Текст книги "Солнечная"

* * *

Войдя в город, Наумыч немного повозился с огромным железным замком, на который ворота и были закрыты изнутри. Поймав вопросительный взгляд Кима, старик степенно пояснил, не дожидаясь вопроса.

– Для порядка. А то всякие люди тут по лесу ходят… Иной раз, придет такой вот, вроде тебя, а у самого ни документов, ничего. И что на уме – поди разбери его, разбойника. Вот и закрываемся. Охраняем покой граждан.

Ким вспомнил, что свой паспорт он благополучно сжег еще в поезде. Чтобы скрыть смущение, он начал шарить по карманам в поисках сигарет. Дед, кажется, не заметил его замешательства. А если и заметил, то тут же забыл, потому что отвлекся на лохматого черного пса с добродушной мордой, который выскочил откуда-то из кустов и немедленно кинулся ему на шею.

– Рёба, перестань! Перестань, я тебе говорю… – Наумыч безуспешно пытался отвернуться от жарких собачьих лобзаний. – Ах, бандит! Ах, ты…

Через пару минут Рёба успокоился, отскочил в сторонку и стал неистово чесаться. Кима он словно и не замечал, отчего тот почувствовал себя немного обиженным.

– Странное имя для собаки, – сказал он, указывая глазами на пса.

– Рёба-то? – немедленно откликнулся Наумыч. – Это его мальчишки местные так окрестили. Он к нам тоже из леса пришел. Такой тощий был, что ребра можно было на глаз пересчитать. Кто-то из мальцов возьми да и скажи – не собака, а сплошной Ребрец. Так и прилипло. Рёба это уже потом сократили.

– Так он что, ничей? – зачем-то поинтересовался Ким.

– Ну как тебе сказать… Сначала просто по городу бегал – попрошайничал, а потом ко мне прибился. Так что, выходит, что мой он. Вместе мы с ним теперича ворота охраняем… Вот ведь – жизнь, – помолчав, закончил дед, глядя на собаку. – И отъелся уже, как боров, а как был Рёбой, так Рёбой и помрет… Да…

Наумыч крякнул и зашагал по вымощенной брусчаткой дорожке. Ким, помедлив, пошел за ним. «Ишь ты, не хуже чем на Красной Площади,» – подумал он, глядя под ноги.

– А ты думал? Вот так вот… Тоже, поди, не пальцем сделанные, – бормотал впереди старик, отвечая каким-то своим стариковским мыслям.

* * *

– А ты, значит, студент? – спросил Наумыч через десять минут ходу. Они уже прошли через какой-то заброшенный пустырь (удивительно, но аккуратная дорожка была выложена и там) и вышли на тихую узкую улочку, по бокам которой стояли низенькие одно– и двухэтажные домишки. Городок был холмист, идти приходилось все время в гору, и Ким уже изрядно устал. Он был бы не прочь присесть на одну из лавочек, стоявших вдоль дороги, но ему было стыдно перед Наумычем, который задавал темп, бодро топая на пару шагов впереди него.

– Студент… – соврал Ким.

– Понятно. А к нам, значит – на практику?

– Ага… – Ким понял, что врать придется более развернуто. – Я филолог. Фольклор собираю. Городской… – добавил он, немного подумав.

Наумыч обернулся через плечо и хитро подмигнул.

– А я ведь так и понял. Много в наши места таких собирателей приезжает. Димка Зеленый, тоже вон по ней, по фольклорной части приблудился… Пособирал-пособирал, да так и жить тут остался… Город, говорит, у вас хороший. Тихий, без суеты… А в столице – чего я там не видал? Так и живет.

– Вы не переживайте. Жить я у вас тут точно не останусь…

– Ну, это мы еще поглядим, – Наумыч снова обернулся через плечо и как рентгеном прожег Кима взглядом желтых глаз.

От этого взгляда Киму стало неуютно; сердце, словно, что-то кольнуло. Он постарался отогнать от себя неприятные мысли и внимательно огляделся по сторонам. Все те же домики по краям. Ни людей, ни машин. Он встряхнул головой, отгоняя неприятное чувство.

– Афанасий Наумыч, а высотки в вашем городе есть?

– Ага. Сейчас вон тот сарай пройдем и начнутся. Небоскребы, мать их ети… – хохотнул в ответ сторож. Он снова обернулся, словно не верил, что вот этот вполне с виду приличный взрослый парень мог задать такой глупый вопрос. Ким покраснел. Вопрос действительно был глупый. Какие тут высотки, в лесу?

– Извините, – смущенно пробормотал он, – это я так, не подумав…

– Ничего, студент, бывает, – сочувственно кивнул Наумыч, вновь набирая сбитый темп. – Нет у нас высоток. Зато река есть. Летняя. Но она на другом конце города. С виду, вроде, тихая, но это только с виду. Каждый год там обязательно кто-нибудь, да тонет. Пороги там и течения подводные…

– Почему Летняя? Это ведь название, если я правильно понял?

– Понял-то ты все правильно, а вот почему ее так прозвали – этого я тебе сказать не могу. Может, потому, что летом туда все купаться ходят… Хотя вряд ли. Летняя и все тут. Ну вот и пришли, – Наумыч резко остановился и стал настойчиво стучать в калитку добротного деревянного дома.

Часть II. Странные люди

В больнице тихо. За столом ссутулившись сидит дежурный медбрат. Пятнадцать минут назад он вколол обезболивающее женщине с открытым переломом ноги, и она больше не стонет, провалившись в беспокойный сон. Кто-то вскрикивает в 12-ой. Храпит мужик с пробитой головой. Тихо бухтит радио в чьей-то палате. Все эти звуки воспринимаются дежурным, как нечто органичное. Вроде шума ветра или прибоя.

На часах около одиннадцати вечера. Спать не хочется.

Вспомнив про бренди и бутерброды, медбрат лезет в третий ящик стола. Действительно, все на месте. Спасибо, Маринка. Бутерброды даже лишние. Он улыбается и отливает четверть бутылки в большую алюминиевую флягу. В чашке у него уже приготовлен черный чай с лимоном. Он тщательно перемешивает оба напитка и снимает пробу. Хорошо. В больнице знают, что во время ночных дежурств Алексеич слегка выпивает, но все смотрят на это сквозь пальцы. Работу он свою делает отлично в любом состоянии. Пусть уж.

Посидев и покайфовав какое-то время, Алексеич встает со своего места и идет в палату №4, где лежит новенький. Зайдя внутрь, он смотрит на пищащий кардиомонитор, а затем долго вглядывается в лицо неподвижно лежащего молодого человека.

– Будем знакомы, – говорит он парню. – Дмитрий.

Коматозник не подает никаких признаков жизни, но Алексеича это, кажется, ничуть не смущает. Он поправляет парню одеяло и усаживается на край широкой больничной кровати.

– Что, брат, натворил дел? И что дальше думаешь? Жить? Или не жить? Или, может, овощем пару лет проваляешься?..

Собеседник не реагирует, и дежурный продолжает:

– Вечно у нас так: люди сначала делают, а потом думают… Но ты не бойся. Пока ты тут, я с тобой разговаривать буду. Наука, наукой, но кто его знает, как оно там у тебя на самом деле. А опыт в этом деле у меня богатый, можешь не сомневаться.

Алексеич садится поудобнее и делает пару глотков из фляжки.

– Вот что, братишка. Расскажу-ка я тебе про мою жену. Ты ведь не возражаешь? Ну, я так и думал…

Медбрат слегка облокачивается о спинку больничной койки, набирает полные легкие воздуха и начинает:

– Жена моя, чтоб ты знал, была и остается самой красивой женщиной на земле. Я в нее еще в школе влюбился. В шестом классе…

* * *

«Куда это он меня притащил? – подумал вдруг Ким. – И вообще: с чего это я за ним поперся?..» Додумать мысль он не успел – калитка открылась и прямо на них из дома вывалился вихрастый детина неопределенного возраста с печатью длительного запоя на широкой рязанской ряхе. Детина смерил Кима тяжелым мутным взглядом, хотел что-то сказать, но махнул рукой и, шатаясь, побрел прочь от дома.

– Опять Зеленый нажрался ни свет, ни заря… – проворчал Наумыч. – Ни тебе «здравствуй», ни тебе «до свидания»… Вот она, молодежь.

Киму стало немного неловко за незнакомого парнягу, который действительно был мертвецки пьян, несмотря на ранний час. Он даже хотел сказать что-то в защиту современной молодежи – мол, не все же так, но в это мгновение калитка снова скрипнула, и из-за нее показалась детская головка с огромным розовым бантом на макушке. Прехорошенькая девочка лет семи бесцеремонно оглядела Кима с ног до головы. Под пристальным взглядом ребенка тот совершенно смутился. К счастью, девочка уже перевела глаза на Наумыча, и ее лицо тут же озарила приветливая улыбка.

– Здравствуй, дедушка Фанасий! – звонко сказала она. – Почему так долго не заходил?

– Здравствуй, Лизонька, – улыбнулся старик, и протянул девочке большую конфету.

Лизонька схватила конфету и быстро спрятала ее в кармашек. Потом хитро прищурилась и строго погрозила Наумычу пальчиком:

– Разве ты не знаешь – от сладкого у детей зубы портятся? Вот мать вернется – все ей расскажу!

– Ну, расскажи-расскажи, – рассмеялся дед и потрепал девочку по голове. – Отец-то дома?

– Дома, – ответила Лиза. – В кухне сидит, пишет. Мамка в магазин пошла, а Митьку в чулане заперли за то, что он все варенье в буфете слопал. С самого утра там сидит, – при упоминании о варенье она довольно прищурилась и облизала пухленькие губки.

Наумыч глухо хохотнул и заговорщицки подмигнул маленькой Лизе. Девочка оправила платьице и приняла самый невинный вид.

– В дом-то пустишь нас?

– Ага. Милости просим!

– Какая славная девочка, – не смог удержаться от умиления Ким.

– Ага, – нарочито громко согласился с ним Наумыч. – Чистый ангел!

Лиза, которая, разумеется, все слышала, снова разулыбалась и по-хозяйски завела их во двор.

– А ты куда?! – прикрикнул дед на лохматого Рёбу, который попытался было тоже прошмыгнуть в калитку. – Нечего тебе по гостям шляться – на улице жди.

Рёба обиженно гавкнул, но попытки проникнуть внутрь – прекратил.

* * *

За кухонным столом сидел мужчина лет сорока и что-то увлеченно писал. Рядом с ним лежала стопка пустых конвертов, на которых, как успел заметить Ким, уже была заполнена графа «Кому».

– Здорово, Сан Саныч! – гаркнул с порога дед.

Хозяин вздрогнул от неожиданности и сделал инстинктивное движение рукой, пытаясь закрыть от посторонних глаз, исписанные убористым почерком листки бумаги. Через секунду он уже улыбался.

– Ах, это ты Афанасий… Вечно ты меня врасплох, хехехе…

Голос у мужчины был приятный. Он вообще был, что называется, хорош собой. Статен, светловолос, плечист. Васильковые глаза на открытом скуластом лице. Ямочки на румяных щеках… «Как заматерелый сказочный царевич, ей-богу!» – подумал Ким. Он любил все красивое, и Сан Саныч ему сразу понравился. Ну, разве что, смех… Смеялся тот действительно странновато. Негромко, но как-то очень отрывисто, проговаривая каждое «хе».

– Ничего-ничего. Не расслабляйся… Пишешь все, как я погляжу? – дед лукаво улыбнулся, показывая глазами на стол. Сан Саныч быстро прикрыл конверты и письменные принадлежности полотенцем.

– Да это я так… Чаю хотите?

– Некогда мне чаи распивать… Я ж не просто так – по делу. Постояльца, вон, привел тебе… Глянь, парень какой. Студент, филолог. Любо-дорого…

– Знаю я твоих филологов… – проворчал «царевич». – Димку Зеленого тоже вон как нахваливал: «Пусти его на недельку, он тихий…». А на поверку – вон оно чего. Не работает. Бухает. Который год уже с ним мучаюсь…

– Но ведь тихий же? – Наумыч выглядел немного сконфуженно.

– Тихий-то он тихий, но антураж каков? Если кто незнакомый зайдет, да его рожу увидит – испугается же… А у меня, между прочим, дети… Перегаром его дышат день-деньской, понимаешь… Думаешь, хорошо это для неокрепших организмов?

– Да что ты привязался ко мне с этим Зеленым! Тут совсем другое дело! Сам посмотри. Парень, сразу видно – порядочный. Из Москвы приехал…. – сторож потрепал Кима по плечу, отчего тот почувствовал себя молодым негром, выставленным на продажу на рабовладельческом рынке. Впрочем, Ким настолько опешил от такого поворота событий, что заострить внимание на этом неожиданном образе не успел. Он даже не смог ничего возразить предприимчивому Наумычу, словно речь шла вовсе не о нем. Рот только слегка приоткрыл от удивления. Заметив его состояние, дед нахмурился:

– Что-то я не пойму… Ты что, недоволен? Или тебе эту… высотку подавай, с видом на водоем?

Ким энергично замотал головой и попытался вежливо объяснить:

– Вовсе нет….Но у меня были несколько другие планы… Я ж ведь вообще тут… проездом.

Наумыч пристально посмотрел на него, словно прикидывая – стоит доверять этому человеку или нет? Вдруг он хлопнул себя по лбу:

– У тебя что – денег нет?

– Да, – облегченно выдохнул Ким, радуясь, что теперь ему не придется объяснять этим милым людям, что он прибыл сюда с одной-единственной целью – помереть подальше от родного дома.

– Ах ты ж господи, – Наумыч неожиданно расхохотался каркающим хрипловатым смехом. – Насмешил…

– Папочка, я пойду за Митькой послежу, чтобы из чулана не убежал… А то там одна доска отходит, я знаю… – в разговор вмешалась маленькая Лиза, которой из-за отсутствия внимания стало скучно.

Захихикавший было в унисон старику Сан Саныч, притянул дочку к себе и поцеловал в макушку:

– Конечно, беги, моя милая, мы тут сами разберемся…

Лиза чмокнула отца и затопала к выходу. Сан Саныч проводил ее взглядом.

– Красотка какая растет… Вся в мать… А ты, – Сан Саныч посмотрел в сторону Кима, – ты насчет денег зря. Не в деньгах, как говорится, счастье. По хозяйству будешь помогать – мне сарай покрасить надо и крышу переложить. Потом, глядишь, на завод устроишься – отдашь, если посчитаешь нужным… Столоваться тоже с нами можешь.

Ким совершенно ничего не понимал. Видимо, вид у него был настолько глупый, что Наумыч сжалился над ним:

– Не в ходу у нас тут деньги. И без них забот хватает… Да сам скоро увидишь. Ну так что, оставляешь паренька? – обратился он к хозяину.

– Да пускай живет. Комната все равно пустует, которая рядом с Димкиной. Так что… Кстати, парень, как тебя зовут-то?

– Ким, – обреченно выдохнул Ким.

– Кореец, значит. Я так сразу и подумал… Пойдем, Ким, я тебе твою комнату покажу. А ты, Наумыч, точно чаю не хочешь?

– Не… Пойду я… Бывай, студент! Еще увидимся.

На прощанье дед подмигнул Киму своим кошачьим глазом и действительно ушел, распевно скрипнув дверью. Через минуту Ким услышал лязг калитки и радостный лай Рёбы. Потом все стихло.

– Я не кореец, – только и смог сказать он Сан Санычу, после минутного молчания. – Просто папа очень советскую фантастику любил…

– Хехехе. Ну, что ж. Не кореец – так не кореец. Вон, кстати, ключ от твоей комнаты… на гвоздике висит. По коридору вторая дверь налево. Иди, обживай. А мне тут дела кое-какие доделать нужно.

Сан Саныч вернулся к столу и принялся что-то дописывать, всем своим видом показывая, что вопрос с заселением решен.

* * *

Комната была небольшой, но чистенькой и достаточно уютной. Из мебели присутствовало только самое необходимое: старая железная кровать на пружинной сетке, громоздкий шкаф для одежды, письменный стол, да пара стульев. Интерьер разбавляла картина, висящая напротив кровати. Ким подошел чуть ближе и прочел название: «Расстрел партизан». Тут же стояли фамилия автора и год создания. Партизан на полотне было два. Окровавленные и взлохмаченные, они стояли у бревенчатой стены деревенского дома и, опустив головы, ждали своей участи. Три немецких автоматчика уже вскинули оружие в ожидании отмашки. Чуть поодаль толпились жители деревеньки – в основном женщины и дети. Некоторые из них плакали… По логике вещей главными героями тут были партизаны, однако взгляд Кима все время перескакивал с них на фигуру статного мужчины из массовки. Судя по одежде и внешнему виду, мужчина был наш, русский, но стоял почему-то рядом с немцами. «Полицай, не иначе,» – догадался Ким и снова уставился на него. Скоро он догадался, о причине своего повышенного внимания: полицай, в отличие от остальных персонажей, смотрел не в сторону партизан и даже не на немцев, а прямо в глаза Киму. Возникало ощущение, что он специально пририсован, чтобы наблюдать за теми, кто снаружи… Ким поежился, еще раз обвел глазами свое неожиданное пристанище и в раздумьях сел на кровать.

Выходило все как-то нелепо. Он специально уехал подальше от дома, чтобы спокойно умереть без отягощающих. А тут какие-то новые знакомства и даже перспективы – Ким усмехнулся, вспомнив, что его уже почти сосватали на местный кирпичный завод. И главное – милые люди, и место такое приятное (Как, кстати, называется этот городишко? Он ведь так и не узнал…). А Ким, значит, такая неблагодарная скотина, вместо того, чтобы собирать фольклор и так далее возьмет себе, да окочурится. Причем, сознательно. Хм… Неудобно. «А может это шанс? – промелькнуло у него в голове. – Вот так вот взять и начать все с нуля, на новом месте, с чистого листа…» Ким резко вскочил с кровати и заходил по комнате, отгоняя позорные мысли. «Ну уж нет! Раз решил – будь добр, сделай. Сделай хоть что-то хорошо в своей бессмысленной и пустой жизни!» – выругал он себя сквозь зубы, немного успокоился и снова сел. Дороги назад у него не было. Это как дважды два. В то, что поменяв декорации можно что-то глобально изменить внутри, он уже давно не верил. Всего лишь – временная отсрочка. Все это уже было им пройдено когда-то. Не помогает.

* * *

Сконцентрировавшись на своей цели, Ким попытался подкорректировать первоначальный план. Итак, что мы имеем:

А) место, где какое-то время можно перекантоваться,

Б) две тысячи рублей на «непредвиденные расходы» (слава богу, что Ким засунул их в карман джинсов, а не переложил в рюкзак),

С) загадочный город N, в котором его практически никто не знает.

Ну и, конечно же, он сам со своей непоколебимой решимостью самоубиться. Это из плюсов. Что касается минусов, то Ким с неудовольствием отметил детишек в доме хозяина (он не хотел бы своим поступком нанести травму детской психике, поэтому варианты вздернутся тут же на крючке от люстры или в отсутствие хозяина надышаться газом – отпадали). Также огорчало отсутствие в населенном пункте небоскребов/высоток. Спрыгнуть вниз с головокружительной высоты напоследок было бы очень неплохо… Возможно, тут есть какой-нибудь обрыв. Или водокачка. В конце концов, наличие реки – это тоже вариант. Утопленника скорее спишут на несчастный случай…

Нужно разведать обстановку. Пойти спросить у хозяина.

Приободренный Ким резко встал с кровати, подошел к двери и распахнул ее. Послышался глухой удар и тихое оханье – на полу в коридоре сидела Лиза. Она держалась ладошками за лоб, где, словно в диснеевском мультике, быстро росла шишка. Мордашка девочки уже сморщилась в плаксивую гримасу. Испугавшийся Ким бросился ее поднимать.

– Ушиблась? Сильно?.. Прости, прости. Но… что ты делала у меня под дверью?

Вместо ответа девочка разразилась громким ревом, вырвалась и убежала вперед по коридору. Перед поворотом на кухню она обернулась, смешно погрозила Киму маленьким кулачком и сквозь слезы крикнула:

– Дурак! Вот вернется папа с почты – все ему расскажу!

И заревев еще горше, Лиза скрылась за дверью одной из хозяйских комнат.

Ким подумал, что ребенка нужно догнать и как-то умилостивить, но потом решил, что лучше сделать это по возвращении (если он, конечно, сегодня вернется). Купит ей шоколадку и мир будет восстановлен. Он ведь не специально. А вот что Сан Саныч ушел на почту – это плохо. Вряд ли ушибленная Лиза захочет сейчас объяснять обидчику как дойти до центра. А потом и до реки. Ну, ничего. Сам как-нибудь разберется.

Ким вышел из дома, аккуратно закрыл калитку на щеколду и зашагал по городской дороге наугад.

* * *

На улице Ким практически сразу наткнулся на небольшой магазинчик, куда и зашел купить сигарет. Продавщица с прической эпохи молодой Бриджит Бордо, не проявила к нему ни малейшего интереса. Спросив у мадам, как пройти к центру, и получив в ответ неопределенный жест в направлении выхода, он легкомысленно отправился в сторону «от магазина», решив положиться на интуицию. И вот он уже практически час бродил по городу, и все без толку. Узкие улочки петляли и перетекали одна в другую. Миниатюрные домики – где-то деревянные, как у Сан Саныча, а где-то из кирпича (побогаче) – чередовались без какого-либо намека на то, что вот тут, допустим, окраина, а на той стороне уже начинается что-то более или менее центровое. Нет. Никаких тебе маячков. Все было настолько одинаково бесперспективно, что Ким несколько растерялся. В какой-то момент ему даже показалось, что он попросту кружит по одному кварталу.

С тоской оглядевшись, Ким заметил стройную женскую фигуру, которая на его глазах скрылась за поворотом с противоположной стороны улицы. Больше людей не было. Недолго думая, Ким бросился вслед за незнакомкой.

* * *

– Девушка!!! Девушка, умоляю, подождите!

Когда он свернул за поворот, она уже отошла достаточно далеко и возилась с засовом у кованой зеленой калитки. Пришлось совершенно неприлично раскричаться и перейти на бег. Барышня, которую до этого он видел только со спины, вздрогнула и повернулась в его сторону. Окинув взглядом подлетевшего к ней Кима, она приветливо улыбнулась:

– Я могу вам чем-то помочь?.. Мы, кажется, не знакомы. Мария, – мягко и чуть нараспев проговорила она, протягивая ему маленькую ухоженную руку.

Боже правый.. Как хороша!

Мария была не просто красивой. Она была потрясающе красивой. Прекрасно в ней было все: серые, слегка отдающие фиолетовым, глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц; пухлые, чуть приоткрытые губы; идеальной формы нос, небольшая родинка над верхней губой, густые черные волосы… А еще улыбка. Когда она улыбалась, казалось, что все вокруг озаряется мягким теплым светом.

– Ну что же вы… – Мария так и продолжала стоять с вытянутой рукой. – Что-то не так? Вы ведь, кажется, что-то хотели…

Ким вышел из столбняка и уже собрался извиниться за неловкую паузу, но тут из-за угла выскочил какой-то ухарь на мотоцикле и, сильно газанув, промчался мимо, с ног до головы окатив его грязью. Мотоциклисту нельзя было отказать в известной сноровке. Рассчитать все таким образом, чтобы проехать по центру единственной на улице лужи и при этом так ловко забрызгать Киму рожу… Хм. Это надо было очень постараться.

– Лешка!!! Ты опять?! – вскрикнула Мария машинально отскакивая в сторону. Хотя она могла бы и не прыгать: на нее не попало ни одной капли, в то время как Ким выглядел полным чмом. Мерзопакостный Лешка, отъехав на безопасное расстояние и повернув патлатую бошку в их сторону, ехидно ухмылялся.

– Не обижайтесь на него, – Мария снова повернулась к Киму. – Он неплохой, по сути, мальчик… Ох, как он вас… Пойдемте, пойдемте в дом, умоетесь. Вам нельзя в таком виде…

Она отворила дверь и прошла во дворик. Уничтоженный Ким последовал за ней. Краем глаза он увидел, как парень на мотоцикле сплюнул в землю и, дав газу, скрылся за поворотом.