Текст книги "Секрет индийского медиума"

Дверь закрылась, а из нескольких трубок повалил газ не газ, пар не пар, дым не дым, но Ульяна от отчаяния чуть руки себе не переломала, так заламывать их стала, крича, что не хочет умирать, что ни в жизнь ни над кем больше розыгрышей устраивать не станет, уйдет в монастырь и до конца дней своих грехи будет замаливать. А газ все наполнял комнату, а ее никто не слышал, никто не явился вызволить. Стало сквозь дым этот уже ничего не видать, взмокла она от отчаяния, волосы ко лбу прилипли, одежда – к телу. Упала на колени и стала из последних сил вслух молиться.

Тут дверь распахнулась, ядовитый туман весь мигом улетучился, на пороге опять возник Иноземцев. Он хохотал, как сам дьявол, таким смехом заливался, что сердце Ульяны в пятки ушло.

– Забавно, Ульяна Владимировна? Весело, ой весело, ведь правда? – произнес он сквозь хохот.

Тут Ульяна с криком вскочила и видит, что сидит она на диване в незнакомом купе, не в том, в который села давеча, прежде чем Иноземцев к ней со шприцем проклятым не явился. Доктор спал, обняв плечи руками и прижавшись виском к окну. От криков девушки тотчас поднялся, порывисто вскочил, к ногам ее бросился и стал прощения просить за то, что позволил себе в ярости укол луноверина применить.

Ульяна сначала ничего не поняла, почему она не в темнице, полной смертоносного газа, почему не в ошметках мокрого платья, почему лицо и руки не в царапинах. А потом разрыдалась и сквозь всхлипывания поведала Ивану Несторовичу свой страшный кошмар.

– Вы меня голодом мучили, – в завершение обиженно заявила она.

Иноземцев обнял бедную девушку и, как дитя, по голове принялся гладить.

«Ничего он не Кощей Бессмертный, не дьявол и не чудовище, прежний Иван Несторович, добрый и хороший, вместо того чтобы мстить, сам прощение просить стал. Никогда больше его не обижу, – подумала Ульяна. – Ну и приснится же!»

Глава II
Понарошку

Все бы завершилось самым что ни на есть чудеснейшим и замечательнейшим образом, но вот стал вдруг добрый молодец Иванушка, который Несторович, требовать жениться на принцессе-лягушке своей, которая Ульяна, что Владимировна.

Да ведь это совершенно невозможно было! Кто она теперь, принцесса эта? Бандитка в бегах, запятнавшая и русское имя свое, и немецкое, и даже французское. О ней и в Департаменте полиции известно, и в русском посольстве города Парижа, и в Сюрте. Мадемуазелью Боникхаузен[13]13
  Читайте об этом в романе Ю. Нелидовой «Тайна “Железной дамы”» (Издательство «ЭКСМО»).


[Закрыть] прикрываться не выйдет, и имя-то ведь это было фальшивым. Как себе Иван Несторович представляет брак с такой особой, которая всю жизнь по липовым паспортам жила?

«Желаю, – говорит, – чтобы ты завсегда рядом была и никуда теперь не делась, а имя твое в паспорте моем записано было, и по закону я право имел запрещать тебе всяческие безрассудства».

Ульяна усмехнулась, ишь, чего захотел! А может, в воду невод закинешь, рыбку золотую для начала поймаешь, старче?

– Какой, оказывается, в вас сатрап сидит, – возмутилась она. – Я до восемнадцати лет под игом дядюшкиным жила, света белого не видела, жизнь на карту поставила, да не одну, чтобы свободы добиться, а теперь вы меня в клетку посадить намереваетесь? Да ни в жизнь! Я, может, в Техас уехать еще хочу. Уже давно мечтаю наконец ограбить поезд, или банк, или что еще, зажить на ранчо и чтобы ворота охранял самый настоящий тигр полосатый.

– Я с вами поеду, – упрямо настаивал Иноземцев.

– И что делать там будете, в пустыне среди кактусов и коровьих лепешек?

– Что в России делал, то и там делать буду. Что, разве в Америке никто не болеет? Лечить некого?

– Нет, ни за что!

А потом смотрит, Иван Несторович поник, голову опустил. Жалко Ульяне его стало.

– Не выйдет у нас ничего хорошего, – принялась Ульяна утешать, присев рядом. – Ни один батюшка не согласится освятить такой союз, как узнает, что невесту Элен Бюлов величать. А в российском посольстве меня сразу арестуют. Вы мне смерти желаете?

– Негоже всю жизнь в бегах. Надо пойти и в содеянном покаяться. Пусть меня вместо вас арестуют, я сам кругом виноват во всех ваших злоключениях, позволял бесчинствовать и открыто покрывал не единожды. Всю вину на себя возьму, сяду, а вы меня дождетесь.

Ульяна Владимировна прыснула со смеху. А потом сказала, потрепав будущего супруга по волосам:

– Какой вы глупый, Иван Несторович, с ума можно сойти. Вам замок Лессепсы подарили на берегу Луары с виноградниками, поглядите, вокруг какая красота. Франция! Воздух какой! Вы теперь свободны от ваших врачебных дел и пациентов, над вами нет никаких департаментов, больниц и заведующих, студенты больше не подкинут вам в портфель крысят. А вы сдаваться все хотите! Да уж отсидели свое у месье Чечотта на четвертом этаже, в отделении для буйных. Законно ли поступили с вами тогда господа чиновники, почем зря в желтый дом засадив?[14]14
  Читайте об этом в романе Ю. Нелидовой «Дело о бюловском звере» (Издательство «ЭКСМО»).


[Закрыть] Так что бросьте эти мысли о добре и о справедливости. Сии понятия очень даже относительны. Нас учили, что добро одноликое, а оно разным бывает. И даже то, что мнится обычному человеку смертельной опасностью, может на самом деле самым настоящим спасением обернуться.

Но Иван Несторович опять за свое – хочу, чтоб в паспорте Ульяна Владимировна Бюлов женой была записана, и все тут.

Какой неугомонный. Как ребенок прям.

– Хорошо, – согласилась Ульяна. – Но если жена ваша – разбойница в бегах, тогда и свадьба будет ей под стать. Я сама все организую. Вы не вмешивайтесь.

Что и говорить, решила Ульяна инсценировать бракосочетание, чтобы успокоить своего доктора, так он от нее и не отстанет ведь. Перво-наперво выкрала она у него паспорт и заказала точную копию, чтобы если уж вписывать свое распроклятое имя, так только понарошку. Теперича нужно было найти уполномоченного чиновника из России, чтобы запись эту воздухоподобную для Ивана Несторовича сделать. А кто был уполномочен в городе Париже русских в паспорта друг другу записывать? Консул, быть может, или сам посол, чтобы уж наверняка и без всяческой бумажной волокиты. Ну отправилась Ульяна к Артуру Павловичу Моренгейму, девяностолетнему старичку с пышной седой бородой. Прямо так без переодеваний, масок, грима и прочей мишуры. Поймала его одного в парке прогуливающимся близ бульвара Сен-Жермен и напрямую представилась по-русски:

– Здравствуйте, мое имя Ульяна Владимировна Бюлов. Знакомо ли оно вам?

Лицо престарелого посла перекосилось от изумления, он столбом встал, глаза квадратные, подбородок дергается, но девушка не растерялась, взяла господина посла под локоть и говорит, мол, ежели меня не выслушаете, потом жалеть будете.

А имечко энергичной барышни послу, конечно же, было известно по недавнему скандалу, в котором племянница месье инженера Эйфеля фигурировала[15]15
  Читайте об этом в романе Ю. Нелидовой «Тайна “Железной дамы”» (Издательство «ЭКСМО»).


[Закрыть]. Запутанное дело так ведь и не распутал господин Рачковский, глава ЗАГа[16]16
  ЗАГ – Заграничная Агентура Государства.


[Закрыть], а бывший русский исправник Делин канул в небытие, недообъяснив, отчего ему в голову взбрело двух этих барышень путать. Посол думал, что Элен Бюлов привиделась несчастному, лишенному всех чинов уездному полицейскому. Но дело о бюловском звере читать пришлось, даже раз в Петербург для того ездил. А тут на тебе – подходит к нему в парке мадемуазель Боникхаузен и на чистейшем русском представляется Ульяной Владимировной Бюлов.

Посла чуть удар не хватил.

А Ульяна ведь знала, что любая авантюра, любое дельце смелых любит. Выбрал цель – и на абордаж, иначе никак. Только раз смятение впустишь в сердце, только засомневаешься, так сразу неудача за неудачей будет сыпаться на буйну головушку. Главное, врасплох застать, ошеломить и тем время выиграть. Но Ульяне неведом был страх, она не желала даже подумать, какие наказания ждут ее за все вытворяемые фокусы, и далеко уже зашла в своих поступках вовсе не благонравных, чтобы трястись за собственную шкуру и опасением никчемным и бесполезным себе дело портить.

Взяла она Артура Павловича под локоть, и пошли они прогулочным шагом вдоль аллеи по-осеннему нарядной, в золото да багрянец одетой.

Красив Париж осенью!

Посол под цилиндром по́том обливается, руки его трясутся, а девушка знай себе и рассказывает:

– Я, – говорит, – самая настоящая воровка, чужого добра расхитительница. И в ловкости мне нет равных, поймать меня ни русской полиции, ни парижской до сих пор не удалось. Но цели у меня завсегда благородные, сами можете судить по газетным сенсациям, которые Элен Бюлов учиняла. Такой человек, – при этих словах Ульяна подала послу его часы золотые на цепочке, которые у него из-под редингота вынуть сумела, так что тот и не заметил, – скорее полезен на воле, чем за решеткой. Не хочу в бегах быть, хочу свободы. А еще… замуж хочу. Потому предлагаю сделку – Элен Бюлов вам помогать будет, если вдруг нужда такая возникнет, в ваших делах с парижской биржей, всегда – пожалуйста, обращайтесь, а вы ей свадьбу сыграть не воспретите. Ведь как ловко она обула давеча панамского афериста, как ловко мулльён у него выкрала[17]17
  Читайте об этом в романе Ю. Нелидовой «Тайна “Железной дамы”» (Издательство «ЭКСМО»).


[Закрыть]. Но ежели вы меня прогоните… то завтра же весь Париж будет стоять на ушах от удивительной истории Ульяны Владимировны Бюлов, она Элен Бюлов, она же мадемуазель Боникхаузен – племянница инженера Эйфеля. Позор русской полиции, французской жандармерии, русского посольства разлетится по миру песней звонкой. А ловить меня бесполезно.

И опять подала ему те же часы на цепочке, которые он вроде как в карман поглубже упрятал.

Артур Павлович до того фраппирован был, все смотрел на девушку квадратными глазами, и слова недоумения застыли на его устах. Такая дерзость кого хочешь удивила бы.

Вернулся в свой особняк посол после разговора столь странного и все думал-думал, что делать с девчушкой такой, – ведь жалко ее в арестантские камеры, да и какой скандал – ежели прознают, что русская эмигрантка, в бегах, выдавала себя за француженку, да еще за родственницу знаменитого Эйфеля. Французы погонят с улицы Гренель, господин Гирс, министр иностранных дел, таких тумаков от государя получит, таких колотушек, вся политика русско-французская рухнет, будто карточный домик, а тут еще Германия с Австро-Венгрией подкопы политические осуществляют. Не в масть такие выверты на чистую воду выводить, не в масть…

Когда в следующий раз явилась к нему барышня Бюлов, он вздохнул и спросил:

– Чего вы хотите?

Та протянула ему фальшивый паспорт Иноземцева.

– Впишите сюда мое имя женой, и все.

Когда Иван Несторович получил свой паспорт с новой записью от самого Артура Павловича Моренгейма, он аж присел, побледнев.

– Что? – развела Ульяна руками. – Вы же сами того хотели.

– Хотел… – прошептал доктор.

– Вот, получите, раз хотели. Теперь я жена ваша по закону.

Иван Несторович долго смотрел на свою супругу, а потом выдавил:

– Это, надеюсь, последняя ваша выходка?

Та лишь рассмеялась, похлопав Иноземцева по плечу.

– Да, муженек, конечно, муженек, как скажешь, так и будет, муженек.

Ульяна Владимировна могла просто сама вписать свое имя от лица русского посла, Иван Несторович уж точно подмены бы не обнаружил, но был у нее иной резон с Артуром Павловичем переговоры вести. Больно Иноземцев много переживал по поводу, что жена его новоявленная в бегах, невольно Ульяну беспокойством заразил – нужно было непременно обзавестись гарантией, что трогать русские ее не будут, а во французских органах не прознают о ее бравых похождениях. Теперь, когда посла она запугала парижскими газетами, он не только ее не сдаст, да еще и другим запретит нос совать в эту неприятную историю с племянницей инженера Эйфеля. Можно преспокойно жить-поживать да добра наживать в чудесном замке посреди виноградников и ни о чем не тревожиться.

Что до Ивана Несторовича, то его бы пожалеть тоже не помешало, окружить заботой, покой душе вернуть. Он за эти несколько лет столько претерпел, столько пережил, что здоровье свое расшатал не на шутку, и сам этого, поди, не замечает. Сердце его до того чутким стало, что ни спать по-прежнему не мог, ни есть, ни работать, все ходил в напряженном ожидании, шорохов пугался, темных коридоров поместья лессепсовского. Лабораторию свою с улицы Ферроннри велел перевезти, в библиотеке обосновался, там и почивал прямо в кресле, за столом, на книжках, вместо подушек их употребляя. Никому не разрешал в нее заходить, три замка повесил на двери и на каждом из окон.

Решила барышня Бюлов примерную супругу попытаться изобразить, ну хоть мало-мальски, пока зима на дворе, холода и по крышам не шибко-то попрыгаешь, толстосумов не постращаешь.

Даже поведала мужу о том, как у посла была, чтоб успокоить. Но психика Ивана Несторовича была безнадежно испорчена, он не обрадовался, не испугался, только несчастное лицо сделал и снова склонился к своим пробиркам. Ульяне Владимировне и не по себе как-то стало, заскребли в душе кошки, почувствовала себя до того виноватой перед бедным доктором, что аж впервые в жизни чуть не разревелась. Но понимала Ульяна отдаленными участками своего подсознания, были эти слезы, что у дитяти, который игрушку свою безбожно об пол брякал, по углам швырял, потом увидел, что сломана любимая вещь, а починить уже нельзя. Измучила человека, а теперь хочет, чтобы он смотрел на нее по-прежнему, влюбленно, как тогда, в Бюловке, но в глазах Ивана Несторовича застыли лишь страх да тревога.

Все пытался забыться среди книжек своих, колбочек, клеток с морскими свинками да кроликами, которых развел штук десять. Потом на заднем дворе и собак начал держать. Уж не знала Ульяна зачем. Может, ожесточилось сердце его, может, опять задумал научные эксперименты – все какими-то веществами опаивал животных, а те болели и дохли.

Мало того, еще вдруг вздумалось вспомнить ему о луноверине проклятом, который Ульяна вместе с тем немцем из барменской компании «Фабен АГ» хотела на поток поставить.

– Будьте любезны, Ульяна Владимировна, – как-то сказал Иноземцев, – мне адрес дать этого господина из предместий Лондона, он учителем вроде работал.

Ульяна вся сжалась, голову опустила, пальчиками ротик прикрыла, лихорадочно соображая, что ответить мужу, который, не ровен час, в Англию собрался. Хотела отмахнуться, но не вышло, супруг пристал, как репейник, пришлось сказать, что первое на ум пришло:

– Мистер Райт умер в позапрошлом году, летом, – соврала она, ибо на самом деле был тот живехонек и продолжал свои научные изыскания, но только теперь увлекся китайским фейерверком.

Иван Несторович отчего-то вдруг так взъярился.

– Как? – вскричал он и принялся грозно вышагивать по ковру холла, где супруги проводили тихие зимние вечера. – Стало быть, умер все-таки, погубил его луноверин.

– Дидаурицин[18]18
  Луноверин, дидаурицин и другие лекарственные препараты, названия которых придуманы самим автором (прим. редактора).


[Закрыть], – поправила Ульяна и осеклась.

До того не хотелось рассказывать, каким манером на самом деле она участвовала в экспериментах английского химика, в коих вовсе и не участвовала.

А дело было так. Узнав о свойствах луноверина, заметив его весьма странное влияние на Ивана Несторовича, который чуть с катушек не слетел, когда весь его выпил, всю бутылочку из-под хлороформа до последней капли, решила Ульяна найти человека, который бы помог ей разобраться со странным лекарством. Занесло ее в Англию, довелось с мистером Райтом познакомиться, а тот, как оказалось, давно над ацетилированием работал, причем ацетилировал много разных веществ, в том числе и даурицин. Он не придал значения изобретенному лекарству.

Уж с десяток лет минуло, а патента на него никто не додумался оформить. Жаль такую возможность упускать! Потому Ульяна и хотела взять в оборот новое чудодейственное вещество. Прежде чем бежать из Петербурга и в небо запустить аэростат господина Менделеева[19]19
  Читайте об этом в романе Ю. Нелидовой «Дело о бюловском звере» (Издательство «ЭКСМО»).


[Закрыть], отдала Ульяна несколько месяцев работе в аптеке Обуховской больницы.

Там и раскрыла в себе дар алхимика. А позже загорелась идеей открыть собственную фармацевтическую фирму.

Тотчас же и компаньон отыскался ей под стать – с тягой к авантюрам. То был юный студент Мюнхенского университета, по окончании учебы он только-только поступил на службу в исследовательскую лабораторию фирмы «Фабен». Ульяна поспешила показать Феликсу Нойманну, как из даурицина луноверин получить, поведала, каким тот свойством волшебным обладает, как легко и просто из обычного человека кого угодно героем делает, ни дать ни взять Ахиллом.

Но запустить линию «ахиллинин» им помешал Делин, напал на след Ульяны и едва не натравил на нее всю барменскую полицию. Так и расстались Ульяна с Нойманном, она – едва унесла ноги, он – отделался легким испугом и попорченной репутацией связью с русской аферисткой. Однако чтобы сохранить место в фармацевтической конторе, показал луноверин управляющим, выдав за свои собственные разработки, а те, сочтя изобретение студента гениальным, оформили патент на компанию, а студенту пожаловали одну из ведущих должностей.

Элен Бюлов при этом осталась с носом.

Разумеется, сказать сразу она не решилась бедному доктору, что такое изобретение до него уже сделали, расстроился бы он тогда, хоть и было лекарство сие не совсем полезным. Поэтому пришлось другую историю сочинить, сказочную, фееричную и Элен Бюлов выставляющую победительницей. Единственно, к чему она причастна осталась, так это к названию.

Нойманн назвал вещество ахиллинином. В честь древнегреческого героя Ахилла.

С предателем и обманщиком этим Ульяна позже пыталась, конечно, вести переговоры в надежде оспорить патент, уже думала к угрозам прибегнуть, пугала, мол, всю правду расскажет, ведь не по совести поступил, взял чужой рецепт и за свой выдал. Но как теперь докажешь это, ежели сама обманом рецептом завладела? Ульяна и так и эдак вилась вокруг Нойманна, чтобы с панталыку его сбить и как-нибудь переоформить рецепт на себя, но не вышло.

Теперь права безнадежно потеряны, а фармацевтическая компания готовилась выпустить «зверя» из клетки, похоже, не подозревая, что это вовсе не белый пудель, а голодный лев или тигр.

– Дидаурицин, ахиллинин… – Иноземцев задумчиво почесал затылок. – Все равно, как его величали. Раз господина Райта нет в живых, тогда придется мне в Бармен ехать.

Поняла Ульяна, во что влипла, сболтнув однажды Иноземцеву, чтоб огорошить да нервы пощекотать, о проклятом луноверине, теперь придется отвечать за все это.

– Погоди, Ванечка, – взмолилась она, принявшись ломать руки, – может, фабенские ученые за столько лет твой луноверин доработали, может, у них и вышло лекарство от кашля.

– Не может быть луноверин безопасным лекарством хоть от кашля, хоть от поноса, хоть от золотухи, – вспылил Иван Несторович. – Кашель он лечит, не спорю, но ведь все остальные органы убивает. И печень, и почки, и мозг, а вместе с ним слух, нервную систему, зрение… Я чуть было совсем слепым не остался тогда!

Схватив за руку супругу, он потащил ее в свою лабораторию.

– Погляди, – ткнул пальцем в клетки с морскими свинками и кроликами, – видишь, как выглядят эти несчастные грызуны? Я уже месяц им твой дидаурицин колю, они все медленной смертью погибают.

– Живодер, – буркнула Ульяна. – Вот и не стыдно тебе над бедными зверюшками измываться?

На что Иван Несторович позеленел, сжав кулаки. Ну ясно, что сейчас начнет говорить, припомнит докторов бюловских, месье Рейнаха и прочих, кто сам себя в могилу загнал по причине своей же жадности, глупости и подлости. А эти бедные зверьки? Они-то чего плохого сделали, что он их луноверином травит?

Иноземцев, перетерпев бурю негодования, что Ульянка на него вылила, дабы тот, сбитый с толку, оставил мысль о Бармене, выдохнул и спокойно ответил:

– Не попадет ахиллинин на прилавки аптек, даю слово.

– И как же теперь сему воспрепятствовать?

– Я докажу, что он вреден. Докажу, что гораздо раньше его изобрел, у меня в дневниках все записи имеются. Только дневник в Охранном отделении Петербурга находится, пришит к делу о бюловском звере. Поеду, заберу его. А потом и в «Фабен». Там люди здравомыслящие работают, чай, не Бюловка какая-то, а Европа. Они все поймут.

Ульяна аж за голову схватилась. В Петербург надумал ехать? Да с паспортом, в котором она – Ульяна Владимировна Бюлов его женой прописана. С ума сошел!

Ой беда, беда.

Ежели не послушается сейчас, глупых идей не выбросит из головы, ведь арестуют за паспорт фальшивый, за роспись от посла парижского, за причастность к преступлениям жены. Посадят и не выпустят, пока не явится Ульяна Владимировна с повинной.

Надо хоть успеть паспорт на настоящий сменить. Вот тебе и женитьба понарошку. Остается только молиться, чтобы по рассеянности своей, забывчивости и мечтательности Иван Несторович не раскрыл документа и не заметил, что Элен Бюлов снова из его жизни испарилась вместе с росчерком пера российского посла, точно видение, точно и не было ее вовсе.