлюцинациями. Когда я увидела вас ночью на берегу, вы целовались так страстно и самозабвенно, что не замечали ничего и никого вокруг, включая меня.

– Всё так, но…

– Хорошо, что ты не отрицаешь своего поступка, – перебила она. – Но твои сожаления и извинения не изменят того, что случилось.

– Знаю. Но я могу искупить свою вину перед тобой. Дай мне шанс. Мы можем начать сначала. У нас же целая жизнь впереди.

– Ах, Медей. Ты прав, но теперь у каждого из нас свой собственный путь и своя жизнь, – вдохнув, произнесла она. – Вспомни, сколько раз я говорила о том, чего не смогу простить, когда мы ещё были вместе. Ты знал меня с самого детства и должен был понимать, что я не отступлюсь от своих принципов даже ради тебя.

– Слушай, мне было всего семнадцать лет. Неужели ты ждала от меня осознанных поступков, свойственных нашим родителям?

– Сейчас тебе девятнадцать. Прошло два года, неужели теперь многое изменилось?

– Многое, и я всё ещё люблю тебя, – повторил он, – ты нужна мне.

– Послушай, Медей, – начала девушка, которой было всего двадцать лет, но она всегда отличалась редкостным спокойствием, уравновешенностью и мудростью. Видимо, эти качества она унаследовала от своей матери. – У нас были прекрасные отношения, какие только возможны в нашем возрасте. Но теперь, Медей, это всё – прошлое. По крайней мере, для меня. Ты должен принять это, отпустив меня окончательно. Знай, я стала встречаться с другим человеком. Я перестала принадлежать своим родителям, да и самой себе. Теперь я только его.

– Что? – спросил он, не желая верить в то, что эта девушка теперь с другим парнем. – Ты это специально говоришь, да?

– Зачем мне это говорить специально?

– Чтобы позлить меня. Не знаю. Может, чтобы я отстал? – спросил он.

– Мне не нужно врать тебе, я говорю, как есть. Я действительно принадлежу ему. Поэтому закончим на этом.

– Почему ты сейчас говоришь так, словно ты вещь? Кто он?

– Какое это имеет значение? – поинтересовалась она. – Тебе всё равно не понять меня, как и не принять мой выбор.

– Что значит какое? Это важно, – возмутился он. – Я не хочу, чтобы ты была с кем-то другим. Вспомни, что было между нами, мы любили друг друга. Ты не должна так поступать.

– Ключевое слово «любили», ты правильно употребил прошедшее время, – возразила она. – И я ничего тебе не должна. Единственное, что тебе нужно, – смириться с моим выбором.

– Почему ты такая? – спросил он.

– Какая? Сумасшедшая?! – ответила она, смеясь, продолжая. – Я не исключение и не правило, я – аксиома. Ты старался сделать меня частью большинства, которой я изначально не могла стать. Тебе, как и многим, чужды мои мысли, мои страсти. Сколько бы ты или тебе подобный ни старался заполучить меня, каждый потерпит крах, как волны, бьющиеся о несносимые скалы. Такие, как я, для большинства – всё равно что непокорные стихии. И пока есть только один человек, который обладает баснословной властью надо мной, не догадываясь об этом. Я смогу наплевать на все клятвы, забыть принципы, наступив на горло собственной гордости, пойдя к нему, зная, что сгорю дотла в его объятьях, вспыхнув адским пламенем от одного лишь прикосновения.

– Кто он? – спросил он неуверенно, чего-то подсознательно будто опасаясь.

– С ним я могу быть слабой и могу не притворяться, потому что мне будет действительно хорошо, моё тело будет содрогаться от его ласк, а с губ шёпотом будет срываться его имя.

– А он справится с такой, как ты? – надменно спросил он.

– Он единственный, кто на это способен, – отозвалась полушёпотом она. – Только он сможет меня обуздать, прогнуть под себя. Мне ничего от него не нужно, только он сам. Именно поэтому он – моя одержимость в чистом и лучшем виде.

– Но… – хотел продолжить он, но остановился. Его внимание привлёк едва слышный шорох совсем рядом.

Из тени высоких деревьев и разросшихся кустарников, плотно стоявших друг к другу, образуя живую изгородь, медленно и весьма уверенно вышел другой парень. Несколько месяцев назад ему исполнился двадцать один год, но выглядел он значительно старше. Он был высокого роста, широкоплечий, с тёмными волосами и практически бесцветными серыми глазами. Он был похож в равной степени на Ксагера и Фиолену, их старший сын – Триалтион.

– Она же сказала, что ничего тебе не должна, – с вызовом прогремел его низкий голос. Он слышал весь их разговор с самого начала и уже больше не мог оставаться в тени и быть безучастным к происходящему.

– Ты?! – удивлённо спросил Медей, который был готов увидеть кого угодно, но не этого человека.

– Не рад? Или не ожидал увидеть меня? – усмехнувшись, спросил Триалтион, с вызовом смотря на него.

– Как ты можешь быть с ним? – обратившись к девушке, поинтересовался Медей. – Кто угодно из всех нас, но не он.

– Чем же я не угодил тебе? – спросил Триалтион, не дав ответить девушке. Его явно забавляла вся эта ситуация.

– Сам знаешь, – злобно выплюнул Медей. Он всегда побаивался этого человека, пугающего своими способностями до дрожи в коленях не только его, но и других. – Она не может быть с тобой. Ты ей не подходишь.

– Не говори того, чего не знаешь, – вдруг подала голос Эльмоара. – Если мы с тобой – Демоны, это не говорит о том, что я не могу быть с Триалтионом.

– Да, ты сама говорила, когда мы были вместе, – начал оправдываться Медей, – что он будто не от мира сего. И теперь ты с ним?

– Она не знала меня, – вмешался Триалтион, как бы защищая выбор девушки, – особенно, когда была с тобой. Теперь многое изменилось.

– Мы вместе, – сказала Эльмоара, подходя к своему новому возлюбленному, – тебе придётся смириться, Медей. Триалтион – вся моя жизнь, судьба, он – мой мир, без которого меня просто нет.

– Ты должен понять и принять, что Эльмоара – моя. И ты с этим ничего не сможешь сделать, – произнёс Триалтион.

– Ещё как смогу, – отозвался Медей, хватая за руку девушку и дёргая за собой, намереваясь увезти за собой.

– Что ты делаешь? – возмутилась она.

– Ты не понял, – прогремел голос Триалтиона так, что с деревьев сорвались и взмыли ввысь экзотические птички разнообразных цветов, – она – моя!

– Изначально, она была моя, – гневно возразил Медей, намереваясь увести за собой сопротивляющуюся девушку. Она не знала, когда и почему этот парень стал таким. Он не хотел ничего понимать правильно, не желал признавать, что между ними всё давно закончилось. Да и сегодняшний разговор был уже не первый. Эльмоара была рада, что Триалтион оказался поблизости.

– Стоять, – скомандовал Триалтион, вытянув руку вперёд себя, будто пальцами пытаясь дотянуться до них, несмотря на то, что они были в нескольких метрах от него. Он каждой клеточкой почувствовал стихийный выброс некой энергии, не магии, к которой он привык, а чего-то другого, странного, необычного и пугающего до холода в глубине души. Но не его души, а тех, кто был в непосредственной близости к нему. В ту же секунду на плечи Медея будто опустился груз весом в тонну. Он не смог ступить и шагу, только развернулся лицом к Триалтиону, рука которого по-прежнему была вытянута вперёд, а его пальцы словно перебирали какие-то нити, пытаясь захватить как можно больше и крепче. Вдруг он стал сжимать её в кулак. И в тот же миг Медей стал медленно оседать на землю, его дыхание затруднилось, он задыхался, а сердце, сдавленное в тиски, начало пропускать положенные удары. Лицо парня было мертвецки бледное, с выступившими венами и чёрными кругами, будто он – обескровленный покойник. Его вид был по-настоящему страшным.

В разгар драки Триалтион почувствовал то, что не испытывал ранее, – силу, управлять которой испугался бы каждый. Он не умел метать ни огненные, ни световые шары, он мог создавать энергетический поток, способный причинить немалый вред или ущерб. Но сейчас он вдруг понял, что может управлять чем-то невидимым и неведомым никому, ни Ангелам, ни Демонам, ни Сущностям, ни кому-то другому.

И сейчас Триалтион стоял с вытянутой, сжатой в кулак правой рукой недалеко от Медея, опустившегося на колени и пытающегося сделать хоть вздох, а левой рукой он создавал из ничего чёрный дымчатый шар, в котором то и дело вспыхивали электрические заряды. Это было потрясающее зрелище, но опасное и пугающее, особенно Эльмоару, она впервые сталкивалась с подобным, с тем, что не свойственно никому из них.

Триалтион понял, чем управляет. Это тёмная материя – это существо самой смерти, если можно так выразиться, противоположная суть жизни, которую он легко мог забрать из любого существа на планете, пожелав. Он мог стать кукловодом для каждого, легко дёргая за бесценные невидимые ниточки.

Триалтион, как любой мужчина, был собственником. Он не хотел делить свою любимую девушку ни с кем, тем более с её бывшим парнем. И сейчас он не мог так просто смириться с поведением Медея. Триалтиону не составило особого труда воспользоваться открывшейся ему силой, и он чуть не убил его, если бы Эльмоара не вмешалась. Она остановила его.

– Успокойся, Триалтион, – как можно спокойнее произнесла она, направляясь к нему, – не причиняй ему вреда. Оно того не стоит. – Только её он мог послушать. Повлиять на парня могла только эта девушка. Поэтому она подошла вплотную к Триалтиону, опустив руку ему на плечо. – Ты же знаешь, я – твоя. Остальное не имеет никакого значения. Есть только я и ты, он – прошлое.

– Но он… – начал было Триалтион.

– Он ничего не сделал мне, понимаешь, – сказала она, повторив, – ничего. А после сегодняшнего дня вряд ли осмелится приблизиться.

До Триалтиона дошёл смысл её слов практически моментально, да и убивать он не хотел, ведь все они были знакомы с детства, вместе росли и взрослели. Поэтому он просто разжал руку, и Медей смог вздохнуть свободно, боль в сердце прошла, а лицо приобрело нормальный здоровый цвет.

– Ты всегда будешь моей, – произнёс он, обнимая Эльмоару. – Я никогда не позволю кому-то встать между нами. – И она знала, что так и будет.

Эльмоара была умна, она понимала, что Триалтион не будет бросать своих слов на ветер, если он даёт обещание, то сдержит его. Он мог бросить к её ногам целый мир, разрушая жизнь и сея смерть. И как бы ужасно это ни звучало, ей было приятно, что такой, как он, выбрал именно её, открылся ей, представителю расы Демонов, с куда менее выдающимися способностями, признался в своих чувствах, позволив узнать истинного себя.

Многие считали, что Триалтион сторонится всех из-за того, что считает себя выше остальных, так как уровень его магических способностей был слишком высок. Они ошибались. Парень действительно не шёл на контакт потому, что не хотел причинить кому-то вред. Он не боялся своих способностей, нет, он просто испытывал страх за тех, кто мог пострадать по его вине. Триалтион не хотел нести ответственность за магию, которую не понимал.

Но из года в год он тренировался, учился управлять своими силами. Сначала ничего не происходило, все его старания были напрасны, но потом у него стало получаться. Уже к восемнадцати годам он неплохо научился контролировать свою магию, которая, как он понял, напрямую была связана с эмоциями.

Самое сложное, как оказалось, это следить за выбросом своих сил во время близости с девушкой. Как ни странно, представителям женского пола он нравился. Они трепетали перед ним, может, из-за страха, а может, их очаровывала внешность парня и его поведение. Но они бессознательно летели на него, как мотыльки на огонь.

Наннетта, которая стала его первой девушкой, не раз испытывали на себе выброс его сил. Он, не желая причинить ей боль, расстался с ней. Ему казалось это решение правильным на тот момент. Триалтион несколько месяцев пытался научиться контролировать свою магию, он достиг хороших результатов. Прошло полгода с тех пор, как его отношения с Наннеттой закончились, но физиологические потребности парня брали верх, и он решился завязать новые, теперь уже с Натуэллой. Девушка сама ушла от него через какое-то время, хотя он очень нравился ей. Она сказала ему, что все девушки хотят задыхаться от удовольствия, находясь под мужчиной, а не испытывая дыхание самой смерти каждой клеточкой своего тела. Он не стал её удерживать.

Девушки по своей природе мнительные, вечно додумают и напридумывают себе что-то, а с врождённой способностью болать обо всём на свете родились истории про Триалтиона, поползли слухи.

Триалтион уходил тренироваться вглубь леса, испытывая свои способности на растениях или животных. Как-то вечером он шёл по берегу по направлению к дому и увидел бегущую на него девушку. Не нужно было даже приглядываться, чтобы узнать в ней Эльмоару. Огненного цвета волосы причудливо развевались на ветру, походя в это мгновение на пламя, а глаза ярко-зелёного цвета были явно заплаканными, в них до сих пор стояли прозрачные слёзы. Девушка была явно чем-то не на шутку расстроена.