Текст книги "Дети богов"

– Так что, мы теперь сутки будем мучиться невозможной любовью друг к другу?

– Ну почему же невозможной, – хмыкнул Иамен. – Все в наших руках. Для пущей гармонии следовало бы, конечно, напоить и Мастера Нили…

Я начал осознавать черный юмор ситуации. Мой телохранитель выпутался наконец из сетей и пялился сейчас на нас двоих со все возрастающим ужасом. Как бы ненарочно, я напружинил руки и бочком-бочком двинулся к нему. Нили отшатнулся и завопил жалобно и злобно:

– Я вас убью! Не подходите, педики гребаные! Не притрагивайтесь ко мне, слышите?!

Иамен веселился вовсю. Я вывернул кисть руки в лучшем клубном стиле и протянул, старательно имитируя тон Юсуфика:

– Не-ет, он пра-ативный. Большой, толстый и волосатый. Он, Иаменчик, чужой на нашем празднике жизни.

Иамен расхохотался. Нили сплюнул и отвернулся.

А серьезно, хотите узнать, каково это – большая и чистая любовь к мистеру Иамену в дворцовом подвале? Нет, конечно, ни его я не представлял в виде грудастой блондинки, ни себя. Мне даже переспать с ним не слишком хотелось. То есть хотелось, но терпимо. Скорее, дотронуться – только и это опять же не главное, а разве что как награда. Награда за что, спросите? Больше всего я желал снова очутиться в Недонге, когда Нили пытал некроманта. И тогда бы я Нили убил. Или умер сам, пытаясь защитить Иамена. Да при чем тут Нили, я бы встал между ним и всем миром, и мне было абсолютно плевать – затопчут меня в свалке, нет ли. Я хотел за него умереть. Мне хотелось бесконечно, каждую секунду за него умирать. Примерно так. Никогда не испытывал подобного и надеюсь, что не испытаю и впредь.

Что при этом чувствовал сам мистер Иамен, сказать не могу. На поверхности он был совершенно спокоен. Он, впрочем, на поверхности спокоен всегда.

Да, в качестве последнего комментария: больше всего мне запомнился жалобный шепот Нили. Преодолев отвращение, он все же подобрался ко мне и прошептал на ухо:

– Слушай, только не делай с ним этого, а? Он-то все равно пидор опущенный, но ты…

В ответ я зачерпнул вина щедрой горстью и выплеснул прямо в бородатую харю своему телохранителю. Тот отскочил, как ошпаренный, и принялся судорожно обтираться рукавом. Почему-то мне было очень весело. Весело и легко – примерно как вчера, когда мы носились по крышам, минус страх падения. Мне казалось – у меня за спиной наконец-то выросли крылья.

Говорят, юная и неопытная дочка венецианского сенатора поцеловала однажды привезенного ей из сказочной Мавритании удава. Или, может, питона. Чем уж так ее очаровала змея, понятия не имею. Говорят, от девичьего поцелуя удав превратился в стройного чернокожего воина по имени Отелло. Говорят также, что девушка ни разу не пожалела о своем необдуманном поступке. Чем кончилась эта история, вы знаете и без меня.

Пока Нили отплевывался, а я пытался примириться со своим новым статусом безнадежно влюбленного, Иамен деловито закатал рукава и снова полез в бассейн.

– Что вы делаете? – уныло спросил я. – Решили утопиться от пылкой страсти?

– Научитесь мыслить шире, Ингве, и многое вам откроется. К примеру, пока Мастер Нили купал меня в любовном зелье, мне открылось кое-что интересное. Смотрите.

Я без особой охоты встал и уставился на дно бассейна. Там поблескивало что-то вроде бутылочной пробки. Приглядевшись, я понял, что кругляш вделан в каменную чашу.

– Нили, у тебя фонарик с собой?

Телохранитель приблизился ко мне с опаской и протянул фонарь. Я направил луч в фонтан. На кругляше имелась печать – змея, пожирающая свой хвост.

– Уроборос? – задумчиво произнес Иамен. – Не самый очевидный символ Возрождения.

– Никакой это не символ возрождения, а карликово клеймо, – пробурчал бывший гвардеец. – Так отродия Мотсогнира помечают свои туннели. Червяк, от голода гложущий свой хвост. Как оно поганым карлам и пристало.

– Да вы, Мастер Нили, расист, – протянул некромант.

– Заткнулся бы ты…

– Эй, кончайте базар, – вмешался я. – Смотрите.

В кольцо змеиного тела заключена была маленькая поперечная черточка. Получался то ли рептильный глаз с вертикальным зрачком, то ли…

– Заешь меня Фенрир, князь! Это же меч. Неужто тот самый?..

– А вот это мы сейчас и проверим.

Я с силой надавил на печать, и кругляш – а, точнее, кнопка, – ушла вниз. Раздался скрежет. Бассейн вместе со всем своим содержимым медленно поехал в пол и куда-то в сторону, а на месте его обнаружилось круглое отверстие люка. Вниз вели уже знакомые железные скобы, слишком маленькие для человеческой – или свартальвовской – руки. Я посветил фонарем. Этот колодец, в отличие от монастырского, был очень глубок. Луч фонарика не достигал дна. Я вытащил из кармана пригоршню монет и швырнул вниз. Зазвенело нескоро.

– Что ж, по крайней мере, дно у него есть – и то хорошо.

Некромант кашлянул. Я обернулся.

– Ингве, вы просили предупредить вас в следующий раз, когда вы соберетесь в гости к седалищу Фенрира. Мне кажется, это как раз тот случай.

– Волков бояться… – начал я, но вовремя заткнулся.

И разозлился.

– Вы, Иамен, можете с нами не идти.

– Спасибо за разрешение. Идти с вами или нет, это я уж как-нибудь сам разберусь. Просто будьте осторожны.

– Благодарю за заботу.

Смотреть ему в лицо я не мог, поэтому взял в зубы фонарик и с немалым облегчением начал спускаться в холодное чрево туннеля.

Пока мы пробирались по цверговой штольне с низким и плохо обработанным потолком, я размышлял: в какой момент Иамен перестал быть нашим пленником и стал спутником? Все мои размышления вели к неутешительному выводу, что пленником он никогда и не был. В самом деле, руки я ему освободил почти сразу. По всему, хотел бы он сбежать – сбежал бы. Мог бы еще и мертвого змея поднять и на нас натравить. Выходит… Но что выходит, я так и не успел придумать, поскольку коридор закончился еще одной шахтой, ведущей вертикально вверх.

– Вот и пришли, – непривычно тихо сказал Нили.

Несмотря на его любовь к подземелью, в карликовом ходу моему телохранителю было не по себе. И мне было не по себе. Непривычные углы, странные пропорции – геометрия этих туннелей настолько отличалась от нашей или человеческой, что прогулка по ним вела к полной дезориентации. И еще казалось, что у тебя за спиной сидит что-то маленькое, тяжелое, мохнатое, и смрадно дышит тебе через плечо. Недаром говорят, что цверги вывелись из червей, пиршествующих на костях Имира. Кем бы не обзывал нас Иамен: хоть расистами, хоть коллаборационистами – а прогрызенный червяками ход и есть прогрызенный червяками ход. Я с радостью выпрямился – в самом коридоре нам порой приходилось чуть ли не четвереньках ползти – и стал карабкаться вверх. Железные скобы были скользкими, кое-где их и вовсе не хватало, и тогда приходилось виснуть на руках или тянуться, опираясь о камни. В душе я не раз и не два вежливо попросил Вотана, чтобы крышка колодца не оказалась заперта или прижата чем-нибудь неподъемным. И чтобы наверху была ночь.

Как попросил, так и сбылось. Крышка в этом колодце оказалась из старого щелястого дерева, легкого, как пробка. Я без усилий откинул ее. В глаза мне ударил острый свет звезд. Судя по положению созвездий, дело шло к полуночи. Я высунулся из колодца, подтянулся, опираясь о заросшую мхом каменную кладку, и спрыгнул в сухую траву. В лицо мне пахнуло прохладным ветром. Ветер нес в себе запах далеких ледников, и сладость луговых трав, уже подвявших, но еще подставляющих каждое утро головки неяркому солнцу. Пахнуло и озерной сыростью, и тучной черной землей, и сосновой хвоей.

– Альпы, – сказал я.

И вылезший за мной Нили распрямился, вдохнул воздух полной грудью и, раскинув руки, блаженно выдохнул:

– Альпы.

После душного карликового хода хотелось кататься по траве и визжать, как щенку. Я бы и покатился, если бы не было со мной Нили и некроманта. Телохранитель-то еще ладно, то ли он видал, а вот Иамен, кажется, и так считал меня чем-то вроде полудурка. Так что я просто шел вниз по пологому склону, запрокинув в небо лицо, шел к небольшому озеру, шумевшему зарослями рогоза. И все же на ходу подпрыгнул пару раз, словно веселящийся жеребенок. Давешнее ощущение крыльев за спиной усиливалось. Как ни странно, я не думал об Иамене: мне хотелось подняться ввысь и лететь над этим озером, над горами, чтобы мое отражение плыло внизу. А лучше бы – моя тень. Я, кажется, совсем одурел, но больше всего мне хотелось увидеть голубой водный зрак, жмурящийся под лучами солнца. Если бы не ночь кругом…

– Не увлекайтесь, Ингве, – прозвучал негромкий голос сзади. – Это только побочное действие снадобья.

И я рухнул с небес на землю, разроняв по пути все свои белые лебяжьи перья. Никакого голубого зрака не привиделось. Черной была вода. Черной, с белыми поплавками звезд…

– Не знаю, о чем вы думаете, но еще два шага – и вы провалитесь в болото.

И вправду, у берега было топко. Из вязкой почвы с лужицами воды у меня под ногами поднимались копья тростника, серые, как посеченный дождями частокол.

– Значит, все-таки альпийское озеро, – сказал я, присаживаясь на корточки и задумчиво поплескивая пальцами в холодной воде. – Странно. Мне казалось, лорд Драупнир прочесал все озера в этих краях.

– Ваш отец?

Я кивнул. Только такой безумец, как мой дед, мог наречь сына в честь им же откованного священного оружия. И вышел сынок: прям как копье, туп, как незакаленный наконечник. Э, да что говорить…

Иамен присел на корточки рядом со мной. Я отодвинулся. Еще не хватало тереться с ним плечами. Некромант тоже опустил руку в болотную муть и нахмурился.

– Странное какое-то озеро.

– Почему странное?

Он повозился в тине и вытащил длинную белесую нить водоросли.

– Рогоз тут необычный. С какими-то неправильными метелками. И эта серебрянка… это донная трава.

– Ну и что? Вынесло волной на берег.

Иамен, не слушая меня, поднял голову и всмотрелся в небо.

– Ингве, вам не кажется, что ручка Ковша перевернута?

– Что?

– Дайте мне ваши сигареты.

– С каких это пор вы курите?

– Я не курю. Дайте.

Я полез в карман, вытащил сигареты и кинул ему… левой рукой.

– С каких это пор вы заделались левшой, Ингве?

– К чему вы ведете?

В панике я уставился на небо. Дело шло к полуночи, и Большая Медведица низко висела над северным горизонтом. Ручка Ковша смотрела вправо. Вправо!

– Так мы что, не в Альпах?

– В Альпах-то в Альпах… С какой стороны у вас сердце?

Я, как дурак, полез щупать собственную грудь. Сердце билось справа. Я вскочил, дико оглядываясь.

– Иамен, что происходит?

Некромант тяжело поднялся с колен. Таким я его еще не видел. Даже когда Нили пытал его гвоздями, даже когда он рассказывал о своей матери… Похожее выражение у него на лице появилось лишь однажды – когда он мне показывал журнальную фотографию с выставки. Фотографию с портретом своего отца.

– Иамен, не молчите.

– Ингве, только давайте без паники. Мы не в настоящих Альпах. Мы в их отражении. И нам надо отсюда очень срочно выбираться, потому что подобные отражения – часть эрликова домена. Я не могу долго здесь находиться, потому что… потому что то, что вы вскоре увидите вместо меня, вам не понравится.

Проклятые цверги! Я оглянулся на Нили, который беззаботно пыхтел в камышах, как бегемот, достигший наконец-то желанной речной прохлады.

– Вы можете нас отсюда вытащить?

– Могу. Только, когда заклинание распадется, мы с вами окажемся на дне озера. Я понятия не имею, какая здесь глубина. Полагаю, ваш телохранитель тоже не умеет плавать?

Я покачал головой. Иамен в задумчивости потер подбородок.

– Одного из вас я сумею вытащить. Двоих… не уверен.

Я закрыл глаза и набрал полную грудь воздуха. И сказал сквозь зубы:

– Иамен, я вам соврал. Я умею плавать. Просто я не решался лезть с вами в воду на том пляже. Мне очень не понравился ваш рассказ.

Я заглянул в светлые глаза некроманта. Поверил? Не поверил? Он с минуту смотрел на меня изучающе, потом ответил:

– Ничего страшного. Если, конечно, вы не врете мне сейчас.

И, помолчав, добавил:

– Найдите мне плоскую гальку.

Плоскую гальку найти было не так-то легко – это вам не морской бережок. Вдобавок, небо закрыли тучи, и даже мое ночное зрение помогало слабо. Тем не менее, после четверти часа рытья в вязком, как гудрон, иле, галька нашлась. Иамен отмыл ее в озерной водичке, а потом вытащил катану и острием принялся выцарапывать на камешке какие-то знаки. После чего порезал палец и добавил к письменам каплю собственной крови. Затем прошел дальше по берегу, туда, где камышовые заросли обрывались, и открывалась чистая водная гладь.

– Позовите Нили.

Я позвал. Нили вывалился из рогоза, как преследуемый борзыми кабан.

– Станьте рядом со мной.

– Что тут происходит? – вопросил мой телохранитель.

– Ничего. Просто иди сюда. Стань рядом с Иаменом.

– Зачем? – подозрительно спросил Нили.

– Затем, что я так приказываю.

Усмешку некроманта я проигнорировал. Тот встал, чуть отведя назад руку с галькой. Такую позу принимают мальчишки, пускающие блинчики по воде.

– Когда я кину камень, вы, Нили, и Ингве – наберите побольше воздуха. На третьем прыжке начнется. Готовы?

– Что начнется? К чему готовы? Что вы тут с этим труповодом затеяли?

– Заткнись и делай, как он сказал.

Нили обиженно замолчал. Иамен напружинил руку, дернул кистью и без замаха швырнул камень. Галька поскакала по озеру. Раз. Два. Три.

Меня оглушило ревом, легкие и грудь сжало как в тисках, на глаза надавило, в ушах раздался колокольный звон. Я отчаянно оттолкнулся от мягкого дна и поплыл наверх, поплыл, осознавая, что не выплыву. Вокруг было так черно, что вскоре я потерялся: где поверхность, где дно, куда я плыву? Легкие разрывало. Я сжал зубы, и все же в рот мне залилась вода, выталкивая последние пузырьки воздуха. Я сделал безнадежный рывок, захлебнулся и провалился в черноту, где не было ни низа, ни верха, лишь быстрый-быстрый стук моего сердца.

Тук. Тук.

– Он дышит!

Я попробовал открыть глаза, но прежде, чем успел что-нибудь рассмотреть, из меня хлынула вода. Кто-то помог мне перевернуться на бок. Задыхаясь и кашляя, я боролся со спазмами, а вода все лилась и лилась в жидкую грязь, в которую упиралось мое лицо. Наконец поток иссяк, только в груди нестерпимо жгло. Я сплюнул последние капли и перевернулся на спину. В лицо мне уставился ковш Большой Медведицы. Ручка у ковша была, как и положено, слева.

– Мастер Ингве!

– Коханый!

– Идиот.

Последняя реплика окончательно привела меня в чувство. Надо мной склонились три бледных лица. Одно из них было бледным всегда, потому что у навок по жизни кожа выбелена водой. На фоне чернющей и мокрой насквозь бороды белизна щек Нили выглядела особенно пугающе. Иамен был просто бледен и, по традиции, мокр с головы до ног. Впрочем, вода лилась со всей троицы.

Увидев, что я очнулся и смотрю осмысленно, Ганна упала мне на грудь и запричитала по-украински. Однако, не прошло и минуты, как причитания сменились гневными воплями, и, провизжав: «Ты йолоп! Дурэнь! Як ты злякав мэнэ! Я вжэ гадала, що ты помэр!» – Ганна отвесила мне две звонких пощечины.

Я рефлекторно перехватил ее руку, занесенную для третьего удара.

– Отпустите девушку, – сказал Иамен. – Она вам жизнь спасла.

И, тише, добавил:

– А могла бы и не спасать.

Ганна вздрогнула и отвела глаза. Но что-то в них такое промелькнуть успело, отчего я понял: не сразу, ох не сразу навочка моя кинулась меня, утопающего, вытаскивать. Были бы мы сейчас с ней на дне, в темной прохладной мгле, вдвоем навсегда.

Ганна поднялась с земли и, отступив на шаг, сказала тихо:

– Я и не думала.

Иамен усмехнулся обычной своей суховатой усмешкой:

– Думали, милая, думали. И поделом бы ему было.

Ганна встрепенулась, и я подумал: все, некроманту несдобровать. Выцарапает моя коханая ему сейчас ясные очыньки. Иамен, кажется, тоже так решил, потому что быстро попятился. Но тут не успевшая начаться свара прервалась странными звуками. Мы оглянулись. Нили стоял на коленях, по пояс в прибрежной траве, и рыдал во весь голос. Сжатые кулаки его упирались в болотистый грунт, плечи тряслись, по щекам катились слезы.

– Ты чего? – обалдело спросил я.

Попробовал встать, поскользнулся и снова плюхнулся на задницу. Нили, ни слова не говоря, грузно поднялся, смахнул влагу с лица и, сгорбившись, пошел в темноту вверх по склону.

– Что с ним?

Иамен пожал плечами.

– А как вы думаете? Смысл его жизни, его долг… по-вашему, кажется, храдвар, честь, – ваша безопасность. А вы такие штучки откалываете. Вы, Ингве, ему практически в глаза плюнули. Показали, что считаете бесполезным грузом. Он, между прочим, когда вы с Ганной еще не вынырнули, в озеро прыгнул – пришлось мне его два раза вытаскивать.

На душе у меня сделалось нехорошо, но, чтобы скрыть смущение, я нагло ухмыльнулся:

– Подумаешь, какая фифа. Мало ли что я от него терпел.

Ганна зашипела, как обваренная кипятком кошка, и сиганула в озеро – только круги по воде пошли. И остался я один на один с Иаменом. Он снова посмотрел на меня своим странным взглядом, то ли сочувствующим, то ли оценивающим. После долгого молчания некромант наконец сказал:

– Вам, Ингве, совсем не интересно, что вы притащили со дна? Вы так вцепились в эту железяку, что Нили пришлось разжимать вам пальцы, я не смог.

– Я притащил?..

Я оглянулся. На мокрой траве у меня под правой рукой лежал меч. Длинный прямой клинок с тонкой насечкой по лезвию. Удобная, без лишних украшений рукоять, уравновешенная маленькой стальной головой дракона. Моя добыча ничем не напоминала сто раз описанный дедом меч-гигант с золотой рукоятью. Я взглянул на свою правую ладонь. Потом на левую. Не считая озерной грязи, никаких пятен на них не было. Подтащив клинок поближе, я присмотрелся. И длинно, смачно выругался. Иамен удивленно заломил бровь.

– Разве это не то, что вы искали? Насколько я понимаю, этот меч вышел из кузни свартальвского кузнеца?

Взгляд, которым я наградил некроманта, был полон чистой и искренней злобы.

– Этот меч вышел из кузни Хродгара Черного, и зовут его Наглинг. И мне он нужен, как собаке пятая нога, жирафу коньки и вам, Иамен – встреча с вашим батюшкой.

Это был разгром впечатляющих масштабов. Казалось бы – чего я дергаюсь, Наглинг тоже не Гарм из ноздри вычихал. Описать мои чувства можно разве что с помощью метафоры. Представьте охотника, который преследует чудного зверя: куницу там, или песца. И вот охотник двое суток гоняется за свои песцом с двустволкой наперевес, только для того, чтобы, поразив добычу метким выстрелом, обнаружить, что все это время он преследовал драную белку.

Вид у меня был до того унылый, что бедняга Нили забыл о своих обидах, да еще и меня утешал:

– Ну что вы так близко все к сердцу берете, Мастер Ингве? Потом, Наглинг – меч славный. Ингвульф обрадуется. Беовульф-то был то ли внучатым племянником его папаши, то ли еще кем-то вроде. То есть родственник. Смертных наследников Вульфингов не осталось, так мы можем с чистой совестью меч Ингвульфу отдать. Или, лучше еще, самому Хродгару, а то он на прошлом Совете что-то был хмурый. Уважите родича…

– Вот ты и отдавай.

Нили передернулся. Я поспешно добавил:

– Извини. Я что-то нынче совсем не в себе.

– Да я понимаю.

Иамен внимательно изучал клинок. Пробежал пальцами по лезвию, проверил центр тяжести, заточку. Погладил драконью голову на рукояти. Сделал несколько пробных выпадов. Красиво работал, сволочь, красиво – сразу видно мастера. Нили смотрел, смотрел да и брякнул:

– А, может, некроманту нашему отдадим?

– Берите, – вяло согласился я.

Иамен отложил клинок и серьезно на меня посмотрел:

– Такими клинками, Ингве, не разбрасываются. Потом, я вполне доволен своим мечом.

Я вздохнул. Нили нахмурился. Свартальв, добровольно отдающий выкованный соплеменником меч – дело неслыханное. А некромант отмахнулся от подарка, будто его пробкой от бутылки с сидром одарили.

– Что это за меч, – проворчал честный вояка, – у которого даже имени нет?

– А и не надо имени, – спокойно ответил Иамен. – Основная беда ваших клинков – эти имена. Получившее имя оружия начинает слишком много о себе думать.

Нили фыркнул. Я тоже вяло улыбнулся. Свежее слово в оружейной технике. Бедные «катюши», «пантеры» и «томагавки», интересно, что они подумывают в тишине тесных складов и братских могил? Мой телохранитель, кажется, неправильно истолковал мою улыбку – возможно, он решил, что это новая гримаса горя. Нили сплюнул в сердцах и хлопнул меня по плечу так, что все косточки загудели:

– Да не переживайте вы так, Мастер. Не сегодня, так завтра мы Тирфинг отыщем.

Вот тут уж я взбеленился и заорал:

– Да пошел ты на! Вместе с Тирфингом! Пусть его волчина позорный ищет, если ему так приспичило. А я с этим делом – все, завязал!

Нили поглядел на меня с опаской.

– Куда же мы теперь?

– Как куда? В Москву, потом в этот, как его там… Нижневартовск, что ли? Нефтяные пески копать. А зимой домой отправимся. Прав Ингвульф – нечего мне, как гопнику малолетнему, по горам и канавам скакать. Надо заниматься делом, потому что дело…

Тут я опять сник. Потому что дело меня совсем, ну совсем не привлекало. Никак. Нили все это понимал и только вздохнул тяжко. А я запустил пальцы в мокрую шевелюру и закрыл глаза. Не знаю, может, то был эффект от выдыхающегося любовного зелья. Или не поэтому меня так ломало, а оттого что казалось – наконец-то, хоть пальцем, хоть мизинчиком прикоснулся я к чуду. Смешно, правда? Мало ли чудес в Семи Мирах, мало ли чудного в чертогах Нидавеллира или в светлом Асгарде? Не поверите – мало.

Из приступа черного отчаяния вывел меня голос Иамена:

– Не печальтесь, Ингве. Гадатель из меня плохой, но тут и без рун видно – чудесное вас не минует.

Он что, мысли мои читал? Я поднял глаза. Некромант стоял чуть выше по склону. Сереющее предрассветное небо четко обрисовало его неширокие плечи и высовывающуюся из-за правого плеча рукоятку катаны. Где-то там, за его спиной, просыпалось солнце. От озера вверх по холму полз туман. Туман поднимался все выше, и в этот туман он и ушел, кивнув на прощание Нили. Ушел легкой походкой человека, который знает, что все предстоящие беды ему по плечу. Таким я его и запомнил. Надолго. Но не навсегда.