Текст книги "Гнездо аиста"

– Ну что ты, – смутившись, пробормотал он. – Боюсь, не так уж и приятно на меня смотреть…

– А что может быть приятней?

– Ты правда так думаешь?

– Нет, я вру тебе! – обиделась она. – Что это такое?! Я тебе в любви признаюсь! Я еще никому такого не говорила!

Воспользовавшись тем, что разговор сам свернул в то русло, которое и притягивало Клима, и пугало, он торопливо спросил:

– Но его ты ведь тоже любила?

– Ну конечно, – спокойно подтвердила Зина и радостно вскрикнула, увидев машину: – А, вот она где! Конечно любила. Разве я могла иначе выйти замуж? Да еще и нарожать столько детей… Но это было совсем другое, понимаешь?

– Кажется…

– Я ведь все тебе уже объяснила. Тебе не к чему ревновать меня в прошлом! Ничего подобного просто не было. Этого ощущения целостности не возникало… А с тобой я его сразу почувствовала. Думаешь, иначе я пошла бы на это свидание?

– Думаю, нет! – обрадовался Клим.

Она уверенно повторила:

– Конечно, нет. Не было до сих пор никаких свиданий. Совсем никаких!

– Ох, как я рад это слышать! – не удержавшись, он сжал ее голову и, как ребенка, чмокнул в лоб.

Рассмеявшись ему в лицо, она поддразнила:

– Еще скажи: «Хорошая девочка!»

– А разве нет?

– Я этого не делала не потому, что я такая уж хорошая. Просто мне это было не нужно… Ради забавы? Нет, это не по мне. А тебя не было. Вот и все объяснение.

– Исчерпывающее, – сказал Клим, не решив, говорит оно в его пользу или нет.

– Ну, садись, – со вздохом предложила Зина, но сама же и остановила себя. – Нет, подожди! Дай-ка я и вправду осмотрюсь… Это же наш первый дом.

Клим краем глаза проследил, как она, чуть приподняв голову, чтобы охватить взглядом сразу все – и небо, и землю, – осматривает разноцветные лоскутки полей, часть которых казалась совсем золотой от солнца.

– Это твое приданое, – пошутил он, указав рукой.

Она широко улыбнулась:

– О, приданое у меня вообще богатое! Не боишься?

– Мне очень нравятся твои дети, – сказал Клим не для того, чтобы угодить ей, а потому что так оно и было.

– Я надеялась, что они тебе понравятся. Они у меня хорошие.

– И те, что родятся, тоже будут хорошими…

– А давай устроим здесь целое поселение! – сверкнула Зина глазами. – А что? Прямо здесь! Нарожаем целую труппу, ты будешь писать пьесы, а мы их играть. Хочешь?

– Хочу, – сразу согласился Клим и почувствовал, как под сердцем холодно засосало: не бывает такого счастья…

С этой мыслью он и проснулся.

Глава 7

Потом Климу казалось, что, если б в носу у девочки так смачно не хлюпало, он слушал бы ее внимательней. Но поблескивавшая на самых ободках ноздрей зеленоватая влага была так отвратительна, что Клима больше заботило то, как бы его не стошнило прямо на стол.

Он то и дело отводил взгляд, пытаясь зацепиться то за выцветшие занавески на окне, которые уныло свисали длинными лоскутами, то за лопасти вентилятора, но те вращались так быстро, что у него начинали болеть глаза. А маленький холодильник, в котором Клим держал только минеральную воду, трясся так безудержно и мелко, что ему стало противно смотреть на него.

«Сегодня мне все противно, – обнаружил он уже в середине дня. – Я даже с детьми не могу разговаривать».

Заставив себя вернуться к девочке, которая все это время что-то бубнила о том, какая дура у нее мать и как она вечно ее не кормила вовремя и заставляла собирать пустые бутылки, Клим подумал, что все это, конечно, чудовищно, но он слышал уже сотни таких рассказов. Странно было, что еще вчера они отзывались в нем болью, а сегодня он был равнодушен, как никогда, и ничего не мог с собой поделать. В голову все время лезли малодушные мысли о том, что изо дня в день ему приходится решать чьи-то судьбы и кому-то помогать, между тем как его собственная судьба годами находится во взвешенном состоянии, но ни один человек до сих пор даже не пытался ему помочь.

Он начинал спорить с собой: «Да почему? Разве я не состоявшийся человек? Я врач. Хороший врач. Мне доверяют. Даже те, кто носит милицейскую форму… А это уже много в наш век тотального недоверия».

Но этот довод не убеждал даже его самого, потому что оказывался единственным. Больше не было ничего, в чем Клим мог считать себя состоявшимся. Отцом он до сих пор не стал, а мужем был полуфиктивным, до последней возможности оттягивая моменты близости с женой. Даже другом кому бы то ни было он давно перестал быть, измучившись от ощущения неловкости, которое возникало всякий раз, когда кто-нибудь приходил к нему домой.

Клим мог бы оправдаться своей пьесой, но он догадывался, что человек, написавший всего одну вещь, не имеет права говорить о литературном таланте. Это была только форма эмоционального выплеска, не более того.

По-прежнему избегая смотреть на одутловатое, какое-то старушечье лицо девочки, не особенно и старавшейся привлечь его внимание, Клим язвительно сказал себе, что может гордиться своей многолетней жертвенностью. И по сути это было правдой, ведь его семейная жизнь держалась только на чувстве долга. Не столько мужа, сколько врача. Он не мог нарушить давным-давно принесенную клятву. Хотя дана она была вовсе не жене…

«Если б не этот странный сон, я не сходил бы сейчас с ума», – решил Клим и внезапно опять почувствовал то полуреальное, почудившееся ему и все же такое осязаемое желание, что с испугом взглянул на девочку, сидевшую перед ним: не заметила ли?

Но она продолжала свой монотонный рассказ, время от времени громко шмыгая носом:

– Ну, тогда пацаны предложили покататься на товарняке… Я бежать-то не собиралася. Хотела так, оторваться маленько со всеми…

Клим даже не поправил ее, хотя обычно делал это, справедливо полагая, что, может, до сих пор в жизни ребенка просто не встретилось человека, который научил бы его говорить правильно. Однако сегодня он и сам ничего не замечал. Очнувшись через какое-то время от того, что девочка замолчала, Клим виновато спросил:

– Значит, ты с самого начала собиралась вернуться домой, – он опустил глаза на лежавшие перед ним бумаги и добавил: – Света? Ты ведь еще учишься?

Хлюпнув носом, она пробурчала:

– Ну, я это… Говорила же… Меня в десятый не взяли. У нас теперь гимназию сделали. Таких, как я, до девятого еще доучили, а дальше…

– А чем собираешься заняться?

– Ну, я это… Штукатуром буду, как мамка. Она уже с бригадиршей договорилася…

– А десять лет назад ты кем хотела стать?

Ее круглая физиономия сморщилась от усилия:

– Чего?

Клим терпеливо пояснил, стараясь смотреть на девочку как можно реже:

– В детстве каждый хочет заниматься чем-то значительным. Интересным. Стать артистом или моряком… Ты кем хотела быть?

– А, – Света в первый раз сделала попытку улыбнуться. – Я хотела… балериной.

Вернувшееся к Климу профессиональное самообладание позволило ему сдержать уже рванувшийся из горла возглас удивления.

– А почему передумала? – спокойно поинтересовался он.

– Так там дорого стало! Сначала бесплатно было, я и ходила… – она улыбнулась уже смелее. – У меня даже юбочка такая была… Ну знаете!

– Пачка, – подсказал Клим.

– Во, точно! А я уж забыла, как называется… И на этих… на пуантах я умела стоять… Бегать умела!

Он попытался представить эту девочку с густой влагой под носом и плохо прокрашенными волосами в зеркальном зале, делающей фуэте… И не смог. Клим не стал рассказывать нравоучительных историй о голливудских звездах, которые в юности работали официантами и судомойками, чтобы накопить денег на обучение, потому что в Светином случае было упущено самое главное – время. Балериной в шестнадцать лет не станешь. Если внутри нее и жила некогда маленькая танцовщица, то она, как у Андерсена, давно сгорела в пламени страстей, бушевавшем по их стране уже который год. Вместе с тысячами других детских надежд и желаний.

– Извини, Света, я должен идти, – неожиданно для себя сказал Клим и сам испугался: «Куда это я собрался?!»

– Ну ладно…

Она неуклюже выбралась из непривычного для нее кресла и пошла к порогу.

– Мы еще поговорим! – чувствуя себя предателем, пообещал Клим, впервые заметив, как девочка жалко выглядит в своих грязных кедах на босу ногу и потертой коротенькой юбке. Ему вдруг ясно увиделось, как она равнодушно и неумело отдавалась в том товарняке таким же сопливым и грязным мальчишкам, и вокруг тоже была такая же грязь, и внутри…

– Мы обязательно поговорим, – повторил он, сердясь на то, что не делает этого сейчас, но чувствуя, как важно вырваться отсюда и очиститься единственно известным ему способом.

Света обернулась, озадаченная его двойным обещанием, и неуверенно скривила рот:

– Да ладно… Я и не обиделася… Чего вам вообще на меня время тратить? Поважнее дела есть.

Он машинально отметил: «Заниженная самооценка» и строго произнес, понимая, что лжет каждым словом:

– Света, те дела ничуть не важнее тебя. Просто их нужно сделать прямо сейчас. Чтобы не упустить время… Ты уж прости меня, пожалуйста…

В ней вдруг словно отщелкнулось что-то, выпустив наружу потайной луч, и все лицо девочки вспыхнуло необыкновенным розоватым светом. «А у нее красивые глаза, – с удивлением обнаружил Клим, глядя в прояснившуюся зелень. – В такие глаза и влюбиться можно…»

Застенчиво улыбнувшись, Света произнесла напевно, совсем по-женски:

– У меня еще никто не просил прощения…

– Главное, чтоб не обижали, тогда и прощать не за что.

– Если б вот так просили, как вы, то пусть бы и обижали, – не согласилась она.

– Я вернусь через два часа, – пообещал Клим и засомневался: «А может, и раньше… Смотря как встретят…»

В ее взгляде вдруг проступило нечто следовательское:

– Вы на свидание собралися?

– Что?!

– Ну, я это… – тотчас смешалась она. – Нельзя такое спрашивать, да?

Клим решил сделать шаг к доверительности:

– Это нельзя назвать свиданием. Просто мне необходимо повидаться с одним человеком.

– С парнем, что ли? – ужаснулась Света. – Так вы… этот…

– Почему с парнем? – сам испугался Клим. – С женщиной.

Она сразу успокоилась:

– Так бы и сказали… А то – с человеком! Я уж подумала, что вы… Ну, этот! Я их боюся.

– А тебе-то чего их бояться? Ты же не мальчик! – Клим засмеялся, уже предугадывая, что их следующий разговор получится.

Окунув голову в плечики, Света с сомнением сказала:

– Сама не знаю. Страх берет, и все тут…

«Да все очень просто, – думал Клим, запирая кабинет и через служебный ход выбираясь на улицу. – Людям свойственно бояться всего, что неподвластно их пониманию. Разве мне сейчас не страшно? А все потому что я не могу объяснить себе, отчего родился этот сон… Я никогда не видел во сне ничего подобного. Чтоб было так подробно и ясно. Будто я и не спал… Может, вот так и сходят с ума? Что знаем об этом мы – изучившие теорию, но не познавшие ни одного настоящего видения? Разве когда я писал „Лягушку“, то не видел всех этих насекомых так же явно, как я вижу эту старуху с семечками или мальчишку на роликах? Это тоже из разряда „галлюцинаций воображения“… Флобер чувствовал привкус яда во рту, когда писал свой великий роман. Многие… многие переживали такие сенсориализованные представления. Кто же из актрис… Стрепетова? Ермолова? Вскрикнула от боли, читая „Первую любовь“. Ту сцену – с ударом хлыстом… Бог ты мой, и там ведь тоже была Зинаида! Но она другая… Совсем другая… Так о чем я?

Да, считается, что от болезненных галлюцинаций такие отличаются по степени произвольности. Но разве я видел какие-то фрагменты из моей пьесы только за письменным столом? Нет, они возникали сами собой, не спрашивая моего желания. Отличие – в насильственности. Да, это правда. Я хотел их. А больные чаще всего боятся своих видений. Хотят избавиться от них. Я же боюсь лишь одного – что их больше уже никогда не будет».

Но только на ступенях Дворца культуры Клим смог определенно сказать себе, что хочет написать еще одну пьесу. Хотя бы одну… И принял это как должное. Он не спрашивал себя, нужно ли это ему самому и для чего или будущая пьеса только повод видеться с Зиной. Пока Клим даже не знал, необходимо ли ему видеть ее и что из этого выйдет. Он просто шел на чей-то зов, то ли рожденный его сном, то ли звучавший и до этой ночи, хотя Клим его и не слышал.

«Хорошо, что сегодня я не в этом дурацком костюме», – наспех порадовался он, бегло осмотрев светлые брюки и белую тенниску. В фойе он снял летнюю бейсболку, повертел в руках и снова нахлобучил на голову. Уже подобравшись к самой двери, ведущей в зал, где Клим надеялся застать Зину, он вдруг растерялся: «А что я ей скажу? Господи, бежать надо отсюда, пока никто меня не увидел… Мало ли что может присниться! Я же врач. Я не должен этому поддаваться».

Он попятился от двери, но она внезапно распахнулась, и рассерженный Зинин голос прокричал куда-то в глубь зала:

– Здесь не мебельный салон!

Клим так и замер, захваченный врасплох, а она уже вышагнула к нему и с размаху хлопнула дверью. Сегодня ее волосы были собраны в хвост и болтались на макушке встрепанной метлой.

– А, Клим, – рассеянно произнесла Зина, еще не остыв, и прислушалась к происходящему в зале.

Не узнав своего голоса, Клим спросил:

– У вас репетиция?

– Как видите! – сердито бросила она и сунула руки в карманы джинсовых шортов. – Какая может быть репетиция, если без умолку звонит телефон и после каждой реплики приходится прерываться и выслушивать распоряжения по доставке мебели?! Я уже не могу этого выносить… Вы к Ивану?

– Нет, – честно признался Клим. – Он мне не нужен.

Не расслышав подтекста, Зина хмуро предложила:

– Пойдемте на воздух, пока я не взорвалась. Только не курите при мне, пожалуйста, я задыхаться начинаю.

– Я вообще не курю.

Чересчур бурно обрадовавшись этому, она весело воскликнула:

– Вот и хорошо! Поэтому от вас так приятно пахнет!

– От меня? – изумился Клим. Он никогда не пользовался одеколоном.

– Свежо! Вы такой светлый сегодня, – оглядев, одобрила Зина. – А вчера были темным и застенчивым.

Сбежав со ступеней, она потянулась всем телом, подставив лицо солнцу:

– Ох, как здесь хорошо! А мы сидим там в полутьме, как кроты…

– Что вы репетировали? – спросил он с невольной ревностью.

– Увы! – коротко отозвалась Зина.

– Что значит увы?

– Это значит, что мы репетировали не «Лягушку».

Клим с надеждой спросил:

– А она вам еще не надоела?

Бросив через плечо хитрый взгляд, Зина укоризненно пропела:

– Напрашиваетесь, сударь!

– Нет, я…

– Слушайте, Клим, сделайте доброе дело, – она повернулась и потупилась, как девочка. – Напишите для нас новую пьесу! Мы – маленький театр. Чтобы удержаться на плаву, нам нужно все время находить что-то необычное. Шекспира и Чехова все ставят… А ваша пьеса нам всем так понравилась! Правда, Клим! Пожалуйста…

Перекрикивая шум в ушах, он спросил:

– Про аиста?

– Почему про… Ну, можно и про аиста. Почему бы и нет? А кто этот аист? – она настороженно прищурилась. – Аисты ведь лягушками питаются…

Клим смутился еще больше:

– Нет, это я не к тому.

– А к чему? Откуда возник этот аист?

– Я видел сон, – выпалил он и едва удержался, чтобы не прижать руку к груди, в которой колотилось сердце.

У Зины вырвался смешок:

– Вещий?

– А это так смешно?

Ему вдруг стало обидно, хотя он понимал, что Зина не могла догадаться, что именно ему приснилось. Но Климу почудилось, что она все знает и смеется над ним.

– Нет, это не так уже смешно, – поспешно заверила Зина, заметив, как он изменился в лице. – Пойдемте под черемуху? У меня есть пакет, – она ловко выдернула его из заднего кармана шортов. – Он без рисунка. Мы его постелим, чтоб вы не испачкали брюки. А я не боюсь измазаться!

Хотя стирать белье приходилось ему, Клим мужественно заверил:

– Я тоже не боюсь.

– А вчера все повторяли «боюсь, боюсь», – поддразнила Зина и все же положила расправленный пакет на траву. – Садитесь, сударь. Вы же не можете идти к больным с зеленым, пардон, задом!

– Благодарю, сударыня, – ответил он тем же и подождал, пока она сама усядется.

Подобрав загорелые ноги, Зина с наслаждением втянула сладкий аромат и спросила:

– Значит, вам приснился аист?

– Нет, – выдавил Клим, заставляя себя поднять глаза.

– Вот те раз, – сказала она задумчиво. – А я так поняла… Тогда кто же вам снился?

Он произнес почти без голоса:

– Вы.

– Ох, Клим, не пугайте! – засмеялась она, нисколько не смутившись. – Надеюсь, это был не эротический сон?

Слегка приободренный тем, что Зина приняла его признание как нечто естественное, он весело ответил:

– Вы даже не представляете, насколько эротический!

– Ой-ой-ой! И мы были с вами, да?

– Ну конечно. А как же еще?

– Нет, ведь бывает во сне, что наблюдаешь со стороны…

– Нет, – сказал он, внезапно все отчетливо вспомнив.

Зина чуть вздрогнула, задетая пробежавшей внутри него волной. Немного подумав, она предостерегла:

– Только не рассказывайте мне.

– Почему? – сразу расстроился Клим, только теперь ясно поняв, что пришел именно затем, чтоб рассказать ей.

Медленно выпрямившись, она произнесла строгим голосом:

– Потому что это будет как бы запретным плодом, который мы поделили. А это нехорошо.

– Почему? – снова спросил он, уже понимая, что вообще напрасно здесь появился.

– Ну что вы как маленький, – сказала Зина с досадой. – Вы же все так хорошо чувствуете! Зачем спрашивать, если все и так как на ладони? Сказать вам открытым текстом?

Он покорно подтвердил:

– Скажите.

– Я не изменяю мужу, Клим, – она постаралась смягчить это голосом, но все равно вышло резко.

– Это я знал.

– Откуда? – удивилась Зина. – А, я что-то такое наговорила вам вчера… Об актрисах и прочем. Это у меня разговорная лихорадка была перед спектаклем…

Глядя на поблескивающий пушок ее смуглой руки, Клим покачал головой:

– Нет. Вы говорили мне это во сне.

– И вы поверили? – наклонившись, она перехватила его взгляд. – Клим… Но во сне ведь чего только не увидишь! Может, я еще что-нибудь вам наговорила…

Это прозвучало не вопросом, но Клим ответил:

– Да.

– Вот что делать, а? – Зина в отчаянии стукнула кулаком по запястью. – Так хочется узнать, что там происходило… Но ведь это скользкая дорожка, вы же понимаете?

– Да.

– Клим, ну что вы так смотрите?! Мне прямо нехорошо становится от такого взгляда.

– На вас нельзя смотреть по-другому.

Она нервно рассмеялась:

– Ну конечно! Вчера вы не так смотрели… мало ли что кому снится, Клим! Нельзя же все так серьезно воспринимать. В некоторых журналах пишут, что многим женщинам снится секс с кинозвездами. Наверняка и мужчинам тоже… Ну и что? Проснутся, вздохнут с сожалением и спокойно живут дальше.

– Я не хочу жить спокойно, – взволнованно сказал он то, что сам понял только в этот момент.

– Клим! О господи, отодвиньтесь от меня, или я вообще уйду!

– Нет, только не уходите…

Посмотрев на него с жалостью, Зина мягко спросила:

– Ну что с вами? Вы же взрослый человек! Драматург. Врач, если на то пошло… Вы же понимаете, что нельзя влюбиться в человека из-за одного только сна.

– Почему нельзя?

– Потому что так не бывает!

– Разве вы знаете все, что случается на свете?

Нахмурившись от нежелания соглашаться, Зина отрывисто ответила:

– Ну, не все! Но это же очевидно. У вас просто… Мои дети говорят: «Крыша поехала».

– Да, наверное, – согласился Клим. – И что же мне теперь делать?

Он попытался незаметно придвинуться ближе, но пакет предательски зашуршал, и Зина погрозила пальцем:

– Не подползайте! Что вы как мальчишка? Правда, вы такой смешной и серьезный одновременно… За вами так интересно наблюдать! У вас очень переменчивое лицо.

– А во сне вы сказали «хорошее», – печально отозвался он.

– Хорошее, – согласилась Зина. Потом всмотрелась еще раз долгим, внимательным взглядом и повторила: – Хорошее.

Пытаясь избавиться от неловкости, Клим предложил, запрокинув голову:

– Хотите веточку черемухи? Это волшебное дерево. Один его аромат убивает микробов.

Она рассеянно отозвалась:

– Не хочу. Я не люблю, когда ломают деревья и рвут цветы.

– Мы были за городом…

– В вашем сне? Все-таки вы пытаетесь втянуть меня в это! Нет, Клим, не нужно. Все равно у вас ничего не выйдет.

– Ну да, конечно, – огорченно признал он. – Куда мне… Я просто забыл, как выглядит ваш муж.

Покачав головой, Зина спокойно возразила:

– А дело совсем не в том, как он выглядит. Это как раз не главное…

– Он талантлив…

– Да нет же, Клим! Неужели вы не понимаете? Ведь понимаете! Главное, как я буду выглядеть в собственных глазах. Не для меня это все…

Он только кивнул, соглашаясь: действительно – не для нее. Это ему и нравилось.

– Я замуж вышла сразу после школы, – говорила Зина, горячась все больше, словно доказывала нечто недоказуемое. – И никаких романов у меня после не было, хоть я и актриса… Может, я динозавр в своем роде, не знаю. Но я по-другому не умею. И главное, не хочу!

– Понятно, – только и сказал Клим.

Легонько тронув его локтем, Зина сочувственно спросила:

– Ну что вы так расстроились? Ведь, согласитесь, не из-за чего! Совершенно.

Уже отчаявшись, он все же спросил:

– А вдруг это был вещий сон?

Она язвительно усмехнулась:

– Вы же считаете их психическим заболеванием! Значит, вам нужно подлечиться, вот и все. А! Я знаю, что вам нужно! – у нее радостно округлились глаза, и Климу внезапно вспомнился любимый игрушечный медвежонок Топтыжка. У него глаза были такими же блестящими и счастливыми. Клим до сих пор помнил, как любил его…

– Что? – спросил он голосом, выдававшим его согласие на что угодно.

– Поехали сегодня с нами! Клим, пожалуйста, не отказывайтесь!

– Поехали. А куда?

– Да недалеко, на природу. Мы едем всей труппой. Вы же тоже теперь наш!

– У меня нет машины, – слегка сник он.

Тем же ликующим тоном Зина сообщила:

– А мы не на машинах! На велосипедах. Это ведь гораздо интереснее!

– Я?! На велосипеде?!

– У нас и запасной есть! Один парень уехал к родителям в деревню, а велосипед его здесь. Ну пожалуйста, Клим, поехали с нами!

«Как я могу отказаться, если она так просит? – расстроенно подумал он. – Только я ведь сдохну на этом велосипеде, это точно…»

Он мрачно предупредил:

– Я лет двадцать не ездил.

– Ничего! Это же как плавать: если научился, уже не разучишься.

– Ладно, – мужественно сказал Клим. – Только трос захватите, вдруг меня вытягивать придется?

Легко засмеявшись, Зина оперлась о его плечо и встала, а он даже не успел как следует прочувствовать ее прикосновение. Стараясь не выглядеть неуклюжим, Клим тоже поднялся, незаметно оттолкнувшись от корявого ствола черемухи. Взяв смятый пакет, он неуверенно протянул его Зине.

– Не побрезгуете?

– Как можно? – насмешливо отозвалась она. – После такой бурной ночи! А она была бурной?

«Все-таки она думает об этом!» – обрадовался Клим и тихо сказал:

– Она была нежной. Самой лучшей…

У нее зябко дернулись плечи, будто ее обдало холодом, хотя Клим постарался вложить в эти слова как можно больше тепла. Испуганно взглянув на него, Зина быстро проговорила еще незнакомым Климу, умоляющим тоном:

– Не надо, не надо! Вы умеете околдовывать словами… я это сразу поняла, когда прочитала «Лягушку». Только не нужно этого со мной делать.

– Да я и не мастер красиво говорить, – с сожалением признался он. – Писать еще получается…

Она с сомнением качнула головой:

– Не знаю. То, как вы сейчас это сказали… Вы ведь не актер. Разве вы умеете играть?

– Боюсь, все люди это умеют… Кто лучше, кто хуже. Но я не играл.

– Я так и подумала.

– Кстати, это была не ночь.

– Что?

Клим двумя пальцами снял с ее разметавшихся волос невесомый кусочек коры и положил в карман. Зина удивленно проследила за его движением, и он вдруг увидел, что она краснеет.

– Это было днем. Мой сон…

– Значит, мы хорошо друг друга видели? – у нее уже горели мочки ушей, которые во сне он пощипывал губами и до сих пор отчетливо помнил это ощущение.

– Я видел, – поправил Клим, цепенея от забытой, а может, и неизведанной до сих пор нежности.

– Но я…

– Вы ведь этого не помните…

Несколько секунд она молчала, не отводя от его лица широко раскрытых глаз, потом сердито тряхнула головой, отгоняя наваждение:

– Я и не могу это помнить! Ведь этого не было, Клим!

– Не было, – покорно повторил он. – Я знаю, что не было… Но, может, будет?

– Вы поедете с нами? – так же сердито спросила Зина и, не дожидаясь его, пошла к дворцу, тяжело опиравшемуся на толстые гранитные колонны.

– Да! – крикнул Клим, не зная, идти ему за ней или оставаться на месте.

Даже не остановившись, она громко спросила:

– А ваша работа? А ваша жена?

– Теперь вы пытаетесь отговорить меня? Я все равно поеду, так и знайте!

Замедлив шаг, Зина повернулась и, отступая, улыбнулась ему:

– Так пойдемте! Я найду для вас подходящие шорты.

– Шорты? – всполошился Клим и, торопливо догнав ее, зашептал: – Зина, не выставляйте меня на посмешище! Подумайте, как я буду выглядеть в шортах!

– А что такого? – откровенно издеваясь, она сделала невинные глаза. – Вам что – девяносто лет?

– Но я…

Собравшись с духом, он со злостью выпалил:

– Наверное, вы думаете, что все мужчины выглядят без одежды как ваш Иван! А я не такой, что тут поделаешь? Мне самому стыдно!

– Я знаю, что вы не такой! – звонко выкрикнула она, разом заглушив его злость.

Убедившись, что он слегка успокоился, Зина уже мягче добавила:

– Простите меня, я совсем не собиралась выставлять вас на посмешище… И не заставила бы вас надеть шорты, если вы не хотите.

– Не хочу…

– Это само как-то прорвалось. Я испугалась…

– Чего? – на самом деле удивился Клим и серьезно заверил: – Нечего вам бояться.

– Есть чего. Я как-то слишком размякла, слушая вас… Я не должна была. Куда вы все время смотрите?

Не успев придумать ничего другого, Клим сознался:

– На ваши губы.

На этот раз ничего не запрещая, Зина осторожно тронула его руку:

– Я знаю, как вам тяжело. Не именно сейчас… Не из-за этого сна, а вообще… Живется… Так не надо делать, чтобы стало еще тяжелее.

– Вы всегда делаете все как надо?

– Стараюсь, – ответила она с вызовом, сразу уловив его иронию.

Пожав плечами, он без улыбки спросил:

– Вы действительно хотите, чтобы я с вами поехал? Зина, я не обижусь, если вы уже передумали. Это ваше право. И я все пойму…

– Нет, – сказала она, глядя на черемуху, которая замерла, точно прислушиваясь. – Я не собираюсь от вас бегать. Я ни в чем не виновата.

– Вы боитесь чувства вины? – спросил Клим с надеждой, потому что в таком случае у него еще оставался шанс.

Но Зина и тут не пошла на уступки:

– Не в этом дело, – твердо сказала она.

Совсем сникнув, Клим уныло спросил:

– Боюсь, тогда мне действительно незачем издеваться над собой. Я имею в виду эту поездку. Если дело даже не в этом, то никакой радости она мне не принесет…

Быстро глянув на него исподлобья, она усмехнулась:

– Вы опять боитесь?

У него радостно встрепенулось сердце, словно Зина не спросила его, а сказала: «А вы не бойтесь!»

– А если… остальные будут против?

– Иван? Он не будет против. Вы удивитесь, но вы ему очень понравились.

– Это чем же, интересно? – проворчал Клим, обнаружив, что это его почти оскорбило.

Она лукаво рассмеялась:

– Ну уж не знаю! У вас же такое лицо хорошее, вот вы всем и нравитесь.

Выпрашивая продолжения, он с ожиданием улыбнулся, но о себе Зина ничего не сказала. Только добавила озабоченным тоном:

– По-моему, он тоже рассчитывает, что вы для нас еще что-нибудь напишете… Клим, я ведь вас ничем не обидела? Вы от нас не отречетесь?

– Я не заставлю вас спать со мной ради общего дела, – оскорбленно заявил он.

– А я ради общего и не согласилась бы, – загадочно ответила она и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.