Текст книги "Ты умрешь в Зазеркалье"

Эмиль же, не теряя той решимости, которую, видимо, почерпнул из своей компьютерной игры, и не покидая образа воина с секирой, направился к семиэтажному дому с волнообразными эркерами и барельефами, изображающими обнаженных мужчин и младенцев. Встав под окнами Аски прямо на проезжей части напротив черной парадной двери, он заорал:

– Аксель Редда! Аска! Выходи, черт тебя возьми! Аксель!

Вера инстинктивно отшагнула от него за ствол платана.

– Эмиль, что ты творишь? – зашипела она, ошарашенная его поведением.

Он не ответил и опять заорал на весь бульвар так, что прохожие стали на него оборачиваться.

Европейцев сложно удивить странным поведением на улице, особенно по вечерам. Кто-то вечно играл на музыкальных инструментах, кто-то барабанил на пустых консервных банках, кто-то пел. Один парень у Эйфелевой башни прославился тем, что не позволял голубям садиться возле него на асфальт, бегал за ними и отчаянно покрывал птиц матом, у фонтана Невинноубиенных ходили какие-то мутные личности в леопардовых лосинах и с кассетником на плече, однажды Вера видела темнокожих парней с ярким макияжем, в платьях, которые остановились на перекрестке и начали танцевать. На парижских улицах можно было встретить любую странность на любой взыскательный вкус. Но когда Эмиль стал орать под окнами Аски, людям это не понравилось, они зло на него косились, проходя мимо. Один пожилой месье в летнем пиджаке песочного цвета и старомодной панаме остановился и сделал ему замечание.

– Отстань, папаша! – бесцеремонно шикнул на него Эмиль и стал орать вновь: – Аска, выходи!

Наконец жалюзи на одном из окон второго этажа дрогнуло и приподнялось, выглянула Аска.

Ее ярко-красные волосы были собраны в пучок на макушке, она поддерживала полотенце, обернутое вокруг голого тела. Девушка ничего не сказала и застыла, точно римская матрона с высоты почетного места Колизея. Глаза – узкие щелочки, нос наморщен, на губах – презрительная усмешка. Вере оставалось только гадать, что между ней и ее шефом происходит на самом деле, о чем они говорят, переписываясь в чате онлайн-игры, не в сговоре ли.

Но тут Аску что-то утянуло внутрь, точно Лавкрафтовское чудовище. Вместо нее в окне возник Серж Редда в спортивной майке.

– Чего ты здесь ошиваешься, Герши?

– Позовите свою дочь, мне нужно задать ей пару вопросов.

– Сейчас я тебе задам пару вопросов! Так задам, целых ребер не останется.

– В таком случае я вас жду. – Эмиль театрально развел руки в стороны. На лице – улыбка проказника Локи. – Давайте, спускайтесь! Спускайтесь же, ну!

Сержа Редда дважды приглашать было не нужно. Этот человек махал кулаками по поводу и без. Веру осенило: отец Аски принадлежал к тому типу личности, который, несмотря на глубокие познания в профайлинге и криминалистике, не станет тратить жизнь на длинные многоходовки и терять время на приготовление своей мести, никогда не подаст ее в качестве холодного блюда. Его месть – с пылу с жару. Мог Эмиль ошибаться на его счет или он ввел Кристофа в заблуждение нарочно?

Но пока эти мысли со скоростью ветра проносились в голове Веры, действие началось.

Серж Редда распахнул парадную дверь и коршуном налетел на Эмиля. Они покатились по центральной полосе бульвара между деревьями. Вера инстинктивно бросилась к ним, схватила Редда за локоть, пытаясь оттянуть от шефа. О чем она только думала, влезая в драку двух мужчин? Редда ее тут же отпихнул, как муху, причем с такой силой, что Вера пролетела добрый метр, рухнула на проезжую часть и едва не попала под колеса возникшей перед ней машины. Прохожие останавливались, толпились вокруг, предпринимали слабые попытки разнять Эмиля и отца Аски, с большой осторожностью подбираясь к ним, но тут же отходя.

Вера, отползла к поребрику и, полусидя на обочине, ошарашенно наблюдала, как Редда одной рукой схватил Эмиля за ворот футболки, оголив его испещренное татуировками тело, встряхнул, словно куклу, кулаком другой руки стал молотить без разбору в грудь, живот, лицо, а потом нагнул и впечатал колено в зубы. Эмиль едва держался на ногах и насилу успевал закрываться от ударов локтями, по его подбородку текла кровь. Прохожие ничем толком не помогали, ограничивались только возмущенными восклицаниями, прося их остановиться. Никто не рискнул соваться к Редда близко – тот выглядел, как разъяренный бык на арене корриды.

– Что ты ходишь за моей дочерью? Чего тебе от нее надо, никчемный ублюдок? Не смей к ней приближаться! Еще раз увижу в лицее, прибью на месте, никто мне и слова поперек не скажет, – плюясь, орал он, продолжая сыпать ударами.

Эмиль уже стоял на коленях, одной рукой упираясь в землю, другую прижимая к боку, где наискось белел свежий рубец от недавнего ранения. Он съежился и пытался отползти в тень куста.

– Ну что вы творите! – Вера со слезами опять повисла на локте Редда. – Хватит, хватит! У него только швы затянулись, вы его убьете!

Редда развернулся к ней с лицом, перекошенным от ярости, наконец выпустив футболку Эмиля, и было замахнулся, но успел вовремя остановиться. Он не владел собой, скалил зубы и пучил глаза, из его глотки вырывалось хрипящее дыхание, серая спортивная футболка покрылась пятнами пота, из-под седых волос лились ручьи, точно он только слез с тренажера. Вера поразилась его пустому, бессмысленному взгляду. Этот человек способен идти и резать людей на ходу, а не продуманно к этому готовиться. Он зверь во власти инстинктов, но не хладнокровный маньяк.

Тем временем Эмиль отполз к чугунному ограждению, за которым разросся кустарник, и, прижавшись к нему лбом, сплевывал кровь. Толпа окружила Сержа Редда, все разом на него наскочили, обругивая последними словами, кто-то грозился вызвать полицию. Вера подсела к Эмилю, обняв за плечи, и вдруг увидела в его руке совершенно незнакомый телефон с узким и удлиненным, не как у айфона, экраном. Эмиль провел по нему красным от крови пальцем, и тот засветился, требуя ввести графический ключ разблокировки. Быстрым движением Эмиль приглушил свет экрана и провел пальцем по девяти точкам, сотворив изломанную линию, но телефон завибрировал – код был неверный.

– Не вставай, замри, – прошептал он. – Присядь ближе.

Густое карликовое дерево и разросшийся куст скрывали их от разбушевавшейся толпы.

Эмиль провел по экрану пальцем еще раз, оставив на нем кровавый след в виде зигзага, и телефон открылся. Он зашел в мессенджер со знакомым белым самолетиком в голубом круге, ввел имя бота и загрузил его в списки контактов, запустил через него какую-то утилиту и сразу же удалил из контактов. Другой рукой он достал из кармана влажную салфетку, видимо, приготовленную заранее, и хорошенько протер ею телефон. Пальцы его дрожали и едва слушались. Выключив экран, он аккуратно сунул телефон под ограду в кусты экраном вниз.

– Помоги подняться, – хрипло попросил он.

Все это время люди продолжали толпиться вокруг Редда и браниться с ним. Прохожие горячо вступались за Эмиля. Какой-то темноволосый мужчина, говоривший с южным акцентом, тыкал в Редда пальцем и все твердил, что тот на смерть перепугал его маленькую дочь и он этого так не оставит. Послав южанина куда подальше, отец Аски повернулся к Эмилю. Тот уже стоял на ногах, зажимая одной рукой рот, другой живот. Вера поддерживала его, чувствуя, как он оседает вниз.

– Ноги твоей чтобы здесь больше не было! – прошипел Редда, развернулся и, бросившись через дорогу, исчез в дверях парадной.

Кто-то вызвался помочь отвезти их. Эмиль затряс головой, оторвал ладонь от лица и поднял палец, указывая куда-то в сторону перекрестка. Вдали послышалась полицейская сирена, заставившая сердце Веры сжаться. Не хватало, чтобы их сейчас загребли за драку!

Они отошли метра на три-четыре, люди разошлись. Эмиль оторвал от себя Веру, припал спиной к дереву, согнувшись пополам, и застонал. Его явно мутило.

– Давай я вызову «Скорую»? – взмолилась она, утирая слезы. – Он тебе там все органы перемешал.

Эмиль опять затряс головой. Все это он затеял, чтобы стащить телефон Редда и загрузить в него GPS-трекер. Теперь она поняла, зачем шефу нужна была размноженная фотография Редда, снятая сверху. Эмиль поймал в кадр, как отец Аски разблокировал свой телефон, засняв рисунок графического ключа. Он нарочно дал себя отметелить, чтобы Редда не заметил пропажи телефона. Такое мог придумать только совершеннейший психопат. Потому-то Эмиль раскрывал больше запутанных дел, чем полиция: ни одному полицейскому не придет в голову действовать подобными методами.

Издалека Вера увидела, как парадная дверь дома Редда распахнулась вновь. Разгневанный отец Аски, держа у уха телефон в ярко-красном чехле, принадлежащем дочери, стал шататься медведем из стороны в сторону и заглядывать под деревья. Эмиль следил за ним взглядом затаившегося в кустах ягуара. Послышался приглушенный, будто из-под земли, звонок, характерный для телефонов марки «Самсунг». Редда подхватил что-то лежащее у ограды под кустом – нашел «случайно оброненный телефон», и исчез за парадной дверью.

Трясущимися руками Эмиль достал свой айфон и уселся по-турецки на бетон аллеи. Он запустил приложение для отслеживания и долго над ним колдовал, пока на экране к одиноко горевшей зеленой точке не присоединилась другая. Одна почти наскакивала на другую, означая, что Аска и ее отец пребывают сейчас в своей квартире.

– И вот ради этого?.. – спросила Вера, вздохнув. Эмиль не ответил. Едва успев убрать телефон в карман, он отклонился, и его вырвало кровью.

– Такси вызови… пожалуйста, – попросил он, утирая рот тыльной стороной ладони.

Прибыв на улицу Л’Эшикье, они долгих полчаса поднимались на четвертый этаж. Эмиль тяжело дышал и постоянно отталкивал от себя Веру, боясь ее испачкать. Она вполголоса ворчала, поддерживая его. Преодолев пролет, он подолгу сидел на ступеньках, пережидая, когда прекратит мутить.

– Зачем ты это сделал? – причитала Вера. – А вдруг теперь разовьется перитонит?

– Перито-что? – скривился Эмиль.

Перед тем как подняться на ноги и совершить подвиг в пару пролетов, он принимался дышать, как боксер на ринге перед очередным раундом.

– Зато, знаешь, какая теперь в голове ясность, – говорил он с вымученной улыбкой, в скрюченном виде совершая восхождение.

Вера привела Эмиля в его квартиру и усадила на диван, сдвинув гору вещей к подлокотнику. Первым делом он достал телефон, открыл приложение для отслеживания и уставился в экран, точно пытаясь силой мысли заставить Редда покинуть квартиру, взорваться на месте или исчезнуть. Он мог просидеть так очень долго, застыв в одной позе.

– Ладно, я пошла, – проговорила Вера.

Эмиль поднял голову, посмотрев на нее не то с удивлением, не то с тревогой. Взгляд был одновременно пустой и переполненный винегретом подавленных эмоций и погребенных мыслей.

– Не уходи, – попросил он, закрыл глаза и, повалившись набок, как неваляшка, уткнулся лицом в диван. Телефон упал на ковер.

– Еще чего? Я по твоей вине чуть не попала под машину и едва не схватила инфаркт. Этот Редда настоящий подонок.

– Прости, что втягиваю тебя постоянно. Но кого бы еще я попросил подстраховать? – сказал он в диван.

– Мог бы хоть поделиться тем, что задумал!

– Ты бы меня послала. – Эмиль повернул голову и жалобно посмотрел на нее, подняв брови.

– Вот именно.

– Боже, как больно-то, – застонал он, стиснув рукой ребра. – Ну неужели ты меня вот так бросишь?

– Эмиль, тебе надо в душ, ты весь в грязи и крови. Я бы на твоем месте съездила к врачу, – строго сказала Вера и отпрянула от дивана, чувствуя, с каким трудом дался ей этот шаг.

– Куда ты пойдешь?

– К себе. Я устала.

– Будешь смотреть какое-нибудь черно-белое кино на своем крохотном ноутбуке?

– Да!

– Останься! Посмотри здесь, – пробурчал он в обивку дивана. – Вон телевизор.

Вера развернулась и сделала еще один решительный шаг к распахнутым в прихожую стеклянным дверям. У нее больно сжалось сердце.

– Ну пожалуйста, – взмолился Эмиль ей в спину.

Вздохнув, она вернулась, села рядом с ним и погладила по волосам, торчащим во все стороны. Когда он изображал японца, его волосы, вымытые и зачесанные назад, казались длинными, закрывали шею. Что он делает с ними, чтобы они были всегда такими жесткими, как пластмасса?

– И что, мне вот так просто сидеть? – вздохнула она.

– Нет, кино включи.

Вера смотрела на него рассеянно. Скрюченный, подтянувший к животу колени, он уткнулся носом в обивку дивана. Что Эмиль за человек такой? Действительно ли психопат? Совсем ничего не чувствует, когда рискует жизнью? Зачем дал себя избить? Чтобы приглушить чувства? Или так проявляется его аутоагрессия? Это нехватка острых ощущений, которой, по мнению окружающих, он страдал или глубокие душевные страдания, что требовалось заглушить физической болью? Вера вспомнила трудных подростков, с какими имела дело в России. У иных был такой же загнанный вид, они точно так же сжимались в ее кабинете на кушетке, отказываясь рассказывать, что терзает их юные сердца. Эмиль будто застрял в возрасте тинейджера навечно.

Вера подняла с пола пульт и включила телевизор.

– Что ты хочешь посмотреть?

– То, что ты обычно смотришь.

– Хорошо. – По ее губам скользнула коварная улыбка. – Есть кое-что. Тебе сейчас точно подойдет. Настраивает даже рояль, как говорит Совунья.

– Что за Совунья?

Вера включила «Койанискаци», найдя его в открытом доступе, – документальный фильм 1982 года одного из самых странных, но весьма глубокомысленных режиссеров прошлого века – Годфри Реджио.

Гостиная наполнилась странной, психоделической, в то же время медитативной и успокаивающей мелодией, написанной не менее странным, чем режиссер, композитором Филипом Глассом. Эмиль съежился на диване, еще теснее прижал колени к животу, подложив под голову локоть, и молча смотрел в телевизор. Мягкий свет мерцал на серо-зеленом лице, бросая гигантские тени под глаза. Иногда по его телу пробегала судорога. На экране сначала плыли вытянутые наскальные фигуры пещерной живописи, следом они плавно перетекли в парящую в воздухе воспламенившуюся ракету, при взгляде на медленное затухание которой вскоре понимаешь, что съемка идет задом-наперед.

– Что это? – прошептал Эмиль. Кажется, его заинтересовало.

Мелодия изменила свой вектор, но осталась такой же психоделической. Ракета исчезла. Под звуки, которые словно издавала пластинка с произведениями Баха для хора, пущенная против часовой стрелки, уже шли задом-наперед люди, здоровались в кафе, ели мороженное, их показывали то крупным планом, то общим. Люди из кафе сменялись прохожими, прохожие – врачами в роддоме, пожарными, тушащими пожар, вновь врачами, городами, снятыми с высоты спутника, города – компьютерными схемами, схемы – скоростной съемкой из лобового стекла несущейся по ночным улицам машины…

– «Койа» на языке индейцев хопи – это жизнь. «Нискаци» – сумасшедший, – объяснила Вера шепотом. – Сумасшедшая жизнь, суматоха.

Эмиль внимательно следил за происходящим на экране, собрав брови на переносице. Вера усмехнулась его попытке понять документалку Реджио. Эмиль как будто даже не дышал, вглядываясь и вслушиваясь. Но боль все же заставляла его вздрагивать и сжимать зубы.

– Мелодия задом-наперед, – тоже шепотом проронил он в задумчивости, будто сделав открытие. Минут через пятнадцать он расслабился, веки его стали тяжелыми.

Монотонная музыка «с повторяющейся структурой», как ее называл сам Гласс, продолжала утягивать его сознание в такой же монотонный видеоряд мелькающих кадров: улицы, люди, пиксельная компьютерная игра из восьмидесятых, рекламные ролики, дети, ракеты, новости, снова улицы, снова люди, идущие задом-наперед, старик крупным планом бреется в толпе, следом в кадре возникает улыбающийся чернокожий парень, пролеты лестниц гигантского промышленного здания, людской муравейник на каком-то заводе, серый асфальт дорог, машины, тоннели, мосты, эскалаторы, конвейеры, цирковые артистки с застывшими улыбками в ожидании вспышки фотоаппарата, пилот самолета на фоне турбины.

Вера посмотрела на Эмиля, обнаружив, что тот больше не вздрагивает – лежит с закрытыми глазами, провалившись в сон. Она отложила пульт на подлокотник дивана, осторожно поднялась, накрыла Эмиля пледом, который раскопала из-под завала вещей, и вышла.

Работая в Питере детским психологом, она часто ставила самым взрывным непоседам этот фильм во время сеанса. И это заканчивалось всегда одинаково: ребенок успокаивался и завороженно смотрел. А потом с ним можно было разговаривать.

Глава 7
Дружба

Найти контакты не составило труда, – помогли старые мамины связи. Аксель поспешила сразу же набрать его мадридский номер, чтобы успокоить. Он не хотел ее убивать, она не хочет его сдавать. Она хочет лишь дружбы.

В первый раз он не взял трубку, пришлось дожидаться, когда не будет отца дома, чтобы попробовать связаться по Телеграму.

Аксель никогда не использовала для общения с одноклассниками те же мессенджеры, что и для связи с отцом. На телефоне у нее стояли только Снэп-чат и Телеграм, оба отец зарегистрировал и установил ей сам. И доверял исключительно Телеграму. Говорит, его невозможно ни взломать, ни отследить. Ха!

Для связи с миром у нее был ноутбук: на нем проще скрыть разные игрушки и проги. Чаще она переписывалась в чатах онлайн-игр. Вместо Телеграм, где сидели все ее друзья, загружала что-то вроде «Эйми» – неофициальный клиент на базе Телеграма – регистрировала его на левую симку, переименовывала, меняла иконку и прятала в глубинах жесткого диска. Каждый день эту прогу приходилось удалять и устанавливать заново, потому что отец имел привычку запускать в ноутбук свои склизкие щупальца.

Ее игровой «Asus ROG Strix» он сам же и подарил ей через год после смерти матери, сделав подарок, разумеется, из чувства вины, а потом дико жалел, но было поздно.

«Asus» стал Вселенной, принадлежащей только ей одной. Теперь можно читать и смотреть то, что хочешь, ведь раньше ей это было недоступно.

Чтобы проверить, насколько глубоко отец проникает в комп, Аска сняла видео, как они спали в одной кровати, как он называл ее именем матери и просил обнимать. Но оно до сих пор было погребено на дне жесткого диска. Если бы нашел – точно прибил бы. Или хотя бы стер. Так что не во все сферы жизни дочери он имел доступ.

С тех пор, как умерла мама, его интеллектуальные способности сошли на нет. Все, что он мог, – тягать железо и не давать жить своей дочери, контролируя каждую минуту ее жизни и принуждая к сожительству.

Все, о чем она мечтала, – прикончить его.

Много раз собиралась сделать это сама. Но у этого человека молниеносная реакция и он очень чутко спит. Она не могла даже пошевелиться рядом с ним, не разбудив. Аска перебрала в уме множество способов, но все они предполагали ее тюремное заключение. И позор. Весь мир узнает, как она спит с отцом и ничего не может с этим поделать. Все будут ее считать жертвой, слабачкой, дурой. Но Аксель Редда – лучшая ученица Фенелона. Она должна найти выход из этой ситуации. Это всего лишь шахматная задачка. Она давно обыгрывает отца в шахматы, обыграет и здесь. О ней будут писать книги. Она войдет в историю.

В особенности сейчас, когда жизнь подкинула такой козырь. Настоящего маньяка!

Он убил кучу народа в Мадриде и, наверное, где-то еще. Он говорит по-английски – кричал «маза фака» на все лады, когда Аска зашла в ту подсобку «Каннабис-шопа». Реально крипово! Интересно, а тот человек в белых кроссовках был уже мертв? Что он с ним сделал? Как избавился от трупа? Просто отвез куда-то? Невероятно! Он должен всему этому научить и ее. Она закопает своего отца в Булонском лесу, и его не найдут еще тысячу лет.

Аксель перешла из своей спальни в гостиную и, устроившись на спортивном мате, открыла ноут и включила «Исчезнувшую». Телека у них уже три года нет – отец разбил и больше не покупал. Она пересматривала этот фильм раз десятый. Хотелось быть, как Эми, – просто красотка. Так развести мужиков!

Положив на колени ноутбук, Аска открыла в маленьком окошке Телеграм и опять написала:

«Привет. Что делаешь? Не отвлекаю?»

Таких сообщений на английском языке она настрочила ему уже десятки. Он читал их – появлялась вторая голубая галочка рядом с сообщением, – но ни на одно не ответил. В Испании не так часто используют этот мессенджер, как во Франции. Может, это не его контакт? Нет, безусловно, его. Иначе давно бы спросили, что ей надо. Может, написать ему по-испански?

Скрыв Телеграм, она зашла в Гугл и забила в строку имя Эмиля Герши. Это был самый эксцентричный частный детектив в Париже, если не сказать во Франции, да и вообще в Европе. Бывший флик, работал криминальным аналитиком, окончил Национальную школу полиции, учился у ее отца, когда тот еще преподавал.

Аска закрыла ноутбук и наморщила лоб: отец рассказывал о самом проблемном своем студенте, который однажды закопал себя на кладбище Пер-Лашез, против чего-то бастуя. Вот же псих! Аска начала припоминать, как они постоянно цапались. Эмиль Герши в криминалистике всегда опирался на свежие открытия и данные, а отец оставался страшным консерватором и реакционером, до сих пор верил в физиогномику.

Детектив Герши не просто вел расследования ради заработка – его родоки владели виноградниками, штамповали вино со столетней историей, держали какой-то крутой санаторий для ЗОЖ-ников. Он не нуждался в деньгах, в свои тридцать лет не имел ни жены, ни детей и мог играть в сыщика, сколько влезет. Он был игроком до костного мозга, слыл крупной птицей в DarkNet – Аска давно пыталась найти его, хотя бы во вселенной RPG «Геншин Импакт». Но Эмиль Герши был еще и компьютерным гением, – к нему просто так не подберешься, не взломаешь. Хотя в апреле газеты писали, что его арестовали: будто кто-то взломал его ноут, еще и повесили пропажу картины из аукционного дома Ардитис. Но Аска знала: это была утка. Эмиля Герши никто еще по-настоящему не взламывал. Он мог позволить себе любую дичь, был самым непредсказуемым психом в Париже. А почему нет? Если дядя – начальник уголовной полиции. В случае чего всегда отмажет.

Самое главное – он следовал не букве закона, а своим призрачным принципам.

Аске давно хотелось прийти к нему и все выложить. Но ей становилось тошно от одной только мысли, что он посчитает ее жалкой жертвой, станет насмехаться, начнет играть в спасателя, выставляя все так, будто он всемогущий герой, а она – никчемная баба и тряпка.

Аску передернуло от этих мыслей. Она опять открыла ноутбук и стала смотреть «Исчезнувшую». В голову пришла мысль: почему бы не внушить Герши парочку новых принципов, правил и убеждений, в которые он от души поверит, за которые будет готов убить? И тогда его можно принудить помочь, но он сам не поймет, что сделал.

Единственное, что Аска переняла от отца, – умение манипулировать людьми, учитывая их психическую специфику. С детства он разбирал с ней ее подруг, учительниц, соперниц на чемпионатах, просто знакомых, уча к каждому находить подход. Его метод работал, да и Аска схватывала все на лету.

Она прикусила костяшку указательного пальца, гипнотизируя фотографию, скопированную из интернет-статьи. На ней Эмиля Герши в серой толстовке, забрызганной кровью, вели к бронемашине сотрудники спецназа. Он никогда не давал себя фотографировать журналистам, тщательно избегал контактов со СМИ, но на этом фото успели поймать его профиль. Он опустил голову, жесткие черные волосы упали на глаза, была видна татуировка на шее, упрямый подбородок, поджатый рот.

Как бы его использовать? Сделать так, чтобы именно он вел дело об убийстве отца и нашел все доказательства самоубийства?

Она еще раз проверила Телеграм и о, боги, англо-испанский молчун соизволил показаться из тени.

«Кто ты?» – написал он тоже по-английски. Значит, Аска не ошиблась на счет его родного языка. Она улыбнулась, поправила ноутбук на коленях – тяжелая машина, испускающая звуки реактивного самолета, давила на ноги.

«Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

В ответ молчание. Сначала появилась фраза: «пишет сообщение», а следом исчезла. И контакт вышел из сети.

Аска улыбнулась. Она была уверена, что, заинтригованный, он вернется. С того дня, как она побывала в месте, где ей не следовало, он мается и не знает, как быть. Упустил свидетеля своего преступления, его метод приманки жертв раскрыт. Интересно, он уволился с работы? Может, уже бежал в другой город? Для Аски это не имело значения. Она лишь хочет наладить с ним контакт и уговорить совершить сделку. Он ей – жизнь отца, точнее, его смерть, а она ему – верность и молчание. Они станут прекрасной командой. Холодный расчет и чувства, интеллект и инстинкт зверя.

Холодный…

Чего Аске не хватало – хладнокровия. Для убийства нужны совершенно трезвая голова, эмоциональная холодность. А она вечно к кому-нибудь привязывалась и была чрезмерно импульсивна. Не смогла бы пойти на убийство и знала эту свою слабость. Потом ее накроет депрессией, как после смерти матери.

Пришлось смириться с этой своей особенностью. Но все решаемо. Ей нужно орудие, чья-то рука и черная душа, запачкать которую уже невозможно. А уж как этой душой управлять – она найдет. Это она умеет.

«Что это значит?» – всплыло через пять минут.

«Это из Фауста, – написала она. – А еще – эпиграф к «Мастеру и Маргарите»

«Ты меня с кем-то спутала?»

«Нет. Читал «Мастера и Маргариту?»

«Нет»

«Жалко. Хотела спросить, какого персонажа ты бы себе выбрал»

«Я не читал, сказал же»

«А я – Маргариту. Она красивая, смелая и, когда стала ведьмой, могла любому дать отпор»

«Зачем ты мне это пишешь?»

«Слушай, давай не будем ходить кругами? Это я. Та самая девочка, которую ты упустил 7-го июня»

Молчание. Вышел из сети. Не знает, как реагировать. Аска улыбалась. Но тут же бросила обеспокоенный взгляд на часы в углу экрана – отец придет нескоро. Время есть. Он вновь появился в сети.

«Что ты хочешь?»

«Ничего. Дружить»

«Ты больная?»

«Да. Если можно так назвать семнадцатилетнюю девочку, которую отец каждую ночь принуждает спать с ним»

Прочел сообщение и опять вышел из сети. Его не по-детски колбасит. Аска заулыбалась еще шире и принялась печатать:

«Ты мне не поверил? Но это правда. Иначе бы я тебя сразу же сдала полиции. Я знаю, где ты работаешь, знаю, что ты за мной и отцом следил, видимо, он и был твоей истинной целью. Но я помешала. И пришла к тебе одна, без него»

Она нажала на «отправить». Поинтригует немного. Он прочел и опять стал отмалчиваться.

«Хочешь знать, почему я так поступила? Почему не сдала?»

Опять прочел и молчит.

«Ты мне нужен»

Молчание.

«Помоги мне его убрать, – написала она, начиная нервничать. Когда дело дошло до главного, нервы стали пошаливать. – Помоги, прошу. Моя жизнь – кошмар. Я не представляю, что мне делать. Он контролирует каждый мой шаг, не дает мне встречаться с мальчиками, распугал всех подруг. Его боятся учителя, потому что он бывший разведчик. Я заложница. Освободи меня!»

Написав это, Аска перестала улыбаться, четко осознав, где игра переходит в реальность ее по-настоящему кошмарной жизни. Она вынуждена просить убийцу убрать человека, что дал ей жизнь, дом, образование, держал на коленях, читал на ночь сказки. Но разве не сама судьба ей подослала этого убийцу?

«И тогда мы оба будем друг другу должны».

Молчание. Черт! Он что, не клюнул? Ему неинтересно? Аска перечитала свои сообщения и нашла их трогательными.

«Не бойся. Я не сдам тебя. Этот телеграм-аккаунт – единственный способ общения с миром, про него отец не знает. Если бы я хотела, давно бы тебя сдала. Я же все сняла на видео! Того мужчину, магазин, в котором ты работаешь. Все это у меня спрятано теперь на моем ноуте. Я часто пересматриваю его, представляя, какой шанс упустила. Могла бы прославиться, как девочка, которая поймала маньяка»

«Ты чокнутая»

«А ты жестокий!»

«Скинь мне то, что сняла»

Аска тотчас исполнила просьбу. Короткое видео: узкое хранилище с полками, вытянутые ноги в белых кроссовках, пол, ступеньки, прилавок, вывеска. Всего девятнадцать секунд. Если мотать вперед и назад – получается забавно, хоть в Тик-Ток выкладывай. Этого достаточно, чтобы его арестовали. Потому что на пятнадцатой – его лысый череп крупным планом без парика и бейсболки и пистолет с глушителем в руке.

«Зачем ты их убиваешь?» – Пора подступать к его душе – черной, но не как прогнившая тухлятина, а как черная дыра, кротовая нора или экзотическая материя. Души таких людей – это бездна. Ницшеанская бездна. Непознанное. И эту душу она должна подчинить.

«Их?» – Ломаться он будет недолго. Таким тоже нужна опора. Аска предложит ему свое плечо. Но прежде, чем вынуть пряник, нужно немного помахать кнутом, показать свой револьвер на поясе, как говорит отец.

«Я знаю, он не первый и не последний. Ты слишком опытен для одного-единственного убийства»

Его задело. Он начал что-то строчить, но стер.

«Много людей попадалось на твою удочку? У тебя есть опыт. Это видно. Я слишком долго обдумывала убийство, чтобы хорошо разглядеть опыт в руках и глазах человека, который делает это давно»

«Ты больная»

«И ты. Еще этого не понял? Вообще-то убивать людей – это преступление. А просто так, без причины – психопатия. Ты хоть раз бывал в психушке? А я бывала. Когда мама разбилась. У меня долго не проходила гематома в головном мозге, я не могла ни с кем общаться, говорила, будто с набитым ртом, язык еле слушался. Врачи отцу сказали тогда, что я не выживу»

Он долго не отвечал, дважды набирал сообщение и стирал. Аска улыбнулась – теперь-то клюнул! Разве можно не клюнуть на такую жалобную историю?

«Зачем ты мне это пишешь?»

«Больше некому»

«И что?»

«Ты и я – одной крови. А жена у тебя есть?»

«Нет»

«А хочешь? Жениться хотел бы? Детей завести?»

«Я не могу иметь детей»

«Почему»

«Болел в детстве»

«Бедный! Вот видишь, как мы с тобой похожи. Я тоже не смогу иметь детей. Потому что мне противен контакт с любой особью мужского пола. Я убью отца и ни одного самца больше не подпущу к себе ближе, чем на пушечный выстрел. Разве только ты станешь исключением»

Она поставила смайлик и добавила:

«Хотел бы погулять со мной?»

«Ужас, до чего ты больная»

«Ты жалеешь меня или восхищаешься?»

«Не знаю»

«Мне кажется, будто черный экран ноутбука – это зеркало, я вижу в нем свое отражение. Но на самом деле там, по ту сторону зазеркалья, – ты. Нас не просто так свела судьба»

Они проговорили три часа. Он отвечал так же немногословно, но ей удалось вытянуть из него кое-что.

В четырнадцать он толкнул отчима под поезд, а в выпускном классе старшей школы заставил полицию повесить на одноклассника убийство его подружки, которую сам же и убил. Первую свою любовь он задушил телефонным проводом! И больше у него женщин не было, кроме матери. Он сказал, что убивал много и законно. И ему это сходило с рук. Аксель подумала, что, кажется, он служил в армии – иногда проскальзывали армейские приколы. Забавно, он рассказал, как видел вживую иракского журналиста, бросившего в Джорджа Буша ботинок. А еще поведал о своей излюбленной забаве – во время прыжков с парашютом обожал обхватывать сзади товарища бойцовским захватом и ждать, когда он струсит и дернет за стропу…