Текст книги "Падение"

   Антон потягивал коктейль у стола и тоже без особой радости наблюдал за укреплявшимся взаимопониманием Оксаны и Ромы. Собственно, он пришёл сюда ради неё. У них уже кое-что было, хотя она, как и он, не придавала особого значения мимолётным приключениям. Правда, он был не прочь повторить. Но Егорову лучше дорогу не переходить. 

   К столу подошла та самая худенькая смурная блондиночка. Не обращая на него внимание, она начала наливать себе вино в бокал. Он окинул её взглядом. Не то чтобы красотка, но если приодеть, будет даже ничего.

– Эй, привет!

   Она испуганно посмотрела на него, пролив при этом немного вина мимо бокала. На скатерти растеклось небольшое багровое пятно.

– Давно не виделись! Не узнаёшь, что ли?

   Она молча смотрела на него большими, тёмными, расширившимися глазами. Он отвернулся и начал с пренебрежительным видом рассматривать танцующих. Юля почувствовала, как внутри закипело возмущение. Она встала рядом, потягивая вино и не смотря на него, но в ней проснулось неистребимое желание заставить его вновь обратить на неё внимание.

   Наконец, спустя некоторое время он повернул к ней лицо и улыбнулся. Она поневоле улыбнулась в ответ, удивляясь тому, как сильно и быстро вдруг забилось сердце. И как-то сладко заныло в груди.

– Извини, спутал тебя с другой. Когда много знакомых, такое бывает, согласись?

– Не знаю. У меня знакомых немного.

– Мудро с твоей стороны, – он с расслабленным видом отхлебнул из бокала.

– А мы с ней что, похожи?

– С кем?

– С этой твоей знакомой.

– Нет, но обе красивые.

   Она засмеялась и почувствовала, как на щеках загорелся румянец. Он протянул руку.

– Антон.

– Юля.

– Друзья зовут тебя Юлечка?

– Да нет, так и зовут.

– Так какие у тебя планы на вечер, Юля?

-Да особых нету…

– Пошли танцевать, – он потянул её за локоть.

– Знаешь, мне что-то не хочется.

– Да ладно, пошли.

– Не хочу я! – она вырвалась.

   Он пожал плечами и пристроился к одиноко танцевавшей Кузнецовой. Та ободряюще улыбнулась ему.

  Юля вышла на балкон – подумать, прийти в себя. Широкий, с деревянным настилом. Смирновы постарались придать ему вид летней веранды. На металлических перилах красовались подвесные горшки с цветами. По обеим сторонам в углах –  плетёные кресла-качалки. Она села в одно из них.

   Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы прийти на вечеринку. Кстати, маме она соврала, что они с Настей вместе будут готовиться к ЕГЭ. Оказавшись в непривычно шумной и оживлённой обстановке, она почувствовала себя вышедшей из тёмной пещеры на яркий свет после долгого заточения. И вот такой парень обратил на неё внимание. Как Юля ни старалась, она не могла скрыть радость на лице.

   На балкон вышел Володя с сигаретой в левой руке.

– Ты не против, если я тут покурю?

– Нет, это же не мой личный балкон, – она заставила себя принять равнодушно-спокойный вид. –  Чувствуй себя как дома.

   Он опустился в кресло напротив. Достал пачку «Winston».

– Вообще-то я пытаюсь покончить с этой привычкой. Пока она не покончила со мной.

   Юля слабо улыбнулась.

– Завтра опять в школу. Как же хочется наконец выспаться.

– Скоро каникулы, – утешил он её. – Для некоторых конец школы навсегда.

– Но я пойду в десятый. А ты?

– А как же, – фыркнул он. – Хотя, честно говоря, не хочу. Но предки настаивают. И всё за меня заранее продумали – шаг влево-шаг вправо– расстрел.

– И у меня та же история.

– Вот это, – он обвел рукой окружающие высотки, – Построено на месте снесённого исторического района. Кто-то на этом крупно наварился. Помнишь, сколько здесь было старинных красивых зданий?

– Да. Подобное я видела только в Омске, когда ездила к своему дяде на каникулы.

– Тогда ты понимаешь, о чём я. Снесли домик, в котором какое-то время жил Горький и писал то ли «Детство», то ли «Юность».

– Ой, не напоминай. В прошлом году это было худшее, что нам задали читать по литературе. Горьким можно пытать людей.

– Эдик говорил, у Горького есть произведения поинтереснее. Так вот, когда этот домик снесли, люди начали возмущаться. «Не дадим уродовать родной город» и всё такое. А раньше вы где были? И где остальные? Вышла-то всего пара тысяч человек.

   Он умолк и внимательно посмотрел на неё.

– Но то, что построили, тоже очень красиво, – возразила она. – Прогресс не остановить.

– Смотря с какой стороны посмотреть. Некоторые считают, что это регресс.         

   Юля не знала, что ответить. Постепенно темнело, небо наливалось тяжёлой, сумрачной синевой. Окна один за другим зажигались красным, жёлтым, фиолетовым. Над крышами появилась большая звезда – загадочно мерцающий зеленоватый сапфир.

– Это Венера, – проследил за её взглядом Володя. – Она появляется первой и исчезает последней. Поэтому у неё два имени – Вечерняя звезда и Утренняя звезда. И ещё она движется по орбите в сторону, противоположную движению остальных планет.

– Правда? – заворожённо, словно под гипнозом прошептала Юля. Она уже не помнила, когда в последний раз любовалась красотой звёздного неба, и сейчас она просто поразила её. Здесь звёзды казались чуть ли не вдвое крупнее. Они многозначительно, загадочно мерцали, словно пытаясь сообщить ей что-то.

– Я давно не смотрела на звёзды.

– Я с детства. Недавно опять залюбовался, впервые за долгие годы.

– И что?

– Обо что-то споткнулся и полетел носом вперёд. Потом уже смотрел под ноги.

   Она встала и посмотрела «с высоты птичьего помёта» (по меткому выражению Толика) на расстилавшееся внизу благолепие. Гигантский широкий колодец двора. Припаркованные внизу длинными тесными рядами иномарки казались игрушечными. Детская площадка с качелями, металлической горкой, паутинкой, песочницей. На первых этажах домов, гордо, почти надменно возвышающихся над этим уютным ухоженным мирком, расположились: «Магнит», парикмахерская, зал для фитнеса, салон красоты «Глянец». Володя кинул окурок за перила. Красный мигающий огонёк очень долго падал на асфальт. И наконец погас. Человек падал бы быстрее? Она не помнила, влияет ли вес объекта на скорость падения. С физикой она была примерно в тех же отношениях, что и со сверстниками. Как-то она смотрела одну из многочисленных «сенсационных» передач на РЕН-ТВ, и там рассказывали, что в момент сильного стресса искажается ощущение времени. С точки зрения переживающего стресс человека оно растягивается. И падение с большой высоты должно казаться долгим, страшно долгим. Возможно, во время прыжка с парашютом в какой-то момент может показаться, что ты и не падаешь вовсе. Просто зависаешь в воздухе, а внизу, под тобой, расстилается яркий, широкий, безграничный мир. И кажется, что он принадлежит только тебе. Юля на миг представила, что под ней ничего нет, и она со страшной скоростью падает вниз. Голова закружилась, дух захватило. Ощутив слабость в ногах, она вновь опустилась на кресло.

– На самом деле падение с высотного здания не так страшно, как кажется, – сказал Володя, будто прочитал её мысли. –  От страха сердце разрывается на полпути, в момент встречи с землёй человек уже мёртв и не чувствует удара.

– О чем говорите? – бодро вклинился в разговор только что вошедший Эдик.

– О том, что падение с такой большой высоты не так страшно.

– Кажется, что-то подобное написано у Кинга в «Балладе о гибкой пуле».

– А я недавно читала «Кэрри», – сказала Юля.

– Попробуй ещё «Девочку по соседству». По ней вроде фильм сняли. Никакой мистики, никаких монстров, но жуть как страшно. Это не Кинг, другой автор.

   Эдик посмотрел на окончательно потемневшее небо, напоминающее чёрную бархатную ткань с блёстками.

– Некоторые звёзды расположены так далеко, что свет от них идёт до нас миллионы лет, – задумчиво проговорил он. – И хотя мы их видим и восхищаемся их красотой, на самом деле они уже давно угасли.

– Это ты к чему?

– Так, для справки.

   Спокойное течение беседы нарушили Толик и Рома, ввалившиеся с наполовину початой бутылкой вина.

– Вот вы где спрятались, малышня!

   Рома уселся на край парапета, отхлебнул из горла, запрокинув голову, покачнулся.

   Толик схватил его за плечо, помогая восстановить равновесие.

– Свалишься, от асфальта тебя потом отскребать. Наклони корпус вперёд!

– Да плевать. Лучше ярко гореть, чем долго тлеть. Вот Джим Моррисон ничего не боялся. Он на спор прошёл по самому краю крыши небоскрёба. Он говорил: «Ты либо веришь в себя, либо падаешь». Он так и не упал.

– Да, он утонул в ванне.

– Ты прям как Долохов, – заметил Эдик.

– Чего? – нахмурился Рома. – Как кто?

– Ну, знаешь, в «Войне и мире»…

– Ты читал это старьё? Лучше на, глотни-ка.

   Эдик отпил из бутылки, поперхнулся и закашлялся.

– Какой же ты ещё карапуз! Тебе только титьку у мамки сосать, – Рома покачал головой, забирая у него бутылку.

   Толик достал из кармана смартфон. 

 – А у меня есть видео, как парень решил построить из себя крутого руфера, чтобы выпендриться перед своей девушкой. Начал на краю крыши пятиэтажки выделывать акробатические номера, стойку на руках, потерял равновесие и свалился вниз. А она стояла рядом и снимала это в прямом эфире.

   Его обступили. Он показал им этот ролик, потом другой – как пацаны лет десяти тусовались на крыше, двое повздорили, и один, повинуясь минутному импульсу, столкнул другого вниз. Юля смотрела на это, и внутри у неё всё съёжилось от ужаса.

– Ну и дебилы, – покачал головой Рома.

-Ты чё, такие ли ещё случаи бывают! Я недавно читал в Инете, как 14-летний подросток облил своего одноклассника бензином и поджёг. Того доставили в больницу почти полностью обгоревшего.

– Во дают! За что он его так?

– Тот одолжил у него самокат и отказался отдавать обратно.

– А, ну тогда да, заслужил.

3

   В десять выключили музыку, в половине одиннадцатого Настя попросила расходиться. Началась толкучка в прихожей, прощанья, объятия, чмоканья в щёчку.

– Мы с Ромой в «Пирамиду»! – весело прокричал Толик Оксане. – Айда с нами!

– Да надоела эта «Пирамида», – махнула рукой Оксана. Она, кажется, слегка перебрала.

– Что, привыкла по ресторанам с кавалерами шляться?

– Я уже по сто раз везде была. Наш городок стал мне слишком тесен. Душа рвётся в Москву, или хотя бы в Нижний.

-Да Нижний Новгород тоже большая деревня, – поморщился Рома. – Всего-то в два раза больше Державинска. И слишком близко отсюда. Родоки будут туда таскаться каждые выходные.

– Ой, посмотрите, какие мы разборчивые. Ну а ты, моё солнышко? – повернулся Толик к Кате.

 – А я мечтаю переехать в Калифорнию, – лучезарно улыбнулась та.  – В Голливуд. – Да я не об этом спрашиваю, дурёха! Ты с нами идёшь или нет?

– Не-а. Надо выспаться. Не хочу завтра ползать, как сонная муха.

– Понятно, ты собираешься, как всегда, порхать и жужжать над ухом. Ну ты-то хоть с нами? – повернулся Толик к Антону. Тот отрицательно покачал головой.

– Вы все сговорились, что ли?!

– Да ладно. Без них обойдёмся, – Рома натянул кожаную куртку.

   Они вышли и спустились по лестнице во двор. Направились к Заречной. Оксана, Рома, Толик, Эдик, Катя шли плотной кучкой. Чуть позади них Антон. Впереди, отдельно от всех, втянув голову в плечи, Юля.

– Ну что, Воробьёва, нажралась, алкашка? – выкрикнул Толик.

– Воробьёва, я в восторге от твоего имиджа! – весело подхватила Оксана. – Расскажешь, где шмотки купила?

   Юля оглянулась и смущённо улыбнулась. Потом ещё сильнее втянула голову в плечи и ускорила шаг.

– Куда побежала-то?

– Да она боится, что мамка заругает, если поздно придёт!

   Все засмеялись.

   Покинув территорию жилого комплекса, они пошли по пешеходной аллее. Через дорогу величественно возвышалось подсвеченное фонарями белое здание драмтеатра имени Островского – ходили слухи, что в конце 70-х его проектировал Андрей Макаревич.

 – Я оставил мотоцикл на стоянке у театра, – сказал Рома Толику. – Пошли туда. 

– А кто меня до дома проводит? – вкрадчиво протянула Оксана. – Может, сначала меня подвезёшь?

–  Я к тебе шофёром не нанимался, – проворчал Рома. – Некогда мне тебя подвозить.

– Я тебя провожу, – вызвался Эдик. – Нам всё равно в одну сторону идти.

– Ой, ты настоящий рыцарь! –   Оксана решительно приблизилась, просунула руку в сгиб его локтя и прижалась к нему.

– На свадьбу-то позовёте? – иронично согнул бровь Рома.

– Иди ты! Он просто джентльмен! Не то, что вы!

   Посмеиваясь, Рома и Толик перешли через дорогу на полупустую стоянку театра.

   Честная компания двинулась дальше. Рядом высилось заставленное строительными лесами и завешенное фасадной сеткой здание торгового центра. В городе такого брошенного недостроя было много.

   Они дошли до перекрёстка Заречной и Свободы. Слева уходил к Московской, где располагалась «Пирамида», мост Свободы, через дорогу зеленел Парк Победы. Кузнецова, жившая неподалёку, на Ленинградской, отклеилась от них, чмокнувшись с Оксаной напоследок.

   Юля уже перешла дорогу и пошла по аллее, углубляясь в парк. Эдик и Оксана направились к прогулочной асфальтовой дорожке вдоль Волги.

   Юля вздрогнула и обернулась, услышав за спиной шаги догонявшего её Антона. Она не остановилась, а даже ускорила шаг. Так нищий пугается, неожиданно найдя на пороге сумку с деньгами.

– Опасно вечером ходить одной, – улыбнулся он, поравнявшись с ней.

– Ты меня специально преследуешь?

– Ага, – улыбка стала ещё шире. –  Хочу ещё немного насладиться твоим обществом. Ты не торопись так, – он ухватил её за локоть.

– Не трогай меня!  – резко вырвалась она.

   Они шли молча пару минут. Юля сама удивлялась, почему она так себя повела. Что, собственно, такого он сделал? Он не такой, как те парни, которые окружали её каждодневно. Он старше и опытнее. Те либо мнутся и краснеют, либо слишком пошлят. Он просто естественен и раскован. Но при этом словно бы ничего и не ждёт. Он такой открытый, добрый, беззаботный и лёгкий, как дуновение свежего ветерка в душной комнате.

   На аллею, освещённую двумя рядами стилизованных под старину фонарей, ложился штриховой узор теней от крон деревьев. Фонари светили каким-то мистическим светом, делая всё вокруг необыкновенным, волшебным. Как те, что освещали путь Золушке, когда она ехала в карете на бал. Во всяком случае, так Юле казалось в эту минуту. Деревья представлялись спящими заколдованными принцессами, ожидавшими в сонном оцепенении, когда принц придёт и разбудит их поцелуем, и они расцветут буйной, бесстыдной, сознающей своё превосходство красотой.

– Как здесь красиво, – сказала неожиданно для себя Юля.

– Да, и особенно, когда никого нет. Так тихо, спокойно… Красота – это единственное, что придаёт жизни смысл. Об этом писали Достоевский и Руссо. Так ты в одном классе с Ромой и Оксаной учишься?

– Да. К сожалению.

– Почему «к сожалению»? Впрочем, согласен, они те ещё черти. Королёва много о себе воображает, а Егоров закончит дни в кутузке.

– Как с языка снял. А ты где учишься?

– Грызу гранит науки на втором курсе философского.

– Ты такой умный?

– Да ерунда, на каждого мудреца довольно простоты, – он махнул рукой. – Я мог бы оказаться где угодно. Не люблю сковывать себя рамками, условностями.

   Они дошли до Площади Победы. В дальнем её конце зиял слепыми тёмными окнами художественный музей. Справа через дорогу надменно высилось здание мэрии. Слева белел Воскресенский собор. Хотя площадь, парк и окрестности считались «центром города», на самом деле они располагались ближе к северо-западной окраине. 

   Юля и Антон подошли к фонтану. На дне в свете фонарей поблёскивали монетки.

– Давай бросим и мы, – предложил он. – На счастье.

 Он достал из внутреннего кармана куртки два медяка, один дал ей.

– Ну, на счёт три…Раз, два, три!

    Они синхронно бросили монетки.

– Готово, – улыбнулся он.

   Она улыбнулась в ответ, слегка неуверенно:

– Разве этим можно подкупить Фортуну?

– Кто знает? Она дама своенравная. Вот в Риме есть знаменитый фонтан Треви, туда туристы за год набрасывают мелочи на миллион долларов.

– Ничего себе. И кому это всё достаётся?

– Кажется, монеты собирают священники и отдают бедным.

   Юля поёжилась от дуновения ветерка.

 – В одиннадцать резко холодает, – заметил Антон. – И ещё не лето. Ты слишком легко одета. Накинь мою куртку.

   Он стянул джинсовку с плеч и подал ей.

– А ты?

– Да я парень горячий, аж кровь в жилах кипит. За меня не беспокойся.

   Она приняла куртку из его рук, накинула на свои хрупкие плечики и укуталась. Плотная ткань ещё хранила его тепло. Ей стало спокойно и уютно. Ветер снова качнул ветку, и фонарь словно подмигнул ей. Она вспомнила, что всегда хотела подойти к деревьям и прикоснуться ствола рукой. Но не решалась – словно невидимая преграда отделяла её от окружающего мира. Она была чужой на празднике жизни и часто не решалась сделать и многое другое. Например, зайти в переполненное кафе. Она не выносила пристального внимания, взглядов, обращённых на неё… хотя на самом деле никто её и не замечал, словно она была призраком. Казалось, если она не уступит пешеходу дорогу, он пройдёт сквозь неё. Но сейчас ей стало легко, тепло физически и душевно. Она словно слилась с окружающим, резонировала с миром – словно кто-то подтянул заботливыми и умелыми руками колки на расстроенных струнах. Она почувствовала себя нормальной, необходимой частью единого гармоничного целого, и это было восхитительное ощущение. Раньше мир представлялся ей полным опасностей – как бассейн, в котором плавают крокодилы. Антон, его горячее, переполненное энергией, идеями, чувствами и намерениями тело, было надёжной преградой от любых угроз.

 – Кстати, в том фонтане сбоку есть ещё так называемые «трубочки влюблённых» – припомнил он. – Если выпить воды из них, пара никогда не расстанется. Тебе куда дальше?

   Она назвала улицу.

– А мне совсем в другую сторону. Ну ладно, провожу, раз вызвался. А то темнота, Луна, оборотни…

 – Только не доходи со мной прямо до дома. А то мама увидит и…

– Всё настолько серьёзно? – он присвистнул. – Ладно, о маме не беспокойся. Если что, возьмём обаянием.

   Они пошли по брусчатке, прислушиваясь к звуку своих шагов, гулко, в унисон отдававшихся в вечерней тишине. В какой-то момент Юля сама не заметила, как обвила его руку своей.

4

   Эдик и Оксана шли по прогулочной дорожке, тянувшейся вдоль реки. Вода мерно плескалась о берег. Справа величественно и смиренно возвышался, поблёскивая в полумраке золочёными куполами, Воскресенский собор. На левом берегу разгоняли сумрак электрические гирлянды над аллеей с разноцветными торговыми палатками. За ними зазывно сверкали вывески торгового центра «Мажор», кафе, магазинов, ресторанчиков. Это было излюбленное место влюблённых парочек и оживлялось оно как раз по вечерам. Фонари, деревья, прогуливающиеся в обнимку юноши и девушки, мигающие неоновые вывески – всё отражалось в широкой, лоснящейся глади реки.

   Эдик чувствовал непривычное воодушевление. Все его чувства обострились. Он жадно вдыхал напоенный весенними душистыми ароматами воздух. Оксана шла рядом, держась за его руку, прижимаясь к нему мягким боком и полной тёплой грудью. От неё слегка тянуло спиртным. Сейчас ему это странным образом нравилось. До сих пор ему редко удавалось чувствовать близость женского тела. Как-то приятель вытащил его в «Пирамиду», и привлекательная дама в возрасте пригласила его на танец. Он не сумел «воспользоваться ситуацией». Он вообще имел смутное представление, как ими «пользуются». Он произнёс пару стандартных реплик и задал пару банальных вопросов, в целом был скован и зажат. Дама села на своё место и больше не подходила.    Вот и сейчас он лихорадочно искал тему для начала светской беседы. Но все казались ему какими-то глупыми.

– Чего молчишь? – сказала наконец Оксана. – Не знаешь, что сказать, спроси что-нибудь.

– Ты правда встречаешься с Князевым?

   Она усмехнулась.

– Тебя это так интересует? Может да, а может и нет.

– Он тебе в отцы годится. Что ты в нём нашла?

– У него тачка крутая, и не одна. Чем не повод?

– Тебе никогда не хотелось чего-то серьёзного, настоящего?

– А это, по-твоему, не серьёзно и не по-настоящему?

– По-моему, да.

– Ты слишком всё усложняешь. С другой стороны – не стоит относиться к жизни слишком серьёзно. Идти по жизни надо легко. Вот ты всегда такой серьёзный… тебя никогда нигде не видно. Целый день сидишь с книгами?

– Иногда я даже засыпаю с книгой. Да я и сам пишу…вернее, пытаюсь.

– Правда? А что ты пишешь?

– Да так, рассказы. Просто подражаю тем, кто произвёл на меня впечатление. Сейчас я пытаюсь сделать что-то в духе Стивена Кинга. Только ты пока не говори никому об этом.

– Почему? – она удивлённо приподняла брови.

– Это всё равно что давать пробовать блюдо, которое не готово. Я не волшебник, а только учусь. Я ещё не имею права заявлять об этом на весь мир.

 – Хорошо, – улыбнулась Оксана – Это будет наш секрет. Надеюсь, ты напишешь что-нибудь вроде «Игры престолов».

– Ты читала?

– Нет, но сериал смотрела.

– И кто твой любимый персонаж?

– Серсея, конечно.

   Они дошли до Воскресенского моста. Ему нужно было направо, ей – на мост, налево.

– Ну, что теперь? – она остановилась, с вопросительной улыбкой смотря на него.

– Доведу тебя до дома, раз вызвался.

– Ты мой герой!

   Они поговорили ещё о том о сём. Её близость, аромат её духов, её улыбка и глубокий взгляд прямо в глаза опьянили его и развязали ему язык. Хотя ему не очень-то нравился материнский, покровительственный тон, который она взяла c ним.   Сойдя с моста, они повернули направо и пересекли небольшой сквер. Дальше, за Московской улицей, начинался район красивых старинных домов. Некоторые были сталинской или вовсе дореволюционной постройки. Оксанина жёлтая двухэтажка стояла почти на самой окраине, здесь уже тянуло сыростью с реки (вскоре после Воскресенского моста Волга плавно изгибалась влево). И вообще Эдика неприятно поразила унылость обстановки: осыпающаяся штукатурка, чахлые клумбы, половина фонарей слепые, выбоины в асфальте. Казалось, городская служба по благоустройству сюда не заглядывала лет сто, а то и двести. Оксана и впрямь могла без сопровождения споткнуться и полететь вперёд носом, так что он правильно пошёл её проводить. Он был рад продлить минуты общения с ней. Было наслаждением смотреть на её лицо так близко, заглядывать в казавшиеся тёмными, бездонными колодцами глаза, с вспыхивавшими в глубине искорками, в которых была, казалось, скрыта какая-то тайна. Они встали под фонарём рядом с её подъездом.

– Не думал, что у вас тут всё такое обшарпанное. У нас-то, понятно, район неказистый. Но у вас, я думал, лучше прибрано и обустроено.

– Ну извини, что разочаровали тебя. Вообще-то, батяня в этом году начал загородный дом строить. До весны надо ждать, пока фундамент осядет. 

– Здорово. А он у тебя…

– Инспектор ГИБДД? Конечно, деньжата у него водятся. Чего ты нахмурился?

– Да вот думаю, почему всё должно быть именно так…как оно есть.

– Что ж, добро пожаловать в реальный мир.

– Ты о чём?

– Ты же обычно в облаках витаешь. Теперь понимаю, в чём дело – ищешь вдохновение. А муза у тебя есть?

– Н-нет… мне как-то не до этого.

– Вот и вдохновила бы тебя.

– Видимо, пока не встретил подходящего человека.

– Пока «ту самую» дождёшься, вся жизнь мимо пройдёт. Найди себе кого-нибудь, желательно постарше. Действуй! – она хлопнула его по плечу

– Знаешь, всё-таки хочется встретить кого-то особенного…

   Она вздохнула.

– Я тоже когда-то так хотела. Этим надо переболеть. Видишь ли, ты можешь и не встретить. А если это и произойдёт, то всё-таки от тебя это не зависит. Мало ли кто о чём мечтает. Пока проводи время с теми, кто, может быть, и не вызывает таких восторженных чувств, но…

– Ты именно так поступаешь? – перебил он.

– А чего зря время терять? Это для тебя то, что ты сейчас перед собой видишь – поэтическое вдохновение. А для меня это ресурс. Который с каждым годом тает и теряет ценность. И он не должен быть растрачен впустую.

– Так для тебя красота – оружие? Средство в достижении целей?

– Не только. Попутно я не прочь получить удовольствие.

– А счастье других тебя заботит?

– Вот ты о чём думаешь, негодник? – она легонько потрепала его за щёку. – В этом мире каждый сам за себя. К тому же само моё присутствие делает других счастливыми, разве нет? Я выбираю кого-то провести время вместе, и на этом моя миссия уже выполнена. Остальное в его руках.

   Она внимательно посмотрела на него.

– Ты как будто со мной не согласен.

– Я не то чтобы совсем не согласен… просто, мне кажется, всё не совсем так, как ты говоришь. Бывает же иногда и что-то вроде любви.

– Бывает, – скептически усмехнулась она. – Иногда. Что-то вроде.

– Всё-таки грустную картину ты нарисовала.

– Да мне и самой иногда бывает тошно. Вроде бы всё в порядке, всё отлично…но бывает, сижу одна в комнате, за окном дождь, звонить никому не хочется… и такая тоска вдруг нападает, сама не знаю почему.

   Его сердце сжалось. Неужели она способна на такую же глубокую грусть, которую часто испытывал он сам?

   Оксана поёжилась от холодного дуновения.

– Кажется, мне пора. Я только время с тобой теряю. Болтаем о всякой ерунде.

   Он вздрогнул и посмотрел на неё. В её упрёке ему послышалась скрытая провокация. Она смотрела на него с лукавой улыбкой, будто ожидая чего-то. Может быть, ей просто было любопытно, что он будет делать. Он шагнул к ней. Осторожно обнял и поцеловал. Отклонился, изучая произведённый эффект. Он смотрела на него с той же улыбкой.

– Отпусти меня.

   Он отступил на шаг.

– Нет, так не интересно. Зачем ты меня послушался? Надо понимать, когда я говорю всерьёз, а когда «нет» означает нечто другое.

   То, что она сказала, было настолько иррационально, что у него окончательно спутались мысли.

– Чего ты дрожишь?

– От холода.

– «От холода» – она покачала головой.

   Он замялся.

– Ну ладно, тебе пора, а то и вправду замёрзнешь. Ты по лестнице-то поднимешься сама или помочь?

– Сама как-нибудь.

  Она порылась в сумочке.

– Бли-ин, я что, ключи посеяла? Вот Маша-растеряша!

Набрала на домофоне номер.

– Да! – гаркнул недовольный мужской бас.

– Папочка, это я, твоё сокровище!

– Моё проклятие, – проворчал голос. –  Давай заходи.

Запищал зуммер, Оксана раскрыла дверь и обернулась на прощание.

– Ладно, увидимся в школе.

– Ага. Хороших тебе выходных.

   Эдик поспешил домой. Он жил не так уж далеко, но ещё ближе к окраине в районе частных одноэтажек. Шаг его был так быстр и лёгок, что казалось, ноги вот-вот оторвутся от земли. Он редко выходил на улицу так поздно и давно уже забыл, каким прекрасным и загадочным может выглядеть и ощущаться мир ночью. Всё вокруг то же самое, и в то же время совершенно другое. Или ему так только кажется? Да, поцелуй был, по сути, детский. Он всегда думал, представляя в воображении поцелуй с ней, что ему снесёт крышу от одного лишь прикосновения к её губам. Но если его и переполняло что-то вроде восторга, то скорее от самого факта, что это, наконец, случилось. Сами ощущения были какими-то…никакими. «Да» – заключил он. – «Есть на свете много, друг Горацио, что вашей философии не снилось». Он скорее радовался тому, что произошло, чем досадовал из-за того, чего не произошло.

5

Утром в понедельник Юля шла в школу через Воскресенский мост, он же Мост Поцелуев. Здесь на перилах влюблённые оставляли замки как знак прочности и долговечности связывающих их уз. Солнце ласково пригревало, ноги шагали бодро и упруго. Впервые она убедилась, что может нормально и свободно общаться с популярным привлекательным парнем. И он улыбался ей так тепло и чарующе…А когда она подходила к Настиному дому, её охватил такой страх, что она бессильно опустилась на скамейку у парадного входа и просидела так минут пять. Как будто она шла на Голгофу, а не весёлую вечеринку. 

    Всё вокруг казалось более ярким, воздух более свежим, чем обычно. Грудь дышала легко и свободно, спина выпрямилась. Юля улыбалась почти победоносно, чувствовала себя спокойнее обычного и с удовольствием осмотрела себя утром в зеркале.

   Она перешла на другой берег. Миновала торговые палатки с сувенирами, хот-догами, школьными принадлежностями. Перебежала по «зебре» Московскую улицу, тянувшуюся через весь город с востока на запад, и, пройдя ещё квартал, оказалась перед входом на территорию школы. Старое здание из красного кирпича с тёмными слепыми окнами. Год назад по периметру протянули металлическую ограду, которая ни от чего толком не защищала и ничего не скрывала. Толик утверждал, что сварщик – алкаш и халтурщик, и если ухватиться за прутья ограды руками и хорошенько тряхнуть, несколько секций точно отвалятся. Ученики стекались к зданию группками, парами, поодиночке, уныло опустив голову (как она обычно) или весело смеясь и переговариваясь.

   Юля вошла в здание и поднялась на второй этаж. Первым в расписании стоял урок истории. Мимо неё прошли Рома и Толик. Тот ей крикнул:

– Воробьёва алкашка!

   Улыбка, игравшая ещё не совсем смело на её губах, поблекла. Ну вот – стоит произойти чему-то хорошему, тут же кто-то испортит настроение. Но такой уж этот Толик – увидев развешанное на веревках в чьём-то дворе чистое белье, специально остановится и кинет комок грязи.

   Эдик тоже пришёл в взвинченно-воодушевлённом настроении. На выходных он то и дело перебирал в памяти, смаковал, анализировал каждый момент разговора с Оксаной, каждую деталь, каждую улыбку и взгляд. В эту ночь он заснул поздно и проснулся на полчаса раньше обычного. Войдя в класс, он поневоле сразу отыскал глазами её. Она сидела за второй партой в ряду у окна, место рядом было не занято. Она ободряюще улыбнулась и кивнула. Его сердце забилось быстрее. Он прошёл к ней, хотя для этого нужно было протиснуться между партами и курившими в форточку и стряхивавшими пепел в цветочный горшок Толиком и Ромой. Они обсуждали какую-то недавнюю драку, в которой кто-то кому-то выбил зуб. Эдик не хотел прерывать светскую беседу, к тому же всё его внимание было поглощено Оксаной. Всё остальное было как бы в расфокусе. Но его всё равно заметили. И толкнули в плечо.

– Как в хату входишь? Паханов не уважаешь?

   Толик подхватил:

– Знаешь, что с такими фраерами обычно делают?

– Извини, привет… -пробормотал Эдик, торопливо пожал им руки и сел.

– Доброе утро.

– Доброе…хотя кому как.

– Ну что, отец вчера сильно ругал?

– Ещё как! Он вообще в последние месяцы с цепи сорвался. Ладно, хрен с ним, – она махнула рукой. – Слушай, я вчера забыла домашку по алгебре сделать. Точнее, батя мне нервы вымотал. Даже когда журнал взяла полистать, не могла сосредоточиться. Так и вырубилась с включённым светом. Не мог бы ты…

– Конечно, – Эдик с готовностью дал тетрадку. Если бы она попросила его выпрыгнуть из окна, он, кажется, не задумываясь бы это сделал. Всё в ней заставляло его трепетать – матовая нежная кожа, жемчужная улыбка, бездонные синие глаза, голос.