Текст книги "Сверстникам и потомкам"

Юрий Бычков
Сверстникам и потомкам

© Бычков Ю., 2010

* * *

Встреча с весной

То, что молодо, не может оставаться спокойным.

Аристотель

 
Я иду по весенней улице,
Дома высидеть часу не смог.
От слепящих лучей люди жмурятся,
Над асфальтом курится дымок.
И никто никуда не торопится
И мне это понятно вполне.
Вот дойдут до угла и воротятся,
Чтоб идти навстречу весне!
Чтоб неясное прояснилось.
Чтоб обидное отошло.
Чтобы в стужу зимою снилось
Это ласковое тепло.
– Эй, товарищ! – меня, наверное.
Повернулся на голос, жду.
– Объясни, ну хотя бы примерно,
Это к радости иль на беду?
За спиной у меня сорок вёсен,
Сто боёв, десять ран пулевых.
Всё видал, удивляться бросил,
Но к весне до сих пор не привык.
Каждый год от её причала
С половодьем готов отплыть.
Будто юность меня повстречала
И просила о прошлом забыть.
Посмотри, набухают почки,
В синих лужах косая зыбь,
Ветер в шёлковой, ладной сорочке
Бороздит океан бирюзы.
– Говорю ему: «Всё в порядке!
Ваши чувства понятны вполне.
Нам пора повернуть обратно,
Чтоб навстречу спешить весне!»
 

1959 г.

«Такое забудешь едва ли…»

 
Такое забудешь едва ли.
Недели проходишь без сна,
Вчера на Покровском бульваре
Со мной повстречалась весна.
Нежданно, негаданно, просто.
Как в сказке и всё ж наяву.
Увидел – небесного росту.
Приметил глаз синеву.
– Я ваши стихи знаю.
Мне так приятны слова:
«Сошла с тротуаров наледь.
Солнцем полна голова!»
Меня поманив за собой,
Весна зашагала по лужам.
В согласье и вразнобой
Мы обсуждали, как нужен
Союз стихотворцев с Весной.
Болтали аж до румяной зорьки,
Шагами меряя набережные и мосты.
На Воробьёвых горках
Нечаянно, перешли на «ты».
 
 
Такое забудешь едва ли,
Недели проходишь без сна —
Подобное с нами бывало,
Когда приходила весна.
 

1960 г.

Цветение снегов

 
Корою нежною зазеленел ивняк.
В сиреневом снегу подлесок – рыжий-рыжий!
Цветущею зимой пленённого
Меня
Несёт февраль на быстроногих лыжах.
В поля, в леса, на луговой простор.
Скорей, скорей, глаза,
Упейтеся лазурью феерической!
И кажется, что вместо сердца,
У меня мотор,
Питающийся не бензином —
Эманацией лирической.
День солнечный. Немыслимая красота!
В укрытых шубными сугробами
Лесах февральских
Монашествующий живописец скажет: «Лепота!»
При созерцанье красок, просто райских.
Скользя по лезвию овражной кручи,
Войду в поистине спортивный раж.
Поднявши за собою снежной пыли тучу,
Я заложу сверкающий вираж.
Скачусь в залитый ярким светом лог,
Где от ярилиных лучей сплошь побурели ёлки…
Я всё сказал – что смел, что смог.
«Мороз и солнце». Помнится:
При солнышке мороз не слишком колкий.
Играет солнце, яркое до слёз.
Здоровью нации «полезен русский холод»!
У встречных лыжниц «щёки ярче роз».
«Блажен, кто смолоду был молод.»
Да, Александр Сергеич, это вашей крови токи!
…Снег стает, в ветви хлынет сок,
Не запоздает ветер вешний,
Недалёкий.
Цветение снегов —
Весенний первый срок…
Как пух гагачий, воздух лёгкий.
 

1960–2010 г.

Девушка в берете

 
Воздух пьянящий, сладкий
В солнечный мартовский день.
Вместо тяжёлой шапки
Лёгкий берет надень!
Выйди высокая, ладная,
Голубоглазая, молодая.
Неба синь неоглядная —
Радостью сердце одарит.
Вслед улыбнётся улица,
Звоном осыпет трамвая.
Бабушки залюбуются:
«Даром, что молодая!»
Ветер помчит вдогонку!
А ты не засмотришься, разве?
Идёт в берете девчонка,
Как первый весенний праздник!
 

1959 г.

Весеннее

 
Спросонок выйду в сени,
Ковшом черпну воды,
Напьюсь водой весенней
И с песней – за труды.
Я на бугор весёлый
По ленте пыльной тропки
Взбегу —
Идёт посёлок
Походкою торопкой.
Какая свежесть в утре!
Денёк нас ждёт погожий.
И дом в извёстке-пудре
С рябой кирпичной рожей
Стоит и улыбается
Овеянный весной.
– Куда ты, ветер майский?
За мной! За мной! За мной!
 

1956 г.

Венчание

 
Лето. Золото бубенчиков.
Солнце в раж вошло, отмечу.
Неженаты и не венчаны
Мы играем в чёт и нечет.
Знаем, впрочем, чем всё кончится.
Быть помятою поляне.
Солнышко недобро косится:
«Вы с любовью разберитесь сами».
Шелковистая, в метёлках, венчиках,
Вся в цвету июньская трава.
Ею мы с тобой повенчаны?!
Что ни говори – любовь права.
В мае мы впервые встретились.
Помню, как сейчас, черёмухи метель.
Месяц ты всего невестилась.
Накрепко в июне нас связала повитель.
 

1956–2010 гг.

Встреча

 
Рост Венеры сто шестьдесят три сантиметра.
Она на немного богини повыше.
Звоны весеннего озорного ветра
Взволнованным сердцем слышу.
О чём говорит с ней проказник-ветер?
Наверное, радуется, счастлив, недоумевает:
Такую красавицу встретил
У остановки трамвая!
Она не догадывается о нашем внимании.
Ветер, болтаешь? Слова ничего стоят.
Я спокоен: папирос не тронул в кармане.
Я просто любуюсь, я живу красотою.
Да, красота… Это в жизни важно и нужно;
Это так же необходимо, как рассвет,
Как весною шагать по лужам,
Как в тяжёлом раздумье совет…
Ветер, ты смелый парень.
Ты у неё рассыпаешь волос золотые пряди.
Вы, мне кажется, совсем не плохая пара…
Я ревную? Нет, я доволен, что вы рядом.
Ты ласкаешь её вездесущий.
Твоё увлеченье много сердец пробудит.
Оно – подспорье молве по Москве бегущей.
Знаю, кто увидит её – вовек не забудет.
Я и ветер какой уж день рядом,
Оба мы переполнены к ней любовью.
Я и ветер с неё не спускаем взгляда.
Весеннего взгляда, не более.
 

Август 1959 г.

Двое

 
Ты переменчива, капризна, как весна.
В ночь – гром и молнии,
И дождь из слёз.
Наутро твердь белеет снегом.
Вдругорядь от горячечного сна
Ты подняла меня восторженным набегом.
Счастливый я перед тобой,
Я твердо знаю – мы сегодня вместе.
В награду свод небесный, голубой,
Дарю тебе – моей невесте!
Вчера ты не хотела быть самой собой,
Вчера тобой хандра владела.
Днём раньше, помню, встала за спиной
И нежностью оторвала от дела.
А вдаль идут семейные года —
Им дела нет до наших треволнений.
Хочу, хочу, чтоб ты была всегда,
Как та весна, что в сердце я лелею.
 

21 апреля 1959 г.

«Доченька, моя кровинка…»

 
Доченька, моя кровинка,
В стуже леденящей декабря
Нежная, зелёная травинка
Под снегами проросла не зря.
Ей под белым снеговым покровом
Грезится зелёный май.
Так до времени невнятно слово
И дано лишь ласку понимать.
Как забуду, синие глазёнки
Счастье первозданное лучат.
Улыбнётся милая Алёнка —
Хочется от радости кричать.
Согревался я тем первым светом,
И своё отцовство сознавал.
Различал по внятным мне приметам —
Род мой, внешность и характер твой ковал.
Ты младенцем улыбалась часто —
Хохотушкой знают все тебя.
С дня рожденья полюбило счастье
Нежную былиночку, тебя.
 
 
Глаз твоих бездонность и безбрежность
В жизни светит мне, все боли заглуша.
Если в мире существует нежность,
Для меня в тебе её душа.
 

1957–1970 гг.

Се человек

Памяти Валентина Никольского

 
Глава семьи – Никольский Валька.
В среде народной он – Михалыч, Валентин.
Без фамильярности давайте-ка,
Его труды и дни почтим.
Прикован он, как Прометей к скале,
К коляске инвалидной, к дому,
Где до скончанья лет
Сестра да мать – опора
Ему опора
С детских лет казнённому безножием больному.
Их дом открыт всем без изъятья:
Заблудшим, жаждущим беседы.
Сюда я приводил приятелей,
Здесь пережил лихие беды.
Таланты открывая здешние,
Они любовью их дарили.
Дела надрывные, сердечные,
Мы на их головы валили.
Не часто встретится
Без края бескорыстье
(Попробуй полюби, ты ближнего
Поболе самого себя)
Но если беспристрастно в памяти веков порыться
Утешишься, к Христу
В итоге размышлений всех придя.
И не с брюзжаньем, а с заботой,
Любой большой вопрос страны
В семье Никольского обсудят:
«Что там скажет кто-то?
Мы сами голоса не лишены».
 

1976 г.

Золотое кольцо

 
Как-то вдруг помягчала погода,
И сквозь серый густой туман
Солнце выкатила природа —
Щедро вывернула карман.
Жизнь моя! В золотой нирване
Вижу я наступивший день:
Он зовёт к себе, ждёт и манит.
Ты для встречи себя приодень!
Ничего, что запел я поздно —
Он гремит речевой раскат.
Где лирической нотой, где грозно,
Как эпический вольный сказ.
Втайне жажду такого мгновенья,
Когда в сердце забродит хмель
Благодатного вдохновенья.
Мне ль не петь? Не светится мне ль?
Русь, крестом осени
Мою волю, моё желание, путешествуя,
Поклониться низко,
До самой земли,
Белокаменным храмам,
Небесной просини.
Те дороги не даром
К «Золотому кольцу» путника привели.
Нашу осень зовут – золотая.
Осень русская – праздничный свет.
Русь Великая, Русь Святая,
Он к липу тебе золота цвет.
 

1967 г.

Раздумье

 
Когда на проходящие событья
Смотрю с философического бугорка,
Не в силах грусти набежавшей скрыть я,
И грусть моя божественно легка.
Свой путь провижу – путь совсем не лёгкий:
Путь с жизнью сшибок, промахов лихих.
Не мой удел быть продувным да ловким.
Пока что трудно мне даётся каждый стих.
Не из-за тяжести застольного потенья,
Не оттого, что скромен божий дар.
Я знаю от пришедшего хотенья
До смыла слов пройдут годы труда.
В горячке созидания приходит вдохновенье.
Ещё одно – преображенье вещих снов,
В которых указания ко благу Провиденья.
Мой неибежен час! Час, с миром примиренья.
Смелей мой мозг, уверенней рука.
Предчувствую, посмотрят не с презреньем
На мой рассвет не ранний. А пока…
Гляжу на проходящие событья
В спокойствии смиренном… так течёт река.
Пусть очень далеко до существа моего открытия —
Грущу, но грусть моя божественно легка.
 

1960 г.

Вечерний звон

 
В дивном, упоительном плену я,
Разлилася музыка окрест:
Неземной прозрачностью волнует
Золотой вечерний благовест.
Позабыты прежние утраты
И мечты с несбывшимся разлад…
Разве мы хоть каплю виноваты,
Что в прошедшем задержался взгляд?
С древней, в прахе лет, дороги.
В перестуке тающем колёс
Мне послышалось, что беды и тревоги
Вечер за черту небес унёс.
Теплится улыбка дорогая:
Гаснет, разгорается, дрожит…
В томном бирюзовом небе мая
Стрелами проносятся стрижи.
Над речною уходящей далью
Солнце заливает лаской плёс —
Рыжими пахучими медами
Предзакатных светоносных слёз.
Каждый звук плывет дрожащим комом,
В золото окрашенным огнём.
На крылечке перед старым домом
Мы как будто с вечностью вдвоём.
 

1959 г.

В грозу

 
Мы с тобой удивительно быстро на «ты»
Перешли, не заметив границ…
Были губы горьки,
Были руки просты.
Почему это память хранит?
Почему?
Не представлю сегодня и ввек.
Были сказаны тысячи слов,
Но запомнил: дрожание легкое век,
Шелест шёлковый колких кустов.
Сушь. Томительная тишина.
Ветер стих. Смолкли шорохи трав…
«Ты – моя!
Ты – моя!
Ты – жена!
А всё прочее – тлен и прах!»
Ждали мы откровенья грозы,
Тяготила никчёмность фраз.
Грянул гром.
Вновь бушующей страсти призыв
Докатился в мгновенье до нас.
Сбросив наземь одежды свои,
В откровенье любви ты не знала границ.
Руки сильные ты обожала мои.
На счастливом лице помню трепет твоих ресниц…
 

1975 г.

Бабья доля

 
Стёрлось, смешалось, забылось
В буйном наплыве дел.
Счастье куда ты скрылось?
Сокол куда улетел?
Слёзы… Их много пролилось,
Сердце пока отошло.
Каждую ночь ей снилось:
Как оно, счастье, цвело!
Сколько осталось солдаток,
Сколько увяло невест —
Вдовий удел не сладок.
Сколько их, сколько окрест?
Вышила страшный узорец
Смерть беспощадным крестом
И миллионы горниц
Сникли любовным постом.
Обет воздержанья без срока —
Черная пустота.
Злое бессонное око
Бдит чистоту поста.
Люди! О, добрые люди,
Что же найдёшь страшней:
Знать – никогда не будет,
Знать и желать всё сильней.
С силой цветущей плоти
Бабе как совладать?
Жаркой любовью вдовам не платит
Жизнь, как же это не знать?
Слышатся бабьи вздохи
В жуткой нагой простоте.
Лишь злоязыкой пройдохе
Чужды страдания те.
 

1959 г.

Элегия

 
Сравнение ничуть не странно.
Живём мы также, как живут моря —
Мы, также как моря, во времени пройдём
Волной пространной.
В нас, как в морях, приливы и отливы.
То бурны мы, то молчаливы.
И, как моря, меняем краски, свой наряд.
Все внятны нам морские перемены.
Коль солнце – светимся лазоревым огнём.
Норд-ост задул – темнеет водоём.
Но трудность перемен терпением
Мы перемелем.
В стараниях своих упорных
Напоминаем волн расчёт:
Всегда ль набегов их неумолимый счёт
Кончается победой полной?
И как моря мы, люди.
Мелководны иль бездонны,
Несём трудов бесчисленные тонны,
Историю бесстрастную творя.
И всё ж немалое меж нас различье.
Мы, прошумев отпущенный нам срок,
Идём, невольники судьбы, за жизненный порог.
Они ж бессмертны в вечном безразличье.
 

1959 г.

«К стене приклеили глазастую…»

 
К стене приклеили глазастую
Бумагу с траурной каймой.
Девчонка мучалася астмою,
А звали мы её «Чумой».
Прострелянными коридорами
Носилась, косы разбросав.
Летали птицами над спорами
Её зелёные глаза.
Жила и горячо и весело.
Вот только этот трудный вздох.
Жила и страха не приветила…
Не знаю. Каждый бы так смог?
Сутулит всех, невольно, проходная,
С каймою чёрною портрет.
«Она была нам всем родная…
Не верится, что с нами её нет…»
Смятенный траурными строчками
Молчком идёт рабочий люд.
Слезинки придавив платочками,
Девчата суженых здесь ждут.
 

1960 г.

Дымы

 
Мороз.
Над всем живым дымы —
Дыханье организмов и печей.
А помнишь ужас – средь крутой зимы
Полена нет, чтобы согреть кастрюлю щей.
Над кровлями метельные дымы —
Холодное дыхание ветров…
Но выжили, но сдюжили то лихолетье мы,
Хоть в доме не было ни крошки хлеба,
              ни полена дров.
Средь снежной беспросветной кутерьмы
Мы брались за привычные дела
И вскоре закачалися дымы
              над крышами ожившего села.
Мороз.
Вдоль улицы весёлые дымы толпятся,
              чертят в небе вензеля…
Вдвоём с Тобой всё выдержали мы.
Дыши свободно, Русская Земля!
 

1957 г.

Николасу Гильену

 
Хотя не встречал тебя,
Слышал, как оно бьётся
Сердце твоё большое
Поэт Николас Гильен.
Чувства к тебе не измерю!
Счастья для всех добьётся
Сердце твоё большое,
Поэт Николас Гильен.
Как сахар на Кубе горек,
Мне оно рассказало
Сердце твоё большое,
Поэт Николас Гильен
Несчастья народного море,
Сердце твоё истязало,
Сердце твоё большое,
Поэт Николас Гильен.
Голос певучий и гневный,
Сердце – громадина, глыба,
Сердце твоё большое,
Поэт Николас Гильен
Да! До весны ты дожил…
Сраха не знало сроду
Сердце твоё большое,
Поэт Николас Гильен.
 

1960 г.

Почти завещание

 
В раздумья уйду:
Такая пора – пора листопада.
Чужую беду рукой разведу,
Если это кому-нибудь надо.
Свои сочинения оставлю жить
В компьютерных файлах.
Похвально?
Если же такое храненье непрочно
Введу всё до строчки
В сайт Интернета
Нахально.
Впредь буду существовать не на бумаге,
А в электронном виде.
Попробуйте сжечь, забвенью предать —
Не выйдет!
 

2010 г.

Из книги
«На дороге стоит – дороги спрашивает»

* * *

…Я послал в Ленинград, в Военно-медицинскую академию прошение о переводе туда из московского технического вуза и скоренько получил отказ. Закручинился. Утешение находил в поэзии, консерваторской музыке (какая роскошь, духовное наслаждение высшего порядка – шопеновский концерт незабвенного Владимира Софроницкого!), художественных выставках и Третьяковке. На кого обижаться?

Ностальгия, тож тоска

 
С тоской-злодейкою не сладить.
Надежда выжжена дотла.
Читаю меджлисы Саади —
Куда кручина завела!
Спешу к друзьям
Искать утехи,
В вине забыть свою беду.
Иль к тишине библиотеки
Неведомо зачем бреду.
А чувство разуму не внемлет —
Конспекты валятся из рук.
Душа – пустыня!
Разум дремлет,
Календари безбожно врут,
Их наставления не дельны.
И разве гороскоп – гуру?
Защитнице, Небесной Деве,
Не веришь, стоя на юру.
А если походя влюбиться?
Ненадолго – на час? на день?
Ах, время, жидкая водица,
Закапало, глядь – проливень!
Напрасны поиски соломки,
Что стеляют, где тебе упасть.
О, боже, косточки так ломки…
Хандрю – такая вот напасть!
Ноябрь по стрежню гонит сало
К излучине Москва-реки.
В тревоге сердце и не малой,
Ведь не замолены грехи.
В раздумье бросил взгляд печальный
На реку – водную стихию:
Течёт по руслу, изначально,
Свободно,
Как пишу стихи я,
Оторванный от уз и крепей,
Во власти времени теченья.
И вдруг…
Что может быть нелепей!
Как гром январский —
Увлеченье.
К чему затеплилась улыбка?
К чему, как лёгкий взмах весла,
Возникла женщина и зыбко,
Маняще, бровью повела.
 

* * *

…Во дворце культуры моторостроительного завода поэт Валентин Берестов вёл наставнические занятия с немногочисленными участниками литобъединения. С его голоса мне довелось освоить некоторые принципы стихосложения – основу поэтической грамотности, за что признателен доброжелательству, профессиональной основательности Валентина Дмитриевича. Как-то Берестов попросил записать за ним следующую максиму: «Прекрасное есть истина, выраженная в совершенных художественных образах», а затем чётко сформулировал задание на дом:

– Попробуйте, друзья, в свободной поэтической форме дать конкретный, не заимствованный у других, образ прекрасного.

– Когда приносить опус? – игриво вопросил я.

– В следующую нашу встречу послушаем всех, кто откликнется на это предложение. Согласны?

Архив пятидесятых годов сохранил мой стих, моё осознание темы. Конкретность, реальность в заданной пробе пера – летний тёплый дождь. Всего-то дождь!

 
Сквозь серебристую завесу струй
Пейзаж загадочен, таинственен, контрастен.
Касанья клавишей, мгновенный отзыв струн.
Как музыкальные гармонии, прекрасны!
В сверканье нитей летнего дождя,
В дождинках, солнцем осиянных,
Поэзии не увидать нельзя!
Воспеть природы лик – удел богоизбранных.
Поэзия – ты исключительная страсть
Немногих, волею судеб родившихся поэтами,
Имеющих над нами власть.
Мы их боготворим поэтому.
Поэзия, с тобою воспарю, тебя благодарю
За праздники, что щедро даришь людям.
Гомер Эос прозрел – розовоперстую зарю.
Я предпочтенье отдаю рабочим будням.
 

…Мой школьный товарищ Юрий Сбитнев в поэзию пришёл через осознание и ощущение горячего цеха – он какое-то время работал сталеваром, в пятидесятые, далёкие годы осваивали технологию плавки титана. «Счастье» – мой поэтический привет другу молодости.

Счастье

Поэту-рабочему Юрию Сбитневу

 
Рассвет едва не заблудился вьюжной ночью.
Ночная плавка, рядовая, в числе прочих,
Играет сполохами на чеканных лицах.
Пылающей зарёю ей сей час пролиться.
Варить титан – богатырей призванье!
Враз озаривши прокопчённый цех,
Пошёл металл – дух занялся у всех!
В изложницы бежит, приплясывая, ухая.
Раскаты важные – так слышен дальний гром.
Где взять-сыскать ещё такого ухаря?!
Металл – мужское имя, ты при нём.
– Мы славно завершили плавку.
Да чтой-то руки-ноги тяжелы!
– Шипучки разве выпить для поправки?
– Для поправки, братцы,
       покрепче мы на грудь принять должны!
 

1956 г.

* * *

…Заворг. По статусу этой беспокойной должности чего только ни обязан был делать, но, в первую голову, организовывать проведение комсомольских собраний. Каждое собрание – драматический спектакль. Бывало, что спектакль одного актера – это, когда комсорг речист, самовлюблён, способен подмять всех под себя. Ты, заворг, для того пришел, чтобы понять, ощутить подобную коллизию и по мере сил твоих с пользой вмешаться. Всё прозрачно, очевидно для тебя – вникай, влияй, но не командуй дурным образом. Много тогда было искренности, прямоты – хитрованство не одобрялось. Нередко собрания затягивались до крайности, и приходилось бежать, как спринтеру на стометровке, к остановке едва ли не последнего трамвая. Стихотворение пятьдесят шестого года, его сюжет подарен мне вот таким последним или предпоследним трамваем ночной Москвы.

Кондукторша

 
Кондукторша, кондукторша,
Горишь, что маков цвет!
Косыночка воздушная,
А куража-то нет!
С досады слёзы брызнули:
Подхваченные под бока
В трамвай девчонки впрыгнули,
Сам-друг, наверняка.
«Все до единой с парнями!
А я? Тушите свет!
В вагон влетают парами.
А мне, что ж, пары нет?»
Глаза – цветы лазоревы,
Запрятав в частокол
Моднючей чёлки, с горя
Ты – обида и укор.
«Ну, как же не досадовать?
Такие вечера!
А тут работа сменная
И завтра и вчера.
Ведь мой Валерка – бестия;
Такого удержи…
На танцах с Нинкой вместе…
Мне Вовка доложил.
Подумаешь, красавица,
Троллейбусу под стать!
Такая ему нравится?
С такой стал флиртовать?
Ещё посмотрим, Ниночка, кто кого?
На мне цветёт косыночка —
Подарочек его».
Глаза её колючие
Темь улицы сквозят.
Ей так, наверно, лучше —
От всех упрятан взгляд.
Глядит и вдруг – зажмурится.
Уйдёт в мечту свою…
А пары соревнуются,
И я столбом стою:
«Как, чем помочь кондукторше?
Не приложу ума!»
– Чего глядишь? Приехали —
«Новые дома».
 

* * *

…Очень нравилось мне ходить пешком; это когда подопечные комсомольцы не слишком далеко трудятся. Идёшь, и в силу распирающего тебя бурления молодых сил происходит поэтическая эманация – истечение строк и строф по поводу увиденного и услышанного в пути.

Новогоднее

 
Мир так загадочен,
Так интересен!
Всё повидать бы, да поскорей.
Обрывки песен, чудесных песен,
Взлетают птицами до фонарей.
Вот тот прохожий мне не известен.
Мы с ним увидимся ещё едва ль.
Обрывки песен мы слышим вместе.
Мотивы песен летят в январь.
И верить хочется, что мир не тесен;
Жаль, мало щедрости пока у нас.
Обрывки песен, сердечных песен,
Куда нужнее нам звонких фраз!
Поверьте, люди,
Наш мир чудесен!
А встреча с песней нам дорога…
Обрывки песен, хороших песен
По зимним улицам несёт пурга.
 

* * *

…Ноги несут меня на комсомольско-молодёжную стройку. Их в нашем Первомайском районе десятки. Молодые интеллигенты, оторвавшись от кульманов, редакторских столов, колб химических лабораторий, тогда, в конце пятидесятых, легко осваивали строительные профессии и вкалывали, чтобы в течение года-двух решить свой квартирный вопрос и к тому ж ускорить темп жилищного строительства в столице. Прихожу на стройку как комсомольский функционер и как поэт, пробующий силы в жанре лирического репортажа.