Текст книги "Россия и современный мир №1 / 2017"

Государственное регулирование распределения доходов имеет объективные экономические и политические основания. При этом необходимо соблюдение баланса, так как опасны все крайности в распределении доходов. Чрезмерно низкий уровень неравенства в распределении доходов негативно сказывается на трудовой мотивации, ослабляет стимулы к активности наиболее предприимчивых и способных членов общества, тем самым подрывает потенциал экономического развития. И в этом случае либеральные экономисты правы: уравниловка тормозит экономическое развитие. Чрезмерно высокое неравенство затрудняет обеспечение равных возможностей всем членам общества, ведет к сокращению потребительского спроса и индивидуальных сбережений, обострению социальных проблем, а при определенных условиях может послужить источником социально-политической напряженности и нестабильности. И здесь либеральная концепция терпит полный крах: страны, где имеется высокая степень экономического неравенства, – это страны низкого уровня развития, отягощенные коррупцией, преступностью, высокой смертностью и социальной нестабильностью.

В этом отношении можно вспомнить позицию А. Маршалла. «С одной стороны, – писал он, – “равное распределение национального дохода” приведет лишь к разорению многих предпринимателей. К тому же в этом случае доходы народных масс “близко не поднимутся даже временно к уровню, предсказуемому социалистическими ожиданиями ‘Золотого века’. Однако, с другой стороны, нет никакой необходимости и потому морального оправдания для существования крайней нищеты бок о бок с огромным богатством. Неравномерность богатства… – серьезный дефект в нашем экономическом устройстве. Любое уменьшение его, достигнутое средствами, которые не подрывают мотивов свободной инициативы и силы характера, было бы, по-видимому, явным общественным достижением» [9, с. 132–133].

В экономически развитых странах уже в течение длительного времени осуществляется государственное регулирование, направленное на смягчение экономического неравенства между различными доходными группами населения, и такая система признается наиболее важной частью механизма перераспределения доходов (табл. 3).

Таблица 3

ВОЗДЕЙСТВИЕ СОЦИАЛЬНОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ НА УРОВЕНЬ НЕРАВЕНСТВА В ЭКОНОМИЧЕСКИ РАЗВИТЫХ СТРАНАХ

Источник: Составлено авторами по: Income Distribution and Poverty: by country – Inequality – OECD Stat. URL: // http://stats.oecd.org/index.aspx?queryid=66670 (Дата обращения: 16.04.2016.)

В большинстве стран в качестве механизма экономической политики, смягчающего дифференциацию личных доходов, применяют следующие средства:

– необлагаемый вычет из среднегодового заработка работающего (который соотносится с принятым минимальным уровнем заработной платы или с прожиточным минимумом);

– пропорциональное налогообложение с минимальной ставкой (10–30%), а в случае прогрессивного налогообложения – с максимальной ставкой налога (40–50% и более);

– прямые выплаты социально уязвимым слоям населения.

Основной путь экономической политики корректировки распределительных механизмов – это механизмы перераспределения доходов в системе «налогообложение – социальные льготы». Необходимым условием функционирования национальных систем распределения доходов считается применение прогрессивной шкалы налогов. Россия же с 2001 г. отказалась от такого подхода и практикует единую ставку налогов на личные доходы в размере 13%. Применение единого налога, по сути, представляет собой мультипликатор неравенства: доходы бедных уменьшаются, а доходы богатых увеличиваются.

В отличие от России в большинстве стран действуют прогрессивные шкалы налогообложения доходов физических лиц, а в ряде из них с минимальных доходов налоги не берутся (Швеция). В Бразилии и Индии минимальный налог ниже, чем в России (7,5–10%). В то же время наиболее состоятельные граждане платят высокие налоги. Особенно это касается Швеции (57%), Германии (45%) и США (35%)3232
  Tax Rates Around the World 2016: [сайт]. URL: http://www.worldwide-tax.com/ (Дата обращения: 10.08.2016.)


[Закрыть].

Когда высокие заработки облагаются прогрессивным налогом и налоговые поступления используются не для прямых трансфертов бедным, а для повышения низких зарплат, то при избыточном экономическом неравенстве государство может, используя такую политику, повысить общую продуктивность экономики.

Для разработки эффективной социальной политики необходимо использовать современный зарубежный опыт, а также отечественные научные теоретические и практические разработки, учитывающие российские реалии, в том числе определение оптимального уровня неравенства.

В мировой экономике накоплен определенный опыт именно такой экономической политики. Речь идет о социальном рыночном хозяйстве или социальном государстве, опыт которого характерен прежде всего для стран Северной Европы. Эти страны характеризуются сравнительно невысоким экономическим неравенством и устойчивым экономическим ростом.

Есть серьезный теоретический вопрос, который научное сообщество пока еще не решило и даже пытается как-то обойти. А это очень сложный вопрос: как совместить либеральную рыночную модель и социальное государство и можно ли их совмещать вообще? Как ни странно, но вполне можно утверждать, что социальная политика начинается с активизации промышленной политики. Решение отдельных социальных вопросов не решит проблем развития экономики страны, не предоставит всем людям нормальную работу с нормальной зарплатой. Чтобы удовлетворить потребности людей, чтобы дать им зарплату, надо прежде всего дать им работу. Именно практическое решение социальных проблем, формирование социальной политики лежит в сфере промышленной политики [5].

Говоря о создании социального государства, нельзя обойти вниманием современные процессы капитализации страны, которые характеризуются существенным ростом социальной поляризации общества. Говорить только о рабочем классе в традиционном его понимании сегодня уже мало. Надо брать весь трудящийся класс, значительная часть которого составляет так называемый средний класс. Пока это разрозненные отряды наемных трудящихся, лишенных общей солидарности, общих политических интересов. Средний класс в постсоветской России демонстрирует отчетливую тенденцию к стабилизации своей числовой величины, которая, по некоторым оценкам, достигает 30% от всех занятых в экономике. Даже в годы последнего экономического кризиса (2008–2009), когда ВВП страны снизился на несколько процентных пунктов, динамика численности среднего класса, хотя и несколько снизилась, но в целом оставалась положительной [4]. Она в определенной степени коррелируется с кривой роста покупательной способности населения и кривой приобретения недвижимости, которые в кризисные годы несколько просели, но затем продолжали расти, хотя и меньшими темпами.

Именно средний класс или средние слои общества выступают наиболее активным актором на внутреннем рынке, именно от численности и экономического поведения среднего класса зависит потребительский спрос. Увеличение неравенства говорит о сжатии среднего класса, о сокращении потребительского спроса, что в конечном счете сказывается и на снижении темпов экономического роста.

Обоснование пределов неравенства доходов и экономических благ является одной из наиболее сложных и социально конфликтных проблем экономической науки. Согласно нашему предположению, уровень неравенства в доходах (зарплатах) должен соответствовать степени неоднородности труда, измеряемой его производительностью (продуктивностью) по различным видам деятельности и квалификациям. Минимальное неравенство, которое может оказаться существенно ниже уровня неоднородности труда, ведет к искусственной уравниловке, снижению трудовой мотивации, замедлению экономического роста. Чрезмерное неравенство, формируемое под влиянием негативных факторов дифференциации (финансовые спекуляции вместо инвестиций, провалы в социальной политике, безработица, инфляция и др.), может существенно превышать степень неоднородности труда. Факторы, определяющие оптимальный уровень неравенства, связаны с профессионально-квалификационными характеристиками труда (сложность, качество, условия, интенсивность труда). Оптимальный уровень неравенства стимулирует экономический рост, в то время как чрезмерное неравенство тормозит общественный прогресс, а при определенных условиях, достигая критического значения, создает угрозу стабильности общества.

Литература

1. Абалкин Л. Проблемы современной России. – М.: ИЭ РАН, 2011. – 110 с.

2. Анисимова Г.В. (2013). Неравенство и экономический рост в глобализационной экономике // Экономика и предпринимательство. – № 2 (31). – С. 62–68.

3. Богл Д.К. Битва за душу капитализма. – М.: Изд. Института Гайдара, 2011. – 424 с.

4. Воейков М. Средний класс в динамике постсоветских трансформаций // Неравенство доходов и экономический рост: Стратегии выхода из кризиса / Под ред. А. Бузгалина, Р. Трауб-Мерца, М. Воейкова. – М.: Культурная революция, 2014. – С. 253–265.

5. Воейков М. Экономическая система и экономическая политика модернизации // Проблемы теории и практики управления. – 2014. – № 12. – С. 8–19.

6. Воейков М.И., Соболев Э.Н., Анисимова Г.В. Природа, факторы и социальные аспекты внутрикорпоративного неравенства в России // Вестник РГНФ. – 2012. – № 3 (68). – С. 43–51.

7. Дитон А. Великий побег. Здоровье, богатство и истоки неравенства. – М.: Изд-во Института Гайдара, 2016. – 368 с.

8. Дорлинг Д. Равенство. – М.: Книжный Клуб Книговек, 2014. – 224 с.

9. Маршалл А. Принципы экономической науки. Т. III. – M.: Прогресс, 1984. – 351 с.

10. Пикетти Т. Капитал в ХХI веке. – М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. – 592 с.

11. Рабкина Н.Е. Избранные труды по макроэкономике. – М.: ООО «Эребус», 2000. – 416 с.

12. Россия в цифрах. – М.: Росстат, 2015. – С. 68.

13. Соболев Э.Н. Социально-трудовые отношения в России: История, современное состояние, перспективы. – М.: ИЭ РАН, 2008. – 279 с.

14. Соболев Э.Н., Анисимова Г.В. Неравенство распределения корпоративных доходов: Российская специфика, механизмы регулирования // Экономика и предпринимательство. – 2013. – № 12–4 (41–4). – С. 298–303.

15. Стиглиц Дж. Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему. – М.: Эксмо, 2015. – 512 с.

16. Стиглиц Дж. Великое разделение. Неравенство в обществе, или Что делать оставшимся 99% населения? – М.: Эксмо, 2016. – 480 с.

17. Токсанбаева М.С. Социальные интересы работников и использование трудового потенциала. – М.: Наука, 2006. – 259 с.

18. Трауб-Мерц Р. Неравенство и выход из экономического кризиса // Неравенство доходов и экономический рост: Стратегии выхода из кризиса / Под ред. А. Бузгалина, Р. Трауб-Мерца, М. Воейкова. – М.: Культурная революция, 2014. – С. 9–19.

19. Труд в СССР. Стат. сборник. – М.: Финансы и статистика, 1988. – С. 146.

20. Glaeser E., Scheinkmann J., Shleifer A. The Injustice of Inequality // Journal of Monetary Economics. – 2003. – Vol. 50. – N 1. – P. 199–222.

21. World of Work Report 2008: Income Inequalities in the Age of Financial Globalization. – Geneva: ILO, 2008. – 180 p.

22. You J., Khagram S. A comparative study of inequality and corruption // American Sociological Review. – 2005. – Vol. 70. – N 1. – P. 136–157.

Российский рынок труда в 2014–2016 гг.: устойчивость без развития

Н.Ю. Ахапкин

Ахапкин Николай Юрьевич – кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник ИЭ РАН.

Волнообразное движение от подъема к спаду – естественная форма развития любого рынка. Но причины, характер, длительность различных этапов каждого экономического цикла всегда имеют свои особенности. Их общая природа проявляет себя в повторяемости, но не в единообразии. И траектория движения российской экономики и российского рынка труда в 2014–2016 гг. вполне определенно это подтверждает.

В отличие от кризиса 2008–2009 гг., когда почти одновременно с резким ухудшением ситуации в реальном секторе и дестабилизацией финансового рынка произошел существенный рост уровня безработицы3333
  К концу 2008 г. безработица достигла 7,8%, увеличившись по отношению к декабрю 2007 г. на 2,1 п.п. Максимума она достигла в феврале-марте 2009 г. – более 9%. Затем проявилась устойчивая тенденция к снижению безработицы. В 2012 г. ее уровень составил 5,5%, что на 0,5 п.п. ниже, чем в докризисном 2007 г.


[Закрыть], в 2014–2016 гг. ситуация развивается иначе. Движение идет и не по траектории V – значительное падение и быстрое восстановление (вариант 2008–2009 гг.), и не по траектории L – существенное падение и долгая стагнация. Резкой и внезапной смены повышательной тенденции на понижательную, что Дж. Кейнс рассматривал как ключевую характеристику экономического цикла, не было [2, с. 466]. Ожидание кризиса многими было воспринято как сам кризис. Экономика находилась и продолжает находиться на этапе медленного перехода к повышательной тенденции. Пульсация показателей экономического роста в 2014–2016 гг. – это следствие внешних шоков и использования государством неэффективных механизмов борьбы с ними.

Замедление темпов экономического роста и угроза формирования понижательной тенденции проявились еще в 2013 г., когда индекс физического объема ВВП составил, по данным Росстата, всего 101,3%, а инвестиции в основной капитал по отношению к предыдущему году выросли менее чем на 1 п.п. Замедление продолжилось и в 2014 г., когда в отношении России были введены санкции и началось падение цен на нефть. Но это по-прежнему было замедление роста, а не спад. Только в 2015 г., когда сокращение совокупного спроса стало ощутимым, произошло снижение объемов производства и валового внутреннего продукта. Но это снижение было существенно меньшим, чем в 2009 г., а уже в начале 2016 г. стало отмечаться снижение темпов спада. По оценке Минэкономразвития России, если в I квартале 2016 г. снижение ВВП составляло 1,2% к соответствующему периоду прошлого года, то во II квартале – 0,6%. При этом к середине года «сезонно очищенный спад ВВП практически остановился…» [4, с. 3]. Что касается промышленного производства, то в 2016 г. оно показывает слабо выраженную положительную динамику.

В 2014–2016 гг. резкого сжатия экономики, как это было в период со второй половины 2008 до середины 2009 г., не произошло. Минфин России и Центральный банк, пытаясь минимизировать риски бюджетной и финансовой дестабилизации, что с точки зрения функций и полномочий этих ведомств вполне оправдано, вели политику, фактически направленную на сокращение спроса. При отсутствии структурных барьеров и развитых финансовых институтов, способных обеспечить если не стабильность, то хотя бы минимизировать последствия внешних шоков, в качестве инструментов регулирования, как и 2008 г., были использованы снижение курса рубля и повышение ключевой ставки, а затем реструктуризация и сокращение незащищенных статей бюджетных расходов. Результатом стало существенное падение инвестиций, сокращение реальных доходов населения и оборота розничной торговли. Экономика попала в ловушку макроэкономической устойчивости (низкие темпы падения, а в перспективе – низкие темпы роста), сформированную ограниченным спросом, что и определило динамику российского трудового рынка трех последних лет.

Судя по макроэкономическим показателям, на национальном уровне трудовой рынок стабильность сохранил. Более того, изменившиеся условия функционирования экономики обусловили и некоторые позитивные изменения, что показывает соотношение совокупного предложения и спроса на труд (табл. 1). Так, в 2015 г. и, по оценкам, в 2016 г. несколько увеличилось предложение труда. Произошло это в первую очередь за счет повышения уровня экономической активности населения3434
  Скорее всего свою роль сыграл «эффект дополнительного работника». В наших условиях он проявился как реакция на общее сокращение доходов – на рынок труда вышли люди, пытающиеся за счет новой занятости это сокращение минимизировать. При этом важно учитывать, что рост предложения труда в сложившихся демографических условиях, когда наблюдается сокращение численности вступающих в трудоспособный возраст, возможно только за счет роста экономической активности населения. Однако ее уровень в России уже сейчас примерно таков, как в большинстве экономически развитых стран (в том числе с существенно более высокой, чем в России, безработицей). Поэтому дальнейшая динамика предложения труда ожидается отрицательной.


[Закрыть]. Совокупный спрос при этом оставался стабильным, а некоторое сокращение числа вакантных рабочих мест поглощалось ростом числа занятых и усиления напряжения на рынке не происходило.

Таблица 1

ДИНАМИКА ПРЕДЛОЖЕНИЯ И СПРОСА НА ТРУД В 2014–2016 гг.

Источник: По данным Росстата (http://www.gks.ru).

¹ Совокупное предложение труда приведено как общая численность рабочей силы (занятых в экономике и безработных).

² Рассчитано на основе данных Росстата о численности занятых и о числе вакантных рабочих мест с корректировкой на общую численность занятых в экономике.

Траектория безработицы отразила особенности движения российской экономики в 2014–2016 гг. Особо следует выделить 2014 г., когда безработица оказалась на самом низком за 20 лет уровне – 5,2%. Сказалось сочетание таких факторов, как сохранение общего уровня экономической активности, ускорение по отношению к 2013 г. роста промышленного производства, положительная динамика на потребительском рынке и начавшееся снижение цены труда. В первой половине 2015 г. безработица незначительно – в пределах 0,5 п.п. – выросла. Затем ее уровень с исключением фактора сезонности стабилизировался в интервале от 5,5 до 5,9%.

Что касается безработных, зарегистрированных в государственных учреждениях службы занятости населения, то их численность оставалась стабильной – на уровне 1 млн человек. Услугами этой службы традиционно пользовались люди, являющиеся наименее конкурентоспособными на рынке труда, или рассчитывающие получать пускай незначительное по размеру (максимум – 4900 руб.), но регулярно выплачиваемое пособие по безработице. В отличие от 2009 г., когда уровень регистрируемой безработицы в феврале–апреле приближался к 3%, в 2014–2016 гг. он в среднем составлял 1,3% численности рабочей силы, изменяясь в интервале 0,1–0,2 п.п. Так что зарезервированные Правительством России 5,5 млрд руб. на «обеспечение выплаты пособия по безработице в случае роста количества безработных до 1,3 млн человек» в 2016 г. окажутся невостребованными [5].

Как и уровень безработицы, продолжительность поиска работы (незавершенная безработица) следовала за экономической динамикой. В 2014 г. среднее время поиска снизилось до 7,3 месяца (на 0,3 месяца меньше, чем в 2013 г.). В целом за 2015 г. оно не изменилось. Но в IV квартале наметилось повышение, продолжившееся и в 2016 г. По итогам года среднее время поиска работы составит 7,8 месяцев. Рост коснется всех возрастных групп. Исключением станут безработные предпенсионного возраста и старше 60 лет. Но происходит это не за счет расширения возможностей их трудоустройства. Скорее всего часть людей этих возрастов, долгое время не находя работу (а именно в этих возрастных группах время поиска работы максимальное), судя по показателю участия в рабочей силе, просто уходят из состава экономически активного населения.

Динамика структуры безработных по полу, возрасту, образованию в 2014–2016 гг. существенно не менялась. По-прежнему, по отчетным данным Росстата за 2015 г., сохраняется превышение мужской безработицы над женской (5,1 против 4,6%), в составе возрастных групп продолжается рост безработицы среди молодежи до 24 лет, а среди лиц с высшим образованием уровень безработицы самый низкий – 3,4%, тогда как у имеющих только среднее общее, основное общее и не имеющих основного общего образования он, соответственно, составил 8,6, 13,4 и 21,3% [6, с. 114, 118].

Не изменились и тенденции трансформации структуры занятости (по видам экономической деятельности). Эти сдвиги почти всегда идут очень медленно, отражая постепенную структурную трансформацию экономики в первую очередь за счет технологических инноваций и смены приоритетов потребления. Тем не менее в 2014–2016 гг. объективно обусловленная тенденция постепенного перемещения занятых из первичного и вторичного секторов экономики в третичный, судя по данным обследований Росстата, проявилась достаточно определенно (табл. 2). Например, в 2016 г. по отношению к 2013 г., по расчетам, занятость в сельском хозяйстве снизится на 0,2 п.п., в обрабатывающих производствах – на 0,6 п.п. За тот же период занятость в гостиничном и ресторанном бизнесе вырастет на 0,3, а в сфере операций с недвижимым имуществом, арендой и предоставлением услуг – на 0,4 п.п.

Таблица 2

РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ЗАНЯТЫХ ПО ОСНОВНЫМ ВИДАМ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ (% )

Источник: Рассчитано по данным Росстата.

Сохранив макроэкономическую устойчивость, российский трудовой рынок сохранил и присущие ему проблемы структурного и институционального свойства. Эти проблемы носят фундаментальный и долговременный характер. Они обусловлены прямой зависимостью от пространственной и отраслевой структуры российской экономики, существенными масштабами теневого (неформального) сектора, особенностями и многообразием трудовых практик, слабостью институтов поддержки инвестиционного обеспечения, создания современных высокопроизводительных рабочих мест.

По значимости на первое место среди этих проблем следует поставить региональную дифференциацию трудовых рынков. Сама по себе такая дифференциация – явление естественное. И не только для нашей страны с ее огромными и разнородными по трудовому и производственному потенциалу территориями, а для практически любой национальной экономики. Но дело в уровнях региональных различий, их характере и возможностях сглаживания.

Самое общее представление о пространственных различиях дают данные о максимальном и минимальном уровнях безработицы в российских регионах (субъектах Федерации) (размах ряда в III квартале 2016 г. составил 28,6). В числе первых традиционно находятся Республика Ингушетия, Республика Тыва и Чеченская Республика, а с 2015 г. к ним добавилась Карачаево-Черкесия. В число вторых также традиционно входят Санкт-Петербург и Москва (табл. 3).

Таблица 3

РОССИЙСКИЕ РЕГИОНЫ С МАКСИМАЛЬНЫМ И МИНИМАЛЬНЫМ УРОВНЕМ БЕЗРАБОТИЦЫ (III квартал 2016 г.)

Источник: По данным обследований рабочей силы (III квартал 2016 г., Росстат).

Несмотря на экстремальные разрывы, пространственная структура российского рынка труда не хаотична. Дифференциация проявляет себя прежде всего как различия между группами регионов. Это иллюстрирует кривая нормального распределения безработицы (рис. 1). Она определенно показывает, что в России сложились как минимум три группы регионов, существенно различающиеся по напряженности на трудовых рынках.

В первой базовой и самой многочисленной группе находятся регионы, в которых показатели тяготеют к среднему по России уровню. В III квартале 2016 г. таких регионов насчитывалось 67. Безработица здесь колеблется в интервале 4–10%. Причем более чем в половине этих регионов отклонение от среднего по стране уровня безработицы не превышает 1 п.п.

Во вторую – наиболее благополучную группу входят 11 регионов с уровнем безработицы, не превышающим 4% (табл. 3). Здесь относительно невысокая напряженность на рынке труда сочетается со значительно превосходящим средний по стране уровнем ВРП (валовым региональным продуктом) в расчете на душу населения.

Рис. 1. Распределение российских регионов по уровню безработицы (2015)

Источник: Данные Росстата (http://www.gks.ru).

Остальные регионы, составляющие третью группу, характеризуются повышенной напряженностью в сочетании с низким уровнем ВРП. Причем в Ингушетии показатель безработицы, несмотря на существенное снижение – на 13 п.п. по отношению к 2013 г., – по-прежнему остается экстремальным.

Динамика показателей трудового рынка российских регионов в 2014–2015 гг. носила разнонаправленный характер. В 2014 г. безработица снижалась в большинстве регионов. Выросла она в 17 регионах и в 11 – не изменилась. В 2015 г. ситуация поменялась – безработица выросла в 62 регионах, в 5 – не изменилась и только в 16 – снизилась3535
  Без учета данных по Крыму и Севастополю.


[Закрыть].

Рынки труда выделенных групп по-разному реагируют на изменения общей макроэкономической динамики. Это достаточно определенно проявилось в период кризиса 2008–2009 гг.3636
  Подробнее статистический анализ динамики рынка труда России в 2008–2009 гг., в том числе в разрезе регионов, см.: Ахапкин Н.Ю. Российский рынок труда в условиях кризиса: Тенденции и варианты развития [1].


[Закрыть] Тогда, несмотря на резкий рост безработицы в целом по стране, в регионах третьей «экстремальной» группы напряженность на рынках труда в отличие от большинства регионов продолжила снижение, причем более высокими темпами, чем ранее. Эта зависимость проявилась и в 2014–2016 гг. Из пяти регионов с максимальным уровнем напряженности в четырех безработица в 2015 г. по отношению к 2013 г. снизилась. Исключением стала Карачаево-Черкесия. Здесь снижение показателей экономического роста было заметно более высоким, чем в среднем по России, что и обусловило значительное повышение напряженности на рынке труда. В 2014–2015 гг. в республике был отмечен самый высокий среди всех российских регионов прирост безработицы – на 5,3 п.п. по сравнению с 2013 г. По величине показателей «Среднее время поиска работы безработными» и «Доля безработных, ищущих работу 12 месяцев и более» регион в 2015 г. уступал только Ингушетии. Что касается других регионов этой группы, то сохраняющаяся федеральная бюджетная поддержка и позитивное воздействие, оказываемое определенной устойчивостью институтов ведения экономической деятельности, стали для этих трудовых рынков более значимыми факторами, чем ограничение совокупного спроса.

Среди институциональных проблем российского рынка труда в первую очередь нужно обратить внимание на его жесткую и уже ставшую устойчивой сегментацию. Речь не о естественном сегментировании рынка по отраслевым признакам или социально-демографическим и профессиональным характеристикам рабочей силы. Речь о том, что рынок разделен на две части, ставшие своего рода укладами со своими почти не совпадающими трудовыми характеристиками. Эти уклады существуют параллельно друг другу, почти не пересекаясь, и обладают друг для друга ограниченной открытостью.

Первый уклад – это традиционная устойчивая занятость в государственном и корпоративном секторах. Второй – часто определяют как неформальный. Но точнее говорить о периферийной части рынка труда, включающей в себя и теневой (неформальный) сектор. Основные характеристики этой части рынка – делегитимация и дестандартизация трудовых отношений, т.е. распространение внеправовой трудовой практики, отсутствие гарантий занятости и механизмов защиты трудовых прав, включая вопросы оплаты и условий труда, нередко нелегальный (теневой) характер трудовой деятельности.

Статистически точно определить размеры периферии российского трудового рынка, основываясь на официальных данных, не удастся. Однако достаточно обоснованные оценки возможны. Так, ориентируясь на соотношение и динамику показателей общей занятости, среднегодовой численности работников организаций, среднесписочной численности работников организаций (без субъектов малого предпринимательства) и занятости в неформальном секторе, к периферии рынка можно отнести до 30% занятых. Причем тенденция ее расширения не преодолена (табл. 4)3737
  Об оценках масштабов занятости в некорпоративном и в неформальном секторах см.: Гимпельсон В. Безработицы в России не будет. Но не будет и прежних зарплат (07.04.2016, https://republic.ru/posts/66301); Доклад о результатах экспертной работы по актуальным проблемам социально-экономической стратегии России на период до 2020 г. «Стратегия-2020: Новая модель роста – новая социальная политика» [3, с. 214–215].


[Закрыть].

Таблица 4

ДИНАМИКА ЗАНЯТОСТИ В РОССИИ В 2012–2015 гг. (млн человек)

Источник: Данные Росстата [6, с. 92; 7, с. 93].

Перспективы российского трудового рынка с точки зрения общих макропоказателей в целом можно оценить как позитивные. Даже при невысоких или близких к нулевым темпах роста экономики, общая напряженность в перспективе ближайших трех лет на рынке существенно не увеличится (заглядывать дальше в условиях не снижающейся неопределенности на мировых рынках и в геополитике было бы опрометчиво). Учитывая сложившуюся региональную динамику, можно рассчитывать на постепенное сглаживание пространственных диспропорций рынка. При этом как фактор, препятствующий возможному росту безработицы в целом по стране и в большинстве регионов, будут выступать изменения в возрастной структуре населения, ведущие к снижению численности трудоспособных и сокращению предложения труда.

По прогнозу социально-экономического развития Российской Федерации на 2017 г. и на плановый период 2018–2019 гг., подготовленным Минэкономразвития РФ, численность трудоспособного населения снизится в 2019 г. по сравнению с 2015 г. на 3,7 млн человек. В результате численность рабочей силы (предложение труда) сократится на 1,2 млн человек. Такие прогнозные расчеты министерства не полностью учитывают временной лаг между демографическими процессами и динамикой предложения труда и поэтому представляются несколько завышенными. Но сокращение рабочей силы под влиянием только демографического фактора, начиная с 2018 г. в пределах 100–150 тыс. человек ежегодно, является вполне реальным вариантом.

Наиболее вероятный диапазон безработицы на период 2017–2019 гг. – 5–7%. Также нужно отметить, что в пользу стабилизации уровня безработицы будет играть и тенденция сокращения издержек на труд, поддерживаемая и государством, и работодателями. В то же время отказываться от возможности пессимистического сценария, хотя он и маловероятен, нельзя. Если падение совокупного спроса, вслед за которым ключевые макроэкономические показатели уйдут в устойчивый «минус», продолжится еще хотя бы один-два года, рост безработицы неизбежен. И проявится он в первую очередь, причем в очень острой и с социальной точки зрения крайне болезненной форме, в депрессивных регионах, моногородах, депрессивных муниципальных образованиях, и региональные разрывы вновь начнут увеличиваться.

Что касается структурной модернизации российского трудового рынка, что предполагает мощную генерацию новых высокопроизводительных и высокодоходных рабочих мест, в том числе в новых сферах занятости, то предпосылок для этого по-прежнему нет. Их формирование в условиях низкого совокупного спроса и инвестиционного спада невозможно. Поэтому формула «устойчивость без развития», определяющая сущность процессов на российском трудовом рынке, проходивших в 2014–2016 г., описывает и наиболее вероятное будущее этого рынка по крайней мере на трехлетнюю перспективу.

Литература

1. Ахапкин Н.Ю. Российский рынок труда в условиях кризиса: Тенденции и варианты развития / Вестник Международного института менеджмента ЛИНК. – 2010. – № 26. – С. 151–166.

2. Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег / Избранные произведения. – М.: Экономика, 1993.

3. Доклад о результатах экспертной работы по актуальным проблемам социально-экономической стратегии России на период до 2020 г. «Стратегия-2020: Новая модель роста – новая социальная политика» (http://2020strategy.ru/documents/32710234.html).

4. О текущей ситуации в экономике Российской Федерации по итогам первого полугодия 2016 года / Минэкономразвития России. Июль 2016 г. (http://economy.gov.ru).

5. План действий Правительства Российской Федерации, направленных на обеспечение стабильного социально-экономического развития Российской Федерации в 2016 г. Утвержден 1 марта 2016 г. (http://government.ru/media/files/X6NrRVuOjjj1ALG5ZoCbVm5G3IQ0lCkh.pdf).

6. Рабочая сила, занятость и безработица в России (по результатам выборочных обследований рабочей силы). 2016: Статистический сборник / Росстат. – М., 2016.

7. Россия в цифрах. 2016: Крат. стат. сб. / Росстат. – M., 2016.