Текст книги "Русская революция в Австралии и «сети шпионажа»"

Муравьев из лагеря Сомс

После Октябрьской революции и последовавшего за ней Брестского мира русские военнослужащие, находившиеся на территории, которую контролировала Антанта, были интернированы. Это были солдаты экспедиционных корпусов, направлявшихся Петроградом на Западный и Балканский фронт, пленные, захваченные немцами или австрийцами, а после освобожденные союзниками. Относились к ним не лучше, чем к военнопленным держав Тройственного союза, если не хуже. С точки зрения союзников в России отсутствовало законное правительство, большевики предали общее дело и с русскими нечего было церемониться.

По словам начальника военно-санитарной службы русских войск во Франции А. Рубакина, прикомандированного к одному из лагерей, куда направлялись русские солдаты, они были поставлены в «беззащитное положение»[63]63
  http://www.regiment.ru/Lib/B/22.htm#; Военно-исторический журнал. 1996 г. № 4. С. 37–39.


[Закрыть]. В Марселе их сажали на транспортные суда, которые плыли не в Одессу, Севастополь или Петроград, а гораздо дальше. Одним из пунктов назначения был лагерь на новозеландском острове Сомс[64]64
  Сегодня – Матиу/Сомс.


[Закрыть], существовавший с августа 1914 по декабрь 1918 года.

Русские там появились в начале 1918 года. В списках военнопленных их фамилии указаны следующим образом: A. Muravieff, O. Halinen, J. Jakabsen, P. Nester[65]65
  Somes Prisoners. POWs at Featherston Internment Camp – after May 1919 // http://www.oocities.org/somesprisonersnz/featherston1919.html.


[Закрыть].

У англосаксов всегда были трудности с написанием (не говоря уже о произношении) фамилий выходцев из России. О том, какими они были в «кириллическом» исполнении, можно только предположить. Halinen мог оказаться Малининым, Nester – Нестеровым. Что касается фамилии Jacabsen (Якобсен, Якобсон), то, скорее всего, она принадлежала еврею.

Впрочем, новозеландцы (равно как и австралийцы, канадцы, британцы или американцы) не ломали голову над этнической и лингвистической идентификацией обитателей бывшей Российской империи. Все они считались русскими.

В архиве сохранилось письмо Муравьева, направленное Симонову и датированное 3 июня 1918 года[66]66
  АВПРФ, ф. 65, оп. 2, п. 1, д. 1, л. 1 7.


[Закрыть]. По всей вероятности, писал он не сам, а прибегнул к помощи кого-то из администрации лагеря. Письмо написано на официальном бланке лагеря, на хорошем английском. Обращает на себя внимание почерк – аккуратный, разборчивый, почти каллиграфический.

Письмо было доставлено Симонову вместе с запиской из Министерства обороны Новой Зеландии от 14 июня 1918 года. В ней указывались имя и отчество военнопленного – Артур Иванович – и одновременно упоминалось, что в лагере его также называли Манделем. Arthur Ivanoff Muravieff (alias Mandel) – так представил этого военнопленного майор, возглавлявший в Министерстве кадровое подразделение (Department of Personal Services). Возможно, Муравьев/Мандель как и Якобсон был евреем и предпочел русское имя, принимая во внимание антисемитские настроения, широко распространенные не только в России, но и на Западе.

Муравьев напоминал о своем предыдущем письме, датированном 2 апреля 1918 года, оставшемся без ответа. По каким-то причинам оно не дошло до консула. В противном случае, будучи человеком скрупулезным, содержавшим свою корреспонденцию в завидном порядке и – что, наверное, важнее – крайне внимательно относившимся к просьбам соотечественников, он бы обязательно откликнулся.

Муравьев спрашивал, мог ли консул содействовать его освобождению. Отмечалось, что об этом просил и П. Нестер. Муравьев не упоминал о двух других соотечественниках, содержавшихся в лагере. Возможно, они держались особняком и не хотели обращаться за помощью к представителю советской власти.

Приведем в переводе полный текст письма А. И. Муравьева:

«Дорогой сэр,

С Вашего разрешения хотел бы напомнить о моем письме от 2 апреля этого года относительно моего положения как военнопленного, который содержится здесь, на острове Сомс. К сожалению, до сих пор я не получил Вашего ответа на вышеуказанное письмо. Буду весьма обязан, если Вы ответите на это письмо и выскажете свое мнение по данному вопросу – сможете ли Вы что-то сделать для моего освобождения и изменения того незавидного положения, в котором я нахожусь.

Тогда же Вам писал мой друг П. Нестер, и он тоже ждет ответа по тому же вопросу.

Искренне Ваш А. Муравьев

20 июня Симонов направил запрос в Министерство обороны Новой Зеландии, предлагая информировать его о причинах, по которым русские военнослужащие были лишены свободы. Консул просил уведомить их о том, что письмо Муравьева дошло до адресата, и призыв о помощи услышан[67]67
  Там же, л. 21.


[Закрыть].

В своем письме Муравьев не ставил вопрос о репатриации, но, по всей видимости, в перспективе это подразумевалось. Во всяком случае, из этого исходила администрация лагеря. В списке военнопленных против фамилий русских заключенных стояла пометка: «Оставить в положении интернированных до тех пор, пока не будет обеспечена отправка в Россию» (“advised that he will remained interned until he can be sent to Russia”)[68]68
  Somes Prisoners. POWs at Featherston Internment Camp – after May 1919 // http://www.oocities.org/somesprisonersnz/featherston1919.html.


[Закрыть].

К сожалению, не сохранилось документов, рассказывающих о том, чем увенчались усилия Симонова. С началом «империалистической интервенции» против РСФСР и ее блокады державами Антанты транспортное сообщение с Советской Россией было прервано, добраться туда стало практически невозможно.

«Правительство не может признать…»

Симонова заботила судьба не одного Муравьева. В Австралии таких были сотни, и все мечтали уехать на родину. «Ко мне… со всех сторон и беспрерывно сыпались письма и телеграммы с требованием паспортов»[69]69
  П. Симонов. Три с половиной года… С. 63.


[Закрыть]. Но выдавать документы без санкции австралийского правительства было нельзя, а на все запросы Симонов получал вежливые, но отрицательные ответы.

Из секретариата премьер-министра от 27 апреля 1918 года: «Имеем честь засвидетельствовать, что Ваше письмо по вопросу выдачи Вами паспортов русским гражданам, желающим вернуться в Россию, получено. Информируем, что Ваше представление будет рассмотрено»[70]70
  АВПРФ, ф. 65, оп. 2, п. 1, д. 1, л. 14.


[Закрыть]. Изучили и через пару недель объяснили: для того, чтобы заниматься паспортами, Симонов должен официально подтвердить свои полномочия, а пока «в отношении Вашего назначения генеральным консулом России хотели бы информировать Вас, что настоящее правительство не получало каких-либо сообщений по данному вопросу»[71]71
  Там же, л. 13.


[Закрыть].

Сообщения агентства «Рейтер» и телеграммы Литвинова для подтверждения консульского статуса было недостаточно. Где официальная нота Москвы, адресованная Форин офису, указание британских властей? В телеграмме говорилось, что назначение согласовано с англичанами, но где подтверждение? Возможно, согласование носило устный характер. Возможно, оно было озвучено не на должном уровне и в предварительном порядке. Возможно, Уайт-холл дал добро на занятие Симоновым консульской должности, но впоследствии поспешил отменить это решение и не стал предавать его огласке.

Едва ли вызывает сомнение то, что Симонов пытался связаться с НКИД или с Литвиновым, чтобы «разрулить» возникшую ситуацию. Однако большевистское руководство, озабоченное насущными задачами своего выживания и угрозой международной изоляции, проблемы консульства в Австралии волновали меньше всего, а положение Литвинова в Лондоне становилось все более шатким.

Благодаря протекции Брукфилда и Консидайна в апреле 1918 года Симонов добился аудиенции у Уотта. Встреча прошла в благожелательной атмосфере. Уотт в присутствии гостя надиктовал телеграмму в Уайт-холл, запрашивая разъяснения относительно статуса советского представителя.

Реакция вскоре последовала, правда, отрицательная. Из письма Симонову секретаря премьер-министра от 9 мая 1918 года:

«В связи с Вашими обращениями от 24 и 29 апреля по поводу выдачи паспортов русским подданным в Австралии с целью предоставить им возможность проследовать в Россию я уполномочен исполняющим обязанности премьер-министра информировать Вас, что ваш запрос был внимательно изучен. Однако рекомендации, полученные от имперских властей в отношении представительства российских интересов за рубежом и выдачи паспортов, а также отсутствие определенности в нынешней ситуации исключают принятие вашего предложения»[72]72
  Там же, л. 15.


[Закрыть].

Симонов упорствовал, но поступал отказ за отказом. «Правительство Содружества не может признать Вас в качестве консульского представителя, и позиция эта будет оставаться неизменной до тех пор, пока Британское правительство не подпишет соответствующее соглашение с российскими властями»[73]73
  Там же.


[Закрыть].

Симонов апеллировал к дипломатическому корпусу, забрасывал письмами зарубежных консулов. Но чем они могли помочь? То ссылались на необходимость проконсультироваться со своими столицами (голландец, ответ от 8 октября 1918 года[74]74
  АВПРФ, ф. 65, оп. 2, п. 1, д. 2, л. 11.


[Закрыть]), то указывали, что данный вопрос находится вне их компетенции (норвежец, 9 октября 1918 года[75]75
  Там же, л. 16.


[Закрыть]). Исключением явился швед, который настолько проникся проблемами Симонова, что отправился хлопотать за него. Но вернулся ни с чем. Цитируем его письмо от 8 октября 1918 года: «Сегодня посетил офис премьер-министра, и мне было сказано, что британское правительство никогда не принимало м-ра Литвинова в качестве русского посла и не признавало в этом качестве. Поэтому австралийское правительство не может признать какие-либо консульские назначения в Австралии, произведенные м-ром Литвиновым»[76]76
  Там же, л. 28.


[Закрыть].

Снова на помощь пришли Брукфилд и Консидайн. На этот раз они организовывают встречу своему русскому другу с самим премьер-министром У. М. Хьюзом. Тот был столь же доброжелателен, как и Уотт, и даже обещал санкционировать отправку эмигрантов в Россию без паспортов – им могли оформить особые разрешения на выезд.

Симонов воодушевлен. Дело оставалось за малым – отработать маршрут. Отправлять репатриантов через воевавшую Европу было немыслимо, ведь боевые действия шли по всему периметру западных границ Советской России. Единственно реальный путь лежал через Юго-Восточную Азию и Японию – до российского Дальнего Востока. Симонову удалось договориться с японским консулом о транзите через его страну во Владивосток[77]77
  П. Симонов. Три с половиной года… С. 64.


[Закрыть]. Предполагалось отплыть на корабле «Бирма Мару», следовавшем в Японию через Манилу. Из-за последнего обстоятельство все и сорвалось. Остановка в филиппинской столице требовала американской визы, а консул США выдавать ее эмигрантам категорически отказался.

Это обескуражило Симонова, ведь он сам планировал присоединиться к первой партии отъезжающих. Власти не утверждали его консульские полномочия, что было терять? Абаза и Абрамович-Томас помешать уже не могли. Он зарезервировал для себя место на «Бирма Мару» и внес аванс в 10 фунтов, которого лишился из-за несговорчивого американского консула. Для Симонова это была крупная сумма, и он попросил японского коллегу повлиять на пароходную компанию с тем, чтобы та вернула аванс[78]78
  АВПРФ, ф. 65, оп. 2, п. 1, д. 3, л. 39.


[Закрыть]. Тщетно. Пароходство известило Симонова, что депозит оставляет у себя. Обещание, что он сможет им воспользоваться для приобретения билета «в любое время, если будет место на пароходе»[79]79
  Там же, л. 4.


[Закрыть], послужило слабым утешением.

Он продолжал настаивать на предоставлении ему возможности выезда – теперь уже не в Японию, а какую-нибудь нейтральную страну, откуда можно было добраться до родины, но безрезультатно[80]80
  АВПРФ, ф. 65, оп. 2, п. 1, д. 1, л. 26.


[Закрыть].

Симонов возобновил попытки добиться согласия правительства на учреждение советского консульства. Не хотят утверждать его главой русского, возможно, согласятся утвердить австралийца, который не должен вызвать особых подозрений у местных властей. Свой гражданин, в конце концов. Назначались же при Абазе нештатные консулы!

Выбор был сделан в пользу Консидайна. Его фигура обеспечила бы легитимность представительству, которым де-факто продолжал бы руководить Симонов. Но вариант не прошел. В ответе секретаря премьер-министра от 7 августа говорилось, что «правительство Его Величества не может признать право нынешних российских властей назначать консулов в Британской империи», однако не станет возражать, если это будут «неофициальные агенты». Увы, в этом случае тоже требовалось одобрение британских властей. Для этого, указывалось, российское правительство должно было сначала уведомить Лондон, чтобы оттуда поступило соответствующее указание в Мельбурн[81]81
  Там же, л. 24.


[Закрыть]. Однако Москве, как уже отмечалось, было не до Австралии. В результате Консидайн как «неофициальный агент» не состоялся.

Групповцы и симоновская красная гвардия

Легитимизация консульства и репатриация эмигрантов были не единственными вопросами, которыми занимался Симонов. Не меньшую головную боль доставляли ему заметно обострившиеся противоречия в диаспоре. Он выдерживал натиск не только русских, не принявших коммунистического эксперимента, но и «коллег-революционеров». Их возглавили Герман Быков (псевдоним – Алекс Резанов), Николай Лагутин и Константин Клюшин (псевдонимы – Н. Клишин и Орлов). Они вышли из руководства СРР-К и создали «Группу русских рабочих». Ставилась цель: занять лидирующие позиции в диаспоре и заменить Симонова на посту консула. Симонов называл их «групповцами»[82]82
  П. Симонов. Три с половиной года… С. 61.


[Закрыть]. Его сторонники именовались «симоновской красной гвардией». «Разница наших позиций… вызвала ожесточенные споры на так называемых „колониальных“ или общегражданских собраниях, часто вплоть до рукопашной»[83]83
  Там же. С. 62.


[Закрыть].

В чем заключалась суть расхождений до конца не ясно. Групповцы пеняли Симонову за его якобы отступничество от революционных идеалов, за объединение «с мелкобуржуазными элементами»[84]84
  АВПРФ, ф. 65, оп. 4, п. 1, д. 2, л. 2.


[Закрыть]. Но в этом можно было обвинять и других советских дипломатов, которые в силу своих профессиональных обязанностей общались с деятелями буржуазных государств, искали взаимоприемлемые развязки в сложных ситуациях, а не рубили головы шашкой. В отношении Симонова данное обвинение было вдвойне несправедливо. Он выступал в двух амплуа – прагматичного дипломатического представителя и революционного трибуна, организатора рабочего и коммунистического движения. Причем на первых порах главным для него было амплуа революционера. Групповцы намеренно старались этого не замечать, выставляя Симонова продажным ренегатом. Общался с врагами рабочего класса, представителями официальных и деловых кругов, с консерваторами и лейбористами? Значит, не место тебе в наших рядах.

Причины раздора, возможно, носили не только идеологический, но и личностный характер. Симонов к мнению других не всегда прислушивался, многие его недолюбливали. Об этом упоминают австралийские историки, опираясь на документы австралийских архивов[85]85
  Э. Фрид пишет об этом в статье о П. Симонове. См.: Australian Dictionary of Biography” // http://adb.anu.edu.au/biography/simonov-peter-8429. См. также: Rare Russian papers discovered in the Oxley Library // http://blogs.slq.qld.gov.au/jol/2012/02/27/rare-russian-papers-discovered-in-the-oxley-library/.


[Закрыть]. К тому же Быков, Лагутин и Клюшин крайне ревниво отнеслись к возвышению «наследника» товарища Артема. Они в штыки восприняли назначение Симонова. Вот как он описал это: «Рано утром, 30 января 1918-го года вбегает ко мне один товарищ и рассказывает, что групповцы в бешенстве бегают по улицам, суют друг другу каждый свою газету и с руганью говорят, что это хитрая провокация Симонова, чтобы запугать их»[86]86
  П. Симонов. Три с половиной года… С. 61.


[Закрыть].

Он добавлял, что «особенно бесновались» эсеры. «Они теперь прикинулись „более достойными„сторонниками советской власти, чем Союз во главе со мной, названный, однако, ими же “Симоновской красной гвардией“»[87]87
  Там же. С. 62.


[Закрыть]. По некоторым данным, эсером (по крайней мере, одно время) был Герман Быков[88]88
  Герман Иванович Быков родился в Саратове, в 1891 году. Вероятно, погиб в период Большого террора.


[Закрыть], хотя сам он позиционировал себя «революционером-марксистом».

Быков, по всей видимости, был человеком образованным и после возвращения в Советскую Россию занимался научной деятельностью. В журнале «Борьба классов» опубликовал статью «Английский рабочий класс во второй половине XVIII в. и в первой половине XIX в.»[89]89
  См.: Борьба классов. 1933. № 2, с. 78–97.


[Закрыть]. Симонова считал политически незрелым, невежественным и недостаточно радикальным.

О Лагутине известно лишь то, что он был анархистом. Какого «социалистического уклона» придерживался Клюшин, неизвестно. За революционную деятельность он был сослан в Сибирь, откуда бежал в Австралию. В эмигрантской среде пользовался известностью как человек с неустойчивой психикой.

В письмах Чичерину и Литвинову Быков и Клюшин писали, что «мистер Симонов недостоин представлять Российскую крестьянскую и рабочую республику», и своей деятельностью «больше вредит, чем помогает российскому рабочему движению в целом»[90]90
  АВПРФ, ф. 04, оп. 4, п. 21, д. 298, л. 2.


[Закрыть]. Консулу вменялось в вину использование своего положения для личного обогащения: «собирая и получая пожертвования, он отчетов русской колонии не дает, мотивируя, что дела консула от простых смертных – секрет». За паспорта он якобы требовал от 10 до 300 фунтов стерлингов, поясняя, что средства необходимы для содержания консульства и «агитации среди австралийцев», и уверял, что «без его паспорта Советская Россия к себе никого не пускает». Будто бы окружил себя роскошью, и над его конторой в центре Сиднея установлена доска с золотыми буквами «Russian Representative of Soviet Russia Piter Simonoff»[91]91
  Там же, л. 3.


[Закрыть].

Как мог он брать деньги за оформление паспортов, когда паспорта выдавать не мог? Австралийское правительство в этом праве ему отказало. Маловероятно, чтобы человек, перебивавшийся случайными заработками, постоянно одалживавший деньги у друзей и сокрушавшийся по поводу утраты аванса в 10 фунтов за билет на «Бирма Мару», декорировал свой офис доской с золотыми буквами.

Клюшин и Быков заявляли, что опираются на мнение «общих собраний всех русских граждан», протестовавших против назначения Симонова. В секретном докладе НКИД, обобщившем антисимоновские материалы, отмечалось принятие «общим собранием колонии» резолюции следующего содержания: «Просить Советскую Россию Петра Симонова отозвать, поучиться коммунизму, а на его место прислать из Советской России другого консула, который мог бы соответствовать своему назначению»[92]92
  Там же.


[Закрыть].

25 апреля 1918 года Клюшин направил Литвинову послание «от группы политических беженцев в Австралии», протестующих против назначения Симонова, «недостойного» должности консула[93]93
  Там же, л. 1.


[Закрыть]. В вину ему ставились многочисленные интервью австралийским газетам. За два месяца, прошедшие после его назначения, он успел пообщаться с корреспондентами «Дэйли стандард», «Дэйли мэйл» и «Уоркерз лайф». «Дэйли стандарт» была лейбористской газетой, Уоркерз лайф» («Рабочая жизнь») – печатным органом СРР-К и лишь либеральная «Дэйли мэйл» характеризовалась буржуазной направленностью. Но для Клюшина и его единомышленников дело было даже не в идеологической направленности этих изданий. Сам факт интервью Симонова истолковывался как свидетельство его политической незрелости, он-де искал личной популярности, власти и денег[94]94
  Там же, л. 2.


[Закрыть].

О том, что общение с прессой – нормально для дипломата, позволяет ему более эффективно выполнять свои обязанности, дает возможность формировать позитивный образ своей страны в местном общественном мнении, Быкову и Клюшину в голову не приходило. Наверное, в их представлении идейный революционер должен был разговаривать с людьми только «с Лениным в башке и с наганом в руке». Ну, а раз Симонов не такой (или не совсем такой), значит преследует свои корыстные интересы. И поддерживает его та часть русской колонии, у которой нет идеалов и которой нужно только одно – паспорта для выезда на родину[95]95
  Там же.


[Закрыть].

«Мистер Симонов, – уверял Клюшин, обращаясь к руководителям НКИД, – персона весьма незначительная и мы опасаемся, что он будет неправильно представлять Русскую революцию и вообще принесет больше вреда, чем пользы русскому рабочему движению. Мы бы приветствовали, если бы Вы предоставили право представлять Русское правительство в Австралии местным Советам делегатов различных русских организаций и групп в Австралии»[96]96
  Там же.


[Закрыть].

В существование «местных Советов» верится с трудом. Речь шла о сравнительно небольшой группе политических эмигрантов с неудовлетворенным честолюбием, которые бешено завидовали Симонову и ничем не гнушались, чтобы убрать его с поста консула.

Симонов в отдельных случаях находил способы упреждать «вражеские выпады» и перехватывал доносы. Любопытно, что оригинал письма, цитировавшегося выше, сохранился в его личном архиве, который он вывез в Москву три года спустя. Не исключено, что оно было передано ему кем-то из его сторонников. На письме нет каких-либо пометок, подтверждающих, что оно было официально зарегистрировано в НКИД. Зато имеется штамп “Russian People’s Embassy” («Российское народное посольство») с указанием, что письмо получено 29 июня 1918 года. Можно предположить, что это – один из штампов представительства Симонова, который вследствие отказа властей признать его консулом искал какие-то другие формы для своего представительства.

Ему приходилось очень нелегко и вряд ли удавалось перехватывать и упреждать все доносы. Он вел борьбу с разношерстной и многочисленной компанией. Но хватало и тех, кто его поддерживал. На собраниях, вопреки заявлениям Клюшина и Быкова, русские «неизменно голосовали большинством голосов» за Симонова, и его назначение «вполне одобрялось и горячо приветствовалось» и такого рода резолюции поступали «из всех уголков Австралии»[97]97
  П. Симонов. Три с половиной года… С. 62.


[Закрыть]. Это его собственные слова. Допустим, он преувеличивал степень своей популярности. Но не будь у него серьезной поддержки, разве смог бы он выстоять в конфронтации с «клюшинцами» и «быковцами»?

Он парировал обвинения своих недругов и сам писал в НКИД, подчеркивая, что те пытаются не допустить развития отношений между СССР и Австралией и хотят поставить под свой контроль российскую общину в этой стране[98]98
  АВПРФ, ф. 04, оп. 4, п. 21, д. 298, л. 12.


[Закрыть]. Тем не менее, поступавшие в Москву доносы не могли не зародить у руководства НКИД определенные сомнения в профессиональных качествах Симонова, в его нравственном облике.