Текст книги "Ивановка"

– Прямо сегодня же пошлю к вам Степана, – тяжело дыша, пообещал он.

Варя вцепилась в его локоть, хотя так скользила не меньше: Фомин не слишком надежная поддержка. Но, кажется, он смутился. И продолжил оглядываться.

Его служебный «Патриот» уже виднелся в отдалении – видимо, там и закачивалось ноголомье. Но когда подошли к машине, Фомин не поспешил открыть ее, а снова с тревогой всмотрелся в лес.

– Да что же там, Андрей Николаевич? Жужушек своих высматриваете? – со смехом уколола Варя.

Фомин потряс головой и наконец открыл машину.

– Да ну тебя. Не говори такое лучше, – нервно улыбнулся он.

– Кто-то из деревни сюда за вами мог идти? – Варя попыталась забраться во внедорожник, но он оказался слишком высок – в длинной юбке было очень неудобно. Фомин, заметив, поспешил на помощь и приподнял, излишне тесно прижавшись сзади пузом.

– Да нет, другое тут кое-что…

– Что? – не отставала Варя.

Он пробормотал что-то, а ответил, уже когда пустились вскачь по ледяным кочкам.

– Да козу я видел…

– Козу?

Летом животные часто забредали к ним из Ивановки в поисках чего послаще. Но сейчас все, как и Глашка бабы Дарьи, сидят по своим утепленным сараям.

– Да… Козу. Белую, – нехотя и вроде как с отвращением подтвердил Фомин. – Обычная коза… Почти.

Просто моток. Просто зеркало. Просто коза.

– А что с ней не так?

Староста замялся.

– Ну… Глаза. Точнее, наоборот. Не было их.

Фомину явно было не по себе, и он снова выглянул в лес.

Варя опять вспомнила о круге у дома приезжего.

– Так она что, мертвая?

– Если бы, – поежился Фомин. – Живая. Она… Бежала.

Ехали куда дольше обычного – внедорожник таскало по лесу, так и норовя разбить о деревья. Фомин устало ругался под нос, а когда наконец добрались и с трудом взобрались наверх, к зданию администрации, снял шапку и вытер ею взмокшее лицо.

– Вас уже ждут, – заметила Варя.

Несмотря на будний день и колючий ветер, на пригорке у недостроенной часовни собралась добрая треть Ивановки. Заметили автомобиль Фомина, кивали, шумели и то и дело тыкали в его сторону.

Он еще больше помрачнел.

Варя открыла дверь и хотела спрыгнуть, но Фомин остановил.

– Сейчас я тебя сниму, подожди.

Неуклюже ступая, он обошел машину и, вынув Варю, аккуратно поставил ее на снег. Моток бабы-Дарьиной шерсти наконец-то вырвался на свободу и быстро покатился под откос. Фомин сделал неловкий выпад в его сторону, пытаясь поднять, но не удержался на ногах. С шумом рухнул плашмя на лед – так, что слетела шапка, – и покатился, дергаясь и противясь потоку, прямо в деревья. Сопротивление оказалось бесполезным: миг – и центр Ивановки огласил глухой звук, как будто кто-то с силой ударил в забор деревянной бочкой, разбив ее в щепу.

– Матушка! – воскликнула та самая продавщица Вера, которой баба Дарья адресовала моток и помогла стать матерью.

– Все, расходимся! О чем тут говорить? И так все ясно, – выкрикнул кто-то.

Несколько человек заскользили на помощь старосте.

– Что тебе ясно? Лед-то какой! Сам бы так же и навернулся.

– Вот-вот, лучше бы деревню почистили. А то деньги некуда тратить, а шагу ступить нельзя. У меня прямо за порогом вчера такой сугроб намело, что дверь открыть не могла.

– А что, двор твой тоже староста должен чистить? Ты как, Николаич?

Поднятый на ноги Фомин ошарашенно озирался. По лбу текли струйки крови.

Варя вырывала из горластой толпы отдельные лица. Все в сборе. Помощник Фомина, он же временно снегоуборщик, Степан, электрик Трофимов, бровастая Лариска, механик Иван, рыжий внук горбатой. А вот и Илья, вертит шеей, как перепуганный гусь.

– Да ясно же – знаки! Вы что, совсем ослепли и одурели?

– Какие еще знаки? Бабку Сенину удар сам по себе, без знаков, бы не хватил?

Варя отвлеклась на громогласных и пропустила, как в толпе начали толкаться и пихаться. Раз – и уже в ход пошли кулаки, но самых бойких сразу растащили.

– Да что вы несете, соседи! Сами себя-то слышите? – собравшись с силами, выкрикнул электрик. – Сколько можно?

– Уж ты бы точно молчал. Все знают – старая Дарья тебя после аварии подняла, – возмутился бородатый Иван.

– А я что, спорю?

– Вот и скажи лучше, что ты ей за это отдал. А то одной ногой к Дарье бегаешь, а другой в церковь. Все нормально? Да?

– Да ведьма Андрея Николаича и толкнула. Вон она и стоит, – вдруг зло выкрикнула одна из толстых возрастных дочерей начальницы почты Жанны. Этим уж было за что зуб на бабу Дарью иметь.

Знакомое чувство – толпа вцепилась царапучими глазами. Пытаясь совладать с собой, Варя опустила свои. Пусть себе баба Дарья и дальше считает, что Варя не отдает себе отчет в своих действиях – еще как отдает. И тут двойная польза: потупившись и сжавшись, она должна выглядеть совсем несчастной и жалкой.

– Ты чего в девчонку вцепилась? – заступился электрик. – Какая она тебе ведьма?

Староста приходил в себя.

– Так что, Николаич? Говорить-то будем или расходимся?

Фомин несколько раз судорожно дернул головой.

– Чего? Не слышно!

– Да как будто ему было бы что сказать, – прошипел кто-то.

– Андрей, погоди! Что теперь будет-то? Говори!

– Расходитесь, – морщась и держась за голову, сказал Фомин.

И, оттолкнув своих помощников, не глядя ни на кого, побрел снова наверх и в сторону, чтобы укрыться в администрации.

Глава 7. В Чистополье

«Восемнадцать сообщений, Илья!»

Вот и отозвалась Маринка. Связь появилась.

«Ты решил, что я их не получила в три часа ночи, раз сразу не ответила? И поэтому сейчас отправил все повторно, для надежности?»

Илья так долго ждал от нее ответа – и он пришел.

«Неужели ты все-таки запомнил, что у нас по вторникам в девять утра всегда большая планерка? Или так случайно получилось? Но не надо, не отвечай».

Накрыв лицо ладонью, Илья медленно провел ее вниз, словно стирая его. Несмотря на холод в доме, стало жарко. В ушах звенело.

«Ты же знаешь, что я просто не могу тебя заблокировать. И только потому не делаю это, причина только одна».

Но как, как могло получиться, что сообщения, которые он ей писал, не уходили неделями – и тут вдруг отправились все сразу, да еще и дважды?

«Мы же договорились! Не пиши мне больше! Прошу, оставь меня в покое!»

Илья отложил телефон. Вот и все. То, что он лелеял где-то в глубине души, тоже обернулось крахом, окончательно ушло следом за всем остальным. А на что он надеялся? Все стало предельно понятно еще до того, как он уехал из города.

За окнами едва посерело – снова собрался снег. Двадцать минут десятого. Самое время пойти и напиться, все равно больше ничего не осталось. Так Илья и сопьется. Просто тихо замерзнет в сугробе, и все. Интересно, во сколько открывает свой притон Мохнатая Бровь? И соблюдает ли она трезвые часы с десяти вечера до десяти утра? Илья решил выяснить это на месте.

В такие утренние часы, после девяти и до двенадцати, в Ивановке обычно бывало особенно тихо и пустынно. Все, кто работал, уже расходились и разъезжались, остальные возились дома по хозяйству. Но сегодня отчего-то было людно. Воодушевленные жители, смеясь и переговариваясь, куда-то спешили. Из многих дворов, мимо которых Илья проходил, тянуло жареным мясом – запах шашлыка на пляже, но никак не заснеженного конца ноября. А на лысых деревьях в центре деревни, кажется, появились новые красные ленты. Опять какой-то праздник? Удачное совпадение, если так: раз праздник, то и нормально, если Илья начнет отмечать его прямо с утра. Хотя, признаться, сильно пьяные здесь ни разу на глаза не попадались. Выпившие встречались, и то не особо часто.

Такие и устроили на днях потасовку у недостроенной часовни в тот день, когда местный староста съехал с горы в дерево головой вперед. Илья как раз заряжался у Мохнатой Брови, она и вынудила присоединиться к собранию:

«Важнейший вопрос! Вы теперь тоже наш житель, так что не можете не пойти. Сами только что сказали, что дел никаких, – я же не просто так спросила».

Так насела – никакой возможности увернуться. Но Илья хоть и был там с самого начала, а так до конца и не понял, из-за чего весь сыр-бор и какой вопрос настолько важен. Сначала жители вроде как возмущались из-за затянутого строительства часовни, основание которой какие-то вандалы (даже в такой глуши без них не обошлось!) порубили топором, оставив глубокие шрамы на дереве. Но после оказалось, что, наоборот, у части собравшихся недовольство вызывало само строительство: они заявляли, что есть и более важные траты.

При этом нашлись настолько недовольные распределением бюджета, что прозвучала даже фраза «порубить на дрова». Причем, если Илья ничего не упустил, сказавший ее и устроил драку. Но в разогретом состоянии любая причина сгодится, уж он-то об этом знал. И все же странно, что такое беспокойство вызывала эта грустная неземная часовня. Если смотреть на нее издалека – хотя бы с другого края деревни, – казалось, что она парит в воздухе. Такая же брошенная и одинокая, как сам Илья, – он и не заметил, как она завоевала его симпатию.

Со старостой, едва не свернувшим шею, приехала его ночная странная гостья. При свете дня она выглядела иначе: совсем маленькой и жалкой, хрупкий скромный воробушек. Глядя на нее, дико и нелепо было слышать обвинение, что это она столкнула увесистого старосту. Да такая кроха бы и на сантиметр его не сдвинула. Впрочем, за нее заступились.

У Мохнатой Брови шла готовка, и тоже по-летнему ароматно пахло жареным мясом.

– Без шашлычка не отпущу, – заверила она, привычно протягивая зарядку.

– Да мне бы…

«А ведь с месяц точно не пил, – шепнул внутренний голос. – Не смог. Снова не смог, как всегда», – к концу фразы он превратился в Маринкин, и в нем послышались истеричные нотки.

Мохнатая Бровь выжидательно шевельнула бровями.

Ну и ладно. Все равно Илья ей ничего не докажет. Вон, она все сегодня уже сказала. Так что незачем отказывать себе хотя бы в этом. Во всем остальном-то и так пришлось отказать.

– Мышеловочку, может? – устав ждать, подсказала хозяйка.

Илья не сразу сообразил, о чем она.

– А нет, не надо больше.

Жильцы снизу уже довольно давно молчали. Наверное, бородач с рыжим, когда перестилали пол, насыпали какую-то отраву. Раздражающая возня с тех пор полностью прекратилась. Но ведь не исчезли же без следа те, кто пищал? И, наверное, надо что-то с ними сделать, пока не начались естественные процессы. Но что для этого может понадобиться, и близко в голову не приходило.

– Тогда кофе, как обычно?

Илья кивнул и сдался на волю обстоятельств. Ничего, конечно, не мешало громко возразить: «Нет, мне водки», – уж раньше точно никогда не мешало. Однако жирное сладковатое мясо под кофе желание напиться до падения в сугроб серьезно уменьшило. Голод во всех его проявлениях утихал.

– Вкусно, – искренне похвалил он. – Сегодня по всей деревне мясо жарят, похоже. Снова праздник?

Мохнатая Бровь, опершись локтями на стойку, слушала прогноз погоды по радио – настоящему допотопному приемнику, который, как слышал Илья, недавно где-то откопал электрик. На область надвигался новый циклон. Она улыбнулась Илье:

– До большого праздника еще почти месяц. Вы его точно не пропустите. А это так, просто традиция.

Она про Новый год? Но сегодня только двадцать восьмое ноября. Выходит, не один Илья запутался в датах.

– А что за традиция? – не отступал он.

– Да так… На удачу.

– И все же?

Мохнатая Бровь отпустила глаза и потрогала кончиком пальца пятно на стойке, как будто проверяя его на липкость. А ведь могла бы и просто вытереть.

– Ну… В общем, если после матушкиной ночи в деревне неспокойно, нужно успокоить удачу. Спокойная она к нам придет.

– Что еще за матушкина ночь?

– Праздник наш. Вы же как раз перед ним приехали.

Одни загадки вместо ответов. Разговоры жителей всегда были крайне туманными, хотя обычно Илья сразу же выбрасывал их из головы. Но сейчас он вспомнил участкового и слова его сомнительного свидетеля и продолжил расспросы:

– А эти черепа на въезде – они как-то связаны с этим праздником?

– Да-да, – оживилась Мохнатая Бровь, подавшись вперед. – Мы их как раз перед ним и обновляем. На удачу.

– Но почему? Что за традиция такая? Я думал, этот праздник – день основания деревни или что-то вроде того.

– Вот да. Именно то, что и говорите, – все так про деревню.

– А почему тогда ночь? И что значат черепа?

Мохнатая Бровь улыбнулась шире и радушнее прежнего и покивала сама себе:

– Так традиция такая. Как сложилось, так и празднуем.

«Лучше у бабушки уточнить, она в таких вещах хорошо разбирается. Вы заходите к нам», – вспомнился тихий скребущий голос.

Там, на пригорке, она выглядела такой беспомощной. И в очередной раз застряла в его голове.

«Раз вы знаете Варвару, может, при случае спросите ее о пропавшем?» – а это уже гнусоватый голос полицейского.

– А как ваши дела? – Мохнатая Бровь принялась протирать стаканы. – Подыскали работу или пока надобности нет?

Вот это удар под дых! Илья не знал, что ответить – даже себе, а не то что ей.

– Я могу поузнавать, если надо, – предложила Мохнатая Бровь. – Да и вы сами можете поспрашивать. Ивана, например, он и в райцентре поможет место найти. Бабы-Танина внука он и устроил. Ну или Трофимова, электрика нашего.

– Пусть мне лучше свет сделает, – фыркнул Илья, вставая. – А где тут ваша гадалка живет?

– Баба Дарья-то? Тоже судьбу поменять решили? – не понятно почему, но возникло чувство, что хозяйка кафе давно ждала этого вопроса. Она ткнула пальцем в сторону двери. – Тогда в Чистополье езжайте. Туда же, откуда и приехали в самый первый раз. Где черепа, про которые вы сейчас спрашивали, помните? Вот только от черепов вам не налево, а прямо-прямо через лес по дороге. Идите себе и идите, там за деревьями дом ее и будет. Минут десять пешком от деревни, не больше. А на машине сейчас и не проедете там, увязнете. Хотя городские в любую погоду туда дорогу находят.

Проходя мимо часовни, Илья обратил внимание, что ее порубленное основание облито чем-то бурым. Кровь!.. Да какая кровь?! Он точно не в себе. Кому бы пришло в голову делать что-то подобное. Наверняка это какая-то смола. Очевидно же: собираются реставрировать. Хоть Илья и не представлял, какие техники для этого нужны, но ответ выглядел вполне логично.

С трудом продираясь по сугробам и льду, сковавшим дорогу за Ивановкой, он обещал себе, что, когда погода наконец подобреет и выпустит в райцентр, он обязательно купит палки для скандинавской ходьбы – если, конечно, там знают, что это такое. Но на худой конец и обычные лыжные подойдут. И пусть он будет выглядеть с ними как дурак и… Илья, размахивая руками, проехал пару метров и еле удержался на ногах.

Хватит. Он забрел в снег к ближайшему дереву и потянул крепкую на вид ветку, собираясь ее отломить. Но та оказалась гибкой и не поддавалась, и когда все же удалось с усилием ее оторвать, Илья упал на спину вместе с ней. Не больно: снег смягчил удар. Однако усилия оказались напрасными. Брести по кочкам и снегу – Илья все петлял между ними, стремясь выбрать менее мучительный путь – гибкая ветвь не помогала, а даже наоборот – она все время за что-то цеплялась. Как рука… Увидев обещанные черепа, Илья инстинктивно отбросил цепкую ветку.

И как он мог их не заметить в прошлый раз? Вот указатель – Ивановка. Он точно проезжал мимо, с трудом выбравшись из лесного проулка. А прямо за указателем в ряд – пять кольев с нанизанными на них чистейшими вытянутыми черепами. Рога на трех из них целились прямо в грудь Илье. Может быть, эта отвратительная инсталляция пряталась тогда за желто-коричневыми облетающими листьями? В ответ черепа взирали пустыми глазницами.

Вроде как все теперь сходилось. Ко дню основания Ивановки жители забивали целое стадо коров, мариновали мясо каким-то особым образом и затем устраивали пир на всю деревню. Наверное, дорогое удовольствие. И выглядело все это противно. Илью бы вполне устроило, если бы он не заметил черепа и на этот раз.

Он двинулся прямо, как и сказала Мохнатая Бровь. Тут, пожалуй, лучше бы просто ползком. Каждый шаг отнимал массу сил – перед ним приходилось тщательно прицеливаться, выбирая место и воображая грядущий перелом.

И все время казалось, что черно-белый лес смотрит. Но сколько ни оглядывался Илья, не заметил даже шевеления. Только протяжный крик птиц и его громкое дыхание нарушали тишину.

Черный седан – старая «Тойота Корона» – возник из-за сугроба так неожиданно, что Илья в первую секунду принял его за мираж в ледяной пустыне. Но машина на самом деле стояла прямо на дороге, и водительская дверь с полностью опущенным стеклом была распахнута.

Сначала Илья решил, что водитель оставил ее, увязнув в снегу, и пошел за подмогой. Но, приблизившись, увидел, что машина не застряла. А ключ оставался в замке зажигания. Хоть сейчас заводи и…

Илья сам не знал, что и зачем делает. Водитель, возможно, просто зашел в лес по малой нужде по пути к гадалке или даже в Ивановку. Но машина простояла здесь точно не пять минут. В нее намело снега. Основательно промерзшая, она не спешила заводиться. Сейчас зальет свечи… А из леса выйдет ее владелец. Отчего-то представился могучий бородач – и непременно с лопатой.

«Что я делаю?» – в очередной раз спросил себя Илья, поворачивая ключ в замке.

Откашлявшись, старушка завелась. Бензобак полон наполовину: значит, и не за топливом ушел водитель. Закрыв окно и дверь, Илья попробовал проехать назад и вперед – машина абсолютно точно не застряла в ловушке. Что тогда?..

«Тебя посадят за угон», – сказал себе Илья.

Но бросать машину так, как ее и нашел, – как-то не по-человечески. Дождавшись, когда она как следует прогреется, Илья отъехал немного в сторону от центра дороги. А вдруг каким-то чудом тут поедет трактор? Вынул ключ и положил его в подстаканник. Вряд ли старушка при закрытии дверей сама ставится на сигнализацию… Нет ведь? Нет. Оставив чужую машину, – бородач с лопатой или кто бы то ни было так и не объявился – Илья с неясным чувством побрел дальше, к деревьям впереди.

Как и обещала Мохнатая Бровь, дом, или скорее хозяйство с комплексом построек за не слишком высоким забором, вынырнуло прямо из-за них. Основное строение стояло ближе всех – большое, бревенчатое, серо-коричневое, сложенное из явно местных деревьев, с крышей, покрытой чешуйками рыжей черепицы, выглядывавшей из-под снега. Оно выглядело одновременно и добротным, и каким-то скособоченным.

Не найдя звонка, Илья стукнул в калитку – и та просто открылась, отступила назад, приглашая войти. Он и зашел, беспокойно оглядываясь, – необъяснимая тревога, одолевшая в лесу за деревней, здесь, в бездвижной тишине, захватила окончательно.

Собака не залаяла, да Илья и не видел ни цепи, ни конуры. Но во дворах всех деревенских, кроме него самого – но он ведь и не деревенский, да? – жили собаки. Как могли обходиться без охранника в лесу?

Рама двери непонятной постройки в отдалении и ветви дерева у забора были украшены красными лентами, как и в деревне. Но от мысли заглянуть в строение без ведома хозяев Илья почему-то аж поежился. Постояв с минуту на месте, он поднялся на крыльцо большого дома. Позвонить опять некуда. Он толкнул дверь – она отворилась, показав темный коридор, заставленный по одну сторону мешками и бочками.

Коридор заканчивался еще одной дверью, даже более крепкой на вид, чем первая. Илья постучал.

– Заходите! – откликнулся хриплый старческий голос.

Невысокий потолок у входа – будь он немного выше, Илья ударился бы головой – резко уходил ввысь. Комната с белеными стенами заставлена деревянной мебелью, которая казалась грубой и самодельной. Шкафы с банками, книгами и бутылками. По центру перед печью – дощатый стол. За ним боком ко входу сидела старуха. Смуглая, горбоносая, морщинистая, она куталась в белый пуховый платок. Цепким и тяжелым, как и у ее внучки, взглядом она молча окинула Илью. Но самой Вари в комнате не было.

А что сказать-то? Илья об этом заранее не задумался, а вопрос-то ведь непростой. Отношения в этой семье далеко не дружные: девушка точно подвергается насилию. И участковый просил не привлекать к себе внимания.

Пока Илья молчал, на стол запрыгнула трехцветная пыльная кошка. Да это же она – та самая, которая заставляла сомневаться в своем разуме, не появляясь на фотографиях.

– Ваша кошка? – не нашел ничего лучше Илья.

Усмехнувшись, от чего сотни морщин сделались еще глубже, старуха погладила кошку по маленькой круглой голове. Та вытянула шею и потерлась об руку.

– Нет, не моя. Она сама по себе.

Безумная идея захватила настолько, что Илья уже запустил руку в карман и только в последний момент удержался. Явиться в чужой дом и, ничего не сказав, фотографировать кошку? Да он точно не в своем уме – даром, что не напился.

Животное спрыгнуло со стола и юркнуло в дверной проем за шкафами. Там, видимо, другие комнаты.

Старуха выжидательно смотрела на Илью. Теперь не слишком-то добрые глаза улыбались.

– Я встречал ее в деревне, – оправдался он. – Вашу кошку. И в лесу встречал.

– Она такая, – кивнула старуха. – Любит погулять. А ты присаживайся, что ж стоять? Чаю будешь? Замерз ведь, да?

Такое по-деревенски фамильярное обращение по-прежнему раздражало, а полоса препятствий в лесу заставила начисто забыть о морозе. Чего, пожалуй, хотелось теперь – так это просто воды.

Хозяйка предложила Илье свой стул и налила в кружку ковшом из ведра на полу. Еще меньше месяца назад Илья, наверное, поразился бы до глубины души и побрезговал, но теперь у него самого стояло что-то подобное. И дом старухи если и удивлял, то в другом направлении: теперь на его фоне жилище Ильи выглядело поганым до невозможности. Здесь – в лесу! – светила электрическая люстра, а он по-прежнему обходился керосиновой лампой.

Вода отдавала железом. Илья пил медленно, думая, что еще сказать. Старухе же было точно не занимать терпения: она хранила молчание.

– Илья? – услышав тихий шершавый голос за спиной, он так вздрогнул, что едва не выронил кружку. – Вы наконец зашли к нам! Мы рады. Да, баба Даша? Это наш новый сосед.

Варя села рядом с ним. Серая шаль, все та же самая. А правая щека расцарапана, глубоко и до крови – та самая кошка?

– А, так это ты! – добродушно улыбнулась старуха, присаживаясь рядом с внучкой. – Я-то думала, городской погадать приехал. Ну, здравствуй, Илья. Варя про тебя говорила.

Вот как? И что же? Против воли Илья спросил это вслух. И как так получилось?

– Рассказывала, что в старом доме Макарыча, этого бирюка Дудникова, ты поселился. Озадачил всех в Ивановке, сынок. Кто ж в здравом уме в такую глухомань приедет, да еще и выберет себе худшую халупу из всех?

Впервые Илье так прямо пересказывали его собственные мысли. Выходило, он не ошибался и не нагнетал – так о нем все и думали. Да и пусть! Он вдруг разозлился.

– Зато тишина и покой, – заступилась Варя.

– Я Дарья, – представилась старуха. – В деревне по-разному называют, да и ты, как знаешь, зови.

Ведьмой? И что будет, если на самом деле так к ней обратиться?

На столе лежала большая колода карт с однотонной черной рубашкой. Старуха накрыла ее ладонью.

– Погадать?

– За пять-то тысяч, баба Даша? – снова вмешалась Варя. – Как-то нехорошо так разорять нового соседа. Да и гадали мы уже на вас.

– И что получилось? – спросил Илья.

– Дурак, – спокойно ответила Варя.

Видимо, он опешил настолько очевидно, что она рассмеялась. Улыбнулась и гадалка:

– Это карта такая, сынок. Обычная карта. Значит, что ты отчаянный человек и на решительный шаг отважился. Но тут и к гадалке ходить не надо – как вспомню дом Макарыча…

Что-то вздохнуло в доме. Как будто сами стены. Илья огляделся, пытаясь понять, откуда шел звук.

– Ветер, – объяснила Варя и обратилась к старухе. – Илья про местные традиции спрашивал. Я сказала, что не знаю ничего толком, а вот ты в курсе. Наверное, за этим вы и зашли, да?

Илья был ей благодарен.

– Земля наша много традиций хранит, все в ней напутано. Что ты хочешь знать?

Илья рассказал про круг возле дома.

– Это что, какой-то оберег? – когда связь урывками появлялась, он успел найти в интернете кое-что про магические круги. Суеверная глупость, конечно, но рассудительные и здравомыслящие их и не стали бы воспроизводить.

Старуха, поставив локоть на стол, почесывала подбородок.

– Не совсем. Я бы сказала, наоборот. Это жертвенный круг из крови животного, им помечают жертву для духов, которые, как некоторые верят, бродят по нашей земле в это время года. А цветы – символ дара. В общем, как ты понял, тот, кто начертил круг, имел не самые добрые намерения.

Илья молчал. Нет, он не верил в такую чушь, но кто же успел его так возненавидеть буквально сразу после приезда?

– Знаешь, кто бы это мог быть?

Он помотал головой. Это был кто-то очень суеверный – и такого человека он знал. Но чтобы заботливая горбатая хлопотунья в ночи вычерчивала у его дома кровавые круги, совершая какой-то дьявольский ритуал?..

– А черепа и этот ваш праздник? – уточнил он.

– Древний обычай – угощение злых зимних духов. Но черепа остаются на весь год как напоминание, что духов почтили.

– Каких духов? Жужек? – Илья вдруг вспомнил странное слово, слышанное как-то в кафе Мохнатой Брови.

– Да, и жужушек в том числе, – слегка вскинула седые брови старуха. – Зимние духи леса. Сейчас они особенно голодны.

Средневековье какое. Илья встряхнулся, вбрасывая мистическое наваждение от прогулки по снежному лесу и этого места. Снова вспомнился участковый с его поручением – но как свести разговор к тому, о чем он просил, Илья просто не представлял. Для этого как минимум нужно остаться с Варей наедине.

– Вы что, уже уходите? – спросила она. – Толком и не посидели.

Его что, выпроваживали? Какое облегчение!

– Да, мне пора, – закивал Илья.

– Заходи, сынок, – пригласила старуха. Она принялась вынимала карты по одной и рассматривать, как будто видела впервые.

– Я провожу, – вызвалась Варя.

В молчании дошли до калитки. Там, озираясь на дом, Варя шепнула:

– Я зайду к вам в пятницу.

Илья ни о чем не спрашивал и не звал – она же не читала его мысли? Разумеется, нет. Она и прежде приходила без приглашения – а тут хотя бы спрашивала согласия. И о чем только он думает?

Илья хотел кивнуть, но вместо этого ответил:

– Я буду ждать.

Быстро улыбнувшись одними глазами, девушка быстрыми маленькими шажками двинулась обратно к дому.

Как ни странно, а обратный путь через лес Илья проделал практически незаметно для себя – отметив только, что машина по-прежнему стояла на месте. От уже знакомой дороги отвлекали мысли. Но на сей раз он отчаянно замерз и поспешил в дом Макарыча.

Однако, стоило ступить в темноту, как ногу немедленно засосало. Илья упал, проваливаясь в пропасть. Впрочем, не слишком глубокую. Он смог вынуть ногу, встать – похоже, не сломана – и, хромая, доковылять до лампы. В ее свете оказалось, что треснула и провалилась новая половица.