Текст книги "Свидетели самоизоляции"

Старик сверчков и его значение для ТСЖ «Две башни»

– Граждане жильцы! Правление ТСЖ «Две Башни» напоминает, что самоизоляция – это проверка вашей гражданской ответственности и политической зрелости. Соблюдайте установленные городским правительством правила и ограничения! Подумайте о себе и своих близких.

Благодаря некоторым членам правления каждый этаж нашего славного ТСЖ был оснащен громкоговорителем гражданской обороны для чрезвычайных ситуаций. То есть на случай ядерной войны. О громкоговорителях все знали, но все забыли, и правление решило, что пандемия – прекрасный повод напомнить, на что были потрачены общественные деньги.

– Граждане жильцы! Правление ТСЖ «Две Башни» напоминает, что самоизоляция – это проверка вашей гражданской ответственности и политической зрелости. Соблюдайте установленные…

– Кто-нибудь, убейте этого дегенерата! – взвыл миролюбивый Покемон и попытался закопаться в наш гостевой диван. Баффи радостно поддержала новую игру и помогла Покемону свалиться на пол. – Юра, сделай что-нибудь!

Но единственное, что мог сделать Юра, – это отправиться чистить зубы, потому что понял, что больше не заснет.

– Граждане жильцы! Правление ТСЖ «Две Башни»…

– Кто его к нам поселил?! – вздохнул Покемон, пытаясь устроиться на полу. Баффи улеглась рядом. Катерина что-то сказала, но из спальни не вышла.

Не сомневаюсь, что в эти минуты два двадцатипятиэтажных дома думали об одном и том же – о Сверчкове.

Будучи человеком активным, Егор Федорович все время за что-то боролся: с разным успехом, но всегда страстно. В комсомольской молодости его интересовали мир во всем мире, преступления империализма, израильская военщина и прочие ужасы, о которых сейчас уже мало кто помнил. Затем в стране случилось то, что иностранцы называли perestroyka и много при этом смеялись. Страны не стало, зрелый Сверчков молниеносно разочаровался в проигравших коммунистических идеалах, полюбил читать журнал «Огонек» и узнавать из него, с чем следует бороться ныне. Стал демократом, однако в отличие от настоящих демократов того времени не сумел монетизировать прогрессивные политические взгляды в кусочек бывшей советской промышленности, должен был помереть от инфаркта на очередном митинге. Но, к счастью для Сверчкова и к несчастью для нас, его успешный сын принял посильное участие в судьбе папаши, извлек из бурной политической жизни и малюсенькой хрущевки в Капотне, обеспечил приемлемое содержание и переселил в «Две Башни».

А сам переехал в загородный коттедж и видел родителя не чаще двух раз в месяц.

Впрочем, Сверчков-старший не заскучал.

Поскольку башни строились одновременно и по замыслу создателей являли собой единый комплекс, ТСЖ нам тоже открыли общий. И сначала все шло хорошо. Жители въезжали, делали ремонт, ругались до посинения, выясняя, чьи рабочие нагадили в лифте цементом и кто долбил стену после обеда, «когда дети спят», но постепенно притерлись друг к другу. Потом, когда с ремонтом все устаканилось – но не забылось! – началась повседневная рутина. А в повседневной рутине без склок нельзя, это вы у кого угодно спросите.

В нашем случае все началось с мусора. В прямом смысле слова. В свое время строители обустроили на краю двора небольшой сарайчик, в котором прятались контейнеры, однако он оказался на общедоступной дороге, которой периодически пользовались жители дома 24, и этот ужасающий факт не укрылся от зоркого Сверчкова. Поначалу активист просил прекратить тратить наши деньги на соседский мусор, потом стал требовать и в конце концов устроил председателю ТСЖ безобразную сцену, обвинив его в пренебрежении должностными обязанностями. Председателем тогда числился Серега Широков, мужик хороший, но не всегда быстро соображающий. И вместо того чтобы в очередной раз пообещать разобраться, он не сдержался и с издевкой осведомился у Сверчкова, не хочет ли тот, чтобы председатель ТСЖ лично сторожил мусорные баки с заряженной солью берданкой? К сожалению, спросил он это при свидетелях и в результате заполучил смертельного врага. Покрасневший Сверчков молча покинул комнату правления и тем же вечером написал три жалобы: в управу, префектуру и мэрию. За ночь поднатужился, вспомнил другие подходящие адреса и накатал еще: в Департамент жилищно-коммунального хозяйства о нарушении правлением ТСЖ «Две Башни» прав собственников; в Департамент капитального ремонта о завышении правлением ТСЖ «Две Башни» суммы ежемесячных взносов на капитальный ремонт; в Департамент по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и пожарной безопасности о пренебрежении правлением ТСЖ «Две Башни» мерами гражданской обороны по предотвращению чрезвычайных ситуаций и неработающей пожарной сигнализации; в Департамент природопользования и охраны окружающей среды об уничтожении правлением ТСЖ «Две Башни» газона во дворе; в Департамент региональной безопасности и противодействия коррупции о попытке вымогательства взятки председателем ТСЖ «Две Башни»; в Департамент спорта о нежелании правления ТСЖ «Две Башни» устанавливать во дворе дома спортивную площадку; в Департамент средств массовой информации и рекламы о незаконном размещении правлением ТСЖ «Две Башни» рекламных вывесок на фасаде дома.

Я не уверен, что перечислил все.

Сверчков не унимался, и в результате жители «Двух Башен», даже интеллигентнейшая Роза Ефимовна, упоминая Егора Федоровича, обязательно использовали слово, начинающееся на «П» и заканчивающееся на «Р», но не «профессор», как вы наверняка предположили. Так склочный старикашка внес в размеренную жизнь ТСЖ немножко гомосексуализма.

Тем не менее своего Сверчков добился: под натиском комиссий и проверок председатель подал прошение об отставке. А если называть вещи своими именами – послал собственников в радужную даль с применением агрессивно-непарламентских выражений и ушел насвистывая. Непрофессор Сверчков праздновал победу, собственники тихонько матерились и бормотали: «Ладно, выберем кого-нибудь другого». Однако спешно собранное собрание разбило эти мечты в пыль, поскольку становиться «кем-нибудь другим» все решительно отказывались, мотивируя отказ наличием среди жильцов скандального «непрофессора». И дружно проголосовали против выдвинувшего свою кандидатуру Сверчкова.

Но поскольку жить в обстановке анархии и хаоса ТСЖ не могло, через неделю детская площадка стала ареной сбора, на котором убедительную победу одержала бывшая бухгалтер «Двух Башен» Роза Ефимовна. Если вам интересно, то за Сверчкова был подан один-единственный голос: устав ТСЖ не запрещал голосовать за себя.

Однако радовались собственники рано.

Придя в себя после неожиданного – только для него! – поражения, Сверчков пошел ва-банк и громко сообщил еще не разбежавшемуся народу, что в ТСЖ случился ползучий переворот и дискриминация по географическому принципу, поскольку председатель, бухгалтер, все три члена Счетной комиссии и двое из четырех членов правления оказались выходцами из третьего корпуса. А четвертому будут доставаться только грязные подъезды и полные крыс подвалы.

В воздухе запахло сепаратизмом.

Интеллигентнейшая Роза Ефимовна с трудом удержалась от соблазна назвать Сверчкова «непрофессором», но проявила мудрость и предложила общему собранию ввести в состав правления должность заместителя председателя. Общее собрание, слегка обалдевшее от непрекращающихся склок, предложение поддержало, и престарелый интриган оказался во властных структурах. Для начала ему поручили разобраться с жалобами на ТСЖ, которыми кто-то из жильцов засыпал правительство Москвы, а затем неугомонный Егор Федорович взвалил на себя все обязанности, которые правление не успело распределить между собой.

Он постоянно был на виду, совал нос во все дела, доводил до исступления приглашенных мастеров, вывел из подвалов крыс и оснастил дома охранными видеокамерами. Честно говоря, польза от него была, и даже термин «непрофессор» в его адрес стали использовать редко, однако сегодняшней выходкой Егор Федорович перечеркнул все хорошее, что успел натворить.

– Граждане жильцы! Правление ТСЖ «Две Башни» напоминает, что самоизоляция – это проверка вашей гражданской ответственности и политической зрелости.

– Шизофреник! – произнес вышедший на площадку Потапов. – Почему в доме полно юристов, но нет ни одного психиатра?

– Андрюша, вы слишком суровы, – сказала тетя Нина.

– Я все равно уже был на ногах, – ответил Потапов. – Но этот гад детей перебудил.

– Он совсем ошизел? – пискнул Покемон.

– Может, ему из мэрии велели? – предположила Люба, жена Андрюхи.

– Голоса ночью нашептали, – рассмеялась вышедшая Катерина.

– Какие голоса? Он небось спит в шапочке из фольги.

Тетя Нина покачала головой и спросила, не собираюсь ли я в магазин, а если собираюсь, то не куплю ли я пакет молока, потому что ей внезапно запретили выходить из дома.

– Говорят, в Москве гречка закончилась, – поддержала тему Люба.

– В магазинах дикие очереди, – добавил Покемон.

– Почему?

– Потому что умные люди покупают гречку и туалетную бумагу, – сообщила Катерина.

– Правда?

– Да.

Мы с Андрюхой переглянулись.

– Не знали.

– Дождетесь, что все скупят.

– Новую привезут.

Катерина выразительно подняла правую бровь. Когда она так делала, желание спорить исчезало напрочь.

– Разве у нас кончилась гречка?

– Ты давно проверял запасы?

– Я думал, ты этим занимаешься.

– Хорошо, – неожиданно податливо сказала жена. – Я займусь.

И тут я насторожился.

Вернувшись домой, Катерина порадовала меня и Покемона тостами с паштетом и свежим огурцом… превосходное сочетание, как по мне. Дождалась, пока мы поедим и Покемон пойдет убираться в гостиной, демонстративно распахнула дверцы левого навесного шкафчика и принялась разглядывать содержимое полок. Я поддержал жену в начинании и тоже уставился на коробочки, баночки и мешочки, причем с гораздо большим, чем Катя, любопытством, поскольку видел все это впервые в жизни. Баффи догадалась, что затеяна новая игра, оставила Покемона в покое, явилась на кухню, уселась рядом и тоже стала смотреть. Примерно через полминуты Катерина распахнула соседний шкафчик. Баффи посмотрела на меня, намекая, что игра получается однообразной, но увидев, что я не собираюсь менять правила, вернулась к созерцанию кухонных сокровищ. А когда Катерина открыла третий шкаф, девочка тявкнула, разглядев на полке знакомую консервную банку. В этом смысле бобтейлы прекрасны: всегда знают, как правильно поддержать разговор.

Баффи посмотрела на меня, не увидела на лице неудовольствия и тявкнула снова.

– До обеда еще далеко, – строго сказала Катя. – Девочка должна быть стройной и подтянутой.

– Да, – сказал я.

– Ты тоже заметил, что у нас совсем нет гречки?

– Ты ее искала?

– Ее вся страна ищет.

– Тогда открой, пожалуйста, духовку.

– Ты спрятал в ней гречку?

– Нет, но вдруг ты спрятала в ней туалетную бумагу?

– Очень смешно. – Катерина закрыла дверцы и строго произнесла: – Нам нужно в магазин.

– А что случилось с доставкой?

– Доставка рухнула.

– Я проезжал вчера мимо магазина, и мне не понравилось то, что я видел.

– Что же ты видел?

– Там народ.

– Народ теперь везде.

– Там было много народа, – проныл я. – Парковка забита под завязку, люди не помещаются внутрь, а мне еще гулять с Баффи.

Баффи услышала слово «гулять» и тявкнула.

– Я погуляю, – пообещала Катя. – А потом поеду к маме.

– Ага. – Я понял, что решение принято, возможно даже давно, и одним глотком допил кофе.

– А ты, пожалуйста, обеспечь семью продуктами.

– Можно я закажу пиццу?

– Не смешно.

В дверь позвонили, Покемон, который как раз собирался отправиться к себе с проверкой, открыл и проводил гостью на кухню. Ею оказалась Ольга Сотникова с пятого этажа. И явилась она по делу.

– Катя, вы в «Ашан» или «Метро» не собираетесь? А то Славка забрал машину, а у меня, как назло, много чего закончилось.

– А доставка? – осведомился я.

– Доставка рухнула.

– Проходи, присаживайся. – Катя налила Ольге кофе и посмотрела на меня. Мы с Баффи сделали вид, что играем в очень тихую и непонятную окружающим игру: смотрим друг на друга. – Юра, я пообещала Оле, что ты свозишь ее в магазин.

– Я ничего такого не хотела, – попыталась протестовать Ольга, но было поздно.

– Юра?

– Пиши список, – сдался я. – Оль, через полчаса встречаемся у моей машины.

Баллада о туалетной бумаге, исчезнувшей гречке и страстном сексе

Если вы думаете, что из всех жителей Москвы в магазин был послан только я, то сильно ошибаетесь. Из всех жителей Москвы в магазин не были посланы только лежачие больные.

Тревожные слухи, которыми делились соседи под аккомпанемент тревожных призывов Сверчкова, оказались правдивыми: народ отправился за покупками. Нет, так: НАРОД ОТПРАВИЛСЯ ЗА ПОКУПКАМИ. При этом все во что бы то ни стало хотели купить не менее пяти-шести килограммов гречки и три-пять упаковок туалетной бумаги. В остальном у каждого был свой список.

Парковка перед торговым центром оказалась забита чуть больше, чем полностью: машины стояли не только там, где нельзя стоять в будни, и там, где они хамски парковались по выходным, то есть на тротуарах и пешеходных дорожках, но вообще всюду, в том числе в местах, где невозможно встать в принципе: перекрывая друг другу выезд или оставляя настолько узкий проезд, что для его преодоления требовалась помощь корректировщика и десять минут времени.

Народ пошел за едой.

И туалетной бумагой.

Чтобы сначала поесть, а потом вытереть участвовавшие в событии отверстия.

Увидев царящий на парковке бардак, я отправил Ольгу в магазин, а сам принялся кружить там, где еще можно было кружить, в компании таких же искателей освободившегося места. Занятие это утомительное, требующее не только внимательности и хорошей реакции, но и толики везения, поскольку некоторые покидающие паркинг автовладельцы ничем не выдают своих планов, исчезают стремительно и место достается не честному человеку, нарезающему уже третий круг, а только что прибывшему нахалу. В конце концов мне удалось засечь мужика, возвращающегося к массивному «Тахо» с двумя гигантскими, набитыми с полуметровой «горкой» тележками, в которых лежала не только гречка (много), но и макароны (разные), мясные консервы (до фига), замороженные овощи, упаковки курицы, крупы (не гречка) и столько туалетной бумаги, словно он собрался разбрасывать ее на «Нашествии».

Увидев такой груз, я уважительно поднял вверх большой палец, показав, что оценил масштаб закупок, но через мгновение почувствовал себя идиотом и романтиком, поскольку выяснилось, что «Тахо» уже забит почти под завязку: теми же крупами, замороженными продуктами и туалетной бумагой. Владелец массивного внедорожника готовился к ядерной зиме.

– Будете продолжать? – спросил я, не желая тратить время на бессмысленное ожидание.

Мужик сначала степенно выругался, вкратце поделившись мнением о происходящем в мире, а потом дружелюбно ответил, что покупки завершены. Я помог ему загрузить добычу, поулыбался его жене, послушал, что «скоро магазины закроют, страна на карточки сядет», покивал головой и занял освободившееся место под завистливые взгляды опоздавших.

Ольгу отыскал у стеллажей с бытовой химией, совершенно пустых там, где должна была лежать туалетная бумага, изрядно прореженных в сегменте посудомоечных средств, слегка неполных в разделе шампуней и гелей для душа и царственно нетронутых в лаках для волос и прочего добра не первой необходимости.

– Гречки тоже нет, – сообщила последние новости Ольга.

– А макароны?

– Периодически подвозят, но народ мгновенно разбирает.

– Пойдем и мы что-нибудь разберем. Сделаем вид, что поддались панике.

– А мы поддались панике?

– Но ведь мы сюда приехали.

– Логично.

– Что у тебя в списке?

– Надеюсь, то, что народу не нужно.

Однако народу было нужно все.

Во всяком случае, все продукты длительного хранения.

Не очень приятное и не совсем понятное слово «самоизоляция» заставило народ разбирать консервы и полуфабрикаты глубокой заморозки; мясо в вакууме, рыбу в вакууме, копченую, сырокопченую и сыровяленую колбасу; муку, молоко длительного хранения и крупы; соль, сахар и специи. Ну и водку, конечно, куда ж без нее, кормилицы. Все ведь прекрасно понимают, что в случае настоящего катаклизма жидкая «валюта» станет самой твердой. Покупать необходимое народ предпочитал ящиками и упаковками, поэтому очереди в кассу напоминали стоянку большегрузных грузовиков. Из моего списка мы не сумели захватить три позиции, из Ольгиного – четыре. В кассе простояли сорок три минуты, а когда вышли на улицу, я громко сообщил, что это был последний на ближайшие полгода мой визит в магазин. Ольга хихикнула и спросила, где машина.

За время, что мы провели среди полупустых стеллажей и паникующих сограждан, ситуация на парковке ухудшилась. К магазину подтянулись опоздавшие, которые искали свободные места не с легкой вальяжностью, как мы в свое время, а нервно, торопясь поскорее пристроить свои железяки и рвануть за стремительно заканчивающимися продуктами.

Я, признаться, не ожидал, что будет настолько плохо, и оказался совершенно не готов к тому, что случилось дальше.

Полагаю, нас вычислили еще на выходе из магазина: одинокий мужчина с битком набитой тележкой мог бы и не привлечь внимания, но присутствие женщины четко показывало, что шопинг завершен, и нас взяли на прицел. К сожалению, умников оказалось двое, и подъехали они почти одновременно, правда, с разных сторон. Слева «Хонда», справа «Киа», и сразу началась разборка.

– Я был первым!

– Нет, я!

– Эй, мужик, кто был первым?

– Сами выясняйте! – крикнула в ответ Ольга, мастерски изобразив мою жену. – Только быстрее, нам уезжать пора.

– Я был первым!

– Нет, я!

Я хорошо видел, что «Хонда» подъехала на несколько секунд раньше, и водитель «Киа» это видел и, полагаю, был готов уступить, но прибыл он в сопровождении супруги, которой осточертело унылое путешествие по паркингу.

– Убирайся! – крикнула крашеная блондинка, присоединяясь к супругу. – Это наше место!

Ей следовало быть чуть вежливее.

– И не подумаю!

– Ты здесь не встанешь!

– Ты тоже.

Мы закончили погрузку, и я попросил:

– Дайте проехать!

Однако услышан не был: ругающиеся стороны начали медленное сближение.

– Они подерутся? – с интересом спросила Ольга.

Почему женщины такие кровожадные?

– Не знаю, – честно ответил я.

– А что будем делать мы?

А нам повезло: стоящий позади «Лексус» тоже загрузился и стал медленно выбираться со стоянки. Я сдал задним ходом, к счастью, ожидающий отъезда «Лексуса» водила все понял правильно и выпустил меня, позволив не тратить время на просмотр уличной драмы.

– Надо было остаться и посмотреть, чем все закончится.

– И отправиться в полицию в качестве свидетелей?

– Мы правильно сделали, что уехали, – поменяла мнение Ольга.

– Именно.

И еще мы правильно сделали, что отправились в магазин рано: успели все сделать и вернулись домой еще до обеда. Но за это следовало благодарить Сверчкова, а благодарить его никто не хотел.

– Устала? – спросил я, внося сумки в квартиру Ольги.

– А ты нет?

– Не то чтобы очень.

– Еще куда-нибудь собираешься сегодня?

– Нет.

– Белое вино?

– Может, сначала в душ? – Я помолчал. – Катя написала, что только едет к маме, значит, у нас не менее трех часов.

– Няня приведет детей как раз через три.

Я улыбнулся, притянул Ольгу к себе и поцеловал. Потом еще раз – крепче. Она отстранилась и спросила:

– А как же душ?

– В нашем распоряжении целая куча времени!

Она рассмеялась, положила руки мне на плечи, и мы снова поцеловались. Ольга умела пользоваться духами: стоя совсем рядом, я едва улавливал аромат, смешанный с запахом ее тела, и нежное сочетание пьянило крепче вина. И сочетание, и предвкушение, потому что я знал, какое сладкое у нее тело и какое удовольствие я получу в ближайшее время. А пока я целовал Ольгу в губы. Стоя в коридоре, крепко прижимая женщину к себе и целуя, целуя, целуя…

Это был самый странный роман в моей жизни.

Странный, неожиданный и тайный. Роман подлый и от того – острый. И одновременно – обыденный. Естественный, как между мужем и женой, но при этом – страстный. Каждый из нас получал то, что требовалось, но не остывал. Мы расходились удовлетворенные, и после первых свиданий я всякий раз обещал себе, что этот раз – последний. А потом Ольга кидала СМС, и я мчался туда, куда она указывала.

Не понимая, что происходит.

Зная лишь то, что переживаю самый странный роман в жизни.

Ольга – моя ровесница. Замужем. Двое детей. У нее маленькие глаза, которые ей приходится подводить черной тушью, чтобы выделить на неприметном, самом обычном лице женщины «за тридцать». Домохозяйка, медленно, но неотвратимо набирающая лишние килограммы. Волосы стригла в каре, красила в бордовый цвет, а последнее время стала оставлять черные пряди.

Мне не нравилось в ней ничего, вообще ничего, сталкиваясь с Ольгой в подъезде или на улице, я оставался абсолютно спокоен, если не сказать равнодушен. Но когда она звонила и говорила: «Приходи», у меня начинали дрожать пальцы. А когда мы оставались наедине, у меня стоял, как забетонированный флагшток.

Мы оказались в гостиной, я стянул с Ольги свитер и принялся целовать ее шею и плечи, постепенно спускаясь ниже. Груди у Ольги были не очень большими, на уверенную «тройку», красивой формы и еще крепкими. Они уютно устроились в бюстгальтере, за краешек которого выглядывали розовые соски. Груди манили, но я никогда не торопился, покрыл их поцелуями, приласкал языком через тонкую ткань лифчика, одновременно расстегнул на Ольге джинсы, но снимать не стал, медленно запустил левую руку ей в промежность, улыбнулся, ощутив влагу и принялся ласкать пальцем клитор, одновременно продолжая целовать еще спрятанную в бюстгальтере грудь и крепко прижимая к себе правой рукой. Слыша, что ее дыхание становится все более тяжелым, порывистым, что в нем проскальзывают короткие стоны. Чувствуя, как она выгибается, стараясь плотнее насесть на мою руку, как ткань трусиков из влажной становится мокрой, а наши объятия – резкими. Ольга вскрикнула, задвигалась сильнее, затем замерла, улыбнулась и поцеловала меня. Я вытащил левую руку, и Ольга игриво облизала влажные пальцы. Затем медленно опустилась на колени, стащила с меня брюки, поднялась, неспешно, но не рисуясь, сбросила джинсы, трусики, сделала шаг, остановилась, позволив мне поцеловать себя в живот, и опустилась на меня. И я едва не кончил только от того, что вошел в нее. Сдержался, конечно, медленно снял с нее бретельки, опустив чашечки лифчика на живот и наконец-то приласкал груди Ольги как следует, целуя, облизывая и слегка покусывая соски. Некоторое время мы нежно ласкали друг друга, после чего Ольга выпрямилась и стала неспешно двигаться вверх-вниз. Я знал, что ей нравится кончать в позе наездницы, прыгая на члене с удобной для себя скоростью, однако сегодня не позволил ей так сделать: заставил остановиться, не выходя из нее, привстал, переложил на диван, развел пошире ноги и принялся трахать ее в быстром темпе, резкими, отрывистыми движениями. Каждое мое движение сопровождалось громким шлепком. Ольга бормотала что-то бессвязное, и вскрикнула, когда я разрядился в нее: после рождения второго ребенка Ольга перетянула трубы и теперь не опасалась случайного залета.

– Вина? – спросила она, когда мы отдышались.

– Ага.

Мы вышли на кухню, я открыл бутылку, разлил по бокалам белое и поднял традиционный тост «за встречу». А потом повел Ольгу в ванную комнату. В конце концов, пыль и грязь магазина и в самом деле следовало с себя смыть. И там взял Ольгу во второй раз. Теперь без спешки, со вкусом. Ей нравилось отдаваться стоя, чуть изогнув спину и отставив попу. А мне просто нравилось ее ебать: послушную, податливую, мягкую и невыносимо милую. Она резко отличалась от всех женщин, которые у меня были и с которыми я жил. И я не понимал, что именно меня в ней заводит. Но заводило невероятно.

Два часа пролетели незаметно. Потом мы снова сходили в душ, она проводила меня до дверей и сказала:

– Хороший получился день.

– Прекрасный.

Я крепко поцеловал ее в губы, Ольга посмотрела в «глазок», убедилась, что на площадке никого нет, и выпустила меня из квартиры.