Текст книги "Собрание малоформатной прозы. Том 8. Ужасы, мистика, фантастика, криминал, современная проза"

Сценарий к новому фильму

В глубине этих глаз сидело что-то холодное

и страшное, что-то кошачье, враждебное и

смертоносное: оно притаилось и ждало,

выслеживая добычу.

Джек Лондон «Мятеж на „Эльсиноре“»

Влада вернулась с прогулки с сияющими глазами.

– Девчата! Да вы только посмотрите: наша королева влюбилась! А ну-ка признавайся, что да как?

Прозвучало это у Аниты, как всегда, излишне бодро-весело, через чур энергично, а потому фальшиво и неестественно, как у плохого массовика-затейника.

– Пока не в чем признаваться, а когда будет в чём, то не признаюсь, – отмахнулась от фальшивой веселухи Влада и поспешила из досужего мирка своей палаты на свежий воздух. Свою фантастическую удачу лучше переварить глубоко в себе, чем выкладывать её на обсуждение случайным соседкам по палате, вызывая в них на поверхности приторную радость за Владу, а внутри – скрытую чёрную зависть.

Влада вышла из санаторского дворика, забрела в ближайшее кафе.

Взяла вазочку пломбира и стакан «Махито».

Неспешное переваривание такой случайной и такой огромной удачи под этот лёгкий десерт должно было выявить и успокоить непонятно откуда взявшуюся тревогу.

– Ты красавица, Владочка!

– Ты принцесса!

– Тебе только в кино сниматься!

Такие слова то и дело слышала Влада от своих подруг и знакомых.

Эти их слова подспудно заронили в неё, казалось бы, несбыточную мечту стать целомудренно прекрасной героиней в душещипательной мелодраме. Но где кинорежиссёры, а где она? Те – в столице, а она – в станице. Тем подавай профессиональных артистов, а Влада – тренер в маленьком фитнес-клубе, КМС по художественной гимнастике. Только и всего.

Говорят, что мечты сбываются, если очень-очень захотеть. А Влада, если и хотела бы сняться в положительной роли в хорошем фильме, то думалось ей об этом лишь изредка, беззаботно, мельком, и она тут же стряхивала с себя такие мысли как мешающие выстраивать её простую, бесхитростную судьбу.

И вот вдруг ей было сделано предложение попробовать себя в главной роли в фильме ужасов. Ужасы Влада не любила. Боялась, что они притягивают негатив. Но сняться в главной роли она готова даже в самом страшном из ужастиков. Это предложение и манило, и настораживало, и даже почему-то пугало. Владе нужно было разобраться в сложной сумятице этих чувств и пока не поздно принять окончательное решение.

– Я подумаю, – ответила Влада, услышав такое неожиданное предложение, и тут же пожалела о своей нерешительности.

Ох, уж эта природная женская осторожность!

Собеседник Влады увидел сквозь свои тёмные солнцезащитные очки её досаду на собственную нерешительность и понимающе усмехнулся:

– Думайте до 15 часов, а в 15 часов мы поедем с Вами на ознакомление со сценарием нашего будущего фильма.

– А как будет называться этот фильм? – спросила Влада, и вопрос её прозвучал как согласие сниматься в главной роли.

Проницательный, как дьявол, собеседник услышал это интонированное согласие.

– Наш с Вами фильм будет называться «Глаза злодея».

*

Мысли Влады перескочили на то, как она этим утром выходила из моря, взбодрившаяся заплывом до ограничительных меток и обратно, испытывая возбуждение нервной энергии и лёгкую опьянённость от прилива позитивных эмоций.

– Она выходила из пены морской и увидели люди, что красота её совершенна, и нарекли они её Афродитой, богиней красоты и любви.

Влада обернулась на голос, произнёсший эти слова, и увидела говорившего. Первое впечатление было так себе: не богатырь, не красавец. Узкие губы, бледная кожа лица и тела, тёмные солнцезащитные очки.

– Позвольте представиться, – мужчина назвал свои фамилию, имя и отчество, но Влада пропустила эту информацию мимо ушей, однако то, что он сказал ей потом…

Увидев недоверие со стороны Влады, мужчина показал ей своё служебное удостоверение.

«Действительно, кинорежиссёр. Но разве я смогу сыграть главную роль в каком-то его фильме? Нет! Такая лапша не для моих ушей!»

– Спасибо за предложение, но это не для меня. Я не обучена актёрскому мастерству.

– Зато Вы идеально вписываетесь в типаж. А актёрского мастерства мне от Вас и не нужно. Вы естественны. Будьте такой же естественной в кадре. Это и обеспечит стопроцентное попадание в роль.

Время до 15 часов тянулось долго, но его всё равно не хватило для обдумывания чего-то очень важного, вызывающего нехорошее предчувствие.

«Что не так? Нет веры в свои способности? Нет, не то… А что тогда? Почему так неспокойно на душе? Что за червячок заполз в сердце и привносит в него дискомфорт?»

Режиссёр подъехал к условленному месту ровно в 15 часов.

Дружеская улыбка. Приглашающее распахивание пассажирской дверки.

– А куда мы поедем?

– В дом к гостеприимной и хлебосольной семье моего старого друга. Я приехал к нему на отдых, решил полностью отвлечься от работы, от коллег, от многочисленных настойчивых поклонников и ещё более многочисленных и ещё более настойчивых поклонниц. Но, случайно увидев Вас, понял: Вы – мой счастливый билет туда, где нас обоих ждёт ошеломляющий успех. Поэтому – долой отдых! Да здравствует творческое горение на форсаже и на кураже!! Вперёд, коллега! Вперёд!

И темные стёкла солнцезащитных режиссёрских очков метнули на Владу несколько хищных бликов. Червячок в её сердце зашевелился, возродив плохое предчувствие.

«Солнечных бликов перепугалась», – мысленно усмехнулась над глупым предчувствием Влада.

– Сам не знаю, зачем я прихватил на отдых сценарий для будущего фильма. Это похоже на то, как пьяница, твёрдо решивший больше не пить ни капли спиртного, припрятывает (на всякий случай) бутылку любимого коньяка. Не думал, что пригодится, но теперь я благодарю своё подсознание за то, что сценарий оказался под рукой.

«Всё хорошо», – подумала Влада, но червячок продолжал упрямиться и тревожить.

Режиссёр мастерски вёл машину и всю дорогу развлекал Владу забавными воспоминаниями из жизни известных киноактёров. Они выехали за город. Перед одним из дачных участков остановились.

– Вот мы и приехали, объявил режиссёр, выходя из машины. – Прошу, – распахнул он дверцу со стороны Влады и галантно подал ей руку.

Гостеприимных и хлебосольных хозяев в доме не оказалось, но ключ от дома у режиссёра был.

– Я не успел их предупредить о нашем приезде. Но это даже и к лучшему. Их церемониальность заняла бы достаточно много нашего времени, а мне не терпится побыстрее погрузиться в совместное вычитывания сценария. Особенно тех мизансцен, в которых на первом плане оказывается главная героиня.

Чтение захватило Владу.

Сценарий был написан гениально.

События в нём развивались с нарастающей жутью.

– Неужели моя героиня погибнет от руки кровавого злодея? – вскинула Влада увлажнённый от острой жалости взгляд на напряжённо молчавшего режиссёра и похолодела от ужаса. Его лицо неузнаваемо изменилось. Мимические мышцы бугрились и конвульсировали под натиском рвущихся наружу эмоций. Зловеще склонившись над Владой, этот неузнаваемый теперь мужчина медленно снял свои тёмные солнцезащитные очки и вонзил в перепуганную овечку холодный и беспощадный взгляд полусумасшедшего садиста.

– Она погибнет, так же страшно и мучительно, как и все её предшественницы, такие же красивые и глупые, непонимающие, что всё в этой жизни обман: и слова, и документы, и поступки. Правдива одна только смерть. И чтобы понять всё её величие, нужно испытать очень долгие и очень болезненные страдания.

– Я не хочу играть такую роль!

– Но ты уже сыграла её. У тебя всё получилось прекрасно. Ты была и естественна, и глупа, как в жизни. Теперь от тебя не требуется продолжения роли. Ты уже заслужила награду: долгую мучительную смерть. Ты заработала своё право постичь величие смерти во всём его необозримости.

Начнём…

*

И настал звёздный час молодой, но чрезвычайно талантливой и фактурной актрисы. Ей вручалась награда за блестящее исполнение роли молоденькой и наивной девушки Влады в фильме «Глаза злодея».

Сам сценарий награды не удостоили по той причине, что в жизни такого ужаса быть не может.

Мистика

Предчувствие любви

Наука «установила», что человек использует только 4% клеток своего головного мозга.

Какая недоступная нам сила сокрыта в его оставшихся 96%?

Каждый живой организм устроен так, что он избавляется от всего ненужного. Это очень наглядно подтвердили первые же полёты в космос: мышечная масса космонавтов уже после нескольких недель в невесомости сократилась настолько, что по возвращении на землю, они не могли ходить и нуждались в многодневной реабилитации. А клетки головного мозга не усыхают, а сохраняют полную работопригодность!

Значит, они работают!

Работают с такой же интенсивностью, как и те клетки головного мозга, работа которых улавливается актуальными средствами обнаружения. Работа остальных его клеток имеющимися в нашем распоряжении приборами не обнаруживается.

Но это вовсе не значит, что они бездействуют.

Это подобно работе двигателя на холостых оборотах.

Так в чём же секрет их работы?

Мы живём в мистическом мире, но лишь малое количество избранных получают те или иные уровни доступа к его мистическим тайнам.

Какие свойства головного мозга ими при этом используются неподконтрольно средствам обнаружения?

*

Я не знаю, как я оказался в другом мире. Там я тоже был каким-то другим. Только по возвращении я осознал, что там было во мне иным.

«Другой мир» открывался мне не целиком, а малыми кусками, сложить которые воедино мне не удавалось ни в период моего присутствия в нём, ни теперь, когда пришла пора осмысления увиденного и пережито мною в том мире.

Я был там в состоянии полусна. Так я оцениваю это уже теперь. При этом я вполне допускаю, что то было не полусонное состояние, а, напротив, состояние повышенной восприимчивости, жадно поглощающей ту небывальщину, в которой я оказался, а мысли о «полусне» мне приходят на ум во спасение от потери рассудка. Разве не так спасается наш рассудок при столкновении с пугающими реалиями потустороннего свойства («Привиделось!»; «Померещилось!!»; «Чур меня, чур!!!»).

В том мире всё казалось мне каким-то «полуматериальным». Я и сам обрёл там иное тело, лёгкое, «воздушное» и… нетленное (?). Людей, населяющих тот мир, без особых преувеличений можно было бы назвать «созданными по образу и подобию их бога» – так чист и светел их облик. Мне казалось, что от них исходило золотое сияние. Возможно ли такое? Мне вспомнилось в связи с этим жизнеописание Серафима Саровского. По воспоминаниям некого мещанина Мотовилина, чьим духовным наставником был Серафим Саровский, этот святой отшельник однажды на его глазах вдруг тоже преобразился, излучая золотое сияние. Мне и верилось, и не верилось в возможность такого чуда. В том удивительном мире, я видел такое чудо собственными глазами («Привиделось!»; «Померещилось!!»; «Чур меня, чур!!!»).

Я и верил, и не верил собственным глазам, наблюдая «обыденные» чудеса того мира. Не берусь их перечислять: они неисчислимы, и упоминание о какой-то их части неизбежно исказит всю их картину изъянами неполноты, разрушит саму возможность ощутить её совершенство.

В том удивительном мире меня сопровождал Проводник. Он был для меня и громоотводом, и заземлением, уберегающим меня от сожжения молниями невероятностей.

Ни до, ни после пребывания на родине Проводника мне не случалось испытать и малой доли того психологического комфорта, в котором я там очутился.

– Хватит показывать мне все ваши чудеса! Лучше скажи, как вам удаётся их совершать, – обратился я к Проводнику, чтобы избавиться от головокружения из-за сваливающихся на меня невероятностей. – Откуда в вас эти способности?

– Мы используем ту часть своего головного мозга, которая есть и у вас, но не используется вами. Нам это можно, а вам нельзя.

Мы живём в мире любви. Ты почувствовал это, оказавшись среди нас. А вы живёте в мире постоянной вражды.

Для нас использование всех возможностей головного мозга – во благо, для вас – в погибель.

Ты оказался среди нас для того, чтобы это узнать.

*

То, что происходит в нашем мире, и разочаровывает, и пугает.

Куда катится наш мир? Что ждёт его?

Возможно, я ошибаюсь. Возможно, во мне ещё сказывается очарованность тем миром, в котором я побывал, но мне кажется, что наш мир уже близится к переходу на путь спасения, что в нём уже зарождается некое Предчувствие любви.

Вуренга

Я знал, что на ранее пройденном пути мне встретятся уже знакомые запахи. Я допускал, что букет этих запахов будет иным. Но не существенно иным. Главные запаховые признаки каждого участка пути ожидались мною как прежние. Однако просочившийся из густого кустарника запах настороженного агрессивного выжидания был новым. Он заставил меня замереть. Неподвижная фигура исчезает из видимого спектра многих диких животных, но запах агрессивного выжидания ещё более сгустился и стал острее. Выбора не было, я двинулся к невидимому источнику опасности, вскинув на изготовку помповое ружьё.

Все жители наших мест слышали о Вуренге, но видели её лишь немногие и каждый из видевших, или сочиняющих о встрече с нею во всех страшных-пристрашных подробностях, описывал её по-своему. Их описания сходились только в том, что Вуренга дьявольски красива и устрашающе кровожадна. В полнолуния она превращается в огромную чёрную волчицу, нападает на одиноких путников, перегрызает им горло и насыщается их плотью. Как только охотники выследили волчицу-людоедку и узнали, что она и есть красавица Вуренга, красавица перестала появляться на людях в своём человеческом облике. Никто не знал, где она скрывается в то время, когда становится человеком, но в полнолуние люди видели, как бродит в наших краях огромная чёрная волчица в поисках новых кровавых жертв.

Избушка, в которой прежде жила Вуренга, была сожжена дотла. Так люди отомстили ей за то, что она вытворяла, обращаясь в волчицу.

Когда я двинулся к невидимому источнику опасности, вскинув на изготовку помповое ружьё, мне навстречу из густых зарослей кустарника вышла молодая женщина. Она была дьявольски красива. От неё исходил запах… волка.

«Вуренга», – понял я и почувствовал, как хлынула в мою кровь жгучая волна адреналина.

Красавица приблизилась ко мне и мощным ударом руки сбила меня на землю, а сама упала рядом со мною. В тот же миг над нами просвистела пуля, а из-за ближних деревьев грохнул ружейный выстрел. Я отреагировал на выстрел ответным огнём и увидел, тёмный силуэт убегавшего человека. В его движениях было что-то знакомое.

– Это охотник по прозвищу «Лесовик», – вскочила с земли Вуренга и протянула мне руку, но я задиристо фыркнул и поднялся без её помощи.

– Он целился в тебя?

– В нас обоих.

– В тебя, я догадываюсь, за что, а я чем ему не угодил?

– Тем, что ты такой же, как я.

Во мне рванула петарда гнева:

– Я волк-людоед?!!

– Да, но ты пока ещё этого не знаешь. А Лесовик увидел в тебе то, что ещё только зреет, но уже просится наружу. У тебя бесстрашные глаза волка, звериный нюх волка и дерзкое сердце волка. Мы с тобою ровесники, но девушки созревают раньше парней, поэтому я уже несколько лет прохожу через мучительные фазы преобразования из человека в волка и обратно с наступлением полнолуний. А тебе это предстоит уже в грядущую ночь. Путь к людям теперь для тебя закрыт. Ты стрелял в охотника Лесовика. Он расскажет об этом всем местным жителям и, конечно, приврёт, что сразу после выстрелов по нему ты превратился в волка и пытался его загрызть.

– Почему я должен верить тебе, Вуренга?

– А тебе никто не говорил, что у тебя волчий нюх и волчьи глаза? А ты сам не слышишь своего сердца? Не слишком ли много в нём дерзости, чтобы принимать его по ошибке за сердце человека? Переживи со мною это полнолуние, и сам поймёшь, что после этой ночи ты не сможешь быть прежним.

Я посмотрел на Вуренгу с недоверием, потом с некоторым сомнением, а потом…

…Она была дьявольски красива.

Я не смог отказаться провести с нею предстоящую ночь.

После той ночи я понял, что Вуренга права во всём.

Дела тёмные, мерзкие, безбожные

Невозможное становится обыденным для того, кто не скован догмами техногенности и овладел секретами взаимодействия с силами потустороннего мира.

Опасное это умение!

Человек слаб, а соблазны сильны, неотступны, прилипчивы. Они легко овладевают плотью, а плоть начинает требовать своего, сладкого и греховного. Осознание собственного «могущества» подтачивает смирение, изыскивает хитроумные способы к самооправданию, толкает во власть гордыни. А это, как гиблое болото. Кажется, что следующий шаг по его обманчивой поверхности будет спасительной твердью, но нет – там всё та же зыбкость. И чем дальше, тем безысходнее. Конец при этом всегда один: медленное, страшное, неотвратимое засасывание самонадеянного храбреца в ненасытную болотную утробу.

Каждый, ставший на путь греховного использования мистического могущества, знает о судьбах тех, кто ранее вставал на этот путь, но надеется, что уж он-то сумеет избежать их трагической участи, что он умнее, хитрее, сноровистей. Эта пустая надежда и есть то, что даётся в наказание каждому за отступничество от Бога и за служение силам тьмы.

Серое существо со множеством лапок-присосок запрыгнуло на печь, мягко толкнуло в бок развалившегося там в глубоком омуте сна мужика:

«Вставай, хозяин! Время к полночи! Скоро гости пожалуют…»

И были гости, и была мерзкая чёрная месса с богохульством и принесением кровавой жертвы, и было коллективное призывание тёмных сил. В коллективном призывании эти богоотступники называли свои вторые колдовские прозвища, скрывая друг от друга свои тайные чёрные прозвища. Они не доверяли друг другу и остерегались колдовских атак от соучастников их коллективных сборищ. Атака на прозвище-прикрытие не достигнет того, кто таит ото всех своё секретное «нательное прозвище». Они обменивались дружескими словами и дружескими гримасами, зная, что ни один из них в эти знаки дружбы не верит. Их колдовским уделом было полное душевное одиночество. Кто хоть однажды подвергался бойкоту, знает, как это невыносимо. А чёрные колдуны сами обрекли себя на вечное пребывание в состоянии всеобщего бойкота.

Такова их плата за «могущество».

Такова их проклятость.

Прошла богохульная ночь.

Пришёл рассвет.

Хозяин колдовской штаб-квартиры забылся в полуобморочном сне. Страшны были сновидения чёрного колдуна. Ему снилось, что бесы, приставленные ему в сопровождение, вдруг взбесились, вышли из отведённой им роли и набросились на своего подопечного, разрывая когтями и клыками его плоть, вгрызаясь в его внутренности. Бедняга по-волчьи выл, по-медвежьи ревел, скрежетал зубами, изрыгал проклятия, рвал на себе волосы и рубаху.

– Хозяин, хозяин! Проснись!! – растолкала чёрного колдуна насмерть перепуганная его криками прислужка – девочка сиротка Дуняшка. Ей боязно стало находиться наедине с беснующимся в ужасах сновидений хозяином. Его мерзкой челяди она не видела, поскольку та была не из этого, а из другого мира. Но хозяин, едва очнувшись от сна, ту челядь сразу увидел и содрогнулся от омерзения.

«Экая гадость!!!»

Знают ли эти бесы, сопровождающие его по злой колдовской судьбе, о том, что они вытворяли над ним в его жутких кошмарных снах?!!

Колдун обиженно, мстительно впился в них пронзительным взглядом и прочёл в их ответных взглядах предостерегающую угрозу:

– Смотри у нас! Не вздумай с нами шутить!!

– Ах вы, нечисть поганая! Дьявол меня попутал связаться с вашим проклятым отродьем!! – задохнулся от запоздалого раскаяния колдун.

Что помешало ему оставаться человеком среди людей?

Как случилось, что он оказался в одной упряжке с этими погаными бесами?!

Колдун не помнил самых первых лет своей жизни. Ему вспоминалось детство, лишь начиная с того дня, когда его, беспризорного и голодного подобрала на улице одинокая сердобольная старушонка.

– Как ты попал сюда, бедненький, кто ты, откуда, кто и где сейчас твои родители или близкие ли, дальние ли родственники?

– Не знаю…

– А зовут тебя как?

– Не знаю…

Та сердобольная старушонка приютила этого приблудыша и стала воспитывать, как внука. Она назвала его Епифаном, по имени своего единственного во младенчестве умершего сынишки.

То-то она с ним намучилась!

– Он у тебя, бабулечка, дикий!

– Да он зверем растёт!

– А ведь он на чёрта похож!

Так и скончалась бабулечка, не дождавшись доброго ростка от того недоброго семени. Найдёнышу Епифану было на ту пору уже шестнадцать годков.

Не известно, что стало бы с ним, если бы не пригрела его одна молодая вдовица.

– Люб ты мне, Епифанушка! Скажи, что не бросишь меня, не променяешь на молодуху!

– Может быть и не брошу…

– Да нет, ты пообещай!!

– Как можно обещать, если мыслей своих и через минуту не угадать?..

И случилась с Епифанушкой беда. Влюбился он в девицу молодую, в пригожую-распригожую. Прознала про эту любовь та вдовица, что его, как свет в окошке лелеяла. Не выдержала она этой подлой измены и повесилась.

А молодая Епифанушкина любовь вышла замуж за такого же красавца, как и она сама. Поселись они в новом доме и зажили всем на белую зависть, а Епифанушке – на чёрную, на жгучую.

«Хоть бы они сгорели в этом своём новом доме!!!»

То ли пьян был Епифанушка от вина и спьяну ему всё привиделось, то ли было то на самом деле, но появился перед ним среди ночи чёрт в тот недобрый миг, когда Епифанушка молодожёнам смерти пожелал.

– Хочешь, чтобы сгорела твоя несбывшаяся любовь с молодым своим мужем в их новом доме? Так нет ничего проще: ты подпишешь вот эту бумагу своей собственной кровью – и оно сбудется. И не только это, но и всё, чего ты впредь пожелаешь.

– А если я писать не умею.

– И не надо уметь. Обмакни большой палец правой руки с вою кровушку и приложи его к тому месту на этой бумаге, на которое я укажу.

Было ли, не было ли этого муторного пьяного бреда на самом деле? Вроде, как это было, а вроде не было вовсе. Только сбылось плохое пожелание. На утро узнал Епифан, что ночью сгорели в своём новом доме его любовь со своим молодым мужем. И радостно стало Епифану от этого чужого несчастья, и страх вошёл в его сердце: не он ли тому виной? Опасливо взглянул Епифан на внутреннюю сторону предплечья своей левой руки, откуда в том бредовом состоянии он кровь себе на палец получил, чтобы на бумаге оттиск пальца оставить, и увидел свежий порез. Откуда бы ему взяться?

– Всё это было, – вновь возник из ниоткуда тот самый чёрт, который предлагал ему ночью непонятную, но страстно возжелавшуюся сделку. – Теперь все твои желания будут с моей помощью исполняться по воле нашего Наисладчайшего Повелителя. Я и двое моих коллег будем сопровождать тебя до конца твоей жизни. А ещё твоим помощником будет этот Серопузик, – указал чёрт на серое существо со множеством лапок-присосок, появившееся перед ними по щелчку его пальцев.

С того дня, а вернее, с той ночи, и началась для загубленной души Епифана жизнь, лишённая человеческих радостей, не знающая утешений в минутах умиротворённости и благодати. Только холодная пустота, нарушаемая вспышками гнева, только неудовлетворённость ото всего, только желание мстить неведомо кому и за что.

Пробудившись, колдун зло взглянул на затрепетавшую от страха перед недовольством хозяина Дуняшку.

«Дура. Даже разбудить не могла так, чтобы…»

Как? Разве он может чувствовать себя счастливым и безмятежным после таких кошмаров?

«Всё равно она дура!!»

– Быстро завтрак на стол! У меня сегодня много дел!

Каких дел, он и сам пока ещё не придумал.

– Завтрак уже на столе, хозяин.

– То-то! А теперь пойди прочь с моих глаз!

Сиротка выскочила из избы, забрела на скотный двор, прижалась к тёплому боку старой коровы и беззвучно заплакала о том, что эту корову хозяин надумал отправить на бойню из-за того, что она состарилась, и тогда у Дуняшки не останется никого, кто её любит. Никого…

Завтрак был сытным и вкусным, но колдун ел, скривившись в недовольной гримасе. В нём росло и вспучивалось недовольство, требующее выхода вовне. Значит снова надо идти ему к людям, к этим ничтожествам, живущим не известно зачем, не имеющим иной цели, кроме заботы о поддержании их никчёмной, ничем не примечательной жизни. На них он выплеснет недовольство и получит временное облегчение. К ночи недовольство вновь переполнит его терпение. Тогда он совершит магический обряд, насылая порчу на людей или на их скотину. Потом, облегчившись этим виртуальным злодейством, колдун уснёт, но кошмары измучают его, и к утру он вновь начнёт страдать от потребности выплёскивать во вне свою злость.

Зато как сладко ему утверждаться в своём «могуществе»!

Колдун проходит мимо людей подобно пасмурной туче. Люди, едва завидев его, спешат скрыться от его опасного взгляда.

«Боятся, значит признают его незримую власть над своими никчёмными судьбами!», – это тешит самолюбие колдуна.

«Но, чу! Это кто же такие?»

На лавочке, под развесистой липой милуются пригожие парень с девушкой. Они не видят и не слышат никого вокруг, нежно растворившись друг в друге.

«Это меня они не замечают? Это я для них пустое место?!»

Колдун азартно оборачивается к своей невидимой никому, кроме него самого, свите (к трём верным бесам и к Серопузу).

– Серопуз! – неслышно для людей, будто совсем беззвучно, зашевелил губами колдун – очерти вокруг той нежно воркующей парочки контур гнева и бессмысленного раздора!

Серопуз заговорчески хрюкнул и покатился к указанным жертвам.

Вскоре он возвратился, распираемый гордостью за успешно выполненное задание:

– Приказ исполнен, хозяин!

Как бы в подтверждение этих слов со стороны только что нежно ворковавшей парочки раздался звук пощёчины, а в ответ злобное шипение:

– Ах, ты …, да после этого, – и дальше – ругань. Безостановочная взаимная перебранка с употреблением таких слов, которые «сжигают все мосты».

– Крепко ты их оконтурил, – одобрил работу Серопуза колдун. – Теперь они перессорились навсегда. Поделом им, невежам.

Продолжая этот свой выход к людям, колдун зорко высматривал тех, кто, увлёкшись собственными заботами, либо не заметил его, либо не испытал надлежащего трепета перед ним. «Совсем страх кое-кто потерял. Придётся их образумить, наказать их всякой разной порчей. Будут знать, что такое незримая власть колдуна!»

Закончив свой обход, колдун вернулся домой. Теперь будет, чем заняться этой ночью.

Возле дома колдуна поджидала молодая женщина с растрепавшимися космами, с потемневшим от горя лицом:

– Батюшка Епифаний! Отец обиженных и убогих! Спаси от смерти моего сыночка! Крутит его лютая лихоманка, вот-вот в могилу его сведёт! – падает перед колдуном на колени несчастная женщина, подползает к его ногам, осыпает горячими поцелуями его запылившуюся обувь. – Кланяюсь тебе, батюшка, коровою, – показывает женщина на привязанную к забору бурёнку. – Прими её как сердечный дар за исцеление моего младенца!

– Ну-ну! Вставай, не валяйся на земле, негоже это. Услышал я тебя. Только вижу я, что порчу на твоего младенца наслал очень сильный колдун. Снять её нет никакой возможности. Но можно перевести её на кого-то другого. Например, на телёнка из твоего же стада.

– Согласна я, батюшка! Согласна! Ради исцеления сыночка мне ничего не жалко!

– Ну, так и быть. Успокойся и иди домой. К утру всё случится, как ты просишь.

Обливаясь слезами облегчения, бормоча благодарности, женщина ушла.

«Экая она дура! Да и откуда ей знать про то, что если я сниму с её младенца мною же насланную порчу, то она ко мне и вернётся, меня и скрутит, да ещё с утроенной силой. Потому не снимать её надо, а перенести на кого-либо другого, хотя бы и на телёнка».

– Дуняшка! Чего стоишь рот разинула! Веди корову в хлев, да поживее накрывай стол к обеду!

Отобедав, колдун улёгся на печи передохнуть, подремать перед своими ночными колдовскими делами.

А у бесов свои дела. Пока колдун отдыхал, бесы побывали у своего куратора с отчётом о проделанной работе. Куратор выслушал внимательно, а потом вдруг сказал:

«Вижу я, вы своё дело сделали. Пора его завершать. На исходе грядущей ночи заберите у своего подопечного её чёрную душу и тащите её в нашу с вами обитель. Там найдётся для неё работа. А вас я пошлю на новое задание, ответственнее, чем это».

Ночь прошла у колдуна в его богомерзких хлопотах по наведению порчи на людей и на скотину. Он упивался своим «могуществом», своим торжеством над людьми, ведущими обычную жизнь. Это пригасило в колдуне на время его острое недовольство всем в этом презираемом им мире, и он забылся в полуобморочном сне. Страшны были сновидения чёрного колдуна. Ему снилось, что бесы, приставленные ему в сопровождение, вновь взбесились, вышли из отведённой им роли и набросились на своего подопечного, разрывая когтями и клыками его плоть, вгрызаясь в его внутренности. Бедняга по-волчьи выл, по-медвежьи ревел, скрежетал зубами, изрыгал проклятия, рвал на себе волосы и рубаху.

Вдруг чёрный колдун проснулся и с ужасом увидел перед собою могущественного ангела смерти. Колдун хотел закричать, но ангел по имени Смерть взглядом запечатал ему рот. Колдун хотел вскочить, но ангел взглядом припечатал его к перине. Ангел действовал чётко, умело и это вселяло особый ни с чем не сравнимый страх. Чёрная колдовская сила стала разрывать своего носителя изнутри, причиняя нестерпимую боль. Нужен, очень нужен был кто-нибудь, кто взял бы колдуна за руку. Тогда колдовская его сила переметнулась бы в подателя руки и овладела бы его судьбой, оставив колдуна наедине со Смертью. Но рядом не было никого, и чёрная колдовская сила нещадно рвала его плоть.

Несчастной была его жизнь.

Страшной была его смерть.