Текст книги "Немного правды о мужчинах, или У меня есть я и мы справимся"

Глава 13

Когда Макс пришёл в себя, я лежала в луже крови. Пришла в сознание после короткого обморока и думала о том, что если бы такое случилось у нас в России, соседи бы уже давно вызвали полицию. А тут… Тут никому ни до кого нет дела.

Сосед снизу, услышав, что наверху идёт бойня, достал оружие и, ощутив прилив адреналина, вышел на балкон и произвёл пару выстрелов. К счастью, ни в кого не попал. Да он и не хотел. Так, только спустил пар.

– Машка, ты как? – перевернул меня Макс и принялся мокрым полотенцем вытирать моё окровавленное лицо.

– Никак. Ты меня чуть не убил.

– Прости. Девочка моя любимая, ты представляешь, что я чувствовал, когда видел, как тебя целует другой. Ты же моя. Только моя.

– Я тебя ненавижу.

– Знаю. Но от ненависти до любви один шаг.

Глядя на мои жуткие побои, Макс сам перепугался, потому что не понимал, совместимы ли они с жизнью. Я то теряла сознание, то приходила в себя и стонала от боли.

– Думаю, мне нужна «скорая», – выплюнула я скопившуюся во рту кровь.

– Машка, нельзя. Меня тогда посадят. Полиция будет расспрашивать, кто тебя избил.

– Я не скажу. Обещаю. Макс, мне нужна медицинская помощь. Сама не выкарабкаюсь.

– Выкарабкаешься, девочка моя, ты же сильная. У меня есть аптечка.

– Хрена толку с твоей аптечки. Макс, ты слышишь, что я тебе говорю… Я не выкарабкаюсь. Вызови «скорую помощь». Пожалуйста… Я никому ничего не расскажу. Клянусь. Скажу, что на меня напали хулиганы на улице.

– Маша, «скорая» увезёт тебя в больницу, и тогда я навсегда тебя потеряю. Как только оправишься, ты сбежишь из больницы, и я концов не найду. Вызвать «скорую» – это расстаться с тобой. Я не готов.

– Макс, ты человек или зверь???

– Наверное, зверь. У меня с детства любимая картинка одинокого волка. Даже заставка такая на телефоне стоит.

– А если я умру?

Макс молча, задумчиво курил и не произносил ни звука.

– Понятно. Если умру, ты просто замотаешь меня в старое покрывало и вынесешь на гору мусора, что за нашим домом. И там меня особо никто не заметит. Закидают другим мусором.

Макс молчал, а я вновь застонала от боли и вновь выплюнула кровь изо рта.

– Макс, ты меня убиваешь… У меня внутреннее кровотечение.

– Это я тебе просто рот разбил.

– Нет, кровь идёт откуда-то изнутри. Струйкой. Макс, послушай, это не шутки. Я могу умереть. Внутреннее кровотечение очень опасно.

Макс нервно открыл банку пива и за несколько секунд осушил её до дна.

– Маша, ты живучая, как собака. На тебе всё заживёт. «Скорую» вызывать не буду. Я тебя потеряю. Ты права, мне легче, если ты здесь умрёшь, и я, пока темно, до рассвета, вынесу тебя на помойку, чем буду знать, что ты жива и не со мной.

– Какая ты сволочь, Макс. Редкостная сволочь.

– Какой есть.

Макс перетащил меня с пола на диван, постоянно вытирал мокрым полотенцем, доставал лёд из холодильника и прикладывал туда, где было особенно больно. Дико бесился оттого, что за стенкой кто-то вновь включил стиральную машину.

– Твари! Сколько можно шуметь?!

– Когда ты меня бил, весь район слышал.

– Это непредвиденные обстоятельства. А включать машинку, когда все спят, – издевательство. На подъезде объявление висит, что стиральную машину можно включать до десяти вечера из-за плохой шумоизоляции. Сейчас двенадцать. Я смотрю, какой-то суке все законы не писаны.

Макс достал пистолет, щёлкнул затвор, переменился в лице.

– Мне придётся объяснить, что нужно уважать соседей и соблюдать правила. Есть соседи, которые по-хорошему не понимают, и им нужно всё объяснять при помощи оружия.

Макс встал и направился к выходу.

– Макс, ты куда?! – испуганно крикнула я.

– Да соседу хочу объяснить, что самая удобная для него стирка будет на том свете. Там вообще ничего не слышно. А на этом что-то шумновато. Сил нет засыпать под звуки центрифуги. Голову рвёт.

– Не смей!

Я слышала, как Макс стучал соседу в дверь. Затем раздался хлопок, и стиральная машина заглохла. Когда Макс вернулся, он вновь открыл банку пива и принялся собирать вещи.

– Машка, валим отсюда. Я грохнул соседа.

– Ты его убил?!

– Ясное дело, не пальчиком пригрозил. Сначала напомнил, что есть правила, и они висят на подъезде, где написано, что стирка до десяти. Сейчас пятнадцать минут первого ночи… Какого хера… А он мне давай заливать, мол, приходит домой к одиннадцати, не успевает, у него много грязной одежды. Сказал, что не жалуется, когда мы трахаемся или дерёмся. Ну, я ему и объяснил, где лучше всего делать стирку. Он пошёл стирать на тот свет. Да ты не ссы. Он один живёт. По крайней мере, в квартире больше никого не было. Ни жены, ни детей, ни родственников. Я виртуозно выстрелил ему в лоб и выключил машинку. Всё, соседи могут спать спокойно. Представляешь, скольким людям я сейчас сделал хорошо, сколько народу спокойно вздохнуло и теперь может уснуть.

– Ты сумасшедший.

– Я не сумасшедший. Я справедливый. – Макс собирал свою сумку, пил пиво и не выпускал сигарету изо рта. – Я твоё шмотьё тоже покидал. У тебя его почти нет, но кое-что мы прикупили…

– Можешь не кидать, я всё равно умру.

– Ты живучая. Уверен, на тебе всё заживёт, как на собаке.

– А если нет?!

– Если нет, закопаю где-нибудь. Куда деваться. Земельке тебя предам, не переживай.

– Добрый ты человек.

– Нам по любому нужно валить отсюда. Ты засветила нашу контору перед хмырём, который тебя целовал. Он может в любой момент приехать тебя искать, а это не входит в мои планы. Это немаловажный фактор. Да и соседа я научил стирать по расписанию… Так что, чем быстрее отсюда свалим, тем лучше.

– Я умираю… Не могу никуда идти…

– Не ссы. Сейчас подгоню тачку, закину сумку с вещами, потом приду за тобой. Я понесу тебя на руках.

Макс ушёл, а я закрыла глаза и почему-то заулыбалась. Мне почудился запах весны… Я иду, такая красивая, по мостовой, размахиваю сумочкой и упиваюсь собственным счастьем, ведь я только что защитила диплом. На отлично. Не подвела ожидания ректора. Даже не верится, что в той, другой, жизни я так любила свой институт и могла перегрызть горло любому за хорошую оценку. Училась, в свободное время подрабатывала помощником секретаря в ректорате, ведь мама умерла, и надеяться мне было не на кого. Хваталась за любую работу. Писала курсовые для других за деньги, дипломы, помогала ректору, выполняя все его поручения.

И вот я иду, после защиты диплома, такая красивая и такая счастливая, и вдруг… меня окатывает с ног до головы водой из лужи. Это проезжающая мимо машина не притормозила. Я очень сильно расстраиваюсь, ругаюсь на машину, смотрю на грязное платье и вижу, что из остановившегося автомобиля выходит симпатичный мужчина, и не один… Тогда я не сразу поняла, что это охранники. Я вообще не понимала, как можно с ними ходить и зачем они нужны. Только в кино видела.

Он смотрит на меня виновато, извиняется и говорит, что уволит водителя. Я меняюсь в лице и прошу ни в коем случае не увольнять водителя. У него же, наверное, семья. А то, что произошло, просто случайность. Весна, лужи… И вообще, сегодня прекрасный день, ведь я защитила диплом на отлично… Молодой мужчина сначала немеет от изумления, потом предлагает отметить это событие… Так я познакомилась со своим будущим мужем.

Сейчас вспоминаю и думаю о том, что это было не со мной и не в этой жизни. Тогда меня сразу накрыло. Данила окутал меня такой заботой и такой лаской… Я решительно не желала видеть его недостатки, не придавала им значения, думая о том, что каждый из нас неидеален. Если его не было рядом, я безумно грустила, а когда мы были вместе, ощущала безумную радость. Мне казалось, у нас одно дыхание на двоих. Мир сразу поменял все краски. Мой ректор даже с подозрением спросил, почему, когда прихожу на работу, всегда улыбаюсь. Я тогда даже пошутила, что безумно люблю свою работу.

Но работать мне было не суждено. Данила категорически этого не хотел, несмотря на мои уговоры, ведь я так мечтала о карьере. Даня сказал, что нормальная девушка должна мечтать о хорошей и прочной семье. Зачем работать за копейки, если у мужа с деньгами полный порядок?

Я вышла замуж, и больше не заикалась о карьере, не хотела злить и нервировать мужа. Зачем? У него и так полно проблем в бизнесе.

А потом началась семейная жизнь. Даже после всего пережитого её хочется назвать счастливой. Рождение детей… И Вовка, и Даша родились в Ницце. Так захотел муж. Он сказал, в этом родильном доме работает его хороший друг, и там рожала сама Анджелина Джоли. «Санта-Мария» – не самый крупный роддом в Ницце, но очень знаменитый. Муж говорил, это один из лучших родильных домов. После Анджелины там рожали многие русские знаменитости.

Мне предоставили замечательную палату с панорамным видом на море, родильный зал там тоже с видом на море. Это успокаивает, релаксирует и настраивает на позитив. Я и понятия не имела, сколько там стоят родильные контракты, муж никогда не озвучивал мне цифры. Даня сказал, именно здесь самые безопасные роды, и пока я тут, он за меня спокоен.

Я лежала, смотрела на Английскую набережную и принимала многочисленные звонки мужа, который очень волновался, как всё проходит, но не мог вылететь из-за бизнеса. Правда, после первых и вторых родов он бросал все свои дела и летел к нам. Это было так трогательно… Муж смотрел на меня глазами, полными слёз, и говорил: «Родная, спасибо». Его любимым выражением было «всегда и навсегда». Это про нас. Про то, что мы всю жизнь будем вместе.

Я и сама не знаю, почему воспоминания накрыли меня именно сейчас, когда лежу избитая, окровавленная и медленно умираю, но мне почему-то чудился запах той весны… Я, защитившая диплом, в нарядном платье, такая счастливая, и машина, которая с ног до головы облила меня грязью… Тогда я ещё не знала и не могла знать, что настанет момент, когда эта же машина обольёт меня грязью ещё раз. И не просто обольёт, а переедет. А грязь такая едкая, что от неё никогда не отмыться…

– Машка, ты ещё не сдохла?

Я открыла глаза и увидела Макса.

– Ещё нет.

– Я рад. Я же говорю, на тебе всё заживает, как на собаке. Тебя ещё бить и бить…

– Пошёл ты… Придурок…

Макс взял меня на руки и, не обращая внимания на мои стоны из-за того, что он выдернул меня из спокойного положения и заставил шевелиться, понёс к машине.

Глава 14

– Куда мы едем? – спросила я, лёжа на заднем сиденье.

– В мотель.

– Слава Богу.

– Чему ты радуешься?

– Тому, что там есть администратор, который, увидев, как ты меня заносишь в помещение, сразу вызовет «скорую» и, если мне повезёт, я останусь жива.

– Дура ты, Машка. Ничему тебя жизнь не учит. Наивная, как три рубля. Ты же не в России. Я тебя сейчас в такой мотель привезу, что если даже занесу тебя туда мёртвую, никто не пошевелится. Там всем по хрену. Хоть пачками трупы туда таскай и складируй. Деньги заплатил – проваливай в свой номер, и можешь заниматься всем, чем хочешь, даже расчленять трупы. Ты что, реально думала, я тебя в навороченный пятизвёздочный отель повезу? Я же не твой бывший крендель, набитый купюрами до макушки. Я знаешь, что, Машка, думаю… я, наверное, погорячился с соседом. Зря его чпокнул. Это ведь ты меня довела. Из-за вас, баб, одни беды.

– Я-то здесь причём?

– А если бы ты не шарахалась где попало, не сосалась с каким-то ублюдком, я бы не был таким нервным и, возможно, даже бы разрешил постирать ему по-соседски. Ведь раньше я же как-то это терпел. А сегодня моё терпение лопнуло. Вы же, бабы, можете любого мужика довести до предела. Говорил мне батя, не влюбляйся, это опасно…

Макс занёс меня в крохотный номер мотеля. Он, по большому счёту, не отличался от квартирки, в которой мы проживали совсем недавно. Как говорил Макс, тут только задницами толкаться. Когда он занёс меня в здание, где находилась малюсенькая стойка ресепшен, пожилая негритянка и в самом деле не обратила внимания на то, что в её заведение заносят окровавленного, едва живого человека. Видимо, ей на это глубоко наплевать. Посмотрев на меня странным, брезгливым взглядом, она на минуту оторвалась от мыльного сериала по телевизору.

– Девка живая? – на всякий случай спросила негритянка.

– Живая.

– Точно?

– Машка, махни ей рукой, чтобы она отвалила.

Я подняла руку и показала негритянке, что пока ещё жива. Конечно, мне ужасно хотелось призвать её к человечности, сказать, что она может спасти мою жизнь, и попросить вызвать «скорую», но я понимала, это ни к чему не приведёт. Негритянка даже не встанет с места, а своим поведением я только разозлю Макса, который может сорваться и меня просто добить.

И тогда я потеряю этот запах сирени… Понятия не имею, почему я его чувствую… Сейчас ощущается запах крови, но я почему-то чувствую запах сирени из воспоминаний о том дне, когда шла по мостовой после защиты диплома и познакомилась с Данькой… Наверное, эти видения оттого, что я умираю…

– Если она сдохнет, положишь её в чёрный мусорный пакет, завяжешь и вынесешь на помойку в соседнем квартале, чтобы к мотелю она не имела отношения. Понял?!

– Слушаюсь, шеф, – махнул головой Макс и понёс меня по винтовой лестнице.

– Жмурики нам здесь не нужны.

– Я живая, – с надрывом напомнила я негритянке.

– Вижу. Но это не значит, что ты не сдохнешь через пару часов. Ты себя в зеркало видела? Выглядишь как кусок сырого мяса. У меня сегодня такой же в кастрюле варится.

– У вас очень приветливый мотель, – глотая кровь во рту, сказала я негритянке.

– Свобода и демократия – привилегия нашего придорожного мотеля, – как ни в чём не бывало, ответила она и принялась смотреть телевизор. Потом всё же не удержалась и бросила мне вслед: – У вас там, в России, ещё больший беспредел творится, и я молчу. Там медведи с балалайками по улице ходят и вам особо всем по фигу, что они кого-нибудь загрызть могут… Ни пройти, ни проехать. Кругом эти медведи балалаешные шатаются. Особенно по вашей знаменитой Красной площади. Все уже со счёта сбились, скольким туристам они руки-ноги пооткусывали и балалайками их поубивали. Это же не зоопарк, а город. Жуть.

Макс занёс меня в номер, положил на сырую кровать с плесенью, и я увидела, как по мне пробежал таракан. Потом ещё один… Я подумала о том, почему негриятнка такая жестокая. Есть ли у неё дети, родственники…

– Сука, тут одни тараканы, – возмущался Макс и давил их ботинком. – За такую помойку они ещё и деньги берут. Полный пипец.

Этой ночью я боролась со смертью. Точнее, не боролась, а реально думала, что умру. Я знала, что спасти меня может только чудо, ведь ждать медицинской помощи было неоткуда. Макс лежал рядом, открывал одну банку пива за другой, курил в кровати и играл в какую-то игру в телефоне.

– Ты жива ещё, моя старушка? – спросил между делом он.

– Думаю, уже скоро…

– Машка, ты, наверное, думаешь, вот монстр какой-то, а я сам очень сильно переживаю.

– Угу, по тебе видно.

– Меня нервяк знаешь как бьёт. Места себе не нахожу. Я так к тебе прикипел за это время. Очень жаль. Ты красивая. У тебя, наверное, красивые дети. Тебе страшно?

– Очень. Я же не знаю, что ТАМ…

– Машка, а может быть, ТАМ не так уж и плохо. Если тебе не повезёт, и ты всё-таки откинешься, может, возродишься в новом качестве, освободившись от избитого тела…

– Я боюсь этого момента.

– Машка, в конце концов, мы все здесь гости. Никому не удастся выбраться отсюда живым. Рано или поздно все откинем копыта. Просто кто-то раньше, а кто-то позже.

Я лежала и чувствовала, как немеют кончики пальцев на ногах, лодыжки, колени… Я впадала в забытьё. Погружалась во тьму и переставала видеть ночник, который висел на стене. Мне казалось, кровь перестаёт циркулировать по моему телу; ещё немножко, и моё сердце станет онемевшим и холодным.

– Макс, думаю, это конец.

Макс кинул пустую банку из-под пива на пол, рукой задавил таракана, который пробежал по моему лицу, и, как ребёнок, заплакал.

– Машка, ты уверена?

– Да.

– Как же так… Я не хочу без тебя…

– Иди к негритянке за большим чёрным мусорным мешком.

– Какого хрена я пойду, ты ещё жива. Машка, а тебя на самом деле всегда любил и люблю. Честно, ещё со школы. Только ты отличница была, а я шалопай… Ты не злись, что я дам тебе умереть и не вызову «скорую». Мне проще тебя потерять и знать, что ты умерла. Я не могу жить и знать, что ты сделала от меня ноги, будешь жить с кем-то другим в своей жизни, без меня…

Макс сидел рядом со мной на коленях и плакал, как ребёнок. Периодически сгонял с моего окровавленного лица тараканов. Когда его слёзы капали на меня, я отворачивалась, как могла.

Мне это было крайне неприятно. Гораздо неприятнее, чем по лицу бегали чересчур большие чёрные тараканы. Я лежала и чувствовала живой и осознанный страх.

– А хочешь, я пойду и где-нибудь цветы раздобуду? Ну, приволоку букет, чтобы тебе приятно было и глаз радовало.

– Венок? Сейчас ритуальные услуги закрыты. Ночь на дворе.

– Дура ты, Машка. Я же сказал, цветы.

– Не хочу. На чёрта мне твои цветы? Мне от них легче не станет. Я чувствую запах сирени…

– Ты что, с ума сошла, какая сирень? Тут воняет плесенью и тухлятиной. Меня реально наизнанку выворачивает.

– Нет, тут пахнет сиренью… Какие-то воспоминания накрывают… Знаешь, это воспоминания счастья, и у них запах сирени.

Макс наклонился ко мне ближе, стал нюхать мои волосы и целовать мою шею.

– Прекрати. Не прикасайся ко мне.

– Скажи, ты спала с тем хмырём, который тебя привёз?

– Да…

Лицо Макса застыло в злобной гримасе. Он сначала хотел ударить меня, но потом, видимо, опомнился, подумал, что я и так на ладан дышу. Если он даже слегка ударит, уже точно может меня потерять. Макс со всей силы ударил кулаком в стену.

– Сука!!! Все вы, бабы, суки! – пронзительно прокричал он.

– А вы все козлы…

– Тебе было хорошо с ним?

– Нет.

– Я лучше?

– В постели да.

– Если бы я сейчас встретил этого ублюдка, я бы его застрелил.

– Даже не сомневаюсь.

– Я бы ему объяснил, как встречаться с чужими женщинами.

– У меня всё болит, – прошептала я, – больше не могу терпеть эту боль.

Макс сходил к негритянке, нашёл у неё какое-то обезболивающее, принёс мне, заставил выпить. Но ничего не изменилось. Мне по-прежнему было чудовищно больно и необъяснимо страшно.

– Знаешь, самое обидное, если я сейчас умру, то никогда не увижу своих детей, – глухо произнесла я, обливаясь слезами. – Ни Вовочку, ни Дашеньку. Они, наверное, уже подросли.

– Если даже останешься жить, всё равно их никогда не увидишь, даже на пару минут. Тебе мужик твой не даст.

– Хотя бы издалека на них посмотреть. Хотя издалека не получится. Я не смогу. Всё равно к ним побегу, чтобы обнять.

– Машка, включи мозги. Детей твоих тебе никто не даст ни увидеть, ни обнять. Эта глава из твоей жизни уже вычеркнута. Попрощайся с ней. Если выживешь, мы с тобой денег сколотим, дом на побережье купим и новых детей нарожаем. Начнём всё с чистого листа.

– От кого рожать, от тебя?

– Лучше от меня, чем от твоего дебила олигарха. Я хоть никогда их не заберу и претендовать на них не буду.

Увидев, что я начала задыхаться, Макс взял меня на руки и поднёс к открытому окну.

– Тут просто душняк капитальный. Кондишена нет. Дыши.

Держа меня на руках, Макс сел на подоконник. Как ни странно, он действительно плакал и даже всхлипывал, что было ему несвойственно. Видимо, мой уход в самом деле его огорчал.

– Сиренью пахнет, – прошептала я, жадно глотая воздух.

Я вдруг отчётливо увидела ту симпатичную девушку в лёгком платье, с сумочкой в руках, которую только что обрызгала дорогая машина…

– Маш, ну какой сиренью, тут помойкой разит. Какими-то отходами. Твари нечистоплотные. Не могут мусор в мусорные баки выкидывать. Кругом помойка. Если мои нервные канаты лопнут, всех на хрен перестреляю. Буду стоять у помойки и стрелять в каждого, кто выкидывает мусор прямо на асфальт. Мерзлятина.

– Нет. Кругом сирень, – произнесла я, закрыла глаза и расплылась в улыбке.

Глава 15

– Макс, по-моему, я ухожу…

– Дыши, Машка, дыши, – плакал Макс.

– Знаешь, я сожалею, что невозможно всё вернуть и исправить. Внутри дикая пустота, огромная пропасть и куча вопросов, на которые мне никогда не найти ответ. Где-то там осталось дорогое, ценное, любимое, стимулирующее к жизни. Я ведь потеряла не просто одного человека, а целую семью. Перед глазами пробегает вся жизнь, как в ленте кинофильма, который прокручивают на бешеной скорости. Я слышала, так всегда бывает у тех, кто скоро уйдёт…

Увидев, что я жадно глотаю воздух, Макс полил на меня водой из графина.

– Маша, ты только дыши. Не останавливайся. Что ты сейчас чувствуешь?

– Темно. Не вижу ничего.

– А звёзды на небе? Посмотри, они прямо над нами. В каком бы гадком месте мы с тобой ни находились, звёзды они и есть звёзды. Светят в любом районе, в любом месте, в любой стране одинаково.

– Я не вижу никаких звёзд. Темно…

– Что, совсем темно? Большая медведица прямо над нами, видишь?

– Ничего… Просто темно…

– Хреново.

– Наверное, впереди светлый тоннель, умершие родственники, которые будут меня встречать. Мамочка… Я так хочу её увидеть, обнять… Я столько не успела ей сказать при жизни, так часто незаслуженно её обижала… Обращалась с ней так, будто она вечная. Даже представить не могла, что она когда-нибудь уйдёт. Она была чем-то таким привычным… А когда мы привыкаем, наверное, просто перестаём ценить. Сколько она для меня значила, как сильно я её любила и как мне без неё плохо, я смогла понять только когда её не стало. Знаешь, Макс, я всё же думаю, всё самое страшное и ужасное мы видим здесь, на земле. После смерти всё будет лучше. Реинкарнация есть. Если после смерти ничего нет, откуда мы тогда приходим в этот мир?! Ведь кто-то даёт нам душу в момент нашего рождения. Откуда-то же в нас появляется жизнь на какой-то период…

– Как ты себя чувствуешь?

– Осталось ещё чуть-чуть…

– Почему ты так решила?

– Ты спросил, я ответила. Жизнь заканчивается, я не могу ошибаться. Не зря смерть сделали болезненной. Будь она другой, сколько было бы самоубийц… Рождаемся в боли, умираем тоже. Когда мама умирала, она лежала с закрытыми глазами, я держала её за руку и просила не умирать. Мне кажется, она меня слышала. Она тогда была ещё без сознания. Когда скатилась моя слеза и упала ей прямо на щёку, она вдруг открыла глаза, сказала, как сильно ей будет меня не хватать, выдохнула и умерла. Должна была умереть раньше, но ждала, пока я приду. А я как раз сдавала экзамены. Хотела остаться с ней, но она попросила пойти на экзамен, ради неё. И я пошла. Когда я поняла, что она уходит, что я её теряю, я всё делала ради неё, всё, о чём она просила. И мне было так горько оттого, что я стала это делать только когда мама заболела. Я так жалела, что не делала это, пока она была здорова. И я ушла сдавать экзамен, потому что мама так хотела. И ещё мамочка сказала, что меня подождёт. Она умерла спокойно, без криков и стонов. Она меня дождалась. Я держала её за руку и сообщила, что сдала экзамен на отлично. Она улыбнулась. И тихо ушла.

Когда я замолчала, Макс наклонился ко мне испуганно.

– Машка, ты дышишь?

– Вроде бы да, но с перебоями. А чего ты спрашиваешь? Боишься нести меня в мешке на помойку? Совесть будет потом мучить? Макс, а у тебя есть совесть? Ты знаешь, что это такое?

– Маш, не зли меня. Да, если ты умрёшь, меня будет мучить совесть, и мне будет горько и больно нести тебя в мешке на помойку. Я не хочу этого делать. Я хочу, чтобы ты жила. Ты же моя маленькая, любимая девочка…

Я провалилась в бездну. Заплаканный Макс уснул вместе со мной на подоконнике, держа меня на руках. Когда утром открыла глаза, не могла поверить, что Я ЖИВА. Обрадованный Макс стал кружиться, держа меня на руках, по крохотной комнате, и что-то напевать себе под нос. Я закрывала глаза и боялась, вдруг он обо что-нибудь меня ударит, ведь кружиться там было негде…

– Макс, прекрати. У меня и так перед глазами всё плывёт. Меня тошнит. Мне плохо.

– Хорошо, моя любимая девочка. Я положу тебя в наше царское ложе.

– Ты имеешь в виду кровать тараканами?

– Пока – да. Денег поднимем, и снимем приличное жильё.

Первые дни в туалет меня водил Макс. Ходить самостоятельно я не могла. Он садил меня на унитаз, вытирал салфеткой, мыл в душе и нёс обратно в кровать. Через неделю я уже смогла вставать, но боялась подходить к зеркалу. Мне было страшно смотреть на своё отражение. Всё это время я почему-то думала о Робине. О том, что он взял кредит и, я просто уверена, характеристику с работы, чтобы доказать мне свою порядочность. Мысли о нём поднимали мне настроение и вызывали улыбку.

– Макс, у меня в лифчике были деньги, где они?

– Ты уснула. Я тебя раздел, снял лифчик, там действительно были деньги. Триста евро. Я не спрашивал про них, ждал, пока твоё самочувствие улучшится. Но уж если ты сама завела разговор… Откуда у тебя деньги? Я хочу знать!

– От верблюда. Где они?

Я была ещё слишком слаба и, держась за больной бок, видимо, есть проблемы с рёбрами, облокотилась о стену.

– Макс, где мои деньги?

– Я отдал их в счёт долга. И почему они твои? Они наши. У нас всё общее. Ничего нет твоего и моего. Всё наше.

– Опять мифический долг…

– Почему мифический? Он реальный. Маш, ты в Америку на крыльях любви прилетела? А лечили тебя по доброте душевной? Альтруисты? Ха-ха-ха! Мне до сих пор непонятно, откуда у тебя в лифчике деньги. Ты их украла у того мудака, с которым целовалась в машине и, по твоему признанию, переспала? Знаю, что украла. Моя школа. Это я тебя научил. Ты же у меня умная девочка, схватываешь всё налету.

– Значит, денег нет.

– Они в деле. Я жду, пока ты будешь нормально себя чувствовать. У нас намечается хорошая работёнка. Если сорвём этот куш, стопудово вылезем из дерьма.

– Макс, мне кажется, у меня перелом рёбер. Эта боль меня изматывает.

– Я же купил тебе обезболивающее.

– Я пью его пачками. Скоро печень посажу. Если уже не посадила. Не помогает.

– Пройдёт, – гнул своё Макс.

– Я знаю, ты не хочешь показать меня врачу, но хотя бы частному, дешёвому… Я буду молчать, как рыба в воде. Клянусь, никому ничего не расскажу. Пусть посмотрит. Может, гипс, может, какую лангетку наложит. Ты представляешь, что будет, если рёбра не так срастутся?!

– Даже если рёбра не так срастутся, ты от этого не будешь выглядеть хуже. Ты – моя девочка, а все твои изъяны – мои. Я буду любить твои рёбра даже кривыми.

– Макс, мне не смешно.

– Ну что, у тебя талия корявая станет? Перекосит тебя или ещё что?

– Последствия могут быть самые разные.

– Я же сказал, буду любить тебя любой. К врачу не повезу, – наотрез отказался Макс. – Лангетку я тебе и сам наложу.

Он сходил в аптеку, купил тугой бинт и принялся меня перевязывать.

– Не факт, что мои рёбра правильно срастутся. Если я когда-нибудь попаду к врачу, есть вероятность, что их потом придётся ломать. Ребро – это же серьёзно, там ведь внутренние органы рядом, которые ты тоже отбил.

– Машка, тугая повязка, и никаких резких движений, – стоял на своём Макс. – Я же говорил, на тебе всё заживает, как на собаке. Просто при своём олигархе ты была элитной, тупорылой от сытости собачкой, которая ела дорогие корма, спала на роскошных подушках и позволяла хозяину возить себя по всему миру. Этой собачке даже думать ни о чём не надо было. А при мне ты стала дворняжкой, а у дворняг, знаешь, как всё заживает… Если бы это случилось при твоём олигархе, ты бы хрен выжила, даже если бы он согнал самых лучших медиков со всего мира. Ты же была голубых кровей, а они дохнут от каждого чиха. А при мне ты стала дворняжкой, благодаря этому и выжила. Зализала раны, и порядок. Но дворняжкой ты будешь не вечно. Придёт время, и я сделаю тебя избалованным пудельком. Мир, конечно, тебе не покажу, но по разным штатам мы с тобой покуралесим.

– Макс, тебе кто-нибудь говорил, что ты моральный урод?

– А мне не нужно говорить. Я это знаю.

Макс лёг рядом со мной, принялся меня целовать и показывать, как он хочет секса.

– Ты же видишь, в каком я состоянии…

– Я аккуратно. Девочка моя, если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю… Считай, сейчас выступаю в роли доктора. Ты так быстрее поправишься. Я потихонечку, обещаю… Иди ко мне, мой перевязанный малыш…