Текст книги "«Под городом Горьким…» Американский поселок и его обитатели"

Но в конце 1930-х годов и джаз, и бейсбол, и теннис, и баскетбол, как известно, были признаны у нас буржуазными пережитками и были надолго забыты. Впрочем, к такого же рода «пережиткам» относилась и церковь, активно третируемая в СССР до 1991 года. Сегодня у нас вновь стало популярно многое из забытого прошлого. История, таким образом, свершила очередной виток в своем развитии по спирали. На одно лишь приходиться пенять всему нашему обществу, что в неистовом порыве отвержения прошлого, мы умудряемся отринуть все рациональное, правильное и человечное и поступаем с ним как с тем ребёнком, коего, как в поговорке, выплескивает мать вместе с водой из таза. Увы нам.

3.2. Семья Ярвинен

Наиболее ярко, на сегодняшний день, на мой взгляд, высвечена история финской семьи Ярвинен, любезно представленная Евгением Гузеевым и Марьей Хейнонен из Хельсинки. Вот эта удивительная история вполне обычной финской семьи с фотографиями.

Евгений Гузеев и Марья Хейнонен – Гузеев. 2014 г.

Фото история, которую нам с женой давно уже хотелось опубликовать в интернете или каком-нибудь журнале, можно назвать замкнутым кругом длиною в жизнь. Это жизненный путь одной финской женщины и ее семьи. Путь этот начинается Финляндии, в Финляндии он и заканчивается. Когда-то 16-лет-няя Люли Хейнонен отправилась за океан одна навстречу новой жизни, там нашла свою любовь, родила троих детей, прожила свою нелегкую жизнь в Америке, потом в СССР, потеряла всех своих любимых и родных и все же смогла выжить и вернуться на родину.

В конце 70-х я был и свидетелем этого возвращения на круги своя старенькой хрупкой женщины, и даже принимал в этом непосредственное участие. Люли Хейнонен – тетя ныне покойного отца моей финской супруги. Однажды, став членом этой семьи, я и сам проникся идеей не дать залежаться фотографиям, оставшимся после ее смерти, и на примере одной этой судьбы рассказать о возможных трагических судьбах тех, кто решился приехать в далекую непонятную страну помогать строить новую жизнь, создавать целые отрасли промышленности.

Родилась Люли в 1896 году в бедной финской многодетной семье – детей было десять душ. Когда ей исполнилось 16 лет, родители решили отправить девушку в Америку к родственникам, которые уехали за океан в поисках лучшей жизни несколькими годами раньше. Они и прислали билет девушке.

В Америке тогда была возможность получить работу. Люли убирала, нянчила детей и зарабатывала шитьем. Заработки ее, судя по письмам, в среднем составляли около 2,5 долларов (в неделю, в день?).

Уже в 1916 году девушка выходит замуж за Кусти Ярвинена, тоже выходца из Финляндии. Впрочем, в Америке мужа уже звали Густав, а Люли звалась Лилиан.

В 1917 году в Детройте, где семья Ярвинен проживала, сначала появилась на свет Дейзи. В 1919 родился ее брат Тауно, который прожил только 10 месяцев и умер в результате тяжелой легочной инфекции, и это была первая потеря в семье. Третий ребенок Эльмер родился в 1921 году.

В это время в стране начался глубокий экономический кризис, и семья решает перебраться в 1931 году в СССР. Густав становится мастером автобусного цеха, строящегося Горьковского автомобильного завода, а Люли продолжает зарабатывать шитьем. Семья в то время проживала в специально построенном для иностранных специалистов Американском поселке в доме, который носил название «Финский дом». В СССР не только не решились экономические проблемы семьи, но и произошли еще более страшные события, перевернувшие всю жизнь женщины. Люли потеряла в Горьком мужа, арестованного вместе с другими финнами и американцами по нелепому доносу, и остальных своих детей. Эльмер и Дейзи оба умерли в Горьком от одной и той же болезни – инфекционного менингита – Эльмер в 1936 году в возрасте 15 лет, а Дейзи в 1940 году, будучи 23 летней девушкой.

Люли Мартиновна тяжело переживала потерю всей своей семьи. На одной из фотографий в самые трудные минуты отчаяния несчастная мать написала: «дети мои, я хочу быть с вами» … Во время войны Люли трудилась до последних сил для нужд фронта, что, возможно, уводило от глубокой депрессии, и в 1946 году была награждена медалью «За Доблестный труд». Послевоенное одиночество ей помог пережить уже не молодой специалист-механик, тоже приехавший в свое время из США, Джон Роштон. В 1947 году Люли выходит замуж и становится Люли Мартиновной Роштон.

У Джона Роштона до недавнего времени была еще жива младшая дочь от первого брака. Она проживала в Калифорнии. Старшая дочь погибла во время войны в результате бомбардировки. У Джона Роштона также была непростая судьба. Он был убежденным коммунистом, о чем писал в своих записках. Родился он в Индии, проживал в Англии, откуда родом его отец, затем в Америке, пока в 1932 году, в основном по идеологическим причинам, ни попал в СССР. Он был ценим в СССР как непревзойденный специалист-механик. Каким-то чудом избежал репрессий.

Из Горького Роштоны в том же 1947 году перебрались в город Кутаиси, куда мужа Люли Мартиновны пригласили на работу на автозавод. В этом городе супруги прожили вместе до кончины Джона Роштона в 1966 году. Человек он был, по всей видимости, чрезвычайно порядочный и интеллигентный. Люли рассказывала, как заботился он о ней, ухаживал, например, не давал самой зашнуровывать обувь – бросался в прихожей на колени и делал это за нее.

После смерти Сталина в разгар «оттепели» тетя Люли наладила связь со своими финскими родными и даже смогла несколько раз приехать в Хельсинки, встречалась со своим братом Вяйно – дедом моей супруги и другими родственниками – братьями и сестрами, которые были еще живы.

Вяйно уже с конца пятидесятых ездил туристом в Ленинград и Москву, куда на встречу к нему приезжала из Кутаиси сестра Люли. После смерти брата она получала приглашения посетить Финляндию уже от отца моей жены, то есть своего племянника Эркки, сына Вяйно. С этой семьей у Люли так и остались самые тесные отношения. А однажды Люли встретилась с родными в Сочи, куда не случайно семья Эркки решила отправиться на отдых.

В 1976 моя будущая супруга Марья решила из Финляндии поехать учиться в СССР. Она поступила в 1 Ленинградский медицинский институт, где мы и познакомились, а позже в 1979 поженились. Приблизительно в 1977 году у меня появилась возможность съездить в город Кутаиси, и я по просьбе Марьи разыскал тетю Люли, которая, к тому времени, была уже слаба здоровьем и больше не могла выехать из Кутаиси, хотя могла бы встретиться с Марьей в Ленинграде. Люли Мартиновна доживала свой век одна в крошечной квартирке. Незадолго до моего приезда она перенесла инсульт, здоровье ее подорвалось, но она восстановила речь и могла ходить, что-то делать руками. Иногда, кое в чем ей помогала соседка-грузинка (приходилось, правда, отдавать последние заграничные мелочи, привезенные из Финляндии). Вроде не в самое плохое место забросила судьба пожилого человека, на что тут жаловаться, кроме возраста и здоровья – климат мягкий, природа южная. Тесная, но тихая и чистая квартирка с единственным неудобством – в душ нужно было идти к соседям. Но все же было предчувствие какой-то неправильности – не ее это все, не то время и место, не те люди вокруг, ничего родного рядом и никого из близких, кроме кой-каких друзей по горьковскому автозаводу, от которых иногда приходили письма. В записных книжках трижды повторяется город Тюмень и имя – Импи Ниссен… О дочери этой женщине, тоже бывшей жительнице Американского поселка, не так давно рассказывали «Тюменские известия» – своя история, но чем-то похожа. Из статьи мы узнали, за какой пустяк был арестован и расстрелян Густав Ярвинен. (Статью можно найти на страницах интернета http://old.t-i.ru/article/11800/).

Была еще какая-то пожилая знакомая с финской фамилией, она проживала рядом и навещала Люли Мартиновну. И все же тетя Люли на фоне окружавшего ее южного менталитета выглядела странной, чужой, тихой, одинокой и несчастной, какой-то слишком честной и правильной. Она рассказывала мне, например, как не могла ни делать замечаний пассажирам рейсовых автобусов, которые привыкли давать мелочь прямо водителю, не приобретая билетов – так в те времена было повсюду. Люли этого не понимала. Подобных примеров было еще немало. Она увядала постепенно не то что бы от старости и от болезни, а еще от чего-то другого. И одиночеством это тоже не объяснить. К тому же говорила она до сих пор со странным акцентом, скорее американским, чем финским. С русским языком после инсульта стало хуже, а грузинского Люли Мартиновна почти не знала. После смерти второго мужа жизнь ее снова остановилась. Но поначалу хоть существовала хрупкая связь с финскими родными, возможность увидеться, съездить на родину. Только это и поддерживало. Теперь же оставались разве что письма, которые было сложно читать и тем более писать ответы, а ездить возможности уже не было никакой. Знакомая финка предложила свою помощь и написала престарелым сестрам старушки в Финляндию письмо по-фински, чтобы они помогли Люли вернуться на родину, но те уже были не в состоянии ее принять или просто не хотели, вежливо отказались.

По приезде в Ленинград я рассказал все как есть. Мне было искренне жаль эту старушку, и мы вместе с Марьей решили сделать так, чтобы тетя Люли вернулась на родину, завершила этот круг там, откуда отправилась когда-то в начале века за океан. У моей будущей жены, как иностранки, в те времена не было возможности свободно поехать навестить престарелую тетю отца, но она добилась того, что смогла получить разрешение на поездку в Кутаиси. Мы поехали вместе. Встреча с родным человеком была для Люли живительной влагой. Соседка старалась нам понравиться и клялась, что здесь все так любят тетю Люли. Соседка за счет Люли Мартиновны закатила нам пир – купила на рынке живую курицу и приготовила сациви с арбузной мякотью. Сама старушка не смогла бы нас ни угостить, ни приютить.

Тетя Люли вспомнила, какими огромными были арбузы в Америке. Промелькнула мысль, а как бы все обернулось, если бы семья Ярвинен осталась там в Детройте? Представил их всех живых и здоровых, сидящих на освещенной солнцем террасе своего дома, нарядных и красивых. Представился огромный продолговатый арбуз посреди стола, непременно спелый и красный, а на улице возле дома – собственный автомобиль «Форд» – тот самый, как в старом американском кино. Но так ли все было бы?

Марья также, как и я, оценила всю эту ситуацию и твердо пообещала тете Люли, что та обязательно вернется домой на родину. Можно представить то чувство надежды, которое вдруг затеплилось в душе одинокой старой женщины, проживающей последние дни вдали от родины и оставшихся родственников. Родители Марьи согласились, и через несколько месяцев соседка, которой было оставлено практически все имущество Люли Мартиновны, привезла ее ослабшую и худенькую в Ленинград на Московский вокзал. Старушка не могла идти по перрону, и пришлось до такси везти ее на тележке носильщика, за что тот грубо потребовал 5 рублей денег, словно за тяжелый чемодан. Дело, конечно, было не в деньгах. В Ленинграде тетя Люли жила несколько дней у знакомого профессора-финна. Она говорила тогда, что уже почти счастлива. Все было не так, как там в Кутаиси, люди здесь были ей ближе по духу, разговоры велись на родном языке. Когда, наконец, были оформлены необходимые документы, 21.4.1979 поезд увез ее на родину в Финляндию. Тетя Люли держалась, как могла. Она выдержала и этот переезд. Теперь в поезде ее сопровождала дочь племянника – Марья, родной человек.

В стране, где Люли Роштон родилась когда-то, прожила до 16 лет и куда снова вернулась, она и закончила свой путь среди родных через те счастливые несколько месяцев, что подарила ей судьба на закате.

Тетя Люли тихо скончалась 17.03.1981 года в Хельсинки в больнице Мейлахти. Такую непростую жизнь прожила эта женщина, пережив потери – трех детей, мужей, меняя страны, не говоря уж обо всем остальном, чем была обильно насыщена история и жизнь прошлого двадцатого века.

Сейчас, когда хочется заполнить белые страницы, удивляемся самим себе, почему мы так мало задавали вопросов тем, кто еще был жив. Многое можно было бы узнать и записать. Но тогда этого мы почему-то не могли понять или просто было неудобно спрашивать, особенно о детях.

Сколько можно было бы интересных подробностей разузнать из первых уст об Американском поселке, его жителях – специалистах из разных стран, их быте, культуре. После смерти Люли Роштон остались уникальные фото о жизни в Америке и СССР и, рассматривая эти снимки, хотелось бы еще многое прояснить. Замечательны старые фото юной, молодой, элегантной и спортивной Люли.

Впрочем, есть и ранние ее снимки, сделанные в Финляндии. Первые, еще детские фото Эльмера и Дейзи отражают жизнь семьи в Детройте.

Мне показалось, что фотографии советского периода чем-то похожи на американские, будто семья никуда и не уезжала из Америки. Вряд ли дети соседних рабочих окраинах выглядели так же современно и стильно, как их сверстники из Американского поселка. Среди семейных фото особенно впечатляют снимки Дейзи. Их много. Дочь Люли была на редкость красивой девушкой. На многих фото Дейзи светлая, улыбающаяся, жизнерадостная. На некоторых снимках в ее руках скрипка. Увлечение музыкой началось в Американском поселке. Видимо там были все возможности для этого – клуб, кружки, а возможно и что-то вроде музыкальной школы, хорошие преподаватели музыки. И не случайно, поэтому девушка сумела поступить в Московскую консерваторию по классу скрипки, а позже готовилась продолжать учебу, мечтала получить редкую для женщины профессию – капельмейстер.

Музыка была увлечением и ее брата Эльмера, а также мужа Дейзи. В Американском поселке, судя по фотографиям, создавались целые музыкальные коллективы, проводились концерты эстрадной, джазовой и даже классической музыки, театральные представления – и все своими силами.

Об этом говорят, хоть и вскользь, фотографии: Дейзи со скрипкой, брат Элмер с трубой, муж Дейзи с саксофоном и сама принцесса с ним в одном музыкальном джазовом ансамбле, фото большого оркестра, где девушка в одном ряду со скрипачами. Стоит разложить снимки на столе, пролистать эти старые альбомы, создается впечатление и красивой, и печальной сказки в фотографиях, где главный герой все же принцесса Дейзи – девушка, которая прожила всего 23 года и успела так много.

Незадолго до своей болезни и смерти Дейзи вышла замуж, тоже за выходца из Америки, и стала зваться Дейзи Гамильтон. На черно-белых фото эта влюбленная пара похожа на киногероев из старого голливудского фильма. Кто был ее муж, к сожалению, неизвестно.

Мы не знаем даже его имени. Известна лишь фамилия – Гамильтон. Видимо попал молодой человек в СССР тем же путем, что и Дейзи – с родителями, которые приехали строить Горьковский автозавод.

Увы, среди снимков есть и та последняя фотография принцессы. Других больше не будет. Какая-то никем неописанная мораль будто бы запрещает думать и удивляться тому, что это мраморное лицо, как ни странно, идеально, совершенно и слишком красиво для смерти. Такой, наверно, становится виноградная гроздь, неожиданно застывшая на вечном холоде.

Муж Дейзи так и остался вдовцом, никогда более не женился – вот и все, что мы знаем о дальнейшей его судьбе.

К сожалению, после смерти Люли Мартиновны большую часть уникальных остальных фотографий, в основном принадлежащих ее второму мужу, пришлось отослать в США дочери Роштона по ее просьбе. На тех фото была запечатлена также жизнь в Детройте, волнения на улицах во время кризиса и прочие редко встречающиеся сюжеты.

В Финляндии живет известный пианист Виктор Шестопал. Мы знакомы с Виктором, и когда однажды рассказали ему историю Люли, он неожиданно сообщил нам, что его дед и был как раз тот человек, или один из тех, кто ездил в Детройт по заданию советского правительства вербовать для строительства Горьковского автозавода необходимых специалистов. Он их и привез в Европу – и семью Ярвинен, и многих других. До появления дипломатических отношений с Америкой, в Москве и Нью-Йорке существовала такая советская промышленно-торговая организация как Амторг, представители которой занимались не только закупкой оборудования, но и вербовкой американцев для работы в СССР. Желающих убежать от кризиса и найти спасение в СССР было около 100 000, но эмигрировало из Америки в общем около 10 000 человек. В Амторге, видимо, и работал дед Виктора.

Насколько я смог выяснить, осенью 1931 года основная группа финнов-эмигрантов, американцев и канадцев прибыла в Европу одним пароходом. Пароход назывался Олимпик. Это был один из трех почти близнецов-кораблей – брат Британика и Титаника. Олимпик – единственное из трех судно, дожившее до своей естественной «старости».

И Британик, и Титаник нашли свою смерть на дне океана. А на каком пароходе прибыла в Нью-Йорк 16-летняя Люли, нет сведений. Но был уже 1913. А если бы Люли отправили на год раньше? Мог бы это быть Титаник?

Трансатлантический путь Олимпика заканчивался, скорее всего, где-то на Британских островах. Неизвестно, на каком пароходе семья Ярвинен добралась из Англии в Ленинград, но путь этого судна проходил через Гельсинфорс. Узнав об этом, отец Люли прибыл в столицу в надежде встретиться с дочерью и увидеть внуков. Пароход действительно остановился неподалеку от города, но, увы, пассажирам не предоставили возможности выйти на берег. Встреча не состоялась. Никогда уже не смогла обнять своих родителей Люли.

Вот и вся история вкратце. Наверно, подобных судеб тысячи, их можно было бы собрать в одну большую книгу со множеством уникальных фотографий. Где-то они еще есть – чудом сохранившиеся старые альбомы жителей Американского поселка – тех, кто когда-то приехал помочь молодой стране создать свою прочную автомобильную промышленность. Об этих судьбах мы можем догадаться – далеко не всем удалось пережить тяготы, болезни, репрессии, войну и разруху. Кто-то, пройдя все это, выжил. Разъехались по иным городам. Появились дети, внуки, правнуки. Люди со странными нерусскими фамилиями встречаются и поныне в разных уголках России. Многие ли, как Люли, смогли вернуться на круги своя?

P.S. (Благодарим тех, кто нам помог: Пентти Хейнонен и Хелену Хейнонен за дополнительные факты, Наталью Тереб и «Тюменские известия» за статью «Личная жизнь в казенном переплете», Петра Салми за фотографии, Юрия Богачева за предоставленные фотографии, документы и созданную им в ВКонтакте группу «Американский поселок».)

Само, это удивительное, по своей подкупающей простоте и проникновенности, повествование, представляет из себя законченное произведение и не требует комментариев, если бы не цепь удивительных событий, последовавшая за публикацией в нашем «Автозаводце» от 9 июля 2015 года. Желающие могут найти этот номер в районной библиотеке. Фото страницы этого номера газеты и сама публикация.

Если изучать историю Горьковского автозавода, некоторые ее страницы окажутся интереснее иного приключенческого романа. Особенно те, которые связаны со строительством и первыми годами работы автогиганта. В те годы наравне с советскими специалистами на заводе трудились и американские, приехавшие в СССР по велению души.

Необычное соседство…

На прием к депутату люди приходят с самыми разными проблемами. Нехватка денег, проблемы с лекарственным обеспечением, невозможность устроиться на работу – просьб много, и каждая уникальна. Но обращение жительницы Автозаводского района Галины Мордовченко оказалось сверхнеобычным. Галина Семеновна хотела узнать, кто похоронен рядом с могилами ее родственников. На прием к Николаю Пугину, депутату Законодательного Собрания Нижегородской области, она принесла несколько фотографий.

– Николай Андреевич, видите этот памятник? Здесь по-английски написано имя: Дейзи Гамильтон, 1917–1940. Мне с детства хотелось узнать, кем был этот человек. Судя по всему, это один из американских рабочих, строителей ГАЗа. Жаль, умер он в 23 года, совсем молодым. Каждый раз, навещая могилы родственников, я думала: как ему жилось в нашей стране? От чего погиб? И помнит ли о нем кто-нибудь? Вряд ли его могилу здесь кто-то навещает: прошло много лет, родня наверняка за океаном, никому он не нужен…

Несмотря на необычность просьбы, Николай Пугин пообещал найти информацию о юном американце. Точнее, американке. Дейзи Гамильтон – девушка. Она родилась в семье финнов, эмигрировавших в США, а затем перебравшихся в СССР на строительство Горьковского автозавода. И, кстати, семья ее была очень известной на автогиганте, и сегодня эта история бережно хранится в музее ОАО «ГАЗ».

– Богатой информацией о Дейзи, ее семье и других жителях Американского поселка с нами поделился автозаводец Юрий Богачев, – рассказывает директор музея истории ОАО «ГАЗ» Наталья Колесникова. – Это человек увлеченный, посвятивший многие годы изучению истории Американского поселка – того самого, где в 30-е годы жили иностранцы, приехавшие строить коммунизм в далекую Россию. Кстати, Юрий Богачев создал ВКонтакте группу под названием «Американский поселок» https:// vk.com/club60371957 – в ней можно найти немало фотографий и самой Дейзи Гамильтон, и ее родителей, и соседей. Судьбы многих, увы, складывались трагически.

Из Финляндии – через океан

Юная жительница Финляндии по имени Люли эмигрировала в Америку не от хорошей жизни: в семье ее родителей было 10 детей. Поэтому, когда Люли исполнилось 16 лет, мать с отцом приняли непростое решение – отправить дочь за океан – там работу найти было проще. В Америке Люли превратилась в Лилиан и быстро познакомилась с таким же финским эмигрантом Ку-сти (которого Соединенные Штаты быстро переименовали в Густава). Только фамилия у Густава осталась прежней – Ярвинен. В 1916 году юная пара поженилась и Люли (то есть уже Лилиан) тоже стала Ярвинен.

Спустя год родилась Дейзи Ярвинен – первая американка в семье эмигрантов. Через несколько лет у Дейзи появился брат Эльмер. Жили Ярвинены небогато, но на все необходимое им хватало – ровно до тех пор, пока в США не началась Великая депрессия. Однажды, услышав, что в СССР строится автомобильный завод, Густав Ярвинен принял эпохальное для своей семьи решение: ехать в Советский Союз. Сам он, кстати, был профессиональным автомобилестроителем, его жена Лилиан – отличной швеей. Сложно сказать, каким было первое впечатление Ярвиненов от нижегородской «стройки века» – в любом случае, попыток уехать обратно Густав не предпринимал. Он стал мастером автобусного цеха, Лилиан быстро нашла работу по специальности, а дети начали ходить в советскую школу.

И снова – через океан.

Иностранцев, приезжавших на строительство ГАЗа, селили компактно. Семье Ярвиненов выделили комнату в финском доме – условия были спартанскими, но они не жаловались. Быстрее всех адаптировались дети: легко выучили русский язык, начали заниматься музыкой. В 30-е годы в Американском поселке бурлила жизнь: здесь часто устраивали концерты самодеятельности, играли джаз, классику, популярные в те годы мелодии. Дейзи не расставалась со скрипкой – ее талант музыканта раскрылся так ярко, что после окончания школы она смогла поступить в Московскую государственную консерваторию.

Первым ударом судьбы стала смерть пятнадцатилетнего брата Эльмера. В 1936 году он скончался от вирусного менингита. Вторым ударом – арест Густава Ярвинена. В 1938 году его задержали по подозрению в антисоветской деятельности. Не было, конечно, никакой антисоветчины. Была человеческая зависть, подозрительность и жуткое искажение реальности, в котором каждый иностранец казался шпионом.

Их осталось двое – мать Лилиан и дочь Дейзи. Швея и скрипачка. Даже на фото тех лет Дейзи всегда улыбается. Судя по снимкам, она была очень красивой, обаятельной девушкой. Дейзи вышла замуж за сына американских рабочих, которые также приехали строить ГАЗ. К сожалению, имени его не сохранилось, есть только фамилия – Гамильтон.

Дейзи Гамильтон – под этим именем она и была похоронена. В 23 года Дейзи скончалась от вирусного менингита, также, как четырьмя годами ранее ее брат. Муж Дейзи так и не женился – до самой смерти хранил верность своей супруге. А ее мать встретила в Горьком Великую Отечественную войну, работала не покладая рук и в 1946 году получила медаль «За доблестный труд». Годом позднее она во второй раз вышла замуж за механика Джона Роштона, уехала вместе с ним в Кутаиси, а в глубокой старости, оставшись дважды вдовой, вернулась на родину в Финляндию.

«Они стали частью нашей семьи».

Могила юной Дейзи Гамильтон действительно могла бы зарасти травой – ухаживать за ней было совершенно некому. Могла бы – если бы не Галина Мордовченко, взявшая негласное «шефство» над местом упокоения.

«Я, наконец-то, узнала историю этой девушки», – говорит Галина Мордовченко. – Благодарю Николая Андреевича Пугина за то, что мгновенно отправил меня в музей истории ГАЗа, к Наталье Витальевне Колесниковой. Не представляете, с каким волнением я возвращалась домой, как рассказывала о семье Ярвиненов мужу, детям, внукам. Такое ощущение, что финны-американцы стали частью и нашей семьи».

Здесь можно было бы ставить точку, но пока в деле Дейзи Гамильтон – лишь запятая. Памятник на могиле Дейзи уже покосился, ограда требует реставрации.

«Думаю, мы обязаны привести могилу в порядок,» – говорит Николай Пугин. – Меня очень тронуло отношение Галины Семеновны к месту упокоения девушки-американки. Сегодня, когда политическая ситуация далека от стабильной, жители России показывают пример истинно дружеского, человеческого отношения к американцам. Мы бережем свою историю, мы ценим каждый ее этап и в первую очередь – людей, которые ее создавали. Среди них были и жители других стран, которым стоит сказать большое спасибо за работу на Горьковском автозаводе».

Светлана ИКОННИКОВА

Газета «Автозаводец» 9 июля 2015 г.

Я вскоре созвонился с Галиной Семеновной, и она показала мне место захоронения Дэйзи. За все сделанное на могиле Дэйзи хочется от души поблагодарить всех, кто принимал участие в этом Богоугодном деле. Этим летом в планах установить на памятнике фотографию из керамики и утерянный, за прошедшие десятки лет, лютеранский крест.

Выкладываю несколько старых снимков, напоминающих о том времени.

Дэйзи Гамильтон. 1939

Люли с подругами на могиле дочери

Последующие поиски информации по Гамильтонам позволили Е. Гузееву установить имя мужа Дэйзи Звали его Тау-но Гамильтон, и он был сыном Калерво Гамильтона, жившего и работавшего в финской коммуне. Так что поиски семьи Гамильтон не окончены и будут продолжаться. Нам остается лишь пожелать удачного их завершения.

Галина Семеновна Мордовченко. 2015

Автозаводцы, участвовавшие в установке новой ограды в 2015 г.