Электронная библиотека » Юрий Дольд-Михайлик » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Гроза на Шпрее"


  • Текст добавлен: 10 ноября 2024, 13:40


Автор книги: Юрий Дольд-Михайлик


Жанр: Книги о войне, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Юрий Дольд-Михайлик
Гроза на Шпрее

© Дольд-Михайлик Ю., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024


Юрий Дольд-Михайлик

Разгаданный кроссворд

В повседневные звуки туманного дня звонким эхом, так, словно где-то рвали на куски тугой коленкор, ворвалась быстрая дробь двух коротких автоматных очередей. Человек в сером пиджаке и полосатых брюках, зигзагами бежавший к лесу, взмахнул руками и упал, уткнувшись лицом в мокрый песок. К нему подбежал солдат – молоденький розовощекий парнишка. Война закончилась раньше, чем он стал солдатом. Он не успел познать ни стремительности атак, ни горечи отступлений, ни страшного напряжения боевых дней, ни смерти товарищей, ни гибели врагов. За свою короткую жизнь он не успел выстрелить ни в птицу, ни в зверя, ни тем более в человека, и теперь, вглядываясь в неподвижно распростертую фигуру незнакомца, чувствовал удивление и растерянность.

Под плечом раненого появилось розовое пятно. Оно медленно расплывалось, становилось все краснее, и молодому солдату казалось, будто сырой песок высасывает из человека остатки жизни. Когда пятно коснулось сапога солдата, он испуганно отпрянул, чуть не сбив с ног сержанта, который прибежал, услышав выстрел.

– Какого дьявола стрелял? Зачем стрелял? – кричал он, бешено жестикулируя. Пилотка с красной звездочкой сбилась набекрень, черные глаза гневно блестели.

– Так удирал же… я думал…

– Думал, думал… Инструкции не знаешь? Когда тебе стрелять положено, не знаешь? Теперь будешь отвечать!

Сержант перевернул незнакомца на спину. Тот тихонько застонал.

– Давай плащ-палатку!

Солдат сбросил плащ-палатку и расстелил ее на земле. Осторожно уложив раненого, солдат и сержант понесли его к небольшому домику, что стоял рядом с железнодорожной станцией; там размещался взвод охраны военных складов.

На крыльце домика стоял лейтенант и наблюдал за разгрузкой эшелона. Подъемный кран осторожно подхватывал большие, занимавшие всю длину платформ деревянные контейнеры и так же осторожно опускал их на землю. Потом трактор, сердито урча и отфыркиваясь фиолетовым дымом, оттаскивал их к железнодорожной колее, где люди в зеленых комбинезонах открывали контейнеры, обнажая серебристые фюзеляжи разобранных самолетов. Крылья, киль и стабилизатор грузили на тягачи, а фюзеляж ставили на колеса – «фальшивые шасси» – и длинным металлическим тросом прикрепляли к машинам, которые отбуксировывали их по шоссе к аэродрому.

Звуки выстрелов насторожили лейтенанта, и теперь, заметив приближавшуюся к нему группу, он сбежал с крыльца и бросился навстречу.

– Что случилось?

– Петров немца подстрелил, товарищ лейтенант!

– Я хотел только…

– Потом… потом… Несите в помещение и сделайте перевязку!

Раненого внесли в комнату и уложили на диван. Сержант вынул из аптечки медикаменты, снял с незнакомца окровавленный пиджак и сорочку, стал накладывать повязку.

– Ну, Петров, рассказывайте, что произошло!

Солдат вздрогнул, отвел взгляд от раненого и, переступая с ноги на ногу, запинаясь, стал объяснять:

– Я стоял на четвертом посту, товарищ лейтенант… Ну, и… охранял площадку с самолетами на северной стороне. А тут этот немец… Вышел из-за пакгауза, стоит и смотрит… Я хотел отогнать его, но мне вдруг показалось, что у него в руке белеет то ли блокнот, то ли тетрадь… И будто немец записывает что-то… Тогда я решил задержать его. Гляжу в сторону, а сам к нему иду… Когда между нами осталось метров двадцать, я наставил автомат и крикнул: «Ни с места!» А он шмыг за пакгауз… Я за ним… Выскочил из-за угла, гляжу, а он к лесу направляется. Тогда я выстрелил в воздух и крикнул: «Стой!» Немец побежал, я за ним… Вдруг я споткнулся и случайно нажал курок… Ну, и… он упал…

Лейтенант зло глядел на солдата. Совсем недавно он схлопотал выговор за этого парнишку, что стоит перед ним. У того заржавел автомат, а кому попало? Командиру взвода. Говорят, плохо воспитываете! А сейчас, он это чувствует, надвигается новая беда. ЧП – чрезвычайное происшествие. Немец, конечно, не шпион, а обыкновенный прохожий, из тех, кто любит поглазеть на все новое. Ведь за пакгаузом проходит дорога, и местные жители часто с удивлением поглядывают на странные самолеты, у которых вместо обычного винта – дырка. Часовым не раз и не два приходилось отваживать непрошеных зрителей, а этот, поглядите на него, – стрелять вздумал! Теперь начнется: многочисленные комиссии, расследования… И в конце концов придут к выводу, что виноват опять же он, командир взвода.

– Эх, Петров, Петров! Заварили вы кашу…

– Если он честный человек, зачем же удирал?

«А может, он и впрямь шпион? Ведь прибыла новая техника, и врагов она, безусловно, должна интересовать…»

– Говорите, он что-то записывал? Сержант, обыщите задержанного!

Сержант осторожно вытащил из карманов раненого все, что там было: свидетельство на имя Ганса Рихтера, выданное полицией города Эберсвальда, немного денег, дешевенький кожаный портсигар с двумя сигаретами и одним «бычком», газету и носовой платок. Ни блокнота, ни записной книжки, ни карандаша, ни ручки, которой он мог что-то записывать, не было. Лейтенант смотрел на это нехитрое имущество, и лицо его все больше хмурилось.

– Вот что, Петров… пойдите и внимательно обыщите всю дорогу от пакгауза до того места, где упал этот тип… Возможно, он бросил блокнот, когда убегал… Если, конечно, он был, этот блокнот.

– Слушаюсь, товарищ лейтенант! – Солдат быстро выскочил из комнаты.

– Кто сейчас на четвертом посту?

– Я пока поставил Чумаченко, товарищ лейтенант! А немец плох. Потерял много крови, доктор нужен, – сказал сержант.

С дивана донесся стон, раненый открыл глаза, попробовал приподняться, но от слабости снова упал на спину.

– Лежите! Лежите! – Лейтенант подошел к нему.

Выглядел раненый действительно плохо: повязка намокла от крови, на бледном лице испуганно бегали лихорадочно блестевшие глаза. Старательно подбирая немецкие слова, лейтенант спросил:

– Что вы делали возле пакгауза?

Раненый взглядом обвел комнату, глаза его на миг задержались на вынутых из кармана вещах, кучкой громоздившихся на столе, и он с усилием ответил:

– Смотрел… Я не знал, что нельзя… Интересные самолеты… Я таких раньше не видел.

– Почему вы побежали, когда вас окликнул часовой?

– Я думал, он приказал мне быстрее проходить… Вот я и поторопился… А когда над головой просвистели пули, просто испугался… Обидно умирать теперь, когда война кончилась…

– По документам вы из Эберсвальда. Что вы делали в этом городке?

– Разыскивал сестру… Мне сказали, что кто-то видел ее тут… Война разбросала множество семей, в том числе и мою… Сестру я не нашел. – Раненый говорил с трудом. Паузы между фразами все удлинялись. Дышал от трудно и часто. Устав от разговора, снова закрыл глаза.

– Его надо отправить в госпиталь, – шепнул сержант.

– Куда ему в госпиталь? – тоже шепотом ответил лейтенант. – Восемьдесят километров. Пока соберутся, пришлют машину, он уже окочурится.

– А если в санчасть к авиаторам?

– Тоже не близко. Видите, в каком он состоянии? – Лейтенант замолчал и вопросительно поглядел на Петрова, который в этот момент вошел в комнату. – Нашли что-нибудь? – спросил он нетерпеливо.

– Нет… ничего… – удрученно выдавил солдат, после неудачных поисков чувствуя себя еще более виноватым.

– Так я и знал! Эх, Петров, Петров, будет у нас теперь хлопот полон рот. Можете идти, сейчас не до вас… А вы, сержант, позвоните в местную больницу, вызовите «Скорую помощь». Скажете: несчастный случай.

Сержант пальцем поманил лейтенанта в дальний угол и тихо спросил:

– Охрана нужна, если повезут в больницу?

– Какого черта его охранять? – Лейтенант выругался сквозь зубы. – Самый что ни на есть обычнейший немец.

Он снова подошел к раненому и спросил:

– Когда вы стояли у пакгауза, у вас было что-то в руках?

Немец открыл глаза и явно с усилием проговорил:

– Нет… ничего… Хотя, может, носовой платок… У меня насморк…

Лейтенант подошел к окну. Теперь туман плотно обволакивал все вокруг, растворив в себе даже контуры близлежащих строений. И только оголенная мокрая ветка, дрожавшая у стекла, четко вырисовывалась на грязновато-белом фоне.

«Конечно, обычный носовой платок издали мог показаться тетрадью или блокнотом. В такую погоду различить трудно… Препротивная история!» – думал лейтенант, вглядываясь в туманную мглу.

Минут через десять приехала «Скорая помощь». Врач осмотрел раненого, сокрушенно покачал головой:

– Госпитализация! Немедленная госпитализация, – коротко, но очень решительно бросил он.

– А выдержит ли больной дальнюю дорогу до госпиталя?

– Это зависит от многих причин. Впрочем, лучше не рисковать. Если не возражаете, я могу положить его в нашу больницу. У нас, правда, все забито до отказа, но одно местечко выкроим.

– Тогда везите к себе. О состоянии здоровья позвоните мне вот по этому телефону. – Командир протянул врачу листок бумаги.

Раненого забрали. Теперь о происшествии можно было докладывать начальству. Лейтенант прошелся по комнате, исподлобья поглядывая на телефонный аппарат, поблескивавший черным эбонитом. Неохотно приблизился к нему, протянул было руку к трубке, но передумал: «Еще успею. Нахлобучка все равно от меня не уйдет». Потом присел к столу, недовольно покосился на вещи раненого – забыл передать санитару – и принялся писать рапорт. Время от времени его отвлекали текущие дела, и когда рапорт наконец был готов, день уже клонился к вечеру. Еще раз сердито глянул на телефон, словно тот был причиной беды, лейтенант тяжело вздохнул, снял трубку и попросил соединить его с соседним городом, где размещался штаб части. Городской телефон был занят. Через несколько минут лейтенант позвонил еще. Снова занято. Он развернул газету, взятую у немца, и, откинувшись на спинку стула, стал просматривать информацию. Немецкий язык он знал скверно; отдельные слова, а иногда и целые фразы были ему непонятны, но общий смысл он улавливал. Просмотрев несколько статей, он свернул газету и на последней странице заметил полурешенный кроссворд. «Любопытно, сумею ли я с моим знанием языка отгадать хоть несколько слов?» – подумал лейтенант, вынимая карандаш из кармана кителя. Но рука его так и замерла в воздухе.

То, что он увидел, вконец поразило его. Записи в клетках не имели ничего общего с нужными словами! С левой стороны кроссворда, конфигурацией напоминавшего прямоугольник, по горизонтали были вписаны цифры. Подобные же цифры были и в клеточках правой половины кроссворда, но только располагались они по вертикали.

«Что это… шифр? Пока ясно лишь одно: цифры вписаны в клеточки кроссворда затем, чтобы их труднее было заметить. Но что они означают? А если это…»

Лейтенант согнул листок бумаги пополам, с одной стороны в столбик выписал цифры, идущие по горизонтали, а с другой те, что по вертикали, так же точно одну под другой. С минуту он задумчиво глядел на них, потом поднялся и быстро вышел из комнаты.

На площадке он нашел инженера, который руководил разгрузкой, и протянул ему развернутый листок.

– Товарищ майор, эти цифры вам ничего не напоминают?

Майор невнимательно взглянул на запись: он спешил и не хотел, чтобы его отвлекали посторонними разговорами.

– Напоминают. У меня в записной книжке тоже записаны номера облигаций, только они подлиннее ваших. Может, и выигрыши будут покрупнее, – улыбнулся инженер, тут же отвернулся, отчаянно замахал руками и закричал кому-то: «Левее! Забирайте левее!»

– Простите, товарищ майор, но дело серьезное!

Инженер еще раз взглянул на цифры.

– Понятия не имею… Хотя… ага! Дайте-ка сюда. – Он взял листочек в руки. – Так и есть! В этом столбике номера самолетов. А это… номера тягачей и бензозаправщиков. Где вы их взяли?

– У задержанного. Одного не могу понять: зачем он торчал здесь, если запросто мог записать все это на шоссе во время транспортировки?

– По шоссе машины идут с зачехленными носами – номеров не видно.

– Все ясно. Спасибо!

Теперь лейтенант направился к пакгаузу, около которого был замечен немец. Вот тут он стоял. На сырой земле отчетливо видны отпечатки его ботинок. Потом след вел к дороге, оттуда к лесу. Лейтенант медленно двигался параллельно следам, иногда приседал на корточки, внимательно присматривался к каждому кустику увядшей травы. К каждой веточке. И недалеко от дороги, в маленьком неглубоком кювете нашел то, что искал, – светло-коричневый карандаш, который застрял между сухими, словно изъеденными ржавчиной, стебельками бурьяна.

Вернувшись в дом, лейтенант снова взял газету и провел на ее полях несколько линий, то легонько, то сильно нажимая на бумагу найденным карандашом. Затем сравнил цвет и оттенок каждой линии с записью в кроссворде. Сомнений не оставалось: цифры в клеточках были выведены тем же самым твердым светло-коричневым грифелем. Проверить себя еще раз, попробовать написать цифру? Лейтенант вывел двойку, потом тройку, потом стал выводить единицу, но телефонный звонок прервал эту графическую экспертизу. Пришлось отложить карандаш и снять трубку. Звонил доктор:

– Камрад лейтенант! Я звоню вам, чтобы сообщить о раненом.

– Очень кстати. Я слушаю вас. Как он там?

– Рана не так опасна, как я предполагал. Состояние удовлетворительное. Но я беспокою вас совсем по другому поводу. Видите ли, осматривая рану, я увидел у него под мышкой татуировку.

– Ну и что?

– Дело в том, что такие татуировки обозначают группу крови, и делали их только эсэсовцам, чтобы в случае необходимости можно было оказать немедленную медицинскую помощь… Поверьте мне, камрад, я ненавижу этих ублюдков, а раненый явно из них…

– Очень вам благодарен, товарищ! Сейчас приму меры. Пока к раненому никого не пускать. Еще раз спасибо!

Лейтенант повеселел. Его взвод задержал врага! Правда, сделано это неуклюже, но победителей не судят. Приятно, что позвонил доктор. И дело совсем не в том, что он заметил эсэсовскую татуировку, – теперь и так ясно, что задержан враг. Радовало то, что сами немцы начинают понимать, сколь пагубную роль в жизни их страны и всего мира сыграл фашизм. И та искренность, с какой они помогают выкорчевывать его остатки.

Приказав поставить в больнице охрану, он взял написанный ранее рапорт и с наслаждением разорвал его.

«Вот тебе и Петров! Хорошо, что я не поднял шум. Говорят же: не спеши, людей насмешишь…» – радовался лейтенант, снимая трубку.

На этот раз линия была свободна, и он доложил в штаб о происшедшем.

– Раненый под охраной? – спросил голос на другом конце провода.

– Так точно, товарищ майор!

– Хорошо, ждите. Сегодня же заберем его.

Хозяйка аптеки

Марии снова снился длинный сарай с выстроившимися в два ряда огромными чанами. Словно стоит она возле одного такого чана с кипящей темной жидкостью и двумя палками вытягивает из него бесконечную ленту черной тяжелой материи, которая громоздится вокруг нее на полу красильной. Дверцы печи под чаном раскалились, от материи идет пар, палки вот-вот выскользнут из усталых рук, но фрау Шольц неумолима: коротким возгласом – «шнель!», который свистит словно удар кнута, она подгоняет и подгоняет Марию, хотя черные рулоны громоздятся вокруг нее горой. И гора эта растет, увеличивается, поднимается чуть ли не к потолку, а вместе с нею вытягивается и фигура самой фрау. Как ни спешит Мария воздвигнуть между собой и фрау спасительную стену, змеиная головка хозяйки все отчетливее возвышается над черной грудой материи, гипнотизируя свою жертву злобным взглядом раскаленных, как угольки, глазок.

Обливаясь холодным потом, Мария проснулась и бессмысленным, затуманенным взглядом окинула комнату. Перед глазами все еще стояли покрытые испариной стены красильни и огромные чаны с кипящим раствором красок. Но постепенно контуры знакомых вещей, пробиваясь сквозь туман сновидений, стали вырисовываться все отчетливее, и вдруг все, что было в комнате, встало на свои места, окончательно прогнав видения.

«Это выжжено у меня в памяти, словно тавро, – подумала Мария. – Если бы вернуться домой, если бы не постоянное напряжение…»

Решительно отбросив одеяло, молодая женщина поднялась, В комнате было холодно, хотелось поскорее надеть теплый свитер. Но, упрямо тряхнув коротко остриженной головой, Мария выставила вперед ногу, развела руки, глубоко вдыхая воздух. Зарядка сразу согрела, вернула телу упругость, а душе – равновесие. Ночные кошмары исчезли окончательно. Мария была готова начать новый день.

Перед тем как выйти из дому, она еще раз подошла к туалетному столику и в последний раз критически оглядела себя. Из зеркала на нее смотрела чужая женщина, настолько чужая, что даже интересно было ее рассматривать… Элегантный силуэт. Черный свитер плотно облегает грудь и гибкую талию, юбка продолжает линию. На шее нитка мелкого, но настоящего жемчуга ненавязчиво намекает, что молодой вдове пора уже снять траур. Об этом же говорит чуть заметное прикосновение губной помады и два едва заметных штришка, идущие от уголков глаз. Светло-серые глаза кажутся огромными в обрамлении черных ресниц. Глаза напоминают лесные озерца, то поражающие своей прозрачностью, если в них отражается ясное небо, то непроницаемой загадочной темнотой, если набегают тучи. Над прической Мария долго думала и решила, что короткая стрижка, которая словно шлем облегает голову, больше всего соответствует выбранному ею стилю. Именно так должна выглядеть женщина, не лишенная женственности и одновременно деловая, способная самостоятельно проложить себе дорогу в жизни, взвесив современные требования и новую обстановку.

Когда возник вопрос об амплуа Марии, о том, как удобнее устроить явку, было выдвинуто много предложений, но руководитель группы, разрабатывающий это задание, полковник Горенко, недовольно морщился:

– Трафарет, трафарет, все эти табачные лавчонки, кафе, ателье и тому подобное. Мы должны одним выстрелом убить двух зайцев: обеспечить нашим людям надежную явку и дать возможность товарищу Стародуб завязать необходимые связи в кругу, пусть более узком, но наиболее интересном для нас. Итак, это должна быть… должна быть… – Нетерпеливо постукивая ребром ладони по столу, полковник прищурил глаза, и вдруг в них вспыхнули веселые огоньки. – Аптека! – воскликнул он.

– Аптека? – переспросил кто-то разочарованно.

– Да, аптека. Только не обычная, а по типу американской, где можно купить кое-какую галантерейную мелочь, письменные принадлежности, выпить бутылку кока-колы, даже заказать незатейливый завтрак. Вы же читали у Ильфа и Петрова! Соответственно ее обставить… Для немцев такое заведение будет интересной новинкой, их потянет туда из любопытства. Для оккупационных войск аптека станет уголком Америки. Учреждение это удобно и для Марии: она женщина с положением, за которой можно поухаживать, не позволяя себе ничего лишнего.

Так Мария Стародуб перевоплотилась в Марию Кёниг, владелицу аптеки, куда она и спешила сейчас в полной боевой готовности.


Как обычно, Мария черным ходом прошла в крохотный кабинетик, отгороженный от провизорской стенкой. Старый провизор Себастьян Ленау, который организовал аптеку и, конечно же, был ее душой, увидев Марию, отложил перо и снял очки.

– Опять приходил сержант Робертсон, предлагал кофе и жевательную резинку, – сказал он, доложив об утренней почте.

– Вы объяснили ему, что никаких дел с черным рынком мы вести не хотим?

– Конечно. Но мне не понравилось, как он отреагировал на это. Заявив: «Не манна же небесная падает на вас!»

– Документация у нас в порядке?

– С этой стороны нам ничего не угрожает.

– А с какой?

– Топливо. Без тепла не будет уюта, а без уюта исчезнут постоянные клиенты. Вы же знаете, как остро стоит вопрос с углем. Боюсь, нам придется нарушить свой принцип, касающийся черного рынка. С продуктами мы кое-как извернемся, хотя эти проклятые поставщики и дерут бешеные деньги, а вот дрова, брикеты… их на ферме не купишь.

– Может, попробовать через военную администрацию? Если попросить… – Мария задумалась, мысленно перебирая в памяти своих клиентов. – Может, полковник Ройс… или майор Валленберг…

– Да, в наше время дамам дарят не букеты, а брикеты, – вздохнул Себастьян Ленау, сокрушенно покачивая головой.

– Будем считать – алмазы. Ведь уголь родственник алмазов. Для женщины такое объяснение приятнее, – пошутила Мария, чтобы подбодрить старика. И пошла в зал.

Две ее помощницы, Рут и Клара, уже заканчивали утреннюю уборку и теперь прихорашивались, отпуская в адрес друг друга колкости. Соперничество между девушками уже давно беспокоило Марию. Заключая с ними трудовое соглашение, она не обусловила в точности обязанности каждой из них, поэтому более живая и энергичная Рут оттеснила Клару к электроплитке и кофеварке, взяв себе более приятную и выгодную работу по обслуживанию клиентов. Клара злилась, считала себя несправедливо обиженной и бросала на хозяйку аптеки недружелюбные взгляды.

– Клара, Рут! – позвала Мария, делая вид, что не прислушивается к словесной перепалке девушек. – Вчера мы с герром Себастьяном подвели баланс, и выяснилось, что аптека работает не так уж скверно. Конечно, это заслуга всего персонала, и поэтому… – Мария улыбнулась и подняла вверх два незаклеенных конверта. – Это ваши, как бы сказать, премиальные. Вы хорошие девушки, и я рада, что вы ладите между собой. Только знаете, о чем я подумала? Справедливо было бы распределить работу так, чтобы вы по очереди обслуживали зал. Это приносило бы каждой из вас постоянный приработок – ведь наши клиенты иногда бывают щедры, а дружба между вами еще больше окрепнет. – Мария положила конверты на стол. – Берите и покупайте себе, что нравится.

– О, фрау Кёниг, вы так внимательны к нам! – искренне вырвалось у Рут.

– Я… я тоже очень благодарна вам… вы даже не представляете, как я это ценю, – запинаясь, лепетала Клара, для которой сказанное хозяйкой означало значительно больше, чем премиальные.

Мария понимала – девушкам хочется скорее заглянуть в конверты, но сделать это при ней они стесняются. Приказав поднять жалюзи и открыть дверь, она вышла. А когда вернулась, сама поколдовав над кофе – сегодня он должен быть особо ароматен и крепок, в зале уже сидели обычные в этот ранний час посетители. Пожелав всем доброго утра, Мария стала наводить порядок в витрине с патентованными лекарствами. Она не присела ни к одному столику, как делала это каждый день. Автоматически раскладывая пакетики с таблетками, тюбики, расставляя баночки, молодая женщина думала о том, как постепенно менялся состав ее постоянных клиентов, как все, кто непосредственно участвовал в войне и старался честно придерживаться Потсдамского соглашения, незаметно исчезали, а на их место, словно саранча, слетались сомнительные дельцы в военной форме, каждый из которых делал свой бизнес, мечтая как можно скорее обогатиться. «Мани-мейкер» и «шибери» с утра до поздней ночи толклись на черном рынке, продавая и скупая, заключая сделки. Нет, к тем, кто сидит сейчас в зале, нет смысла обращаться со своей просьбой. Надо подождать полковника Ройса или майора Валленберга. Не может быть, чтобы офицеры в таких высоких чинах…

Открылась дверь, и вошел полковник Ройс, но не один, а пропустив вперед молодую женщину в сером пушистом пальто и черной бархатной шапочке, украшенной приподнятой вуалеткой. Полковник помог своей спутнице снять верхнюю одежду и повел ее к столику, возле которого хлопотала Мария.

– Поздравьте меня с гостьей, фрау Мария! И разрешите познакомить – моя жена.

– О, я тоже Мари… Мэри! – радостно закивала головой миссис Ройс и, ткнув себя пальцем в грудь, высоко вздернула тонкие бровки над смешливыми глазами. – Две Мэри, Робби! Стань посредине и загадай какое-нибудь желание. Оно непременно исполнится. Мы свято верили в это еще в колледже.

– Желаю, чтобы мигом появились две яичницы с беконом, джем, кофе, аромат которого уже щекочет мне ноздри, – подхватил шутку полковник. – Может, и вы позавтракаете с нами, фрау Мария?

– Я уже завтракала, но чашечку кофе выпью с удовольствием… Очень вам благодарна!

Отдав Рут необходимые распоряжения, Мария присела к столику, за которым расположились супруги Ройс. Разговор шел в том непринужденном тоне, который задала Мэри. Слишком молодая для отяжелевшего и лысеющего Ройса, она походила не на важную «миссис», а на выпускницу колледжа, о котором только что вспоминала, экспансивную, очаровательно-непосредственную в проявлении всех эмоций, капризно-упрямую в своих наивных суждениях, которые она высказывала в весьма категорической форме, если какая-либо мысль возникала в ее хорошенькой головке.

– У вас очень приятно, милая фрау! – похвалила Мэри, затягиваясь сигареткой и снисходительно оглядывая зал. – Впрочем, мне кажется, что наших бойз привлекает не столько уют, сколько очаровательная хозяйка, создавшая его. Берегись, Робби, теперь я знаю, какой магнит притягивает тебя сюда! – Смеясь, молодая женщина погрозила мужу пальцем, на котором сверкало кольцо с большим овальным сапфиром. Он блеснул, словно язычок синего пламени, и Мария невольно задержала на нем взгляд.

– У вас красивое кольцо, миссис Ройс!

– Это подарок Робби, в честь моего приезда. – Мэри вытянула руку, пошевелила ею, любуясь изменчивым блеском красивого камня. – И, представьте, ему очень повезло: он получил его почти даром на обменном пункте. Как они называются, Робби?

Полковник Ройс недовольно нахмурился.

– Не стоит об этом говорить, милая.

– Нет, стоит. Я обязательно туда пойду. Говорят, там можно приобрести восхитительные вещи. Фрау Мари, как называются эти пункты?

– Таушцентрали, – коротко ответила Мария. Перед глазами у нее возникла длинная очередь голодных берлинцев, которые в обмен на продукты отдавали самые ценные вещи, оставшиеся у них.

– Смешное название!

– Наш язык обогатился еще несколькими подобными. Например, «раухманы». Так называют тех, кто спекулирует сигаретами. В переводе это означает: торговцы дымом.

– Торговцы дымом? Очаровательно, очаровательно и остроумно! Робби, почему ты не предупредил меня? Я бы привезла гору сигарет и стала бы королевой дыма. – Мэри несколько раз глубоко затянулась и выпустила густой клуб дыма. Мечтательно наблюдая, как он прядями поднимается в воздух, она повторила: – Королева дыма! Ты только вслушайся, как это звучит! Робби, на сколько же марок я выкурила сигарет?

– Если учесть, что семицентовая пачка здесь стоит сто марок, а в ней двадцать сигарет, значит, ты сейчас вместе с дымом выпустила в воздух целых пять марок, – улыбнулся полковник Ройс.

– Безумие! Ты нарочно сказал мне это, чтобы я не курила! Фрау Мари, он обманывает меня, правда?

– К сожалению, нет… Сигареты стали у нас своеобразной разменной монетой, – холодно ответила Мария.

– Колоссально! Я напишу домой, чтобы мне выслали тюк сигарет. Завтра же напишу. И твоя жена, Робби, станет королевой дыма, а ты ее подданным! И попробуй мне возразить, я тогда…

– Мэри, твои шутки не очень тактичны, – сердито оборвал жену полковник. – Фрау Мари, надеюсь, вы понимаете…

– Я не лишена чувства юмора.

– Но сегодня вы грустны. Какие-нибудь неприятности?

– Перспектива закрыть аптеку не слишком радует меня.

– Закрыть? Почему?

– Вряд ли кого привлечет нетопленое помещение, а вы знаете, как трудно сейчас с углем.

– Чепуха! Это можно устроить. Вы создали для нас своеобразный маленький клуб, и если мы все обратимся к военной администрации… Гм… с кем бы поговорить об этом? Кажется, полковник Брукс… Да, непременно надо повидаться с Бруксом! Знаете что? Я приглашу его сегодня поужинать с нами в ресторане, познакомлю вас, и мы вместе обсудим, как помочь этой беде. Согласны?

– Не знаю, удобно ли, – заколебалась Мария.

– Решено! – захлопала в ладони Мэри. – Мы все идем в ресторан… О, я даже знаю в какой! «Цум Тойфель».

– Почему именно в «Цум Тойфель»?

– Потому что «Тойфель» по-немецки «черт», а мне очень хочется побывать у него в гостях.

– Если фрау Мария не возражает, встретимся в восемь.

– Очень тронута вашей заботой. Возможно, это впрямь кое-что даст…

– Ручаюсь, Брукс не устоит перед вами, фрау Мари. – Мэри была в восторге от новой идеи. – Он старый ловелас, любит красивых женщин.

Супруги скоро ушли, еще раз напомнив о встрече в ресторане.

«Брукс… кто такой Брукс? – старалась вспомнить Мария. – Эту фамилию я где-то слышала или встречала в прессе. Не в связи ли с деятельностью „Объединенного англо-американского экспортно-импортного агентства“?»

Неясное воспоминание – словно гвоздик, выскочивший из подошвы. Куда бы Мария ни ступала, она больно натыкалась на слово-колючку: «Брукс». Оно сопровождало ее как щелканье бича, как это бывало, когда ей снился сон с фрау Шольц, как раздражающий мотив, утративший первоначальный смысл и превратившийся в назойливое сочетание букв.

Дверь аптеки сегодня открывалась чаще, чем обычно. Истощенные голодом берлинцы страдали теперь еще и от холода. Количество катаров верхних дыхательных путей, бронхитов и различных других сезонных заболеваний увеличивалось с каждым днем. Колдуя над микстурами, составляя сложные порошки, герр Себастьян не сразу заметил, что Мария чувствует себя плохо.

– Что с вами, фрау Кёниг? – взволнованно спросил он, случайно коснувшись ее холодной руки, когда она передавала ему очередной рецепт. – Руки словно лед, глаза подозрительно блестят… – Ладонь старого провизора легла Марии на лоб. – О, у вас температура, – забеспокоился старик, сердито нахмурившись. – Я же говорил, для профилактики вы должны…

– Чепуха, просто я не выспалась из-за одной старой знакомой, с которой встретилась во сне, – попробовала отшутиться Мария и этим еще больше испугала своего помощника.

– Вот-вот, ночные кошмары! Ни с того ни с сего они не возникают, милая фрау! У нас говорят, что тон делает музыку. «Дер тон махт ди музик». Это касается и нашего тела. Когда нарушается гармония, появляется фальшивый тон, он-то и звучит в наших снах. Быстрее наверх и в кровать! Рут принесет вам стакан горячего грога, я сам приготовлю. И примите эти таблетки, ударную дозу – две. Сейчас мы измерим температуру, и если она часа через два не спадет, придется вызвать врача.

Мария знала: спорить с герром Себастьяном бесполезно. Пока лучше не говорить ему о сегодняшней встрече в ресторане, а усыпить его бдительность, немного слукавив. Небрежно сунув термометр под мышку, она отвлекла внимание старика на другое:

– Сегодня в разговоре Ройс упоминал какого-то Брукса. Мне не дает покоя эта фамилия. Вы не знаете, что это за персона?

Себастьян Ленау втайне гордился своей памятью и обрадовался случаю еще раз продемонстрировать ее.

– Еще бы! Один из разбойников банды Логана, которая так ловко и совершенно официально опустошает Германию, вывозит уголь и даже лес. Представьте себе, даже лес, который мы сами всегда импортировали. «Дойче Фольксцайтунг» не так давно выступила с разоблачительным материалом о деятельности этого агентства. За несколько месяцев эти благодетели немецкого народа на одном лишь русском угле, скупая его по десять долларов за тонну, а продавая по двадцать, заработали миллион. Это не считая тайных операций на черном рынке, которые буквально обогатили таких, как Брукс. Наш «Дер Шпигель» тоже пробовал подать голос по этому поводу, но редактора, как видно, хорошенько одернули, поэтому журнал больше не затрагивал вопроса о манипуляциях с топливом… Сколько там у вас?


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации