Текст книги "Истоки славянской письменности"

Кириллица и глаголица: возникновение и взаимоотношение двух славянских азбук

Начиная разговор о славянской письменности, условимся, что движение наше будет при рассмотрении данного вопроса «обратным», т. е. от наших дней будем двигаться в прошлое.

Сейчас практически каждый может ответить, каким письмом мы пользуемся, – современным русским письмом. Восходит оно к кириллице. К ней же, заметим, восходят алфавиты и письмо сербов, македонцев, черногорцев, болгар, украинцев и белорусов. В советское время на основе кириллицы также были построены алфавиты практически всех неславянских народов СССР (за исключением эстонцев, латышей, литовцев, грузин и армян) и монголов. В общей сложности к моменту развала Советского Союза письмом, построенным на кирилловской основе, пользовались народы, говорящие более чем на 60 языках и составляющие около 10% населения мира (II, 31; 182). Для сравнения: на ту же дату системами письма, построенными на латинской основе, пользовались народы, говорящие более чем на 70 языках и составляющие около 30% населения мира; на арабской консонантно-звуковой основе – народы, говорящие на 12—15 языках и составляющие 10%, на индийской слоговой основе – около 20%, на китайской логографической основе – около 25% населения мира. На долю же всех остальных систем письма (японская, корейская, эфиопская, греческая, еврейская, грузинская, армянская и др.) приходилось лишь немногим больше 5% населения мира (II, 31; 183).

Правда, практически за полтора десятка лет, прошедших с 1991 года, статистика несколько изменилась (растёт численность одних народов, сокращается других; в бывших союзных республиках наблюдается тенденция к латинизации), но в общем и целом картина примерно такая же.

Таким образом, вид кириллических букв для нас столь привычен, столь обыден, что, кажется, никаких вопросов, связанных с кириллицей, нет и быть не может. И мало кто знает, что как раз вопросов здесь хоть отбавляй.

Связаны эти вопросы с возникновением так хорошо известной нам азбуки. Вопросы следующие:

1) Когда Константин создал свою азбуку?

2) Какую азбуку создал Константин?

3) Константин ли её создал? Точнее: степень участия Константина, его роль в создании азбуки.

Последние два вопроса на первый взгляд кажутся странными. Но это только на первый взгляд. Однако обо всём по порядку.

Возникновение первого вопроса (т. е. когда была создана Константином азбука) связано с тем, что два важнейших исторических источника, по которым восстанавливаются жизнь и деятельность Константина, в частности процесс создания им славянской азбуки, дают различные даты последнего события. Источниками этими являются «Паннонские Жития» Кирилла и Мефодия и «Сказание о письменах» черноризца Храбра. «Жития» Кирилла и Мефодия были составлены, по мнению современных исследователей, учениками Кирилла и Мефодия в Паннонии (в Блатенском княжестве Коцела) в конце IX века, вскоре после смерти Кирилла (869 г.) и Мефодия (885 г.), но, вероятно, до изгнания их учеников из Моравии в Болгарию (886 г.) и, во всяком случае, до завоевания Моравии немцами и мадьярами (905 г.). Такая датировка подтверждается тем, что в «Житиях» не говорится о событиях, последовавших за смертью Мефодия, и в то же время сообщается о величии Моравского государства (II, 30; 13). Заметим, правда, что не все учёные придерживались подобного мнения относительно датировки «Житий». Так, Д.И. Иловайский, например, полагал, что их первое составление «совершилось не ранее Х века» (II, 30; 260). Причём тогда, когда «деяния их (солунских братьев. – И.Д.) сделались предметом легенды» (II, 29; 260), т. е. по прошествии десятков лет. Хотя большую историчность «Житий» этот учёный всё же не отрицает (II, 30; 265).

«Житие Мефодия» дошло до нас в 8 списках, Кирилла – в 23.

«Сказание о письменах» черноризца Храбра, рассказывающее о причинах создания славянской азбуки Кириллом, дающее характеристику этой азбуки и сообщающее о докирилловской письменности у славян, относят к концу IХ – началу Х века. Полагают, что оно было написано в Болгарии (II, 31; 13). И если с местом написания можно согласиться, то время столь бесспорным не является. Вывод о написании «Сказания» в конце IХ – начале Х века строится на двух основаниях. Первое – в «Сказании» говорится, что «ещё живы те, кто видел их», т. е. Кирилла и Мефодия. Второе – большая часть «Сказания» посвящена полемике с греками о том, какая азбука священнее и выше – славянская или греческая. А подобная полемика характерна для времени острого культурно-политического соперничества Болгарии с Византией, которое имело место в указанный период (II, 31; 13). Находя данные аргументы убедительными и склоняясь к вышеозначенной датировке труда Храбра, всё же, ради справедливости и объективности, мы должны привести и другую точку зрения на этот вопрос. Д.И. Иловайский относит «Сказание» ко времени не ранее ХI века, приводя следующие доводы. Во-первых, из всех списков «Сказания о письменах» (а известно их не менее 12 (II, 31; 13)) только в одном есть фраза о том, что живы те, кто видел Кирилла и Мефодия. Это обстоятельство позволяет допустить возможность позднейшей вставки, тем более что списков произведения Храбра ранее второй половины ХIV века мы не имеем (II, 30; 269). Во-вторых, выражение «Сказания»: «Суть же и ини ответи, яже и инде речем», т. е. существуют другие ответы и мнения об этом предмете (имеется в виду время создания азбуки), но о них поговорим в другом месте, Д.И. Иловайский истолковывает в том смысле, что Храбр не жил так близко к эпохе Кирилла и Мефодия, ибо в его время уже были разные мнения о том, когда был изобретён славянский алфавит (II, 30; 269). Кроме того, выделяя полемический характер работы Храбра, учёный не акцентирует внимание на антигреческой направленности этой полемики (II, 30; 269). Кстати, в этом он не одинок. Современный исследователь В.А. Чудинов считает, что полемика была направлена против «трёхъязычной ереси». То есть Храбр спорил с христианами других «варварских» народов, «которые не совсем понимали, почему славяне претендовали на то же, на что имели право только три богоизбранных народа: евреи, греки и римляне», – иметь церковные книги и вести службы на своём родном языке (II,58; 60). Наконец, датировка создания Кириллом (Константином) азбуки в «Сказании» не совпадает с определением даты этого события по «Житиям» Кирилла и Мефодия, что тоже позволяет Д.И. Иловайскому сомневаться в близости времени создания труда Храбра ко времени деятельности солунских братьев (II, 30; 268).

Мы пришли к тому, от чего ушли, – к различным датировкам создания славянской азбуки.

И всё же отвлечёмся от вопроса ещё один раз. Излагаемый в дальнейшем материал потребует знания биографий Константина Философа и его брата. Да и, согласитесь, говорить о славянском алфавите и не сказать о жизни тех людей, которые его создавали или, уж во всяком случае, приложили массу трудов для его распространения среди славян, было бы странно.

* * *

Родились братья в македонском городе Солуни (сейчас греческий город Салоники). Мефодий – в 820 году, Константин – в 826-м. Город был портовый, население – довольно пёстрым, но большую часть составляли греки и славяне. Национальность братьев в летописных источниках прямо не указывается. На основании же косвенных свидетельств большинство учёных считают братьев болгарами. Согласно одному афонскому преданию, отец их был болгарин, а мать – гречанка (II, 31; 14). Болгаре же в то время (если и были изначально тюрки) уже ославянились. Известно, что отец Константина и Мефодия был крупный солунский военачальник – «друнгарий под стратигом», т. е. был непосредственно подчинён самому высокому воинскому чину, существовавшему в империи, – стратигу.

Уже с детства Константин проявил склонность к знаниям. С 14 лет его отправляют учиться в столицу. Там одним из учителей юноши стал Фотий, впоследствии дважды занимавший престол византийского патриарха. В короткий срок Константин изучил грамматику, диалектику, риторику, арифметику, геометрию, астрономию, музыку и литературу. Для него открывалась возможность сделать блестящую карьеру при дворе. Однако, отказавшись от этой возможности, Константин занимает сравнительно скромное место патриаршего библиотекаря, затем становится лишь преподавателем философии, отказавшись и от места библиотекаря. Именно в это время он прославился как искусный диалектик в диспутах с иконоборцами.

С 50х годов начинается миссионерская деятельность Константина. Он отправляется в Болгарию, на реку Брегальница, где обращает в христианство многих болгар. Запомним эту миссию, мы ещё к ней вернёмся. Примерно к тому же периоду относится поездка Константина в Сирию к сарацинам (арабам), где он одерживает блестящую победу в богословских спорах с сарацинскими учёными.

Третьим миссионерским путешествием Константина стала поездка в Хазарию, предпринятая им на рубеже 50—60х годов. Имеются указания ряда источников, что в этой поездке его сопровождал Мефодий. Первоначально старший брат посвятил себя военной службе и сделал на этом поприще неплохую карьеру. Однако затем ушёл от мирской суеты в монастырь. Поэтому в принципе он действительно мог сопровождать Константина во время его поездки в Хазарский каганат. Но, как утверждают некоторые исследователи, этому противоречат хронологические расчёты, т. к. другие свидетельства, заслуживающие большего доверия, говорят о том, что в конце 50-х – начале 60х годов Мефодий находился при дворе болгарского князя Бориса, где либо крестил последнего, либо подготовил его к крещению (II, 31; 21—22).

Оставим этот вопрос открытым. Для нас более важно другое: по пути из Византии к хазарам Константин остановился в греческом городе Херсонесе (по-славянски Корсунь). Там он пополнял свои знания еврейского языка, на котором после принятия иудейства в VIII веке разговаривала верхушка хазарского общества.

По свидетельству всех двадцати трёх дошедших до нас списков «Паннонского жития Константина», в Херсонесе он обнаружил «Евангелие» и «Псалтырь», написанные русскими буквами. «И он нашёл там список Евангелия и псалмов, написанных по-русски («роусьскыми письмены писано»; варианты: росьскы; русьскы, роушки (II, 19; 350), (II, 31; 19)), и он нашёл человека, говорящего на этом языке, и говорил с ним, и понимал смысл того, что говорил тот, и, приспособив его язык к своему собственному наречию («к своей беседе прикладая»), он разобрал буквы, как гласные, так и согласные, и, помолясь Богу, стал быстро читать и говорить (по-русски)» (II, 19; 350). Так выглядит свидетельство «Жития» о «русских письменах». Мы сейчас не будем подробно излагать те гипотезы, которые предлагались учёными для объяснения этого загадочного, на их взгляд, места «Жития». Скажем лишь, что в «русских письменах» видели и скандинавские руны, и готские буквы, и самаритянское письмо, и даже письмо сирийское (II, 31; 112). Но, как говорит Г.В. Вернадский: «Простейший путь объяснения текста – это читать его таким, какой он есть, и согласиться с тем, что манускрипт действительно был на русском…» (II, 19; 351). Вот мы и согласимся с Г.В. Вернадским, добавив к тому же, что и буквы также были русскими (о характере букв речь пойдёт ниже).

Хазарская миссия была завершена Константином успешно. Он одержал победу в диспуте с иудейскими и мусульманскими мудрецами и обратил в христианство около двухсот подданных кагана.

Вскоре после возвращения из Хазарии солунских братьев ждала другая миссия, ставшая главным делом жизни для обоих. Речь идёт о поездке Константина и Мефодия в Моравию.

В конце 862 года моравский князь Ростислав прислал в Константинополь посольство с просьбой отправить в Моравию миссионеров, которые могли бы вести проповеди на понятном для мораван языке (вместо латинского языка немецкого духовенства). Основной причиной моравского посольства к византийскому императору было стремление заручиться поддержкой Византии против всё возрастающего натиска на Моравию немецких феодалов, вступивших к тому времени в переговоры о военном союзе с соседкой Моравии и Византии – Болгарией. Приглашение же византийских миссионеров было целью официальной.

Как бы там ни было, выбор императора Михаила пал на Константина, великолепно зарекомендовавшего себя в подобных поручениях.

По свидетельству «Житий» обоих братьев, Константин после приезда моравского посольства разработал славянскую азбуку и, пользуясь ею, перевёл на славянский язык с помощью Мефодия основные богослужебные книги. Отметим этот факт.

Летом 863 года Константин и Мефодий прибыли в столицу Моравии – Велиград.

Сложность ситуации для солунских братьев заключалась в том, что им, византийским миссионерам, приходилось действовать на территории, находившейся под церковной юрисдикцией Рима (более точно сказать: архиепископа Зальцбургского). Притязания папы подкреплялись немецкими мечами. И даже князю Ростиславу, этому мужественному, любимому народом и мудрому правителю, под влиянием политической ситуации приходилось идти на уступки и допускать усиление немецкого духовенства в Моравии. В частности, так случилось после поражения, которое потерпел Ростислав в 864 году от объединённых немецко-болгарских сил. Германские священники принялись чинить всяческие препятствия распространению славянского богослужения в Моравском княжестве. Накал борьбы достиг такой степени, что в 866 году Константин и Мефодий совершают поездку в Рим, стремясь найти защиту у папы.

Ситуация вокруг папского престола была следующей: взошедший на него буквально перед приездом братьев слабый и нерешительный Адриан II (скоропостижно скончавшийся папа Николай был полной ему противоположностью) искал путей укрепления своего авторитета. Константин предоставил ему эту возможность. Дело в том, что он привёз в Рим останки одного из первых римских епископов Климента, сосланного при императоре Траяне в Херсонес и там утопленного. Останки эти Константин нашёл в Херсонесе во время своей хазарской миссии. Климент почитался святым. Обретение мощей святого действительно могло усилить позиции папы Адриана. Поэтому папа пошёл навстречу просьбам братьев (в знак благодарности): славянское богослужение было официально разрешено, и даже в римских церквях несколько дней службы проводились на славянском языке.

Адриан довольно долго удерживал братьев подле себя. В начале февраля 869 года слабый здоровьем Константин серьёзно заболел, принял схиму и новое монашеское имя Кирилл, а 14 февраля скончался. Погребли его там же, в Риме.

Оставшись один, Мефодий вернулся в Моравию. Там он продолжал дело, начатое вдвоём с братом (будучи уже не простым монахом, а архиепископом). Но положение осложнилось тем, что в 870 году князь Ростислав был предательски свергнут с престола своим племянником Святополком, опиравшимся на немцев. Последний выдал дядю его заклятому врагу – королю Людовику Немецкому. «Князь Ростица», которому по приказу Людовика выкололи глаза, вскоре скончался в баварской темнице. А германцы в благодарность за предательство спустя некоторое время бросили в тюрьму самого Святополка. Правда, ему удалось выйти оттуда, восстановить независимость Моравского княжества и успешно отражать натиск немцев, но в церковных вопросах Святополк дал «латинскому» духовенству полную свободу.

Мефодий и его ученики, лишённые практически всякой политической поддержки, оказались в очень тяжёлой ситуации. Дело даже дошло до того, что Мефодия арестовали. Судили его баварские епископы, обвиняя в еретичестве и избивая во время суда. После суда Мефодий более двух лет провёл в одной из швабских тюрем.

Спасло его то, что всё это делалось без ведома папы. Иоанн VIII, занимавший тогда римский престол, случайно узнав о том, что епископы самовольно сместили назначенного папой архиепископа, усмотрел в этом покушение на авторитет папской власти. В письмах к королю Людовику Немецкому, его сыну Карломану, архиепископу Зальцбургскому разгневанный Иоанн повелел освободить Мефодия и восстановить его в правах архиепископа. Это было исполнено. Однако богослужение на славянском языке папа строжайше запретил.

Тем не менее Мефодий, несмотря на запрет, продолжает начатое с братом дело. И снова борьба с немецкими священниками, череда их доносов в Рим, новая поездка в Вечный город (на этот раз по вызову папы, для объяснений). И какое-то чудо: Мефодию удалось переубедить Иоанна VIII. Папа вновь разрешает славянское богослужение и славянские церковные книги. И опять козни, борьба, но и дело: новые переводы книг на славянский язык. Но годы… Годы и жизнь, полная лишений и трудов, берут своё. Силы покидают Мефодия, он не может отказать себе в желании перед смертью побывать на родине и совершает поездку в Византию. В середине 884 года Мефодий вернулся в Моравию, в Велиград, где скончался 19 апреля 885 года.

Перед смертью он назначил преемником одного из своих учеников – Горазда. Однако папа Стефан V не утверждает этого назначения и запрещает славянское богослужение. А вслед за тем, в 886 году, на учеников и последователей Мефодия обрушиваются жесточайшие гонения, в результате которых часть из них оказалась в Болгарии. Дополнительные запреты славянского богослужения и книг последовали в 890 году (ещё при Стефане V) и около 915 года (уже при папе Иоанне Х). Почти одновременно с Моравией были вытеснены заложенные Мефодием начатки славянской письменности из Польши и Чехии.

Такова история жизни солунских братьв.

* * *

Итак, как мы видели, «Жития» связывают создание славянской азбуки Константином Философом с моравским посольством, т. е. относят это создание к 862 – началу 863 года. Однако в «Сказании о письменах» черноризца Храбра указывается другая дата означенного события. Там фигурирует 6363 год от сотворения мира. Согласно же принятому в Византии летосчислению, считалось, что от сотворения мира до Рождества Христова прошло 5508 лет. Вычитая 5508 из 6363, получаем 855 год нашей эры. Поскольку в своём произведении Храбр не увязывает создание азбуки с моравским посольством, то дата 855 год не представляет из себя чего-то невероятного. Кроме того, вспомним, что примерно в это время Константин проводил миссионерскую деятельность в Болгарии, на реке Брегальнице, т. е. среди славян.

Далее. У исследователей уже давно вызывал удивление очень короткий срок (не более нескольких месяцев), в течение которого, согласно «Житиям», Константин разработал славянскую азбуку (а это очень сложная лингвистическая работа) и затем перевёл на славянский язык не менее трёх богослужебных книг (как указывается в «Житиях», «Избранное Евангелие», «Избранный Апостол», «Псалтирь» и отдельные места из «Церковных служб») (II, 31; 23). В связи с этим выдвигалось предположение, что Константин начал работу над созданием азбуки и над переводом книг задолго до приезда моравского посольства. Побудительной причиной к началу такой работы могла быть именно его миссионерская деятельность на реке Брегальнице.

Таким образом, выдвижение 855 года как даты создания Константином Философом славянской азбуки выглядит весьма обоснованным. Эта точка зрения нашла сторонников ещё в ХIХ веке (таковыми были известные слависты Добровский и Гильфердинг (II, 29; 268)), есть они у неё и сейчас.

Противники подобной датировки указывают, что наряду с византийским существовало и другое, так называемое александрийское летосчисление. Появившись в Египте, в Александрии, оно впоследствии перешло в Сирию, Византию, а затем и в славянские страны. Согласно этому летосчислению, от сотворения мира до Рождества Христова насчитывалось не 5508, а 5500 лет. Следовательно, если Храбр применял александрийское летосчисление, то славянская азбука была создана не в 855, а в 863 году, т. е. вскоре после приезда в Византию моравского посольства (II, 31; 24).

Аргументы противников 855 года как даты создания Константином азбуки были обобщены болгарским учёным К.М. Куевым (II, 31; 24). В пользу 863 года он выдвинул следующие доводы:

1) В «Паннонском житии» Кирилла создание азбуки относится ко времени вскоре после приезда моравского посольства, т. е. к 863 году. Трудно предположить, чтобы столь важный факт биографии Кирилла был датирован в «Житии» неверно. Кроме того, не случайно разница между 855 и 863 годами составляет 8 лет, т. е. в точности совпадает с разницей между александрийским и византийским летосчислением.

2) Указывая 6363 год в качестве даты создания Кириллом азбуки, Храбр добавляет, что это произошло во время Михаила – царя греческого, Бориса – князя болгарского, Ростислава моравского и Коцела блатенского. Годы правления Михаила (842—867 гг.), Бориса (852—889 гг.) и Ростислава (846—870 гг.) подходят к обеим возможным датам – и к 855, и к 863 году. Блатенский же князь Коцел вступил на престол лишь в 860—861 годах, а умер в 70х годах IХ века, следовательно, его правлению соответствует лишь дата «863 год». Между тем Храбр, судя по его сочинению, был очень начитан, и современная наука подтверждает правильность всех сообщаемых им фактов.

3) Храбр жил и писал своё «Сказание» в конце IХ – начале Х века, когда Болгария достигла (при князе Борисе и царе Симеоне) своего наивысшего могущества и во всём соперничала с Византией; само сочинение Храбра было написано в основном для доказательства преимущества славянской азбуки перед греко-византийской. Следовательно, Храбр должен был избрать скорее александрийское летосчисление, а не византийское.

4) В «Житии» Мефодия говорится, что тот незадолго до смерти перевёл за шесть месяцев почти всю Библию. Тем более мог Мефодий, по мнению К.М. Куева, вдвоём с братом перевести за короткий срок такие сравнительно небольшие книги, как «Избранное Евангелие», «Избранный Апостол» и «Псалтирь». К тому же К.М. Куев доказывает, что в IХ веке книги эти были ещё меньше по объёму, чем сейчас.

Что ж? Надо признать доводы болгарского учёного весьма убедительными. Однако бесспорными их признать нельзя. На наш взгляд, самым сильным является аргумент о неслучайности восьмилетней разницы между датами «Жития» и «Сказания». На всё остальное можно найти контраргументы. Пойдём по порядку.

«Жития» писались учениками Кирилла и Мефодия. Но их осведомлённость о фактах жизни своих учителей не надо считать абсолютной. Ведь утверждает же «Житие» Мефодия, что последний сопровождал брата во время хазарской миссии (II, 58; 42), хотя ряд других источников, как отмечалось выше, говорит об обратном. Кроме того, для учеников основные деяния их учителей были связаны с Моравией. Поэтому вполне логично предположить, что и создание славянского алфавита, одно из наиболее значительных деяний Константина, они могли связать с моравской миссией. Хотя сам алфавит мог быть создан и ранее. В конце же 862 – начале 863 года производились лишь переводы богослужебных книг, либо, кроме того, славянская азбука подверглась некоторой доработке.

Второй и третий доводы К.М. Куева действенны с особой силой лишь в том случае, если безоговорочно считать, что Храбр жил и писал своё «Сказание» не позже начала Х века. Но мы видели выше, этот факт можно подвергнуть сомнению, как это делает Д.И. Иловайский, относящий время жизни Храбра к ХI веку. В этом случае осведомлённость Храбра о событиях по меньшей мере полуторавековой давности уже может содержать изъяны. Деятельность солунских братьев в Моравии протекала в княжение в Блатенском княжестве Коцела. В это время в Византии правил Михаил, в Болгарии – Борис, в Моравии – Ростислав. Вполне возможно, что эта «связка» правителей была перенесена не столь уж осведомлённым Храбром и на время создания азбуки, т. е. в 855 год.

Довод же о политико-культурном соперничестве между Болгарией и Византией в конце IХ – начале Х века, вследствие чего Храбр должен был избрать александрийскую систему летосчисления, отпадает тогда сам собой. Кстати, сам факт соперничества не обязательно должен привести к абсолютному отрицанию всего византийского. Ведь пользовались же в то время болгары так называемым кириллическим алфавитом, столь похожим на греческий.

В отношении четвёртого аргумента можно сказать, что незадолго до смерти Мефодий переводил Библию не один. По указанию его «Жития», он делал это с двумя своими учениками-скорописцами. Делал полгода. И это при том, что славянская азбука уже более двадцати лет была в обороте. Сам Мефодий и его ученики вполне привыкли к ней. Какова же должна быть ситуация, когда азбука только-только создана. Кроме того, как говорят специалисты, работа над азбукой, которая исключительно точно передавала фонетику славянской речи, потребовала бы не меньше времени, чем перевод книг (II, 31; 25). Так что приходится признать, что в «Житиях» процесс создания славянского алфавита носит некоторым образом «чудесный» характер, что для житий и неудивительно. Правда, в отношении последнего довода, сейчас нами приведённого, заметим, что В.А. Истрин несколько снимает проблему, указывая, что Константин мог создавать азбуку не «на пустом месте», а основываясь на определённой, существовавшей до него, славянской письменности (II, 31; 25). Аргумент хороший, правильный. Но спросим: кто мешал Константину на основе этой письменности ранее, т. е. до конца 862 – начала 863 года, уже создать славянскую азбуку? Никто. Вероятно, она уже могла быть им создана, и, вероятно, в 855 году.

Одним словом, вопрос даты создания славянской азбуки Константином Философом остаётся открытым.

* * *

Возникновение второго вопроса (т. е. какую азбуку создал Константин (Кирилл) связано с существованием двух славянских азбук – кириллицы и глаголицы. Кажется, ответ лежит на поверхности: Кирилл создал кириллицу. Однако откроем Большую советскую энциклопедию. В статье «Кириллица» мы дословно прочтём следующее: «Большинство учёных, ссылаясь на Моравско-паннонскую и Охридскую глаголические традиции, связанные с деятельностью Кирилла и Мефодия, на большую архаичность многих глаголических памятников и на новгородский памятник XI в., в котором глаголическое письмо называется кириллицей, считает, что Кирилл создал глаголицу, а кириллица была составлена в Восточной Болгарии в конце IX в. (в Преславе) для приближения славянского письма к торжественному византийскому» (II, 31; 180—181). Вот так. Более того, Лингвистический энциклопедический словарь в одноимённой статье добавляет, что «вероятно, она (т. е. кириллица. – И.Д.) была составлена учениками и последователями Кирилла и Мефодия (Климентом Охридским?) …». (II, 33; 222). Прекрасно. Но тогда сразу же возникает ряд вопросов. Почему же творение Кирилла называется глаголицей, а Климента – кириллицей? Тогда бы уж и звали кириллицей глаголицу, а азбука Климента должна зваться климентицей. Однако этого не происходит? Почему? Откуда эта путанница?

Остановимся и, прежде чем отвечать на поставленные вопросы, поближе познакомимся со славянскими азбуками. На рисунках 1 и 2 приведён общий вид кириллицы и глаголицы, в таблице 1 – сопоставление этих двух алфавитов друг с другом и буквами византийского устава.

Рис. 1.

Рис. 2.

Табл. 1.

Табл. 2.

Кириллица, по дошедшим до нас рукописям ХI века, имела 43 буквы. Глаголица, согласно памятникам примерно того же времени, имела 40 букв. Из 40 глаголических букв 39 служили для передачи почти тех же звуков, что буквы кириллицы, а одна глаголическая буква – «дервь», отсутствовавшая в кирилловском алфавите (впрочем, в некоторых более поздних кириллических памятниках она под воздействием глаголицы появилась (II, 31; 52)), предназначалась для передачи палатального (мягкого) согласного «г». Отсутствовали в глаголице буквы, аналогичные кирилловским «кси», «пси», а также йотированные «э», «а».

Таков был алфавитный состав кириллицы и глаголицы в ХI веке. В IХ – Х веках их состав был, видимо, несколько иной.

Так, в начальном составе кириллицы, по-видимому, ещё не было четырёх йотированных букв (двух йотированных «юсов», а также йотированных «а», «э»). Это подтверждается тем, что в древнейших болгарских кирилловских рукописях и надписях отсутствуют все четыре указанные буквы (надпись царя Самуила, «Листки Ундольского») или же некоторые из них («Саввина книга», «Супрасльская рукопись»). Кроме того, буква «ук» первоначально, вероятно, воспринималась не как особая буква, а как сочетание из «он» и «ижицы». Таким образом, начальная кириллица имела не 43, а 38 букв (II, 31; 52).

Соответственно, в начальном составе глаголицы, по-видимому, имелись не два, а только один «малый юс» (тот, который впоследствии получил значение «йотированного малого юса»), служивший для обозначения как йотированного, так и нейотированного носового гласного звука «э». Это подтверждается графикой древнейшей глаголической рукописи «Киевских листков». Возможно, отсутствовал в начальной глаголице и один из двух «больших юсов» (получивший впоследствии значение и название «йотированного большого юса»); во всяком случае, происхождение формы этой глаголической буквы очень неясно и, вероятно, объясняется подражанием поздней кириллице. Таким образом, начальная глаголица имела не 40, а 38—39 букв (II, 31; 56).

Глаголица почти полностью совпадает с кириллицей по алфавитному составу, расположению и звуковому значению букв. Зато резко отличается формой букв. Кстати, необходимо заметить, что по начертанию графем глаголица делится на два вида: округлая болгарская и угловатая хорватская. Существование двух типов глаголицы установил в конце 50х годов ХIХ века П.И. Шафарик, который считал, что округлая болгарская глаголица ориентировалась на тип греческого письма, тогда как угловатая хорватская явно ставила себе образцом латинский готический шрифт (II, 58; 33). Между прочим, знаменитое Реймсское евангелие Анны Ярославны писано именно хорватской глаголицей (II, 58; 33).

Ещё одно большое отличие глаголицы от кириллицы заключается в цифровом значении букв. Как известно, славянские буквы, подобно греческим, служили для обозначения цифр. Для того чтобы указать, что буква обозначает число, а не звук, она обычно выделялась с обеих сторон точками и над ней проставлялась особая горизонтальная чёрточка – «титло» ().

В кириллице цифровые значения имели, как правило, только буквы, заимствованные из греческого алфавита: при этом за каждой из 24 таких букв было закреплено то самое цифровое, которое эта буква имела в греческой цифровой системе. Исключением были только числа 6, 90 и 900. В греческой цифровой системе для передачи этих чисел применялись буквы «дигамма», «коппа», «сампи», давно утерявшие в греческом письме своё звуковое значение и использовавшиеся только как цифры. В кириллицу эти греческие буквы не вошли. Поэтому для передачи числа 6 в кириллице была использована новая славянская буква «зело» (вместо греческой «дигаммы»), для 90 – «червь» (наряду с иногда применявшейся «коппой») и для 900 – «цы» (вместо «сампи»). В результате этого следования за греческим образцом кириллическая цифирь получается как бы разбросанной по азбуке, неупорядоченной (в том смысле, что цифры и числа не следуют подряд друг за другом).