Текст книги "Невозможный Роман"

Глава 7

В город Поляков возвращался намного позже, чем рассчитывал. Даже несколько встреч пришлось перенести – кто ж знал, что эта малахольная так увлечется работой, что её от неё будет не оторвать? Роман скосил взгляд на сидящую рядом девушку. В тепле салона её кожа порозовела, и лицо уже не казалось ему таким… никаким.

– Это у вас в животе урчит или у меня?

Аглая, кажется, покраснела еще сильнее.

– У меня. Я ведь даже позавтракать не успела.

Сам Поляков в жизни не завтракал, но то он – здоровый мужик, а не это… худосочное несчастье. Того и гляди, в голодный обморок грохнется. Роман тяжело вздохнул. Он силился припомнить, где в этих местах можно пообедать без риска для здоровья, да так ничего и не надумав, притормозил у первого попавшегося придорожного кафе.

– Ну? Ты идешь?

Опять то «ты», то «вы»! Определился бы уже!

– К-куда? – запнулась Аглая.

– А что, ты видишь богатый выбор?

Бровь Полякова иронично изогнулась, придавая лицу знакомое, уже набившее Глаше оскомину, выражение превосходства. А ведь по факту, откуда ей было знать, что в голове у этого напыщенного павлина? Может, ему в туалет приспичило… Или еще чего.

Аглая проглотила готовые сорваться с языка колкости и повела плечом ничего не выражающим жестом.

– Ну, как хочешь. Можешь сидеть здесь голодная. А я, пожалуй, что-нибудь съем.

– Вы издеваетесь? Как я, по-вашему, пойду в приличное заведение в таком идиотском виде? – в последний момент Аглая все же вспылила. Помахала перед носом начальника спадающими едва ли не до самого пола рукавами и от досады хрустнула пальцами. Несколько секунд Роман внимательно её разглядывал. Не убирая холеной кисти с ручки двери. А потом бесстрастно спросил:

– А кто вам сказал, что оно приличное?

Аглая комично запыхтела. Сложила руки на груди и отвернулась к окну, видимо, приготовившись ждать его столько, сколько придется. Если бы у Полякова спросили, он и сам бы не смог ответить, зачем вновь и вновь провоцировал реставраторшу. Может быть, от того, что так давно не видел на лице женщины живых непритворных эмоций. А все больше маску, плохо скрывающую расчет и скуку.

Недовольный тем, какой оборот приняли его мысли, Роман чертыхнулся и выехал на трассу. В последнее время день в значительной мере прибавился, но все равно дело шло к сумеркам. И хоть было еще светло, солнечные лучи уже не били по глазам, а окутывали землю мягким золотистым свечением, уходящим в лиловый на горизонте. Роман поглядывал по сторонам и постукивал по рулю большими пальцами. Километров через двадцать сбавил скорость. Оглянулся, чтобы удостовериться, что это именно то место, и обратился к притихшей Аглае:

– Вашей машины нет.

– Правда? – Глаша выпрямилась на сиденье. Чуть подалась в его сторону. Поляков шарахнулся от нее, как от прокаженной. Она это заметила. Закусила губу, отвела взгляд и затараторила: – Еще бы они не забрали! Я отдала столько денег за этот чертов эвакуатор.

Аглая врала напропалую. Она понятия не имела, куда могла подеваться ее Нива, если только ее действительно не забрали коммунальные службы на штраф-стоянку или… не вмешался кто-то из братьев.

Не поверив ей ни на секунду, Поляков прибавил скорости. Он вообще не мог понять, какое ему дело до проблем своей подчиненной. Он ей не нянька, если уж на то пошло. Злой и голодный Роман свернул к первому попавшемуся Маку.

– Макдональдс? Вы серьезно?

– Господи, женщина, что не так на этот раз? Это же чертов Мак драйв!

– Вот именно. Я и не думала, что вы бываете в таких заведениях.

– Я и не бываю. Просто жрать хочется – сил нет. А где я еще поем, не выходя из машины? – Поляков кивнул головой в сторону неказистого прикида Глаши. – Нам два биг-мака, две больших картошки фри и две колы со льдом, – это уже кассиру.

Заказ обработали быстро. Аглая впилась зубами в бургер с вкусной говяжьей котлетой, хрустящими солеными огурчиками да лучком и, закатив глаза от чистого наслаждения, застонала. А Роман так и замер с открытым ртом, не донеся свой бургер до цели. Посидел несколько секунд в надежде, что ему показалось. А когда неловкое молчание затянулось, пододвинул картонную коробку со снедью, прикрывая пах, и делая вид, что ничего не случилось, отвернулся. Ну, надо же. У него опять на неё встал!

– Вкусно, – пробубнила Глаша, активно работая челюстями. Слизала с губ белый соус и снова впилась в котлету ровными маленькими зубками. Поляков сглотнул и с непонятно откуда взявшейся жаждой набросился на свою колу.

– Куда вас везти? – откашлялся.

– На Юбилейный. Мне, как и вам, в садик. Забыли?

– Такое забудешь, – нахмурился Роман и таки принялся за еду.

К счастью, когда они подъехали к детскому саду, в группу даже подниматься не пришлось. Дети прогуливались на участке. В самый неподходящий момент, когда на него уже обратили внимание, кажется, все присутствующие (Поляков третьим глазом видел их изучающие, полные любопытства и осуждения взгляды), у него зазвонил телефон. Оказалось, что на одном из объектов в срочном порядке требовалось его присутствие. Быстро свернув беседу, Роман нацепил свою самую обаятельную улыбку и обратился к воспитателю:

– Добрый вечер! А я за Женькой и Дашей.

– Дашей? – изменилась в лице с виду интеллигентная женщина, которая, вероятно, как и весь чертов «Колокольчик», начиная от сторожа и заканчивая заведующей детским садом, была наслышана о его конфузе.

– Да, – улыбнувшись еще шире, кивнул болванчиком Поляков, – Дашей Васильевой. Вон ее мама. – Роман обернулся. Аглая приоткрыла дверь его Кадиллака и помахала рукой воспитательнице. С такого расстояния узнать Глашу было можно, а вот разглядеть в деталях ее дурацкий прикид – вряд ли.

– Ох… Ну, тогда забирайте, конечно… Вы же понимаете, что я… – смущенно залепетала женщина.

– Конечно, – иронично улыбнулся Роман и перевел взгляд на спешащую к нему племянницу. – И Дашу бери с собой! – крикнул ей, сложив лодочкой руки у рта.

Пока девочки, подпрыгивая и болтая, семенили к машине, Роман думал о том, как будет выкручиваться. Взять Женьку с собой на стройку – не вариант. Это не самое подходящее место для ребенка. А для такого энерджайзера, как его племянница – и подавно. Навстречу дочке из машины вышла Аглая. Склонилась к ней, обняла, как будто они не виделись год, и принялась о чем-то расспрашивать. И тут Полякова осенило.

– Аглая!

– Да?

– У меня возникли кое-какие проблемы на объекте, нужно ехать туда прямо сейчас…

– Оу, ну, ладно… Нам здесь недалеко. Дойдем как-то, – пробормотала она, окидывая себя полным сомнения взглядом.

– Нет, об этом не может идти и речи! Я вас отвезу…

– Тогда о чем речь?

Поляков тяжело вздохнул. Покосился на племянницу, которая на пару с подружкой внимательно следила за их диалогом.

– Я хотел бы вас попросить приглянуть за Женькой. Понимаете, мне ее совершенно некому перепоручить, а на стройку с собой тащить – сами понимаете.

– Ух, ты! Женька поедет с нами! – захлопала в ладоши Даша.

– Если твоя мама согласится, – заметил Роман.

– Мама, пожалуйста, соглашайся! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Аглая зажмурилась. Если честно, она себя довольно неважно чувствовала. Это началось еще в машине. Легкое першение в горле, озноб… Но как она могла отказать дочке? А Полякову? Особенно после того, как он извинился за то, что наорал на нее, и даже пригласил на обед. Не в «Милано», конечно, в такие заведения он только любовниц, наверное, водит… Но на тот момент Глаше и Макдоналдс за счастье был.

– Ну, так что? – нетерпеливо переступил с ноги на ногу Поляков.

– Конечно. Я пригляну за девочками.

– Ну, тогда едем.

Подниматься в квартиру Роман не стал. Выкинул их у подъезда, пообещав сделать все, чтобы вернуться пораньше, и был таков.

Есть девочки категорически отказались, сославшись на недавний ужин в садике, но попросили чай. Аглая включила чайник и принялась расставлять посуду на небольшом подносе. Блюдца, чашки, сахарница, заварник. Настоящий, фарфоровый… Красный в белый горох. Откуда только взялся в этой квартире? Все, главное, новое, а чайный сервиз как будто родом из семидесятых. Он Аглае страшно понравился. Она вообще тяготела к вещам с историей, что, наверное, объяснял и выбор ее профессии.

В Германии Глаша жила в крохотной квартирке над пивной. В ней было не развернуться. Например, если лечь на древнюю кровать и вытянуть ноги, то пальцами можно было коснуться противоположной стенки. А в кухне и вовсе двум людям было не разойтись. Но Аглая обожала свою квартирку. Несмотря на тесноту и гудящие старые трубы.

Пока чай заваривался, Аглая сходила за теплой кофтой и натянула на ноги толстые вязаные носки. Знобило все сильней, и она не знала, что с этим делать. Лекарств, обычно хранящихся в каждом доме на всякий случай, она купить не успела, а пойти в аптеку сейчас не было возможности. Во-первых, Глаша не могла оставить девочек одних, а во-вторых, не хотела выходить на холод. Может быть, завтра съездит. И вот тогда Аглая вспомнила, что ехать ей как раз и не на чем.

Аглая позвала девочек пить чай, а сама схватилась за телефон.

– Ну, вот! А я все думал, когда же ты позвонишь? Уже сам хотел тебя набрать, да замотался.

Угу. Значит, её звонка ждали. Глаша пожевала губы и пробормотала:

– Привет, Паш…

– Привет-привет! Вот напасть… Каждый раз забываю здороваться. Даже страшно, что обо мне по этому поводу думают приличные люди.

Аглая невольно улыбнулась. Мысль о том, что её брата могло волновать чье-то мнение, была не только абсурдной, но даже какой-то кощунственной.

– Это не плохо. Просто ты спешишь перейти к сути разговора.

– И то так. Так о чем это мы? – перешел к той самой сути Пашка.

– О моей машине, – вздохнула Глаша.

– А-а-а, об этой старой груде металла?

– Паш!

Аглая нахмурилась и посильней сжала на груди кофту. Озноб стал таким сильным, что у нее застучали зубы. Ей не хотелось тратить последние силы на словесную перепалку с братом, который менял свои машины, как и баб, после нескольких лет пробега.

– Ладно-ладно. Забрали её… Чуток подремонтируют и вернут.

– Спасибо. Но я ведь не просила…

– Так, слушай! Ты знаешь, что осталось бы от этой развалюхи, побудь она на обочине чуть дольше? Так я тебе скажу – ни черта бы не осталось. Это тебе не Европа.

Аглая пожевала губу. Спорить не было сил. К тому же с Павлом делать это было себе дороже. Он был из тех, для кого существовало только его мнение и неправильное. Он был Кошманом до мозга костей…

– Ладно. Спасибо, конечно…

– Пожалуйста.

– Так, когда я смогу ее забрать?

– Я тебе сообщу. Слушай, какой-то у тебя голос странный. Ты часом не заболела?

– Нет. Я в полном порядке. Сегодня даже приступила к работе… – отчиталась Аглая, как если бы и впрямь думала, что Павел об этом не знает.

– Ты молодец.

Нет… Нет, вообще-то… Но Аглая опять же не стала спорить.

– Ладно, тогда я буду ждать твоего звонка. И еще раз спасибо за машину.

– Пока не за что. И, Глаша…

– М-м-м?

– Позвони матери. Она не молодеет…

– Обязательно. Как только я…

Аглая не смогла договорить. Как только я… что? Как только смогу смотреть в её глаза и не чувствовать себя при этом ни на что негодным ничтожеством? Ошибкой природы, на которой эта самая природа решила отдохнуть?

– Позвони! – с нажимом повторил Павел и отключился.

Глаша откинулась затылком на стену и подтянула ноги к груди, с головой погружаясь в воспоминания. В кухне над чем-то хохотали девочки, а она уносилась на крыльях памяти все дальше и дальше… В босоногое, такое счастливое детство.

Глава 8

Когда Глаша родилась, её маме было без малого пятьдесят пять. Кто только не обсуждал это событие, какие только догадки не строились… И про суррогатную мать писали, и про искусственное оплодотворение, и про то, что богачи совсем побесились с жиру. Ни слова правды, в общем… А ведь на самом деле Глаша родилась от Большой Любви.

Тамаре Георгиевне Кошман повезло ее встретить дважды…

Первый раз Тома полюбила в юности. Когда сопливой девчонкой пришла по распределению на завод. В невзрачной дерматиновой сумочке лежал диплом об окончании техникума, а в голове – целый план по завоеванию мира. Тома твердо решила, во что бы то ни стало, вырваться из нищеты, беспросветной убогости, в которой прошло все её безрадостное сиротливое, перечеркнутое войной детство.

Впервые она увидела Льва Кошмана на планерке. И влюбилась в него с первого взгляда. На тот момент он был прочно женат, но Тамару этот факт не смущал, равно как и далеко не юный возраст её избранника. Любые недостатки Кошмана перечеркивал тот факт, что Лев Израильевич был не каким-нибудь работягой, а главным бухгалтером известного на весь союз промышленного гиганта. То есть человеком далеко не последним. Вписывающимся в план Томы по завоеванию мира на все сто процентов. Впрочем, завоевать такого мужчину было нелегко. Тамара понимала, что рассчитывать на внешние данные ей не стоит, и брала другим – острым, как бритва, умом. Томе потребовалось два года, чтобы Кошман ее заметил. А дальше было легко… С женой у Льва Израильевича детей не было. А Тома забеременела без всяких проблем – первенец Кошманов, горячо любимый и лелеемый отцом Пашка, родился уже в законном браке. И как ни билась бывшая жена Льва Израильевича, какие жалобы только ни писала – помешать этому браку она не смогла. А еще через три года у Тамары и Льва родился второй сын – Константин. Посчитав на этом свой долг перед мужем выполненным, Тамара Егоровна (теперь Тому называли исключительно так) отошла от пеленок и полностью сосредоточилась на работе. Кошман стал ее учителем в мире больших денег, Тамара – его прилежной ученицей. Умной, амбициозной, расчётливой. К тому моменту, как союз распался, они уже были неприлично богаты. А после капиталы Кошманов лишь приумножались.

Лев Израильевич ушел в девяносто третьем. Оплакав смерть мужа, Тамара Егоровна взяла на себя управление всеми активами семьи и постепенно ввела детей в бизнес. Так и жила. Работой, повзрослевшими и выпорхнувшими из гнезда сыновьями. Пока на одной из выставок не встретила свою Вторую Большую Любовь.

Александр Васильев на тот момент был уже довольно известным художником. Но, несмотря на это, их брак с Тамарой Кошман в прессе называли не иначе, как мезальянсом. Ну, во-первых, потому, что невеста была на целых двадцать лет старше жениха, а во-вторых – на двадцать миллиардов богаче. Впрочем, самим молодожёнам было плевать на досужие сплетни. Они купались в счастье и нежданной поздней любви. От которой и родилась Аглая…

– Мама… мама! Ты меня слышишь? Там в дверь звонят!

Глаша сонно потянулась, растерла лицо ладонями, стряхивая обрывки сна, и посмотрела на дочку мутными глазами.

– Кажется, ей нехорошо, Дашка… Может, сами откроем?

– Мне мама не разрешает самой дверь открывать.

– А мы в глазок посмотрим!

Аглая попыталась встать, сказать что-то… Но не смогла. Горло болело просто нечеловечески, и было ужасно холодно.

А в это время за дверью Роман все сильнее нервничал. Он думал, что управится быстро, но на стройке такого наворотили, что не тут-то было. Поляков понятия не имел, как его мужики могли ошибиться почти на метр, монтируя систему отопления. Теперь либо ему придется весь план менять, либо им – к черту все переделывать. А это деньги – сами понимаете. В общем, Роман задержался. В который раз сплоховал. Это уже становилось какой-то недоброй традицией!

– Ну, слава богу! Чего так долго не открываете? – Роман шагнул в открытую Женькой дверь и замер посреди коридора: – А где Аглая?

– Там… Похоже, она заболела, – отрапортовала Даша, ткнув пальцем в сторону комнаты.

Роман, который только и мечтал, как отсюда поскорее свалить, проглотил готовые сорваться ругательства, стащил с ног безобразно грязные ботинки и шагнул за порог. Аглая лежала на диване, закутавшись в одеяло, как в кокон. Когда за ним захлопнулась дверь – разлепила глаза и тут же снова зажмурилась.

– Вам нехорошо?

Аглая показала на горло и покачала головой. Что? Так плохо, что она и говорить не может? Поляков насупился и подошел ближе. Включил лампу на тумбочке – в полумраке ни черта не было видно.

– Что вы делаете? – просипела Глаша.

– Включаю свет, что ж еще?

– По глазам… бьет.

– Ничего. Переживете. Ну-ка, откройте рот, – непонятно зачем скомандовал Роман. Что он там надеялся увидеть? Он же архитектор, мать его, а не врач!

– Это простая ангина. Я тысячу раз ей болела… в детстве.

– Открывай!

Аглая тяжело выдохнула. Облизала сухие губы и широко, вытянув язык, открыла рот. Признаться, он не впервые видел нечто-то подобное. Только раньше барышни делали так совсем при других обстоятельствах.

Дерьмо! О чем вообще он думает?! Извращенец чертов… Но, как говорится, поздно было метаться. Член выпрямился и натянул его порядком измятые брюки.

В который раз за этот проклятый день.

Поляков включил фонарик на телефоне, поднес к лицу и посветил.

– Ого! Да тут действительно ангина… – присвистнул. Аглая захлопнула рот, клацнув зубами, и устало прошептала:

– А я вам что говорила?

– Да у тебя и температура! – Поляков приложил ладонь к Глашиному вспотевшему лбу и еще сильнее нахмурился.

Аглая никак это не прокомментировала. Только еще сильней скукожилась под одеялом.

– При температуре нельзя кутаться. Снимай! – скомандовал Поляков. Боже, почему он просто не свалит и не оставит ее в покое?! Глаша попыталась вернуть одеяло на законное место, но их силы с Романом явно были неравны. – Да снимай же! Что ты как маленькая?! Жаропонижающее у тебя где?

– Нету…

– Блядь! Не женщина, а тридцать три несчастья.

– Почему сразу тридцать три? – искренне заинтересовалась Аглая, а потом, подумав, добавила: – И не ругайтесь! Здесь вообще-то дети…

А Поляков замер дурак-дураком, удивленный её вопросом. И правда… почему тридцать три? И почему он ругается? Здесь же вообще-то дети, да… И что ему с ними со всеми делать? На часах – одиннадцатый час. У этой дурынды даже парацетамола нет. Пока он в аптеку сгоняет, пока вернется – ночь на дворе. А завтра новый день, детям в сад вставать рано.

Нет… Ну, какого хрена? Как он вообще до этого докатился? Дети, больная баба… А главное, по его ведь вине! Не чувствуй он ее за собой, так, может, и ушел бы с чистой совестью. Но ведь где он, а где чистая совесть?

Идиот! Это ж надо было ее окатить… Что за мальчишеская выходка? Как ему вообще такое пришло в голову?

– Так, лежи здесь! Я сейчас приду… – пробормотал Роман, как будто она и впрямь могла отсюда куда-то деться. В дверях переминались девочки. И если Женька была просто взволнована, ее подружка с трудом подавляла слезы.

– Ну-ка, чего стоим? Давайте умываться и спать.

– Как спать? Здесь? – удивилась Женька.

– Угу! Пока я вернусь из аптеки, чтобы вы уже лежали в кровати.

– Вы не уйдете? – с облегчением выдохнула Даша, уставившись на Романа прозрачными Аглаиными глазами. Это было, пожалуй, единственное, что ей передалось от матери.

– Никто никуда не уйдет. Знаете, как в песне? Друг в беде не бросит…

– Так вы мамин друг!

– Ага… – соврал Поляков, так и не найдя ответа, как же с ним могло приключиться такое дерьмо.

– А мама точно поправится? – раздался тоненький голосок, когда Роман уже обулся и открыл входную дверь, чтобы выйти.

– Точно. Это обычная простуда. Для жизни не страшно.

Что ж так тошно-то, а? Поляков захлопнул дверь и сбежал вниз по ступенькам. Луна светила так ярко, что фары в машине запросто можно было не выключать. Дом Глаши был крайним в ряду, и в нем, на удивление, не было аптеки. Роман уселся в машину, открыл карты и нашел ближайшую.

– Большую пачку Дюрекса… – бросил Поляков по привычке заспанному провизору – дородной женщине с завивкой, модной еще, наверное, в Мезозой. И только потом вспомнил о настоящей цели своего визита: – То есть, нет. Презервативов не надо. Мне бы жаропонижающее и что-нибудь от ангины.

– Для ребенка, для взрослого?

– Для женщины! У нее ангина… – зачем-то повторил Роман.

– Ох уж эта ангина. Ни дать, ни взять… – ухмыльнулась тетечка, и пока Поляков ошарашенно размышлял о двусмысленности ее последнего замечания, пошерудила в шкафчиках и бухнула перед ним аж целых три коробки с лекарствами.

– Это от жара, это – горло полоскать, а это – для профилактики осложнений.

– А что, может и такое быть?

– Еще бы. Ангина – серьезна штука. Может и на суставы осложнение дать, и на сердце. С этой болячкой шутить нельзя.

Роман побледнел. Сгреб лекарства в пакет и торопливо зашагал к выходу. Нет, когда боженька раздавал мозги, он точно стоял последним в очереди!

Когда Поляков вернулся из аптеки – девочки и вправду спали. На его Женьке была надета какая-то незнакомая ему рубашонка, наверное, это Даша поделилась с подружкой. Роман сделал себе пометку не забыть привезти Жене чистых вещей, и заглянул в гостиную. Глаша тоже спала. Но ее сон был беспокойным. Глазные яблоки под тонкими веками шевелились, ресницы трепетали, и вся она казалась напряженной. Как будто не спала, а претворялась. Поляков осторожно коснулся Глашиного плеча. Конечно, она его не послушалась, и сразу же, как он ушел, вновь укуталась в одеяло. Но во сне оно спало почти до груди. Открывая вид на бледную, гладкую, как мрамор, кожу с россыпью веснушек чуть пониже плавной линии ключицы.

– Эй! Просыпайся… Глаша!

– Господи, вы еще здесь?

– Давай, вставай… Я принес таблетки и градусник. Нужно измерить температуру и выпить жаропонижающее.

– Я бы и сама справилась.

– Ага! Видел я, как ты справляешься. Ну-ка! Суй…

– Я правда сама могу.

Осоловело хлопая глазами, Аглая забрала из рук Романа градусник и сунула его подмышку. Глаша могла сколько угодно храбриться, но то, что она вновь уснула, даже не дождавшись, пока градусник подаст сигнал, говорило о том, что дело плохо. Слова аптекарши об ужасах осложнений звенели в голове. А когда Поляков самолично достал набравший температуру градусник, стало совсем паршиво. Сорок почти!

– Глаша! Глаша, да проснись ты! Вот, выпей. И горло нужно опрыскать.

Аглая сделала все, что от нее требовалась, и кулем упала на диван. Поляков дал себе зарок вызвать скорую, если температура не спадет в ближайшее время, но, к счастью, до этого не дошло. Минут через сорок Аглая остыла, и только тогда он хоть немного перевел дух. От нахлынувшего адреналина спать не хотелось. Да и негде ему было разместиться. На кровати в спальне спали девочки, на диване в гостиной – Аглая.

Поляков вспомнил о том, что так и не сообщил царице Тамаре об обнаруженных фресках. И хоть у Романа в контактах имелся её личный номер, он не совсем понимал, уместно ли ему по нему звонить. А потому просто отправил письмо ей на электронную почту, сопроводив его снимками фресок и коротким отчетом об уже проделанной работе. На всякий случай похвалил Аглаю. Царице Тамаре это должно было понравиться. Не зря же она за каким-то чертом втащила Глашу в его проект.

Когда освободился, был уже третий час. Глаза щипало от недосыпа и усталости. На телефоне было сорок восемь пропущенных от разъяренной Крис-руки-ножницы. Он еще на объекте ей позвонил и разрешил заказывать в «Милано» все, что ее душа пожелает. А ему что? Он ни платить за это, ни приезжать не собирался. Но этой сучке об этом знать было не обязательно. Роман усмехнулся, представив лицо Кристины, когда та поняла, что он ее кинул. Выбрался из кресла, потянулся так, что затрещали кости. Подумал о том, чтобы устроиться на полу, но тот был холодным и твердым, в отличие от пустующей половины дивана. Недолго думая, Поляков стащил с себя осточертевшую рубашку да брюки и улегся к малахольной под бок.