Текст книги "Хитрости Светки Ватрушкиной"

ГЛАВА 5: ТАЙНОЕ СВИДАНИЕ У БАБУЛИ

Как я и предполагала, мама ничего не имела против того, чтобы я навестила бабулю.

– Сходи, конечно. Бабушка по тебе скучает.

Я бы поступила намного умнее, если бы организовала долгожданное знакомство Руслана с бабулей в рабочий день. Тогда бы я точно знала, что родители на работе, и шансов, что наш заговор будет раскрыт – ноль целых, ноль десятых. Только мне пришлось всю неделю уговаривать-умасливать Руслана. У него прямо-таки необъяснимый бзик какой-то на честности. Он органически не переваривает уловки, увертки и хитрости.

– Солнышко. Ведь твой домашний арест уже вот-вот закончится. Мне не нравится начинать знакомство с твоей семьей с обмана.

– Я просто не могу, слышишь, не могу без тебя! Вот прямо и дня больше не вытерплю! – заявила я.

Руслан понял, что я в отчаянии, и согласился. Только к тому времени уже пятница наступила. Ничего не оставалось делать, кроме как собираться к бабуле в субботу на виду у родителей, а это грозило провалом затеи – уж слишком тяжело мне давалось притворство. Ведь я хотела петь и плясать, а приходилось завязывать шарф и натягивать ботильоны, сохраняя будничное выражение лица.

Наконец дверь за моей спиной захлопнулась. Я резво помчалась по лестнице, выскочила из подъезда, как пуля, и побежала вдоль улицы к перекрестку. Руслан ждал меня за поворотом.

Как же я соскучилась по этим голубым глазам с умопомрачительным прищуром!

Если бы дело происходило в сквере Карла Маркса (мы уже давно называли его «нашим») под покровом темноты, я бы обняла Руслана крепко-крепко, так чтобы у меня косточки захрустели. При свете дня я на такое не отважилась – рядом с нами то и дело проходили люди, и среди них вполне могли оказаться знакомые, ведь мы с Русланом встретились в двухстах метрах от моей пятиэтажки.

Однако за руку я его все-таки взяла, и сразу же почувствовала, как Руслан ласково сжал мою ладонь. Мне показалось, что еще немного и мое сердце лопнет от переизбытка чувств.

Мы перешли улицу и дождались троллейбуса. В тройке, которая ехала в бабулин район, было полно свободных мест. Я угнездилась в середине вагона у окошка, Руслан сел рядом. Троллейбус вез нас по осеннему городу, мимо разномастных домов и стыдливо прикрывающихся последней листвой деревьев, а мы молча смотрели то в окно, то друг на друга и улыбались.

– Свет, у тебя кудряшки светятся, как нимб у ангела, – прошептал мне на ухо Руслан.

– Это потому что я против света сижу, – засмеялась я.

Мне, наверное, достался последний романтик в этом городе. Кто еще мог сравнить с ангельским нимбом мои непокорные лохмы, которые все время норовят выбиться из-под шапки и нелепо растопыриться. Ми-ми-ми.

Дорога не заняла много времени, и вскоре мы уже звонили в квартиру №118 на Орловской улице. Бабуля встретила нас такой нарядной и элегантной, словно собралась в театр. Она заколола высоким узлом свои идеально прокрашенные махагоном волосы, надела жемчужно-серое платье в пол и приколола к груди изящную брошку-стрекозу – ту самую, которую я подарила ей в этом году на 8 марта. Украшение здорово подходило к жемчужному платью, и я снова порадовалась, что полгода откладывала из карманных денег и купила бабуле такую прелесть.

Руслан будто примерз к порогу. Мне пришлось втянуть его за руку в пахнущую выпечкой и корицей квартиру. Он потом объяснил, что это его так моя бабуля поразила. Руслан представлял ее себе типичной старушкой в платочке, а тут вдруг дверь открыла настоящая дива.

Да, моя бабуля – просто блеск. Если я когда-нибудь вдруг тоже стану пенсионеркой (не может быть, конечно, но вдруг все-таки стану), то пусть я буду такой, как бабуля.

Вместо посиделок с соседками на лавочке у подъезда – йога. Вместо кошек, которых так любят подкармливать старушки, вокруг бабули вечно вертятся поклонники. Вместо жалоб на жизнь – десятки увлечений, начиная от росписи по стеклу, заканчивая классическими танцами.

– Раздевайтесь, гости дорогие, а я пойду булочки из духовки вынимать, – с улыбкой сказала бабуля и оставила нас одних.

Я сразу сообразила: она заметила, что Руслан смущается, и дала ему время освоиться. Вот бы мои родители были такими тактичными и понимающими. Так нет же – если бы мы с Русланом пришли ко мне домой, они уставились бы на него, как на чудо заморское, и с порога забросали бы вопросами.

– Проходите в зал, я сейчас приду, – крикнула нам бабуля из кухни.

Первым, что я увидела, как только мы вошли в зал, был столик у дивана. Чебуреки и жареные пончики, мой любимый морской салат и куриные кармашки с ананасом… если бы я заявилась к бабуле без Руслана, то непременно начала бы скакать на одной ноге и хлопать в ладоши. При Руслане я так себя вести не рискнула. Еще не дай бог, он бы решил, что я – не взрослая самостоятельная девушка, а обыкновенная малолетка.

А Руслан, сразу же как вошел в комнату, фотографию деда на стене заметил: дедушка Гриша улыбался на фоне белоснежных горбов Эльбруса.

– Кто это?

– Дедушка. Он полжизни в горах провел, там и погиб за десять лет до моего рождения.

– Григорий Олегович альпинизмом увлекался, – пояснила бабуля.

Она вплыла в зал с подносом в руках, и комната сразу же наполнилась запахом ванили.

– Мы с папой и братом год назад совершили восхождение на Эльбрус, – сообщил нам Руслан.

Бабуля пристально на него посмотрела, и мне показалось, что Руслан вдруг вырос в ее глазах. Во всяком случае, от снисходительной улыбки и смешинок в глубине зрачков не осталось и следа.

– До самой западной вершины добрались? – спросила она.

А я подумала, что совсем мало знаю о своем парне. У него, оказывается, настоящие приключения за плечами, а я, балаболка, думала заинтересовать его рассказами о том, как ходила с классом в поход, или как мы с Веркой искали ее кота на чердаке, или как мне надоело рисовать кувшины в художественной школе. Как будто не могла поведать что-нибудь увлекательное! Сочинила бы уж что-нибудь, по крайней мере.

Пока я предавалась самобичеванию, Руслан с бабулей разговорились – да так, будто были сто лет знакомы. Они жонглировали незнакомыми мне словами, словно цирковые артисты шарами. Мульда, траверс, зацепка…

– Кхе, кхе, – напомнила я о себе.

– Ох, что это я вас голодом морю! – спохватилась бабуля.

Мы с ней уселись на диван, а Руслан сходил на кухню за табуреткой и устроился напротив. Разговор о восхождениях продолжился. Бабуля рассказала, как дедушка Гриша однажды попал в буран на седловине Казбека. Я и раньше слышала эту историю, но снова боялась дышать, когда представляла эту страшную картину: из-за дикого ветра и снегопада дед и его спутники не видят друг друга на расстоянии нескольких метров, и каждый шаг воспринимают как последний.

Потом Руслан по просьбе бабули поведал о своих альпинистских впечатлениях, и я даже перестала наворачивать любимый морской салат. Оказывается, мой парень умеет пользоваться ледорубом, крепить палатки в скалах у обрыва и бороться с наступающей на горло горной болезнью.

Руслан говорил о сказочно красивых видах Приэльбрусья, заснеженных склонах, словно нарисованных на безупречно чистой лазури, суровых скалах и облаках, проплывающих где-то внизу, и глаза у него горели сильнее, чем в тот день, когда наша волейбольная команда выиграла Кубок области. Его лицо освещало внутреннее сияние, которое делало Руслана просто нереально привлекательным. Я любовалась своим парнем и чувствовала, что я самая счастливая девчонка на свете.

Как только я подумала, что я самая счастливая, в дверь позвонили. Бабуля пошла открывать. Она скрылась в коридоре, а Руслан подскочил с табуретки, чтобы чмокнуть меня в нос, а потом в щеку.

– Ты чудесная, Светка! – шепотом сказал он. – И бабушка у тебя тоже чудесная.

Я расплылась в улыбке и не смогла сразу стереть ее с физиономии, даже после того как в зал ворвалась разъяренная мама.

– Та-а-ак, – протянула она. – Ты, как я вижу, становишься опытной мошенницей.

Мама смотрела на меня в упор с искаженным от гнева лицом.

«Не надо, прошу тебя, не надо», – умоляла я ее взглядом. Только уж слишком она разозлилась.

– Конечно, – выплевывала мама слова. – Обманывать тех, кто тебе доверяет, – чего проще.

Я вжала голову в плечи.

– Бабушку она навестить хотела. А у самой одни свидания на уме. Результат уже есть: полный дневник троек.

Я чувствовала, как удушливая волна катится по лицу. Катится, катится, опускается к горлу, душит. Я боялась взглянуть на Руслана, боялась увидеть в его глазах разочарование или, может быть, даже презрение.

– Ирочка, зачем ты так, – бабуля попыталась урезонить маму, но ту было не остановить: она кричала, пророчила мне ужасное будущее, обещала всевозможные наказания.

– Марш домой, врушка! – гаркнула родительница.

Я поняла, что сейчас разревусь – разревусь от унижения, как детсадовский малыш, которого воспиталка отшлепала по голой попе при всей группе.

Я вскочила с дивана, побежала в бабулину спальню, захлопнула за собой дверь, бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку. Рыдания сотрясали тело, внутри меня что-то дрожало и норовило разорваться в клочья.

Не знаю, как долго я плакала. Время потеряло всякое значение. Все потеряло значение. Разве после такого позора живут?

Вдруг я почувствовала, как кто-то гладит меня по волосам. Я приподняла голову – на кровати сидела бабуля. Я уткнулась лицом ей в колени.

– Ну, будет, будет. Все ушли. Все прошло, – успокаивала она меня.

– Почему так? – гундосила я, всхлипывая. – Другие совершают бесчестные поступки, и хоть бы что. А мне стоит только капельку схитрить, и ложь тут же раскрывается.

– Это хорошо, Светочка, – отвечала бабуля, продолжая гладить меня по волосам. – Вселенная не наказывает тех, кого уже не исправить. И они теряют последний шанс. Да… последний шанс.

Я ничего не поняла про последний шанс и еще долго поливала слезами бабулино платье, но, в конце концов, успокоилась и даже подумала, что (вряд ли, но вдруг!) жизнь моя еще не кончена. Бабуля напоила меня чаем с мятой и уверила: Руслан мне непременно позвонит. Домой я возвращалась с припухшим лицом и красными глазами, но уже без отчаяния в сердце.

Я проскользнула к себе в комнату, как самая крошечная на свете мышка. Мать на кухне гремела посудой, папа в зале смотрел телевизор. Меня никто не тревожил до самого вечера. Ночью, когда я лежала, свернувшись калачиком под одеялом, дверь в комнату тихонько открылась, и вошла мама. Она присела на краешек кровати, и мы немного помолчали.

– Свет, ты прости, я погорячилась сегодня, – сказала она.

– И ты меня прости, – выдавила я из себя.

Потом мы поговорили и наконец-то услышали друг друга. Ну, не чудо ли? Ведь в продолжение всего минувшего дня у нас это совсем не получалось – мы, кажется, слышали только самих себя. А ночью, в темноте, наверное, обострился слух, как у кротов.

Я поняла, что мама взбеленилась вовсе не потому, что я осмелилась ослушаться и назначить свидание Руслану. Она просто испугалась. Ей померещилось, что я становлюсь настоящей обманщицей. Я ведь три раза кряду поступила нечестно – сначала соврала, что была на занятиях в художественной школе, а сама гуляла в парке, потом стащила журнал из учительской, а теперь еще это тайное свидание. Конечно же, ей не стоило беспокоиться из-за мелких безобидных хитростей. Только вот мама считает, что из мелких хитростей вырастает большая ложь. Взрослые вечно преувеличивают. Но, по крайней мере, она пообещала, что если ей опять понадобится меня как следует отчитать, в следующий раз она сделает это без свидетелей.

ГЛАВА 6: СВИНЦОВЫЙ ДЕНЬ

Первый день новый четверти выдался хмурым и ненастным. И дело было не только в том, что с утра зарядил монотонный ноябрьский дождь, а свинцовое небо норовило упасть и придавить меня своей тяжестью. Весь день обернулся изматывающей чередой неприятных, хотя и закономерных происшествий.

Разумеется, по дороге в школу я, как всегда, не пропустила ни одной лужи. Сама удивляюсь, как мне это удается. Сапоги и даже колготки покрылись грязными потеками. Вот и вышло, что я стояла у раковины, пытаясь привести себя в порядок, когда в школьный туалет заявилась задавала-Вероника со стайкой приближенных.

– Вау! – воскликнула она. – Светка не иначе как перед школой подрабатывает на ферме – коров доит. Ты бы тогда переодевалась после смены, что ли.

– Некогда было, – ответила я. – У нас одна корова сбежала, и мне поручили ее найти. Так что отправляйся-ка ты в стойло.

На секунду я испугалась, что Вероника лопнет от возмущения. Надо же, ее, изящную статуэтку, не ведающую вкуса пончиков и шоколадок, обозвали коровой. Ой-ой-ой! Сначала она открывала и закрывала рот, точно безмозглая рыба, выбросившаяся на берег, а потом взвилась на месте – так, что белобрысая грива взметнулась вверх. Секунда, и Вероника фурией выскочила из туалета. Фрейлины засеменили следом.

До чего же некоторые не любят, когда с ними поступают так, как они привыкли поступать с другими.

Я отчистила сапоги, оттерла, как смогла, пятна на колготках и побрела на урок. Кошки на душе не просто скребли. Мои кошки нервно фыркали и бешено крутили хвостами из стороны в сторону.

Я ни капельки не сомневалась, что Марина Викторовна не забыла за каникулы про историю с журналом. Память у нашей классной, как отлично оборудованная кладовка. На нижних полках – так, чтобы всегда были под рукой – лежат знания по алгебре и геометрии. Чуть выше – стоит лишь приподняться на цыпочки, и достанешь – расположены пронумерованные и проанализированные данные о нас, школьниках. Еще выше – чтобы дотянуться, понадобится скамейка – расставлены интересные истории, притчи и мудрые мысли, подходящие к всевозможным ситуациям. Что расставлено на верхних полках – не рассмотреть. Только отчетливо видно, что полок очень-очень много – они тянутся до самого потолка. В любой момент Марина Викторовна может взять стремянку и отыскать то, что ей нужно.

Еще в коридоре, я услышала: наш 8 «Б» гудит, как улей. Если бы классная была в кабинете, мои однокласснички бы так не шумели, факт. Я приободрилась, решив, что неприятный разговор откладывается.

– Света, мне нужно с тобой поговорить, – раздалось у меня за спиной.

Я вздрогнула и обернулась. Марина Викторовна приглашающим жестом указывала на окно напротив кабинета. Я сначала решила, что она мне подсказывает, как избежать нагоняя (второй этаж всего-то), но потом сообразила: классная просит отойти с ней к окну.

– Света, как бы ты назвала человека, который без спросу рылся в чужом шкафу?

Ох, и пропесочила она меня. Каждый ее вопрос заставлял мои щеки пылать все ярче и ярче. Хорошо, хоть Марина Викторовна поверила, что я просто хотела посмотреть свои оценки. Если бы она узнала правду, то спросила бы:

– Света, а ты знаешь, как называется статья уголовного кодекса, в которой говорится о подделке документов?

И что бы я тогда ответила?

Когда я входила в класс, то, наверное, была похожа на человека, только что выскочившего из парилки. Наши даже гудеть перестали. Впрочем, может быть, они потому перестали, что Марина Викторовна тоже в класс вошла.

Я заняла свое место рядом с Витькой и обернулась, чтобы увидеть Веру. Подруга смотрела на меня, сжав губы и слегка наморщив лоб, – мне сразу стало ясно: она за меня волнуется. Верка умная, она мигом просекла, почему я вплыла в класс вместе с Мариной Викторовной, и почему была при этом такая красная.

Вера мотнула головой в сторону первого ряда, и я снова поняла ее без слов. Она мне указывала на Наташку с Людкой. Мол, «сидят голубушки, и дела им нет, что тебе по их милости влетело».

После урока, как только Марина Викторовна вышла из класса, я ринулась к парте «голубушек». Кошкам, которые скребли у меня на душе все утро, очень уж хотелось выпустить коготки.

– Стукачки несчастные, – фыркнула я.

Девчонки как-то странно на меня посмотрели – их глаза совершенно синхронно округлились, а рты приоткрылись, будто бы они и не поняли о чем речь.

– Ватрушкина, ты взбесилась? – после секундного замешательства спросила Наташа.

Мне стало противно наблюдать, как они комедию ломают, поэтому я развернулась и пошла к выходу. Возле двери я остановилась и оглянулась. Людка любовалась своим новым маникюром с клубничками, а Наташка встретила мой взгляд и постучала ручкой себе по лбу.

«Ну надо же, какие притворщицы!», – возмутилась я про себя и вышла в коридор.

Следом за мной из класса выскочила Верка.

– Что ты Марине сказала? – спросила она.

– Что хотела взглянуть на свои оценки, – успокоила я подругу.

– Не понимаю таких людей, как Людка и Наташка, – сменила тему Вера. – Зачем было бежать классной ябедничать, что мы журнал брали? Им-то какое дело.

– Они, наверное, только про меня рассказали. Тебе ж не влетело.

Верка отвернулась. Может, чтобы я не заметила, как сильно она расстроена. Или в окно что-то интересное увидела. Я тоже посмотрела в окно. По-прежнему шел дождь. Тополь сердито грозил когтистыми пальцами проплывающим мимо серым тучам.

– Да ну их, – сказала я. – Просто теперь буду знать, что Наташке и Людке доверять нельзя. Вот и все.

ГЛАВА 7: НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ ХУЖЕ ТАТАРИНА

Вечером меня ждал сюрприз. Мама вернулась с работы и привела с собой дочь тети Оли – ту самую Женьку, с которой я в одной группе художественной школы занимаюсь. Раньше я ничего против Женьки не имела, несмотря на то, что мама ее все время до небес превозносит.

– Женя – собранная и аккуратная.

– Женя никогда не приходит из художественной школы перепачканная красками.

– Женя – круглая отличница.

И так далее, и тому подобное.

Но если уж честно, Женька – девчонка не вредная, как некоторые (Вероника, например, ага). Я часто забываю дома то стирку, то уголь, а у Жеки всегда есть запасные принадлежности. Она никогда не отказывает, если я прошу дать мне списать материал к семинару по истории искусства. В общем, я считала ее безобидной пай-девочкой. Только вот Вера сказала, что никто, кроме Женьки, не мог наябедничать маме про мой прогул. С другой стороны, не исключено, что мама сама позвонила Виктору Евгеньевичу за чем-нибудь – так и выяснилось, что я в художку не явилась. А может быть, Евгенич позвонил нам домой, чтобы узнать, не заболела ли я. Мама-то не призналась, кто ей информацию слил.

Да это уже и не важно. Головомойку за прогул я получила. Проехали. Закадычными подружками нам с Женькой в любом случае стать не светит, хотя наши матери и дружат с самого детства. Разные мы с ней: слушаем разную музыку, читаем разные книги, по-разному смотрим на жизнь. Мы, конечно, общаемся в художке на переменках. Только разговор почему-то дальше обсуждения композиции и техники живописи не идет. Не могу даже представить, чтобы мы с ней, как с Веркой, обсуждали мальчиков и делились сокровенным.

В те далекие времена, когда мы обе носили банты и гольфы с помпонами, наши мамы мечтали, что между нами возникнет такая же теплая и крепкая дружба, как у них.

Раньше, когда тетя Оля приходила посекретничать с мамой, она брала с собой Женьку. Родительницы отправлялись на кухню пить чай с печенками, а мы шли ко мне комнату.

– Светочка, покажи Жене игрушки, – ласково просила тетя Оля.

А потом мамы заходили к нам, чтобы узнать, как продвигается закладка фундамента верной и крепкой дружбы. Что они видели? Всегда одно и то же, лишь с небольшими вариациями. Я скакала на кровати, словно это был батут (кувыркалась на подушках, бросала мяч в дверь…), а Женька сидела за столом и читала или рисовала.

– Это потому что Света – живой непоседливый ребенок, а моей лишь бы с книжкой в уголок забиться, – объясняла тетя Оля.

И вот теперь эта самая Женька стояла у нас в прихожей и теребила ручку здоровенной сумки, которая висела у нее на плече.

– Оля на Камчатку на две недели улетела, – сказала мама. – Тетя Клава серьезно заболела, а ее сын – в плавании, где-то у берегов Южной Америки. Совсем некому там за ней ухаживать.

Я поняла, что Женька будет жить у нас целых две недели, и подумала, что спать ее положат наверняка на диванчике в моей комнате, а значит, с ночными разговорами в Вотсапе с Русланом можно попрощаться. Ведь если это все-таки Женька наябедничала тогда маме про мой прогул, то и о том, что я торчу в планшете до полуночи, она молчать не станет.

Эти черные мысли не помешали мне изобразить на лице сияющую улыбку и позвать Женьку к себе в комнату (прямо как в старые времена). Я освободила полку в платяном шкафу, помогла сложить стопкой учебники на письменном столе, разыскала запасные тапочки – в общем, сделала все, чтобы ощутить себя гостеприимной хозяйкой, а не гадкой грымзой, которая не рада гостям.

Мама накормила нас ужином, и мы отправились делать уроки. Я уступила Женьке место за письменным столом, а сама уселась на диван с учебником биологии. Вновь и вновь я читала параграфы, но информация оседать в голове категорически отказывалась. Наверное, потому что я то и дело косилась на экран телефона, лежащего на диване у моего бедра.

Я ждала звонка от Руслана – ждала и вместе с тем боялась, что он позвонит. Мне было стыдно за ту отвратительную сцену в квартире у бабули. В душе опять зашевелился противный червячок обиды, и я в очередной раз подумала, что никогда-никогда (даже если пар из ушей повалит) не стану орать на дочь и обзывать ее мошенницей при парне.

Через полтора часа, к тому времени когда долгожданный звонок наконец раздался, в моем мозгу все-таки осели кой-какие обрывочные сведения из биологии. Например, я запомнила, что у взрослых здоровых людей эритроциты образуются в красном костном мозге. Я решила, что этой информации для первого в четверти урока биологии мне вполне хватит. В крайнем случае, у меня останется два месяца, чтобы исправить оценку.

Мы с Русланом договорились встретиться на нашем месте, и через пять минут я уже стояла перед зеркалом в прихожей и пыталась спрятать под шапку непокорные кудряшки. Мать пришла из кухни (наверное, услышала мое недовольное пыхтение) и помогла справиться с этой трудновыполнимой задачей.

– Свет, возьми с собой Женю, – зашептала она мне на ухо. – Ей ведь без мамы тоскливо. Ты развлекай ее, пожалуйста, пока Оля не вернется.

– Женя уроки делает, – ответила я.

Из зала вышла Женька (подслушивала, что ли?)

– Я уроки еще дома сделала – сейчас просто повторяла.

– Пойдешь гулять? – спросила я, с трудом сдерживая себя, чтобы не заскрежетать зубами.

– А можно? – явно обрадовалась Женька.

– Собирайся, – буркнула я.

По пути в сквер Женька пыталась поддерживать светский разговор – спросила, кто мой любимый английский художник 18 века. Честное слово, лучше бы спросила, куда мы идем. Я бы ей рассказала, что у меня свидание. Может быть, она бы все-таки поняла, что вовсе некстати навязалась на мою голову. Но ее, видите ли вы, интересовало только, какой мне нравится художник. Пришлось мучительно вспоминать, кого из английских мастеров 18 века мы проходили.

Я почти никогда не готовлюсь к семинарам по истории искусств. Зачем? Школьных уроков не хватает, что ли? К тому же на этих самых семинарах Виктор Евгеньевич сам нам все рассказывает, а отвечать вызывает только желающих. Из желающих у нас в группе – почти всегда одна Женька.

Я помнила, что тему «Искусство Англии 18 века» мы рассматривали совсем недавно. Только у меня в кладовке памяти вовсе не такой порядок, как у Марины Викторовны. Некоторые полки и поломаны, а то, что на них стояло, упало на пол и укатилось в темные углы.

Я морщила и морщила лоб и, наконец, радостно воскликнула:

– Тернер. У него на картинах все, как будто прозрачное и воздушное.

– Мне тоже его работы нравятся, – подхватила Женька. – А еще я в восторге от живописи Томаса Гейнсборо. Вот бы научиться так портреты писать – не просто, чтобы похоже выходило, а еще и характер уметь передавать. Чего только его «Портрет мистера и миссис Эндрюс» стоит…

Я поняла, что Женьку понесло, совсем как на семинаре. Я перестала слушать, только из вежливости кивала время от времени.

Мне вдруг пришло в голову, что все-таки неплохо, что эта зануда со мной увязалась, ведь понятное дело – при ней мы с Русланом обсуждать наше последнее свидание у бабули не станем. Мне хотелось совсем стереть этот позор из памяти волшебным ластиком. И у себя стереть, и у Руслана.

Между тем мы уже поднимались по лестнице к скверу. Женька вместе со своим Гейнсборо, неприятные воспоминания о нагоняе, который мне устроила мама, постепенно исчезали в туманной дымке. Ведь между мной и самым красивым, романтичным и сильным на свете парнем оставалось всего несколько ступенек.

Руслан, если и удивился, что я пришла не одна, то виду не подал.

– Это Женя, она у меня сейчас живет. Мы вместе учимся в художественной школе.

– Это Руслан, мой парень.

Честное слово, я хотела сказать что-нибудь вроде: «Это Руслан, волейболист со стажем из моей школы». Но напротив стоял он – такой высокий, широкоплечий и симпатичный, что я просто не смогла удержаться и не похвастаться. Мой парень. Мой.

Мы втроем сначала медленно бродили по аллеям сквера, залитым тусклым светом фонарей, а потом вышли на проспект и отправились в сторону площади Партизан. Руслан взял меня за руку, и я подумала, что готова бесконечно вот так бесцельно идти по ночному городу. Я сощурила глаза, и огоньки вокруг слились в карнавальный вихрь. Мне представилось, что мы парим под музыку Чайковского в прекрасном танце среди разноцветного сияния, совсем как принцесса и принц в конце старого мультика про Щелкунчика.

Только Женьку бы я, пожалуй, оставила на проспекте. Нечего ей с нами парить.

Сначала Женька стеснялась и шла, потупившись, но Руслан ведь кого угодно способен разговорить. Он задал ей несколько вопросов о занятиях в художественной школе, и вскоре она снова села на своего любимого конька – завела волынку про живописцев.

И тут я заметила, что Руслан вовсе не из вежливости кивает, а слушает Женьку с неподдельным интересом. Ей-богу, с интересом. Я-то думала, что мой волейболист уснет тотчас же, стоит начать при нем беседу о Гейнсборо. А тут… Я, кажется, даже рот раскрыла, да так и шла с открытым ртом по главному проспекту города, когда Руслан сказал, что тоже кое-что знает о знаменитом британском портретисте. Он поведал нам с Женькой, что в детстве Гейнсборо прогуливал школу, чтобы рисовать деревья, луга и реку.

– Откуда ты это знаешь? – воскликнула я, не в силах больше прятать удивление.

Оказалось, мама Руслана интересуется живописью и время от времени заказывает через интернет книги и каталоги об искусстве. Ее недавним приобретением стал альбом с репродукциями работ английских художников 18 века. Каждый раздел в альбоме начинается с биографии того или иного художника – там Руслан про Гейнсборо и прочитал.

– А в каком интернет-магазине твоя мама этот альбом купила? – Женька всполошилась, как курица, заметившая коршуна.

Мне показалось, что если Руслан назовет ей сейчас адрес магазина, то она развернется и со всех ног помчится делать заказ.

– Я не знаю, – ответил Руслан. – Но могу спросить у мамы.

И тут случилось нечто ужасное и вместе с тем поразительное: Женька попросила у моего парня телефон. Вот так прямо при мне и попросила. Взяла телефон у самого крутого парня школы на глазах у его девушки и даже не покраснела.

Она забивала заветные цифры в контакты и приговаривала:

– Я тебе прямо сегодня позвоню. Обязательно позвоню. Мне очень-очень нужен этот альбом.

Я бы, конечно, могла это безобразие пресечь – предложить, чтобы Руслан МНЕ позвонил и продиктовал адрес интернет-магазина. Только они бы тогда сразу догадались, что я ревную. Вот еще – не хватало показать, что я испугалась этой мышки!

Дома, когда мы обе снимали верхнюю одежду в прихожей, я тайком разглядывала Женьку. Подумала, что, пожалуй, она и не мышка вовсе, а лиса. Остренькие черты лица, пушистый длинный хвост на затылке. Ресницы длиннющие опустит, и не понять, довольна она или грустит. Худенькая, изящная. Я по сравнению с ней просто щекастая матрешка.

– Как погуляли? – спросила мама за ужином.

– Отлично, – буркнула я и уткнулась в тарелку с блинчиками.

– Ой, тетя Ира, хорошо погуляли. На улице безветренно, тепло, как будто сентябрь, – залепетала лиса-Женька.

Я почувствовала, что еще немного и вылью ей на голову варенье, которое мама подала к блинчикам в глубокой плошке. У меня совершенно пропал аппетит, и я ушла в комнату. Из кухни еще долго доносился Женькин восторженный писк и мамин воркующий голос.

Я лежала, зарывшись лицом в подушку. И вроде бы все в мире осталось на своих местах, но мне почему-то казалось, что земля уходит из-под ног.