Текст книги "Отражение сна"

Глава 3. Авиатор

Собственные сны стали тесными: будто плескаешься в бассейне-лягушатнике, в то время как товарищи бороздят открытое море. К сожалению, это море сейчас кишело акулами.

После нападения кошмара (уже четвёртого за месяц, как выяснилось) всех стажёров разогнали по домам. В смысле, по их снам, строго-настрого запретив лезть в чужие сны. А чтобы от безделья у них не засвербело шило пониже спины, отвечавшее за поиск приключений на это самое «пониже спины», учеников нагрузили домашним заданием. Марине велели оттачивать навык материализации. Принести в сон свою рукопись для Музы она уже могла; теперь требовалось освоить следующий уровень – не воплощать во сне воспоминания об объектах, виденных наяву, а создавать предметы с нуля, силой воображения. Чтобы однажды фантазия подарила ей оружие, способное побеждать кошмаров.

Выслушав задание и посмотрев, как Куратор с ловкостью фокусника достал из воздуха горевший, но не сгоравший кристалл, а затем так же легко заставил его исчезнуть, Марина догадалась, куда после стычки с офисным кошмаром подевался меч Алекса-«богатыря». Но как любезно пояснил всё тот же Куратор, это был высший пилотаж – способность призывать и отзывать своё оружие в любой момент. Тем, кто не входил в спецотряд Алексов, достаточно было один раз воплотить оружие и с того момента постоянно держать его при себе. Как делала Яна со своим пистолетом.

Вспомнив Патрульную, Марина вспомнила и всю ту ночь, чёрные шипы, красную кровь, экстренное возвращение в башню. Куратор с неожиданной лёгкостью подхватил раненого сноходца и уложил прямо на пол, непрерывно бормоча что-то себе под нос. Из пруда-колодца и из комнат спешили к ним другие сноходцы. Они обступили раненого и Куратора, оттеснили Марину к стене, и она уже ничего не могла видеть. Зато могла слышать. Никто, кроме Куратора, не говорил ни слова, но воздух наполнился многоголосым гулом, который сначала звучал тихо-тихо, будто издалека, но постепенно нарастал, приближался, как мчавшийся в туннеле поезд. Стало страшно. А потом – ещё страшнее, когда стена, к которой прислонялась Марина, отозвалась на этот гул, подхватила его и… внезапно показалась не мёртво-каменной, а живой.

* * *

Есть люди, боящиеся не проснуться. Марина сейчас боялась заснуть.

На следующую ночь после урока патрулирования, так хорошо начавшегося и так скверно закончившегося, она собрала волю в кулак и по обыкновению пришла в башню. Где Куратор и выдал ей охапку запретов, пучок указаний и щепотку пояснений, от которых стало только хуже.

Была, правда, и хорошая новость: Яна справилась с монстром и спасла хозяина сна, который благоразумно прятался от шипастого кошмара где-то на чердаке. К тому же впереди маячил новый урок с ней – первый-то прервался.

Однако плохих новостей и паршивых открытий было больше. Раны сноходца оказались крайне серьёзными. Куратор и другие сноходцы сумели остановить кровотечение, даже срастить некоторые кости. А тело бедолаги наяву и вовсе не пострадало – травмы существовали только в мире снов. Но мозг и во сне, и в реальности был один и тот же. И он запомнил весь пережитый ужас, всю испытанную боль.

Сноходцы связаны с пространством сновидений сильнее, чем прочие люди: уж слишком глубоко они погружаются во сны, слишком в них верят. Эта вера способна творить чудеса. А ещё эта вера способна превращать даже полностью здоровый организм в развалины – если сноходец слишком сильно прочувствует травмы, наносимые ему во сне. Это не фантомные боли – это настоящее саморазрушение.

Пострадавшего сноходца пока удерживали от пробуждения – его раны ещё не зажили, истерзанный разум ещё не успокоился. Его близким наяву – если они у него были – его затяжной сон должен был казаться чем-то вроде комы или летаргического энцефалита. По крайней мере, так выразился Куратор. Марина не стала уточнять. Её челюсти отказывались двигаться, а голос – звучать.

Несколько ночей прошли образцово-показательно: тренировки и отдых, отдых и тренировки. Если бы добросовестность шла в зачёт, Марина уже размахивала бы здоровенным мечом. Но в действительности ей пока не удалось материализовать даже маленькую булавку. Возможно, потому что холодное оружие как бы подразумевало: «Хэй, я готова сражаться, я готова приблизиться к кошмарам – или подпустить их к себе – на расстояние удара!» Марина не была готова.

Пробовала и более безобидные материализации – её первой фантазией была палитра на тысячу красок. Не чтобы рисовать, а чтобы хоть посмотреть, как будут выглядеть все эти переливы оттенков. Результат оказался всё тем же – нулевым.

– Ну что ж, зато мне не грозит работа Проектора! – Марина старалась быть оптимисткой. Даже бьющую в голову молнию она попыталась бы воспринять как красивое природное явление и порцию дармового электричества в придачу.

Проектором стать совсем не хотелось – судя по всему, это была самая простая, но и самая скучная работа. Если вкратце, то Проекторы видели во сне башню. Если подробно, то проекторы видели во сне башню… собственно, вот и всё, тут нечего было добавить. Их сны о башне поддерживали её жизнь и не давали ей разрушаться. Очень важная специальность, на самом деле. И требовавшая изрядного мастерства – продвинутых навыков концентрации и материализации. Но всё же Марина автоматически занесла её для себя в запасные варианты. Последний из запасных.

Итак, очередная безбашенная ночь – в плохом смысле. Сон тоже выдался дурным: его можно было описать одним словом – «холод». Бескрайняя сине-серебристая пустыня изо льда и снега. Чёрное небо. Ни одной живой души вокруг. И даже ни одной неживой. Единственная надежда чуть-чуть согреться – белевшая вдалеке ракета.

В этот момент Марина поняла, что сон закинул её на Нептун. И пускай заснеженная планета была не похожа на настоящий Нептун, а законы физики в очередной раз оказались попраны, искривлены и осмеяны – всё в порядке, у мира снов свои законы. Доктору наук запросто может присниться плоская Земля.

Путь до ракеты был долгим – расстояние будто не сокращалось, а растягивалось. Конечности уже почти не гнулись. Ледяной воздух грозил выморозить все внутренности. Марина с тоской вспомнила огонь Куратора: сейчас она не то что руку туда сунула бы, а вся целиком постаралась бы залезть в оранжево-красное пламя. Хм. А это идея! Можно ведь потренировать материализацию на огне…

…а, нет, нельзя. Ни единой искорки. Десяток провальных попыток тонко намекнул, что до кураторских умений ещё расти и расти.

Тут бы и приуныть – но вместо грусти Марина почувствовала бодрящую злость. Не ту, которая перекашивает лицо и прорывает плотину ругательств, а ту, которая встряхивает за шкирку и толкает вперёд, навстречу цели. Марина заслонилась рукой от очередной атаки метели, наклонилась против встречного ветра и зашагала быстрее.

Конечно, можно было бы не превозмогать, а проснуться. Но это почти как нажать кнопку выключения на разогнавшемся компьютере. Марина уже опробовала такие резкие «выключения» из сна – и они ей не понравились: после них появлялась взвинченность, никак не получалось заснуть снова, и весь последующий день шёл наперекосяк.

К тому же от ракеты повеяло знакомым ощущением. Пока не дверь, а максимум подступы к двери, но… Ах да, нельзя никуда выходить из своего сна. Но никто ведь не запрещал просто осмотреть переход в учебных целях, правда?

Марина с детства была очень совестливым человеком. Однако со временем угрызения и предупредительное рычание вечно голодной совести ей осточертели, и она научилась давать зверюге отпор. В ход шли то логические доводы, то беззастенчивые софизмы. Сейчас Марина вновь пела своей совести колыбельную. Страх силён; но есть кое-что сильнее страха – любопытство.

Вот наконец и ракета, гладкий белый треугольник без иллюминаторов и почему-то без сопел. Внутри ракеты тоже было холодно – но там хотя бы не буйствовал ветер с колючим снегом, грозивший сорвать плоть с костей. А ещё там можно было включить свет.

Чего там не было, так это двери в другой сон. Путеводное ощущение не пропадало, однако оставалось призрачно-слабым, лишь намекавшим на что-то. За пределами ракеты оно не усиливалось – Марина специально вернулась под открытое небо и совершила широкий круг почёта около ракеты, чутко прислушиваясь ко внутреннему голосу. Нет, если что-нибудь перспективное и было, то не снаружи, а внутри.

Теперь Марина ощущала не просто любопытство – она ощущала брошенный ей вызов. Как прикажете изучать то, что не удаётся найти? Желание отыскать переход превратилось из прихоти в дело чести.

Сон тянулся и тянулся. Разгадка не находилась и не находилась. Марина металась по ракете, словно по квеструму, открывая, влезая, включая, откручивая, щёлкая и совершая ещё множество бесполезных действий. Возможно, полезнее было бы поработать не руками, а головой?

Голова тоже не нашла дверь – зато она придумала идею.

Марина прошла на капитанский мостик, вплавилась в желеобразное кресло, вытерпела подключение сенсоров к своей нервной системе, окинула взглядом пространство вокруг ракеты: все стены превратились в один сплошной монитор, легко заменявший иллюминаторы и даже превосходивший их. Ракета – не чум, она создана не чтобы укрывать от метели, а чтобы летать. Таков её путь. Возможно, таков и путь из сна.

…в первые секунды Марине показалось, что у неё провалы в памяти. Что она давно проснулась, собралась, дошла до парка – а теперь недоумённо вертела головой, забыв, как там очутилась. Марина знала этот парк: от её дома до него было минут двадцать пешком. Похоже, его знал и кое-кто ещё – тот, в чьём сне Марина очутилась.

Радость от первого самостоятельного перехода померкла. Но лишь потому, что в этом сне и без неё хватало приятных эмоций. Найти хозяина сна было так же легко, как найти дерево посреди поля. От мужчины волнами расходилось ощущение энтузиазма, веселья, тепла. Он то ли строил, то ли чинил маленький одноместный самолёт, ярко-красный, блестящий как игрушка. Судя по поплавкам вместо шасси, самолёт мог не только летать, но и плавать. И авиатору не терпелось спустить его с платформы на воду – река поблёскивала совсем рядом.

После холода и одиночества собственного сна Марина буквально наслаждалась чужим сном. Всё здесь было красочным и умиротворяющим. И очень-очень детальным: высоко в небе слышались протяжные крики взрослых чаек и сипловатые – их птенцов, уже больших, но ещё коричневатых, не перелинявших; вдалеке на другом берегу реки возвышались жирафоподобные краны порта; на воде оптимистично желтели распустившиеся цветы кубышек и многообещающе зеленели набухшие бутоны кувшинок; над водой носились туда-сюда стрекозы; у самых ног вилась тропинка, приглашая на прогулку среди деревьев… Некоторые сны похожи на наброски; этот сон был полноценной картиной.

Из такого сновидения не хотелось уходить. Но оставаться было нельзя: хозяин сна в любой момент мог её заметить. Марина медленно, не делая резких движений, направилась к деревьям: спрятавшись за ними, она смогла бы спокойно поискать дорогу назад в свой сон или, в крайнем случае, сосредоточиться и выдернуть себя в мир яви.

Однако мало было придумать план – его ещё надо было реализовать. И на практике всё получилось не так гладко, как в теории. По правде говоря, всё пошло наперекосяк. Хозяин сна её заметил. Приветливо и слегка растерянно помахал рукой – так здороваются с кем-то, насчёт кого не могут определиться: то ли это дворовый приятель, с которым вместе играли в песочнице четверть века назад и не виделись с тех самых пор, то ли абсолютный незнакомец, смутно напомнивший кого-то.

Наверное, он был хорошим человеком, этот авиатор. Наверное, с ним здорово было дружить. Но сейчас Марина хотела оказаться от него как можно дальше: один нарушенный запрет грозил завалить её лавиной неприятностей.

Раз сорвался план А, пришлось перейти к плану Б. Марина сосредоточилась, собралась с силами… и остолбенела от удивления: она не могла проснуться. Глаза Марины и авиатора встретились, два человека оказались соединены невидимой нитью. Невидимой, но очень крепкой, не отпускавшей.

Во взгляде авиатора нарастало удивление. Хозяин сна спустился со своей стремянки и зашагал навстречу Марине, пристально всматриваясь в её лицо.

Паника дошла до точки кипения. Марина со всей силы наступила себе на ногу. Ойкнула от боли, часто заморгала – вот оно! Зрительный контакт разорвался. Не заботясь больше ни о какой плавности отступления, Марина метнулась за ближайшее дерево – спрятаться, закрыть глаза, сосредоточиться и сбежать наконец!

И совсем не заметила, как откуда-то из глубины парка за ней внимательно следила мерцавшая фигурка в объёмной толстовке.

Глава 4. К оружию!

Похоже, дела были совсем плохи. Время тренировок с Алексами ещё не пришло – но именно на такую тренировку Марина сейчас направлялась.

И не только она: в зале с прудом-колодцем переминался с ноги на ногу офисный сновидец. Тот самый, в чей сон она угодила при первом погружении. Тот самый, в чьём сне впервые увидела рождение кошмара. Тот самый, который и сноходцем-то не был. Точнее, не был тогда, зато, по-видимому, стал теперь.

Он тоже её узнал. Смутился. Но затем тряхнул головой и решительно протянул Марине руку. Его рукопожатие оказалось на удивление крепким.

– Привет, э-э-э… прости, я не спросил твоё имя. Я – Аркадий.

– А я Марина. Привет.

Что им было сказать друг другу? Однако из-за повисшего молчания ситуация стала ещё более неловкой. И Марина решилась:

– Послушай, извини за кошма…

– Я тут хотел сказать тебе спаси…

Они заговорили одновременно. И одновременно запнулись. Оба фыркнули; Марина закатила глаза, Аркадий рассмеялся. Обстановка начала оттаивать.

Они снова посмотрели друг на друга. Аркадий сделал приглашающий жест, как бы пропуская её вперёд.

– Я хотела извиниться за тот случай, – она вздохнула. – Ну, за кошмара и всё остальное.

Он выглядел удивлённым:

– А я хотел тебя поблагодарить как раз за это. Тебя и Алексов. У меня после вас будто в голове что-то щёлкнуло.

– Ты не отпинал своего шефа в реальности, надеюсь? – разговор так наладился, что даже захотелось пошутить.

– Именно этим я и занялся, – в тон ей ответил Аркадий. – Не физически, правда, а жаль… Составил на него докладную. Потом ещё одну. Потом он меня уволил.

– Ой, – Марина вновь ощутила укол совести.

– Да нет, это ещё не всё, – поспешил успокоить её Аркадий. – Я и дома-то посидел всего пару недель, а ведь собирался хотя бы месяц отдохнуть, прежде чем искать новую работу. Но не пришлось: докладная попала по адресу. И стала первой из многих – Вера… в смысле, одна коллега мне рассказывала, что жалобы так и посыпались. Прорвало людей. Не знаю, почему мы так долго терпели. Хотя нет, знаю: когда все молчат, словно так и надо, тебе тоже начинает казаться, что так и надо, что у всех такое, что по-другому не бывает.

Его речь перешла со спокойного шага на рысь и грозила вот-вот сорваться в галоп. Аркадию хотелось выговориться. Он победил, но годами копившаяся обида до сих пор отравляла его радость. Обиду нужно было высказать, прожить – и отпустить.

– …в общем, следующим уволенным стал он сам. А со мной – да и не только со мной – вскоре связались из руководства, позвали назад.

– И ты вернулся?

– Конечно! Отличная работа же. Была. Пока прежний начальник не ушёл и на его место не взяли этого «эффективного менеджера».

Аркадий произнёс последние два слова так, словно они были ругательством. Даже скривился. Но его лицо быстро разгладилось. Оно вообще казалось моложе и полнокровнее, чем при первой встрече. Да и сам Аркадий больше не был блёклым, в нём будто лампочку зажгли.

– Тогда поздравляю! А как у тебя дела в сноход…

– Всем привет! Поладили уже? Тогда за дело! – на сей раз Марину перебил Алекс-мечник.

Сейчас он был без меча, но менее богатырским от этого не стал. В словарях напротив выражения «косая сажень в плечах» явно должна была быть его фотография. У него даже борода имелась – правда, не кустистая, как у настоящих богатырей, а небольшая, аккуратная, только что из барбершопа.

Если в Аркадии светилась лампочка, то в Алексе сиял целый прожектор – настолько «богатырь» был большим, громким, энергичным. Как он при всём этом умудрился подобраться к ним незамеченным – загадка. Видимо, Алексы такие же ниндзя, как и Патрульные.

– Что стоим, кого ждём? Айда! – Алекс схватил их за руки, резво стартанул с места – и Марина с Аркадием, увлекаемые его кипучей энергией, полетели за ним в портал.

* * *

Как оно часто бывает с традициями, название отряда Алексов появилось по принципу «Почему бы и нет?» и сохранилось по принципу «Не мы придумали – не нам отменять». То ли Александром, то ли Александрином, то ли Алексисом, то ли ещё как-то так звали знаменитого охотника на кошмаров, который один стоил десяти прочих. И был у него самый талантливый ученик, чьё имя – так уж совпало – тоже начиналось на «Алекс-». Сначала Алексами стали называть их двоих, а вскоре и весь их отряд. «Алекс» – коротко, ёмко, символично: защитник – он защитник и есть. Меры безопасности, опять же: Алексы старались скрывать и свои лица, и свои настоящие имена, чтобы люди и особенно кошмары не могли их узнать. Путаница Алексам не грозила – ведь не путаются же между собой птицы одной стаи. Хотя стажёрам на первых порах приходилось нелегко, и мысленно Марина продолжала звать Алекса-мечника «богатырём», а его напарника – стрелком.

– Итак, зачем мы здесь сегодня собрались? – Алекс-«богатырь» предвкушающе потёр руки.

Алекс-стрелок, по своему обыкновению, маячил на заднем плане и глядел куда-то в сторону. Не самый радушный хозяин – а ведь дело происходило именно в его сне. Как пояснил Алекс-«богатырь», это была ещё одна из мер безопасности.

– Чтобы научиться убивать кошмаров? – предположил Аркадий.

– Нет! Это вам ещё рано. Сегодня учимся обращаться с оружием. Идите-ка сюда! – Алекс-«богатырь» поманил их, испытующе оглядел. – Начнём с классики – холодного оружия. У вас есть какой-нибудь опыт?

Опыта ни у Аркадия, ни у Марины не оказалось. Максимум, чем им доводилось орудовать, – кухонные и канцелярские ножи.

Алекс-«богатырь» слегка помрачнел. Но лишь на мгновение – его природная бодрость прогоняла любое уныние.

– Тогда вот вам первое задание: закройте глаза и представьте, какое оружие вы хотите. Какое вам подойдёт. Любое! А я помогу вам его получить. Уж материализацию-то вы успели потренировать, а?

Материализация. Проклятье! Марина вспомнила все свои неудачные попытки и поспешила зажмуриться, чтобы Алекс-«богатырь» ничего не понял по её глазам.

– К-кажется, я готов, – прочистил горло Аркадий.

– Отставить «кажется»! Раз готов – давай!

Марина на секунду приоткрыла один глаз и увидела, как наставник схватил новобранца за руки. Что сейчас будет? На это хотелось посмотреть. Но закончив с Аркадием, Алекс-«богатырь» возьмётся за неё – а у неё ещё ничегошеньки не было готово. Марина снова крепко зажмурилась, изо всех сил пытаясь представить себе оружие – то, что она хотела. Проблема была в том, что она не хотела ничего. Ни брать в руки смертоносный клинок. Ни вступать в бой. Ни учиться убивать.

– Ого! – в голосе Аркадия звенело изумление пополам с восторгом.

Марина сдалась и открыла глаза. Посмотреть и правда было на что – короткие, но острые и блестевшие бешеным серебром парные клинки. Даже Алекс-«богатырь» проникся и глядел на них с уважением.

Но вот его взгляд перепрыгнул на Марину. Она внутренне похолодела.

– Что ж, теперь твоя очередь! – Алекс-«богатырь» приглашающе протянул руки.

– Эм-м, у меня… я ещё не готова! – выпалила Марина.

– Тогда давай попробуем работать с тем, что есть. Надо же успеть вас натренировать! Не нервничай, это не страшно, и я помогу, – его руки всё ещё были протянуты к ней.

Марина протяжно выдохнула. И накрыла его ладони своими.

Поначалу не происходило ничего. А затем Марина вновь ощутила, что такое лучшие из лучших сноходцев. Патрульная Яна, когда сорвалась на помощь раненому товарищу, мчалась сквозь сны как на крыльях. Алекс-«богатырь», когда взялся помочь Марине с материализацией, закрутил призрачный водоворот из тысяч образов – и наконец один образ откликнулся, вырвался из круговерти и скользнул к сцепленным рукам.

Алекс-«богатырь» озадаченно почесал затылок:

– Так, спарринг отменяем. Хотя всё равно вам сперва нужны одиночные тренировки – ну-ка, смотрите, как надо!..

Дуэль с Аркадием и впрямь было бы сложно устроить: у него – два коротких меча; у Марины – длинный шест с лезвием на конце. С этим шестом было жутко неудобно управляться, он так и норовил вывернуться из рук – зато им можно было тыкать во врага, не подпуская его близко.

– Молодцы! – похвалил их Алекс-«богатырь» спустя несколько часов. Он сиял. А они тяжело дышали и едва стояли на ногах. Неужели тренировка закончилась?.. – Переходим к следующему виду – огнестрельному!

Марина едва не застонала. Одно хорошо: шест с лезвием, об который она уже успела натереть мозоли, наставить пару синяков и лишь чудом не порезаться, растаял в воздухе. Всё-таки это было не настоящее боевое оружие сноходца, а тренажёр, призванный в основном за счёт силы наставника. До настоящего оружия было ещё очень далеко. И Марина не стремилась пройти этот путь побыстрее.

Вперёд вышел Алекс-стрелок. По-прежнему отстранённый, по-прежнему молчаливый. Да и не было нужды говорить – они уже знали, что их ждёт.

На сей раз Аркадию досталось большое, а Марине – маленькое. Он сжимал охотничье ружьё, она – крохотный пистолетик с перламутровой ручкой, больше похожий на пресс-папье, чем на орудие убийства. Алекс-стрелок плавно повёл рукой – и перед ними выстроились ряды мишеней.

* * *

Первую тренировку под руководством Алексов Марина ждала с насторожённостью; вторую – с ужасом. Но курс молодого бойца внезапно дал ей передышку: следующий урок с Алексами оказался заменён на урок с Яной.

Интересно: как Яна отреагирует, если рассказать ей про самостоятельное путешествие в чужой сон? Похвалит за находчивость или всыплет по первое число за самодеятельность?..

Выяснить это не удалось. Рассказ о вылазке как-то не пришёлся к слову: путешествия были отодвинуты на задворки учебного плана, приоритетом стали самооборона и зов.

Беззвучный зов сноходцев громче любого крика. Яна слышала зов раненого товарища сквозь толщу снов. Да и Алексы разговаривали друг с другом без слов. Разум становился открытой книгой – для того, кто умел его читать. Марина представила, как кто-нибудь прочтёт её сумбурный поток мыслей. Её передёрнуло.

Яна, в отличие от Алексов, не стала приводить Марину в свой сон. Объяснила это тем, что на их сегодняшней тренировке учитель и ученик должны быть в равных условиях. Потому Марине выпал редкий шанс – на собственной шкуре опробовать совместное творчество Музы и Проектора.

Некая Муза (Марина очень надеялась, что это была не Хлоя) сочинила сон – его концепцию, декорации, персонажей. Проектор – оказывается, они были не так просты! – воплотил её сценарий в своём сне и пустил туда Яну с Мариной.

– Зачем такие сложности? Почему не годятся обычные сны, как в прошлый раз?

– Там сейчас слишком опасно, – по лицу Яны пробежала тень.

В расплывчатых пятнах Роршаха можно разглядеть самые разные фигуры: кто-то увидит дерущихся слонов, а кто-то – молящихся женщин. В расплывчатых предостережениях Яны и Куратора угадывался вполне однозначный смысл:

– Кошмары продолжают нападать?

– Как с цепи сорвались. Ты видела, на что способен средний кошмар. Не дай бог тебе увидеть, на что способен сильный.

На этом разговор оборвался. Пора было начинать тренировку.

Чёрные деревья алчно тянулись к малиновому небу; их ветви были словно уродливые руки, пытавшиеся схватить проплывавшее облако и растерзать его. Сгущались сумерки. По земле ползли длинные тени. Не пели птицы, не жужжали насекомые. Под одежду забирался влажный холод.

Либо Муза при сочинении сна была не в духе, либо она специально подготовила для них что-то вроде полосы препятствий.

– Слушай меня внимательно, – Яна смотрела Марине прямо в глаза. – Твоя задача – пройти лес и подняться на гору. Там мы встретимся. Я пойду вперёд и буду мысленно звать тебя – постарайся услышать. Если что-то случится – зови в ответ. Позовёшь мысленно – я приду. Позовёшь вслух – я тоже приду, но испытание будет провалено. Всё ясно?

Марина кивнула.

– Есть вопросы?

Марина отрицательно помотала головой. Почему-то открывать рот уже было боязно, хотя испытание ещё не началось.

– Хорошо, – Яна подобрала с земли ветку и воткнула в мох рядом с одной из теней. – Когда тень достигнет этой ветки – отправляйся в путь. И… удачи.

Она резко отвернулась и зашагала прочь. Ни одна травинка на её пути не зашелестела, ни одна палочка не треснула – Патрульная передвигалась бесшумно как призрак.

Что-то в Яне изменилось. Но всё сообщество сноходцев сейчас стояло на ушах, да и вокруг была промозглая сумрачная чаща, а не летне-романтический пляж – тут уж не до улыбок.

Сначала Марина просто шла в ту же сторону, куда направилась Яна. Зловещая тишина играла на руку: ничто не отвлекало от попыток услышать зов наставницы. Другое дело, что Марина всё равно ничего не слышала. Только звуки собственных шагов и дыхания да шорох одежды. Тогда она попробовала остановиться. Ничего. Закрыла глаза и вся обратилась в слух. Ничего. Хотя… Нет, что-то всё-таки было!

Лес искажает звуки, стирает тропы, запутывает людей. Думаете, что идёте прямо на дружеское «ау!», а попадаете в безлюдный бурелом. И когда пытаетесь оттуда выбраться, с удивлением понимаете, что он окружил вас, заманил в ловушку, не оставил ни намёка на тропинку, как будто вы не пришли туда своими собственными ногами полчаса назад, а были закинуты чьим-то злым колдовством.

Но с беззвучным зовом было иначе: важнее всего было его услышать и не потерять, а направление ощущалось само, каким-то шестым чувством. Вот и сейчас выяснилось, что Яна была не впереди, а гораздо левее. Марина скорректировала курс и побежала на зов. Однако шелест листьев и треск хвороста тут же заглушили едва уловимый голос наставницы.

Можно было слышать и не двигаться. Можно было бежать и не слышать. А одновременно слышать и бежать – никак нельзя. Впрочем, это было лучше, чем вообще не мочь ни того, ни другого. Марина решила чередовать: преодолевала небольшое расстояние, замирала, прислушивалась, снова срывалась с места.

Марш-бросок шёл более-менее гладко до тех пор, пока ноги не ощутили уклон. Хорошая новость: похоже, гора нашлась. Плохая новость: на эту гору ещё нужно было взобраться.

Лес в предгорье был диким, горьким, но пустым. Гора пустой не была: вскоре во тьме сверкнули чьи-то глаза. Большие, ярко-зелёные, с вертикальными зрачками. Они были примерно на уровне Марининой талии или даже выше. Познакомиться с их обладателем и более точно измерить его параметры не хотелось. Марина свернула в сторону и стала искать новый путь, подальше от светившихся глаз. Но вскоре поняла, что больше не слышит Яну.

Тихо, тихо, без паники. С Яной наверняка всё в порядке – она ведь опытный сноходец, а это всего-навсего тренировочный полигон. Надо лишь взять правее, чтобы обогнуть опасность и вернуться к прежнему маршруту, и…

Успокоительные мысли заглушил новый звук – протяжный волчий вой. Он преградил путь наверх.

Позвать Яну? Но ничего страшного не случилось. Пока не случилось. Впрочем, и не могло случиться – тут же всё было не по-настоящему.

Некстати вспомнился ожог от огня Куратора. Он был во сне – и был наяву.

Марина ещё раз сменила курс. В конце концов, ей всего-то нужно было забраться на гору – не важно, с какой стороны. А мимо вершины она не промахнётся.

Остро заточенный серп месяца сочился мертвенно-бледным светом. Под ним чахлые деревца и кривые валуны отбрасывали особо густые, прямо-таки смолянистые тени. Те были угрожающими, зато неподвижными. Но вот от них отделилась другая тень. У её обладателя были жёлтые глаза и выступавшие рёбра, туго обтянутые серой шкурой. Зверь приближался, бесшумно и быстро.

Клац – Марина сжала челюсти так крепко, что стало больно скулам. Только не закричать. Только. Не. Закричать.

В глазах зверя полыхнули злоба и голод. Марина не выдержала.

– А-а-а! – с её губ не сорвалось ни звука, но внутри своей головы она заорала изо всех сил.

Зверь оскалился и прижал уши к голове. С его клыков капала слюна, его брюхо рычало от голода, требуя пищи. Немедленно.

А в следующий миг зверь кубарем покатился вниз, взвизгивая и скуля, как щенок. Яна отбросила его даже не ногой – ударом воздуха, который она умела сгущать в плотный щит.

– Отлично, зов освоен! – бодро начала Яна, но осеклась. – Э-э-эй, не раскисай, ты уже почти дошла, там осталось-то… Сейчас поднимешься, мы разведём костёр, сядем перед ним и будем смотреть на звёзды – должно же в этом сне быть хоть что-то приятное, а? Договорились?

Марина молча кивнула. И вновь оставшись в одиночестве, упорно полезла вверх. Больше ей никто не встретился.

* * *

– Это был кошмар? – Марина уселась поближе к костру; поленья весело потрескивали, воздух над огнём танцевал от жара, но её всё равно знобило.

– Тот желтоглазый? Нет, конечно! – Яна сидела рядом; она снова была не хмурой, как в лесу, а дружелюбной, как раньше. – Всего лишь образ кошмара. Муза и Проектор расстарались. Даже слегка перестарались, если хочешь знать моё мнение.

– Но… зачем?

– Скажи спасибо Куратору, – фыркнула Яна. – Его любимый метод: бросить человека в воду и смотреть, выплывет или нет. Он и раньше-то перегибал палку, а теперь совсем пошёл вразнос.

Уровень симпатии Марины к Куратору, и без того невысокий, опустился до критически низкой отметки. Они же вроде как на одной стороне, зачем он это делает?

– Какая муха его укусила?!

– Если б муха… Мы теряем людей, – Яна нахмурилась. – Даже самых опытных. Если бы ты присоединилась к нам хоть на полгода раньше, тебя учила бы не я, а предыдущий глава Патрульных. Кошмары атакуют всё чаще, всё жёстче, а новобранцев мало. Стараемся набирать больше и обучать быстрее, а если человек не тянет… ну, он освобождает место для других, более перспективных.

Треск костра некоторое время был единственным звуком, нарушавшим тишину ночи.

– Почему Куратор не предупреждает сразу? – глухим голосом спросила Марина. Хотя и так догадывалась, каким будет ответ.

– А ты бы тогда согласилась? – Яна подтвердила её догадку. – Я и сама иногда жалею, что ввязалась во всё это… Ой, смотри, сон подёргивается! Похоже, нам пора выходить.

* * *

Как назло, был выходной. Марина проснулась на рассвете, сердитая и взбудораженная. Заснуть уже не получилось, а садиться за компьютер не хотелось: она и так с трудом отучила себя от вредной привычки под названием «Ну я же всё равно сейчас ничего не делаю – почему бы не поработать ещё чуть-чуть?»