Текст книги "Гроза на Шпрее"
Автор книги: Юрий Дольд-Михайлик
Жанр: Книги о войне, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Мария протянула термометр, отлично зная, что он не выдаст ее.
– Странно, 37.3… Мне казалось, значительно больше. Ну что ж, тем лучше. Будем надеяться, что температура скоро совсем упадет: главное – отлежаться…
Марию и саму непреодолимо тянуло прилечь. Поднявшись наверх, она завела будильник, поставила стрелку на цифру семь и с наслаждением вытянулась под теплым одеялом. Одеяло и грог, принесенный Рут, сразу согрели ее. Только слегка кружилась голова. Все время хотелось вспомнить что-то важное, но кровать качнулась и поплыла, тихо покачиваясь, словно люлька.
Мария проснулась за пять минут до того, как зазвонил будильник. Словно и в мозгу у нее была заведена пружинка, незримое колесико вертелось и вертелось, равномерно раскачивался маятник, отсчитывая секунды.
«Вот тебе „дер тон“, что „махт ди музик“», – улыбнулась своим мыслям Мария. Как выяснилось, все хорошо.
И, впрямь, голова была ясной, а слабость в ногах совсем исчезла, пока женщина одевалась.
Когда выбирали помещение для аптеки, позаботились, чтобы здесь было два выхода: на улицу и через кухню во двор. Проще всего было улизнуть черным ходом, незаметно, но старик провизор переполошится, да к тому же Марии нужно предупредить его, где ее можно найти, если возникнет срочное дело.
С независимым видом Мария спустилась по лестнице.
– Герр Себастьян, – она первой пошла в наступление, – признайтесь, вы приготовили не грог, а какой-то чудодейственный эликсир. Советую взять патент.
Старик снял очки и окинул женщину ледяным взглядом.
– Фрау Кёниг, – сказал он официально сухо, – пренебрегать своим здоровьем – преступление. Вы прекрасно знаете, что я один не справлюсь с работой, если вы надолго сляжете.
– Милый герр Себастьян, уверяю вас, что я совершенно здорова! А дело, ради которого я должна уйти, очень важное. Обещаю вам, что буду избегать сквозняков. Мои координаты – ресторан «Цум Тойфель». И, умоляю, не испепеляйте меня таким уничтожающим взглядом. Вы же знаете, как много для меня значит ваше доброе отношение!
– Ах, фрау Мария, – оттаял старик, – по крайней мере, хоть возвращайтесь побыстрей.
– Как можно быстрее.
Мария не предвидела, что не сможет выполнить свое обещание.
Эхо далекого выстрела
Машина остановилась возле двухэтажного коттеджа, увитого плющом и отделенного от шумной улицы чугунной, добротного литья, оградой. Пассажир, который вышел из нее, быстро пересек небольшой цветник и исчез за массивной дверью, даже не взглянув на четырехугольную мраморную доску, прикрепленную у входа. Она оповещала, что здесь находится «Частное агентство по розыску без вести пропавших». Сверху готическим, к тому же еще и стилизованным шрифтом было высечено название учреждения: «Семейный очаг». Но человек, скрывшийся за дверью коттеджа, вероятно, отлично знал и это название, и само помещение. Не останавливаясь, он прошел в конец коридора и, оказавшись в приемной главы агентства, протянул секретарю визитную карточку:
– Прошу передать господину директору!
Через минуту его пригласили в кабинет.
– Какой счастливый случай… – начал было Григорий, но Нунке остановил его.
– Не случай, Фред, и не счастливый, а печальная необходимость! Один из моих сотрудников Вернер Больман попал в беду: он лежит с простреленным плечом в Восточной зоне.
– Его схватили русские?
– Подстрелили, как куропатку, и положили в городскую немецкую больницу. Охраны, правда, нет. Очевидно, не докопались, кто он на самом деле.
– Кто же он, если не секрет?
– Ему было поручено инспектировать нашу подпольную сеть на определенном участке. Работа очень ответственная, и он должен был вести себя с максимальной осторожностью. Но Больман пренебрег инструкциями. Проявил инициативу, болван.
– Как же это произошло?
– Разнюхивал что-то о реактивных самолетах, которыми русские перевооружают свою авиацию… Был же у этого идиота четко ограниченный круг обязанностей! Инструктируешь, учишь, по сто раз вколачиваешь в голову: тебе поручено то и то, остальное сделают другие. Так нет, лезут, куда не просят! Лезут, не зная обстановки. Хорошо, что на станции есть наш человек, он и догадался позвонить… Мы бы и без Больмана все узнали. Вот что значит, не зная броду, лезть в воду. – Нунке был взбешен. – Недаром говорят, что осел всегда остается ослом, за что бы ни взялся!
– Это послужит ему хорошим уроком: у злых собак всегда рваные уши. То, что он ранен, конечно, неприятно. Но дело обстоит не так уж плохо, раз его не охраняют.
Нунке вскочил с места и заходил из угла в угол, потом, немного успокоившись, снова уселся в кресло напротив Григория.
– Послушайте, Фред, нужна ваша помощь! Я не могу оставить Больмана у русских. Если они опомнятся и всерьез возьмутся за него, то погибнет большая предварительная работа, а возможно, и преданные нам люди. Дело не в Больмане, мне, в конце концов, на него начхать. Но за ним может потянуться целая цепь провалов… Итак, надо спасать этого болвана. А у меня сейчас, как на грех, нет под рукой ни одного человека, который мог бы справиться, как бы возглавить… экспедицию.
– Вы хотите, чтобы я поехал в Восточную зону и выкрал этого… Больмана?
– Да! Будь у меня дня два, я бы подыскал нужных людей, но нельзя терять времени. Ехать надо немедленно. На первый взгляд это похоже на авантюру, но это не так. Вы, Фред, знаете методы моей работы, видели – я не люблю разбрасываться нужными людьми, подвергать их опасности. В данном случае риск минимальный. Поедете на санитарной машине в форме советского офицера. Документы получите идеальные. В помощь дам двух человек. Они с пистолетом на «ты», у них стальные мускулы, но, к сожалению, куриные мозги… Наверно, так уж устроена природа, что недостачу одного компенсирует другим…
Григорий слушал Нунке со смешанным чувством удовлетворения и беспокойства. Из соображений конспирации он ни разу не выезжал из западной зоны Берлина, хотя у него и была такая возможность. Сейчас Нунке сам посылает его в небольшой городок, расположенный в советской зоне. Как радостно будет услышать родную речь, хоть издали полюбоваться случайно встреченным бойцом в защитной форме, с красной звездочкой на пилотке. Как приятно сознавать, что в любую минуту можно остановить машину и ступить на землю, неподвластную всяким нунке и думбрайтам. Но чувства чувствами, а обязанность обязанностью – не действовать же против своих!.. «Как же быть? Отказаться? Под каким предлогом?.. Нет, это не выход! Так можно поколебать с таким трудом завоеванное доверие. Надо немедленно предупредить наших о предстоящей операции, чтобы к моему приезду Больмана в больнице не было! А для этого постараться оттянуть отъезд».
– Когда надо выезжать?
– Люди готовы. Документы будут часа через полтора. За их изготовление принялись немедленно, как только было принято решение об этой операции.
«Очень мало времени, – нервничал Григорий. – Мария не успеет добраться до наших и вернуться с их инструкциями. Что же придумать?»
Нунке снова вскочил и зашагал по комнате.
– Кстати, документы у него были на имя Ганса Рихтера… Нет, каков олух! Грюншнабель, да и только. Попасть в такую беду! Теперь…
– Не завидую ему по возвращении.
– И вы правы. – Нунке сердито погасил сигарету. – Человек, пренебрегающий дисциплиной, не может руководить. Придется кому-нибудь передать его полномочия… А сейчас давайте поглядим карту земли Бранденбургской и подумаем о маршруте.
Искоса поглядев на часы – время ведь уходит! – Григорий развернул на столе крупномасштабную карту. И пока желтый ноготь Нунке ползал по хитрому лабиринту дорог, у Григория зрело новое решение.
«Марии не надо делать два конца. Важно сообщить своим о подлинном лице задержанного и о моей миссии. А там пусть командование решает: спрятать его или дать позволить увезти мне. Допустим, его заберут наши. Это еще не значит, что он заговорит. А если и заговорит, то выдаст два-три маленьких изолированных звена, главное же скроет. Матерый ведь эсэсовец! Если Больмана заберу я, то каждый его шаг будет под неусыпным контролем, а куда игольное ушко, туда и ниточка. Значит, я смогу кое-что разузнать, ведь не станет же он таиться от меня, своего спасителя? Человека, который ради него чуть ли не в петлю сунул собственную голову. Риск заключается в том, что его могут загнать, куда Макар телят не гонял. Или, по их терминологии, устранить. Только вряд ли они станут так разбрасываться кадрами».
Тем временем Нунке вновь и вновь перебирал возможные варианты маршрута, с немецкой педантичностью взвешивал преимущества одного и недостатки другого. В уголке его резко очерченных губ торчала погасшая сигарета, которую он, не переставая, жевал. Григорий мрачно наблюдал, как под выхоленной кожей движутся тугие желваки, и ему казалось, что скулы эти размеренным движением поглощают время минуту за минутой. Как только Нунке сделал маленькую паузу, Григорий быстро вскочил.
– По-моему, последний вариант самый лучший.
Нунке с сомнением покачал головой:
– Не думаю… Слишком много займет времени.
– Зато самый безопасный, – настаивал на своем Григорий, – безопасность – это тоже выигрыш во времени.
Нунке с минуту размышлял.
– Ладно. Раз он вам больше нравится, двигайтесь этим маршрутом. Вам ехать, за вами и последнее слово. – Нунке поднялся. – Ну, Фред, как будто все. В вашем распоряжении немногим больше часа, но приезжайте пораньше – надо подогнать форму, взять документы.
Избавившись от своего шефа, Григорий тут же уехал. До аптеки было минут пятнадцать езды, но он решил позвонить Марии. Из агентства Григорий никогда не звонил в аптеку и теперь воспользовался первым попавшимся по дороге автоматом.
– Вас слушают, – послышался старческий голос управляющего аптекой.
– Позовите, пожалуйста, фрау Кёниг.
– Ее сейчас нет.
Холодные капельки пота выступили на лбу у Гончаренко. Стараясь скрыть волнение, он снова заговорил:
– Простите, пожалуйста, вы не скажете, где ее можно отыскать? Дело очень срочное… Речь идет о пенициллине.
– О, конечно, конечно! Фрау меня предупредила, что ее могут спрашивать. Она в ресторане «Цум Тойфель».
– Очень вам благодарен.
С чувством облегчения Григорий сел в машину. Подержанный «Опель» рванулся с места и, рассекая тьму желтыми фарами, помчался кратчайшей дорогой, минуя развалины.
Развалины… развалины… Два года как кончилась война, а многие улицы еще завалены кирпичом, бетонными глыбами, исковерканным железом. Такие улицы закрыты для проезда, и только множество дорожек, протоптанных среди обломков, указывает, что они не совсем забыты. Пришлось ехать в объезд. Но и там, где можно было проехать, город зачастую казался вымершим: мостовые были расчищены, но на тротуарах высились остовы сгоревших домов. Лишь в некоторых первые этажи были приспособлены для жилья. Окна таких этажей тускло светились – в Берлине не хватало электроэнергии, но и эти пятнышки света поглощала темнота, стоило только отойти на несколько метров.
Наконец машина въехала в совершенно восстановленный район. Многолюдный, хорошо освещенный, он резко контрастировал с тем, что только что видел Григорий. Ресторан «Цум Тойфель» легко было найти по вывеске, буквы на ней горели алым пламенем, что, как видно, должно было изображать адский огонь.
Большой зал был переполнен. Мария в компании еще одной женщины и двух американских офицеров сидела за столиком у стены. Усевшись так, чтобы она могла его увидеть, Григорий лихорадочно искал повод, чтобы поговорить с Марией с глазу на глаз. На его счастье, после небольшого перерыва, музыканты снова вернулись на эстраду, и быстрые такты «Розамунды» заглушили стук ножей и вилок, тот однотонный шум, похожий на жужжание, который всегда заполняет помещение, где собралось много людей. Григорий поднялся и подошел к столику Марии.
– Гутенабенд, господа! Разрешите пригласить вашу даму на танец?
Американцы мрачно уставились на Григория. Один из них – тот, что сидел рядом с Марией, – уже раскрыл было рот, чтобы ответить резким отказом, но молодая женщина опередила его:
– О, Фред Шульц? Каким ветром?
Не дожидаясь ответа, Мария поднялась и положила руку на плечо своего партнера.
– Что случилось? – спросила она, как только они оказались достаточно далеко от американцев.
– Случилось. Нунке посылает меня в нашу зону – задание совсем необычное. Отказаться я не могу… Пожалуйста, не гляди на меня так взволнованно… Улыбайся!.. Вот так. А теперь слушай внимательно: в городишке Грюнхауз наш часовой подстрелил некоего Ганса Рихтера, который слишком интересовался авиацией. Настоящая его фамилия Больман, запомнила? Вернер Больман. Это бывший эсэсовец, птица большого полета. Именно поэтому Нунке и посылает меня выкрасть Больмана из городской немецкой больницы, куда его положили, не зная, кто он. Передай Горенко: я выезжаю туда часа через полтора-два, еду самым дальним маршрутом. Вот он – я начертил его на клочке бумаги. Спрячь получше! Если нашим самим выгоднее перехватить Больмана – пусть сделают это до моего приезда. Если для дела выгоднее пока оставить его на свободе, я заберу его. Еду в форме советского офицера на санитарной машине. Документы на имя капитана Бориса Петровича Гонты. В случае каких-либо изменений Горенко может выслать своих ребят под видом патруля, и они перехватят машину… Это на всякий случай. Повторяю, если Больман будет на месте, я сочту это за приказ увезти его. Не спутаешь?
Мария укоризненно поглядела на Григория.
– Хорошего же ты обо мне мнения!
– Не обижайся, а лучше повтори фамилию.
– Ганс Рихтер. Настоящее имя Вернер Больман. Больница в Грюнхаузе. До твоего приезда его должны забрать. Если не заберут, значит, ты выкрадываешь его. В случае изменений выслать патруль. Вы довольны, товарищ Придира?
– Вполне. – Григорий на миг прижал Марию к себе. – Ну, счастливо тебе! Только торопись, времени в обрез. Быстрей избавляйся от своих кавалеров. Кстати, кто они?
– Один – мой постоянный клиент, что собой представляет, еще не разобралась. Надеюсь, его жена, вон та хорошенькая миссис, мне в этом поможет. Второй, с прической ежиком – король угольного рынка. Хочу воспользоваться этим, потому что мы с Себастьяном в нашей аптеке скоро превратимся в ледяные сосульки.
– Будь с ними осторожна!
– Конечно…
Оркестр сыграл заключительные такты и смолк. Григорий подвел Марию к столику и, отклонив приглашение вместе поужинать, ушел, сославшись на дела.
– Так не забудьте, герр Шульц! – крикнула Мария ему вдогонку и, когда тот оглянулся, приветливо помахала рукой. – Дела, дела, всюду нагоняют меня дела, – объяснила она присутствующим, явно кокетничая своим положением молодой независимой женщины. – Впрочем, я рада, что встретила этого Шульца именно тут, увидев меня в таком обществе, он стал уступчивее. Не знаю: чему обязана – погонам мужчин или очарованию миссис Мэри.
– Прежде всего вашему очарованию, фрау! – Брукс сжал пальцы Марии и, поднеся ее руку к губам, впился в нее долгим поцелуем.
– Это не очень помогало мне до сих пор! Этот тип… Впрочем, довольно о делах! Мистер Брукс, давайте выпьем просто за наше знакомство. Не очень приятно, что оно началось со столь прозаической просьбы, но я обещаю – это первый и последний раз! Мистер Ройс может засвидетельствовать, что я не такая уж настырная особа и до сих пор никого из тех, кого хотела считать своими друзьями, ничем не обременяла.
– И напрасно, – оттопырила губу Мэри. – Надо возродить порядки рыцарства! А каждый рыцарь сам обязан отгадывать желание своей дамы. Робби, угадай, чего я жду от тебя?
– Чтобы я пригласил тебя танцевать.
– Наконец-то сообразил! – Бросив на Брукса заговорщический взгляд, Мэри поднялась и положила руку на плечо мужа.
– Фрау Мария, вы намекнули, что хотели бы видеть меня в числе ваших друзей. Я правильно понял вас? – Брукс впился в глаза Марии тяжелым, твердым взглядом. – Или это был дипломатический ход, чтобы связать меня по рукам? – Теперь в этом взгляде зажглись дерзкие, вызывающие искорки.
– Будь я дипломатом, я бы не говорила об этом так откровенно. Даже в дружбе мужчины любят чувствовать себя завоевателями.
– А если я скажу, что не верю в дружбу между мужчиной и красивой женщиной?
– Это будет повторением трафаретного утверждения. А вы человек более оригинальный.
– Вы в этом уверены?
– Я бы хотела этого. Не обижайтесь, но все ваши «бойз» скроены по одному образцу. Это скучно.
– А не кажется ли вам, что оригинальность – это котурны, на которые человек опирается, чтобы увеличить свой естественный рост?
– Слишком уж в грязное болото превратили люди жизнь, чтобы шагать по ней уверенно, не боясь замарать ног. У каждого из нас свои котурны.
– Какие же у вас?
– Желание не замарать ног в поисках твердой почвы.
– Вы избегаете прямого ответа!
– Я сама еще его не знаю. И поэтому бреду ощупью. Слишком уж много горя обрушилось на мои плечи. Своеобразная контузия, ошеломление.
Поддерживая разговор с Бруксом, Мария думала только о том, как ей встать и уйти.
«Фред предупредил, что не сможет надолго задержать операцию. Чтобы наши его опередили, я должна уже минут через десять уйти отсюда… Но как избавиться от Брукса? На что бы я ни согласилась, он непременно навяжется в провожатые и предложит свою машину. Может, пойти в туалет и просто сбежать? Послать из вестибюля записку, написать, что плохо себя почувствовала, решила не портить всем настроение, взять такси и уехать домой?.. А если они свяжут это с появлением Шульца? Безусловно свяжут. Лучше уж просить Брукса довезти меня до аптеки… Противно, даст волю рукам, но иного выхода у меня нет…»
– Дайте стакан минеральной, побыстрее. – Мария схватилась за горло, прикусила губу. – Вдруг все закружилось перед глазами, – прошептала она. – Днем немного знобило, думала, что замерзла. Неужели приступ малярии? Боже, как неожиданно это на меня навалилось.
Зубы Марии так естественно стучали о край стакана, что полковник Брукс сочувственно спросил:
– Малярия? Надо немедленно принять большую дозу акрихина! Сейчас вернутся Ройсы, и я отвезу вас домой. А пока выпейте немного коньяку. Ну хоть несколько капель, он вас согреет. Я только тем и спасался, когда схватил в Бразилии тропическую лихорадку.
– Напишите Ройсам записку, и пойдем! Этот блюз никогда не кончится. Боже, такое чувство, будто весь оркестр засел у меня в голове и изнутри бьет по черепу!
Брукс выдернул из записной книжки листок, быстро набросал несколько слов и, обняв больную за плечи, помог ей подняться.
– Похищение прекрасной сабинянки, – прошептал он на ухо молодой женщине. – Признаться, я представлял его иначе… А впрочем… – Он не успел договорить, сильным, даже грубым, рывком толкнул Марию назад, загородив ее своим телом. Что случилось, Брукс и сам еще не понял.
Визг, а вслед за ним многоголосый рев ворвались в медленный ритм блюза, разорвали ткань мелодии, жадно поглощая россыпь звуков, которые катились теперь разрозненно, вразнобой, словно бусинки с разорвавшейся нити. И так же в разные стороны кинулись пары, которые только что, сплетя руки, медленно кружились на маленькой площадке возле оркестра и в широком проходе посреди зала.
– Мы должны проскочить, быстрее! – Мария рванулась вперед, но Брукс успел схватить ее за плечи.
– Через это стадо взбесившихся быков? Нас искалечат или просто затопчут ногами. Наше счастье, что столик у стены.
Рев и вопли нарастали с силой, равной штормовому прибою. И словно волны перекатывались клубки тел, сбивая на своем пути столики, стулья, людей, которые, опешив от страха, не успели прижаться к стене. Оркестр словно водой смыло с эстрады. Какой-то человек в штатском, очевидно директор ресторана, надсадно кричал в микрофон, умоляя публику успокоиться. Рядом с его головой пролетела бутылка, ударилась о прислоненный к стене барабан и беззвучно рассыпалась на тысячи осколков, обливая натянутую шкуру красным, как кровь, вином. Человек возле микрофона пригнулся и отскочил в сторону.
Первая брошенная на эстраду бутылка послужила сигналом к горячей баталии. Теперь бутылки летели со всех сторон и во всех направлениях. К реву прибавился звон разбитых стекол, зеркал, посуды. Какой-то военный с искаженным от бешенства лицом вконец пьяного человека навел пистолет на бутылки у стойки. Выстрелов не было слышно, звона – тоже. Просто бутылки на полках оседали одна за другой, будто их снимала чья-то невидимая рука.
Марию теперь трепала настоящая лихорадка. Она уже поняла – ей не проскочить. Нелепость происходящего в зале доводила ее до отчаяния.
– Сделайте что-нибудь! На вас же погоны полковника, – зло крикнула она Бруксу.
– Я не могу оставить вас одну, – бросил он, не оборачиваясь. Шагнув вперед, он схватил за руку какую-то женщину и толкнул ее к стене, около которой стояла Мария.
– Робби, Робби… Я потеряла Робби… они его, кажется, ранили, – всхлипнула женщина.
Только теперь Мария узнала жену полковника Ройса. Размазанная по щекам тушь и царапины сделали ее лицо неузнаваемым. Из глаз лились слезы. С плеча свисало разорванное вечернее платье, на молочно-белой коже отчетливо краснели отпечатки чьей-то грязной пятерни.
– О, фрау Мария, это было ужасно! Мы с Робби оказались в самом водовороте. Нам надо было убежать через служебный вход, через эстраду, а мы подались сюда и… и… – Мэри зашлась в плаче, захлебываясь все больше и больше, плач угрожал перейти в истерику.
– Замолчите, слышите! – Мария так сжала руку Мэри, что та вскрикнула от боли. – Не смейте плакать! Нам нужно отыскать вашего мужа и пробиться к выходу. Нас четверо, у мужчин пистолеты, если мы будем держаться вместе… Вы меня слышите?
– Робби… – Мэри приподнялась, попыталась встать на ноги и снова бессильно упала на стул, испуганными глазами глядя на Ройса. У полковника запух глаз, из носа сочилась кровь. Второй глаз сердито блестел.
– Всё твои фантазии! Ей, видите ли, захотелось к черту в гости. Вот и оказались в аду!
– Что, собственно говоря, случилось? – спросил Брукс.
– Поставили на расквартирование какой-то новый полк, вот танкисты и сцепились с пехотинцами. Унтер-офицеры полицейского батальона праздновали чей-то юбилей или именины, они попробовали вмешаться, тогда пехотинцы и танкисты вместе бросились бить полицаев. Ну, а дальше уже не разберешь, кто с кем сцепился. Сплошное сумасшествие, массовый психоз!
– Одному из нас надо пробиться к телефону, позвонить в гарнизон. Оставайтесь с дамами, я попробую.
– Я уже позвонил. К счастью, напал на Брауна, он обещал тотчас доложить генералу Клею… Кстати, у телефона и заработал вот это. – Ройс показал запухший глаз. – Какой-то мерзавец хотел перерезать телефонные провода. Не додумались бы отключить свет!
Но лампочки горели, освещая отвратительную картину побоища и разгрома. Ноги топтали черепки, скользили по залитому вином и забросанному объедками полу, руки размахивали в воздухе поднятыми стульями. Один здоровяк поднял стол и, прикрывшись им словно щитом, кружил на одном месте, глупо хохоча, когда ножки стола сбивали кого-нибудь с ног. Молодая девушка, почти подросток, с растрепанными черными волосами, в разорванном спереди платье, вскочила на стойку и отплясывала на ней, склоняясь всем туловищем вперед, восторженно пищала, подбадривая своего кавалера, который ребром тяжелой ладони избивал всех, кто приближался к стойке.
– Ни одного человека, ни одного человека, который отважился бы прекратить это! Неужели во всем зале не найдется ни одного настоящего мужчины? – Мария сама не замечала, что громко выкрикивает эти слова, доведенная до отчаяния мыслью о поручении Фреда, которое она во что бы то ни стало должна выполнить, и может, еще успеет выполнить, если сейчас сорвется с места и отчаянно кинется в озверевшую толпу. Мария глубоко вздохнула, выпрямилась, шагнула в сторону, потом осторожно двинулась вдоль стены так, чтобы ни Ройс, ни Брукс не заметили ее маневра. Небольшая фигурка за соседним столиком шевельнулась. Сухонький старичок со сморщенным лицом и высоким лбом, увенчанным гривой седых волос, печально-иронически улыбнулся и коснулся руки молодой женщины.
– Подождите, деточка! Кажется, я нашел способ…
Одна Мария заметила, как спокойно и уверенно маленькая фигурка шагнула к эстраде. На полпути человечек оглянулся, и только тогда Мария вспомнила, что где-то видела его, кажется, он дирижировал в каком-то концерте.
– Они убьют его! – в ужасе воскликнула она, окаменев у стены.
Но старик уже поднялся на эстраду. До смешного маленький и беззащитный, он не спеша направился к брошенным у пюпитров инструментам, взял в руки обычный горн и, чуть закинув голову назад, поднес его к губам. Звонкий, чистый и призывный звук прокатился, словно поток хрустальной воды. Он перекрывал шум, заглушал брань, тоскливо рвался на простор к ясному небу, укорял, требовал, звучал такой самозабвенной радостью, что люди вдруг опомнились. Ни у кого не поднялась рука, чтобы швырнуть в старика бутылку. И он уже не казался маленьким, его фигура уже не казалась смешной. Он как бы рос на глазах, плечи его ширились.
Воспользовавшись минутой всеобщего замешательства, Мария бросилась в вестибюль. Никто и пальцем не тронул ее, никто ее даже не заметил. Взгляды всех были обращены к эстраде.
Перепуганный гардеробщик подал Марии пальто. Руки его дрожали, одно веко подергивалось от нервного тика.
– Майн гот… майн гот… майн гот… – повторял он монотонно, скорее всего, не замечая, что произносит какие-то слова.
«Такси мигом домчит меня до Эразумлимерштрассе. Там граница между секторами такая извилистая, что в нескольких местах пересекает улицу. Конечно, я могу перейти ее совершенно свободно. Но чем меньше меня будут видеть в Восточном секторе, тем лучше. Который сейчас час? Мамочка милая, около десяти! Надежда только на то, что Фред постарается оттянуть отъезд… Такси… Только бы достать машину!»
Едва сдерживая себя, чтобы не побежать, Мария направилась к входной двери. И вдруг она широко распахнулась перед ней не для того, чтобы пропустить вперед, – в раскрытую дверь хлынули военные.
– Простите фрау, но у меня приказ никого не выпускать из ресторана. Прошу вернуться в зал! – Небрежно козырнув, офицер приказал солдатам перекрыть все выходы из ресторана.
– Герр офицер, неужели вы думаете, что я участвовала в драке? – как можно беззаботнее улыбнулась Мария и бросила на офицера кокетливый взгляд.
– Мне очень жаль, фрау, но мы должны опросить не только виновных, но и свидетелей. Приказ есть приказ, ничего не поделаешь.
– Умоляю вас, господин офицер, у меня больной ребенок…
– Надеюсь, не так уж болен, если его мать оказалась в ресторане.
– Я не застала нашего домашнего врача дома… Мне сказали, что он здесь… Вы видите, я в пальто… Я пришла только затем, чтобы упросить его еще раз посмотреть мальчика… Умоляю вас, герр офицер!..
– Фрау, не задерживайте меня! А в том числе и себя! Обещаю опросить вас в числе первых – это единственное, что я могу сделать. Прошу вас, фрау, пройдите, не заставляйте меня прибегать к силе!
Едва передвигая ноги, Мария вернулась в зал.
– Хотели тайком нас бросить? – в голосе Брукса звучали ревнивые, собственнические нотки.
– У меня лихорадка, я замерзла. Вы же не додумались принести мне пальто!.. Только подумать… Среди такого сборища молодых сильных мужчин нашелся один настоящий, и кто? Немощный старый музыкант! – Мария упала на стул и язвительно добавила: – Теперь, когда вам уже никто не угрожает, вы можете добиться того, чтобы нас побыстрее выпустили!
– Осторожнее, фрау, я не настолько джентльмен, чтобы прощать даже красивой женщине подобные упреки!
Мария сжала пальцами виски:
– Больной женщине, мистер Брукс!
– Простите! Но вы тоже несправедливы: я заботился лишь о вас, боялся оставить вас одну… Пойду попробую что-нибудь сделать…
Мэри уже успела привести себя в порядок и, поливая салфетку водой, прикладывала ее к глазу Ройса. Мария следила за ее движениями, только бы не глядеть в зал. Он жужжал, будто развороченный улей. До порядка было еще очень далеко, а до опроса свидетелей и подавно. Прибывшие солдаты напрасно старались очистить середину зала и выстроить военных вдоль одной стены, а всех немцев – у противоположной.
К соседнему столику подошел метрдотель, вежливо поклонился старому музыканту, тихо что-то сказал ему. Тот кивнул головой и поднялся.
– Ваш футляр, герр профессор, – напомнил метрдотель.
– Большое спасибо, Иоахим. Чуть не забыл. А в нем самое большое мое сокровище.
Мария рванулась с места:
– Герр профессор, разрешите, футляр с нотами понесу я! – Решение возникло мгновенно, Мария даже не успела отдать себе отчет, правильно ли она действует. Какой-то импульс толкнул ее вперед.
– Очень благодарен! – Без тени удивления старый музыкант передал ноты незнакомой женщине. Он давно наблюдал за ней, видел ее беспокойство, нетерпеливое желание вырваться из западни, в которую они все так неожиданно попали. Когда она вскочила и стала пробираться к двери, он испугался за нее – возможно, именно это и помогло ему преодолеть собственный страх, и он направился к эстраде.
– Если нас попробуют задержать, я скажу, что вы наш дирижер, а фрау… фрау ваша аккомпаниаторша, – предупредил метрдотель и пошел вперед, прокладывая дорогу двум своим спутникам.
В зале еще бурлила толпа, и к служебному входу можно было пройти незаметно. Но в коридоре за дверью стоял патруль.
– В зал, в зал! – крикнул солдат, преграждая дорогу.
– Вы на посту, а мы на службе. Работы из-за этой бессмысленной баталии у нас непочатый край. Разбиты даже музыкальные инструменты! Маэстро вместе со своей помощницей должен их осмотреть, – скороговоркой пояснил Иоахим и с озабоченным видом пошел дальше. Солдат пожал плечами, но с дороги отступил.
Метрдотель привел старика и молодую женщину в кабинет директора и попросил подождать, пока он разведает обстановку:
– Служебный выход, очевидно, перекрыт, но они вряд ли знают о существовании еще одного – из подвала, где мы храним продукты, есть выход во двор. Я не задержусь…
– Дорогой герр профессор, вы сегодня совершили чудо. Как сказочный флейтист, очаровавший своей игрой полчища крыс, которых он вывел из захваченного ими города. Умоляю вас, совершите новое чудо: пусть быстрее расступятся перед нами эти стены! – Мария старалась шуткой скрыть свое беспокойство и лихорадку, трепавшую ее, но голос женщины дрожал, на глаза набежали слезы. – Если бы вы знали, как это важно для меня!
Старый музыкант покачал головой.
– Наверно, к этому чуду больше причастны вы, фрау! Когда я увидел, с какой решимостью молодая женщина бросилась в обезумевшую толпу, мне стало стыдно за мужской пол… И я ухватился за единственное оружие, которым владею, – за музыку. Думаю, это был один из лучших моих экспромтов. Я не знаю… не помню, что именно играл. Если со временем мелодия всплывет в памяти, а такое у нас, музыкантов, бывает, я посвящу ее вам, фрау…?
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?