Текст книги "В прифронтовой полосе"

В феврале 2011 года четверо представителей Чеховского района: благочинный о. Александр Сербский, Глава сельского поселения Баранцевское С. Д. Анашкин, староста деревни Красные Орлы Г. В. Гладкова, староста деревни Пешково Ю. А. Кобяков были удостоены медали Министерства обороны РФ «За заслуги в увековечивании памяти погибших защитников Отечества». Как говорится, лиха беда начало. Это было первое награждение медалью, учреждённой в 2007 году за вклад в установление имён погибших простых солдат Отечественной войны.

Игумен Вознесенской Давидовой пустыни, активно участвующей в работе краеведов писал: «Интерес к Отечественной войне 1812 года постоянно возрастает. Эта война – героическая страница истории нашей Родины… Нам, потомкам наших святых героических праотцов, надлежит учиться у собственной истории, восстанавливать преемственность и духовную связь с ушедшими поколениями».

Чествуя подвиги наших предков, вникая в то, как наши деды воевали, следует сознавать, что две великие победы в Отечественных войнах 1812 и 1941–1945 годов – это по сути равнозначные символы мощи России, её оружия, единства всех её народов, их решимости и способности отстоять честь, свободу и независимость родной страны, носящей гордое имя Россия.

Велемицынский корень

«Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» словно намёк на историю любви и женитьбы страхового агента Александра Бычкова, родом из Лопасни, и девицы Татьяны, дочери крестьянина села Стремилова Ивана Ивановича Велемицына, у которого было четыре сына. Второй по старшинству – сын Павел, также сгинул на вой не, едва не пропустил его в поминании о «пропавших без вести», даже бумажка из военкомата не пришла, ушёл на войну – и следа нет.

Как в сказке Пушкина царица, так и родная мать Татьяны «восхищенья жизнью не снесла», на мужа богоданного «в последний раз взглянула, тяжелёхонько вздохнула и к обедне умерла». Иван Велемицын, точно царь из сказки, «долго (год) был неутешен, но как быть, и он был грешен» – женился на другой. Жизнь, конечно же, не повторение сказки. Все злодейства мачехи из пушкинской сказки к Тане не относятся – мачеха была доброй, незлобивой, тёплой к падчерице женщиной.

Страховой агент из Лопасни, этакий королевич Елисей, явился в образе постояльца в доме Велемицыных, очаровал сельскую красавицу, законной женой ввёл Татьяну Велемицыну в свой дом, дабы хозяйкой молодой жизнь укрепилась, усилилась, обогатилась, чтобы дети народились. Всё именно так и случилось как по-писаному.

…Стремиловские парни, как только вставали на ноги, мальчишками 8–12 лет отправлялись получать профессию, искать себе дело по плечу. Подспорьем в крестьянской жизни женской части населения был кружевной промысел. С малых лет в руках у стремиловских девочек вязальный крючок и коклюшки.

В самом названии рода – Велемицыны, заключено динамичное начало, некая живая сила, влекущая к иным пределам. Все дети Ивана Ивановича, не исключая младшенькой Танечки, разлетелись из родительского стремиловского гнезда…

Иван Иванович Велемицын с чадами и домочадцами

Первопроходцем в этом отношении оказался Василий Велемицын. Его мальчиком десяти лет определили в ученики не к сапожнику, как чеховского Ваньку Жукова, а к купцу-меховщику. Заглядывая вперёд на тридцать лет, узришь Василия Ивановича Велемицына в роли ведущего эксперта по мехам и пушнине Внешторга СССР. Но известно – скоро сказка сказывается, чего только не досталось ему на пути к этой синекуре!

Александр Иванович Велемицын – герой Великой Отечественной войны

Погодок Василия – Семён Велемицын – начинал московскую трудовую биографию учеником слесаря-водопроводчика, а в середине тридцатых годов по окончании экстерном технического вуза он в генеральском чине возглавил строительство одного из номерных московских авиационных заводов. Был человеком большого природного дарования, но несчастлив. Все мы, родня, когда он вернулся с Лубянки, повторяли про себя: «отвяжись худая жизнь, привяжись хорошая», в тайной надежде на хорошее, чего дядя Сеня был достоин, как никто другой. Но не состоялось по пословице – взойдёт солнце и к нам во двор. Судьба ему досталась – не пожелаешь лихому лиходею. Наградили, дали квартиру в новом доме на парадной улице Чкалова и по лживому доносу отвезли в «воронке» на Лубянку. Пытали, терзали его при Ежове. Через полгода, уже при Берии, выпустили из узилища с аттестацией: «Семён Иванович ни в чём не виноват». А жить ему оставалось меньше года – итог пыток на Лубянке – саркома, что пострашнее расстрела. Имя Александра Ивановича Велемицына золотыми буквами вписано в историю Великой Отечественной. Вступив в 1941 году в ряды народного ополчения, он, пехотинец с противотанковым ружьём, прошёл, именно прошёл, с боями от Москвы до Берлина и был в числе героев, удостоенных чести на параде Победы 24 июня 1945 года сложить к подножию Мавзолея одно из двухсот знамён разгромленных фашистских полков и дивизий – факт из тех, что просятся на обложку!

Семён Иванович Велемицын – человек необыкновенных способностей, рано ушёл из жизни

Что говорить, вклад братьев Велемицыных в дело защиты Отечества весóм. По России миллионы таких семейных историй. Потому и победили захватчиков. Туманна, загадочна военная судьба Павла. В Первую мировую «взяли в солдаты» Павла Велемицына – вот уж кто действительно пропал без вести, так это он – ушёл из дому с котомкой на плече и как вв воду канул, прислал карточку «человек в военной форме» и с концами. Где воевал? Как погиб? Ни слуху, ни духу…

У старшего из четверых воинов Велемицыных, моего дяди, Василия Ивановича – редкостная, крутая судьба, которую он сам себе назначил. Описана она им и мною, любознательным его племянником, достаточно подробно.

1914 год. Серпуховской уезд Московской губернии. Призывной пункт. Вася Велемицын желает стать военным моряком. Страстно желает! А он упрям, настойчив. Идёт отбор. На флот берут рослых, крепких парней. Сообразительных, как выяснилось на призывном пункте в Серпухове…

– Я, – вспоминал Василий Иванович, – на комиссии сразу так и выпалил: «Буду обязательно моряком!»

Брали далеко не каждого в морфлот – одного из пяти призывников, пожалуй так. Медкомиссия отобрала 35 человек – запрос был на 33 матроса. Двое, выходит, лишние.

– Кем, – спрашивают Василия, – работал?

Он загодя сообразил, что, если скажет про то, как восемь лет в лавке у московского меховщика вертелся на Сретенке, не возьмут в матросы, не та закваска.

– Котельщиком, – ответил сообразительный Вася Велемицын. Его вроде как оставили для морфлота.

Но тут нежданно-негаданно является на призывной пункт всамделишный штурман с Волги. Его берут без всяких, на ура! Присматриваются, кого бы из двух «лишних» в артиллерию сплавить.

– Ну, думаю, пропало дело. Всё же взял себя в руки, собрался с духом: «Что бы ни было, а на флот попаду!» Вид у меня в тот момент был решительный. Смотрит на меня морской командир с Балтики и видит: горит парень огнём – приступать с отводом не стал, а был я из 35 отобранных ростом чуть поменее других.

Василий Иванович Велемицын работает над мемуарами, ему есть что вспомнить

В Петрограде два месяца муштровали новобранцев. Добротно вбивали тот заманчивый лоск военных моряков, которому завидуют, глядя со стороны, сверстники, скажем попавшие в пехоту, а пуще того штатские.

– Когда привезли нас в Питер, – с азартом рассказывал Василий Иванович, – мы всего-навсего – новобранцы бритые, салаги, так сказать. Построили. Ведут. А по казарменному плацу в это время строй проходит морской. Увидал – так и забило меня. До чего же красиво! Синью морской по глазам полоснуло. Ну ослеп, и всё. Стою, рот разинув. А другое оказалось поважней. Два месяца пролетело, а я, деревенщина, не хватился, что назвался котельщиком. А тут прибегает боцман и командует:

– Приготовиться к экзаменам на специальность. В 17.00 быть в штабе.

Два часа остаётся всего-то. Я дружка своего прошу: «Растолкуй, что ж это такая за профессия котельщик, что к чему». Он мне и начал объяснять устройство паровой машины. «Представляешь, говорит, станина железная, а в ней цилиндр ходит…» Я какое-то время работал в шляпном магазине, меховые шляпы дамам предлагал. Ломаю голову, как это он там ходит цилиндр? Так, что ли, ходит, как напяливают на голову цилиндр шляпный? Ну это мне куда как хорошо известно, а как в станине-то стальной цилиндр с поршнем обращаются? Это мне совсем невдомёк! Говорит дружок про золотник, а мне представляется этакая золотая штучка. Одним словом, ни черта я не понял из его объяснений! Прошу товарища: «Скажи хоть, как эта машина включается». Он свободно показывает рукой и говорит: «Ручку дёрнул вверх – пошла машина, вниз – остановка».

Парадная колонна военных моряков

Начался экзамен. Друг мой первым отвечать вызвался.

– Где, – спрашивают его, – работал?

– На Адмиралтейском.

– Кем?

– Сборщиком-механиком.

– В минёры.

Дошло до меня.

– Ты кто по специальности?

– Котельщик.

– Где работал?

Вспомнил я московский заводик – делали там всякого рода крючки и кронштейны для меховых ателье и магазинов галантереи.

– Что-то я такого котельного завода не знаю, – говорит экзаменатор. – А много там рабочих?

– Да кто же их считал. Много народу ходит по заводу.

Он понял, что я говорю сам не зная что, и решил вывести меня на чистую воду.

– Ну давай объясняй, как котёл в паровой машине работает.

Что я мог сказать? А сдаваться нельзя!

– Дёрнешь, говорю, ручку вверх – машина пошла, дёрнешь вниз – встала.

Ухмыльнулся экзаменатор, ничего не сказал и против моего номера (под номерами мы тогда ходили) размашисто начертал: «В кочегары».

Тут я совсем растерялся. Как же так в кочегары? Вся цель моя, мне восемнадцать, блеснуть белизной морской формы, а кочегар – кочегар вечно перепачканный, тёмный. Нет, думаю, будь что будет, а кочегаром не стану! Выстроили нас после экзамена по командам – команда минёров, команда электриков, команда кочегаров. Вышел к строю адмирал с офицерами.

– Так вот, братцы, теперь вас пошлём по школам. Служите старательно, гордитесь своим морским званием.

1914 год. Призывной пункт в Серпухове. Неудержимо тянет призывника Василия Велемицына к полосатой тельняшке, ленточкам с золотыми якорями на бескозырке

Только он кончил, я по всей форме выступаю вперёд и обращаюсь к адмиралу:

– Что хотите со мной делайте: хотите – расстреляйте, хотите в штрафной батальон направьте, а только кочегаром я не буду.

Удивился адмирал, пожал плечами:

– Это вам не гражданская вольная жизнь, а служба. Где нужен, там и служить будешь, – однако он на мгновенье задумался и обратился ко мне: – Кем ты, собственно, хочешь быть?

– Только минёром.

– Проэкзаменуйте его по русскому и арифметике.

Стал меня офицер, связной адмирала, заставлять всякие задачки решать. Ну, понапутал я порядочно. Восемью восемь тридцать два у меня выходило. Разволновался очень. Офицер сочувственно так на меня посмотрел, спросил душевно:

– Не подведёшь, браток?

– Нет, ваше благородие. Не подведу. Хорошо учиться буду.

Подходит тот офицер к адмиралу:

– Разбирается матрос. Я ему дал 4 балла.

Так попал я в минную команду. На следующий день отправили нас учиться в Ревель.

В июне 1915 года отряд русских кораблей – крейсер и три эсминца – вышел из Ревеля в открытое море. Вблизи шведского острова Готланд произошло сражение с германской эскадрой. Бой шёл жестокий – эсминец получил несколько пробоин, в экипаже – убитые и раненые… Так состоялось боевое крещение Василия Велемицына.

Эскадренный миноносец «Гром», на котором служил Василий Велемицын, участвовал в Моонзундском морском сражении. В том бою получил несколько пробоин

По возвращении на базу понюхавшим пороху матросам офицеры-дворяне толковали о верности трону а всего-то год с небольшим миновал, и грянула весть об отречении царя Николая II от престола. Повсюду шли митинги и демонстрации. Довелось Велемицыну видеть унизительную для военных моряков процедуру прибытия в Ревель уполномоченного главы Временного правительства Керенского. Этот гражданского обличья господин был наделён огромной властью – контролировал все действия командования флота. Тут и началась буза – шум, беспорядки, самовольство. На первый план выдвинулись анархисты.

Бунт моряков. Весна 1917 года

Матросы крейсера, в команду которого Велемицына перевели с эсминца, вставшего на ремонт, весной семнадцатого года, при переходе из Ревеля в Гельсингфорс взбунтовались. По решению судового комитета были расстреляны все старшие офицеры. На главной базе Балтийского флота экипаж расформировали, и судьба матросов решалась в открытую. Выстроенных во фронт бунтарей должны были распределить по кораблям, которым в ближайшее время предстояло стать участниками морских сражений.

В сложившейся ситуации Велемицын никак не желает вновь испытывать судьбу. Неужели Василия Велемицына страх обуял? Как бы не так! Василий не из числа трусоватых. Старший матрос Велемицын показал себя достойным образом в Моонзундском сражении. Нежелание снова ставить на карту жизнь имело свои резоны.

Перед строем в несколько сотен человек появился при всех регалиях контр-адмирал. Судьбоносные мгновения. Василий Велемицын, решил: пан или пропал. «Пропал» значило для него покорно подчиниться намеченному списочному распределению по кораблям, уходящим в открытое море. «Значит, в ближайшем будущем, – рассуждал Велемицын, – кормить рыб в Рижском заливе. Я помирать не хочу. За кого? За белую кость??? За революцию, чьё зверское лицо увидел во время бунта на крейсере? Как избежать этого?» Он решается заявить о желании стать подводником – вдвойне опасная морская служба. Другого выхода не видел. Единственный на переформировке Велемицын вышел из строя. Сделал три шага вперёд.

Революционные дни Петрограда

– Кто таков? – грозно вскинулся, предполагая в нём бунтовщика, адмирал.

– Старший матрос Василий Велемицын. Прошу зачислить в команду подводников.

Туда многие боялись идти, а этот прёт напролом. Адмирал счёл за лучшее подчиниться его волевому напору. Лодку, чуть ли не первую на Балтике, только что спустили со стапелей. Предстояло её освоение. Нашёлся и среди бунтарей доброволец на это дело.

Подводники главной базы Балтийского флота летом семнадцатого года делегировали вдумчивого, рассудительного старшего матроса Велемицына в члены Центробалта. (Досталось-таки, скажу, пользуясь лексикой Грибоедова, Василию Велемицыну «в генералы».) Центральный комитет Балтийского флота являлся высшим органом власти, без его санкций ни один приказ, касающийся действий кораблей, не мог иметь силы. В совершении большевиками октябрьского переворота Центробалт сыграл решающую роль. Но к февралю 1918-го пути Центробалта и ленинского ЦК разошлись. Два Центральных комитета, как два медведя в одной берлоге, ужиться не смогли. Василий Иванович рассказывал, что в ночь с 11 на 12 марта 1918 года из Петрограда в Москву шли на близком расстоянии друг от друга два литерных поезда: в первом ехали члены правительства Ленина-Троцкого, во втором – запрещённый этим правительством почти в полном составе бунтующий Центробалт.

– Если бы мы знали, кто впереди маячит, мокрого места от них бы не оставили.

По прибытии в Москву Василий Велемицын как член распущенного Центробалта, имевший при себе мандат на право трудоустройства в высоких сферах, пожелал забыть своё матросское революционное прошлое. Он пересел на поезд, идущий на юг, сошёл на станции Лопасня, нанял извозчика и к вечеру оказался в родном доме. В Стремилове натурализовался в заправского крестьянина и прожил в этом образе до вожделенной кратковременной эпохи, именуемой НЭПом, новой экономической политикой, к которой вынужден был прибегнуть вождь большевистской партии Ленин.

Как знак высокого доверия, Василий Иванович вручил мне эту легендарную ленточку со своей бескозырки 1917 года. Храню как святыню!

Меховщики-нэпманы приняли Велемицына в свою компанию с распростёртыми объятьями. Василий Иванович – знаток мехов, пушнины, спец высокого класса, а ведь малограмотный человек. Когда у него попросили для отдела кадров мехового треста написать автобиографию, он встал в тупик. Выручила представительного красавца пишбарышня Галя Окунёва: он эффектно живописал суровую и романтичную свою жизнь – она на ундервуде с восторгом души запечатлела его революционно-крестьянскую биографию. Галя возблагодарила счастливый случай: именно такой, как он, Василий Велемицын, – её герой, о котором грезила, мечтала. Судьбоносный мужчина.

Галина Окунёва и Василий Велемицын в момент их знакомства

Сбежавшая в революцию из дома купца первой гильдии, крупного волжского судовладельца Ивана Окунёва, красивая, образованная девушка влюбилась, что называется, с первого взгляда. Велемицын, к удивлению девушки, горячо, убедительно, не таясь, стал втолковывать «пламенной революционерке»: он ни за кого, политика – сплошная грязь и подлость, для него в этой жизни достаточно быть честным человеком. Казнь старших офицеров крейсера у него на глазах, казнь инакомыслящих приоткрыла для Василия Велемицына завесу будущего. Ещё не свершилась революция, а уже применялись революционерами карательные меры борьбы с неугодными. Гуманизм как таковой отвергался.

Всё относительно. Жизненное кредо Василия Ивановича Велемицына в то до чрезвычайности сложное время, могло вызвать скептическую улыбку. Что значит: «будь честным – вот и вся политика»? Можно догадаться, что он имел в виду свою, личную честность. Честность специалиста, «честность» аполитичного гражданина.

Василий Велемицын – типичный нэпман

Но не трудно предположить, что произошло бы явись он с мандатом члена Центробалта за получением обещанной большевистским правительством синекуры при трудоустройстве Особое внимание органов к его персоне можно было гарантировать, а это сулило в ближайшем времени «преследование по политическим мотивам». Велемицын в Центробалте был приписан к анархистам, поскольку все «конструктивные» политические партии не подходили ему в силу внутренних убеждений Так сказать, он анархист не по призванию, а по необходимости. При заполнении анкет требовалось в графе «партийность» примкнуть хотя бы к анархистам. Он, кстати сказать, из Петрограда удирал (любой другой глагол не подходит) в поезде анархиствующей, бунтующей даже без повода, «революционной» матросни…

Модельный ряд времён НЭПа. Есть на что посмотреть, сравнить можно и с днём сегодняшним

Перейдя с Петроградского вокзала на Каланчёвку, этот волевой, энергичный, сильный, рассудительный и осмотрительный человек навсегда порвал с политикой. Иначе его бы не оставили в покое – всё в нём выдавало лидера. Переждав в подмосковном Стремилове выяснение отношений с оружием в руках между красными и белыми, он приезжает в Москву и заявляет о себе как о специалисте-меховщике, аполитичном специалисте. До того как он был призван на царскую службу и стал балтийским военным моряком, он восемь лет работал в меховом ателье и в совершенстве постиг профессию скорняка. Естественно, и не стоит сомневаться в том, что человека воспитывает среда. Меховщики – не сапожники. Буржуазная закваска, полученная в салонах, ателье, где клиенты – сплошь состоятельные люди, в нём держалась прочно. На старых купецких дрожжах опара поднялась выше некуда! Он очень скоро завоевал в нэповской Москве репутацию эксперта высокой пробы. Соответственно и доходы росли, но он не заступал за границы своей компетенции – в афёрах, торговых сделках сомнительного свойства никогда не участвовал. Это, по его строгому счёту, значило быть честным. Всю жизнь он прижимист, аккуратен в денежных расчётах. Честность спеца уберегла его от афёр, не дала поскользнуться, упасть.

Спрятав в подполе стремиловского отчего дома маузер и мандат Центробалта, он уберёг себя от политического сыска и неизбежного расстрела. Честность меховщика (что, вероятно, большая редкость), отменная репутация специалиста спасали его как от сумы, так и от тюрьмы.

Пушные аукционы – постоянное место работы В. И. Велемицына в 30–50-е годы XX века. Продажа «мягкого золота» России – источник поступления валюты в казну

Даже и защита авторитетом мандата Центробалта корпоративных интересов меховщиков в условиях НЭПа, когда многое зависело от покровительства, юридического в первую очередь, большевистских властей, не прельстила его.

Велемицын, отлично сознавая выгоды своего положения – мандат Центробалта в кармане весóм, пока не находишься на подозрении у правительства Ленина– Троцкого. Но как долго таковое следует предполагать в будущем? Он затаился, жил тихоней – из строя больше никогда не выступал.

Что это? Политический индифферентизм? Крестьянская прагматическая сообразительность? Расчётливость? И первое, и второе, и третье.

В самом деле, стоит ли отдать жизнь за то, чтобы возобладала власть большевиков? Или чтобы в схватке победила дворянская белая кость? Он сознаёт: и одно, и другое сулит крестьянину рабство. А он по психологии, происхождению – крестьянин.

Сухаревка времён НЭПа

Василий наслышан, что всем, кроме «избранных», то есть большевиков (то же было в Центробалте до его роспуска), никакого доверия! Кадетов, меньшевиков, представителей политически деятельной части русской интеллигенции власти выявляют, а затем либо расстреливают, либо высылают из России. На поверку не столь глуп беспринципный вроде бы Велемицын. Со своим индифферентизмом, безучастным отношением к войне не на жизнь, а на смерть «красных и белых» он предпочёл быть вне схватки и оказался в результате необходимым для жизни «спецом». Через торговлю «мягким золотом» пополнялись валютные резервы страны, финансировалась индустриализация. Мало? Как посмотреть!

Трое Велемицыных: Иван Иванович, Галина и Василий. 1928 год

Пройти между Сциллой и Харибдой (политикой и экономикой в человеческом, личностном измерении), не царапнув бортами о гибельные рифы, – большое достижение. Осмотрительность, аккуратность, сдержанность в суждениях, выверенность оценок, молчаливость, невольно кладущая на лицо печать угрюмости, – добродетели не из числа обожаемых жизнелюбивыми, социально активными гражданами. Вот такого «лирического героя» взяла себе в мужья обаятельная, нежная, весёлая, общительная Галя Окунёва.

Мать её – из дворянского сословия. Окончила Институт благородных девиц. Языки, фортепьяно, классическая литература – всё это в полной мере было предоставлено и преподано дочери Галине. Отец – волжский судовладелец, купец первой гильдии Иван Герасимович Окунёв – буквально прототип персонажей пьес Островского и Горького.

– Окунь – рыба хищная, – любил поозоровать, побахвалиться Иван Герасимович, совершив удачную сделку по поглощению конкурентов: всяких там плотвиц да пескарей.

Это хищничество юную Галю Окунёву буквально терзало нравственно, она грезила бунтом, революцией. История знакомая по пьесам Максима Горького о предреволюционном разладе, расколе в семьях хозяев жизни – купцов, присяжных поверенных, полицмейстеров и иже с ними.

Грёзы революционерки из семьи Ивана Окунева под эгидой – покровительством и воздействием сильного характера мужа, её тогдашнего бога Зевса, отвергшего революционные миражи, испарились, исчезли, как дым, как утренний туман. Она перестала быть секретаршей-«пишбарышней» и стала женой нэпмана среднего пошиба.

… Велемицын, оформив брак с девицей Окунёвой, повёз молодую жену в Стремилово, где Галина впервые увидела сестру мужа, свою сверстницу Татьяну Велемицыну. Василий Иванович молчалив, сосредоточен, угрюм, углублён в себя. Нашёл – молчит и потерял – молчит. Нелюдим по сути и по избранному им общественному амплуа. Таня – открытая, прямая, общительная, любознательная, обворожительная. С Галиной Таня Велемицына – не разлей вода. От утра до вечера вместе – никак не наговорятся. Дело кончилось тем, что Галина зазвала золовку в Москву. Погостить. Помочь принарядиться. На людей посмотреть – себя показать.

Галина Велемицына сыграла роль наставницы невесты блестяще!

Василий Иванович не противился намерению жены помочь младшенькой в семье Велемицыных выйти в люди. У Татьяны возраст невесты, она на пороге замужества. В крестьянстве чем раньше дочь выйдет замуж, тем лучше. Таня – превосходная работница, общительный, компанейский человек, говорунья, певунья, ко всему этому – рукодельница, как большинство стремиловских девиц. Она в гостях, на посиделках, в дороге, в ожидании приёма у врача вяжет – спицы, коклюшки, крючки и нитки всегда наготове. Кружевные салфетки, накидки, подзоры являлись на свет из-под её ловких, стремительных пальцев, будто это происходило само собой. Кружева рождались из света и радости как выражение самого её существа.

– Таня, я читала где-то, – спрашивает её Галя, родня и подруга, – что стремиловские девушки могут выплетать красивые и чистые кружева шестидесяти образцов.

– Пятидесяти восьми образцов и фасонов: сосенки, павлинки, кораблики, солярный круг, цветы и так далее.

– Не могу удержать себя – всегда округляю: где пятьдесят восемь, там и шестьдесят.

Хохоча, приобняв подружку, Галя восторженно смотрит на широкое крестьянское лицо Тани, любуется ею.

– Как вы придумываете узоры?

– В зимний морозный день подойди к окну – какие волшебные узоры на стёклах.

– Правда… Загляденье.

– В июне пойдешь в лес за грибами-ягодами, станешь на коленях по поляне собирать рубиновые ягодиночки земляники и залюбуешься переплетением стеблей трав и венчиков цветов. Дома перебираешь корзинку и вспоминаешь про эти ягодные да травяные узоры, стараешься крючком вязальным нитки белые так сплести, что проглядывают для меня в кружеве и листки, и ягоды, и стебельки с цветочками. Для меня так, а как для других – не знаю.

– Раскупают ваши плетения – модницы московские ценят их. Я тоже глаз не могу оторвать…

– Подарю тебе всё, что за прошлую зиму наплела. В артели девчонки вяжут кружева и копейки считают. Аршин – 7 копеек. Я же вяжу для собственного удовольствия. Приедешь к нам – увидишь.

– Это всё твои узоры?

– Мои и народные. Чтоб твой рисунок, узор твой стал ходовым, талант должен быть у кружевницы, трудолюбие должно быть. (Куда всё делось? Создавая новое, осваивая современные средства производства, колхозы, разрушили, выбросили за ненадобностью то, что есть душа народная, её песнь).

– Тебя кто-то учил, наставлял?

– В приглядки учение шло. Собирались в просторной съёмной избе, «фабрике», и маленькие, совсем девочки, и взрослые мастерицы. В стремиловской земской школе у нас была учительница по кружевному делу. Мы, ещё совсем малышки, старались. Меня, семилетнюю, сажали за подушку и учили, как обращаться с коклюшками. Весело, бойко постукивали коклюшки.

– Коклюшки… Это такие палочки с пуговкой? С их помощью создаются узоры?

– Вроде того… Узоры красивые, тонкие получались не сразу. Сначала, пока не сходили мозоли, плели из толстых ниток более грубые кружева, а потом с появлением навыка брались за тонкие, изящные плетения.

Плетение кружев с помощью коклюшек

– Кому плетение кружев, а кому фортепиано, гаммы и разучивание этюдов Черни… Таня, я хочу повести тебя на концерт Игумнова в Московскую консерваторию…

– Лучше бы мне на модные вещи взглянуть, прицениться и обзавестись нарядами из Москвы.

– Ладно, Игумнова послушать ещё успеем, согласна. Прежде всего магазины – у тебя самый что ни на есть невестин возраст. По-родственному помогу тебе принарядиться!

В зимний лес – за узорами! Стремиловские кружевницы

Галя не подумала бежать по Таниной тропе, а просто глаз не могла оторвать от стремиловской золовки, успевающей делиться сокровенным и при том не выпускать спиц из рук. Разговорам время – покупкам час? Какое там! Случалось – Кузнецкий и Петровка от завтрака до обеда в поле их внимания.

Как ни прижимист Василий Иванович, но Галя, ради полюбившейся ей новоявленной подруги-родственницы, как могла, трясла его кошелек в походах по модным магазинам. Купили несколько платьев – модели последнего времени, побывали у хорошего дамского мастера в парикмахерской на Петровке. Московский цирюльник высшего класса нашёл, что барышню-крестьянку надо как следует причесать, и только. Его восхитила природная сила и красота Таниных волос. А затем – обувь по моде, пальто дорогого сукна, бижутерия. До бриллиантов дело не доходило, а тем не менее преображение шло по полной программе. Побывали в кинотеатре на Триумфальной площади в Доме Ханжонкова. Воспользовались и не раз услугами такси. Одним словом, прожили в любви и дружбе Галя с Таней целых две недели.

– Славно я у вас гостевала, – радовалась стремиловская золовка.

Триумфальная площадь тех лет. Здание в середине – Дом Ханжонкова

– Не тем богаты, что есть, а тем богаты, чем поделились, – вторила ей в упоении от проведённых вместе московских дней Галина. Ласково улыбаясь, она расправляла кружева манжет и плетёный воротничок Таниной работы – подарок на память. Стремиловская невеста с любопытством рассматривала себя, преображённую в городскую модницу. В большом парадном зеркале она с трудом себя узнавала. «Свет мой, зеркальце, скажи!» – засмеялась вслух своему тайному обращению к отражающему новую реальность стеклу Таня. Что там говорить, зеркало богатой московской квартиры радовало её. Отражение, в общем, понравилось. Хороша Танюша!

Василий Иванович с привычно деловым, бесстрастным выражением лица, чуть тронутого характерной велемицынской ироничной ухмылкой, оглядывая принарядившуюся Таню, подытожил:

– Приехала девкой, уезжаешь барышней.

Так оно и было. В Стремилове Татьяна всё так же ловко, споро успевала вершить возложенные на неё по крестьянству дела и обязанности. Тут, известное дело, не до примерок московских нарядов и украшений. Зато по вечерам, на уличных гуляньях и в клубе, Таня выделялась среди подруг непривычной для стремиловских молодиц элегантностью. Зависть у подруг вызывали столичные духи, пудра фирмы «ТЭЖЭ», входившие в моду заграничные кремы – всё это было редкостью. Галя успела привить Татьяне вкус к этим тонким средствам обворожения кавалеров, среди которых оказался в ту пору командированный в Стремилово страховой агент Александр Бычков. Он выделил Татьяну Велемицыну из хоровода стремиловских невест. Высокий стройный красавец, одетый по моде, деловой, сообразительный, влиятельный в силу своей финансовой профессии. Барышня-крестьянка Таня Велемицына потянулась к нему.

Не зря говорится, всякая невеста для своего жениха родится. Так же по пословице рассудили молодые: «не жить приданым, а жить с богоданным». Кое-какое приданое: подушки, одеяла, бельё, шубейка и тулупчик, обувка, само собой разумеется, московские наряды и прочее, что необходимо было Татьяне для её новой жизни вдали от родного дома, в Лопасне, погрузили в телегу и доставили в дом жениха.