Текст книги "Бытием натирать мозоли. Сборник статей"

СКОМОРОХ, ИЛИ ЗЕРКАЛО КРИВОЙ РЕАЛЬНОСТИ

Уже 25 лет на нашем поэтическом небосклоне сверкает (или тускло мерцает – кому как нравится) звезда Всеволода Емелина. Лев Пирогов в предисловии к первому печатному изданию в 2002 году знаменитых «Песен аутсайдера» писал, что стихи Емелина – это не что иное, как плач юродивого. С этим утверждением сложно согласится. По средневековым представлениям юродивый говорит с Богом, а отсюда его язык для простых людей невнятен. Если пользоваться теми же средневековыми определениями, то Вс. Емелин, скорее всего, скоморох, который с речевыми гримасами, ужимками и плясками не допускает, тем не менее, никакой невнятицы и неясности. Двусмысленностей (но не скабрезностей!) – да, сколько угодно, но смыслы его «песен» весьма и весьма внятны для читателя. Поэтому, заметим, государство и церковь всегда преследовали скоморохов – одни, видя в них опасность для престижа власти, другие, видя в них конкурентов в борьбе за паству.

ЛЮБИМЕЦ ФОРТУНЫ

«Ваше благородие, госпожа Удача,

Для кого ты добрая, а кому иначе…»

(Б. Окуджава. «Ваше благородие…»)

Для поэта важно появиться в нужное время. Талант-то, конечно, потенциально всегда будет востребован литературой, но не всегда оценён читателями-современниками. Вс. Емелин из тех, кого фортуна – в том числе и литературная – поцеловала много раз. Мог умереть в детстве от многочисленных болезней и операций, но выжил. Мог умереть от белой горячки на Севере, когда работал после окончания института геодезистом на Севере, но не умер. Мог, наверно, начать печататься ещё в советское время, как тот же И. Иртеньев, или В. Степанцов, да так и остаться в том времени… Хотя вот тут даже не вопрос, а утверждение: нет, не мог. Как не могли печататься в официозе концептуалисты, в лице, например, Л.Рубинштейна или Д. Пригова. Я не говорю о качестве их текстов, которые годятся для чего угодно, и не обязательно для книг. Или про узость темы, вроде приговских «милицанеров» – и, собственно, больше ничего особенного. Что уж говорить про нашего поэта (а, по его словам, он с конца 1970-х годов активно пробовал пробиться в литературные издания, но, увы)? Даже Д. Пригов на его фоне выглядит неким мастером изящной словесности. Как оказалось, стихи Вс. Емелина ждали своего часа – часа общественной встряски.

СМУТА

«Пил отраву без закуски,

Побирался на помойке я.

Не забудут люди русские

Девяностые жестокие…»

Вс. Емелин.«Про Березовского (и не только)»)

Вспомните «лихие» 1990-е годы. Как будто про нас было китайское проклятье: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!». В эти годы одна общественно-экономическая формация, капиталистическая, сменяла другую, социалистическую, причём, в ускоренном темпе. После краха СССР осиротевших экс-советских граждан окружила какая-то кривая реальность: ваучеры и либерализация цен, залоговые аукционы и передел собственности, бешеный скачок цен на товары и многомесячные невыплаты зарплат, скуднейшие пенсии; малиновые пиджаки (кто-то правильно назвал их диагнозом) и разгул ОПГ; пьющий президент и семибанкирщина; развал промышленности и деградация сельского хозяйства; массовое вымирание русского населения; горечь и позор первой чеченской войны; «челноки» и шоп-туры в ближнее и дальнее зарубежье; крах советской системы кинематографа, разгул постмодернизма в литературе… Государство разваливалось и менялось, общество металось в поиске новой идентичности. Такое состояние неустойчивости и рыхлости и называется смутой, или безвременьем.

Любая эпоха может быть описана с трёх точек зрения: высокой – трагедия, средней – драма, и низкой – сатира и юмор (прямо по теории «трёх штилей»). Всё можно воспеть, объяснить или осмеять. Эпоха соцреализма, т.е. в каком-то смысле литературного «большого стиля», прошла. Пришедший в нашу литературу постмодернизм и занялся, в первую очередь, осмеиванием. Легко было написать К. Марксу в своё время: «Смеясь, человечество расставалось со своим прошлым». А каково было советским писателям и поэтам в одночасье потерять свои, казалось бы, устоявшиеся позиции и ранги? Опора в виде поддержки государства через Союз писателей потеряна, литфункционеры растеряли или разворовали писательскую собственность, резко «усохли» вчера ещё успешные и востребованные «литтолстяки». Чем жить? В том числе и материально. К чему призывать? В том числе, и идеологически, как привыкли. Поскольку новая демократическая РФ бросила их на произвол судьбы, как, впрочем, и всё население страны. Как оказалось, читать читателю теперь некогда, шибко кушать хотелось. И надо было литераторам как-то определиться в наступившей эпохе… И одни уехали за границу, как Е. Евтушенко; другие сели на подачки олигархов, как Б. Васильев; третьи стали поливать прошлое чёрной краской, как В. Астафьев; четвёртые ударились в публицистическую прозу, как В. Распутин. Зато на первые роли вышли постмодернисты – насквозь вторичный В. Пелевин, В. Сорокин с его «говнопрозой», многочисленные дамские детективщицы… И да, наступила пора таких поэтов как Вс. Емелин.

И пока литераторы, окончившие Литинститут или филфаки университетов и поэтому имевшие чёткое представление, «что такое хорошо и что такое плохо» хотя бы в плане формы, морщили носы от вчерашнего андеграунда, сегодня ставшего вдруг мейнстримом, творцы, обижаемые традиционалистами-«классиками», заявили о своих правах – правах на своё видение и освещение в творчестве переживаемой эпохи. Эпохи, ещё раз заметим, безвременья.

ШЕРШАВЫМ ЯЗЫКОМ ПЛАКАТА

«Для того и щука в озере,

чтобы карась не дремал».

(Русская народная пословица)

Надо отдать должное: в Емелинских циклах «Песни аутсайдера», «Смерти героев» и других стихах этого периода получили, как в зеркале, отражение многие проблемы того времени, сложилась эдакая мини-энциклопедия русской жизни 1990-х – начала 2000-х годов.… И обо всём поэт говорил ясным, внятным, простым языком, возвращал словам их конкретное значение. Не писал толерантно-нейтрально, с лёгкой истомой в голосе, «гей», а по-простонародному, от души, – «пидор», этак «весомо, грубо, зримо». Не писал «дорогие россияне», а называл конкретно: «чечен», «еврей», «русский», «хохол», – в зависимости от обстоятельств, в какие попадал его лирический герой. Хотя, в общем-то, особой заслуги самого литератора в этом не было. 1990-е годы – время безудержной свободы слова, остановить которую могла разве что только бандитская пуля, если кто-то куда-то не туда лез с этим своим свободным словом. Хотя последнее относилось, скорее, к журналистам. Поэтов никто не отстреливал, даже литературные конкуренты и соперники. Никому они были не нужны. В общем, это были годы, когда при слове, например, «еврей», никто не хватался одной рукой за сердце, а другой за 282 статью Уголовного кодекса РФ (которую, кстати, ввели только в 2002 году – возбуждение ненависти либо вражды, унижение человеческого достоинства). Чего было хвататься, если все язвы были на поверхности и их проявления напрямую сочетались с той или иной группой «дорогих россиян»: чеченская гражданская и антитеррористическая война на Северном Кавказе: «…Среди рваной стали,/ Выжженной травы / Труп без гениталий/ И без головы./ Русские солдаты,/ Где башка, где член?/ Рослый, бородатый / Скалится чечен…» («Колыбельная бедных»).

Или сложившийся олигархат в лице семибанкирщины: «…В это время пили виски / И ласкали тело женское/ Березовские, Гусинские,/ Ходорковские, Смоленские/ Шли могучие и гордые/ И сверкали, как алмазы,/ И устраивали оргии/ В штаб-квартире ЛогоВАЗа…» («Про Березовского (и не только»).

Или новые хозяева жизни: «… -Подайте, господин хороший, / В моей груди огонь горит. / Но господин в английской шляпе / И кашемировом пальто / Ответил бедному растяпе: / – Ты говоришь щас не про то. / Я – состоятельный мужчина, / А ты сидишь и ноешь тут. / А в чём по-твоему причина? / Всему причина – честный труд… / Служу я в фонде „Трубный голос“, / И мне выплачивает грант / Миллиардер известный Сорос, / Когда-то нищий эмигрант…» («Судьбы людские»).

Или облапошенное по всем позициям русское население РФ: «…Средь свободной Россеи / Я стою на снегу, / Никого не имею, / Ничего не могу…» («Судьба моей жизни»).

Глухое недовольство низов поэт улавливал очень чутко и очень чётко писал об этом: «…Что не спишь упрямо? / Ищешь – кто же прав?/ Почитай мне, мама,/ Перед сном „Майн Кампф“. / Сладким и палёным/ Пахнут те листы./ Красные знамёна,/ Чёрные кресты./ Твой отец рабочий,/ Этот город твой./ Звон хрустальной ночи/ Бродит над Москвой./ Кровь на тротуары/ Просится давно./ Ну, где ваши бары,/ Банки, казино?..» («Колыбельная бедных»). Но поэт честен в своих выводах: сила солому ломит, и сила не на стороне окраин.

Но просматривалось всё же противоречие в писаниях Вс. Емелина: странно было ожидать от автора, который восторженно принял подавление августовского путча 1991 г., участвовал во всей этой демократической суете и требовал расстрелять «красно-коричневую сволочь» в октябре 1993 г., – так вот, странно было всё же ожидать от него националистически-люмпенского взгляда на установившиеся порядки. Но это лишний раз подтверждает тезис К. Маркса о том, что бытие определяет сознание. Поскольку успехи контрреволюции, за которую наш поэт активно боролся листовками, баррикадами, стояниями у Белого дома, прошли мимо него, материального ничего ему не обломилось от новой власти. Но что было, то было: «А кто был прав? Поди пойми. / Такие хитрые загвоздки / Жизнь часто ставит пред людьми» («Судьбы людские»).

Вс. Емелин запросто оперирует постмодернистским инструментарием: тут вам и сказ, и романс, и «чернуха», и подхваченные в народе легенды. Недаром у него встречаются уже на этом этапе стихи с насмешливо переработанными мифами на трагические, в общем-то, темы: военный фольклор чеченских кампаний, например, «Баллада о белых колготках», являющиеся, по сути, романсовой темой про роковую любовь…

Его стихи и баллады действительно рисуют полно – односторонне время, в котором мы жили и продолжаем жить. Достаточно полно потому, что поэт освещает многие стороны нашего бытия. А достаточно односторонне потому, что освещает он только то, что ему не нравится. Зеркало продолжает отражать кривую реальность…

МАСТЕРА АНАПЕСТОВ И ХОРЕЕВ

«…Там жили поэты, – и каждый встречал

Другого с надменной улыбкой…»

(А. Блок. «Поэты»)

Не жаловал В. Емелин, как пострадавший от последователей классической русской и советской литературы, её фетиши и даже сплясал на костях «солнца нашей поэзии»: «Застрелил его пидор / В снегу возле Чёрной речки, / А был он вообще-то ниггер, / Охочий до белых женщин…» («О Пушкине»). Или: «…Ко мне на грудь садится чёрным вороном /И карканьем зовёт свою подружку, /Абсурдную Арину Родионовну, /Бессмысленный и беспощадный Пушкин» («К 200-летию со дня рождения А.С Пушкина»)…

Да и к своим нынешним собратьям по перу/клавиатуре он относился и относится крайне скептически: «У нас все мастера анапестов и хореев/ Являются членами поэтических школ, хороших и разных./ Одни принадлежат к школе старых евреев,/ Другие – к школе молодых пидарасов.» («Стихи о современной русской поэзии»). Видимо, по его мнению, в столице литературное сообщество состоит исключительно из этих двух групп. Посочувствуем…

Хотя и сам Вс. Емелин не плавает в безвоздушном пространстве. Без стаи в литературе трудно выживать. Даже – или тем более! – маргиналам от Большой Литературы. Арт-объединение «Осумасшедшевшие безумцы», куда входит Емелин, А. Родионов и ряд других поэтов андеграунда, тому свидетельство.

Безусловно, поводом для такого отношения к собратьям было, конечно, пренебрежение официальных литераторов к выскочке «не-известно-откуда», который взял да обскакал всех «кумиров» традиционной поэзии в плане популярности. Какое было отношение? Как к поэтическому маргиналу, единственной реакцией на которого могло быть только «фи» и «делание» вида, что в поэзии такового не существует. Правда, тут важен вопрос: «а судьи кто?»

Сейчас такая ситуация, что литературная жизнь внешне, волей-неволей, крутится вокруг премиальных конкурсов и фестивалей. Поэт должен быть лауреатом – чего угодно, хоть конкурса заборных надписей. Хотя бы для собственного самоутверждения. А ещё лучше, чтобы его как-то благословил литературный авторитет. Вспомните хрестоматийный эпизод из истории отечественной литературы, когда В. Белинский формально дал дорогу в большую литературу Н. Некрасову своим возгласом: «Да вы же поэт, и поэт истинный!». Таким Белинским для Вс. Емелина послужил критик и переводчик В. Топоров, который был членом жюри организованного им со товарищи конкурса Григорьевской поэтической премии, победителем какового, первого по счёту, и стал наш поэт в 2010 г. И хотя этот конкурс и проводился, похоже, только среди своих, тем не менее, штамп литературного качества был поставлен. Надо отдать должное В. Топорову, при всей неоднозначности его роли в современной литературе он, тем не менее, если не ошибаюсь, пресёк поползновения объявить Вс. Емелина поэтом №1 в России. Да, первый поэт Москвы, но не России.

Поэтика В. Емелина принципиально анти-эстетична. Сбои ритма и смена размера по ходу одного стихотворения; ничем не объяснимая смена лица лирического героя с «я» на «он» и обратно в пределах одного текста; приблизительность рифм (что, впрочем, давно уже не является крамолой в современном стихосложении); разговорная, а часто абсцентная, лексика; постоянная самоирония; чёткий сатирический подтекст описываемого в балладах и стихах, даже при описании трагического. Хотя насчёт последнего сам В. Емелин спорит, что не считает себя сатириком, т.к. сатирик знает, «что такое хорошо и что такое плохо», а он этого не знает.

СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ ДРУГ

«…Если сразу не разберёшь,

Плох он или хорош…»

(В. Высоцкий. «Песня о друге»)

Для судьбы литератора важно то, кто его напечатает первым: традиционалисты-почвенники-государственники или литературные либералы, вернее, какое из их изданий. Про Вс. Емелина, после громкого успеха цикла, а потом и книги «Песни аутсайдера» (2002г.), позднее говорили, что слава настигла его благодаря Интернету. Не правда. Была закреплена и расширена, но не более. Первой Вс. Емелина в конце 1999 г. напечатала, причём двумя подборками подряд, «Независимая газета». И стал Вс. Емелин формально либералом по факту «прописки». А напечатай его та же газета «День» – и, возможно, стал бы наш поэт знаменем государственников. Важно ведь в этом контексте, как тебя объяснят и растолкуют. А стихи Емелина таковы, что их можно толковать и как факт литературного сопротивления тогдашнему олигархическому государству, а можно как горькую усмешку над «совковым» наследием. В общем, пока одни морщили носы, другие быстренько прибрали его к своим рукам: дело было сделано, имя застолбили литлибы (литературные либералы).

Я ШАГАЮ С РАБОТЫ УСТАЛО

«…Сам-то я простой человек,

Выражаясь культурно – быдло я…»

(Вс. Емелин. «Баллада о римейке»)

Вс. Емелин разрабатывает, пожалуй, три темы: «Поэт и царь» (в современной интерпретации «Творец и власть»), «Поэт и чернь» (опять же, «Творец и народ»), «Царь и чернь» («Власть и народ»).

С темой «Поэт и чернь» дело у Вс. Емелина обстоит просто. Средства на пропитание он добывает, работая плотником при одной из московских церквей. Наверно, он мог бы найти что-то более приемлемое для известного поэта. Но его позиция, надо отдать должное, принципиальная: чтобы никто не тыкал ему в нос тем, что, мол, какой ты певец окраинных низов, если работаешь, например, фрилансером, менеджером, журналистом и т.п., на всё это он может ответить, что от низов не отрывался и не отрывается, а поэтому лучше всех знает чаяния и заботы рядовых сограждан: «Нас называют хомячками,/ А мы совсем не хомячки./ Я, например, рабочий в храме,/Протрите граждане очки./ Вот я стою на мокрой крыше,/ Приладив к лестнице крючок./А ты херню в Ф…е пишешь. / И кто из нас здесь хомячок?/ Вот вы мараете бумаги,/В колонках изливая яд./ А мои братья – работяги,/ Все плотничают, слесарят…»

Притом, что таковым простым жителем окраин он и не является, как мы знаем. Но критиканам крыть нечем. Потому что лирический герой Вс. Емелина растворён в теле народа, в гуще народной. И этим снято противоречие темы.

ЗОЛОТАЯ ЖИЛА

«Постоянно вступал в монолог с властью».

(И. Терехов. «Дорожные знаки»)

Дряхлый старик, пишущий интимные стихи, скорее всего, будет смешон. Его ли это дело? Лирика – дело молодых. Сложно представить себе седокудрого и морщинистого Пушкина, или облысевшего, в очках и с красным носом Есенина, пишущих мадригалы. А вот критикующих власть – запросто. При любом режиме, даже – вообразим – самом идеальном, всегда найдутся недовольные этим режимом люди. С этой своеобразной темой, «Поэт и царь», Всеволод Емелин, желчно-сатиричный, насмешливо-юморной, сам отнюдь не молодой человек, застолбил воистину золотую жилу. Начав свой путь в известность со знаковых «Песен аутсайдера» в 1990-е годы, он продолжил, так или иначе, комментировать действия или бездействия властей и дальше.

Тема «Поэт и царь» особенно сложна для нынешних литераторов. Это не Российская империя, когда императоры знали своих поэтов поимённо и, случалось, становились личными цензорами некоторых из них. Увы, для современных пиитов это – неслыханная роскошь. Они бы и рады, но – свобода слова! – что означает: да хоть там упишитесь о чём хотите, кому вы нужны? Со времён Ельцина и до последних дней «царю», т.е. власти, глубоко плевать на всех литераторов скопом и на каждого в отдельности. Как говорится, писатель пописывает, власть – поплёвывает. Недаром идут стенания по всей Руси по поводу единого государственного союза писателей, не терпится писателям выстроиться по официальному ранжиру и получать хоть какую-то пайку за свои труды: «…Сотни лет поэты с поэтками / Харчевались не очень густо, / Но всегда имели объедки / Со стола царя иль курфюста…» («Стихотворение о русско-грузинской информационной войне»). А то рынок-то ведь расставил всё по своему порядку. К сожалению, рынок-то у нас дикий.

Поэтому тема «Поэт и царь» развивается только с одной стороны, что, согласитесь, как-то оскорбительно для творца. А оскорблять саму власть уже не получается, 282-я статья шутить не любит. Хотя, по сути, все стихи Вс. Емелина так или иначе против существующего режима. А иначе, как обратить на себя внимание в этой теме?

Так вот, при всём при том, в 1990-е годы Вс. Емелин всего только один раз позволил себе посмеяться над гарантом Конституции: «…Притихли у двери министры./ Премьер застыл, как монумент./ А в кресле на вид неказистый/ Российский сидит президент./ Взопил он болотною выпью,/ Услышавши Машин рассказ:/ „Я больше ни грамма не выпью,/ Раз нету в аптеках лекарств“. / Не веря такому поступку,/ Министры рыдают навзрыд…» («Маша и президент»). Вряд ли поэт любил Б. Ельцина больше, чем Л. Брежнева или потом В. Путина. Возможно, просто сказывалась инерция помалкивать о тех, кто выше, а не то сошлют подальше. Потом этот страх исчез…

Заметим, однако, одну особенность Вс. Емелина в развитие темы. Он пишет нелицеприятно только о руководителях постсоветских государств: «…Он снимает сладкие пенки,/ Безвозвратно берёт кредиты./ Мы должны сказать Лукашенке,/ Знаешь, братец, куда иди ты?../ Распоясался паразит,/ Развалился вальяжно на стуле,/ Он солдатам нашим грозит/ Партизанской коварной пулей./ И пусть тоже усат, как морж,/ Оппозиция им подавлена,/ Всё равно ни хера не похож/ Он на маршала Сталина./ У него есть проблемы с мозгом,/ Если думает, что у стенки/ Партизан будет гибнуть с лозунгом —/ Умираю за Лукашенко!..» («Оказался наш отец…»). Или: «Цены на газ,/ Очевидно, взлетят,/ Умер Ниязов/ Сапурмурад./ Дрогнули стены,/ Как наши сердца./ Как же туркменам/ Быть без отца?..» («На смерть Туркменбаши»). А вот о президентах развитых и слаборазвитых стран ничего. Избирательная особенность – клевать бывших собратьев. Лучше их знает? С чего? Что, с А.Г.Лукашенко лично в хоккей гонял? С Сапармурадом Ниязовым на ахалтекинцах скакал? Только если мысленно или по телевизору. Но ни про Клинтона, ни про Буша-младшего, ни про Обаму с Трампом, – ни слова. Видимо, иностранцы ближе сердцу нашего «летописца», чем родные экс-советские лица власть имущих. Наверно, вызывают меньшее раздражение. Хотя понять, в общем-то, можно: новоявленные президенты непосредственно определяют твою жизнь, а дальние зарубежцы – только опосредованно…

ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ВНИЗ

«…Унёс ветер, словно листья,

Девяностые продажные,

И чекисты в руки чистые

Взяли нефтяные скважины…»

(Вс. Емелин. «Про Березовского и не только)»

Пока слава поэта расширялась в 2000-е годы, благодаря Интернету и, как он сам признаёт, студенчеству, в государстве и стране происходили определённые перемены, связанные с именем В. Путина и ценами на углеводороды: нефте– и газодоллары лились таким мощным потоком, что власть смогла заняться укреплением государства – замирить Чечню, начать реорганизацию армии (для чего туда был запущен, как волк в овчарню, Сердюков – «…до основанья, а затем…»), продолжить – не к ночи будь помянуто! – «оптимизацию» образования и медицины и т. п. Любое усиление государства связано с закручиванием гаек. Тем более, что «государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим» (Ф. Энгельс). Вот только литлибы, ещё не осознав или не желая осознавать, что безвременье в России заканчивалось, всегда ждали и ждут от властей другого: всё большего и большего снятия духовных «скреп», дальнейшего продолжения политики свободы слова, либерализации всего и вся. Логика в таком ожидании была и есть: всё-таки, «дорогие друзья» для В. Путина, помимо того, что это действительно реальные друзья для власти, это ещё и крупнейшие собственники, называемые по привычке олигархами. И Вс. Емелин, тоже по привычке, продолжал костерить власть имущих: «…Еврей в России больше, чем еврей, – / И сразу став как будто выше ростом, / Он так сказал и вышел из дверей. / Вдали маячил призрак Холокоста…/ В Кремле бесчинствовал полковник КГБ, / Тобой посаженный на троне, / Но закрутил он вентиль на трубе / И гласность с демократией хоронит…» («Лето олигарха»). В общем, наш автор не пишет интимную лирику, не пишет пейзажную, его творчество можно отнести с известной натяжкой к гражданской лирике, весьма узко-специфической. Как известно, «специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя» (К. Прутков). Но как тут не вспомнить и выражение А. де Мюссе: «Мой стакан не велик, но я пью из своего стакана»…

А из емелинского «стакана» меж тем продолжало литься меланхолическое: «…Вот сижу я в ожиданье счёта, / Здесь не надо лебезить и суетиться, / Водки пью я, сколько мне охота, / Отдыхающих здесь не берут в милицию. / Здесь гуляю босиком по первоцветью, / Отрываю лапки мелким насекомым. / Как там Путин? Чем он занят? Всё «Роснефтью»? / Всё «Роснефтью», вероятно, да «Газпромом»… («Письма крымского друга»).

Забавляют поэта и призывы власти «подниматься с колен»: «В огромном, ревущем зале / Выступил президент, / Признал он, что заедает / Нас тёмный элемент / Но есть шанс покончить со скверной, / Вставай, гражданин, не ссцы…» («В огромном, ревущем зале…»). Но попробуй только, по мнению поэта, встань, как тут же: «…Видишь как на твои права / Наступает со всех сторон, / Словно «Мёртвая голова», / Засучив рукава, ОМОН…» («К событиям в Бутово»).

БОЛОТНЫЕ ПЕСНИ

«…Новые песни придумала жизнь,

Не надо, ребята, о песне тужить…»

(М. Светлов. «Гренада»)

И в итоге он тоже оказался на Болотной площади. Не смутил его даже политический донос литлибов из одной известной газеты в прокуратуру и заведённое дело за якобы подстрекательство поджигателей дорогих машин: «…Ах, как красиво стало, / Грохнуло со всей дури, / Сдетонировал справа / „Майбах“, а слева „Бумер“…/ Тачки горят, как хворост, / На лицах хозяев ужас, / А зачем прибавляли скорость, / Проносясь мимо нас по лужам?.. / Жгите, милые, жгите, / Ни секунды не мешкая, / Слава бутовским мстителям / Со славянскою внешностью…» («Московский зороастризм»). Дело, к счастью, кончилось ничем, по мнению самого поэта просто из-за лени прокуратуры и прочих органов.

Но то ли помня своё участие и его последствия для себя лично в событиях начала 1990-х годов, то ли чувствуя червоточину в лозунгах «белоленточников», то ли всё-таки помудрев, то ли по разгильдяйству, но единственное его действие на Болотной площади вылилось в то, что он предложил рязанскому омоновцу из оцепления пойти выпить с ним водки… И слава богу! А в результате этих политических телодвижений появились «Болотные песни», которые критик В. Топоров оценил так: «…У «Болотных песен» бравурное начало, нудновато-невнятная (хотя и с проблесками) середина и воистину бесславный (да и бессмысленный) конец. Но разве не точно такова же и сама «болотная революция…» («О литературе с Виктором Топоровым: «Се вид отечества. Лобок»)

Если «к штыку» и «приравняли перо», то «штык» этот оказался бутафорским… Признаемся, книга получилась скучноватой, тема противостояния хипстерско-офисного планктона и государственной машины в разрезе «мы хотели как лучше, а получили, как всегда, по морде» явно не стоила такого объёма, хватило бы, пожалуй, пары-тройки стихотворений. Забавно, что печатали стихи из «болотного» цикла одновременно и патриотическая газета «Завтра», и полулиберальный журнал «Эксперт»…

НОВЫЙ ПОВОРОТ

«Вот новый поворот… что он нам несёт —

пропасть или взлёт, омут или брод…»

(Ансамбль «Машина времени», «Поворот»)

Не заметив, или не захотев заметить, что эпоха безвременья вызывающе закончилась в 2012 году с новым избранием В. Путина на президентство, и наступила пора не разгибать «духовные скрепы», а даже наоборот, сгибать их всё больше и больше, Вс. Емелин продолжает выступать с позиций «общечеловеческих ценностей».

…

Понятно, что не всё так просто на Донбассе. Вот и патриот З. Прилепин уехал оттуда в своё время, мотивируя это тем, что не хочет воевать за интересы крупного капитала. Может, и нашему поэту открылось что-то такое, чего мы пока не видим? Вот только все русские люди не могут оттуда уехать. Поэтому, не смотря на капитализм, им приходится там сражаться за свою жизнь…

Конечно, власть, если и знает о существовании нашего поэта, вряд ли его жалует и пожалует. Что ж тут удивительного? С «Болотными песнями» в атаку «За Родину! За Путина!» не пойдёшь…

Тем более, и во внутренней политике у поэта остаются большие вопросы к власть предержащим: «…Можно ставить любые задачи, / В результате опять, хоть убей, / Все богатые станут богаче, / А все бедные станут бедней…» («Экзегетика для КСП»).

А ответ власти весьма специфический: «…Песня взвейся, флаг развейся, / Ты не ссы, пенсионер, / Мы тебе заместо пенсий / Возвратим СССР. / Возвратим влиянье в мире…/ Ты покушай вермишель / И послушай как в Пальмире / Нам поет виолончель. / Героическая старость / Среди празднеств и побед, / Потерпеть-то вам осталось… / Вы держитесь! Денег нет. / Ты вопросами не мучай, / Делом заняты вожди. / Еще раз взгляни на тучи / И тихонько уходи…» («Весеннее»).

Тем не менее, ощущается жажда лирического героя, олицетворяющего простого человека, наличия какой-нибудь большой цели в жизни страны – и понимание, что в наших условиях это вряд ли возможно. Тем более, за плечами самого автора есть опыт работы на большую цель – это если вспомнить трудовую молодость самого Вс. Емелина в Западной Сибири…

СУРОВ ЗАКОН, НО ЗАКОН

«Русские матом не ругаются —

они на нём разговаривают».

(А. Лебедь)

А в 2014 году случилось ещё одно скучное событие: законом запретили мат в литературных произведениях, в кино и на сцене. А многие современные литераторы без мата, что солдат без автомата. Тем не менее, «суров закон, но закон», и в книгах Вс. Емелина исчезают эти столь любимые нашим народом четыре матерных слова в их различных сочетаниях. Сильно ли потеряла поэзия нашего героя от этого запрета? Да, пожалуй, нет, потому что не мат основа его поэтического успеха. Хотя какую-то долю пикантности, безусловно, да, потеряла. И, например, старые стихи в новых изданиях пришлось подкорректировать, как, впрочем, и делать самоцензурные пропуски…

…

ОТКРЫТЫЙ ФИНАЛ

«…А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрётся

И общей не уйдет судьбы.»

(Г. Державин. «Река времён в своём стремленьи…»)

Открытый финал в кино: фильм заканчивается, а дальнейшая судьба героя неизвестна – то ли женится, то ли погибнет, то ли уйдёт с котомкой по миру…

Вс. Емелин продолжает писать стихи, выкладывая их в интернете, выпускать новые книги. Правда, заметим, в его произведениях появились нотки усталости: «Старого, исписавшегося, спившегося стихотворца / Приглашают читать в отдаленную библиотеку. / По его богатому опыту там соберется / Слушать стихи максимум четыре человека…» («Старость поэта»). Видимо, сказывается возраст и то, что вокруг для автора ничего не меняется: власть остаётся властью: «Не просалютуют пушки, / Не устроят концерт в Пальмире, / Помру я на раскладушке / В чужой пустынной квартире. / С позорным клеймом Иуды / Став овощем и минералом, / Выгнанный отовсюду / За то, что прослыл либералом. / В наше время лишь идиоты / В либералах остались, ребята. / Вокруг одни патриоты / Им платят за это зарплату. / И проще рецепта нету / Для достижения счастья: / Надо просто любить все это / РФ и ее начальство…» («Судьба либерала»).

Неудивительно, что когда пошла волна казённого патриотизма в 2010-х годах, поэт принципиально отказался выходить из ПЕН-клуба: «… Потом бы звал себя я сволочью/ Что под воздействием момента/ Лишился синенькой я корочки/ ПЕН-Центровского документа./ Пусть он ничтожен и позорен,/ Но без него не будет справки/ Что я являюсь инфузорией/ В литературном зоопарке..». Даже при том, что ПЕН-центр является рассадником, скажем так, не прогосударственных настроений.

Вс. Емелин досадует, что студенты начала 2000-х годов, которые и определили, по его мнению, его литературный успех, выросли и требуют патриотических гимнов… Что сказать? В противостоянии «поэт и царь» сильнее при жизни остаётся «царь», а вот в исторической перспективе – кто знает?

При всём притом, некоторые считают поэта бойцом, а другие – шутом, который болтает, что в голову придёт, не имея никаких ограничений. Мол, его болтовня не подвиг, т.к. многое всё-таки дозволено. Поэтому, при всех достоинствах, его творчество представляется малоценным, публицистичным и временным. И оно будет забыто вместе с теми, кого оно высмеивает.