Текст книги "Пушкин. Изнанка роковой интриги"

От того, что он обращается к ней в письмах «милый мой ангел», «душа моя», «душка моя», «милый друг» и «царица моя», называет «умненькая и миленькая», ничего не меняется. Его попытки приблизить ее («а душу твою люблю еще более твоего лица»), объяснить ей ее роль как жены писателя безуспешны. Впрочем, в 1834-м обращения к ней в письмах все чаще звучат иначе: «Что, женка!», «Ну, женка!», «Нашла за что браниться!», «Ты, женка моя пребезалаберная», «камер-пажиха», «Все вы, дамы, на один покрой», «Стыдно, женка», «Какая ты дура, мой ангел!».

Струна семейных отношений натягивается все более, кривая ползет вниз. Она занята своим успехом. Он больше не может жить так, как жил. Семья и творчество, а точнее жена и творчество, оказываются несовместимы.

В литературе идеализируется Пушкин как семьянин, и это создает иллюзию легкости жизни Натальи Николаевны с ним. Он любил ее, о чем то и дело говорят его письма. Сперва честолюбию льстило всеобщее внимание к его жене, которое делало его более известным не самого по себе, но как средоточие сплетен и пересудов. А в нем при этом превалировал эгоизм мужчины, живущего своим профессиональным делом и имеющего стойкие привычки и свойства характера, которые он в женитьбе не утратил.

После требующего уединения труда он искал развлечений: то были обильное общение с друзьями, игра в карты и, конечно, женщины. «Пушкин только с зарею возвращался домой, проводя ночи то за картами, то в веселых кутежах в обществе женщин известной категории… и часто, смеясь, посвящал ее в свои любовные похождения», – пишет дочь Натальи Николаевны от второго брака, видимо, со слов матери[142]142
  А.П. Арапова. Н.Н. Пушкина-Ланская. М., 1994, с.36–37.


[Закрыть].

Жена терпела, но мы не знаем, что происходило в ее душе. Возможно, обида накапливалась, нежелание мужа считать важным то, что было интересно ей, отражалось на ее поступках, на ее отношении к нему. Неудовлетворенность не находила выхода. Обделенная его вниманием, она искала сочувствия у других.

В 1835 году все явственнее видятся Пушкину перемены в семейной жизни. Он проходится по старому Донжуанскому списку. Он заезжает в Тригорское и Голубово «для сбора некоторых недоимок», то есть для того, чтобы заняться любовью со своими старыми подругами.

Через пару месяцев после прошения об отставке с мыслью о переезде в деревню следует его нежнейшее письмо к падчерице Осиповой Александре Беклешовой, роман с которой был закручен десять лет назад. Она в его Донжуанском списке значится под номером 20. «Приезжайте, – умоляет он, – ради Бога… У меня для Вас три короба признаний, объяснений и всякой всячины. Можно будет, на досуге, и влюбиться». Она уже замужем, но… Бурсов первый предположил: «…Размышляя о побеге «в обитель дальную трудов и чистых нег», не думал ли он, что и подруга у него будет другая?»[143]143
  Б.И. Бурсов. Судьба Пушкина. Л., 1986, с.414.


[Закрыть]. В январе 1837-го он встречался с Беклешовой опять.

Возникает роман № 120 с сестрой жены – Александриной, с которой поэт сошелся, когда жена была в очередной раз на сносях. Вересаев пишет: «Можно считать установленным, что в последние годы Пушкин находился с Александриной в тайной связи»[144]144
  В.В. Вересаев. Ibid., c.439.


[Закрыть]. «Александр представил меня своим женам, – писала Ольга, сестра Пушкина, – теперь у него их целых три»[145]145
  Пушкин и его совр., вып. XVII–XVIII, с. 168.


[Закрыть]. Согласно легенде, потерянный Александриной крестик камердинер нашел в кровати Пушкина, когда стелил постель. Но факт, что у поэта была духовная близость с сестрой жены больше, чем с женой. Умирая, Пушкин отдал Вере Вяземской цепочку с нательным крестом, прося передать ее Александрине, и та вспыхнула, цепочку получив. Все это стало отвергаться целомудренной советской пушкинистикой, что мало способствовало полнокровному изучению жизни поэта.

В мае 1836 года Пушкин пишет жене из Москвы, что хочет там остаться месяцев на шесть, понимая, что она к нему ехать не захочет. Поразительно, что письмо от 18 мая начинается так: «Жена, мой ангел, хоть и спасибо за твое милое письмо, а все-таки я с тобою побранюсь: зачем тебе было писать? Это мое последнее письмо, более не получишь».

Конечно, имеется в виду, что письмо последнее в связи с отъездом из Москвы. А все ж оторопь берет от совпадения с тем, что вышло в действительности: хотя Пушкин жил еще восемь месяцев, это и впрямь его последнее письмо к жене. Надвигался второй кризис, за которым последовала дуэль.

Взаимное несчастье

Соболевский за границей удивлен, что Пушкин стал писать «бесцветно и приторно. Да что с ним, с нашим Пушкиным, сделалось? Отчего он так ослабел? От жены ли или от какого-нибудь другого, все исключающего, все вытесняющего большого труда?»[146]146
  Соболевский, друг Пушкина. Пг., 1922, с.38.


[Закрыть].

Карл Брюллов, с которым Пушкин очень сдружился в конце жизни, увидел «картину натянутого семейного счастья». Брюллов не утерпел и спросил: «На кой черт ты женился?». Пушкин ответил: «Я хотел ехать за границу – меня не пустили, я попал в такое положение, что не знал, что делать, – и женился». Об этом рассказе Брюллова вспоминает его ученик М.И. Железнов[147]147
  Брюллов в гостях у Пушкина летом 1836 года. Пушкин в восп. совр. М., 1974, т.2, с.293.


[Закрыть]. Отметим здесь противоречие в объяснениях поэта: ведь раньше он говорил, что хотел ехать за границу, так как не получил согласия на брак.

Русский философ, живущий на Западе, видит мадам Пушкину так: «…Ажурная красавица с осиной талией, легкая и воздушная только во флирте и танце, но каменно-тяжелая как жизненная спутница»[148]148
  А. Позов. Метафизика Пушкина. Мадрид, 1967, с.224.


[Закрыть]. «Он любил жену, – считала подруга юности Натальи Гончаровой княгиня Долгорукова, – и находил в ней свое счастье; но все-таки она была не по нем», и Пушкин «был несчастный человек»[149]149
  Е.А. Долгорукова. Пушкинский праздник, 1974, с.24.


[Закрыть].

Наталья Николаевна не терпела ближайшего друга мужа – Соболевского и не скрывала этого, как делала бы умная жена. Карамзина замечает: «Больно сказать, но это правда: великому и доброму Пушкину следовало иметь жену, способную лучше понять его и более подходящую к его уровню»[150]150
  Пушкин в письмах Карамзиных. М. – Л., 1960, с.167.


[Закрыть].

Александра Смирнова жалела, что Натали так необразованна. Пушкин просит жену привезти ему из его библиотеки эссе Монтеня и объясняет: «4 синих книги на длинных моих полках. Отыщи». То, что она не знала расположения книг на его полках или не читала Монтеня, вовсе не так уж важно. Печальнее то, что ее поступки без него и даже с ним были подчас наперекор ему: общалась с теми, с кем не надо, принимала того, кого он не хотел видеть у себя в доме, выводя мужа из себя, и пр.

Интересы мужа так и не стали ее интересами. Воспоминания донесли до нас ее восклицание: «Господи, до чего ты мне надоел со своими стихами, Пушкин!» Боратынский спросил, может ли он прочесть новые стихи Пушкину, не оторвет ли ее от дел. «Читайте, пожалуйста! – сказала она. – Я не слушаю».

Зато Пушкин состоял при ее интересах. Вереницей текли портнихи, модные магазины, званые обеды, увеселительные прогулки, празднества, балы, с которых она (или они вместе) возвращались в четыре-пять утра. Домом и детьми заниматься было некогда. В первом браке она родила четверых детей. В молодости, то есть при Пушкине, она была так вовлечена в светскую жизнь, что физически не могла быть заботливой матерью и хорошей хозяйкой.

Она вынуждена была перепоручать заботы о муже и детях прислуге, кормилицам, сестрам. На сей счет количество свидетельских показаний значительно. Как все светские дамы, она вставала поздно. Обед подавали в восемь вечера, после чего следовал долгий ритуал одевания, наведения марафета и очередной выезд.

Жена, по правилам тогдашнего этикета, не должна была появляться на балах одна. Плетнев пишет Жуковскому: «Вы теперь вправе презирать таких лентяев, как Пушкин, который ничего не делает, как только утром перебирает в гадком сундуке своем старые к себе письма, а вечером возит жену свою по балам, не столько для ее потехи, сколько для собственной»[151]151
  Сочинения и переписка Плетнева. СПб., 1885, т. III, с.524.


[Закрыть]. Конец цитаты не убеждает, что это было так.

По другим воспоминаниям, поэт стоял у стены или сидел в уголке, вяло глядя на веселящихся, изредка разговаривал, ел мороженое, дремал. Дома он был одинок и неухожен, ходил на прогулку один, часто обедал не дома, хотя обед готовился всегда. Даже летом Наталья Николаевна противилась поездке в Болдино, Михайловское или в Полотняный Завод, – только на дачу под Петербург, где был бомонд.

Светская жизнь требовала денег на элегантные наряды, выезд, хорошую квартиру, многочисленную прислугу, дачу в модном месте. «Заботы о жизни мешают мне скучать. Но нет у меня досуга вольной холостой жизни, необходимой для писания. Кружусь в свете, жена моя в большой моде, – все это требует денег, деньги достаются мне через труды, а труды требуют уединения…».

Он берет взаймы у друзей и знакомых, обращается к кредиторам, закладывает вещи, в том числе вещи друзей (Соболевского, Александры Гончаровой), а долги растут: 60 тысяч рублей за первые четыре года совместной жизни, еще 60 тысяч долга за последующие два. Наталья выпрашивала дополнительные деньги у брата, ни в чем себе не отказывая.

Наталья Николаевна принадлежала к сливкам русского общества, в круг этот ее ввели Пушкин и Николай I. Если бы не поэт и царь, ее не знал бы даже узкий круг специалистов по тому периоду. Чтобы лучше понять, какой была жена поэта, обратим внимание на следующее.

Она прожила на свете более полувека, из них шесть лет с Пушкиным и двадцать шесть лет после него, Она жила в то время, когда культура письма процветала, когда не было дворянской семьи, в которой девушки не держали бы альбома со стихами и рисунками. О г-же Пушкиной сказано и написано много. Друзья и знакомые, враги и чужие люди оставили свои впечатления в воспоминаниях, дневниках, письмах, пополняя наши представления о Пушкине и о ней.

А что оставила жена поэта о других, даже о близких ему и ей людях? Что она сказала о Карамзиной, Фикельмон, Вере Вяземской, наконец, о себе и Пушкине? О нем – ничтожное, налет ревности, жалобы на скудность семейного бюджета. Пушкин писал о своей невесте: она «бестемпераментна». Созрев, став женой писателя, кому из подруг, из великого множества его друзей и знакомых, хотя бы одному написала она за всю их совместную жизнь?

Никто не сохранил, не припомнил ни строки, ни мысли ее. В письмах Натальи Николаевны, дошедших до нас, написанных после смерти Пушкина, мало интересного. Она видит внешнюю сторону вещей и примитивно описывает, что делала, кого посетила, кто красив и кто нет: «Сегодня его жена не показалась мне некрасивой, даже совсем наоборот, – пишет она о семье Плетнева, – а дочь его, напротив, порядочная дурнушка»[152]152
  Цит. по: И.Ободовская, М.Дементьев. После смерти Пушкина. М., 1980, с.162.


[Закрыть]. В письмах о гостях и приемах она подсчитывает, сколько раз за вечер ей отпустили комплименты.

Поначалу Пушкин пел Наталье Николаевне те же вдохновенные песни, что и другим своим возлюбленным (иных он женщинам и не пел), но поэзия пролетала мимо нее. Зато ее воодушевляли пошлости, сказанные случайными волокитами. Гончарова не проникла в его душу, а он не стал частью ее души. Даже случайная знакомая цыганка Таня оказалась сердечнее. Он так ничего и не сделал, дабы хоть как-то привить эту чужеродную ему ветку к дереву своей жизни, своему духу, хоть и был вдвое старше и обладал немалым жизненным опытом.

Жена осталась для него священна, и ее можно было лишь менторски журить и окончательно простить перед смертью, сказав, что она невинна, что ее оболгали. Удивительное предвидение: любимую свою Татьяну Ларину он сперва назвал Натальей – за десять лет до женитьбы – и вычеркнул это имя как не подходящее к образу его любимой героини.

Вдова поэта осознала, кто такой Пушкин, после его смерти, сохранила и передала дочери (графине Меренберг) письма поэта. Загадочна судьба писем жены к нему. Письма эти были переданы внуком Пушкина в Румянцевский музей. В 1920 году они были подготовлены к печати – целых три печатных листа – и вдруг пропали: никаких следов их не обнаружено. В шестидесятых годах появилась статья С. Энгель «Где письма Натальи Николаевны Пушкиной?». Полемика на эту тему кончилась ничем, и остается весьма слабая надежда, что письма найдутся[153]153
  Подробнее об этом: С. Энгель. Новый мир, № 11, 1966; М.А. Дементьев. Еще раз о письмах к Пушкину его жены. Известия АН СССР. Серия языка и литературы, 1970, т. XXIX, № 5.


[Закрыть].

Маловероятно все же, что письма эти откроют нам что-либо новое. Судя по ответам мужа, ее письма раздражали его, вызывали на возражения, на втолковывание ей элементарных правил поведения замужней женщины, которые она не понимала или игнорировала. Впрочем, прочти мы послания Натальи Николаевны к мужу, может, получили бы какие-то дополнительные штрихи, объясняющие, как она отдалялась от него, как шла к неизбежной развязке кривая их семейных отношений и его творческая жизнь.

Быть женой великого человека – тяжелая ноша, она не каждому под силу. Наталья не стала ни хозяйкой, будучи занятой балами, ни музой, так как была равнодушна к творчеству мужа. И красота ее стала для него источником рабства. Он влюбился в физические достоинства, а душевных просто не знал, будучи уверенным, что его души хватит на двоих.

Она тоже страдала в этом браке – от интеллектуальной пропасти, разделявшей ее и поэта, от его загулов, от того, что он не хотел понять ее. Отсутствие жалоб, тихая настойчивость в осуществлении своих интересов, отличных от его забот, личная жизнь вопреки его жизни и, наконец, терпение – вот ее подвиг. Когда Наталья развилась и полюбила, стало ясно, что ее кумир – не Пушкин.

Дантес как ее идеал и проблема развода

В преддуэльной истории Пушкина обратимся лишь к тем аспектам, которым, как нам кажется, уделялось недостаточно внимания. Ставший, возможно, ради разнообразия, карьеры или богатства любовником гомосексуалиста Геккерена, который его усыновил, Дантес любви к нему не испытывал.

Летом 1834-го Пушкин познакомился с Дантесом в ресторане, когда жил в Петербурге без жены. Они быстро стали приятелями. Остроумный, находчивый, любитель женщин и гульбы, как и сам Пушкин, Дантес ему понравился и стал вхож к нему в дом. Дантес был хорошо принят Натальей Николаевной и ее сестрами.

Хрестоматийная ситуация с Дантесом остается непроясненной, как нам кажется, по причине игнорирования важнейшей детали конфликта. Ухаживания, тайные и явные, за прекрасным полом были непременным, важным и вполне принятым элементом светской жизни: женщина страдала от неполноценности, если по ее части не было сексуальных притязаний. Как писал Гоголь, «каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала по собственному убеждению, что они способны погубить человека».

Семейные люди в этих играх не составляли исключения. Удачливые бабники и соблазнительницы были истинными героями общества, об их похождениях ходили легенды, неудачливые стремились им подражать. Пушкины, и муж, и жена, вели себя как все. Поэт в письмах журил жену, остерегая от чрезмерного кокетства: «Ты радуешься, что за тобою, как за сучкою, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебя…». При этом для себя ограничений не делал, как и все его друзья. Вяземский, например, как вспоминает Нащокин, тоже волочился за женой Пушкина, «впрочем, волочился просто из привычки светского человека отдавать долг красавице»[154]154
  Пушкин в восп. совр. М., 1974, т.2, с. 185.


[Закрыть].

Дантес посчитал ее глупышкой и ухаживал за женой поэта весьма бесцеремонно, пока не влюбился всерьез. Они переписывались, и, как Дантес признал на суде, его письма «своими выражениями могли возбудить щекотливость Пушкина как мужа». На балах они вместе танцевали, то и дело оставались вдвоем. Скоро весь Петербург об этом треугольнике заговорил.

Француз так взволновал Наталью Николаевну, как ни один мужчина до этого. «Он ее смутил», – заметил сам Пушкин, а затем понял, что страсть Дантеса нешуточна. Душевное равновесие жены поэта рухнуло, холодность сменилась жаром. Дантес оказался именно тем человеком, который был создан для нее: ровесник, красавец, понятный и близкий по вкусам, складу характера, интересам. «Мне с ним весело. Он мне просто нравится», – сказала она Вере Вяземской. А что значит, когда женщина говорит «просто нравится»?

С ним весело, а не с мужем! Он стал для нее интереснее, чем Пушкин. Она потеряла контроль над ситуацией. Встречи шли почти открыто, и любовь была взаимной[155]155
  Эта работа была впервые опубликована более чем за год до выхода книги Серены Витале «Пуговица Пушкина» (Serena Vitale. Il bottone di Puškin. Milano, 1995). Найденные Витале письма Дантеса дают дополнительные подтверждения, но не меняют нашу оценку ситуации.


[Закрыть]. «Жена Пушкина, безвинная вполне, имела неосторожность обо всем сообщать мужу и только бесила его», – рассказывала Бартеневу Александра Васильчикова[156]156
  П.И. Бартенев. Ibid., с.355.


[Закрыть]. Масла в огонь подлила Александрина. Сблизившись с Пушкиным, она, естественно, оказалась в конфликте с сестрой и, что по-человечески весьма понятно, привлекая Пушкина к себе, вольно или невольно разжигала страсти по поводу связи Натальи с Дантесом.

Жена поэта добровольно отправляется на свидание с любовником в чужую квартиру. Бесплодно обсуждать, что в действительности в спальне произошло, – это осталось тайной двоих. Доверять истории, рассказанной самой Натальей Николаевной, как делают ее апологеты, согласитесь, просто смешно. Но что бы там, внутри, ни случилось – акт в постели или эмоциональный диалог, – еще не настал для Пушкина крах семейной жизни.

Позволим себе теперь высказать давно вынашиваемую точку зрения на суть этого скандала, суть, которая раньше оставалась вне внимания аналитиков. Не ухаживания за женой взорвали Пушкина, а тот факт, что намерения Дантеса из флирта перерастали в серьезные. Теперь Дантес любил Пушкину. А поскольку она отвечала взаимностью, ее муж мешал им обоим. С точки зрения двух влюбленных, лишним был Пушкин. Трудно поверить, но факт: поэт письменно жалуется Бенкендорфу.

Наступает момент, который представляется болевой точкой в этом браке. На данный поворот отношений обратил внимание еще Павел Вяземский: гнев поэта вышел из берегов не из-за волокитства Дантеса за его женой, а из-за попыток барона уговорить Наталью Николаевну Пушкину вообще оставить мужа, то есть, уточним мы, стать Натальей Николаевной Дантес-Геккерен[157]157
  В.В. Вересаев. Ibid., c.428.


[Закрыть].

Светский флирт кончился. Она не шла к разрыву, но ее к этому, несомненно, вели. Дантес предложил замужней мадам Пушкиной выйти замуж за него. Мы знаем, что такая перестановка фигур на жизненной доске случается.

Геккерен-старший, умоляя Пушкину сжалиться над его сыном, изложил ей проект бегства за границу под его дипломатическим покровительством. Причем говорил он с ней па эту тему не раз. Игнорируя Пушкина, его жене предлагали последовать за бароном Дантесом, которого она полюбила и в этом ему призналась. Перед ней открывалась реальная возможность отправиться с любимым человеком в Париж или в имение его родителей Зульце в Эльзасе и там оформить новый брак.

Итак, над Пушкиным нависла угроза развода, которым он сам раньше грозил жене в шутку. Развода и выезда жены за границу. С детьми или без детей, мы не знаем, но вопрос не мог не возникнуть у тех двоих, кто предлагал ей сделать это, и у нее самой. Если с детьми, то для невыездного Пушкина это означало, что он не увидит своих детей никогда. Разводы тогда были нечасты, но прецеденты в петербургском свете имели место, Пушкины, и он, и она, об этом знали.

Еще не так давно описывал поэт предложение Онегина Татьяне. Ноту иронии по отношению к старику-генералу уловил постановщик оперы «Евгений Онегин», которую мы слушали в Пражской опере. Генерал выезжает на сцену в инвалидном кресле, крутя колеса руками. Но если отбросить модернизированный подход, все равно Пушкин как в воду глядел, поставив своего любимого героя в положение Дантеса. То есть Онегин хочет, чтобы Татьяна ушла от нелюбимого мужа к нему.

И вот над самим Пушкиным навис статус не просто обманутого, но брошенного мужа. Наталья Николаевна, к счастью или несчастью для Пушкина, на развод с ним не пошла, но тем не менее ситуация уже зашла слишком далеко.

Летом 1836-го влюбленная в Дантеса другая сестра Натальи, Екатерина, потворствовала свиданиям Натальи Николаевны с Дантесом, чтобы почаще видеть его. Ситуация еще более запутывается, ибо Дантес, по некоторым сведениям, встречается с Екатериной Николаевной, чтобы чаще видеть Пушкину. В результате Екатерина Гончарова выходит замуж. Состоявшийся, как принято считать, для улаживания конфликта брак Дантеса с Екатериной тоже не решил проблемы.

«Но вряд ли Н.Н. Пушкина была в силах что-то изменить в эти дни. Более «осторожное» поведение с ее стороны могло лишь отсрочить развязку», – считает С.Л. Абрамович[158]158
  С.Л. Абрамович. Пушкин в 1836 году. Л., 1989, с.262.


[Закрыть]. Трудно согласиться с этим утверждением. Разве не важно было отсрочить смерть поэта не то что на месяцы или недели, но хотя бы на дни? Даже если бы был ничтожный шанс изменить ход событий, разве жена не обязана была его испробовать? Она не понимала или не хотела менять ход событий – и в этом ее несомненная трагедия.

Наталья Николаевна действительно не знала (вряд ли делала вид, что не знала) ни о подметном письме, ни тем более о предстоящей дуэли, что только подтверждает, как далека она была от него и от его друзей. Иначе бы вмешалась, отговорила, подняла шум, легла бы поперек дороги мужа. Обратилась бы к императору, и послали бы жандармов, спасла бы и мужа, и поклонника. Какая страшная ирония судьбы: ее не было дома, когда он собирался на Черную речку, проскочила мимо него в экипаже, по близорукости не заметив его, когда он ехал на смерть.

Пушкин умирал, а она требовала внимания к себе своим странным поведением, истериками, которые устраивала в соседней комнате. Находясь в неведении о предстоящей дуэли, она также пребывала в неведении о реальном его состоянии после ранения. Александр Тургенев с изумлением отмечал (в дневнике): «У него предсмертная икота, а жена его находит, что ему лучше, чем вчера!» У похолодевшего тела, на людях, она просила прощения, клялась, что оставалась ему верна, ругала себя за то, что позволяла Дантесу ухаживать за собой.

Щеголев и Вересаев, собрав огромный материал, прямо обвиняют в смерти Пушкина его жену, и их аргументы очень весомы. Осуждение не входит в задачу историка, но, мягко говоря, Наталья Николаевна неадекватно воспринимала всю ситуацию.

Абсурдно размышлять, как сложилась бы жизнь Пушкина, не встреть он Наталью Николаевну или встреть ее раньше или позже. Столь же неясно, насколько бы продлилась его жизнь, если б дуэли с Дантесом удалось избежать. Дело в том, что не смерть искала его, а он в последние годы настойчиво искал смерти, мог закончить жизнь и без помощи Дантеса. Прав о. Сергей Булгаков: не ничтожный Дантес или коварный Геккерен повинны в гибели Пушкина, а тот путь, на который он вступил, женившись. Катастрофа разразилась в доме Пушкина задолго до роковой дуэли. Если б он жаждал крови врагов… А ведь он хотел крови друзей. Он мог с таким же успехом погибнуть раньше, когда в поисках смерти вызывал на дуэль своего приятеля Соллогуба, а также Репнина и Хлюстина.

 
Я зрел врага в бесстрастном судии,
Изменника – в товарище, пожавшем
Мне руку на пиру, – всяк предо мной
Казался мне изменник или враг.
 

Эти поразительные своей мизантропией слова остались в черновиках мирного и просветленного стихотворения «Вновь я посетил», по сути, рядом со знаменитым обращением: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!» Не стала ли смерть Пушкина платой за то, что он женился, не добившись взаимной любви?