Текст книги "Бунтарь. За вольную волю!"

Юрий Корчевский
Бунтарь. За вольную волю!

© Корчевский Ю. Г., 2018

© ООО «Издательство «Яуза», 2018

© ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Глава 1
РОК-МУЗЫКАНТ

К рок-музыке Михаил приобщился с восьмого класса. Слушал скверного качества магнитофонные записи вместе с друзьями. Какие группы были – «Кино» с Виктором Цоем! Одна «Группа крови на рукаве…» чего стоила. А «Машина времени» с Андреем Макаревичем, «Аквариум» с Борисом Гребенщиковым, «ДДТ» с Юрием Шевчуком, а больше всего нравилась «Ария» с Валерием Кипеловым. После девятого класса поехал из родной Тулы в Санкт-Петербург, в техникум геодезии и картографии поступил. После промышленной Тулы, где жил в старинной оружейной слободке, где все улицы имели оружейные названия – Курковая, Ствольная, Замковая, город на Неве восхитил. И не столько дворцами и храмами, к ним равнодушен был, сколько воздухом вольным. Во многих домах культуры концерты рок-групп проходили. Днём в техникуме учился, по вечерам, а то и по ночам подрабатывал, на жизнь и билеты на концерты деньги нужны. Тяжко приходилось порой, приходилось делать нелёгкий выбор – пару дней сытой жизни или билет на концерт. Завсегдатаем стал, знакомые среди фанатов появились. На концертах – бунтарский дух, протест против существующих порядков, для людей молодых куда как привлекательно.

После окончания техникума определиться не успел, как попал в армию. Специальность у Михаила редкая, попал в железнодорожные войска. Форму надел, из автомата несколько раз выстрелил, а после курса молодого бойца присяга и в тайгу, строить железную дорогу. Да не гражданскую, для подвижных ракетных комплексов. С одной стороны, повезло, на гражданку с опытом вернулся. И не в Тулу, а в Питер.

Соскучился в армии по року. Устроился геодезистом на землеустроительные работы, через старых знакомых фанатов стал в Дом культуры на репетиции одной современной рок-группы захаживать, с музыкантами близко познакомился. Парни простые оказались, общительные. Однажды барабанщик загрипповал, репетиция срывалась. Михаил наглости набрался, попробовал за барабаны сесть. Музыкального образования не было, но слух и чувство ритма имел. Сначала ошибался, но к концу репетиции удостоился одобрительного похлопывания по плечу.

– Если попрактиковаться, толк из тебя будет, – сказал бас-гитарист.

После репетиций парни винцом баловались. Михаил слышал, что и травку курили, но при нём не было. На радостях в близлежащий магазин сбегал, вина принёс, про закуску забыл. К музыкантам и их славе девушки липли как мухи на мёд. Кто-то вино ещё принёс. Шутки, обнимашки, женское повизгивание. Михаил после работы, не ел ещё, от выпитого поплыл. Ни в техникуме алкоголь не употреблял, не на что покупать было, ни в армии, командиры строгие были. А как работать устроился, едва не половина зарплаты на съёмное жильё уходила. Да и работой дорожил, учуют запашок после вчерашнего – и прощай.

Поплыл, ноги подкашиваются, голова кругом идёт. Забрался за кулисы, нашёл местечко укромное, прилёг. Одна мысль мелькнула. Хорошо, что пятница, завтра на работу не идти. И отключился. Похоже, последний стаканчик лишним был.

В себя приходил тяжело, голова не своя, да и шум какой-то вокруг. Веки размежил – светло вокруг. Вот же незадача, всю ночь проспал. Тело от неудобной позы затекло, встал с трудом. Во рту сухо, водички бы испить. Огляделся вокруг. Да не за кулисами Дома культуры он, а на улице, рядом с забором. Дожился! Пьянь подзаборная! Начал себя последними словами ругать. По мере того как в себя приходил, стал странности замечать. Мужики вокруг в одежде старинной. Кто попроще одет – рубаха, порты, на ногах сапоги. А один прошествовал в зелёном длинном пиджаке… э… да не пиджак это, скорее камзол, каким его на картине Михаил видел. А что более всего смутило – с оружием людишки-то. У кого за поясом топор, у кого сабля на ремне, а потом двое прошествовали, обличьем и кафтанами стрельцы, на плечах бердыши несут. Михаил глаза протёр, головой тряхнул. Не белочка ли его посетила? Но не запойный пьяница он. И стражники не исчезли. Вдоль улицы двое конных проскакали и тоже при оружии. Война началась? Но не на саблях же драться будут. Михаил одного мужика за руку поймал.

– Скажи, любезный, где я?

– Ох, и разит от тебя! Пить меньше надо! Под Рязанью ты, десять вёрст от города.

Мужик хихикнул, дальше побежал. Рязань? Да как он сюда попал? От Питера до Рязани тысяча километров, а он не помнил, чтобы на поезде ехал или самолётом летел. Нет, всё, больше спиртного ни капли! Теперь надо думать, как к понедельнику в Питер успеть, иначе – прогул с последующими выводами. Увидел колодец, направился к нему, пить хотелось сильно. Опередив его, к колодцу мужик подошёл. К ведру с водой присосался. Михаил дождался, пока человек напьётся, спросил:

– Правда Рязань рядом?

– Истинная правда! А ты чьих будешь?

Михаил не ответил, к ведру припал. Стало быть, он в самом деле под Рязанью. Пошарил по карманам, обнаружил только мелочь. На метро хватит, но какое в Рязани метро.

Мужики зашумели, побежали в одну сторону. И Михаил за ними. Один из них бросил на ходу:

– Сам Иван Исаевич будет.

– Это кто такой? – спросил Михаил.

– Да Болотников же!

Михаил ещё со школы знал одного Болотникова – предводителя восстания в начале семнадцатого века. Семнадцатого, блин! Это когда было? Четыре века назад. Мужика он догнал, за рукав дёрнул.

– Не гневайся, подскажи. Какой год сейчас?

– Семь тысяч сто четырнадцатый.

– Ого!

Только несколькими минутами позже сообразил – летоисчисление от сотворения мира, а не от Рождества Христова. Выходит, не галлюцинации у него, на самом деле попал в передрягу. Временная петля, сбой во времени? Да какая разница? Он в другом времени, и время это интересное, более чем. В школе восстание Болотникова проходили как-то быстро, вскользь, мельком. А теперь самому можно поучаствовать. Начал припоминать, а в голове знания скудные, отрывочные. Только три момента и вспомнил. Что Болотников – холоп князя Телятевского, что возглавил Иван Исаевич крестьянское восстание и что в итоге царские войска бунт подавили, а Болотникова казнили.

Не всё из школьного учебника соответствовало истине. На самом деле Болотников холопом не был никогда, а был служилым дворянином у князя Телятевского, прозванного в народе Хрипуном за сиплый голос. На какое-то время пропал со службы и объявился в Северских землях, да ещё с фальшивой грамотой, что он послан в Камаринскую волость, как официально именовались Северские земли, самим царевичем Дмитрием. На самом деле царевич был убит в Угличе в детском возрасте, а Лжедмитрием был беглый монах Гришка Отрепьев.

Василий Иванович Шуйский, князь и боярин при Борисе Годунове, боролся против Лжедмитрия, но после смерти Бориса переметнулся на службу к самозванцу. Отрепьев принялся ущемлять права бояр, освободил простой люд от налогов. Шуйский и бояре почувствовали угрозу для себя, организовали заговор и со второй попытки Отрепьева убили. Тело Лжедмитрия бросили на Ивановской площади, для обозрения москвичам. Поскольку лицо Самозванца было изуродовано, его прикрыли маской скомороха, совершив ошибку. Народ толпами валил смотреть на труп, а убедиться, что убит именно Лжедмитрий, не смогли. По Москве, а затем по губерниям поползли слухи, что царевич Дмитрий жив, успел сбежать. Фактически бояре сами подготовили почву для появления второго Лжедмитрия – Гаврилы Верёвкина и вновь с помощью поляков.

Уже через день после смерти Лжедмитрия Первого срочно был собран Земский собор. Ввиду срочности прибыть на него смогли только москвичи, подкупленные людишки выкрикнули на царство Шуйского. Однако многие города и губернии такой выбор не поддержали, поскольку сочли голосование неправомочным из-за малочисленности. Царю повиновались только Москва и несколько уездов московской губернии. Смутное время набирало обороты, угроза распада государства российского становилась реальной. Конечно, Михаил таких тонкостей всей подковёрной борьбы не знал. Побежал вместе с мужиками слушать Болотникова.

Предводитель восстания стоял на высоком крыльце, произносил речь. Михаил посмотрел, послушал. Несколько минут хватило, чтобы понять – врут школьные учебники про холопа. Лицо у Болотникова умное, говорит, как трибун, речь складная, пламенная, способная увлечь. Холоп на такое не способен.

Центром волнений сначала послужил Путивль в Северских землях, потом к движению примкнули стрельцы и казаки. К Болотникову присоединились отряды во главе с дворянами – Ляпуновым, Истомой Пашковым, Андреем Телятевским, даже князем Г. Шаховским. Казаками верховодил Илейко Муромец. Войско собралось огромное, до 30 тысяч, и имело артиллерию, у стрельцов пищали и ручницы, у крестьян и простого люда холодное и дробящее оружие, вроде кистеней, палиц да чеканов.

Болотников называл себя воеводой Дмитрия-царевича, рассылал прелестные письма (воззвания) к людям московским, призывая свергнуть Шуйского и посадить на трон царя истинного, продолжателя рода Рюриковичей. А покамест не идти в ополчение против войска Болотникова.

Сейчас слушали Ивана Исаевича люди простые, судя по одеждам – крестьяне, холопы, ремесленники. И слышали от воеводы Дмитрия то, что хотели, о чём мечтали. Освобождение от налогов, возможность перейти в Юрьев день от одного хозяина к другому, даже о даровании от Дмитрия за заслуги своей земли. А ещё возможность отомстить притеснителям, обидчикам.

«Берите их рухлядь, гоните взашей! А сопротивляться будут, живота лишайте», – взывал Болотников.

Холопам эти слова – как бальзам на душу. И заповеди Христовы враз забыты. У каждого человека внутри тёмная, злобная сущность есть. До поры до времени под спудом законов государства она, под установленным миропорядком, а ещё церковь внушает десять заповедей – не убий, не укради, не прелюбодействуй. А Болотников от имени царевича говорит: можно! Иди, убей, ограбь, жену снасильничай, лишь бы царевич на трон сел, он все грехи отпустит.

И Михаил под очарование велеречивых слов Болотникова попал. Прост с виду предводитель, незаносчив, слова простые и понятные говорит да убедительно. Да ещё какую-то струнку в душе Михаила задел. Рок-музыканты бунтари в душе, а здесь и сейчас в этом бунте поучаствовать самому можно. Да здравствует бунт! За справедливость! Забыл слова – русский бунт, он бессмысленный и беспощадный. Вроде и не подросток уже, а возможность побунтовать увлекла.

– Я пойду, прими в войско! – закричал мужик по соседству.

– И я! Меня возьмите, – закричал второй.

– Всех, кто хочет помочь делу праведному, благому, всех в войско возьму, – поднял руки Болотников. Кто грамоте разумеет – поднимите руки.

Поднялись две руки, помедлив, Михаил тоже поднял.

– Кто грамотен, подойдите.

Михаил через толпу вперёд пробился. Болотников их попросил на крыльцо подняться.

– Сейчас они списки составят и впредь будут вашими десятниками. Все их указания исполнять, как мои. Войско – оно дисциплины требует, иначе мы – сброд!

Так, неожиданно для себя, Михаил стал маленьким начальником. Но вывод сделал – впредь не высовываться без нужды. Толпа народа разделилась на три части, к каждому из писарчуков. Гусиным пером и жидкими чернилами Михаил не писал никогда, с непривычки получалось неряшливо, даже две кляксы поставил. Это не шариковой или гелиевой ручкой писать. Однако и у двух других грамотеев получилось не лучше.

Пока писали, Болотников ушёл, а вернулся со стрелецким полковником. Всё по форме – колпак, кафтан, рубаха, сапоги. Сбоку на ремне сабля, за поясом пистолет внушительных размеров.

– Сейчас Онуфрий, Григорьев сын оружие раздаст согласно спискам.

На небольшую площадку въехали три лошади, тянущие подводы с боевым оружием.

– Первый десяток! Подходи! – громогласно крикнул стрелецкий полковник.

А по спискам у каждого грамотея не десяток получился, а три. Мужиков-то, охочих до участия в бунте, много, а грамотных трое оказалось. Но полковник внимания не обратил. Каждого подходившего спрашивал:

– Чем владеешь?

Сообразно ответам оружие выдавал. Боевое железо, видавшее виды, видимо, трофейное, из арсеналов. Потёртое, со следами зазубрин на лезвиях, но без следов ржавчины. Видимо, в арсенале за оружием следили. Да и то, кто будет выдавать холопу или крестьянину новое оружие, если он им толком пользоваться не умеет. Сабля отечественная стоила новая шестьдесят копеек, сумма немалая. Шведская или дамасская от трёх до двенадцати рублей, деньги для простого люда заоблачные. На три рубля можно деревню купить, с землёй, холопами и скотиной. Люди простого звания брали и оружие попроще – топоры, кистени, железные палицы. Взяв в руки оружие, принимались им размахивать. Стрелецкий полковник с неодобрением заметил:

– Как бы не покалечили или не поубивали друг друга!

Помогавший ему стрелец махнул рукой.

– Один сдуру отрубит себе что-нибудь, другие враз поумнеют.

Михаил получал оружие последним. Что брать, если не владел ничем, кроме «калашникова»?

– Ручница есть? – спросил он.

– А совладаешь?

– Опыт есть, – соврал Михаил.

– Тогда бери и берендейку.

Стрелец глянул на Михаила с уважением. Обращаться с огнестрельным оружием многие не умели, а от звука выстрела закрывали глаза и уши. Что такое берендейка, Михаил не знал. Оказалось, наплечная сумка, где хранился порох, пыжи, пули. Получив ручницу, кремневый пистолет, сунул его за пояс. Ни кобуры, ни сумки для его хранения не полагалось. Сразу сообразив, что скорострельности ему не видать, Михаил попросил кинжал.

– Может, саблю?

– В ногах путаться будет.

Нашёлся кинжал. Ножны простые, деревянные, кожей обтянуты. Зато клинок хорошей стали, а рукоять простая. Не для парадов кинжал, для боя. Михаил в сторону отошёл, начал ручницу в руках вертеть. Тяжела, да и калибр изрядный. Ох, зря на такое оружие напросился. Патронов нет, дульнозарядное, сколько пороха засыпать, да что вначале? Кремневый замок приготовить или порох с пулей в ствол? Это сейчас литературные пособия, Интернет, где мусора много. Но пересилил гордыню, к стрельцу подошёл.

– Подскажи, братец, какова мерка? Из пищали стрелял, правда, давно. Как бы с зарядом пороха не переборщить, а то ствол разорвёт.

– Вопрос правильный. Смотри и запоминай. В берендейке мерка есть. Ею порох отмеришь. Засыпал в ствол, сверху пыж и прибей. Шомпол-то под стволом. – Стрелец говорил и показывал. – Потом пулю, а сверху ещё пыж, не то ручницу наклонишь, а она выкатится. Опосля курок взведи, маленькую щепотку пороха на полку подсыпь, крышечкой прикрой. В дождь не заряжай, порох подмокнет, подведёт. А уж затем пали по команде.

Стрелец ручницу поднял, спуск нажал. Оглушительно бабахнуло, дымом чёрным затянуло. Мужики от неожиданности ахнули, зашумели.

– Тихо! Привыкайте! У ворога нашего, войска московского, не только пищали имеются, а и пушки. Во много раз сильнее грохочут.

Один из селян спросил:

– Громом убивают?

– Эх ты, лапотник! Из пушки дроб каменный летит, або ядро. Как грохот услышал, быстро прячься, скажем – за дерево, уцелеешь тогда.

– Страсти-то какие! – перекрестился мужик.

Похоже, селянин пожалел, что записался в ополчение. Но Болотников опытен был, хитёр. На площадь вынесли два дымящихся котла.

– Подходи, налетай! Шулюм и каша, дабы порты не спадали.

Засуетились мужики. Ложки, у кого деревянные, у кого оловянные, почти у всех есть. С мисками, плошками плохо. Если вокруг малого котла в кружок сесть, можно и по очереди хлебать, то с большим так не получится. Но и миски принесли. Радости не было предела. Сначала шулюм бараний похлебали, пока не остыл, потом за гречневую кашу, сдобренную конопляным маслом, принялись. Тишина, только чавкание раздаётся.

Мясо ели редко, не каждую неделю, а то и месяц. Поэтому сытное мясное угощение склонило чашу весов колеблющихся на сторону Болотникова. Над новобранцами поставили сотника, и теперь десятники подчинялись ему. Сотник Твердила Фомин ещё вчера был десятником в стрелецком полку, внезапному возвышению был рад до чрезвычайности. Для начала познакомился с десятниками. К Михаилу сразу вопросы:

– Ты Засекиным кем приходишься?

Кто такие Засекины, Михаил не знал, но на голубом глазу ответил:

– Дальние родственники.

– То-то я смотрю – грамотный, одёжа нехолопская.

Немного позже Михаил узнал, что братья Засекины – князья, и сразу прикусил язык. Однофамилец просто. А вот одежду следует сменить, отличается он от всех – джинсы, футболка, кроссовки. Обычный прикид молодого горожанина.

– На сегодня велено отдыхать, утром выступаем.

Михаил не стал интересоваться куда. В любой армии подчинённые вопросов начальству не задают, приказы исполняют. Утром, после молитвы, кулеш, и войско выступило в поход. Впереди казаки конно, за ними стрельцы. У части стрельцов бердыши и сабли, у большей половины – пищали на плечах. За стрельцами ополчение нестройной колонной, а уж за ними обоз. Обоз на полверсты растянулся – провизия, взятое на меч барахло, женщины. А ещё в обозе несколько пушек на подводах. Пушки по обыкновению тех лет не на колёсном ходу, на деревянной станине, на подводах. Там же бочонки с порохом, ядра. Артиллерию пушкари сопровождают. Стрельцы и пушки – главная ударная сила войска Болотникова. Стрельцы обучены, командиры опытны, Болотников на них надеялся, и надежды эти в дальнейшем оправдались.

Насколько понял Михаил, войско двигалось на север, к Москве. И Лжедмитрий, и Шуйский, и Болотников понимали – в чьих руках Москва, тот правит царством Московским. Велико царство, изрядно в нём богатств, а порядка нет, одно слово – Смута.

Шли до полудня. Потом впереди шум, крики. Оказалось, вошли в село. Селяне под руководством поместных дворян оказали сопротивление. Казаки конные быстро расправились с селянами, кинулись грабить зажиточные избы. Воинство Болотникова жалованье не получало, жили грабежами. Особенно преуспели в этом казаки. Шли в авангарде, в населённые пункты врывались первыми, и наиболее ценные трофеи доставались им. У каждого казака перемётные сумы полны добром – ткани, одежда, а в кошелях не только медяки, но и серебришко позвякивает, услаждая слух. Стрельцы недовольны, казаки лишь посмеиваются. А распря и раздор в любом войске – это плохо. Ополченцы вошли в село последними. Ещё на околице Михаил увидел нескольких убитых казаками селян. Зрелище отвратительное – кровь, обезглавленные трупы. С непривычки Михаила затошнило, отвернулся. Ополченцы, войдя в село, кинулись по избам. А дворы-то уже обысканы-ограблены казаками и стрельцами. Ополченцам сущая мелочь досталась – поношенная одежда, ложки да миски. Всё забрали, подчистую. В селе небольшой привал, войску хлеб раздали, копчёную рыбу. Видимо, стрельцы высказали своё неудовольствие казакам, потому что после привала направились уже по разным дорогам.

Михаил в селе в избы даже не заходил, грабить было ниже его достоинства. Пока он чувствовал себя в войске чужаком. Знакомых нет, говор другой, привычки. Как будто в другой, незнакомый мир попал. Впрочем, так оно и было. И посоветоваться не с кем, грубый вокруг народ. Все желания – пузо набить и награбить чужого добра.

К исходу дня Михаил устал от долгого перехода, в городе-то всё больше на метро и трамвае. Но из ополченцев никто не роптал, видимо, привычные были. Спать пришлось в лесу. Холопы бывшие, люди в житейских делах опытные, под телеги улеглись, а Михаил под тополем. Утром роса выпала, под телегами сухо, а Михаил в футболке влажной, да ещё замёрз. Средняя полоса в России – это не Сочи. Михаил парень глазастый, сметливый. Глядя на мужиков, быстро опыт перенимал и на следующую ночь сам под телегой устроился.

Не хотелось мародёрствовать, а пришлось. В футболке только днём, когда солнце светит, хорошо, а под утро и под телегой мёрз. В одном из сёл, в зажиточной избе, рубаху себе присмотрел да кафтан. Хозяина, бившегося до последнего у ворот, холопы вилами закололи, у калитки и оставили, в избу ворвались. Михаил здраво рассудил – хозяину одежда уже ни к чему, если Михаил себе не возьмёт, холопы растащат. По праву десятника он мог выбирать себе трофеи первым. Это если после стрельцов что-нибудь оставалось. Служивые люди не дураки, сами в первую очередь к богатым избам бежали. Опознать такие просто – изба зачастую пятистенка, а то и в два этажа, и крыша не вязанками соломы крыта, а деревянной черепицей. Сёла и деревни грабили не все, если жители присягали на верность Болотникову, не трогали, но брали ополченцев. Михаил понял – предводителю число потребно, пушечное мясо, дабы Москву количеством устрашить.

Холопы, обыскав хозяйские подвалы, вытащили бочонок пива и бочонок вина, тут же выбили дно. Черпали мисками, даже пили, опустив лицо в вино. Михаил не участвовал, помнил, к чему привела выпивка – к тому, что оказался здесь. Холопы с дармовой пьянки одурели, стали скандалить, принялись драться. Одному нос до крови расквасили, другому выбили зубы, третьему выдрали бороду. Михаил пытался драку остановить, но, получив пару увесистых ударов и угрозу получить нож в бок, бесполезное занятие оставил. Вседозволенность и выпивка превратила бунтовщиков в скотов. Зачали беспричинно бить селян, потом двое схватили девочку-подростка, разорвали на ней сарафан. Ополоумели! Мало того что многих селянок уже снасильничали, так до детей добрались. Не армия, а банда. Этого Михаил стерпеть уже не мог, подбежал, ударил одного холопа в глаз. Второй взревел, выхватил саблю из ножен. Тут уже о собственной жизни беспокоиться надо. Михаил шаг назад сделал, пистолет из-за пояса выхватил, курок взвёл.

– Остынь, охолонись! – приказал холопу.

– Да ты кто такой?!

Глаза у холопа кровью налились, прёт на Михаила. А вокруг уже толпа, взгорячённая вином и пивом, собралась, как же, бесплатный спектакль, развлечение! Выстрел прозвучал как гром среди ясного неба. От тяжёлой пули в упор голову холопа разнесло, как гнилой арбуз. Рухнул в пыль. Мгновенно тишина наступила. Михаил девочке:

– Ступай к мамке. Если обижать кто будет, зови меня.

Девочка разодранный сарафан обеими руками схватила, наготу прикрывая. Толпа вокруг, как выйти?

– Дорогу освободите! – приказал Михаил.

За эти несколько минут противостояния он как-то повзрослел, жёстче стал. Убил первого человека в жизни, да не врага, воина из войска Шуйского, а своего же товарища. Хотя какой холоп ему товарищ? Гнида! И не в происхождении дело, он тоже не голубой крови, а в мерзком поведении. Холопы расступились, образовав коридор. Девочка сначала медленно шла, не веря в своё спасение, потом побежала. Толпа стояла угрюмо. Первая потеря в десятке, и от кого? От рук десятника. Михаил о сделанном не пожалел.

– Все крещёные? А почто заповеди Христовы не чтите? Девочку, ребёнка обидеть – это по-людски? С каждым так же поступлю. Семьи-то у всех есть, представьте на месте этой девочки свою дочь! А, каково? Впредь наказывать буду подобные проступки смертью. Разойдись!

И неожиданно хлопки. Повернулся Михаил. Позади холопов стрелецкий сотник, в ладоши хлопает. Толпа сразу расходиться стала. Сотник же подошёл, похлопал одобрительно по плечу.

– Правильно сделал. Несколько случаев такого безобразия – и слухи по всей земле нехорошие пойдут. В войско Ивана Исаевича записываться не будут. Мы же правду и справедливость народу несём, а не обиды чиним. Держи своих в строгости, и я тебе в этом первый помощник.

– Спасибо за поддержку.

– Пустое, одно дело делаем. И ещё вот что: возьми в обозе ещё один пистоль. Вот выстрелил ты – и безоружен оказался. А если бы кинулись на тебя? На мелкие кусочки порубили бы. Пьяная ватага – как стадо баранов.

– Так и сделаю.

Михаил, не откладывая, в обозе ещё пистоль подобрал, сразу зарядил оба. Этим же днём почувствовал, что отношение к нему ополченцев изменилось. Не столько уважать стали, сколько бояться. Все приказания бегом исполнялись. А дня через два разговор подслушал.

– Крутой у нас десятник. Что не по нему, сразу пулю в лоб!

– О!

– Говорят, родня князьям Засекиным.

– Сразу видно, даже одёжа нехолопская.

Да уж, переоделся Михаил. Поверх футболки рубаху надел, сверху кафтан. Вот джинсы пока свои оставил да кроссовки, удобно в них. А ещё ложкой серебряной обзавёлся, деревянной пользоваться неудобно. Конечно, свои плюсы у липовой ложки были – губы не обожжёшь горячей похлёбкой, но и в рот её не возьмёшь, велика. В одном из поместий серебряную ложку с монограммой присмотрел, причём буквы совпадали с его инициалами. Получилось, как именную фамильную ценность приобрёл. Предположить не мог, какую роль в дальнейшем сыграет этот столовый прибор.

Холопы, вступившие в войско мятежника, жизнью были всецело довольны. Ещё бы! Работать не надо, кормят сытно за счёт царевича Дмитрия, да и вседозволенность развращала – грабили, мародёрствовали, бесчинствовали.

Стрелецкий сотник, чтобы сотня его совсем не разложилась, не спилась до Москвы, в свободное от переходов время стал ополчение обучать. Оружие у бунтовщиков самое разномастное. Сотник показывал приёмы сабельного боя или удары палицей, приёмы защиты. А за исполнением наблюдали десятники. С прохладцей мужики к оружным занятиям относились, но до первого серьёзного столкновения.

Подходили к Ельцу, как навстречу войско воеводы царского князя М. И. Воротынского. Княжеская рать из стрельцов, а впереди колонны Болотникова казаки. Казацкая вольница сразу в бой ринулась, думали смять стрельцов с хода. Наскок неудачным получился. Воротынский успел в шеренги стрельцов построить. Залп! Стрельцы дымом окутались, среди казаков первые потери. Стрелявшая шеренга шаг назад сделала, пищали перезаряжают, а на её место вторая шеренга выдвинулась. Ещё залп! Пуля из пищали свинцовая, тяжёлая, да ствол гладкий. А отсюда – точность стрельбы небольшая. Но стрельцов много, в шеренге не меньше сотни стрелецкой. Поскольку дистанция между казаками и стрельцами сокращалась, многие пули свои жертвы нашли. Третья шеренга заняла место второй – и снова залп. Выучка у московских стрельцов хорошая, да перезаряжать пищаль – дело долгое, мешкотное. Казаки, потеряв часть убитыми, часть ранеными, всё же доскакали до стрельцов. Обозлённые потерями, рубить стрельцов стали остервенело. Конный над пешим всегда преимущество имеет. Конь своей массой напирает, всадник сверху бьёт. Несколько минут – и почти вся первая шеренга порублена. Зато вторая перезарядить пищали успела. Дали нестройный залп, почти в упор. Дым, крики раненых, ржание лошадей. Не сдюжили казаки, кони во все стороны понеслись. Которые без седоков, на других еле держатся в седле раненые. Пока казаки атаковали, из обоза пушки подтянули, дружными усилиями с подвод их на землю опустили. На лафеты стволы положили. Пушкари засуетились. Один порох зерненый отбирает, специальным совком, прозываемым шуфла, в ствол засыпает. Тут же пыжи в ствол банником задвигают, другие ядра в ствол закатывают. Заминка из-за запальников случилась. Для выстрела необходимо на железной жаровне сначала запальники раскалить, а потом их к отверстию в казённике подвести, поджечь затравочный порох. Стрельцы Шуйского, видя нерешительность бунтовщиков, пошли в атаку с бердышами наперевес. Ситуация критическая. Стрелецкий полковник из войска Болотникова сам к пушкарям прибежал.

– Почему не стреляете?

– Запальники не готовы.

Заругался бранными словами полковник. До стрельцов наступающих уже двести метров. Но тут грянула первая пушка, за ней вторая, и пошла стрельба. Михаил наблюдал бой со стороны, видел, как ядра при точном попадании убивали сразу несколько стрельцов.

Замешкались наступающие. Если и была у них артиллерия, развернуть её не успели. Князь Воротынский на коне гарцует, саблей размахивает, подбадривает стрельцов. Пушечное ядро у самых ног коня упало, взрыв, фонтан земли. Лошадь в испуге понесла, князь к шее коня припал, остановить пытается.

Стрелецкий полковник, видя ситуацию, команду зычным голосом отдал:

– Стрельцы! Ополчение! Вперёд на ворога!

Стрельцы Болотникова и ополченцы сами бросились в наступление. В обоих противоборствующих сторонах стрелецкие полки, вооружение и выучка одинаковые, и быть бы бойне, да моральный дух войска Воротынского не на высоте. Не хотели стрельцы московские жизнь класть за Шуйского. Жалованье задерживали, а моральных стимулов нет. Болотников же от имени царевича Дмитрия стрельцам своего войска в случае взятия Москвы пообещал и жалованье задержанное выплатить, и сверху добавить. Холопам вольную и освобождение от налогов. Стимулы по тем временам высокие.

Не выдержало войско Воротынского, побежало. Проиграли бой позорно, с потерями. Мало того, трофеем бунтовщикам обоз достался с провизией и оружием. Первая серьёзная победа войска Болотникова, да где? В подбрюшье Москвы! Весть о разгроме быстро до Москвы, до Шуйского долетела. В августе этого же года войско мятежников разбило войско воеводы московского князя Ю. Н. Трубецкого под Кромами.

Болотников явил милость и снисхождение к разбитому войску Воротынского. И сам князь ускакал в Коломну, и стрельцы за ним бежали. Многие пищали на поле боя бросили, уж больно тяжелы ружья. Болотников, имея казаков и конные дворянские рати, мог бы отдать приказ – догнать и уничтожить. Однако кровожадность не проявил, явно в надежде склонить потом стрельцов из царского войска на свою сторону. Одержав победу, праздник устроили. В обозе Воротынского провизия. Стали в котлах похлёбку варить, кашу. Другие в рухляди рылись, примеряли на себя кафтаны стрелецкие, рубахи, порты.

Ополченцы, лишь малое время поучаствовавшие в бою, понесли потери. Стрельцы Воротынского бою обучены, опытные. Дав залп из пищалей, принялись рубить холопов бердышами. Фактически бердыш – как секира на древке копья, да и рожон есть. К стрельцу с бердышом близко не подступишься, щитом бы прикрыться, а нет их ни у кого, хотя в обозах были. Холопы полагали, саблями да палицами биться будут да большей частью против безоружных селян и горожан. И в самом деле – грабили удачно, сёла и хутора занимали. А столкнулись с регулярным войском – и куда смелость девалась? Ничего стрельцам противопоставить не могли. Защититься от ударов? Щитов нет, самим напасть? Не знают приёмов, саблями, как дубинками, размахивают. Кто поумнее, в обозе, оставленном Воротынским, стали искать бердыши, рогатины, совни. Полагали, древко длинное, к себе врага не подпустят. Ан каждым видом оружия владеть учиться надо.

Вот теперь стрелецкий сотник Твердила Фомин востребован стал. Мало кто от занятий увиливал, видели сами, конное войско царь выставить может. А жить каждому хотелось, и все надеялись на большие поблажки в будущем. К удивлению Михаила, копейщиков в его десятке едва не половина стала. И копьё, и рогатина, и совня – фактически одного вида оружие. У рогатины рожон длиннее и мощнее, а ещё перекладина железная есть. Рогатина – оружие охотничье, на медведя рассчитана. Поперечина не даёт зверю приблизиться к охотнику, а крепкое древко лапой не сломать. Только рогатина тяжелее копья, хорошо владеть ею может человек физически крепкий. Впрочем, холопы привычны к тяжёлому труду от зари до зари, и мышцы накачаны. Совня же имеет лезвие длинное, широкое и кривое, на манер морской абордажной сабли, рубить и колоть можно.