Текст книги "Хозяин зеркал"

Вчерашняя злоба, за ночь успевшая подернуться пеплом, вновь разгоралась. Нужен был лишь повод. Стремительно пройдя по мосту, Иенс остановился рядом с троицей.

– Ах, вот и наш Магнус, – осклабился барон. – Магнус, ты как, готов? Спортивная форма и ежедневные тренировки – залог успеха!

– Г-готов, – буркнул доктор, почесывая свежеобритый подбородок.

– Отлично, – обрадовался фон Бэк. – Но как секундант и распорядитель дуэли не могу не спросить у вас, господин Кей: не хотите ли вы принести извинения за оскорбление, нанесенное благородному Магнусу Сигурдсену?

– А где здесь благородный Магнус Сигурдсен? – нагло вклинился W. – Что-то не вижу такого. Вижу разжалованного инженеришку с завода…

Кей сделал дружку знак рукой, и тот, посмурнев, заткнулся.

– Я бы с радостью принес извинения, – мягко произнес Кей, и в самой этой мягкости Иенсу почудилась издевка. – Только не совсем понимаю, за какое именно оскорбление.

Фон Бэк изумленно заломил правую бровь.

– Думаю, все это изложено в доставленном вам письме.

– Вы ошибаетесь, – усмехнулся Кей. – Письмо было кратким и… как бы это сказать… малоинформативным.

Фон Бэк оглянулся на подопечного. Иенс попытался вспомнить, что он в полусне наплел явившемуся на зов Маяку, но ничего путного не вспоминалось.

– К ч-черту, – сказал доктор и шагнул вперед. – Я в-все равно не п-приму извинений. Д-давайте начнем.

Фон Бэк кивком подозвал мальчишку, нагруженного фартуками и нарукавниками. Тут же были сетчатые очки для защиты глаз и замшевые перчатки. Увидев снаряжение, Кей отстранился и покачал головой:

– Нет. Если мы деремся, то деремся без этой нелепой сбруи.

– Г-говорите за себя, – отозвался Иенс. В отличие от деревенского выскочки он прекрасно знал, как скользит рукоять в обнаженной ладони и как от удара могут вытечь глаза. – Я беру очки и п-перчатки. Без остального обойдусь. Если г-господину Кею угодно, он мо-может д-драться хоть голым.

– Но… согласно правилам… – Барон открыл было рот, поймал выразительный взгляд W и заткнулся.

– Дуэль будет продолжаться до тех пор, пока один из противников не признает себя побежденным, – процедил W. – Если будет кому признавать. Господин Кей дерется без очков и перчаток, поскольку так угодно господину Кею. У вас есть возражения?

Кажется, Иенс угадал верно – происходящее W совсем не нравилось. Опасается за любовничка? Знает, что в открытом бою Ледяному Герцогу не выстоять? Правильно опасается.

– Как вам будет угодно, – сердито буркнул фон Бэк. – А что насчет сонета?

– Сонета? – удивился Кей.

– Да. Благородные господа, сражающиеся на Дуэли Мензур, обычно сочиняют в продолжение боя сонет для развлечения себя и почтенной публики. Но если господин Кей не обучался искусству стихосложения…

– Хорошо, – нетерпеливо сказал светловолосый красавчик. – Пусть будет сонет. Только проследите, чтобы ваш заика не откусил себе язык во время декламации.

W прыснул.

– П-принятая в клубе форма со-сонета, – с расстановкой произнес Иенс, – это три к-катрена и одно двустишие. Если господин Кей не в к-курсе.

– Теперь буду в курсе, – ответил Кей, и во взгляде его, направленном на доктора, впервые появилось что-то вроде интереса.

Остальное прошло деловито и быстро. Иенс надвинул очки на глаза и натянул на перчатки. Противники, приняв от секундантов оружие, встали в позиции. Секунданты разобрали собак – пес фон Бэка при этом залился лаем, а пятнисто-рыжий кобель на поводке у W заскулил и прижался брюхом к земле. Иенс прислушался к тянущему, обморочному чувству в животе – странно, ведь и семи лет не прошло, как он дрался в последний раз, а все успело забыться – и поднял голову. Сквозь сетку очков стоящий напротив человек казался неживым, плоским, как вырезанный из черной бумаги силуэт. Кей держал шлегер в руке, но так и не вытащил оружие из ножен. Держал, как держит трость человек, не страдающий хромотой.

Ледяной Герцог смотрел на Иенса все с тем же неприятным любопытством во взгляде.

– Сонет, – произнес он звонко и отчетливо. – Или не совсем сонет, но сойдет для первого раза. «Когда осколки неба падут на твердь, когда Трое сменят Одну»… Как там дальше, благородный Магнус Сигурдсен?

Вместо ответа Иенс нанес удар. Он равно владел правой и левой рукой, благодаря чему выиграл немало поединков. Вот и сейчас вместо традиционного удара направо он ударил налево – однако когда лезвие шлегера достигло нужной точки, Кея там уже не было. Зрители взревели. Тело, помнившее старую выучку, среагировало быстрее, чем рассудок: доктор инстинктивно выставил защиту, ожидая ответной атаки. Атаки не последовало. Вместо этого Кей, непонятно как успевший отступить, порадовал зрителей четверостишием:

 
Когда приглашен ты к крысиному королю,
Держись поскромней и бокал осушай до дна —
Ведь крыса всегда, а особенно во хмелю
Похвастаться любит тем, как она умна.
 

– Зачем вы написали то, что было в письме, док?

«Хочешь пятиться – отлично. Дрались мы и на рапирах». Не приближаясь, Иенс сделал глубокий выпад, который должен был закончиться уколом в руку. Выпад закончился тем, что доктор чуть не потерял равновесие, противник снова исчез, а через мгновение Иенс ощутил увесистый удар под зад. Стегнули, судя по всему, ножнами. Доктор качнулся вперед и пропахал носом камни. Публика загоготала, а совсем рядом с ухом Иенса раздался вкрадчивый голос:

– «Когда отец напоит кровью сына…» Зачем вы это написали?

Доктор мгновенно перекатился на бок, но Кея рядом уже не было, зато была оскалившаяся и брызжущая слюной песья пасть. Иенс отшатнулся. Ухмылявшийся W оттащил зверя. Быстро крутанувшись, Иенс атаковал противника снизу, целясь по ногам. И снова не достал.

– Вы обещали не п-применять магию!

– А я и не п-применяю, – передразнил Кей. – Деревенское детство, док. Суровая жизнь в пустыне. Глиды намного шустрее вас, но за полдня я успевал наловить две дюжины. П-продолжим?

Отвернувшись от барахтавшегося на земле Иенса, ловец глидов громко сообщил залу:

 
Гнусаво суфлер бормочет из-за кулис,
Истошно рыдает на сцене комедиант,
Но знают и тот и другой, что король у крыс
Раскроет в каждом заветный его талант.
 

Что самое худшее, свой клинок из ножен он так и не вытащил.

Вскоре Иенс понял, что его положение безнадежно. Доктор запыхался и истекал по́том, два раза чуть не напоролся на собственный шлегер, а на красавчике не было ни царапины. Он оказался слишком быстр для Иенса, нечеловечески быстр.

Еще несколько раз, сближаясь на расстояние двух локтей, перекрывая собачий лай и пыхтение противника, Кей спрашивал: «Зачем вы написали то, что было в письме?»

Доктор поймал себя на том, что не думает о поединке. Только о письме. Проклятый Маяк, что же он написал? Уже понятно было, что Иенс со всем его оскорбленным самолюбием волновал Кея не больше, чем прошлогодний снег. Только письмо. Бой не закончится, пока Ледяной Герцог не узнает ответа, а он его не узнает – потому что ответа не знал сам Иенс.

Сдвинув очки на лоб, доктор прохрипел:

– Перерыв, – и чуть не рухнул на вовремя подставленное плечо фон Бэка.

Тот брызнул в лицо Иенсу водой и зашипел ему на ухо:

– Подлец, что же ты делаешь? Мы прогораем.

– Заткнитесь, – прошептал Иенс, борясь со спазмами в горле. – Будем действовать по-другому. Надо стреножить мальчишку.

Фон Бэк изумленно отшатнулся, но Иенс притянул его к себе и забормотал:

– Когда я подам вам знак, спустите пса. Сделайте вид, что он с-сорвался с поводка. Остальное за мной. Если не с-сделаете – п-плакали ваши д-денежки.

Отвернувшись от вытаращившегося барона, Иенс вылил на себя остаток воды, переложил отяжелевшую рукоять шлегера в правую руку и объявил:

– П-перерыв окончен. В п-позицию.

Это случилось на третьей минуте возобновившегося поединка. Иенс снова растянулся плашмя. Кей, использовавший паузу для того, чтобы выдать очередной катрен, увлеченно декламировал:

 
На всякий шесток отыщется свой сверчок,
На всякую правду отыщется правдолюб,
И всякий поэт окажется палачом,
Когда приглашен он к крысиному королю.
 

«Вот это точно», – подумал Иенс и кивнул фон Бэку. Тот скривился, но Честь, как и следовало ожидать, проиграла Алчности. Поводок в руках барона лопнул. Громадный ржаво-красный пес бросился на Кея, метя в горло. Мальчишка отскочил, закрываясь рукой, и на какую-то долю секунды оказался спиной к Иенсу. Описав сверкающий полукруг, шлегер черкнул по ногам Кея чуть выше щегольских ботинок. Ровная красная полоса, на правой ноге и на левой. Ледяной Герцог пошатнулся и рухнул на колени. Все же не зря Иенс – нет, тогда еще Магнус – проходил практику в школе Комолого Бена.

К началу дуэли они опоздали. Фрост долго кружил по грязным улочкам, наконец остановил машину у провалившейся ограды. За оградой и засыпанным снегом, выродившимся садом темнел заброшенный особняк. Спеша по саду вслед за Фростом, Герда промочила ноги. Полы черного плаща, который дворецкий взял из машины и набросил на плечи девушки, тоже вымокли и отяжелели.

Через неприметную дверцу, затем на лестницу, вниз по стертым ступенькам в темноту, дышащую влагой и затхлым подземным теплом. Здесь Фрост остановился и засветил бледный колдовской шар. Шар заметался в узком ходу, не разгоняя тьму, а лишь делая ее более плотной.

– Мне не холодно, – пробормотала Герда. – Я сниму плащ.

Фрост обернулся. Его белое лицо тоже чуть заметно светилось, и девушке сделалось не по себе.

– На подземные дуэли не допускают дам, – бесстрастно объяснил дворецкий. – Если не хотите сделать своему кавалеру неприятность, фрекен, постарайтесь остаться незамеченной.

Отвернувшись, он зашагал вперед, и Герда побежала следом. После бесконечных спусков и поворотов раздался глухой гул, похожий на отдаленный ропот толпы.

– Что это?

– Водопад, – буркнул Фрост. – Защищает от слишком любопытных ушей. Если вы не слышали, дуэли под запретом.

– Тогда зачем Кей принял вызов?

Слуга оглянулся через плечо и неприязненно буркнул:

– Вам лучше знать. А теперь, прошу, замолчите.

И Герда замолчала, но не из боязни, а потому, что они вышли из коридора в большой зал. Вдоль стен и до самого канала тянулись скамьи, забитые людьми в таких же, как у нее, темных плащах. Над каналом изгибался огороженный решеткой мост. Горели красные файеры, и в их свете Герда увидела Кея. Сначала только Кея. Он стоял и зачем-то читал стихи.

 
Когда приглашен ты к крысиному королю…
 

Забыв предупреждение, Герда дернула Фроста за рукав и шепнула:

– Зачем стихи?.. – но тут заметила Иенса.

Иенс лежал лицом вниз. В первую секунду Герда едва не закричала, потому что подумала, что он убит, но уже в следующую все смешалось. Раздался собачий рык, огромный пес прыгнул на Кея, Кей попятился, а Иенс, мертвый Иенс вдруг ожил и что-то такое сделал своим мечом или шпагой, отчего Кей упал. Люди на скамьях вскочили и заревели.

– Что?..

Тот, кто сидел впереди, обернулся и прокричал:

– Ублюдок в сговоре с секундантом!

Его сосед громко хмыкнул:

– Организаторы надеются сорвать большой куш. Ставки-то были в основном против их молодчика. Хитрецы! Но после окончания поединка их ждет серьезное разбирательство.

От начала моста спешил человек в черной шапочке и с лекарским чемоданчиком. Иенс встал и оказался каким-то странным Иенсом. Сперва Герда подумала, что это из-за незнакомого ей, слишком длинного сюртука. Только потом девушка осознала, что дело в больших сетчатых очках, закрывавших лицо.

Новый, странный Иенс улыбался нехорошей, совсем не иенсовской улыбкой.

Врач, осмотрев и обработав рану, безапелляционно заявил, что Кей дальше драться не может.

– Повреждены сухожилия. Придется сшивать, и после этого вам как минимум три недели надо будет провести в постели.

Кей выслушал вердикт и начал подниматься на ноги. Врач выпучил глаза. Мальчишка поднимался, используя свой шлегер, как палку. W, чернее тучи, качнулся в его сторону, но Кей отстранил секунданта движением руки. С третьей попытки он утвердился в вертикальном положении и сообщил:

– Поединок не кончен.

Иенс ушам своим не поверил. Наглость этого выскочки переходила все допустимые границы. Он что, надеялся на великодушие? После того, что натворил? После унижений первых десяти минут?! И все же по случаю победы Иенс решил быть великодушным:

– В-врач сказал – вы не м-можете драться. Если х-хотите, от-тложим.

Кей поднял голову и мерзко ухмыльнулся:

– А вы не м-можете го-говорить, но ведь лопочете. Поединок не кончится, пока одна из сторон не признает себя побежденной. И мы не от-тложим, потому что мне нужно закончить сонет. Если от-тложим, вдохновение меня покинет. Так что либо вы приносите извинения, либо мы продолжаем. – Говоря это, он наконец-то извлек из ножен свой шлегер и попытался принять оборонительную позицию.

Иенс едва сдержал смех. Может, самозваный герцог и взял пару уроков у своего любовничка, но явно их не усвоил. Локоть слишком далеко отведен в сторону, запястье расслабленное, клинок направлен вниз. Огородное пугало со шпагой.

– Не н-нарывайтесь, Кей. Я ведь не ваша п-подружка. Если п-приласкаю, не обрадуетесь.

– Не сомневаюсь. Ваши ласки, похоже, противны не только мне…

Предложения он не закончил, потому что Иенс атаковал. Клинок Кея метнулся вверх, но доктор ударил внахлест и задел левое плечо противника. На серебристой рубашке расплылось красное пятно. Ледяной Герцог попробовал отступить, однако ноги его подломились, и он неловко шлепнулся на задницу.

– Как, вдохновение еще с в-вами? – хмыкнул Иенс.

– Всегда со мной, – выдохнул упрямец и стал подниматься.

На сей раз он сам пошел в атаку, что дало доктору возможность провести прекрасную комбинацию – из четвертой финт ударом по голове и удар по правому боку. Лезвие вспороло ткань рубахи, порез немедленно налился кровью. Кей снова упал.

Герда смотрела и не верила своим глазам. Это был не Иенс. Узкое сетчатоглазое насекомое просто не могло быть Иенсом. Иенс был сутуловатый, мягкий, нерешительный. Тот, кто наносил на мосту удар за ударом, держался прямо, двигался уверенно и резко: Герда почти ожидала услышать щелканье хитиновых сочленений. Еще Иенс был добрый, а этот не знал жалости. Кровь сочилась из десятка неглубоких ран на теле Кея, рубашка промокла от крови, а насекомое все не унималось, все прыгало в своей жуткой пляске. Люди в зале замолчали, только звенели скрещивающиеся клинки. Кей падал. Скользил в собственной крови и снова поднимался. А потом он уже не мог подняться, и Герда, выдрав руку из ледяных пальцев Фроста, вскочила. Она должна была остановить то, что творилось на мосту.

Она не успела совсем чуть-чуть.

Сердце Иенса пело. За все годы унижений, за всю муть, и голод, и мелкие ненужные заботы, и ссоры с Гердой, и прохудившиеся ботинки, и заплаты, и то, как смотрел на него белый лакей, – за все это он отыгрывался сейчас. Кей, как Иенс и предполагал, совершенно не умел драться. Слабое запястье и кисть, неспособная держать удар. Дважды Иенс скользил лезвием по неловко выставленному клинку противника, нанося уколы в грудь. Один раз закрутил шлегер Кея штопором – прием, который до этого он решался применять лишь в бою на рапирах, – и выбил оружие из рук мальчишки. Язык не поворачивался называть то, что возилось сейчас на коленях перед Иенсом, каким-то там герцогом.

В очередной раз не сумев подняться, Кей вскинул руку со шлегером в бледном подобии квинты. Иенс ударил сверху, резко и коротко. Клинок Кея отскочил, нанося рану хозяину. Из длинного пореза на лбу хлынула кровь, заливая упрямые глаза цвета сапфира.

– Сдавайтесь, – сказал Иенс.

– А как же мой сонет? – ухмыльнулся Кей.

Он все еще ухмылялся, хотя рука, стирающая кровь со лба, дрожала.

– П-перестаньте скалиться. Признайте себя п-побежденным, и я вас отпущу.

– Вы меня отпустите? Ну уж нет. Это я вас отпущу, когда мне надоест. – Коротко вздохнув и слизнув с губ кровь, он пожаловался: – Никак не могу уместить мысль в две строки…

– П-прекратите юродствовать.

– …поэтому умещу в четыре. Вот, слушайте. – Повысив голос, Кей продекламировал:

 
Ну что ж, раз грешить – то значит, грешить сполна!
А если шутить, то так, чтоб потом петля.
Я только надеюсь, что хватит на всех вина,
Пока мы в гостях у крысиного короля.
 

Ну как, нравится?

– Н-не особо.

– Еще бы. Ничего вы, Иенс, не смыслите в поэзии, как и в эпистолярном искусстве. – И негромко добавил: – Я знаю, что это не вы писали письмо. А кто писал, узнаю без вашей помощи. Так что признавайте себя побежденным и убирайтесь.

Кровь, текущая из раны на лбу, не могла притушить наглый блеск его глаз – и тут Иенса разобрало. Даже сейчас мальчишка был сильнее. Даже здесь, даже стоя на коленях, даже не умея держать в руках оружие, он смеялся и смеялся над ним, Иенсом, смеялся и не хотел остановиться.

Как бы сама собой рука Иенса метнулась вперед. Это не был один из тех приемов, которым учил его напыщенный мэтр Игле Канур в высоком зале дедовского особняка. Нет, так Бен Хромоножка развлекал публику на ярмарке, одним ударом разрубая бараньи туши. Лезвие пошло полукругом, блеснуло, под углом врезаясь в плоть и кость. Мальчишка не успел. Наконец-то он не успел, не успел даже выставить защиту, и Иенс хакнул, как хакал старый циркач, и его шлегер пропахал дорогу слева направо, от виска до верхней губы – конечно, не разрубленный баран, но тоже кое-что.

Кей завалился на бок. На месте левой половины лица у него было красное, смятое, мокрое. Кровь, перевалив горбинку носа, заливала правый неповрежденный глаз, и наконец-то его наглая синева перестала раздражать Иенса. Доктор опустил шлегер и отступил на шаг, не желая испачкать в крови ботинки.

«В подошве дырка, – тупо подумал он. – Носки будут совсем мокрые».

Он еще успел удивиться тишине – ни возгласа, ни дыхания, – когда под сводом раздался крик.

Крик был страшен. Часть файеров задуло. В воцарившейся полутьме с потолка с грохотом посыпались сталактиты. Иенса смело к заградительной решетке. Мимо пронесло закрученного вихрем пса и вцепившегося в поводок фон Бэка. С трибун послышались стоны и вопли задавленных, но Иенс не смотрел туда. Прижатый к ограде, он видел, как к телу Кея метнулась щуплая девчонка, и это было непонятно и жутко – потому что кричала именно она. Госпожа Война упала на колени рядом с убитым и, схватив его за плечи, затрясла что было сил. Затрясла отчаянно, словно надеялась разбудить. Иенс смотрел на нее с недоумением: ведь ясно же, что мертвого не разбудишь… Как будто расслышав его мысль, девчонка снова закричала. Этого крика Иенс уже не услышал, зато почувствовал. Его вдавило в железную сетку так, что, казалось, сейчас треснут ребра. Но решетка милосердно подалась, лопнула и, вывернутая с корнем, обрушилась в канал. Туда же полетел и оглушенный доктор.

Интерлюдия
Крысиный король

– Ну зачем ты такой упрямый?! – простонала Госпожа W, утыкаясь лицом в холодное плечо мертвого.

Его плечо, впрочем, и при жизни было холодным, но теперь холод не приносил облегчения. Дафна не решалась открыть глаза, потому что кругом кишели крысы. Никого она не боялась и ничего, никогда – только крыс. Непонятно, из каких глубин памяти вынырнул этот страх.

Крысы сжирали все вокруг. Они уже съели подземную залу со всеми ее сталактитами и сталагмитами, съели канал, съели большую часть моста, съели воздух, свет, и даже темноту они тоже съели. Остался лишь маленький клочок, на котором лежал Кей. Дафна собралась с силами и подняла голову. Она не позволит съесть и его.

Крысы клубились, сплетались и расплетались, заполняя все вокруг. И они щелкали, попискивали, верещали. Шелестели.

– Мертвец.

– Труп.

– Мясо.

– Отдай его нам!

– Нет! – выкрикнула Дафна.

На кончиках ее пальцев вспыхнули огоньки. Огненная стрела пропахала в крысином клубке глубокую борозду, но края разрыва мгновенно стянулись. Клубок начал меняться, обретая очертания. Сросшиеся серые тела и хвосты. Семь огромных голов. Семь пар рубиново-красных глаз. Глаза уставились на Дафну.

– Ты не крыса, – пробормотала она. – Кто ты такой? Что ты такое?

– Ты слышала, – сказала одна голова.

– Крысиный Король, – пропищала другая.

– Мальчик призвал нас! – взвизгнула третья.

– И мы пришли, – добавила четвертая.

– Чтобы забрать, – пояснила пятая.

– Чтобы сожрать, – облизнулась шестая.

– Он так хотел, – заявила седьмая, и все головы дружно закивали.

– Лжешь! – Дафна вскочила, потому что стоять на коленях перед крысой – или даже их королем, хотя и младенец знает, что нет у крыс никакого короля, – было противно. От рук ее вновь побежал огонь. Сросшаяся крыса не попятилась, только оскалилась всеми головами. Усы ее задвигались. Крыса веселилась.

– Ты не крыса, – повторила Дафна, приглядываясь. – Даже не Крысиный Король. Я тебя знаю. Ты всегда идешь следом.

– Нас узнали, – хихикнула первая башка.

– Нас разоблачили.

– Девочка-Война.

– И мертвый мальчик.

– Так было всегда.

– Так будет всегда.

– Это хорошо.

– Это правильно.

– Это справедливо.

– Отдай его нам! – хором потребовали крысиные башки.

– Нет! Ты его не получишь!

– Ты служишь нам! – возмутились головы.

– Я не служу никому. И уж точно не тебе, Бледная.

Крысиные головы приблизились друг к дружке и зашептались. Дафна стояла, противно и мелко дрожа. Над крысой стлалось облако мерзкой вони, могильного мокрого смрада. Тварь совещалась сама с собой и была серьезно увлечена дискуссией.

– Хорошо, – сказала наконец первая голова, выныривая из клубка.

– Мы можем помочь.

– Можем вернуть то, что ты забрала.

– Но не задаром.

– Нет, не задаром!

Дафна сжала кулаки:

– Чего ты хочешь?

– Хотим жизнь.

– Жизнь?

– Две буквы.

– Две буквы из пяти.

– У тебя останутся три – этого хватит, – заверили крысы.

Дафна насторожилась:

– Какие буквы?

– L и F.

– Life.

– Жизнь.

– Жизнь за жизнь – это правильно.

– Это хорошо.

– Это справедливо.

– Но у меня нет буквы L, – прошептала Дафна. Усмехнувшись, она добавила: – А Микаэля скормлю вам с радостью.

Крысы снова заклубились, заворчали.

– Девочка-Война не поняла.

– Не та F.

– Не голодный толстяк.

– Хотя он соблазнителен.

– Но мы желаем другое.

– Девочку-Любовь.

– Птичку-Свободу.

– Love.

– Freedom.

– У меня их нет, слышите?! – заорала Дафна.

– Это ничего.

– Ты достанешь.

– Ты найдешь.

– Девочка-Любовь ходит под руку с мертвым мальчиком.

– Птичка-Свобода сидит в клетке.

– Обещай нам их.

– И мы поможем.

– Это будет хорошо.

– Это будет правильно.

– Это будет справедливо.

– Я обещаю! Все что угодно. Обещаю. Ты получишь буквы. Только верни его!

Крысиные головы придвинулись так близко, что Дафну чуть не стошнило от их смрада.

– Мальчик отдал нам кое-что.

– Кое-что, от чего хотел избавиться.

– Кое-что, что считал лишним.

– Не знал ему цену.

– Глупец.

Дафна уставилась в рубиновые огоньки:

– Что это? Что он вам отдал?

– Ты видела, – хором проверещали крысы. – Ты знаешь! Поцелуй Королевы.

Дафна смотрела, не понимая, и крысы любезно объяснили:

– Мертвая вода.

– Осколок Вечного Льда.

– Он убивает живых.

– Он исцеляет мертвых.

– Раны исчезнут.

– Плоть срастется.

– Разбитое станет целым.

– Но разбудить его, – предупредили крысы, – сможешь только ты!

– Вы получите L и F, – процедила Дафна. – А теперь дайте то, что обещали.

Крысиные головы удовлетворенно кивнули. Сросшаяся туша вновь стала клубком из тысяч и тысяч серых тел, а затем клубок рассыпался, сгинул, исчез – и на его месте осталась одна маленькая черноглазая девочка с ядовито-розовым бантом. Девочка вытянула тощую лапку. На грязной ладошке лежал перстень с сапфиром. Дафна вздохнула с облегчением, потому что в сером крысином мареве цвет камня остался неизменным – пронзительно-голубым, холодным и чистым, как зимнее небо, как глаза… как его глаза.

Противно было притрагиваться к крысе, но Дафна себя пересилила и схватила кольцо. Маленькая Крысословица пискнула, подпрыгнула и исчезла в разверзшейся у нее под ногами черной дыре.

Дафна обернулась. Взглянуть в лицо Кею, в мертвое, изувеченное лицо оказалось едва ли не сложнее, чем тронуть крысу. Это было странно, потому что Дафна видела тысячи – миллионы таких лиц, в этом и в других мирах. Почему же на одно из них, всего на одно смотреть было нестерпимо, невыносимо?

Сжав в руке кольцо, она упала на колени. Коже сделалось мокро, и, открыв ладонь, Дафна увидела, что камень тает. Растекается прозрачной лужицей, в которой плавает одинокая льдинка. Дафна поспешно поднесла горсть с талой водой к жуткому лицу и наклонила ладонь. Вода потекла, капля за каплей.

Дафна смотрела и видела, как зарастает ужасная рана, как стягиваются края, покрываясь кожей, как льдинка вкатывается под веко и глазная впадина заполняется. Вскоре Кей уже не казался мертвым, несмотря на не отмывшуюся до конца кровь. Он просто спал. Надо было его разбудить.

Девушка наклонилась так низко, что ее дыхание шевельнуло волосы на лбу спящего и губы почти прикоснулись к губам… нет, не прикоснулись. Вместо этого Госпожа Война занесла руку и влепила Кею оглушительную пощечину.