Текст книги "Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны"

– Да? Ну-ка, дай.

Капитан несколько минут изучал карту.

– Эту бы карту нашему штабу! Цены бы ей не было… Но три дня прошло, кое-что устарело. У тебя курить есть?

– Никак нет, товарищ капитан, некурящие мы.

– Опять невезуха! Со мной четверо раненых и медсестричка. Боеспособных никого. Я один кое-как передвигаться могу. Среди вас кто-нибудь машиной управлять может?

– В училище учили, но опыта нет.

– Все равно хорошо. Посмотри грузовик. Нас немцы обстреляли, шофера тяжело ранило. Как сюда он доехал – непонятно.

– Есть!

– Товарищ капитан! – вдруг сказал Игорь.

– Что, боец? Представься!

– Красноармеец Щедрин. Можно я помогу курсанту Прилучному? В машинах смыслю кое-что.

– Ну, коли смыслишь, попробуй.

Михаил с Игорем к грузовику подошли, осмотрели. В лобовом стекле пулевое отверстие, на левом борту кузова свежие пробоины, дерево не потемнело. Открыл левую половину капота. Вроде все цело.

– Уровень масла надо проверить, – негромко сказал Игорь. – И антифриза.

– Чего – анти?..

– А! – Игорь хлопнул себя ладонью по лбу. – Забыл совсем! Это ж в сто первом антифриз, а тут вода!..

И разъяснил, что занимался на шоферских курсах – были у них такие в университете для желающих. Специально для этого выделили несколько легковых машин, в частности ЗИС-101, авто класса «люкс», правда, уже подержанное, отъездившее года четыре. Так вот, там в систему охлаждения заливают не воду, а антифриз – специальную незамерзающую жидкость. Зимой не надо каждый день заливать-выливать, езди себе как фон-барон, только радиатор утепляй.

Михаил про такие волшебные незамерзайки слыхал, только сам не встречал никогда. Но чтобы студенческому автоклубу выделили ЗИС-101?..

– Ну! – с чувством сказал Игорь. – Все-таки мы главный вуз страны! Лицо нашего образования!.. А знание автодела никому не помешает.

– Так-то оно так… – пробормотал Михаил, чувствуя, что нечто в этом ерундовом разговоре его странно зацепило. Но долго морочиться было некогда.

Вдвоем они быстро проверили уровень масла и воду в радиаторе, все было в норме. Забрались в кабину, взглянули на приборы: их, собственно, было всего три – манометр масляный, амперметр и одометр (счетчик пройденных километров). Ни спидометра, ни указателя уровня бензина в баке.

– Спидометр – черт с ним, – сказал Игорь. – Не на фор… не на гонках, я хотел сказать. А бензин давай проверим так, палкой какой-нибудь.

Срезали ветку с дерева, опустили в бензобак – оказалось около трети.

– Это примерно литров сорок, – вычислил Михаил. – Километров на сто с лишним должно хватить.

– Нормально, – Игорь шмыгнул носом. – Стартер не работает?.. Ну конечно. Давай рукоятку искать.

Рукоятку – «кривой стартер» – нашли под сиденьем, среди инструмента. Рванули раз, другой, двигатель завелся исправно, давление масла – две атмосферы и амперметр в плюсе. Проверили фары – работают. Нормально! Заглушили мотор, Игорь обошел машину, попинал колеса. Все шины целые, не пробиты, ехать можно, о чем и доложил Михаилу, а тот отправился докладывать капитану:

– Машина в норме, ехать можно.

– Отлично! Повезло, дальше поедем. Только пообедаем.

На звук мотора вышла медсестра, увидела неизвестных бойцов. Но капитан успокоил:

– Свои. Нам бы подкрепиться, и можно ехать.

– Да, надо поторапливаться! Шоферу операция нужна, ранение тяжелое, в грудь.

Из соседней избы вышли две деревенские женщины, вынесли котел с кашей. Второй ходкой принесли миски и хлеб, нарезанный крупными ломтями. Медсестра наполнила миски, унесла в соседнюю избу раненым. Еще раз снова две миски унесла. Уже затем наполнила миски и протянула капитану и бойцам. Уселись на бревно, принялись жадно есть. Каша гречневая, с кусочками курицы. Миски полны с горкой, все проголодались, съели быстро. Вместо чая в кружках – кипяток с медом. Бойцы давно горячего не ели, все дни всухомятку да не досыта.

Зато сейчас в животе тяжесть чувствуется.

– Бойцы, грузите раненых в кузов, – велел капитан. – Пока светло, надо ехать. Я прикинул по карте – километров семьдесят до своих.

Капитан помолчал, продолжил:

– Карта, правда, устарела немного… Ну пусть не семьдесят, а сто. Два-три часа ходу.

Михаил про себя подумал: если повезет. Трое раненых были на носилках, одного вынесли на шинели, аккуратно разместили в кузове. Медсестра, Тимофей, Игорь и Валера расположились там же. В кабину капитана с картой посадили. Михаил за руль уселся, тронулись.

– Ну, Фортуна нам в помощь! – прокричал Игорь из кузова.

Глава 3
У своих

Лесная дорога неровная. То корни деревьев выступают, то яма. Машину раскачивает. Тимофей из кузова закричал:

– Эй, поосторожнее, не дрова везешь!

А как поосторожнее, если и так тихо Михаил ехал, на второй передаче, от силы двадцать километров в час. Конечно, раненым в кузове несладко. Им бы в госпиталь, перевязки и полный покой на койках. Только несбыточно все. Капитан на карту поглядывал, иногда советы давал.

– Перекресток сейчас будет, нам направо.

Михаил сначала волновался. Первый раз без инструктора, в кузове раненые, а опыта мало.

Потом пообвыкся. Судьбу благодарил, что научили в училище мотоцикл водить и машину. На гражданке перед войной мало кто умел технику водить. В городе, где Михаил родился, мотоцикл был у одного человека, да с десяток грузовиков на местной автобазе. Велосипед – редкость и роскошь, как и наручные часы. Все перевозки в городе – гужевым транспортом. Для молодого парня попасть на учебу в военное училище уже было удачей, подарком судьбы. Другие после школы шли в ФЗУ – фабрично-заводские училища, либо сразу на работу неквалифицированную – бери больше, таскай дольше.

С началом войны многих убило на его глазах. А он жив, на грузовике едет.

В какой-то момент везение кончилось. Звука мотора Михаил не услышал. Тимофей по крыше кабины забарабанил кулаком, закричал:

– Воздух!..

Прилучный приоткрыл свою дверцу, хотел взглянуть вверх, но капитан неистово заорал:

– Прыгай! Живо!

– А вы, товарищ ка…

– Быстро, я сказал! – и с удивительной силой вытолкнул Михаила так, что тот вылетел, упал, успев заметить, как кто-то выпрыгнул из кузова…

И тут же сзади нарастающий рев мотора, пушечная очередь и взрыв.

Очнулся и не сразу понял, что с ним – едет он или нет… и секунд через пять осознал, что кто-то тащит его под руки, а каблуки сапог волочатся по земле.

– Очнулся? – голос сверху.

– Вроде того… – с трудом промямлил Михаил.

Он почувствовал, что его положили на траву. Человеческая фигура, сильно искаженная ракурсом взгляда, возникла слева.

– Живой? – засмеялся человек.

Игорь! Живой тоже.

Вдруг невдалеке поднялась отчаянная стрельба, Михаил с усилием поднялся, увидел опрокинутый горящий ЗИС и фейерверк: рвались оставшиеся там патроны.

Михаил свирепо выругался.

– Вот именно, – вздохнул Игорь. – Давай-ка поскорей отсюда, иначе угораздит шальной пулей… Ты как, идти можешь?

– Более или менее… – процедил Михаил, держась за затылок. – Что, больше никого?..

Игорь понял с полуслова:

– Нет. Всех насмерть.

– А оружие?

– Я с карабином. А ты…

Игорь запнулся.

Михаил, морщась, оглядел себя и понял, что остался без оружия. Только саперная лопатка в чехле на поясе. И трехлинейка, и автомат в машине остались. Прилучный расстроился.

Утрата оружия – воинское преступление! Повстречайся сейчас немцы, возьмут голыми руками. Стыдоба, даже застрелиться не из чего. Игорь утешал, что оружие раздобыть можно, и это, в общем, было верно. Михаил решил во что бы то ни стало обзавестись пистолетом или револьвером. Его спрячешь в карман и при любом раскладе безоружным не останешься.

А еще сгорела карта немецкая, жаль. Но надо идти…

– Погоди минуты две, голова ходуном ходит.

– Да, конечно.

Игорь произнес это вежливо, но Михаил понимал, что тянуть нечего, и через две минуты сказал:

– Ну, пошли.

Пошли. Сперва Игорь малость поддерживал товарища, но тот втянулся постепенно, головокружение прошло, пришел в себя… Километра через три-четыре вышли к разгромленной автоколонне.

Расстрелянные из авиапушек и пулеметов машины, разбитые попаданиями авиабомб… Трупов полно. Причем разгромили автоколонну не далее как сегодня утром, еще не было характерного трупного запаха. Осмотрели машины, которые поцелее выглядели. У женщины в форме связиста из кобуры Михаил вытащил револьвер наган еще дореволюционного выпуска с надписью «Тульский императорский оружейный завод 1905». Из карманчика кобуры достал пачку патронов – четырнадцать штук. Из другой машины разжился винтовкой СВТ-40. Нравилась она ему и видом, и боем, и скорострельностью – полуавтомат. Игорь же предпочел остаться при «мосинке», правда, прихватил у убитого лейтенанта ТТ с кобурой, ремнем и портупеей.

А еще на полевой кухне нашли целое сокровище – картонный ящик тушенки. В крытом кузове – сухари, макароны, крупа…

– Ну, брат! – с чувством воскликнул Игорь. – Теперь провизией мы обеспечены!

Что верно, то верно. Жаль, всего с собой не утащишь… Поели прямо стоя, второпях, сколько смогли продуктов взяли с собой. После еды Михаил почувствовал себя значительно лучше, сил прибавилось. Ребята зашагали куда бодрее, шли в темпе, покуда не начало смеркаться.

Улеглись под елью. С темнотой вся живность лесная ожила: филин гугукал, еж шуршал, мыши-полевки пищали… все это, конечно, мелочь, однако Игорь забеспокоился насчет волков, медведей… Михаил снисходительно пояснил, что летом зверь сытый, на человека не нападет, боится духа человечьего. А после таких побоищ, что люди устроили, осторожные волки и медведи, небось, запрятались поглубже в леса. Игорь успокоился, и оба вскоре уснули. Спали крепко, без сновидений.

Проснулись утром от прохлады. Прислушались.

– Вроде гудит или жужжит что-то?.. – сказал Игорь.

– Похоже на то.

Звук громче стал и сверху идет. Вышли из-под дерева, головы подняли… Ага! Наш СБ летит, причем низко, звезды на крыльях видны. Летит на северо-восток, за левым двигателем дымная струя тянется. Подбит?.. Впрочем, так и улетел, скрылся из вида.

– Слушай! – вдруг осенило Михаила. – А какое сегодня число?

Игорь задумался, почесал мягкую русую бородку, которой заметно уже оброс.

– Ну… точно не скажу, но думаю, шестое-седьмое июля.

Михаил подумал: ну, вроде так и есть… Сам потер свою бороду. Две недели войны! Две недели…

– Ну что, пошли?

– Идем.

Дошли до ручья. С реками, озерами, ручьями в Белоруссии хорошо, от жажды не умрешь. Вскрыли консервную банку. Сухарь на пару секунд опускали в воду, потом им же вместо ложки мясо из банки доставали – и в рот… Эту бы банку подогреть на костерке, а то застывший жир кусочками. Однако спичек или зажигалок при них не было.

Михаил отсоединил магазин от «Светы», как солдаты прозвали самозарядную винтовку, осмотрел – полон. И сама винтовка ухожена, смазана, видно – заботливому воину досталась. Поболтали малость о переходе разных армий на самозарядное оружие – Игорь авторитетно заявил, что лишь в СССР и США такие попытки предприняты всерьез… Американцы, правда, не воюют, отсиживаются в стороне от мировой войны, но Игорь уверенно сказал, что это ненадолго, и вскоре США вынуждены будут вступить в войну на нашей стороне.

– Откуда ты знаешь? – удивился Михаил.

Игорь так премудро ухмыльнулся, что куда тебе.

– Ну я ж историк как-никак. В политике мировой соображать должен по определению! Я вот, скажем, уверен, что пока мы с тобой тут пробираемся, наши с англичанами уже союз заключили. Вот выберемся к нашим, узнаем! Но я уверен.

Так разговор от самозарядных винтовок неожиданно вырулил к политике. Впрочем, отдыхали недолго, и высокие материи быстро сменились тяжкими буднями…

Любая дорога, большая или маленькая, всегда выводит к деревне, селу, городу. Когда впереди показывалась деревня, парни ее обходили стороной. Опасались: вдруг немцы в значительно превосходящем количестве? Гнать будут, как зайцев, пока не убьют.

Так шли, питаясь продуктами из разбитой автоколонны. На третий день ближе к вечеру вышли к разбомбленной зенитной батарее. Не танки или полевая артиллерия батарею обстреляли, а авиабомбы разбили. У танков немецких калибр мал – 50, 75 миллиметров. У немецких полевых пушек – 75 миллиметров, а у пушки-гаубицы – 105 миллиметров. Снаряды весом от 6 до 14 килограммов. А авиабомбы только начинаются с 25 килограммов, потом 50, 100, 250… И воронки у них значительно больше, чем у снарядов. Михаил и Игорь уже разбирались в воронках.

Игорь остался за часового, а Михаил прошел по позиции. Пушки знакомые, 85-миллиметровые. Одна бомба угодила в ровик, где бойцов погребла, куски тел – руки оторванные, ноги видны. Запах ужасающий. Неужели всех накрыло? Или кто-то уцелел? Вернулся к пушкам. Замки на месте. Приказ на этот счет строгий. Если приходится пушку бросать, надо привести ее в негодное для стрельбы состояние. Снимается замок, как затвор у винтовки. И вторая деталь – оптический прицел. Он дорогой и без него точно навести пушку нельзя. А здесь и замки на пушках, и прицелы на месте. Кроме того, пушки еще приводили в негодность, закладывая в казенник гранату. После ее взрыва пушку можно отправлять в переплавку. Сел Михаил в кресло наводчика, покрутил штурвал наводки. Все работает исправно. Медленно сделал полный, на 360 градусов оборот, глядя в прицел. Есть! Есть цель. Не менее тысячи метров до дороги, по которой немецкая колонна идет. Танк Т-III, за ним грузовики крытые. То ли с грузом, то ли с пехотинцами. Пять-шесть грузовиков, за ними бронетранспортер, снова грузовики. Михаил прикинул возможности. Если подтащить к пушке патроны, можно сделать три выстрела беглым огнем – и ходу. В три минуты с наводкой можно уложиться. Будет немцам сюрприз! Главное – поразить танк. Бронетранспортер не так страшен, у него пулемет.

– Красноармеец Щедрин!

– Да, командир!

– Вижу противника. Устроим немчуре сюрприз?

– Конечно! А то бежим да прячемся. Воевать надо!

– Правильно рассуждаешь. Будешь за подносчика. Давай!

Игорь подтащил два бронебойных снаряда, один сразу в казенник загнали. Потом приготовили осколочно-фугасный. Михаил вздохнул глубоко, приник к прицелу. Взял упреждение в полкорпуса, нажал спуск. Пушка громыхнула. Не глядя на попадание, загнал в казенник бронебойный снаряд. Приник к прицелу. О! Танк на месте замер, из всех щелей черный дым валит. Прицелился по бронетранспортеру. Здесь полегче, потому что колонна встала. Влепил снаряд в борт и осколочный зарядил. Из грузовиков уже солдаты выпрыгивают. Определились, откуда угроза, стали за машины прятаться. Автоматами не достанут, а пулеметами запросто. Немецкое пехотное отделение вокруг пулеметчика построено. Он – командир отделения, в помощь ему второй номер станок несет. Остальные восемь солдат вооружены винтовками, прикрывают с фланга и тыла пулеметчика. Именно он выполняет главную задачу – подавляет огневые точки врага, поражает наступающую цель. Во взводе три отделения, три пулемета, сила! Причем немецкий MG-34, а потом и MG-42 были надежными, мощными, легкими для своего класса. Что немаловажно – с ленточным питанием, которое можно было переключать в подаче – слева направо или наоборот. Наш ДП имел магазины, изрядный вес, да еще снаряжать надо, габариты большие, при длительном ведении огня возвратно-боевая пружина под стволом перегревалась, отпускалась закалка, и пулемет выходил из строя.

– Снаряд!

– Есть, командир!

Осколочный мигом влетел в затвор. Выстрел! Грузовик в клочья. Михаил успел увидеть попадание и взрыв уже не через прицел, а невооруженным взглядом.

– Бежим!

Подхватив оружие, товарищи помчались в сторону от батареи.

Получилось вовремя. Со стороны колонны раздалось несколько выстрелов танковой пушки, снаряды взорвались на позиции батареи. Уже перед тем, как вбежать за деревья, Михаил обернулся. К батарее полз танк, за ним немного в стороне бронетранспортер. Сейчас позиции проутюжат.

И все же радостно на душе. За зенитчиков отомстил, ущерб гитлеровцам нанес. Танк – это серьезно. На его счету их уже три. Не всякий артиллерист похвастать таким счетом может… Но по итогам стрельбы Михаил понял, что сорокапятке, основному в сорок первом году противотанковому орудию, до зенитки далеко. Для пушечки предельная дистанция поражения танка Т-III и Т-IV 200–300 метров. А он подбил с тысячи.

Забежав за деревья, ребята почувствовали себя в безопасности. Посмотрели несколько минут, как танк своим многотонным весом подминает и ломает пушки. Ну, сволочи, мы еще вам отомстим!..

Возбужденные удачным боем, бойцы долго вспоминали на ходу, как они сокрушали вражескую технику, но потом усталость взяла свое.

Быстро стемнело. Нашли местечко поудобнее, уже немалый набрали опыт был ночевок под открытым небом. Лучше всего под елью. Под утро роса выпадает, трава мокрая. Если лечь под березу или другое лиственное дерево, сам мокрый будешь. А по веткам ели влага стекает, надо только дерево постарше да погуще выбрать. Звуки войны – рев моторов, взрывы – появление людей в глухих местах разогнали зверье. Красная армия отступала, вместе с ней невидимым фронтом уходили волки, лисицы, лоси, зубры, покидая привычные места обитания.

Зверей не боялись. Сейчас двуногие страшнее.

Проснулись от глухих звуков канонады.

– Наши недалеко?..

– Да вроде так. Подъем!

Еще пятого июля наши войска на Лепельском, Борисовском и Бобруйском направлениях остановили наступление противника. А шестого июля началось витебское сражение, продолжавшееся десять дней. Также 7-й и 5-й механизированные корпуса 20-й армии Курочкина нанесли удар по немцам севернее Орши во фланг 3-й танковой группы Гота, продвинулись на 50–60 километров и вышли южнее Сенно. Немецкая 2-я танковая группа Гудериана отражала наши атаки у Гомеля.

Михаил с Игорем как раз слышали пушечную канонаду у Сенно. Вскочив, умывшись и попив из ручья, пустились в путь без завтрака, ориентируясь на пушечную стрельбу. С каждым пройденным километром она была слышна отчетливее. Перебегая дорогу, увидели указатель «Чашники – 2 км», но ни к какому крупному городу привязать это не смогли.

Шли верно, вот уже и пулеметная стрельба слышна, правда, едва-едва. Но это значит – до места боя километра два, нужно проявить осторожность. Обидно будет почти добраться до своих и оказаться раненым или убитым… Пока по лесу шли, не беспокоились. Немцы в лес соваться боялись. Указателей нет, местность для техники непроходимая, еще окруженцы постреливали. А сейчас через деревья уже ровное поле видно, слева деревья, впереди небольшое озеро. На берегу – немецкая батарея полевых пушек, ведут беглый огонь. В каком направлении – непонятно, потому что целей не видно. Скорее всего, впереди есть артиллерийский корректировщик, по его наводке по рации или телефону огонь ведется. Михаил на сосну взобрался, метров на пять в высоту. Уселся на толстую ветку. Отсюда видно хорошо.

За небольшим озером, вытянутым, как огурец, танки видны, разрывы снарядов, дым. Непонятно, чьи танки, слишком далеко. Бинокль бы сюда, да где его взять? Не каждый командир имел. По ходу войны зачастую пользовались трофейными. У немцев оптика отменная, что бинокли, что прицелы для пушек. Михаил понял разницу, когда смог сравнить. Наши более мутные, не такие четкие, у немцев кратность выше. Сказывалась культура производства, качество станочного парка.

Смотреть, как немецкие артиллеристы ведут беглый огонь всей батареей, было свыше сил. Похоже, вон тот, длинный, у них главный, потому что делает отмашку флажком. Не выдержал Прилучный, стянул с плеча «Свету», загнал патрон в казенник, прицелился и едва не нажал спуск. Потом мысль в голову пришла – выстрелить в момент, когда батарея делает залп. Тогда его выстрел не будет слышен, будет время слезть с дерева и убраться. Боец даже путь отхода наметил. Вправо метров триста, а там тянется то ли овраг, то ли лощина.

Дождался отмашки гитлеровца, выстрелил в спину, увидел, как враг упал. Все, надо давать деру. Спустился, слегка ободрав ладонь левой руки.

– Бежим!

Влетели в овраг, заросший крапивой и мелкими кустами, пронеслись через него. Взобравшись по склону по другую сторону, выглянули осторожно. Танки видны значительно ближе. По очертаниям – наши БТ-7. Стреляют с коротких остановок влево, между танков снаряды рвутся. Отстав от танков, бежит пехота. Наша пехота, униформа зеленого цвета, а не серая немецкая.

Душа к своим рвется, а разум приказывает подождать. Один танк загорелся, черный дым повалил, и экипаж через люки покинул подбитую машину. Живы, слава Богу!

Взрывы снарядов удалялись за танками. Михаил с Игорем вскочили, побежали к пехоте. Земля только издали ровная. На самом деле под травой и кочки, и норы сусликов. Падали, вскакивали, чертыхались, но добежали. А уж затем куда все, туда и они. Бойцы явно недавно призванные, форма сзади топорщится над брезентовыми ремнями. У Михаила ремень кожаный, ну а Игорь, тот вообще как партизан, в облинялом обмундировании, но с офицерской портупеей и ТТ в кобуре…

С началом войны резко возросла потребность в униформе, амуниции. Мобилизационных резервов не хватало, у пехотинцев на ногах – ботинки с обмотками, которые разматывались на бегу, бойцы падали. Обмотки, как и портянки для сапог, еще надо уметь обертывать вокруг ноги. А еще выпускали сапоги брезентовые из-за нехватки кожи. Спохватились уже с началом войны. Производственники подсуетились, стали выпускать кирзу, искусственный заменитель кожи. Уже к концу сорок второго «кирзачи» вытеснили обмотки полностью. У немцев же сапоги – добротные, кожаные, на железных подковках. Голенища короткие, широкие. Автоматчики в наступлении в них запасные магазины прятали. А вот с шинелями немцы промахнулись. Тонкий материал, на европейскую мягкую зиму рассчитан. Командование вермахта полагало до наступления осени с Красной армией покончить и осеннюю слякоть встретить под крышами занятых русских городов.

Танки дошли до реки, остановились. Видимо, танкисты искали брод. Две недели назад наши войска отходили, мосты за собой жгли и взрывали, чтобы немцев задержать. Сейчас это против своих же обернулось. Танки изредка постреливали. А пехота залегла. Артиллерийский огонь со стороны немцев прекратился. Может, снаряды на батарее кончились. Когда они наступали с темпом по сто – двести километров в сутки, службы тылового обеспечения отставали. Михаил лопатку из чехла вытащил, окапываться начал, как учили – лежа. Не очень удобно, зато безопаснее. Понял он уже, что защитницы лучше, чем родная земля, нет. Закопаешься – и не страшен ни пушечный обстрел, ни пулеметный.

Боец неподалеку смотрел на Михаила с удивлением.

– Чего смотришь? Окапывайся!

– Лопатки нет.

– Тогда жди, пока закончу.

Команда «в атаку» может последовать в любой момент. Михаил не собирался рыть окоп полного профиля. Нагрести перед собой бруствер, чтобы укрыться со стороны противника, окопчик мелкий, сантиметров тридцати глубиной. Земля в Белоруссии хорошая, мягкая, камней нет. За четверть часа, работая шустро, окопчик неполного профиля вырыл. Игорь, пыхтя, не очень умело, но примерно то же сделал. Боец подполз к Михаилу, лопатку взял, стал себе рыть, но очень уж неумело.

– Эй, мужик, тебя не учили окапываться?

– Я такую лопату в первый раз вижу.

У всех пехотинцев – винтовки, ни у кого нет автоматического оружия. Да ладно бы еще автоматы, к ним в начале войны относились, как к полицейскому оружию. Ручных пулеметов Михаил не видел. У немцев же во взводе по три, а у мотоциклистов-разведчиков – на каждом мотоцикле. Именно пулеметы создавали стену огня. При фланговых обходах непрерывный треск пулеметов создавал панику. Побежал один, побегут все. Потому как боятся попасть в окружение. Хуже только танки. Пехоте бороться с ними нечем, даже с легкими Т-II или чехословацкими Т-38. Противотанковых гранат в войсках нет, коктейли Молотова в бутылках появились в конце июля, а противотанковые ружья – по осени. Единственная надежда у солдата на пушки. Не зря артиллерию назвали Богом войны. Так и пушек остро не хватало, как и снарядов к ним.

Со стороны немцев открыла огонь батарея, расположенная за лесом, невидимая, для танков на берегу недосягаемая. Среди танков разрывы. Опасно прямое попадание, осколки по броне бьют, но не пробивают.

С западной стороны появились самолеты. Михаил сразу опознал модель по характерному изгибу крыльев – «обратная чайка». Приподнялся, закричал:

– Воздух!

И в окопчик. Не встречая противодействия в виде наших истребителей или зенитных пушек, юнкерсы построились в круг, начали пикировать, сбрасывать бомбы. Целились по танкам, пехота для них слишком мелкая цель. Да и без поддержки танков почти любая атака захлебнется. Один танк загорелся, другой. Еще в один бомба прямым попаданием угодила. Ее взрыв вызвал детонацию боезапаса и топлива. Жахнуло так, что обломки до пехотинцев долетели. Все танки до появления Т-34 и КВ имели двигатели бензиновые. В моторном отсеке – пары, которые вспыхивали мгновенно, если была искра. Танки на поле без маскировки отлично видны, для бомбардировщиков легкая и лакомая цель. И когда «лаптежники» улетели, на поле остался только один боеспособный танк. Практически контрудар в этом месте захлебнулся.

Пехота начала отходить. Потери как среди танков, так и среди пехоты велики.

Однако красноармейцы и командиры, выходившие из окружения, шли на звуки боя, пополняли пехоту группами и поодиночке. Оборванные, голодные, но все при оружии, зачастую с несколькими патронами в магазине. Сражались яростно, потому как уже хлебнули горькой доли окруженца, видели смерть товарищей. От многих полков не осталось ничего – ни личного состава, ни знамени, ни номера.

Бой закончился. Чадили танки, перестали стрелять немецкие пушки, улетели лаптежники.

Командир роты, старший лейтенант Нарочницкий, собрал бойцов. Среди них пятеро чужаков.

– Документы! – потребовал командир.

Михаил предъявил.

– О, курсант!

До настоящего командира Михаилу еще расти и расти. У командира роты выбора нет.

– Назначаю командиром отделения. Вот как раз над «окруженцами». Еще своих троих даю. Ваши документы, бойцы!

Красноармейские книжки имели двое, а у Игоря и у еще одного незнакомого бойца– документов никаких. Старший лейтенант хмыкнул, подумал секунду:

– Значит, так. Бойцы, пока располагайтесь здесь, курсант – со мной.

Отошли в сторонку.

– Знаешь этих двух? Что о них скажешь?

– Того, что пониже, первый раз вижу. А вот тот, длинный…

И рассказал историю знакомства с Щедриным и всех последующих мытарств.

– …Конечно, странно звучит, согласен. Но чего ведь только не бывает! А шел я с ним две недели, так он себя в лучшем виде проявил, ни разу не дрогнул. Даже не ожидал такого от студента. Молодец, ничего не скажу.

Старший лейтенант еще раз хмыкнул.

– Ладно. Кто бы ни были, теперь у меня в роте. Особистам доложу, а пока воюйте. Пусть они разбираются.

– Това… извините, товарищ старший лейтенант, кому доложите?

– Особые отделы ввели в армии… Да ты не слыхал, наверное, еще.

Комроты наскоро объяснил, что особые отделы созданы постановлением ГКО, добавив, правда, что ни одного настоящего особиста он лично еще не видел. И распорядился:

– Приказываю побриться, привести себя в порядок. Через час-полтора должен быть обед. Чтобы к вечеру отделение было в порядке. Приказ ясен?

– Так точно!

Отделение неполное. Кроме троих, все из разных родов войск. Связист, сапер, механик полевой автомастерской, наводчик 45-миллиметровой противотанковой пушки, прозванной острословами «Прощай, Родина!», и даже парикмахер из банно-прачечного отряда. По тому, как они держали оружие, Михаил понял, что надеяться в бою кроме Игоря можно только на наводчика Сарычева.

Подкатила полевая кухня. А котелков у большинства бойцов нет. Ели из одного вдвоем-втроем. Зато хлеба вволю – продукты получали со склада на списочный состав, а третьей части полка нет. После позднего обеда политрук раздал полковую многотиражку. Прочитав, бойцы пустили газеты на самокрутки.

Утром над позициями полка начала кружить «рама», как называли бойцы немецкий самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189» за двухбалочный фюзеляж. Вроде самолет безобидный – не бомбил, не обстреливал. Но после его полетов следовал налет пикировщиков. Бомбили по разведанным целям, нанося большой урон. И сбить тихоходный самолет не получалось. Для пулеметов и зенитных пушек 37 мм, что в полках, – слишком высоко. Да и истребителей наших «рама» не боялась. Защитное вооружение хорошее, поднималась на большую высоту, где висела часами.

Уже после полудня прошел налет пикировщиков. Еще когда «рама» висела над позициями, многие бойцы начали присматривать подходящие укрытия. Одни – воронку поблизости, другие – высохшую промоину ручья. Кто саперную лопатку имел, те рыли окоп или щель. И Михаил вырыл. И отделение его, глядя на командира, старалось.

А воспользоваться трудами не удалось. Вызвал через посыльного комроты.

– Вот что, курсант. Разведку надо провести. Сам понимаешь – без сведений о противнике воевать невозможно. Надо пленного взять, лучше офицера.

Михаил оторопел. Офицеры на дороге не валяются, они в своих подразделениях, где караульные или часовые есть. Немцы службу несут ревностно, в этом Михаил не раз убеждался. И по всему выходит, что задание он получил не просто опасное, но и чрезвычайно рискованное, где шансы вернуться – один к ста. Старлей продолжил.

– Одному, конечно, не справиться. Подбери в своем отделении пару бойцов порасторопнее. Я караулы предупрежу, что вы пойдете.

– Товарищ командир! Я же опыта не имею, бойцов толком не знаю, кроме Щедрина… Наконец, полковая разведка есть, их учили.

– Нет полковой разведки, всех вчера одной бомбой накрыло. И танк один остался, как и одна пушка. А ты немецкий знаешь, так кого, как не тебя, послать?.. Ты же в училище уставы изучал?

– Так точно.

– Вот и делай выводы. Мне командир полка приказал, я исполнить обязан. Иди, готовься. Да, кстати! Я комполка доложил про пополнение без документов, он только рукой махнул: не до того! Пусть воюют, а потом разберемся.

О разведке, практической ее части, Михаил имел представление самое смутное. Обычные сведения – цели и задачи, типы: воздушная, морская и прочие, – это понятно. Так в идеале после теории должна быть практическая учеба, рейд в группе, где старшим – опытный разведчик. Кого в группу отобрать, уже решил: наводчика Сарычева и сапера Гаврилова. Сапера – на случай минирования немцами своих позиций, а кроме того, Гаврилов человек физически сильный, мышцы под гимнастеркой так и играют. Прилучный осознавал, что задание провальное. Ни компаса нет, ни карты, ни часов у членов группы, ни ножей. Оружие неподходящее – трехлинейки. Для разведки она громоздкая и большая, автомат бы в самый раз, а лучше без стрельбы обойтись…