Текст книги "Отдохните, сударыня!"

– О-о-о! – загомонила бригада. Один только бригадир посмотрел на часы.

Как-то незаметно быстро допили бутылку. Василий подумал, не выставить ли вторую, но поэтесса спохватилась, сказала, что дома её ждут.

– Да брось, Нинон, никто тебя не ждет, – опять выдала её подруга.

– Нет-нет, я слышу. Мне надо домой…

– В туалет ей просто надо было, – сказал бригадир, который знал про девушек после двадцати всё: его старшая была уже на выданье.

– Вообще-то торопилась, – подтвердил Василий. Бригада приняла мнение бригадира как рабочую версию.

Василий стал одеваться и даже успел обуть один ботинок, но поэтесса категорически остановила:

– Ни в коем случае, Василий, вот этого не надо. Сегодня у меня счастливый вечер… Мне всё, наконец, стало самой про меня понятно. Мы уходим.

Она посмотрела на подружку требовательно. Та перевела взгляд на Василия и пожала плечом, извиняясь за причуды гения.

– У Нинон обостренное чутьё. Раз она что-то слышит, значит, в этом что-то есть.

Василий смотрел в окно, как они, обнявшись и поминутно останавливаясь, шли через широкий, слабоосвещённый двор в подъезд дома напротив. Ему показалось, что поэтесса рыдала. Василий подумал, что придётся учить поэтессу закусывать.

Девушки зашли в подъезд, а он всё стоял, пока у него не затекла одна нога. Тут Василий заметил, что стоит в одном ботинке. Он переобулся в тапочки. Потом вернулся за стол и доел капусту.

Луна светила ему на подушку и не давала заснуть. Василий пытался вспомнить, где у него при жене была заначка с сигаретами. Может, что там осталось. Но потом вспомнил, где, и вспомнил, что не осталось.

Наконец дрёма стала нагружать ему веки и даже, кажется, успел присниться наш бригадир.

– Брешешь, – не поверил бригадир.

– Только не лысый, а с шевелюрой, – уточнил Василий.

– О, с зарплатой будем! – обрадовались все. – Сон в руку. Давай, Василий, дальше.

– На чём это я остановился. Да, луна…

И в самый сладкий момент засыпания… ну, когда в самый последний момент – раз! и дёргаешься – вдруг раздался звонок в дверь.

«Кого это принесло в такую позднень? Неужели в третью смену будут просить?» – подумал Василий. Такое иногда бывало на заводе. Даже, случалось, присылали дежурный автобус.

Василий как был, в трусах, пошёл открывать дверь, собираясь сказать посыльному всё, что думал про завод, и отдельно упомянуть про бочки.

Но потом он забыл и завод, и бочки, потому что ему понадобилось крепко продрать глаза. Сначала Василий увидел выдающийся бюст, а потом того, кто этот бюст принёс.

– Можно войти?

Василий отступил в глубь комнаты.

– Вам письмо. Она сказала, что Вы поймёте, потому что любите Пушкина.

Василий взял в руки скомканный клочок бумаги и расправил его.

В бумаге значилось:

 
Я знаю: в Вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я Вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана…
 

Дальше было оборвано. Но Василий уже поднаторел в поэзии. Повертев записку и посмотрев бумагу на просвет, он угрюмо, но с пониманием ситуации спросил:

– Хорей?

– Ямб.

– Опять этот чёртов ямб! Что она хочет сказать?

– К ней муж внезапно вернулся. Володька. Она его услышала.

– У неё муж?!

– Володька. Тоже в нашем классе учился.

Василий замолчал, потрясённый. В уме он стал складывать все несуразности поведения поэтессы на предыдущих свиданиях. Сумма сошлась. Выходило, что он, Василий, обыкновенный дурак.

– Из плаванья вернулся?

– Из алиментов. Он от неё к матери убегал. Когда она сына Амфибрахием назвала. Он его с собой забирал.

Василий уже ничему не удивлялся.

– Амфибрахий – это по-гречески?

– Это поэтически. Размер такой.

– А-а… Дались же ей эти размеры…

Василий помолчал. Хотелось курить, но он помнил, что в заначке ничего нет. Гостья переступила с ноги на ногу. Чтобы хоть что-то сказать, Василий заметил:

– А у тебя ничего так… с размерами…

Подружка поэтессы скромно промолчала. Василий подождал и решил уточнить:

– Значит, мне дали отворот?

Подружка кивнула:

– Ты не беспокойся, мне тоже. Володька сейчас прогнал. Сказал, что я её совращаю.

– А ты совращала?

– Я её курить учила. И выпивать. Ну как бы с горя…

– Ну и как, получалось?

– Плохо. Как выпьет, так сразу в стихи…

– Я видел. Тяжёлый случай, – Василий вдруг увидел, что стоит в трусах и счёл нужным извиниться: – А я как выпью, так курить тянет. И прочее.

– Я всё принесла. И закуску.

– Надеюсь, не капусту? – вздохнул Василий.

И выдал-таки сегодня на пять бочек больше. Шестую мы ему не дали, так как рассчитывали на долгую, счастливую жизнь.

Василий и отнудитель-от-брехни
(Наше фэнтези)

Стою, значит, на балконе, курю. Пепел стряхиваю за перила и наблюдаю, как он неторопливо залетает на балкон соседям снизу. Вообще-то обычно не любят соседей сверху. Но мы с Клавой не любим снизу. Они любят громкий рэп, а мы за это не любим их.

На дворе осень. В этом году ранняя, но пока тёплая. Листья жёлтые, трава жухлая, мухи сонные, собаки озабоченные.

Мне грустно. Во-первых, надо идти к зубному лечить левый коренной. А во-вторых, Клава только что в очередной раз оставила меня. Мне грустно оттого, что я не знаю, с чего начать? То ли с зуба, то ли с Клавы.

Тревожит меня Клава. В последнее время часто стала оставаться после работы. Говорит, занимается с двоечниками. Это по физкультуре-то! Врать не умеет, глаза отводит. Как добыть из женщины правду, если у неё нет мозгов? Решена ли человечеством эта задача?

Обычно Клава говорит, что уходит от меня за непробудную лень. А ведь я ничуть не ленивый. Просто я часто мыслить люблю. Сегодня есть о чём помыслить. Проснулся и нашёл от Клавы записку на переполненном доверху мусорном ведре: «Василий! Я ушла навсегда. Ты никогда, никогда не увидишь меня в своей жизни, пока не вынесешь мусор».

Однажды в такой вот момент размышлений мною был выведен очередной закон природы: во всякое переполненное мусорное ведро всегда можно пристроить ещё одну вещь, если она принадлежит противоположному супругу.

Я подумал и приписал: «Клава, прости меня, я больше не буду», скомкал и пристроил записку в это же ведро. Подумал и всё же решил его вынести. Но прежде зашёл на балкон покурить и ещё раз подумать – выносить или не выносить. То есть возвращать Клаву или не возвращать.

Продолжаю курить и оглядывать двор. Всё то же. Трава жухлая, мухи сонные.

Вдруг возле балкона взбудоражилось какое-то марево, проснулись ближайшие деревья. Но тут же всё утихло, а прямо у перил обнаружилось нечто мне незнакомое. Батюшки! Прилетела летающая тарелка! И прямо мне на балкон. Небольшая, размером с колесо от моего трактора «Беларусь».

Ну как на балкон… Зависла в воздухе рядом с балконом и даже не трепещёт. Из неё протянулся какой-то щупалец и ухватился за перила.

Не показываю, что удивился, курю дальше. Понимаю, что исторический момент для всей планеты. Сейчас за мной наблюдают внеземные цивилизации, и я должен соответствовать. Но чувствую, что к желанию вынести ведро прибавилось ещё и желание забежать по пути в туалет.

Из тарелки вылез зелёный гуманоид. Небольшой, мне по пояс. Небольшой-то небольшой, но я так прикинул – в этой его тарелке, на мой взгляд, ему тесновато.

«Как он, интересно, справляет там естественные надобности? Летел, небось, тысячи световых лет, преодолевал парсеки. А выйти не моги», – подумал я. Вслух же сказал, как читал в книгах моего детства:

– Приветствую тебя, о, неопознанный посетитель моей планеты Земля! Меня зовут Василий, тракторист. Имею три грамоты – за трудовые успехи и моральное поведение в быту!..

«Взаимно, – отвечает инопланетянин, – я из созвездия Андромеда, с планеты Тетлан, маркитант. По-вашему, коммивояжёр. За трудовые успехи имею проблемы».

«Как же он разговаривает? – подумал я, – если рта совсем не раскрывает?»

«С тобой разговаривает мой мыслепереводчик. А зовут меня Йохомнененужномакаронычлучшененаливат».

«Имя чем-то знакомое. Не из наших ли гаражей?» – подумал я. У нас в гаражах по вечерам, если задержаться на часок – с машиной или, там, с моим корешом Крапоглазовым, и не такого гуманоида можно встретить. – А всё же, почему я его слышу, если у него и рта совсем нет?»

«А зачем нам рот, если можно общаться мыслеформами. Это легко, попробуй пошевелить мозгами».

«Резонно», – подумал я и выплюнул окурок. Тот почему-то не полетел вниз, а завис на уровне перил, рядом с тарелкой. Впрочем, что тут удивительного: тарелка вон висит, почему бы не висеть окурку.

Я попробовал пошевелить головой, где, как знал, до этого были мозги. В голове зашумело, забулькало и зазвякало. Оказалось, шевелить мозгами легко. Мы с Крапоглазовым в его гараже примерно так и общаемся.

«Послушай, о, землянин тракторист Василий. У меня такая проблема. За мной гонятся злобные Гончие Псы из одноимённого созвездия. И хотя только за сегодня я преодолел тысячи световых лет, но оторваться так и не смог. Ты должен меня… как это по-русски… скрыть. Можно, я пройду в туалет?»

«Вон, оказывается, как они справляют. К соседям просятся. Справится ли мой унитаз с ихней тысячесветолетней нуждой? – подумал я, а вслух сказал:

– У нас, о, неопознанный Йохомнененужномакаронычлучшененаливат, если правильно по-русски сказать, «скрыть» будет означать – заначить. Связано немножко с денежками, а лучше с чем-нибудь ещё. Я понятно объясняю? От жены, от Клавы, за-на-чить. От тёщи Аввакумовны, ейной мамы, тоже заначить. От Гончих Псов, получается, крепко заначить. Балалайка-жвачка-заначка… Ладно, проходите, неопознанный. И учтите, там цепочки, извиняюсь, нет. Проржавела, я шнурок от ботинка привязал, дёргайте за шнурок. А смывать дважды надо, ибо унитаз покачивается.

Я порадовался за себя, как достойно и вежливо держу марку землянина. «Ибо» я хорошо ввернул. Для достоинства это плюс. Пусть попробует вспомнить, что эта мыслеформа значит.

«Хорошо, заначь меня побыстрее. Но учти, о, землянин Василий, со мной мой верный бластер. Не дури, ибо… Я правильно сказал про “ибо”?.. Ибо, если что не так, то смотри…»

Инопланетянин навёл оружие на окурок, и тот исчез. Я вспомнил слово «аннигиляция», тоже из детских книжек, хороших книжек эпохи наших героических космических полётов.

«Ишь, какой попался… Гуманоид. Быстро он с этим “ибо” справился. И с окурком. Угрожает… А я ещё к нему с приветом…»

По щупальцу инопланетянин перебрался в квартиру. Он прекрасно в ней ориентировался, так как сразу прошел в туалет. Я пока решил потерпеть.

Но не тут-то было.

Вдруг на уровне балкона, чуть подальше от тарелки, зависло какое-то огромное серое сооружение, что-то вроде вагона электрички. Из сооружения неслась ритмичная внеземная музыка (прямо в мозг, разумеется), похожая на тот неприятный рэп, что любили наши соседи снизу и гнали нам с Клавой его прямо в мозги.

Из окна вагона высунулись некие чудища с пёсьими головами. Одно было очень грозное, похожее на бульдога, в чёрном шлеме. Рядом с ним на меня смотрела лисья морда в рыжем платочке. На шее бульдога висел бластер знакомой мне конструкции. Наверно, в космосе был свой концерн «Калашников», штампующий бластеры для всех цивилизаций.

В одной руке бульдог держал потрёпанный черный флаг, а в другой была толстая книжка. Книжка сама перелистывалась и подсказывала бульдогу нужные слова и мысли, в смысле, мыслеформы. На чёрном фоне рваного флага была зелёная мордочка моего знакомого гуманоида Йохомнененужномакаронычлучшененаливата.

Рэп рэпом – неприятно, конечно… Но и гости есть гости.

– Приветствую вас, о, неопознанные посетители моей планеты Земля. Меня зовут Василий, тракторист… – обратился я, уже по привычке и от себя всё-таки добавил, не удержался, парочку мыслеформ, частично противоречащих искреннему звуковому приветствию.

«Послушай-ка, ты, – обратился бульдог с флагом, – мы прилетели издалека…»

«…И эти сейчас на унитаз будут проситься …» – забеспокоился я.

«…Здесь где-то должен был пролетать поганый тетланин. Ты видел его?»

Я шкурой почувствовал, как за дверью туалета Йохомнененужномакаронычлучшененаливат повёл бластером в мою сторону. В голове что-то неприятно звякнуло, как будто мелькнула и разбилась какая-то важная мыслеформа. Так у меня всегда бывало при беседе с нашим участковым. Я почувствовал себя в привычной тарелке, когда надо всё отрицать.

– Нет, о, неопознанный, не видел. А что за тетланин?

«Зелёный такой. Вот его флаг, на флаге его морда».

«А не ты ли это сам, тетланин, но в чужом обличьи?.. – перебила рыжая и стала сравнивать меня с флагом. – Если уши подрезать… Подрежь-ка ему, Чёрный (так перевёл мне их мыслепереводчик)… Или ладно, пока не надо: глаза не те. Жаль…»

«Этот тетланин подсунул нам в корабль один прибор… Он нам мешает лететь».

– Компас, что ли, глючит? Возьмите мой, он ещё школьный, недорого…

«Да не лететь, жить он нам мешает! – перебила нас лисья морда. – Этот негодяй, морда тетланская, продал нам прибор и сказал, что прибор называется “принудитель-к-правде”» (мыслепереводчик перевёл мне «отнудитель-от-брехни»).

Чёрный терпеливо продолжил:

«Тетланин сказал, что у совравшего мозги в мусор превращаются. Мы, конечно, проверили на одном предателе. То ли прибор сработал, то ли мы перестарались. Ну, в общем, стали мы остерегаться (мыслепереводчик перевёл “предохраняться”)… А надо сказать тебе, абориген Василий, что в космосе мы по праву известны как самые рьяные борцы за правду. Нам правда во как нужна! Возьмёшь, бывает, купца на абордаж, привяжешь к стулу… И вот тут уж мы, землянин, не терпим вранья! Ни малейшего. Вплоть до паяльников…»

«Многие упрямцы сначала не соглашаются, – вступила рыжая, – жалко их, недалёких: не понимают, что всё в мире на правде построено. Ведь всё равно скажут, где у них что спрятано по тайничкам» (мыслепереводчик перевёл «по заначкам»).

«Помолчи, пожалуйста, Амбра… Да, землянин, с прибором полегче стало. Купец как увидит что-то незнакомое, сразу штаны у него сами собой заполняются, и правду всю нам выкладывает, как на духу. И ему, и нам облегчение. Мы сначала радовались».

Рыжая морда опять перебила:

«…Да, радовались. Не знали, какая это зараза – правду-матку резать…»

«А в нашем пиратском деле правда не всегда нужна, – продолжил Чёрный. – Дошло до того, что мы уже и добычу правильно разделить не можем, друг другу норовим подарить. И при встречах с королевским крейсером притвориться купцами не умеем. А те и рады, палят без предупреждения. Позавчера еле ноги унесли. Наш корабль-то уж две недели как без горючки… В общем, где этот Йохомнененужномакаронычлучшененаливат, пусть выйдет и выключит».

«А я тебе говорила, Чёрный, не верь этому тетланину. Охмурил он тебя этим прибором».

«Вся команда переругалась. Я с женой поссорился, когда узнал, что она обо мне думает…»

«Не ври, Чёрный, ты обо мне ещё хуже думаешь!..»

«Не начинай, Амбра… Ну вот, видишь, землянин, не получается диалога семейного, отовсюду правду слышишь».

– Я вас, уважаемый, во как понимаю. Как никто на нашей планете Земля понимаю. Но помочь не могу. От меня самого Клава вот ушла. Насовсем.

«И правильно сделала! – мстительно сказала рыжая морда. – Я бы тоже ушла, да некуда».

«Я тебе уйду!» – пригрозил бульдог.

– А выбросьте вы этот «принудитель» к чертям собачьим!

«К чертям нельзя. Они назад его приносят», – сказала рыжая.

«Да, землянин. Возвращается. Не раз пробовали. Кому только ни подбрасывали. Закольцовывается как-то, что ли».

Я вспомнил такой же случай, как Крапоглазовы подарили нам открывалку для пива, которую мы когда-то подарили им, ещё на Новый год. Или вот ещё коробки конфет ко дням рождения гуляют, закольцовываются…

«Тетланин сказал, его только добровольно подарить можно на день рождения на радость имениннику. Или поменять на равноценное».

– Ну, извините, дорогие псы, днюха у меня в апреле, а равноценного ничего нет. Сожалею. Утюг разве вот от Клавы остался. В вашем правдивом пиратском деле неплохая помощь паяльнику. Но Клава им гвозди забивала в вешалку, теперь не греется. Как починю – приезжайте, гости дорогие…

«Ты, землянин, с огнём не играй! Нам нужно поменять «принудитель» у Йохомнененужномакаронычлучшененаливата. Ты должен знать, туземец, где он».

«Да. Где эта сволочь?» – воспрянула рыжая и здорово напомнила мне мою тёщу Аввакумовну, когда я, бывает, немного задерживаюсь в гаражах.

«Отвечай, туземец, не тяни. «Принудитель-к-правде» пока у нас. Так что не вздумай соврать, не то твои мозги уйдут в мусор…»

«…Мусор так и не выбросил! – мелькнуло у меня в голове. – Вдруг Клава вернётся, а я аннигилированный, и даже мусор не выбросил? Что подумает?..»

Рыжая морда совсем перестала сдерживаться, отчего стала ну совсем уже похожа на Аввакумовну, когда та узнала, что чашку из сервиза, её свадебного подарка нам, аннигилировал с балкона Крапоглазов:

«Да точно, знает он! Что ты с ним нянчишься, Чёрный? Полосни его легонечко бластером по ушам, и мы правду сразу услышим. Или батарейки кончились?»

Я задумался. В детстве я часто мечтал о встрече с внеземными цивилизациями. Однако, как оказалось, нелёгкое это дело – пребывать на перекрёстках Вселенной. Сзади на тебя бластер нацелен, спереди – тоже бластер, да в придачу с неуёмной женщиной.

– Окститесь, граждане Псы! У нас, на планете Земля, и без «принудителя» никто не врёт, – соврал я, придерживаясь проверенной годами линии защиты.

«Рассказывай, – не поверил бульдог в шлеме. – Последний раз спрашиваю: где ты прячешь поганого тетланина?»

– Да нету тут никаких ваших тетланинов! Возьмите вот утюг, я бесплатно починю.

«А это чей диск?» – показал на тарелку Чёрный.

– Это колесо. От моего трактора.

«Трактора? Что есть трактора?» – лисья голова в рыжем платочке забрала из рук бульдога книгу и сама стала листать её. Наверно, искала на букву «Т».

– Обыкновенный трактор, «Беларусь-500». Спустило колесо, вот что. Чинить надо. Мусор сейчас выброшу и займусь… А вас, граждане Псы, я убедительно прошу, вы, пожалуйста, назад. Назад, назад, туда подальше, к созвездиям… Давно, поди, на родине не были? Дались вам эти купцы… Детки дома плачут, ждут, не дождутся, а? «Где наши папка с мамкой, где?» «У-у-у…», – я и сам был готов заплакать. – Выросли, поди, деточки? Уже и не скулят, а тявкают, небось?..

Рыжая перестала листать, задумчиво подняла морду к небу.

«Слышь, Чёрный, ты видишь, что и землянин этот уже под прибором? Он правду говорит. Ты, Чёрный, знаешь, что правду, знаешь! Сколько я просила, умоляла: пора домой, а? Обрыдло!… Я же вижу, я всё вижу: и ты по нашему щеночку скучаешь… А… Будь всё проклято! Улыбнись-ка землянин! Радуйся, что цел!

Я от удивления растерянно улыбнулся.

«Считай, ты сегодня заново родился. Благодари. У тебя день рождения, удачливый землянин! Держи! Дарю!..»

Рыжая вдруг вытащила из-за пазухи маленькую голубую коробочку и бросила в меня. Вообще-то у меня плохая реакция, но тут я поймал. Чёрный не успел и бластером повести, как их корабль растворился в воздухе.

Из туалета вышел тетланин. Усмехнувшись, он взял у меня полученный подарок.

«Тупые ублюдки! Я успел рассказать им лишь то, что врать, мол, нельзя ни в коем случае, иначе будут стёрты мозги у совравшего. Между прочим, прибор и вправду превращает мозги в мусор, если что. А они взяли прибор, якобы посмотреть, и сбежали, не заплатив! Дебилы! Не заплатить мне за мой несравненный “принудитель-к-правде” (переводчик мыслеформ опять перевёл мне: “отнудитель-от-брехни”) ни сольдо! Бежали, хохоча, и ещё корчили мне рожи! Думали, что теперь на их бандитском корабле воцарится порядок. У пиратов – и порядок! Ха-ха-ха! Знай, землянин Василий, я всегда хохочу последним. Посмотри: эти идиоты не догадались даже включить мой “принудитель”! Так и резали правду-матку друг другу в глаза, дураки, пока болтались в космосе, живодёры. Боялись за свои драные мозги! Как будто у них могут быть мозги! Жалкие ничтожества!»

«Смотри, показываю тебе, землянин Василий, вот “правда”, вот “ложь”. “Правда” – “ложь”. “Правда” – “ложь”…, – он пощёлкал туда-сюда красненьким шпенёчком на крышке коробочки. – Оставляю тебе. Твой же подарок».

– А общий «Выкл»?

Тетланин вздохнул:

«Пока не придумал, времени только на бега хватает».

Я пощёлкал шпеньком. Но ничего не произошло.

«А ничего и не произойдёт: у вас же на Земле, как ты сказал, “не принято лгать”, – хитро усмехнулся зелёный гуманоид и перекинул бластер за спину. – Что ж, бывай, землянин Василий! Спасибо за приют, за то, что потерпел. Я там, в туалете твоём кое-что поправил, не обессудь, если что не так… Ты молодец, не подвёл. Вот тебе за это».

Он поводил над мусорным ведром бластером. Мусор бесшумно аннигилировался.

«Теперь у тебя никогда не будет мусора, – пообещал мне Йохомнененужномакаронычлучшененаливат.

– Спасибо. Клава будет рада. Если будет.

«Прощай, гостеприимный землянин Василий, может, ещё свидимся. Очень удобный у тебя перекрёсток. С туалетом».

– Прощай, Макароныч, – помахал я в ответ, а сам подумал: «о каком перекрёстке он говорил?»

Не знаю, успел ли Йохомнененужномакаронычлучшененаливат заметить мой вежливый жест, уж очень быстро его тарелка растворилась в воздухе.

Признаться, я уже как-то и перехотел, просто зелёный гуманоид заинтриговал, что он там, в туалете, наделал. И только я, было, туда направился, как вдруг возле балкона ниоткуда появилось туманное облачко, и из него материализовался очередной космический корабль.

Я не испугался, так как уже привык к участи станционного смотрителя. Но ноги мои приросли к полу, и почему-то я не мог ими двигать.

«Замуровали, демоны», – понял я и стал обречённо ждать продолжения.

Корабль представлял собой нечто похожее на кисть винограда. Нагромождение маленьких ягод-кубиков сводилось в «кисть» размером с паровоз.

Как по команде, в каждой «ягодке» открылись окошки, оттуда вылезли сначала какие-то рога, а за ними и головы, принадлежащие этим рогам. Рога и головы были самых разных размеров, цветов и форм. Большие и маленькие, розовые и фиолетовые… Те головы, что поменьше, тут же стали показывать друг другу языки, корчить рожицы и обзываться.

– Приветствую вас, о, неопознанные рогатые посетители моей планеты Земля. Меня зовут…, – затянул я заунывным голосом.

Обездвиженному человеку трудно наскрести в себе достаточную порцию гостеприимства, чтобы выказывать задор и весёлость.

Голова из самой большой «ягоды» перебила меня:

«Это Третья улица Строителей, дом Двадцать пять, квартира Двенадцать?»

– Да, – удивился я. – Как вы так быстро меня нашли?

«Вы Василий или Клава?»

– Я зять Аввакумовны, – осторожно сообщаю ему. – А кто вам, собственно, нужен?

«Нам нужен Йохомнененужномакаронычлучшененаливат, и лучше, если живой», – сказала голова.

– А вашего Йохомнененужномакаронычлучшененаливата нету-с.

«Не может быть, товарищ, мой навигатор никогда не ошибается…»

– Опоздали-с, – ехидно сказал я. – Только что укатили-с.

Все неопознанные в окошках понурили свои цветные рога и перестали ругаться. Это выглядело ещё более уныло, чем мои недвижимые ноги.

«Понимаете… Э, как вас?..»

– Василий, тракторист. Три грамоты за трудовые успехи и мораль.

«Очень приятно. А я Эйфус. Мы, собственно, теперь не знаем, что делать. Но надо рассказать Вам нашу историю».

– Это долго? Я… Как бы сказать… Чувствую себя не очень комфортно. Вы не могли бы меня отпустить?

«По правилам вежливости нашей планеты у нас принято обездвиживать собеседника».

– Я не сбегу! Только отлучусь на две минуты и всё.

«Понимаете, мы не имеем возможности Вам поверить. Пусть уж останется всё как есть».

– Почему бы и не поверить постороннему человеку – землянину, честному трактористу?

Голова перебралась ко мне на балкон. Ножки у неё были удивительно маленькие, а туловища почти не было – так, огурец какой-то. Конечно же, на шее у головы висел такой же бластер, как у всех у них там, в пространстве.

«Вот об этом и хочу вам рассказать, а вы всё куда-то стремитесь, не хотите слушать. Порядочные цивилизации так не поступают».

– Чёрт с вами, валяйте.

«Мы глубоко несчастны, Василий. Мы разучились верить кому бы то ни было!

Да, Василий, какое-то просто наваждение. Я сейчас объясню. Мы из созвездия Козерога, с планеты Платон. Торгуем с другими созвездиями…

Ну, по мелочам. Собираемся несколько семей, нанимаем судно и – в дорогу. Прямо семьями и летим. В этот раз летели себе мирно, жили спокойно. Наставляли друг другу рога – платонически, конечно. И прекрасно себя чувствовали.

И вот на одной планете, в каком-то захолустье, повстречали этого космического маркитанта Йохомнененужномакаронычлучшененаливата, чтоб ему пусто было. Нет, товар у него неплохой, спору нет. Мусорные порталы, например, очень нравятся нашим жёнам. Скороварки из ничего, самогладящиеся простыни, незримые отпугиватели порчи… А когда мы рассказали ему о трудностях деловых переговоров с другими цивилизациями, он подарил нам одну штуку. Сказал – должно помочь, вот, мол, вам мой патентованный “научитель-для-лукавства”» (мыслепереводчик перевел как «принудитель-к-брехне»).

«Сначала всё шло очень хорошо. Мы тут же заключили несколько выгодных контрактов. Радовались. Но со временем в нас самих что-то разладилось…»

– Стоп, чужеземец Эйфус! Я сейчас догадаюсь, что было дальше. Вы стали врать друг другу!

«Да! О, мудрый туземец Василий!.. Так и есть. Мы научились виртуозно лгать! Друг не верит другу. Мужья не верят жёнам, а жёны – мужьям. Дети – родителям, даже составили график, кому считаться их родителями. Потому что не верят официальным метрикам…»

– Ну, с детьми и у нас на Земле морока. Клава из школы, она у меня по физкультуре, после двоечников просто выжатая приходит, совсем без мозгов – даже меня не узнаёт…

«Самое скверное, мудрый Василий – у нас пропала Общая вера! Мы все перестали верить в самогó Великого Козерога! По секрету вам, Василий, скажу: нам кажется – только между нами – и сам Великий Козерог с наших икон тоже стал нам как-то недоверчиво и даже презрительно улыбаться!»

– Эгей! Смотрите! Так недолго докатиться и до революции!

«Вот-вот! И как это вы, Василий, всё схватываете быстро!»

– Три грамоты за мораль плюс большой исторический опыт… Много думаю тут у себя на балконе… Жаль, Клава ворчит…

«Клава будет гордиться тем, что именно её муж представляет всю вашу планету! Так о чём это я?»

– …Докатиться до революции.

«Ах, да… Молодежь уже тайно учится писать прокламации. Хорошо, что пока ещё доносят друг на друга …»

– Я вам сочувствую, Эйфус. У нас на Земле такое же положение. Прокламаций ещё нет пока, но уже доносят. Дети всё хуже. Иконам тоже мало верят. В последнее время, правда, динамика малость поворачивается в положительную сторону.

«Нам не сочувствие, Василий, нам помощь нужна. Пока планируем у Вас остановиться, уж не обессудьте. Наши новую трассу проложили, и как раз через ваш балкон. Теперь очень удобно стало – все дороги заметно короче, особенно к нам на Платон. И не трясёт. У вас, Василий, здесь главный перекресток космических телепортаций. Что ж, будем дожидаться этого Йохомнененужномакаронычлучшененаливата на вашей жилплощади. Мимо не протелепортирует».

– Перекрёсток, говорите? Да уж, наверно, очень удобно… Особенно нам с Клавой… И сколько там всех вас?

«С детьми или без?»

– Ну как же без? Они ж, наверно, тоже какают. Вижу, много. Давно пересчитывали?

«Увы, даже если я смогу всех пересчитать, я себе не поверю».

– Почему же это?

«“Научитель”, забыли? Действует: я и себя подозреваю в лукавстве».

– Но пардон, господа козерожи! Так нельзя. Нужно хоть какое-то планирование. У нас, на нашей планете, по нормам, например, пионерских лагерей на шестнадцать пионеров положено одно очко. У вас, я смотрю, голов с полсотни наберется, а у меня унитаз всего один…

«Наши порталы для мусора избавят Вас от всяких бытовых нужд. Кстати, я вижу один у ваших ног. Не могли бы Вы нам его продать?»

– С какой стати? Это моё ведро. Уже давно моё, ещё до вашей эры. Я его в магазине покупал, за двадцать три рубля по тем ещё ценам.

«Понимаете, Ваш мусор из этого портала по неведомым путям прилетает почему-то к нам в корабль и прямо в мою каюту. Моя уборщица Наурия грозится подать на расчёт…» (Мыслепереводчик перевел «Наурия задолбалась за вами убирать»). «“Клава, прости меня, я больше не буду”, – это вы писали?» – козерог протянул мне мятую бумажку. – Вы спрашивали, как мы Вас нашли. Наш навигатор нашёл Вас по почерку».

– Здорово, однако! Кстати, тут два почерка – мой и Клавы. Не мог бы ваш навигатор сказать, где сейчас моя Клава?

«Скоро придет. Я дам за Ваш мусоропортал двадцать пять рублей».

– Тридцатку – меньше не могу. Клава придёт – не поймёт меня.

«Поймите, Василий, двадцать пять – это очень много. Очень! На наши деньги это целых пять сольдо!»

– Ищите дураков на поле чудес!

«Василий! Это же неразменные пять сольдо!».

Я вспомнил всё, что знал по этому вопросу и о чём мы с мужиками мечтали в гаражах. Неразменные деньги – это те, что никогда не кончаются. Такие в наших гаражах только у Виктора Тихоновича, торгующего российским газом и ездящего на джипе без номеров, зато с охраной.

– То есть, мы с Клавой идём в магазин и покупаем там всё, что хотим? А в кармане у меня так и останется двадцать пять рублей? А как же закон сохранения энергии? Или на деньги он не распространяется?

«Ещё как распространяется! У нас на планете на эти Ваши двадцать пять рублей будет работать полгорода: мы знаем женские аппетиты. А если оставить у Вас ещё и Ваш портал, то будет занято ещё полгорода! Ибо в него Ваша Клава наверняка пригласит сыпать мусор всех соседей».

– «Ибо» – тут вы верно сказали. Кроме, конечно, соседей снизу.

«Но остальных-то пригласит! Потом позовёт весь дом, потом город… Ваша планета удивительно мусоролюбива».

– Ну если деньги неразменные – это другое дело, по рукам.

Я представил, как небрежно скажу в гаражах Крапоглазову: сгоняй-ка за пивком, дружище, сдачи не надо. И подарю ему неразменный рубль. Сколько бутылок, интересно, принесёт и отдаст ли сдачу?

Я передал козерогу ведро и принял монеты, очень похожие на рубли, 25 штук. И вот тут-то, в момент передачи, я заметил на шее пришельца знакомую голубую коробочку!

Мне стало всё ясно.

– А знаете, уважаемый Эйфус, – обратился я к козерогу, – кажется, Вам можно помочь.

«Да? И как же?»

– Вот что это такое у Вас?

«О, это и есть наш “научитель-лукавству”».

– Отдайте мне его.

«Невозможно. Во-первых, мы не можем рисковать нашими контрактами…»

– Ну, тут уж, конечно, как хотите. Но надо выбирать: или семья, или работа.

«…А во-вторых, по правилам вежливости нашей планеты, мы ничего не дарим, только продаём».

– Разрешите-ка хотя бы только попробовать.

Не снимая «научитель», знакомый мне ранее как «принудитель», с шеи козерога, я передвинул на нем шпенёк из положения «ложь» в положение «правда».