Текст книги "Призрак с Горки"

Глава 4

– Ребята, по мороженке?

Это наш местный Мороженщик так незаметно подкрался, что мы аж подпрыгнули все. Нет, он не хотел нас пугать, просто когда по песку идёшь, шагов же не слышно! Это галька хрустела бы вовсю.

Вот кто нам рассказал про тарзанки и объяснил, как их делать. Подозреваю – Мороженщик вообще много всего знает, но не очень любит болтать. Может, потому, что он бывший военный? У них же там секрет на секрете, не поговоришь особо…

Чудеса, мы с продавцом мороженого, считай, каждый день встречаемся, а имени его почему-то не знаем! Так и зовём Мороженщиком. Но это же не обидное прозвище? Он нам всем вообще-то нравится, отличный мужик, хоть и безрукий… Не в переносном смысле, а в самом прямом – у него правой руки нет. Вообще. Даже короткий рукав футболки и тот пустой болтается. Наверное, поэтому он не может ничем другим заниматься – попробуй одной левой дом построить или машину вести! А может, ему просто нравится дарить людям радость… Это моя мама такое предположение сделала, потому что Мороженщик всегда улыбается. И мороженое у него самое вкусное, я такого даже в Питере не ел, честное слово! От него сразу настроение поднимается, даже когда двойку получаешь – я сколько раз убеждался. И Пират тоже: у меня по математике двойки бывают, а у него по русскому…

Поэтому мы, конечно, не удержались, когда он к нам подошёл со своей здоровой сумкой-холодильником. Сразу по карманам начали шарить, насобирали на четыре порции. А Даша с Андреем ещё не пришли, мы им и брать не стали – вдруг растает?

Но ещё доесть не успели, как Андрюха прямо слетел с обрыва. Струхнул, что мы ушли без него, и нас напугал до смерти. Рюкзак стянул и в песок бухнул:

– Фу! Вы ещё здесь. Меня батя задержал.

Андрей всегда называет его так, как будто отец у него простой сантехник или вроде того. А он же главный человек в нашем посёлке! Глава зыряновской администрации Николай Павлович Сидорин. Я не специально его имя-отчество запоминал, просто его портреты на всех столбах висели, когда осенью выборы были.

Андрей на отца похож, и не только лицом: его в школе уже президентом выбрали, хотя ему только двенадцать. Мои родители сходятся на том, что наш друг далеко пойдёт. Значит, однажды уедет из нашего посёлка… Жалко! Он хоть и «смазливый мажор», как его Женька прозвала, но вообще нормальный пацан. Никогда не стучит на нас отцу. Даже когда Пират проткнул шины на служебном автомобиле Сидорина, чтоб тот с проверкой в нашу школу не нагрянул, Андрей и то не рассказал, кто это сделал. Хотя отец его жёстко пытал – три дня на улицу не выпускал! Но в школу пешком не пошёл, не барское это дело. А там идти-то триста метров!

А в чём-то Андрюха вообще уникум. Его родители ещё маленьким в музыкальную школу отдали, да ещё и на флейту! Но он не скис. Чтобы время на занятия не тратить и дома не сидеть, он её часто с собой таскает. Представьте картинку: мы играем в футбол, Андрей стоит на воротах и… играет Шуберта! Ну это он репетирует заодно. А вообще-то нормально мячи берёт. Вот такой он у нас флейтист-футболист! Как ему всё удаётся? Точно большим человеком станет…

Правда, сейчас в нашей компании верховодит Пират. Никто его не выбирал, конечно, как-то само сложилось. И Андрей не дёргается, не пытается бороться за власть. Может, она ему в школе надоела до чёртиков? Или просто не хочет связываться с Пиратом, понятно же, что получит! Хоть Андрей и выше на голову, но Пирата ещё никто не победил. Потому что в нём скрыта ярость. Это сам Пират мне объяснил. Откуда она взялась, я даже не спрашивал, всё и так понятно. Жизнь у моего друга не сахар. Другой остался бы без глаза, да ещё с матерью-алкоголичкой, вообще на людей кидаться бы начал. А Пират ничего, держится. Но если его кто по-настоящему тронет, тогда вот из него ярость и выплёскивается.

Поверьте на слово, лучше этого не видеть! И держаться подальше.

Чтобы никто не заметил, куда мы направились, Пират решил сделать обманный ход. Мы все опять залезли на обрывчик, точно собрались вернуться в посёлок.

Перед этим Лина даже громко спросила с невинным видом:

– Ну что, go home?

Меня прямо смех разобрал: можно подумать, тётя Клава помнит английский. Даже если в школе учила, это ж в прошлом веке было!

Хорошо, Женька подхватила:

– Да, пошли по домам.

– Ближе к вечеру встретимся? – спросил Андрей.

Сообразил. Хотя от него как раз странно было слышать, что он домой собирается, – только примчался же!

Правда, тёте Клаве до нас вообще дела не было, она внучке рот от песка очищала. Не девочка, а дикий зверь – песок жрёт!

Так что мы смылись с пляжа незамеченными. А когда отошли подальше от обрыва, метнулись в лес. Всё молчком, чтобы внимание не привлекать. И только когда отошли подальше, снова болтать начали. Я один помалкивал: мне в лесу так хорошо становится, даже разговаривать не хочется.

Глава 5

По посёлку мы с Пиратом обычно на велосипедах гоняем. Я ему свой отдал, когда вырос из него и родители новый купили. Но Пират не обиделся, потому что у его матери всё равно вечно денег нет. Какая разница – из магазина велик или от меня? Главное, ездит!

Но в лес мы всегда пешком ходим. И не только потому, что деревья на склоне Горки растут и вверх трудно ехать. Среди сосен хочется идти медленно. Слушать. Столько птиц нигде не услышишь! И столько растений не увидишь… Сейчас вся зелень ещё свеженькая, молодая, прямо пожевать хочется. Ну мы и жуём иногда – заячью капусту или щавель.

Лес у нас просто волшебный: среди высоченных корабельных сосен – косые лучи солнца, будто золотистое полотно натянуто. И мох вокруг прямо изумрудный, как в старых сборниках сказок рисовали. Резные папоротники медленно покачиваются, точно околдовывают, и тоненькие сосновые иглы баюкают… Превратиться бы в такую иголку с двумя ножками, разлечься на папоротнике и смотреть в небо – между верхушками сосен даже оно особенным кажется.

Я мог бы так хоть целый день покачиваться и мечтать. О чём? Да каждый раз о разном. То мне мерещится, что я на вороном коне влетаю на площадь, где обижают невинных людей. А у меня хлыст в руках, и я быстренько навожу порядок. Только в мечтах я – не совсем я… Не пухлый, а жилистый, как мой папа. И очень сильный! Он что угодно поднять может, хоть и не выглядит богатырём.

А то я вижу себя во всём белом… Выхожу из лимузина, тоже белого. И я как будто знаменитый писатель или актёр, и все вокруг хотят получить мой автограф. Ой, кстати, надо придумать роспись!

Но пока это будущее не наступило, мне и здесь хорошо. Вон в траве уже листья земляники кругом, много ягод будет. Правда, они только в конце июня появятся, а я уже дождаться не могу. К осени тут ещё такие грибы пойдут – красавцы! Прямо срезать жалко. Стоит такой высокий, крепкий, чистенький, блестит шапочкой. Я грибы всегда фотографирую сначала. А Пират потом ещё и рисует. Он вообще любит наш лес рисовать, и я понимаю почему. Жалко, сам не умею…

Я в такой сладкий ступор впал среди сосен, что даже не заметил, откуда Даша появилась. А Богомол наш уже пристроился к Лине и корзинку у неё из рук вырывает. Можно подумать, она сильнее! Лина выше её на целую голову, и вообще она такая… Мама сказала про неё «статная». В общем, не слабая она. Так что в помощи особо не нуждается. Особенно всяких богомолов…

Однажды Лина спросила у меня такое, что мне сразу стало её жалко:

– А зачем тебе вообще друзья?

Я прямо онемел от такого вопросика! Разве не ясно?

Но она вздохнула и продолжила грустным таким голосом:

– По-моему, друзья нужны тем, на кого родителям плевать. Чтоб хоть кто-то близкий был… А у тебя такая семья классная! Вы вон и на пикники, и в походы… И в Питер часто ездите. Так ведь?

– Ну да.

С этим не поспоришь, с родителями мне повезло! Они оба такие весёлые, что мы часто прямо со смеху умираем, когда вместе собираемся. В игры всякие любим играть, особенно в «Казазяку», знаете? Это такая смешная игра – ухохочешься! Папа даже плачет от смеха и слёзы вытирает.

А если не после еды, так и тарелочку покидать можно. Это уже не дома, конечно, во дворе. Она лёгкая, стекло не выбьет! Мне нравится её запускать так, чтоб она прямо плыла по воздуху… Не всегда так получается.

И все музеи мы с родителями уже обошли, и театры. Причём они умеют выбирать нескучные спектакли – потом всю дорогу до посёлка обсуждаем! А когда у питерских бабушки с дедом ночуем, то и они включаются. И вдобавок интересные истории рассказывают – про актёров или про автора пьесы. У них книжными шкафами три стены заставлены!

В общем, семья у нас и вправду что надо. Но при чём тут друзья? Это же совсем другое. Родители всё равно взрослые. И на некоторые вещи совсем по-другому смотрят. Вот я же не могу рассказать им о том, куда мы сейчас идём… Даже представить не могу, что они сделали бы, если б узнали! Поэтому лучше не рисковать.

А Лине я тогда так и не сумел ничего объяснить. Но догадался, что у них в семье всё не совсем так, как у нас. Не знаю точно, кем её мама в поселковой администрации работает… Но если там такие люди, как Андрюхин отец, который запросто может сыну в глаз дать, даже такому красавчику, то Лине тоже не особо-то живётся. Её никто спрашивать не будет, зачем ей понадобились друзья. Наверное, она за Дашку так цепляется, потому что та на неё просто не надышится! Я тоже, но Лина об этом не подозревает.

А больше, может, никто её так и не любит?

– Чего молчишь? – вдруг спросила Женька.

Пират в лесу меня не трогает, уже давно понял, что тут со мной происходит. Я весь в себя ухожу. А Женька ещё не догадалась. Откуда? Мы с ней всерьёз никогда и не разговаривали, а в толпе у меня нет желания свои секреты выдавать. Хотя Женьке-то можно что угодно доверить, она человек надёжный. Но при всех я душу открывать не собирался. Тем более всякие богомолы тут ползают…

– Зуб ноет, – соврал я.

Она взглянула на меня с такой обидой, точно я её оттолкнул. Мне прямо не по себе стало. И я протянул ей кусочек сосновой коры – откуда он у меня в руке взялся?!

Женька посмотрела на мою ладонь, потом в глаза, молча взяла кору и сунула в карман джинсовых бриджей. А я пробормотал:

– Просто так.

И тут же вспомнил, что в детском мультике эти слова без конца повторяли. Я уже испугался, вдруг Женьке это тоже вспомнится и она станет смеяться надо мной. Ещё осликом обзовёт или щенком! Кто там, кроме них, был? Но Женька или забыла тот мультфильм, или пожалела меня и не стала дразнить… Только сказала:

– Подумаю, что из этого можно сделать.

А у меня прямо от сердца отлегло. Терпеть не могу, когда надо мной смеются. Папа считает, что из-за веса у меня полно комплексов, поэтому я постоянно жду подвоха. Хотя никто меня и не дразнит. Вообще. Но я так думаю, это потому, что Пират всегда рядом, а с ним связываться ни у кого желания нет. Повезло мне с другом!

– Ну что, полезли? – тихо спросила Женька.

Я сразу очнулся: и точно – к Горке подошли. На самом деле это целая гора, поросшая лесом. Высоченная! Но у нас её зовут просто Горкой. Из-за того, что она такая крутая, дачников там не встретишь, им лень карабкаться. Мне тоже, знаю же – потом в боку будет колоть и сердце выскакивать… Только я вида не подаю.

Женька вон бежит вверх, как козочка, и ничего. Как при ней можно ныть? Да и другие девчонки не жалуются, даже Дашка. Что ж я – хуже какого-то Богомола?

А наверху есть что посмотреть: когда-то, больше века назад, там жил граф Зырянов, в честь которого наш посёлок назван. И его усадьба почти сохранилась. Ну малость разрушилась, конечно, и запустение там жуткое, но крыша есть, а в комнатах даже можно жить.

Глава 6

Что такое семья? Нет, я правда над этим много думаю в последнее время. Скажете – люди, родные по крови? Например, родители и дети. А как же тогда муж с женой? Они ведь недавно были вообще чужими. Даже незнакомыми… Значит, и вчерашние чужаки могут стать семьёй? Никого же это не удивляет, правда?

Почему же тогда некоторым не верится, что приёмные родители могут стать самыми близкими? И всё пытаются какую-нибудь гадость откопать, чтобы доказать – эта семья ненастоящая! Им кажется: у взрослых в этой семье обязательно найдётся корыстный интерес. Или ради денег они чужих детей взяли, или хотят квартиру побольше…

Вот из ребят почему-то никто так не думает. Даже Даша никогда ничего плохого про Максимовых не говорила. Это они у нас в посёлке создали семейный детский дом. Ну как создали… Сначала они просто жили вдвоём, муж с женой – тётя Марина и дядя Гоша. Настоящие фермеры! Даже молочную ферму свою открыли.

Как раз из их молока и делают то вкусняцкое мороженое, которое Мороженщик продаёт. Не только из этого молока, конечно. Пожалуй, с одной фермы удоя не хватило бы, у хладокомбината размах побольше. Но мы-то все знаем, что без коров Максимовых мороженое не получилось бы таким.

Из-за этой фермы на них и стали нападать, когда они сразу семерых ребят взяли из детского дома. Начали говорить, будто Максимовы бесплатной рабочей силой обзавелись. Ну бред! Я даже представить не мог, что наши соседи способны такие гадости сочинять. Правда, потом все угомонились и стало хорошо. Люди сами увидели, что никто ребят не эксплуатирует. Они и в школу ходили, и в футбол пацаны с нами играли, а девчонки болели каждая за свою команду, как и все остальные. Конечно, они родителям помогали, но не пластались на ферме, это уж точно. Мы же все помогаем, а что такого?

И тут беда случилась… Просто жуть… Тётя Марина Максимова умерла. Никто даже не догадывался, что она болеет. Может, даже её муж. Она всё терпела, видно.

Моя бабушка сказала:

– Как гром среди ясного неба.

Но мне кажется, это ещё хуже. Гром погремит и перестанет. Уже через час никто о нём и не вспомнит. А смерть мамы разве забудется? Такое никогда не отпустит. Ты будешь так же вставать утром, ходить в школу, отвечать у доски, ставить лайки в ВК, но всё время, каждую секундочку будешь помнить, что твоей мамы больше нет на этом свете. А может, и нигде нет. Наш священник отец Глеб, правда, уверяет, что тётя Марина теперь в Царствии Божием, ведь она была очень хорошим человеком. И мне хочется ему верить. Но всё равно ужасно страшно думать о смерти.

Как это вообще: я сейчас всё вижу и слышу, делаю что-то, мечтаю и вдруг всё это раз – и исчезает?! Мир продолжает жить как ни в чём не бывало, а меня как будто стёрли с картины. И я даже не чувствую ничего. Мыслей и тех нет.

Или есть? Как бы узнать наверняка?

Отца Глеба я не подозреваю в том, что он врёт, но вдруг священник не знает точно? Верит – это сто процентов. Но ведь сам он ещё не умирал и точно не может сказать, есть жизнь после смерти или нет. А если и умирал, то не помнит этого. Может, и я уже умирал? А потом родился заново. И почему людям нельзя сохранить воспоминания об этом? Насколько легче стало бы жить!

В интернете я, правда, находил всякие успокаивающие факты. Но вдруг их специально кто-то придумал, чтобы утешить остальных? А все читают и думают: «О, классно! У меня целая вечность впереди!» А если всего-то лет пятьдесят? И конец. Навсегда. Есть разница.

Моя бабушка Тоня, с которой мы живём, уверяет, что ей вообще нестрашно умирать. Так надоело лежать в постели… Летом мои родители выносят её на балкон, и бабушка смотрит на озеро, в котором ей уже никогда не поплавать. А в юности она его запросто переплывала! А теперь только смотрит и плачет. Понятно почему…

Это она мне легенду о рыбаке и прекрасной деве рассказала. И ещё много чего. Бабушка только ходить не может, из-за того что ей позвоночную грыжу неправильно удалили и что-то задели. Какой-то очень важный нерв, что ли. И у неё ноги отнялись. А руки и голова действуют, поэтому она и читает много, и вяжет, и рассказывать она мастер!

Я её могу часами слушать. Особенно когда дождь с утра зарядит и за порог не высунешься. Тогда хорошо у бабушки в ногах устроиться и слушать её невероятные истории. Говорят, маленьким я даже засыпал на её кровати, а папа потом переносил меня.

А вот пересказать у меня не получается. Я пытался Пирату передать её истории, но у меня прямо язык начинал заплетаться. Тогда бабушка посоветовала мне записывать, и это пошло лучше.

Она сказала:

– Люди делятся на рассказчиков и писателей. Похоже, ты из вторых. И это хорошо…

– А если я просто слушатель? – спросил я.

– Тоже неплохо. Все любят тех, кто умеет слушать. Но тогда тебе нужно общаться с рассказчиками.

А я и не против!

Глава 7

В нашей компании рассказчицей была Женька. Вот у неё язык никогда не заплетается! И она прочитала уже все книжки, какие были в библиотеке её мамы. Поэтому слушать её интересно, почти как мою бабушку.

Вот мы и слушали, сидя в заброшенном доме графа Зырянова. Наверное, в этом зале когда-то балы устраивали, девушки в длинных платьях порхали. А сейчас даже не разберёшь, какого цвета ситец был, которым стены обиты. И паркет весь потрескался. Грязный! Но нам всё равно на полу сидеть приходится, ведь всю мебель отсюда давным-давно растащили.

С нами были все семеро ребят Максимовых. Они сбежали из дома, когда умерла их мама. Ну приёмная мама. Но они её полюбили как родную! И дядю Гошу тоже. Они ведь не от него сбежали, а от тёток из органов опеки, которые решили вернуть их назад в детдом, откуда их Максимовы забрали. А может, ещё и распределить по разным «учреждениям», как сказала одна из них. То есть разлучить навеки. Вот как такое в голову пришло?! А вдруг они потом никогда не найдут друг друга?

Эти тётки и к матери Пирата сколько раз цеплялись, грозили ей, что лишат родительских прав. А его самого даже никто не спросил – лучше ему будет в детдоме, чем с ней? Пират в жизни на детдом не согласился бы! Понятно, что мамаша у него не подарок, но она же не круглый год пьяная. У неё запои бывают. В остальное время тётя Рита на почте работает, целыми днями бегает по посёлку с сумкой на колёсиках, поэтому такая худая. Пират говорил, что ей задним числом отпуск за свой счёт оформляют на время запоя, поэтому у них вечно денег нет. Заднее число – это то, которое уже прошло, ничего в этом пошлого нет. Моя мама терпеть не может пошлости, и мне это тоже передалось.

А папа пьяниц не любит, потому что его отец – муж бабушки Тони – всё детство ему испортил своими гулянками, как Пирату его мать… И замёрз зимой где-то за озером, на дачах. Что он там делал? Непонятно. Мне папу из-за этого жалко. Хотя у него хорошая мама всегда была, и жена просто супер, и сын ничего. Всё равно жалко… Я его иногда обнимаю сзади, когда он сидит за компьютером, и, хоть ничего не говорю, мне кажется, он понимает всё, что я чувствую. И даже то, что я про себя обещаю никогда водку и пиво не пить, папа тоже, наверное, слышит.

А вот дядя Гоша вообще не пьёт, к нему-то чего придралась эта опека? И всё из-за какого-то письма. Кто его сочинил, никому не известно. Но уже весь посёлок знает, что в нём были написаны всякие гадости про дядю Гошу. Я слышал, как мой папа даже слово «ублюдок» произнёс, когда они с мамой это обсуждали. Попробовал бы я такое сказануть!

Только папа не отца Максимовых так назвал, а того, кто на него жалобу накатал. Из того, что я услышал, стало ясно: про дядю Гошу написали, будто он теперь будет к приёмным девочкам приставать, раз остался без жены. Мой папа прямо кипел весь, когда об этом говорил.

– Какое грязное воображение нужно иметь, чтобы на Гошу такое подумать! Да на таких мужиках земля русская держится! Всех истребить решили?

Нельзя сказать, что я подслушивал, – папа орал на весь дом. Возмущался. И мама тоже. Они ведь Максимовых всегда уважали, потому что сами в жизни не решились бы столько детей завести, даже своих. Им меня одного за глаза хватает. Хотя какие от меня проблемы? Я даже ем не так уж много, сам не пойму – отчего толстею.

Тётю Марину моя мама несколько дней оплакивала. Прямо по-настоящему плакала, я её никогда такой не видел. И понял, что мне надо себя беречь, а то мама вообще с горя умрёт, если уж она из-за чужого человека так убивается.

– И вот юноша взошёл на эшафот…

Я посмотрел на старшую из девочек Максимовых – Яну. Это, наверное, про неё в том гадком письме было, ей ведь уже четырнадцать, она почти взрослая. Но сейчас показалась мне совсем маленькой – она слушала Женьку с разинутым ртом. Не так чтоб совсем челюсть отвисла, но губы удивлённо раскрылись. Они у неё толстые, как у сома, – у нас в озере такие водятся. Мой папа рыбалку не любит, ему рыбу жалко, но я видел, как другие рыбаки выгружали сомов из лодок. И глаза у Яны так же широко расставлены, только они тёмные, у рыб таких не бывает.

Не знаю, как Янка заметила, что я на неё смотрю? Вроде я несильно пялился. А она метнула такой взгляд, что меня чуть не отбросило к стенке. И я сразу понял: к такой девчонке никто внаглую не подкатит, так что в том письме точно сплошное враньё.

А она от меня волосами завесилась, как шторкой, хоть я и так больше смотреть не собирался.

– Круто, – вздохнул Пират, сидевший рядом со мной, когда юный дворянин из Женькиного рассказа прямо из петли спрыгнул на вороного коня и умчался в горы.

– К нам на Горку? – спросил маленький Петька.

Вот кто из ребят Максимовых действительно классный! Он такой забавный, как котёнок. Беленький совсем, но кареглазый, как его родная сестра Янка. Они только цветом глаз и похожи. Янка резкая, даже грубой бывает, а Петька такой ласковый. Вот сейчас навалился на меня, и я шевельнуться боюсь, чтобы его не спугнуть. Еле дышу.

Я ему шепнул:

– Нет, в другие горы. Это не в России было, во Франции.

Петька только вздохнул. Наверное, мечтал, что тот храбрец вот-вот примчится в заброшенную усадьбу, где они прятались, и спасёт их всех от ведьм из социальной службы.

Тут же ещё в чём сложность: ребята ничего не сказали дяде Гоше. Побоялись, что он выдаст и себя, и их. Не нарочно, конечно! Просто не сможет прикидываться таким убитым горем, каким сейчас выглядит. Прямо чёрный весь ходит – я его вчера в магазине встретил. Он даже не услышал, когда я с ним поздоровался. Но я, понятное дело, не обиделся, не до меня человеку.

А если б он узнал, что с его приёмными детьми всё в порядке и они живут себе неподалёку, то обрадовался бы. И тётки из опеки это сразу засекли бы! У них глаз намётанный. Если кому-то стало хорошо, а в их силах всё испортить, то они тут как тут! Нет, я врать не буду, может, они и пользу приносят, не знаю. Ни разу не слышал о таком. А вот историю с Максимовыми весь посёлок узнал.

И какая гадина им анонимку написала? Почему они ей поверили? Выяснить бы… Хотя что сделаешь? Разве запретишь человеку быть уродом, если ему хочется?

– Не, мы бы его наказали, – убеждённо сказал Пират, когда я поделился своими мыслями.

– Как?

– Не знаю как… Но что-нибудь придумали бы.

Может, Пират и придумал бы. Особенно если б ещё Женька подключилась – у неё голова хорошо варит. А мне даже думать об этом расхотелось.