Текст книги "Сто лет и чемодан денег в придачу"

Глава 5
Понедельник, 2 мая 2005 года

Новость о старике, который бесследно исчез в день своего столетия, тут же выложила у себя на сайте местная газета. А поскольку новостей с мест хронически не хватало, журналистка позволила себе предположить, что не исключается и версия похищения. Ведь столетний юбиляр, по словам очевидцев, находился в ясном уме и вряд ли мог заблудиться.

Исчезновение в день собственного столетия – это уже дело чрезвычайное. Местное радио тут же процитировало местную газету, его примеру последовали центральное радио, национальное новостное агентство «ТТ», телетекст, сайты центральных газет, а также дневные и вечерние выпуски теленовостей.

Полиции Флена ничего не оставалось, как уступить это дело окружному отделу уголовного розыска, который немедленно выслал две полицейские машины и в придачу комиссара криминальной полиции Аронсона (в штатском). Всех их тут же окружили команды репортеров, готовые поставить на уши всю округу. Такое скопление СМИ в свою очередь дало основания окружному полицмейстеру лично возглавить работу на месте, чтобы при случае попасть в объектив какой-нибудь из камер.

Поначалу полицейская работа состояла в том, что обе машины разъезжали туда-сюда по городку, покуда комиссар полиции опрашивал публику в доме престарелых. Между тем как муниципальный советник, наоборот, уехал домой во Флен и отключил все телефоны. В том, чтобы засветиться в истории с исчезновением неблагодарного старца, рассудил он, нет ничего хорошего.

Стали поступать первые разрозненные сведения: начиная с того, что Аллана видели на велосипеде на улицах Катринехольма, и заканчивая тем, что он якобы стоял в очереди в нючёпигской аптеке и ругался. Но эти и другие подобные свидетельства следовало отмести в силу разных причин. Той, например, что невозможно находиться в Катринехольме и в то же самое время, согласно подтвержденным данным, обедать у себя в комнате в мальмчёпингском интернате для престарелых.

Окружной полицмейстер распорядился организовать прочесывание местности силами сотен добровольцев и искренне удивился, что это не дало никакого результата. Он ведь был совершенно уверен, что старик ушел и по слабоумию заблудился, что бы там ни говорили очевидцы о полном душевном здравии юбиляра.

Так что следствию поначалу было просто не за что зацепиться, пока в полвосьмого вечера из Эскильстуны не доставили собаку-ищейку. Быстренько обнюхав кресло Аллана и его полузатоптанные следы среди анютиных глазок под окном, собака потянула в сторону парка и дальше на другую сторону поля, через улицу, к средневековой церкви, через каменную ограду, и не останавливалась, пока не привела к залу ожидания мальмчёпингского автовокзала.

Дверь в зал ожидания была заперта. От дежурного администратора Сёдерманландской транспортной компании во Флене полиция узнала, что в будние дни автовокзал закрывается в 19.30, когда у его коллеги в Мальмчёпинге заканчивается рабочий день. Но, добавил администратор, если у полиции нет никакой возможности подождать до следующего дня, то в принципе можно посетить его коллегу дома. Звать его Ронни Хюльт, и он есть в телефонном справочнике.

Покуда окружной полицмейстер, стоя под объективами камер на фоне дома престарелых, объявлял, что необходима помощь общественности для дальнейших прочесываний местности в течение вечера и ночи, поскольку столетний мужчина ушел без теплой одежды и, возможно, малость неадекватен, комиссар полиции Йоран Аронсон явился домой к Ронни Хюльту и позвонил в дверь. Ведь собака явственно указала, что пожилой мужчина направился в зал ожидания автовокзала, и если потом уехал из Мальмчёпинга на автобусе, администратор Хюльт наверняка должен это знать.

Но Ронни Хюльт дверь не открыл. Он сидел у себя в спальне, опустив жалюзи и обняв свою кошку.

– Иди отсюда, – шептал Ронни Хюльт в сторону входной двери. – Иди отсюда. Уходи!

Так комиссар в конце концов и сделал. Понадеявшись отчасти на то, что его начальник уже разыскал заблудившегося старика, а отчасти на то, если дед таки сел в автобус, то, по крайней мере, не пропадет. А этот Ронни Хюльт, видно, завалился к какой-нибудь пассии. Значит, завтра дело номер один – зайти к нему на работу. Если пропавший пожилой мужчина до этого не объявится.

• • •

В 21.02 информационный центр окружного полицейского участка в Эскильстуне принял следующий звонок:

– Да, это говорит Бертиль Карлгрен, и я звоню… звоню, можно сказать, от имени моей супруги. Или ну… В общем, моя жена Герда Карлгрен была во Флене несколько дней, навещала нашу дочку с мужем. У них скоро малыш будет, в общем… всегда в такое время забот полон рот, как говорится. Но сегодня пора уже было домой ехать, ну она и поехала, ну Герда, в смысле, Герда села на ранний вечерний автобус и поехала домой, сегодня, короче, а автобус этот идет через Мальмчёпинг, живем-то мы сами в Стрэнгнэсе… Да, наверное, ничего особенного, жена ничего такого не думает, но мы вот слыхали по радио про пропавшего столетнего мужчину. Вы, наверное, уже его нашли? Нет? Да, тут вот жена говорит, что какой-то очень старенький дедушка зашел в автобус в Мальмчёпинге и что у него с собой был большущий чемодан, словно дед собрался в дальний путь. Жена-то сидела сзади, а старик спереди, так что видно ей было неважно и слышно не было, о чем старик с водителем разговаривали. Что такое, Герда? Ну да, Герда вот говорит, что она не из тех, кто чужие разговоры подслушивает… Но все-таки странно это… Странно и… в общем… ну да, и сошел этот дедушка на полпути до Стрэнгнэса, проехал всего несколько миль со своим большущим чемоданом. И на вид был уж такой старый, ну, в общем, совсем. Не, Герда не знает, как остановка называется, в общем, прямо в лесу… посредине пути примерно.

Сообщение было записано, распечатано и отправлено по факсу в мальмчёпингскую гостиницу, где остановился комиссар полиции.

Глава 6
Понедельник, 2 мая – вторник, 3 мая 2005 года

Чемодан был полон до краев пачками купюр по пятьсот крон. Юлиус прикинул по-быстрому. Десять пачек в длину, пять в ширину, пятнадцать в высоту, в каждой по пятьдесят тысяч…

– Тридцать семь с половиной миллионов, если я правильно посчитал, – сказал он.

– Худо-плохо, а деньги, – сказал Аллан.

– Выпустите, гады, – завопил малый из морозильной комнаты.

Малый продолжал буянить; он орал, молотил ногами в дверь и снова орал. После того как события приняли столь неожиданный оборот, Аллану и Юлиусу надо было собраться с мыслями, но при таком гвалте это никак не получалось. В конце концов Аллан решил, что малому надо малость поостыть, и включил холодильную установку. Малому хватило нескольких секунд, чтобы заметить, что его положение ухудшается. Он замолчал, чтобы попытаться поразмыслить. Размышления малому и в обычные дни давались с трудом, а тут еще голова прямо раскалывалась от боли. После нескольких минут раздумий он кое-как сообразил, что угрожать или молотить в дверь ногами смысла нет. Оставалось только надеяться на помощь извне. Оставалось только звонить шефу. Самая мысль ужасала. Но альтернатива, похоже, выглядела еще хуже. Наконец он вынул телефон. Но сети не было.

• • •

И вечер сменился ночью, а ночь – утром. Аллан открыл глаза, не понимая, где он. Может, умер наконец во сне?

Бойкий мужской голос пожелал ему доброго утра и сообщил, что есть две новости, хорошая и плохая. С какой бы Аллан хотел начать?

Начать Аллан хотел с того, чтобы понять, где он и почему. Колени болели, стало быть, он все-таки жив. Но разве он не… и разве потом не прихватил… и… Юлиус, кажется, так его зовут?..

Картина сложилась, и Аллан проснулся. Он лежал на матрасе на полу в спальне Юлиуса, а Юлиус, стоя в дверях, повторил вопрос: хочет Аллан услышать сперва хорошую новость или плохую?

– Хорошую, – сказал Аллан. – Плохую можешь пропустить.

Что ж, подумал Юлиус и сообщил хорошую новость – завтрак ожидает на столе в кухне. А именно – кофе, бутерброды с жареной лосятиной и яйца из соседского курятника.

Подумать только – еще один завтрак в жизни без овсянки! Это была определенно хорошая новость. Когда Аллан уселся за стол, то почувствовал, что, пожалуй, созрел, чтобы услышать и плохую новость, какова бы она ни была.

– Плохая новость, – сказал Юлиус и чуть понизил голос, – плохая новость – что вчера мы на радостях забыли отключить холодильную установку.

– И? – сказал Аллан.

– И тот тип внутри теперь совсем уже мертвый.

Аллан, огорченно почесав затылок, решил, что такая незадача не должна омрачить наступивший день.

– Жалко, – сказал он. – Зато, должен сказать, с яйцами ты угадал в самый раз, они и не крутые, и не жидкие.

• • •

Комиссар криминальной полиции Аронсон проснулся около восьми утра и отметил, что настроение у него скверное. Ну ушел какой-то дедуля из интерната, с умыслом или без, – это все-таки происшествие не комиссарского уровня.

Аронсон принял душ, оделся и спустился к завтраку на первый этаж гостиницы «Плевнагорден». По пути он повстречал администратора, протянувшего ему факс, который пришел на ресепшен накануне вечером перед самым закрытием.

Час спустя у комиссара Аронсона взгляд на это дело кардинально изменился. Поначалу ценность факса из информационного центра была неочевидна, но, когда Аронсон встретился с бледным Ронни Хюльтом в канцелярии железнодорожного вокзала, прошло не так много минут, прежде чем у Хюльта сдали нервы и он рассказал обо всем, что пришлось пережить.

Сразу после этого позвонили из Эскильстуны и сообщили, что Сёдерманландская транспортная компания только что узнала, что во Флене вчера вечером недосчитались одного автобуса и что Аронсону нужно позвонить Йессике Бьёркман, гражданской жене водителя, которого, судя по всему, похитили, но затем отпустили.

Комиссар Аронсон поехал обратно в «Плевнагорден», чтобы выпить кофе и обдумать свежие данные. Свои соображения он по ходу раздумий заносил в блокнот:

Пожилой мужчина, Аллан Карлсон, совершает побег из интерната для престарелых перед самым празднованием своего столетнего юбилея в общей гостиной. Карлсон находится или находился в редкостно хорошей форме для своих лет, этому есть целый ряд подтверждений, начиная с того чисто физического факта, что он ухитрился самостоятельно вылезти через окно, поскольку ясно, что никто ему снаружи не помогал, также и последующие свидетельства указывают, что он и далее действовал самостоятельно. Кроме того, медсестра и заведующая интернатом Алис Энглунд свидетельствует, что «Аллан хоть и старый, но нахал каких мало и черт его знает, что он может отчебучить».

Ищейка же показала, что Карлсон, потоптавшись в цветнике с анютиными глазками, прошел пешком часть Мальмчёпинга и постепенно добрался до зала ожидания автовокзала, где, согласно свидетелю Ронни Хюльту, сразу же проследовал к окошку администратора, упомянутого Хюльта, а вернее, прошаркал – Хюльт обратил внимание на короткие шаги Карлсона и на то, что на ногах у него были домашние тапочки, а не уличная обувь.

Дальнейшее свидетельство Хюльта указывает на то, что Карлсон скорее убегал куда глаза глядят, нежели двигался к определенной цели. Карлсон хотел побыстрее покинуть Мальмчёпинг, причем направление и вид транспорта играли второстепенную роль.

Это, кстати, подтверждается и некоей Йессикой Бьёркман, гражданской женой водителя автобуса Леннарта Рамнера. Самого водителя расспросить пока не удалось, поскольку он принял слишком много снотворного. Но показания Бьёркман выглядят вполне вразумительными. Карлсон, по словам Рамнера, при выборе пункта назначения исходил из имеющихся у него денег. Таким пунктом оказалась остановка «Платформа Бюринге». Оказалась. Иными словами, нет никаких оснований считать, что кто-то ожидал Карлсона именно там. Между тем в этой истории есть еще один момент. Администратор автовокзала Хюльт, по-видимому, не обратил внимания, что Карлсон прихватил какой-то чемодан, прежде чем сесть в автобус и уехать в Бюринге, но вскоре понял это в результате насильственных действий, произведенных с ним предположительно членом организованной преступной группировки «Never Again». Ни о каком чемодане в словах, которых Йессике Бьёркман удалось добиться от своего одурманенного таблетками сожителя, не упоминалось, однако факс из информационного центра подтверждает, что Карлсон со всей очевидностью – и при всей невероятности – украл чемодан у группировки «Never Again».

Дальнейший рассказ Бьёркман вместе с факсом из Эскильстуны дает нам следующее: сперва Карлсон, в 15.20 плюс-минус несколько минут, а затем член «Never Again», спустя примерно четыре часа, вышли на остановке «Платформа Бюринге» и отправились далее пешком с неизвестными намерениями. Первый – ста лет от роду и с чемоданом, второй – семьюдесятью-семьюдесятью пятью годами моложе и налегке.

Комиссар Аронсон захлопнул блокнот и допил остатки кофе. На часах было 10.25.

– Итак, следующая остановка – «Платформа Бюринге».

• • •

За завтраком Юлиус доложил Аллану обо всем, что успел сделать и обдумать, пока тот спал.

Сперва о несчастном случае в морозильной камере. Когда Юлиус понял, что отрицательная температура держалась там не меньше десяти часов подряд, весь вечер и ночь, то, прихватив на всякий случай лом, распахнул дверь. Если бы малый оказался все еще жив, то был бы слишком сонным и вялым, чтобы противостоять Юлиусу с его ломом. Но принятые меры предосторожности оказались избыточными. Малый сидел съежившись на пустом ящике. Тело его покрывали ледяные кристаллы, а глаза холодно смотрели в никуда. Словом, он был мертвей, чем разделанный лось.

Жаль, подумал Юлиус, но, с другой стороны, дело сильно упрощается. Все равно отпускать этого отмороженного было нельзя. Юлиус отключил холод и оставил дверь открытой. Малый так и так уже мертвый, а глубокая заморозка ему не требуется.

Юлиус растопил дровяную плиту на кухне, а то наверху стало что-то прохладно, и пересчитал деньги. В чемодане оказалось не тридцать семь миллионов, как он второпях прикинул вчера вечером, а ровным счетом пятьдесят.

Аллан, с интересом слушая отчет Юлиуса, уписывал завтрак с таким аппетитом, какого за собой давно не помнил. И вставил слово не раньше, чем Юлиус перешел к экономической части.

– Да, пятьдесят миллионов еще легче делятся пополам. Ровненько и точно. Не передашь мне соль?

Юлиус выполнил просьбу Аллана, усмехнувшись, что сумел бы разделить пополам и тридцать семь миллионов, если бы понадобилось, но с пятьюдесятью, конечно же, куда проще. А потом заговорил серьезно. Он сел за стол напротив Аллана и сказал, что надо уходить с этой заброшенной платформы, чем скорее, чем лучше. Малый в морозильной комнате больше не опасен – но кто знает, чего он там наворотил по пути сюда? В любой момент тут на кухне могут объявиться еще с десяток подобных малых и начать буянить, и каждый – такой же сердитый, как этот, который свое уже отбуянил.

Аллан согласился, но напомнил Юлиусу, что сам уже в летах и не так легок на ногу, как прежде. Юлиус пообещал по возможности избегать пеших прогулок. Но уходить отсюда необходимо. И малого из морозильной комнаты лучше прихватить с собой – брошенный по дороге покойник, чего доброго, попадется людям на глаза, а это вряд ли зачтут обоим старикам в плюс

Завтрак завершился, пора было поторапливаться. Юлиус и Аллан вместе вытащили мертвого из морозильника, внесли на кухню и посадили на стул, пока собирались с силами для дальнейших действий.

Аллан окинул малого взглядом с головы до пят и заметил:

– Надо же, какие маленькие ступни, при таком-то росте. Обувь ему теперь вряд ли понадобится?

Юлиус ответил, что на улице в такую рань, конечно, довольно прохладно, но что у Аллана риск застудить ноги много больше, чем у малого. Так что если ботинки малого придутся Аллану впору, надо просто брать их, да и все. Молчание ведь знак согласия.

Ботинки оказались Аллану великоваты, зато были крепкие и значительно удобнее для бегства, чем пара стоптанных домашних тапок.

Теперь предстояло вытащить малого в прихожую и перекантовать вниз по лестнице. Когда все трое уже находились на платформе (двое стоя и один лежа), Аллан поинтересовался, какие у Юлиуса дальнейшие планы.

– Никуда не уходи, – сказал Юлиус Аллану. – И ты тоже, – сказал он малому и, спрыгнув с платформы, направился в сарай около единственного запасного пути.

В следующий момент Юлиус выехал из сарая на дрезине.

– Модель тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года. Попрошу занимать места.

На переднем месте сидел Юлиус и качал рычаг, Аллан у него за спиной крутил в такт педали, а справа от него восседал на стуле покойник, с головой, примотанной к палке от швабры, и в темных очках поверх остекленевших глаз.

Было без пяти одиннадцать, когда вся компания двинулась в путь. Три минуты спустя к заброшенному станционному зданию подъехал темно-синий «вольво». Из него вышел комиссар полиции Йоран Аронсон.

Здание выглядело несомненно заброшенным, но все равно не помешает осмотреть его повнимательнее, прежде чем отправиться дальше в деревню Бюринге и обходить там дом за домом.

Аронсон осторожно шагнул на платформу, вид которой вызывал некоторые опасения, открыл входную дверь и крикнул:

– Есть кто-нибудь?

Не услышав никакого ответа, он продолжил свой путь вверх по лестнице на второй этаж. А пожалуй что здание, как ни странно, обитаемо. В дровяной плите еще алели угли, на столе виднелся почти съеденный завтрак, накрытый на двоих.

А на полу – пара заношенных тапок.

• • •

Организация «Never Again» официально именовалась байкерским клубом, но была не чем иным, как небольшой группой молодых людей, отягощенных криминальным прошлым и руководимая человеком несколько старше и с еще большим криминальным стажем; и всех их к тому же по-прежнему объединяли преступные устремления.

Имя руководителя группы было Пер-Гуннар Йердин, но никто не осмеливался звать его иначе как «Шеф», потому что сам Шеф так решил, а роста Шеф был почти двухметрового, весил ровно сто тридцать кило и любил помахать ножиком, чуть кто или что не по нем.

Шеф начинал свою криминальную карьеру довольно осмотрительно. Вместе со своим ровесником он импортировал в Швецию фрукты и овощи, всякий раз химича со страной-производителем, чтобы обойти государство в смысле налогов и слупить побольше денег с покупателя.

Всем хорош был компаньон Шефа, но совесть у него оказалась недостаточно пластичной. Шеф хотел перейти к делам покруче, например, добавлять в продукты формалин. Говорят, в Азии так и делают. Так вот идея Шефа была импортировать шведские фрикадельки с Филиппин, морем везти дешевле, а если положить в них как следует формалина, то фрикадельки, если надо, будут свежими три месяца подряд, даже и на тридцатиградусной жаре.

При таких низких закупочных ценах их даже и шведскими фрикадельками называть не придется, чтобы продать. Хватит и датскими, полагал Шеф, но компаньон отказался. По его мнению, формалин нужен, чтобы трупы бальзамировать, а не обеспечивать вечную жизнь фрикаделькам. Тут пути компаньонов разошлись, а с формалиновыми фрикадельками у Шефа так ничего и не вышло. Зато он сообразил, что можно надвинуть черную вязаную шапку на глаза и отобрать дневную выручку у более солидных конкурентов – компании «Стокгольм Фрутимпорт».

При помощи мачете и свирепого рева «а ну гони бабки, а то» он в один миг – к своему собственному изумлению – разбогател на пятьдесят одну тысячу крон. Стоило надрываться с этим импортом, когда можно зарабатывать хорошие деньги, практически не утруждаясь?!

Так и пошло. И шло большей частью неплохо – всего два краткосрочных вынужденных отпуска за двадцать лет индивидуального предпринимательства в области грабежа и разбоя.

Но по прошествии двух десятилетий Шеф решил, что дело пора расширять. Он нашел себе двух значительно более молодых помощников и начал с того, что дал им довольно нелепые прозвища (одного он назвал «Болт», а другого – «Хлам»), а потом провел два успешных ограбления инкассаторских машин.

Однако третье ограбление для всех троих закончилось сроком в четыре с половиной года в тюрьме Халль. Именно там Шефа посетила идея насчет «Never Again», и планы у него были вполне конкретные. Для начала клуб должен насчитывать не менее пятидесяти членов, работающих по трем направлениям: «грабеж», «наркотики» и «рэкет». Само название «Never Again» родилось из представления Шефа об организации, настолько профессиональной и сплоченной, что ее члены больше никогда не попадут ни в Халль, ни в любое другое пенитенциарное заведение. «Never Again» предстояло стать мадридским «Реалом» уголовного мира (Шеф обожал футбол).

Поначалу вербовка в стенах Халля шла как по маслу. Но однажды достоянием тюремной общественности стало письмо, присланное Шефу его мамой. В котором, среди прочего, она призывала Пера-Гуннара не водиться с плохими компаниями, беречь горлышко и выражала надежду, что скоро опять будет играть с ним в «остров сокровищ», когда малыш выйдет на свободу.

После этого не помогло даже то, что рассвирепевший Шеф чуть не порезал ножом нескольких югославов в очереди в тюремной столовой. Его авторитет был подорван раз и навсегда. Из тридцати завербованных в организацию двадцать семь из нее вышли. Кроме Болта и Хлама с ним остался еще один венесуэлец, Хосе Мария Родригес, потому что был тайно влюблен в Шефа, в чем не смел признаться даже самому себе.

Венесуэлец получил кличку «Каракас», в честь столицы его родины. Но больше никто во всем Халле в клуб так и не вступил, как ни ругался Шеф и как ни угрожал. И вот настал день, когда Шеф и трое его подручных вышли на свободу. Шеф совсем было отказался от идеи насчет «Never Again», когда случайно выяснилось, что у Каракаса есть приятель-колумбиец с довольно гибкой совестью и сомнительными знакомствами, и когда оба героя встретились, то Швеция стала, при посредстве «Never Again», транзитной страной, через которую колумбийский наркокартель переправлял свой товар в Восточную Европу. Сделки проворачивались все более масштабные, так что бизнес-направления «грабеж» и «рэкет» пришлось свернуть – за ненадобностью и в силу дефицита персонала.

• • •

Шеф собрал в Стокгольме военный совет с участием Хлама и Каракаса. Что-то стряслось с Болтом, этим растяпой, которому поручили провести крупнейшую транзакцию в истории клуба. Шеф утром вышел на связь с русскими, и те божились, что товар получили и деньги передали. Если курьер «Never Again» слинял с чемоданом бабла, то это уже проблема шведов. Но может, «Never Again» хочет забить стрелку и разобраться, тогда русские возражать не станут. Они приедут и разберутся, если что. Конкретно так разберутся.

Шеф исходил из того, что русские сказали правду (а кроме того, он почти не сомневался, что разбираться они умеют конкретнее, чем он сам). Мысли, что Болт мог сам и по доброй воле смыться с деньгами, Шеф не допускал: для такого Болт слишком туп. Или слишком умен, это с какой стороны посмотреть.

Остается одно – кто-то узнал о транзакции, подкараулил Болта в Мальмчёпинге или на обратном пути в Стокгольм, разделался с ним и завладел чемоданом. Но кто? Шеф обратил этот вопрос к участникам военного совета, но ответа не получил. Шеф не очень удивился; он давно уже пришел к мнению, что подручные у него придурки, все трое.

Как бы то ни было, на поиски он командировал Хлама, полагая, что придурок Хлам все же не до такой степени придурок, как придурок Каракас. Так что у придурка Хлама, пожалуй, больше шансов найти придурка Болта, а то и вообще чемодан с деньгами.

– Поедешь в Мальмчёпинг, Хлам, и все разнюхаешь на месте. Только оденься в штатское, а то там как раз сегодня полно полиции. Какой-то столетний дед сбежал, что ли.

• • •

Юлиус, Аллан и покойник катили на дрезине через сёдерманландские леса.

Около Видчэрра они имели несчастье нарваться на какого-то фермера, имени которого Юлиус не знал. Фермер расхаживал, обозревая свои плантации, когда вдруг выкатилась троица на дрезине.

– Доброе утро, – сказал Юлиус.

– Хорошая погодка, – сказал Аллан.

Покойник и фермер не сказали ничего. Но последний посмотрел на троицу долгим взглядом.

Чем ближе дрезина подъезжала к Окерскому Заводу, тем удрученней делался Юлиус. Он рассчитывал, что на пути попадется какое-нибудь озерцо или речка, куда можно будет спихнуть покойника. Но ничего такого так и не попалось. Юлиус еще не успел ни до чего додуматься, а дрезина уже въехала в промзону бывшего пушечного завода. Юлиус потянул за тормоз и вовремя успел остановить машину. Покойник повалился вперед и ударился лбом о железный рычаг.

– Небось больно было бы при других обстоятельствах, – сказал Аллан.

– У смерти есть свои плюсы, – сказал Юлиус.

Юлиус слез с дрезины и встал за березой, чтобы осмотреть местность. Гигантские ворота заводского корпуса были распахнуты, но народу вокруг не наблюдалось. Юлиус глянул на часы. Десять минут первого. Обеденный перерыв, сообразил он, и взгляд его упал на большой контейнер. Юлиус сообщил, что отлучится ненадолго для небольшой рекогносцировки. Аллан пожелал Юлиусу удачи и попросил не заблудиться. С этим большого риска не было, поскольку от контейнера их отделяло всего метров тридцать. Юлиус залез внутрь, скрывшись из поля зрения Аллана примерно на минуту. Затем показался снова. Уже вернувшись к дрезине, Юлиус сообщил, что теперь знает, что делать с покойником.

Контейнер был наполовину заполнен какими-то цилиндрами, не меньше метра в диаметре и минимум три в длину, каждый упакован в отдельный деревянный пенал с дверцей в торце. Аллан буквально из сил выбился, пока тяжелый труп наконец не уложили в один из двух цилиндров в самой середине контейнера. Но закрыв деревянную дверцу пенала и прочитав наклейку с адресом, Аллан приободрился.

Аддис-Абеба.

– Он еще и мир поглядит, если глаза не закроет, – сказал Аллан.

– Поторопись, старина, – ответил Юлиус. – Нельзя нам тут задерживаться.

Операция прошла успешно, оба старика вернулись под прикрытие берез задолго до того, как на заводе закончился обеденный перерыв. Они присели на дрезину отдохнуть, и как раз в этот миг заводская территория ожила. На грузовике подвезли новые цилиндры, и контейнер наполнился доверху. Тогда водитель грузовика закрыл контейнер на засов, привез новый и продолжил погрузку.

Аллан заинтересовался, что именно тут производится. Юлиус знал только, что это завод с традициями – еще в XVII веке, во время Тридцатилетней войны, тут отливали пушки и поставляли их всем желающим убивать ближних с максимальной результативностью.

Аллан заметил, что взаимное убийство в XVII веке выглядит делом довольно-таки пустым. Можно было бы зря не трудиться – все равно рано или поздно все померли. Юлиус отвечал, что это, пожалуй, верно и в любые другие времена, но продолжил, что перерыв вообще-то закончен и пора сматываться подобру-поздорову. Нехитрый план Юлиуса предполагал, что приятели подберутся поближе к центру Окера, а там уж поглядят что и как.

• • •

Комиссар Аронсон прошелся по всему вокзальному зданию платформы Бюринге, но не обнаружил ничего интересного, кроме тапок, которые, по всей видимости, принадлежали столетнему юбиляру. Их надо будет прихватить с собой, показать потом персоналу интерната.

Да, еще на полу виднелись мокрые пятна, которые вели в морозильную комнату с отключенной системой охлаждения и дверью нараспашку. Но ведь их серьезной уликой никак не назовешь.

Так что Аронсон отправился дальше, в деревню Бюринге, чтобы обойти все дома. В трех из них ему удалось застать обитателей, и от всех трех семейств комиссар узнал, что на втором этаже вокзала живет некий Юлиус Юнсон, что этот Юлиус Юнсон – мошенник и вор, с которым никто не желает иметь дело, и что никто не видел и не слышал ничего странного ни вчера вечером, ни позже. Но что Юлиус Юнсон замешан в каких-то делишках, в этом никто даже не сомневался.

– Да упеките вы его, – требовал самый сердитый из соседей.

– За что? – удивился комиссар.

– За то, что он таскает яйца из моего курятника, что он спер у меня новые санки прошлой зимой, перекрасил и сказал, что они его, что он себе книжки заказывает на мое имя и забирает их у меня из почтового ящика, так что по счету платить мне приходится, а еще он самогонку пытался продать моему сыну, а парню всего четырнадцать, а еще он…

– Да ладно, хорошо, упеку, – заверил комиссар. – Осталось его найти.

Аронсон развернулся и направился в сторону Мальмчёпинга, и успел проехать с полдороги, когда зазвонил телефон. Это были коллеги из информационного центра. Фермер Тенгрут из Видчэрра сообщил по телефону занятную вещь. Примерно с час назад через его владения по заброшенной одноколейке между Бюринге и Окерским Заводом проезжал на дрезине известный местный жулик. Вместе с ним ехали старый дед с большим чемоданом и молодой человек в темных очках. Молодой человек показался фермеру Тенгруту главным из троих. Хоть и сидел босиком, в одних носках…

– Черт меня побери, если я теперь хоть что-нибудь понимаю, – сказал комиссар Аронсон и вновь развернул машину – так резко, что тапки свалились на пол с пассажирского кресла.

• • •

Через пару сотен метров Аллан, и прежде шагавший небыстро, уже едва переставлял ноги. Он не жаловался, но Юлиус понял, что колени у Аллана разболелись не на шутку. Впереди, чуть справа, виднелась уличная закусочная. Юлиус пообещал Аллану, если тот дойдет до нее, угостить его хот-догом, на это уж как-нибудь денег хватит, а потом организовать им обоим транспорт. Аллан отвечал, что никогда в жизни не жаловался на мелкие болячки и теперь не собирается, однако хот-дог был бы очень кстати.

Юлиус ускорил шаг, Аллан заковылял следом. Когда Аллан добрался до закусочной, Юлиус уже наполовину управился со своей сосиской, жаренной на гриле. И успел не только это.

– Аллан, – сказал он, – познакомься с Бенни. Теперь он наш персональный водитель.

Бенни был владелец уличной закусочной, сохранивший в свои пятьдесят с гаком шевелюру в полном объеме, включая конский хвост на затылке. У Юлиуса ушло около двух минут, чтобы приобрести у него один хот-дог, одну фанту, а также один Беннин серебристый «мерседес» последней модели вместе с самим Бенни, и все это за сто тысяч крон.

Аллан смотрел на владельца закусочной, который все еще стоял на своем посту перед окошком.

– Так мы вас что, тоже купили или просто наняли? – произнес он наконец.

– Машина куплена, водитель нанят, – отвечал Бенни. – Для начала на десять дней, а потом, конечно, снова придется договариваться. Сосиски, кстати, входят в общую сумму. Венскими не соблазнитесь?

Нет, соблазнить Аллана не удалось. Он хотел бы простую вареную сосиску, если можно. А еще, на его взгляд, сто тысяч за такую старую машину, даже вместе с шофером, – это явно многовато, так что по справедливости ему полагается еще и чашка горячего шоколада.