Текст книги "Вещий. Разведка боем"

Глава 3

Последним рейсом уходили мы – несколько девчонок и я за кормой. Мне вдруг вспомнилось – так моряки стирают одежду. Выбрасывают на веревке за корму и полощут бельишко в воде целый день. Ни порошка тебе стирального, ни стиральной доски, а белье чистое. Я засмеялся. Елена обернулась:

– Ты чего?

– Обманули мы татар, ушли!

Пристали к берегу, и я отдал лодочнику деньги.

– Послушай, лодочник, уж прости – имени ты своего не назвал. Нет ли у тебя на продажу рыбы – копченой, вяленой? Женщины три дня не евши, на одной воде.

– Как не быть, есть. Ежели подождете – привезу. Чего хотите?

– Желательно – копченой, от нее пить не так хочется, и не очень дорогой – обойдемся без семги или осетра. На человека – по рыбине, мне – две. Ну, возьми девяносто штук для ровного счета.

– Четыре рыбины в локоть – две полушки.

– Вези.

Лодочник погреб так споро, что в голове мелькнуло подозрение – не прячет ли он где лодочный мотор?

Вернулся он приблизительно через час. Лодка шла тяжело, почти до бортов полная копченой рыбы.

Лодка только ткнулась носом в берег, как нас накрыло облаком такого вкусного запаха, что не устояли беглянки, начали выхватывать рыбу.

– Стоп! Без суеты, кушать все хотят одинаково. Тот, кто в лодке, пусть передает рыбу дальше по цепочке. Не волнуйтесь, хватит на всех.

На правах атамана я зашел по пояс в воду, выбрал из лодки две рыбины побольше, вручил Елене.

– Ешь сама, другую мне оставь.

Рассчитался с лодочником; кошель мой опустел почти полностью – так, болтались три рубля медяками.

Лодочник был доволен. Нижний в осаде – кому рыбу продавать, это ведь не железо, которое может долго лежать. А тут – оптом продал. Я, правда, подозревал, что с ценой он меня надул – лишку я отдал; но, глядя, как женщины жадно едят рыбу, обсасывая косточки, махнул рукой. Бог ему судья – не я.

Набив животы, мы побрели к воде – вымыть руки и попить. Рыбка и впрямь была хороша – нагуляла к осени жирок, он так и тек по рукам. Мясо расслаивалось на пласты и таяло во рту. Отличная рыба, даже в хорошие времена не часто встречалась такая вкуснотища.

Уже съев вторую, я почувствовал в животе приятную тяжесть. Поспать бы сейчас – третьи сутки на ногах, без сна, голова как чугунок, соображаю плохо.

– Так, женщины, выбирайте старшую.

Женщины немного поспорили – а как же без этого – и вытолкнули из толпы смуглянку лет тридцати аппетитного вида.

– Олеся, – представилась она.

– Мне поспать надо, хоть немного – две ночи уж на ногах, да и вам всем отдохнуть не помешает. Пока буду спать, назначаю тебя старшей, поставь со всех сторон дозорных – пусть не спят, смотрят. Часа через два меняй, отдохнуть всем надо. – Я повысил голос: – Слушать ее как меня!

Сам забрался в кусты и рухнул, ноги уже не держали. Рядом устроилась Елена. После побега из плена она вообще старалась от меня не отходить, иногда даже непроизвольно мешая. Не до ласк и любви сейчас. Трудная ситуация, ответственность большая – чуть ли не сотню людей надо накормить и живыми домой привести. А из мужиков я один остался, двое подростков – не в счет. Их только и можно послать что на дерево – окрестности осмотреть. С этой мыслью я и отрубился.

Проснулся не сам, меня трясли, как грушу.

– А, что случилось?

Рядом со мной стояли женщины, в первых рядах – Олеся и Лена.

– Ничего, мы уж думали – ты не проснешься. Стемнело уже.

И в самом деле – сумерки. Это ж сколько я проспал? Часов восемь, не меньше. Беглянки тоже отдохнули, умылись, выглядели посвежевшими.

Ну что, надо идти. Если двигаться вниз по течению, то мы должны наткнуться на стоянку Ивана с его ушкуями. Все-таки свои, хоть найдутся продукты – покупать еду было не на что. Охотиться – лука нет, а и был бы – я стрелять из него не умею.

– Все на месте? Ничего не случилось? Татар не видно?

Отвечать начали все сразу, и понять я ничего не мог.

– Олеся! Ты старшая – отвечай.

– Все на месте, никого не видели, а девчонки в дозоре уснули.

М-да, поспал, называется – нас голыми руками взять могли. Но и выдержать еще одну ночь без сна я просто бы не смог.

– Недалеко отсюда стоят ушкуи купца Крякутного. Надо идти к ним, какая-никакая защита будет и еда.

Услышав про еду, девчонки воспрянули духом.

Мы шли вдоль берега, к тому же здесь была тропинка.

Часа через два из кустов выскочил мужик с копьем и заорал:

– Чего на рожон прете? Кто такие?

– А сам-то ты кто будешь, что спрашиваешь?

Услышав русскую речь и видя женщин, мужик опустил копье.

– Из охраны купеческой я.

– Не Ивана ли Крякутного?

Мужик вгляделся в мое лицо.

– Так я тебя у купца на судне видел!

– Веди к хозяину.

Через короткое время мы подошли к стоянке.

На берегу горел костер, в котле булькало варево. Девчонок встретили радостно. Начались расспросы – откуда идут, кто родня. Даже родственники нашлись, а уж знакомых – каждый третий.

Девушек усадили к костру. Наливали кулеш в миски, матросы пошарили по запасам, принесли сухари, соль, сушеные фрукты. Над вторым костром повесили еще один котел, так как из первого котла все съели мигом, да и досталось не всем.

От деревни уже шел быстрым шагом Иван. Думаю, он и побежал бы, да не к лицу степенному купцу опускаться до бега, можно лицо потерять – чай, не мальчик на побегушках. Подойдя, крепко меня обнял:

– Говори, не томи.

– Город в осаде, татары с ногайцами обложили, сила огромная. Дом твой цел, Лукерья с детьми в крепости успела укрыться, третьего дня была жива и здорова, кланяться тебе велела.

– Слава Господу, услышал мои молитвы. А это что за табор? Бабы откуда?

– У татар в плену были, отбил, пришлось сюда вести – не к городу же, снова татарам в руки. Ноги посбивали, оголодали за три дня, не ели ничего. Бери на довольствие, у меня денег уже нет.

– Да что же это делается! – заголосил купец, да опомнился быстро. Когда речь о жизни идет, не до денег. Вздохнул тяжело, махнул рукой: – Пусть столуются. Завтра в деревню пошлю людей, пусть гречку купят, другого чего. Охотники в команде есть, пускай по лесам побродят, глядишь – свежей убоины принесут. Обойдется, дай бог. Постой, так ты что – один их у татар отбил?

– Почему один – еще парни были, тоже из пленных, мне помогали. Только не повезло нам – догнали днем басурмане, парней и девок многих порубили, часть разбежалась по лесу; собрал назад только восемьдесят, а было вдвое больше.

Иван изумился:

– Так ты герой! Одного человека у татар отбить – и то отвага нужна, а ты восемьдесят привел! Эй, други мои! Посмотрите на него – он из полона татарского женщин наших отбил, сюда привел!

– Узнали уже, тут женщины про него сказывают – как ночью татар рубил, как днем один от ворогов отбил, как на лодке всех переплавлял. Воистину – Бог помогал.

Я даже застеснялся слегка.

– Иван, что дальше делать думаешь?

– Думал – ежели вовремя не вернешься, подожду еще денек, да обратно, вверх по течению поднимусь, в дне пути – Муром. Наверное, туда подамся, там и пересижу. Девок брать с собой придется, не бросать же их здесь. Места на ушкуях хватит; хоть и тесно, да идти недалеко. Опять же Муром – не деревня, всю еду на торгу купить можно.

– Хорошо, Иван, большую тяжесть с души снимаешь. Они – как гири на ногах. Мое место сейчас в Нижнем, в крепости, а не здесь – юбки охранять.

– Юбки охранять тоже кому-то надо. Я вот среди спасенных Олесю видел, это дочка купца Мамонтова. Увидишь – передай, что жива, он рад будет и при случае отблагодарит.

– Иван! – Я укоризненно посмотрел на купца. – Я не ради денег их у татар отбивал.

– Ладно, ладно, не обижайся, это я к слову.

– Иван, с утра в Нижний ухожу, коли Лукерью увижу, что передать?

– Известно что – жив я, здоров, с судами и товаром в Муроме пересижу. Пусть детей только сбережет. И еще – передай ей послание.

Купец писа́лом на бересте нацарапал какие-то значки. Я посмотрел, но ничего не понял – тарабарщина какая-то. Значок, цифры 2 и 3, опять значок, потом 6. Видя мое недоумение, Иван засмеялся.

– Это я такие весточки ей посылаю. Она знает, как счесть, это денег касается.

Я сунул бересту за пазуху.

– Накормишь?

– Так тебя не покормили?

– Не успели – женщины набросились, да и что такое на всех один котел?

Иван повел меня в деревню; я окликнул Лену, и мы пошли втроем.

В крестьянской избе, где квартировал Иван, нас накормили супом, вареной курицей, и мы наелись хлеба. О, теперь совсем хорошо.

Иван отвел меня в сторону:

– А это кто с тобой?

– Невеста, как закончится все – свадьбу сыграем.

– Не забудь пригласить, посаженым отцом буду.

Мы посмеялись.

Спать нас уложили вместе, утром разбудил Иван.

– Вставайте, завтрак готов; кушаем, и мы отчаливаем. За невестой твоей я пригляжу.

– Как пригляжу? – Елена встревожилась. – Я разве не с тобой ухожу?

– Нет, лучше вам на ушкуй и в Муром, там переждете лихие времена.

– Нет, я с тобой пойду. Помогать тебе во всем буду.

Я вздохнул и согласился. Иван растянул рот в улыбке.

Мы попрощались и, не дожидаясь, пока ушкуй отчалит, вышли на тропинку. Чувствовал я себя отлично – обузы в виде толпы женской нет, я сыт, выспался, со мной рядом идет любимая женщина. Если бы не татары – чем не счастье?

И тут Елена начала очень интересный разговор:

– Ты ведь хочешь в кремль попасть?

– А как же? – Я умолчал, что хотел просто пройти сквозь стену, – ведь вдвоем такой трюк выполнить невозможно.

– Я помогу тебе.

От удивления я остановился.

– Это каким же образом?

– Батюшка мой каменщиком был, одно время дома каменные клал, а как кремль каменный строить стали, помогал строить. Так он мне тайну великую открыл – из кремля в Почаинский овраг ход подземный идет, а уж из оврага можно к Волге спуститься.

Я хмыкнул и стал обдумывать услышанное. Предложение очень интересное. Вопрос только в том, сможем ли мы найти вход.

– А где вход в это подземелье?

– Называл тятенька приметы, да запамятовала я. Может, на месте удастся вспомнить?

Ну да, вспомнить. Будем белым днем лазить по оврагу. То-то татары повеселятся.

На деле это оказалось вполне выполнимо. Татары в большинстве своем были у стен, в осаде. Бродили по городу шайки грабителей татарских – не без того. Но у оврага не было никого. Да и что татарину там делать? Правоверный мусульманин воевать должен, в крайнем случае – чужим добром сумки набивать. А в овраге, кроме шайтана, или иблиса, никого и не встретишь. Ну, может быть, еще парочку нищих, а что с них взять, кроме вшей?

Мы ходили по склону. Елена упорно пыталась отыскать вход, вспоминая приметы, но или память подвела, или вход завалило за годы.

Мне надоело собирать на штаны репейники и рвать рубашку о колючки. Надо попробовать поискать с помощью лозы. Искали же предки, да и доныне в деревнях с помощью лозы ищут близкую воду, а потом роют колодцы. Подземный ход – не вода, но почему бы и не попробовать?

Я срезал ножом ветку, зажал в руке. Вообще-то я попробовал бы железную рамку – когда-то, еще в прежней жизни, я видел фильм и кое-что запомнил, но проволоки под рукой не было.

С зажатой в руке лозой я пошел по склону. Конечно, пошел – это громко сказано. Практически – я полз на левом боку, цепляясь левой же рукой за кусты и корни. Склон был довольно крутой, и удержаться было непросто. Вот лоза повернулась в руке. Сломив ветку кустарника, я воткнул ее в землю. Теперь можно спускаться вниз, строго вертикально под веткой. Интересно, на какой глубине делался подземный ход? Не думаю, что очень глубоко – не метро же.

Я спустился метра на четыре, ощупывая рукой землю. Вроде что-то есть под землей – похоже на доску. Я ножом и рукой стал отбрасывать землю. Точно – дощатый щит. Я заработал руками, как крот лапами.

Видя, как я рою, Елена стала мне помогать. Постепенно дощатый щит открылся весь, невеликого размера – не дверь, а люк, лаз. Упершись ногой в землю, мне удалось оторвать доски. Я увидел черный зев подземного хода. С потолка его свисали нити паутины. Было ясно, что им никто не пользовался, по крайней мере, в последний год.

Я на четвереньках вполз в подземелье. Темно, сухо, к лицу липнет паутина. От пыли чешется в носу и хочется чихать. Вдруг лбом я уперся в преграду. Начинаю ощупывать – дверь. Именно дверь, а не убогий люк.

Я стал медленно подниматься, обшаривая в темноте новую преграду. Дверь делали серьезную, не иначе – дуб мореный, окованный железными полосами. Мне удалось встать во весь рост, здесь уже высота была под два метра. Никакой замочной скважины, а дверь не открывается, сколько я ни дергал за ручку. «Наверное, изнутри заперта», – догадался я.

Недолго думая, я просунул руку сквозь дерево, нащупал железный запор, отодвинул его. Сзади раздалось шуршание – это в подземный ход лезла Елена. К моему удивлению, она тащила с собой палку.

– Лен, палка-то зачем – у меня сабля есть.

– А я тебе не сказала?

– О чем?

– В ходе ловушки есть тайные. Ежели ползет через ход человек непосвященный, ловушки ему не миновать и смерти не избежать.

– Ну, спасибо, а больше ты ничего не забыла? Хорошо, хоть сейчас вспомнила. И чего у этих женщин в голове?

Я взял у нее палку и сказал:

– Немедленно выполняй все, что скажу. Не думай, не спорь. Скажу – падай, значит – мгновенно падай. Промедлишь – можешь лишиться жизни. Поняла?

– А если там лужа будет?

– Где?

– Там, где ты скажешь «падай».

– О господи! Я для примера сказал. А если всерьез, то падать будешь даже в лужу, если я скажу.

Елена надула губки.

– И грязная выйду в кремль? Как нищенка убогая?

– А не хочешь, чтобы тебя мертвую за ноги из хода вытащили?

Я лег на дно хода. Елена легла рядом. Палкой открыл дверь. Очень своевременно. Щелкнула тетива арбалета, и я услышал, как надо мной пролетел арбалетный болт и вылетел в овраг. Ничего себе, ласково встречают гостей. Если бы я стоял, точнехонько в живот болт попал бы.

Лена даже не поняла, что случилось.

– Это что там треснуло?

– Палка, – соврал я.

Была еще одна незадача – в ходе темно. Видя мое затруднение, Елена выдала:

– Здесь факелы должны быть, они завсегда у входа бывают.

Я пошарил по стенам, наткнулся на факел; почиркав кресалом о кремень, зажег его. В поземном ходе дул слабый ветерок, не ветер даже – ток воздуха. А пламя факела отклонялось в сторону пройденного нами лаза. Мне это говорило только об одном – где-то есть выход. Осторожно ступая, я осматривал стены, прощупывал палкой пол, прежде чем сделать следующий шаг – урок с арбалетом не прошел даром.

Мы прошли метров пятьдесят, перед ногами, чуть выше пола что-то блеснуло. Я наклонился – так и есть, проволока медная. Ну, то, что она медная, – понятно, железная быстро проржавела бы. Еще одна ловушка. Интересно было бы узнать – какая, но не на своей же шкуре.

– Лена, осторожнее, здесь проволока, не задень.

Я подсветил факелом. Женщина боязливо перешагнула. Надо держать ухо востро, думаю – это не последний сюрприз.

Медленно, простукивая палкой пол, вытянув вперед факел, чтобы было виднее, мы продвигались дальше.

Тоннель делал небольшой поворот. Я ткнул палкой в землю и услышал щелчок. Земля под палкой провалилась, открыв яму. Я осторожно заглянул – метра два глубины, вся утыкана на дне кольями. Молодцы строители! Чужому тут точно гибель, а человек знающий должен иметь план.

Мы и дальше двигались осторожно.

Воздух в тоннеле сменился с затхлого на свежий, наверное, недалеко вход. Но торопиться нельзя. Не успел я об этом подумать, как увидел медную проволоку поперек входа, тоже почти под ногами. Я посветил факелом. Над проволокой была щель, а там – несколько копий в ряд, скрепленных металлической решеткой. Ну предки, ну затейники, ну шутники!

Мы осторожно миновали и это препятствие. К счастью, ловушек больше не встретили.

Обшитые деревом стенки тоннеля перешли в каменную кладку, двадцать ступенек вверх, дверь. Сбоку от двери – маленькая дырочка, из которой льется дневной свет. Обзор через глазок небольшой, никого не видно.

Я приник к дырке, присмотрелся и узнал это место – это площадка перед Тайницкой башней. Может, ее потому так и назвали? Я даже понял, почему сделали дырку. Прошел человек по подземному ходу, посмотрел в глазок – не видит ли кто? Нет ли посторонних глаз у двери? И может незаметным проникнуть в крепость. Здорово! Не потому ли именно у этой башни я видел воеводу?

Я погасил факел в бочке с водой, предусмотрительно поставленной у входа, открыл поперечину, толкнул дверь. Уши сразу заложило от шума боя. Звенели мечи, стреляли крепостные пушки, везде кричали.

Мы с Еленой вышли, прикрыли дверь. Надо осмотреться.

– Лена, иди в Спасский собор, в нем укрываются от стрел женщины и дети, я тебя потом найду.

– Я хотела…

– В собор, без разговоров. На мне кольчуга, а на тебе – только одежда. Убитой быть хочешь? Ты же дала слово меня слушаться.

Елена побрела к собору. Я по каменным ступеням взбежал на стену кремля. У Тайницкой башни было тихо, бой шел у Дмитровской – татары пытались прорваться через каменный мост, захватив Отводную башню. У Тайницкой, Коромысловой, Никольской, Кладовой, Пороховой – с наружной стороны шел широкий ров с водой, и потому татары лезть на штурм здесь не рисковали. Но у других башен – Ивановской, Белой, Борисоглебской, Георгиевской, где рва не было, нападающие лезли на стены, приставив лестницы, сделанные из разобранных деревянных домов. Мне – туда, где идет бой.

Я перебежал к Северной башне. Здесь бой шел уже на стене. Татары с лестницы запрыгивали на нее и рубились на саблях с защитниками. Живых ратников оставалось мало, трупы русских и татар покрывали весь проход стены – добрые две сажени.

Нападавшие были ко мне спиной, чем я не преминул воспользоваться. Ближнего ко мне я просто спихнул со стены; высота – метров восемь-десять, но татарин был в броне и грохнулся так, что звук удара был слышен даже на фоне дикой какофонии боя. Второму саблей смахнул голову; третий размахивал боевой палицей, что было редкостью среди татар – может быть, потому, что он был огромен, как медведь. Я нанес ему два быстрых удара по ногам и, когда он повернулся ко мне, ткнул его саблей в лицо, попав в глаз. Татарин бросил дубину, схватился за лицо, и тут один из наших дружинников всадил в него копье.

Стену очистили, но на лестнице показалась новая рожа, высунувшаяся над ее гребнем. Я вырвал копье из убитого, уперся им в лестницу, поднатужился… Сил не хватало, но мне пришли на помощь. За ратовище копья сразу схватилось несколько человек, и мы опрокинули лестницу. Фу, можно перевести дух.

– Георгий, ты откуда тут взялся?

Сняв шлем, мне улыбался Михаил, дружинник, учивший меня владеть кистенем. Я сразу бы его и не узнал. Лицо грязное, потные волосы прилипли к голове, кольчуга и одежда забрызганы кровью. Мы поздоровались, пожали друг другу руки.

– Увидел снизу, что татары одолевают, решил помочь.

– Вовремя, я уж думал – сбросят нас со стены. Со мной всего десять человек было, дружинников – трое, остальные ополченцы. В руках могут только нож для еды держать. Ловко ты их. – Михаил мотнул головой на татарские трупы. – Расчистить поможешь? Не ровен час – снова полезут.

Подозвав ополченцев, мы посбрасывали трупы татар вниз, на внешнюю сторону. Чего им тут смердеть?

Но и татары в отместку засыпали нас стрелами. Одна на излете ударила меня в плечо, спасибо кольчуге – лишь отскочила. Я подобрал стрелу – наконечник широкий, стрела для незащищенного броней тела. Вопьется в руку или ногу – не вырвешь, только с мясом. Бронебойные стрелы, что кольчугу пробить могут, – узкие, четырехгранные. От них одна защита – толстый щит или крепостная стена.

Пережидая дождь из стрел за выступом стены, я спросил Михаила:

– Как вы тут?

– Ужель сам не видишь? Силы наши потихоньку тают – то стрелу кто поймает неосторожно, то вот как сейчас на стене – в рукопашной гибнут. Одна беда – татар много, им получается как в сказке: вместо одного убитого трое встают. А у нас подмоги – никакой. Воевода все силы, почитай, к Дмитровской башне бросил – там каменный мост через ров к Отводной башне. Как медом для татар намазано – лезут и лезут. Трупов ихних – горы, а все неймется. Ежели так дальше пойдет, через седьмицу защищать крепость будет некому.

М-да, я не ожидал, что потери у нас так велики. Михаил продолжил:

– Пушки нас выручают, а у татар их нет, но и пушкарей помаленьку выбивают. Одно плохо – замены нет. Пушкаря быстро не выучишь, да и боятся ополченцы огненного боя; что там ополченцы – дружинники боятся.

– Я знаю огненный бой, приходилось из пушки не раз и не два стрелять.

– Так что ж ты здесь сидишь? Иди к воеводе али к Феде сразу.

– Это кто будет?

– Федю Литвича не знаешь? Это ж главный бомбардир наш, старшой у них. Сам сейчас за пушкой. На Дмитровской башне он, самое пекло там.

– Пойду тогда.

– С Богом, а тут мы сами как-нибудь управимся.

Я пошел к Дмитровской башне. По дороге глазел на то, что происходило на стенах и во дворе. На земле, под стенами, перевязывали раненых, женщины грели в котлах воду и смолу, собирали трофейные татарские стрелы для наших лучников. Ополченцы и дружинники сбрасывали со стены татарские трупы, спускали на веревках наших убитых. Старики и подростки рыли могилы недалеко от собора, хоронили павших. Дело находилось всем, было не важно, кем ты был до осады – купцом, ремесленником, рыбаком. Перед лицом смертельной опасности все помогали, как могли.

Воеводы я не увидел, поэтому сразу поднялся на башню. Пушечная площадка была на уровне третьего этажа. Через бойницы в сторону врага смотрели три пушки. Я разочарованно вздохнул – уж больно пушки небольшие, калибр маловат. Не знаю, как на других башнях, но эти хороши только для ближнего боя картечью. Не измеряя, на прикидку – калибр ствола был миллиметров тридцать пять – сорок, тогда как калибр пушек тульского кремля был вдвое больше. А чем больше калибр, тем дальше летит ядро, тем оно тяжелее, тем сильнее разрушение.

На пушечном лафете сидел, опершись локтями о колени, закопченный донельзя человек. Еще трое ели всухомятку в углу. Четверо на три пушки – совсем немного. Для частой стрельбы нужно три-четыре человека для каждой пушки.

– Мне бы Федора.

– Я Федор. Тебя воевода в помощь прислал?

Я кивнул, даже сам не зная почему – может быть, для того, чтобы не объясняться?

– Пушки когда-нибудь видел?

– А как же – стрелял из них, опыт есть.

– Здорово, а то эти помощники только суетиться горазды. Спасибо, хоть заряжать научились. Вот и бегаю от пушки к пушке – навожу и стреляю.

– Где же остальные пушкари?

Федор поднялся, прошел в дальний угол, откинул рогожку.

– Вот они – честь им и слава, уж сколько штурмов отбили.

Словно в подтверждение его слов, за стеной завыли, завизжали, засвистели – ну прямо как черти. Обычно татары не так кричат.

– Ногаи, – подтвердил мою догадку Федор, – на этом участке они воюют. Давай наводи, посмотрим, что ты умеешь. Только к бойнице не подходи, ногайцы каждое движение стерегут, стрелами засыпают.

Я посмотрел вдоль ствола.

– Чем заряжена?

– Ядро.

Ладно, пусть будет так.

Ногайцы остервенело лезли к отводной башне. Мне сверху было видно, что сзади за атакующими шли два ногайца не из простых, в богатых халатах, нагрудных кирасах поверх них, золоченых шлемах.

Какая заповедь у пушкаря? Выбивать у противника пушечные расчеты и начальство, внося в ряды врага неразбериху. Значит, моя цель – они. Я прицелился, установил небольшое упреждение, поднес запал. Грянул выстрел. Ядро попало в грудь одному из командиров и убило еще двух или трех рядом.

– Неплохо, – удивился Федор. – И цель правильно выбрал, и попал метко.

Он перебежал к другой пушке и стал целиться. Ополченцы принялись суетливо заряжать пушку, из которой я только что выстрелил. Федор подбил клинышек на лафете, долго целился, двигая лафет влево-вправо, и наконец поднес тлеющий трут к запальному отверстию. Выстрел!

Я наблюдал за результатом из соседней бойницы и видел, как ядром оторвало голову второму командиру ногайцев. Шлем полетел в одну сторону, голова – в другую, а ядро, продолжив путь, покалечило еще нескольких.

– Федор, твой выстрел удачнее!

За стеной взревели сотни глоток, через бойницы хлынул сплошной поток стрел. Они втыкались в деревянный пол, отскакивали от стен. Мы легли под бойницами. Федор удивленно проговорил:

– Это че такое, сроду они так много стрел на нас не тратили. Шевельнешься – стреляют, но чтобы вот так?

Через несколько минут железный ливень иссяк, шум штурма смолк. Что произошло? Мы осторожно приподняли головы. Ногайцы отступали, унося на руках тела убитых командиров. Мы с Федором пожали друг другу руки.

Больше атак не было. Мы вычистили пушки, зарядили, подтащили порох, а ополченцы – ядра и картечь. Теперь мы готовы к новому штурму.

Ночь прошла удивительно спокойно. А утром всех, кто находился в крепости, ошеломила странная картина. Татары рубились с ногайцами. Все были пешие, рубились саблями, кололи копьями, стреляли из луков. Чуть ли не все обитатели кремля взобрались на стены, чтобы увидеть бесплатное представление. Они что – сошли с ума? Чтобы союзники рубились насмерть на виду у неприятеля? О таком я не слышал.

Глядя из бойницы, Федор промолвил:

– Не поделили что-то, что ли? Только это должно быть очень большим.

Нам было невдомек, что виновниками являлись мы. Метким выстрелом я убил тысячника, а Федор – самого ногайского хана. Не знаю, что произошло между татарами и ногайцами, но ссора вылилась в кровавую бойню. Схватка длилась почти полдня, и полегло с обеих сторон народу немерено и несчитано.

Мы радовались раздору между неприятелем и молились, чтобы бой продолжался дольше. Пусть обескровят друг друга.

В этот день крепость никто не штурмовал, ночь тоже прошла без происшествий, а утром со стены раздались громкие и радостные крики часовых:

– Уходят, татары уходят!

Народ хлынул на стены. Это зрелище было удивительным. Уходили татары, а в стороне от них шла вторая колонна – ногайцев. Заводные лошади несли сумки с награбленным имуществом горожан.

– Ура! – понеслось со стен.

– Уходят, наша взяла.

Ворота не открывали, боясь, что неприятель вернется. Народ на площади перед собором ликовал, обнимался. Я с трудом нашел Елену, обнял.

На площади появился воевода Хабар. Отовсюду неслись приветствия. Воевода приветственно махал рукой, пожимая протянутые ладони. Увидев меня, подошел, похлопал по плечу:

– Жив? Молодец! Не надумал еще в дружину?

В это время из толпы выбежал незнакомый мне мужик – я просто мог поклясться, что видел его впервые. Он указал на меня рукой и заорал:

– Я узнал его – он татарин!

– Мужик, ты чего? Какой из меня татарин?

– Он, он это! Держите его, люди! Я в него из арбалета стрелял, так он пригнуться успел. Он это – вот крест! – Мужик перекрестился.

– Да какой же он татарин? Я Георгия давно знаю, – молвил воевода.

– Он это был, только в халате синем и шлеме татарском. Предатель, бейте его!

– Подождите, разберемся. Ты где вчера был?

– На Дмитровской башне, с Федором, из пушки стрелял.

– Найдите Федора.

– А что меня искать – вот он я. – Из толпы вышел Федор. – Со мной он был, вместе стреляли.

– Ну, слышал? – повернулся воевода к мужику.

– А до этого он где был? – не унимался мужик.

Народ уставился на меня. Дружинники и ополченцы – из тех, кто видел меня в бою, смотрели ободряюще, настроение у остальных было плохим. Ответь я не то – разорвут на части. Надо собраться и отвечать четко.

– На стене, у Тайницкой башни, с Михаилом.

– Найдите Михаила.

Из толпы вышел ополченец.

– Ранен Михаил, но я был там, на стене, сам видел – рубился он, нас здорово выручил, на моих глазах троих татар жизни лишил.

Воевода повернулся к мужику:

– Ну, теперь видишь, что ошибся, что напраслину возводишь?

Мужик юркнул в толпу и затерялся. Толпа разочарованно загудела и стала рассеиваться. Все испортила Елена.

– Юра, как хорошо, что все обошлось!

Женщина кинулась мне на шею. Воевода не успел отойти от нас и услышал ее.

– Это он – Юра?

– Он.

Воевода указал дружинникам на меня:

– Схватить, не спускать глаз, в поруб его!

– За что, Хабар? Нет на мне вины.

– Разберемся.

Двое дюжих дружинников схватили меня за руки, сняли ремень с саблей и ножом и повели в городскую тюрьму, называемую порубом. Я бы мог отбиться и уйти. Но тогда больше никогда я не смог бы возвратиться в Нижний, а здесь оставалась Лена. Да и честь моя для меня была не пустым звуком. Я надеялся, что воевода разберется, хотя всем происшедшим был шокирован. Меня что – всерьез принимают за татарина? Ну, пусть – за лазутчика татарского?

Меня привели в узилище – место при осаде позорное вдвойне, так как сидели здесь мародеры, грабившие убитых, воры, промышлявшие в оставленных домах. Хорошая компания для воина.

Я сел на солому в углу, задумался – что воевода может мне предъявить: свидетельство мужика, что стрелял в меня из арбалета, и главное из его обвинений – я был в татарском халате и шлеме, шел по городу открыто, татар не боясь. Для лазутчика татарского это вполне естественно. Конечно, я могу сказать, что он ошибся, тогда вопрос – почему я назвался разными именами? Можно сослаться на святцы, взяв адвокатом священника: Юрий и Георгий, в простонародье Жора, в святцах – одно имя. Могут начать копать – где был во время осады? Ведь в течение почти трех суток в крепости меня не было.

При таком вопросе расскажу о схватке с татарами и освобождении наших пленных; свидетелей помню, только далеко они, в Муроме. Есть еще неувязки – как ушел из крепости и как появился вновь? Ага, в ответ – про подземный ход. Не хотелось бы называть Елену, да придется. Обычно такие секреты – тайна за семью печатями, и знают о тоннеле только строители, коих уже и в живых за давностью лет нет, воевода, посадчий и еще пара доверенных лиц. В их число я не вхожу.

И самое для меня неприятное – воевода как-то уж очень оживился при имени Юрий. Не проглядывает ли здесь рука князя Овчины-Телепнева?

Мои размышления прервали самым наглым образом. Возле меня стояли двое мужиков с разбойничьими харями. Один толкнул меня ногой:

– Сымай броню, тебе она не нужна.

– Сниму, когда сам захочу.

– Гля, Митяй, он не хочет. – Мужик откуда-то из рукава выхватил нож. Дожидаться удара я не стал и каблуком из положения сидя врезал ему по колену. Мужик отлетел кубарем, уронив нож. Второму я запустил кистенем в голову. Разбойник рухнул как подкошенный.

Подобрав нож разбойника, я поднялся. Отлетевший в угол держался за колено и причитал:

– Ой, убивец, калекой сделал!

Я сплюнул и отвернулся. Подросток у входа крикнул:

– Сзади! – Я мгновенно повернулся, и бросившийся на меня мужик наткнулся на свой нож – случайно. И еще два раза – уже не случайно.

Обитатели поруба уставились на меня. Не успел обжиться, а уже два трупа. Подросток заколотил кулаком в дверь:

– Помогите, убивают!