Текст книги "Сказки для взрослых. Сборник рассказов"

Сказки для взрослых
Сборник рассказов
Юрий Кривенцев

Поединок Добра и Зла происходит каждую секунду в сердце каждого человека, ибо сердце и есть поле битвы, где сражаются ангелы и демоны

Пауло Коэльо

© Юрий Кривенцев, 2024

ISBN 978-5-0064-3676-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оборотка

У свободы, для вас, всего два предложения на выбор: найти или потерять себя.

Тамара Синельни

1.

– На выход, гражданочка, – крепкая рука полицейского берет ее за локоть и настойчиво влечет к выходу.

– Нет, погодите! – она возвышает голос до крика, пытаясь достучаться до служаки. – Поймите, я – Ольга Черкасова, это моя квартира!

– Что?! – участковый остолбенел в праведном негодовании. – Вы издеваетесь? Черкасову я с малых лет знаю, так что прекращайте комедию, – выдержав выразительную паузу, мужчина выдавил. – Короче, с этого момента для вас два выхода: или спокойно покидаете это место и забываете дорогу сюда, или мы с вами отправляемся в отделение и оформляем вас, как квартирную аферистку, со всеми вытекающими… Ясен расклад?

– Я… – голос сорвался. Хлопнув ресницами, она тупо уставилась в пустоту… Что это? Почему? Буквально за половину суток ее привычная жизнь опрокинулась, как стакан с водой. Была – и нет.

Что-то сломалось внутри, лопнуло, оставив сосущую пустоту.

Словно во сне, Ольга вышла во двор и тихо всхлипнула, робко осматриваясь по сторонам, вглядываясь в знакомые лица соседей, занятых своими ежедневными хлопотами. Хлюпнув носом, она прошептала чуть слышно:

– Кто я для них теперь? Чужая? БОМЖ?

Последнее слово буквально добило. Девушка будто проснулась, вышла из шокового транса. В секунду до нее дошла вся трагичность положения, обрушилась ледяным ливнем.

«Боже!» – хотелось плакать, но глаза были суше песков Сахары, оттого – еще тяжелее. – «И куда теперь? Без документов, без вещей», – она судорожно хлопнула ладонью по карману брюк и облегченно вздохнула, – «Хоть бумажник с деньгами при себе».

И вдруг – то ли воспоминание, то ли голос в ее голове, старый, знакомый до дрожи:

– Случится в твоей судьбе одна закавыка…

Это было подобно грому, землетрясению… Издыхающая надежда в душе вдруг подняла голову и глубоко вдохнула.

– Дедушка! – не думая более, она рванула к автовокзалу…

Старенький ПАЗик трясет на ухабистой грунтовой дороге. Ольга задумчиво смотрит сквозь заляпанное окно на проплывающий мимо пейзаж русского поля, и шепчет:

– Старый… как я могла забыть?

Откинувшись на спинку сиденья, она закрывает глаза и отдается воспоминаниям детства…

Крохотная деревенька Зуйки, с трех сторон окруженная лесами, ее малая родина… Оленьке 7 лет, и она полностью отдается тому фейерверку забав, что дарит им лето – счастливая пора для ребятни.

Сверстники – это здорово, но в какой-то момент в ее бытие внезапно вошла тайна, сделав жизнь куда шире, интереснее…

Это произошло в один из вечеров самого конца июня. Предаваясь блаженному ничегонеделанию, она вдруг краем глаза приметила движение и, обратив любопытный взор на соседний, давно заброшенный домишко, обнаружила за покосившимся забором старичка лет семидесяти. Опрятный такой, брючки выглажены до стрелок, свежая белая рубашка под ярко-зеленый жилетом, седая бородка аккуратно подстрижена клинышком, на голове – старомодная соломенная шляпа. Одно слово – не местный.

«Наверное, из города приехал», – приметив, как незнакомец приветливо машет ей рукой, девчонка, не думая ни секунды, шагнула вперед…

Они как-то неожиданно легко сошлись, словно были знакомы сто лет. Имени своего он не назвал, попросил звать его – Старый, ну а ее прозвал белкой (за неуемную энергию и любопытство).

Человек понравился девочке сразу. В первую очередь ее поразили глаза приезжего: темно-серые, живые, подвижные, с легкой лукавинкой, они всегда были обращены к юной соседке, будто выискивали что-то там, в ее душе…

А затем наступила пора удивляться…

Впервые это произошло, когда Оленька обнаружила, что никто: ни родители, ни остальные селяне просто в упор не замечают ее нового знакомого. Вот это был номер… Тогда она впервые испытала это ощущение: потрясение, переходящее в недоуменный восторг, трепетное чувство прикосновения к чему-то необычному, непостижимому… Это было в первый, но, далеко не в последний раз…

Старый рассказывал ей необычные сказки, заставляющие думать, задавать вопросы… Он любовался с ней закатами (которые, в его присутствии, почему-то выглядели потрясающими, волшебными), показывал, как, по мановению его руки, быстро умеют расти цветы, прямо на глазах, по миллиметру в секунду…

О-о… много чего было…

Однажды, поздним вечером (она даже дату запомнила – 7 июля), когда двое молча сидели на лужайке у реки, любуясь зависшей в зените полной луной, дед шепнул таинственно:

– Хочешь фокус, белка?

– Ага.

Мужчина провел ладонью перед глазами соседки, и… она будто обрела иное зрение, открыв для себя новый мир, совсем другой. Раскрыв рот, Оля наблюдала, как по всему полю, от цветка к цветку плавно парят крупные (размером с яблоко) разноцветные шары, их тела с размытыми краями часто-часто мерцали, испуская перламутровое сияние.

– Ух-х! Что это, Старый?

– Искряки. Они… созданья, защищающие травы, цветы. Летом живут, а, как холодает – в спячку. А вон, глянь, – дед указал на огромную полупрозрачную зеленую ленту, зависшую над зарослями, – это хранитель леса, полезная сущность.

– А там? – маленькая исследовательница ткнула пальчиком в сторону стремительных, ослепительно-сапфировых сполохов на поверхности речушки.

– Это духи вод, – он приобнял спутницу за плечико, – есть много созданий, которых не видят люди, да и от видящих они чаще скрываются. Но тебе повезло, сегодня время Ивана Купалы, для них это особый день, вот и явились все, куражатся. Так что любуйся.

Как-то, когда лето уже подходило к концу, Оленька спросила его:

– Старый, я вот не пойму, что творится с твоим домом? Когда ты приехал к нам (помнишь тот день, когда мы познакомились?), он был совсем ветхий, на божьем слове держался. А сейчас – погляди – как новенький. Наличники появились, красивые… цвет поменялся. Я ж каждый день у тебя, но не видела, чтобы кто-то ремонтом занимался. Объясни, что происходит?

– Ну, во-первых, не приезжал я, всегда тут живу, а в тот день просто решил тебе показаться, приглянулась ты мне. Ну и, во-вторых, о хате моей… это я чиню помаленьку… только не руками, а…

– Чем?

– Есть и иные силы, белка, правда, не многим они доступны…

– Магия?

– Ну, можешь и так называть.

Оля затихла на пару секунд, а затем буквально выстрелила вопросом, который давно зудел в мозгу:

– Ты же не человек?

Тихо улыбнувшись, пожилой мужчина тепло взглянул на девчонку и зашептал:

– Домовой я, так вот. Не думаю, что ты удивлена.

– Да… н-нет. Я давно поняла, но не знала – кто ты, – опасливо оглядевшись, она понизила голос. – А чем занимаешься?

– Дома́.

– Дома́? Я думала, у тебя он один.

Дед хмыкнул:

– Понимаешь, у нас тоже своя иерархия. Вот я имею высокий ранг. Проще говоря: строения всей этой деревни под моей защитой, а главное – и их обитатели. Мы защищаем людей от нечисти. Вы ты, к примеру, когда в последний раз слышала, чтобы кто-то в вашем хуторе захворал, покалечился, сглазили кого-то?..

– Не было такого.

– Во-о… – собеседник крякнул удовлетворенно, – не зря свой век коротаю.

– Спасибо тебе, – повинуясь неожиданному порыву, девочка прильнула к мужичку, крепко обняв его.

– Ну, ну, егоза, – Старый смущенно похлопал ее по плечу и озабоченно выдохнув, просипел. – Ну а теперь – тебе пора. Скоро вы уедете отсюда всей семьей.

– Как? Откуда знаешь?

– Не важно. Так вот, у тебя совсем другая жизнь начнется, интересная. Живи, радуйся, но одна просьба: меня не забывай.

– Не забуду. Ты что?!

– Конечно, забудешь, внешне, но вот тут, – мужчина ткнул пальцем себе в лоб, глубоко-глубоко, память останется. А когда придет время, вспомнишь меня, голос мой услышишь…

– А когда оно придет?

Старик вздохнул тоскливо и отвел взгляд:

– Случится в твоей судьбе одна закавыка… Вот тогда и пригожусь, ежели повезет… Вот держи, – он достал из-за пазухи невзрачный камушек с продетой в него суконной веревочкой и повесил ей на шею, – это нужная вещь, она поможет, защитит… Только не снимай, никогда, слышишь?

– Угу.

– Ну, все, беги, – дед легонько хлопнул Олю по спине, – тебя уже ищут. Удачи!

2.

Вот они, родные Зуйки. Знакомый дом старого друга стал еще краше.

Робко приоткрыв калитку, она услышала до боли знакомый голос:

– Привет, белка! – распахнув входную дверь, Старый замер в проеме.

– Ты… узнал меня… в этом виде?

– Не внешность – главное. Я в душу смотрю. Чего застыла? Заходи…

Внутри все так же аккуратно, чистенько. На плите – закипающий чайник, на столе с белоснежной скатертью – плюшки, баранки в плетеной чаше, два чайных прибора наготове…

«Значит, ждал меня, чувствовал», – девушка робко шагнула к деду и (как и в тот раз, 17 лет назад) бросилась в объятья к хозяину деревни. Правда, на этот раз она разразилась-таки рыданиями…

– Да-а… – собеседник поднес чашку к губам и звучно хлюпнул чаем, – вижу, амулет мой ты не сохранила.

– М-м, угу, – Ольга потупилась, не зная, куда прятать глаза. Да, ее вина. Это случилось еще в школе, в первый же месяц. Она избавилась от кулона, не желая слушать ехидные замечания одноклассниц о том, что носит булыжник на шее. – Я виновата…

– Конечно. Если б сохранила его, ничего бы плохого не случилось. Но ты не унывай, – мужчина ободряюще подмигнул, – ведь тогда бы мы с тобой так и не свиделись.

– Пожалуй. Если честно, я и забыла о…

– Не вини себя. Это жизнь закружила… в городе всегда так, – прикончив плюшку, он подался вперед, грудью на стол и бросил сухо. – А теперь, хватит соплей. Соберись, и поведай о своей беде, все, как было!

– Да. Это началось…

Это началось буквально вчера вечером, в супермаркете. Уже стоя у кассы, с корзиной покупок, она вдруг услышала окрик за спиной:

– Олька Черкасова! Это ты?

Девушка оглянулась, и ее брови поползли вверх – перед ней стояла старая знакомая, да что уж – настоящая подруга, с которой они провели за одной партой все старшие классы.

– Шварц, Светка!

Сколько лет не виделись. Разве можно было упустить неожиданный «подарок судьбы»?

Товарки слились в объятиях, и… закрутилось… Брошенные коляски с покупками, стремительный набег в кафе… С первых минут она узнала, что ее одноклассница (ныне – успешный адвокат) заглянула в родной город проездом, буквально на пару дней…

После обильных возлияний под непрекращающееся щебетание, приезжая предложила махнуть в гости к подруге и вот там… оттянулись по полной…

Уже сейчас, размышляя ретроспективно, Ольге бросаются в глаза несколько не совсем обычных вещей в поведении «знакомой»: во-первых, та буквально не отрывала восхищенного взгляда от хозяйки квартиры, не уставая восторгаться ее внешностью, во-вторых, Шварц подозрительно дотошно расспрашивала о ее соседях (о каждом в отдельности), их характерах, привычках, склонностях и др., в-третьих, гостья вдруг заинтересовалась ее семьей, даже предложила полистать домашний фотоальбом, выведывая о каждом из представленных там персонажей, в-четвертых – все то же – о работе и коллегах, ну и в-пятых, по мере общения, Черкасова вдруг стала замечать, что ее собеседница постепенно меняется внешне: форма глаз, цвет и длина волос, черты лица, мимика – все это напоминало кого-то до жути знакомого, но кого?..

Конечно, все это было более чем подозрительно, но вот в чем фокус: то, что сейчас кажется странным, в те часы пострадавшая, будто находясь в каком-то гипнотическом дурмане, воспринимала, как заурядное общение однокашниц.

Удивительно, но в этой критической ситуации подсознание девушки оказалось мудрее одурманенного сознания (которое уже находилось на полном автопилоте): следуя какому-то наитию, Ольга, неожиданно для себя, улучив момент, когда собеседница отвернулась, шустро извлекла из своей сумочки бумажник и сунула его в карман джинсов, сама не понимая, зачем так поступает.

Далее – провал…

Но самое страшное произошло утром, когда, мучаясь от похмелья, она встретила в коридоре… собственное отражение, точнее – гостью, ставшую ее полной копией.

Бросившись к зеркалу в прихожей, она с ужасом убедилась, что сама превратилась в страшненькую (откровенно говоря) Светлану Шварц.

Вот это был шок! Но ей не дали времени прийти в себя. Ставшая удивительно напористой новоявленная «хозяйка квартиры» тут же потребовала от «самозванки» покинуть помещение, а на категорический отказ – тут же вызвала участкового, заявив, что в ее дом вломилась агрессивная незнакомка.

Ну а далее – все по сценарию.

– Ужас! – Ольга бросила отчаянный взгляд на насупившегося домового. – У нее моя внешность, все мои документы, полная информация о друзьях и коллегах. Ты понимаешь, эта… хамелеонша забрала у меня все: работу, квартиру, друзей, банковские счета, базовые социальные данные, всё! Она украла мою личность, в полном смысле! Меня больше нет!

– Все ясно, – собеседник почесал бороду и выдал, – это наша оборотка.

– Обо… чего?

– Не суетись, – старик плеснул ей свежую порцию чая, – это интересная история. Слушай, только не встревай. Давно это было, еще во времена Ваньки Лютого11
  Народная кличка, данная современниками Ивану IV Грозному, царствовавшему в 1547 – 1584 гг. (прим. автора).


[Закрыть]. Короче, жила тогда девка, Оксаной звали, с одним страшным пороком: зависть у нее была беспредельная (такой ни у кого не было во все времена, ни до, ни после нее), настолько жгучая, что спасу нет. Стоило ей увидеть девчонку краше себя – так тут же зеленью исходила, мол – хочу быть такой же. Вот так, постепенно, эта зависть черная и выела всю ее душу, до капельки. Ну а если души нет, если вместо нее – пустое место, так туда всякая дрянь залезть может. Вот и вошла в эту бабу Тьма. С того момента это не человек уже, а нежить, мы зовем ее обороткой, потому, как бродит она по свету, ищет девчонку покрасивее, а как найдет – оборачивается в нее, точнее – меняется с ней обльчьем. Но за сотни лет она поумнела. Сейчас хитрее делает: внешности ей мало, поэтому выведывает всю подноготную, причем, не только о жертве, но и о ее окружении (ты убедилась в этом). Зачем? А чтобы стать ею по-настоящему, жить ее жизнью. Вот так вот, много чужих судеб эта гнида поломала. Не представляешь, на что идет человек, лишившись не только всего, но и себя самого. И тебя это ждало бы, но… молодец, вспомнила о старом домовом. Теперь-то помогу… Давно за ней охочусь…

– Поможешь?! – надежда разгоралась в груди девушки лесным пожаром. Но как?

– Не забывай, перед тобой не простой дедок. Много чему научился за века, да и безделушек заговоренных у меня изрядно. Так что медлить не будем. Тебе понадобятся всего две вещицы, но такой силы… ух! К тому же, знал, что едешь ко мне, а потому загодя их напитал магией под завязку (только не забудь вернуть потом). Этого достаточно, так и без меня справишься. Только не трусь.

Хозяин прикрыл веки, и медленно провел ладонью над теменем гостьи:

– Вот, добавил тебе решимости. Теперь не спасуешь.

– Спасибо. Что дальше?

Пожилой мужчина извлек из-за пазухи маленькую фигурку слоника из зеленого камня:

– Держи. Это Светоч, сделан из китайского нефрита, мощная штука – полностью подавляет волю любой нежити до восьмого уровня.

– Для нее этого хватит?

– Еще бы! Стоит направить его на врага, так, чтобы тот видел и… все. Даже заклятий произносить не надо. Расплющит дурынду, как прессом, в переносном смысле. И тогда… она не сможет сопротивляться, сделает, что скажешь.

– А что сказать надо?

– Во-от, – со вкусом протянул домовой и достал круглое зеркало сантиметров 15 в диаметре, обрамленное чистейшим серебром, украшенным замысловатой вязью. – В этом мире на всякое зло существует противовес. Если есть оборотка, значит найдется и антиоборотка – вот она. Как только эта гнусь в нее заглянет… ну… сама все увидишь…

Старый тепло улыбнулся давней подруге:

– Ну, пора тебе, белка. Ступай с Богом!

3.

Вот она – дверь родного жилища, отобранного обманом.

Она решительно давит на звонок.

– Кто там?

– Проверка счетчика на электричество.

Тихий звук приближающихся шагов, пауза и ехидный голос:

– Явилась, бродяга. Вали отсюда, нищебродка, тут теперь все мое. Забудь дорогу.

«Ага. Узнала, значит, сейчас смотрит на меня. Попробуем…» – Ольга достает фигурку нефритового слоника и подносит прямо к дверному глазку с наружной стороны.

Секундная пауза и… сдавленный звук изнутри.

«Если верить деду, сейчас она совершенно сломана. Пора!» – она выкрикивает, срывая голос:

– Открывай, сейчас же!

Мгновение, и клацанье механизма запора, дверь послушно распахивается. В проеме девушка видит саму себя, точнее – вероломную тварь, похитившую ее жизнь. Оборотка с трудом держится на ногах, тело скрючено от психоудара, из горла – бульканье, как перед рвотой.

Самое время…

– Получай, сука! – Ольга подносит к лицу нежити магическое зеркало и… не может оторвать взгляда от неприглядной картины…

Тело нежити (только что обладавшее внешностью Черкасовой) претерпевает быструю метаморфозу. Нет, оно не приобретает вид Светланы Шварц (тоже ворованный), все куда хуже для этой твари – она возвращается в трехсотпятидесятилетнюю плоть той самой Оксаны, некогда съедаемой лютой завистью и, не выдержав напора веков, стремительно стареет, последовательно превращаясь в дряхлую старуху, окоченевший труп, истлевающую бурую плоть и… черное облачко праха, уносимого сквозняком вентиляции…

Но это не все. У Ольги вдруг, на минуту меняется ви́дение (как в ту ночь, на Ивана Купалу) и она с содроганием наблюдает, как две темных тени («слуги Ада» – шепчет в мозгу знакомый голос) хватают измученный пороками сгусток Тьмы, когда-то занявший место души грешницы и влекут это вниз, все глубже, на дно Преисподней…

Мгновение, и зрение приходит в норму.

– Боже, спаси и сохрани! – она крестится трижды и робко подходит к ростовому зеркалу шкафа. Из-за грани миров на нее смотрит Ольга Черкасова…

Гнойник

Смельчак – это тот, кто не боится сказать дьяволу в лицо, что он дьявол.

Джейс Гарфилд

1.

«Тень кругом, а все равно жарко», – Катя устало выдохнула и непроизвольно рванула ворот простенького ситцевого сарафана, – «а пить-то как хочется».

Тщетно пытаясь приметить хоть какое-то подобие тропинки, иного следа присутствия человека, она с опаской обвела взглядом мрачные заросли нависающей, довлеющей чащи. Странно, но обильная зелень густых крон казалась эфемерной, далекой. На первый план выходили серо-сизые тона поросших плесенью и лишайником влажных древесных стволов, казавшихся единым неуступчивым телом бесконечного леса, живого, неприветливого, пугающего.

– Вот же ж! – досадливо зашипев, девочка хлопнула ладошкой по плечу, брезгливо взглянув на размазанный по коже хитиново-кровавый след. Да, от крупных желтых лесные комары не было спасу, злые, настойчивые, неотвязные, они мучили, пожалуй, посильнее подступающей жажды. – Сколько можно?!

Вот уже битых два часа Катя плутала по нехоженым зарослям, лишенным малейшего намека на присутствие какой-либо живности (за исключением неотступных кровососов), даже птичьего пения не слыхать. Только сплошная масса леса. И чем дальше, тем сильнее дремучая чаща напоминала сказочные заросли из фильмов-сказок Роу: толстенные корявые древесные стволы деформированы, изломаны, словно скручены колдовскими корчами.

«Заблудилась», – какое заурядное, но зловещее слово. Двенадцатилетний ребенок и представить не мог, насколько это страшно, выматывающе и… грязно. Иной взрослый уже запаниковал бы, потерял надежду, сдался, но девочку спасал ее возраст, точнее – неиссякаемый оптимизм и светлая вера в чудо, так присущие детям. «Все закончится хорошо. Я обязательно выберусь» – этот девиз, повторяемый многократно, был тем непотопляемым плотом, что держал ее сознание на плаву, не допуская и мысли о возможной неудаче.

– Ой, там вроде бы прогалинка, – бросив взгляд в направлении орешника, казавшегося чуть светлее остальной растительной массы, она рванула вперед.

Как трудно идти. Путь преграждают упавшие мертвые стволы, отдающие кисловатым прением. Маленькие, сплошь изодранные ноги в промокших кедах с трудом перешагивают препятствия. Все ближе, ближе…

– Н-да… – разочарованно выдохнула странница, продравшись, наконец, на относительно свободное место, настолько маленькое, что и поляной-то можно было назвать с большой натяжкой.

И вот что необычно: не было ощущения облегчения, которое должен испытывать человек, вышедший (хоть и временно) из чаши на свободное пространство. Напротив, каждая пядь этой странной проплешины казалась зловещей, неправильной. Даже спертый тяжелый воздух тут, казалось, источал затаенную, напряженную, словно сжатая пружина угрозу.

Бежать? Не получится. Будто попавшись в приготовленную ловушку, заплутавшая почувствовала вдруг, как последние остатки энергии покидают ее маленькое измученное тело.

– А, плевать! Мне нужен отдых, – крякнув от изнеможения, девочка устало присела на относительно сухую, усыпанную хвоей кочку, и обнаружила с облегчением, что занудные неотвязные комары вдруг отступили, словно убоявшись этого странного места.

Что теперь, куда дальше?

Шумное свистящее дыхание, блуждающий взгляд шьет пространство, в голове – ни единой мысли…

И вдруг…

Неторопливое движение на дальнем крае открытого места. Гибкие кусты лещины услужливо раздвигаются, пропуская в центр импровизированной арены нечто… невозможное…

Чудище, огромное, метра 4 в высоту. Туловище – темная трапеция полусгнившей дубовой колоды, опирающееся на пару коротких скрипучих обрубков сухого вяза, заменяющих ноги, верхние конечности – удивительно шустрые гибкие лианы дикого винограда, заканчивающиеся цепкими пальцами-усиками. Но самой «выдающейся» частью нежданного пришельца была его аморфная башка, представленная огромным (больше метра вширь) колючим массивом муравейника, покрытого сплошным слоем суетливых быстрых ярко-оранжевых насекомых, находящихся в постоянном движении. И ни глаз, ни иных признаков лица, только до рвоты омерзительная хаотично струящаяся живая рыжая масса.

– Охх! – судорожно икнув в смятении, девочка, будто загипнотизированная, не могла оторвать взгляда от монстра, в момент понимая, что ЭТО она уже не забудет никогда (хоть и хотела бы), до самого конца.

Сил удивляться не было. Катя поняла вдруг, что происходящее ее совершенно не пугает лишь потому, что бояться-то дальше уже некуда: ее подсознание уже давно поняло, приняло весь этот нескончаемый лес за одну большую зону чуждой аномалии, вот тогда и пришел страх, а сейчас… его шкала просто закончилась, предел.

Внезапно осененная новым открытием, странница вдруг почувствовала, нет – приняла, как непреложную истину: стоящая рядом тварь – само воплощение этой противоестественной бесконечной чащи, извращенная ипостась извращенного леса, божество растительной клоаки.

Первая растерянность прошла удивительно быстро, на смену ей неожиданно вспыхнул в груди огонек безрассудной иррациональной отваги. Разлепив пересохшие губы, она пискнула:

– Кто ты?

– Ззогн, – звук голоса незнакомца напоминал скрежет сухих сучьев.

– Ты и эти места… Вы вместе?

– Я хозяин леса, его душа.

«А может это мой шанс?» – ошалев от собственной смелости, путница выпалила с решимостью отчаяния:

– Я заблудилась. Ты можешь помочь мне?

Внутри гиганта что-то нехорошо хрустнуло, он коротко хрипнул и заметно покачнулся.

«С ним что-то не так», – Катя опустила взгляд, стараясь не показывать своих чувств, – «может болен?»

Лесовик, тем временем, вновь подал голос:

– Могу пособить, но не задаром.

– Что ты хочешь?

– Желание?

– Чего?

Собеседника снова шатнуло, и он, издавая рвущий душу скрип, присел прямо на жухлую траву. Его речь стала глуше, вкрадчивее:

– Я спасу тебя, ты вернешься домой, очень скоро. Но жди. Скоро я оглашу свою волю, и ты исполнишь ее.

– Что?! А если ты потребуешь…

– Не блажи. Я запрошу невысокую цену, ту, что тебе вполне по силам. И еще: тебе это не принесет никакого вреда, обещаю.

– Не нравится мне это, – голос странницы стал тверже, – похоже на обман.

– Чего? – дух леса протяжно хмыкнул. – Хотел бы обмануть – так и сделал бы, но я честно предупреждаю о цене за спасение.

– А если я сама выберусь?

Чудище ритмично затряслось, издавая хлюпающие звуки, которые, при определенной доле фантазии можно было принять за смех:

– Без моей воли чаща тебя не отпустит, уж поверь.

– Ах, вот как?! – голос девчонки сорвался от возмущения. – Выходит, ты намеренно не выпускаешь меня, принуждая к этому договору! Нечестно! Это же… шантаж!

– Так и есть. Я и не корчил из себя ангела. Не трепыхайся, человече. У тебя два пути: или сгинуть здесь, причем, очень мучительно, или принять мое расположение и… условие. Повторяю: тебе это ничем не грозит. Ззогн всегда держит слово. Решай!

«Вот же коряга трухлявая! Сам же заманил, заморочил, а теперь спасителя из себя корчит», – девчонка попыталась погасить гнев, привести мысли в порядок. – «Главный вопрос: что он потребует потом?».

Длинная молчаливая пауза…

Катя оглядывается на темные дремучие заросли, и вдруг понимает: вопроса «что же делать?» не стоит, все уже решено. Она либо погибнет в этих лихих местах, либо… пойдет на сделку. Выбор очевиден.

«Да-а, попала ты, подруга»…

Зло, не по-детски сплюнув, она выдавила:

– Хорошо, я согласна.

– Разумно. Иного и не ждал.

– Показывай путь.

Лесовик повелительно воздел лапу и тут же заросли справа от заплутавшей расступились, обнажив едва заметную прямую тропку:

– Ступай туда. Вскоре встретишь Синего. Он тебя проводит.

И откуда силы взялись? Не отвлекаясь более на разговоры, девочка чуть ли не бегом припустила по указанному пути.

В отсутствии многочисленных лесных препятствий шагалось легко, весело, да и тропка с каждой минутой становилась все шире…

– Боже! – Приметив под поросшим мхом валуном лесной родник, Катя прильнула губами к чистейшей живой влаге и пила, пила… Никогда процесс утоления жажды не казался ей таким до дрожи восхитительным.

Дальнейший путь показался совсем легким. Уже минут через пять лес стал заметно редеть, а еще через минуту путешественница увидела небольшую избушку, притулившуюся под сенью огромного раскидистого ясеня.

– Эй, есть кто? – Катя робко поскреблась в узкую дощатую дверь.

– Ага, – в проеме показался тощий парнишка лет пятнадцати: курносый веснушчатый нос, лохматые волосы цвета соломы и широкая приветливая улыбка, – ух… человек?

– Ну да, кто ж еще. Погоди, а ты сам не…

– Не суть, – хозяин сверкнул на нее синим взглядом, нервно хохотнул и церемонно шагнул в сторону, освобождая проход, – че в дверях застряла? Проходи. Голодная, поди?

– Еще бы!

– Меня Водимам звать.

– Может – Вадимом?

– Не, именно через «о», от слова «вода». Ладно, присядь пока, ща я накрою чего-нибудь.

Катя заворожено смотрела, как на простеньком деревянном столе без скатерти появляются исходящая паром отварная картошка, приправленная зеленью и маслицем, тонко нарезанное сало, блюдо только что поджаренных карасиков, душистый ржаной хлеб и запотевший графин ледяного кваса.

– Налетай!

Не заставляя себя просить дважды, девчонка с аппетитом набросилась на стряпню. Ух и оголодала она! Простая неказистая еда казалась пищей небожителей.

Паренек, почти не ел, больше пялился на неожиданную гостью, продолжая лучисто улыбаться:

– Да не торопись ты, еда не убежит. Осторожно, с рыбой, не подавись.

Десять минут, и на столе осталась только горбушка хлеба, да кости водоплавающих.

– Уфф, спасибо вам… гм… тебе.

– На здоровье. Ты как забрела-то сюда?

– Ты – Синий?

– Да. Это мое второе имя.

– Странное. Откуда оно?

– Этот цвет – символ стихии воды.

– Воды? А причем она…

– Скоро узнаешь, – подросток не отводил взгляда от гостьи, – ты так и не ответила: как попала в это место?

– Лесовик указал.

– Лесовик?

– Ну… как же… а, Ззогн, так он представился.

– Ахх, вот как… Желание обещала? – заметно помрачневший Водим не спрашивал – утверждал.

– Ага.

– Похоже, влипла ты, сестренка.

– Да уж смекнула, не дура. Вопрос: как теперь выпутываться.

– Да никак, – голос парня стал глуше, протяжнее, – если дала слово ему, назад пути нет, придется выполнить, иначе…

– Что?

– Проклятие, на весь род, а это куда хуже.

Девочка вздохнула, слегка подалась вперед и шепнула еле слышно:

– А ты знаешь, что он попросит?

– Знаю. Ему всегда нужно только одно. Но тебе не стоит слышать об этом, до поры.

– Мамочки. Ты меня пугаешь.

Собеседник хохотнул:

– Монстра лесного не устрашилась, а меня…

– Там не до страху было.

– Эт точно. Ну что ж, – хозяин решительно поднялся со скамьи, – если вопросов больше нет…

– Есть.

– Глаголь.

– Ты же – не человек, как и он. Кто вы друг другу?

– Нуу… – блондинистый юноша подошел к бадье с питьевой водой и провел ладонью сверху. Крупная, жемчужно опалесцирующая капля воды, размером с кулак, оторвалась от бликующей глади и зависла в воздухе. – Я, гм… как бы доходчивее… воплощение, дух этой стихии, местного масштаба. В любом лесу есть во́ды: родники, ручьи, речушки, небольшие озерца, болота, наконец, вот это все – моя вотчина, во влаге этих мест я полный хозяин, но только там. Ну а чаща… ты уже поняла, кто там правит. А поскольку во́ды эти – часть леса, в этой паре Ззогн – главный. Я как бы его, м-м… пасынок.

– Как так? Он же… от него мурашки по коже, с ним что-то не так, это даже мне понятно. А ты… ты – тоже?

– Ну, спасибо за оценку. Вода всегда чистая, усвой. А вот леса всякие бывают, этот, например, он другой… ты не поймешь.

– А ты не пробовал бороться, изменить это?

Водим хихикнул, хотя в глазах плескалась тоска:

– Дурашка. Эта система в равновесии. Да и не в моих силах лезть в чужую епархию, как и не в его власти вмешиваться в мои дела. Мы – как вода и масло, не смешиваемся и не подконтрольны друг другу, но моя стихия течет на его территории, увы.

– И что теперь?

В который раз юноша лучисто улыбнулся:

– А вот созреешь – поговорим.

– Чего?

Собеседник вдруг подался вперед и цепко поймал взгляд девочки, да так, что ей не по себе стало:

– Я вижу в тебе то, чего не заметил мой отчим (не до того ему было). Ты – особенная, то зерно, из которого, ежели так сложится, вырастет дикая роза… усеянная шипами, опасный цветочек… Я многое могу поведать тебе, подсказать, направить… Но это будет только в том случае, если ты изменишься, в нужную сторону. Время покажет. Ну а когда ты… почувствуешь нечто – зови. На этот случай держи это, – он протянул девушке серебряную фигурку рыбки, слегка напоминающую блесну, – когда придет время, сожми ее в ладони, над водой и призови меня.

– Спасибо.

– Ну а теперь пора. Родители твои, поди, все на нервах. Идем, укажу путь в деревню…

2.

«Ох, боженьки… Ну и денек выдался, самый тяжелый в жизни, однозначно», – Катя окинула усталым взглядом спальню, сладко потянулась в постели и подтянула край одеяла под самый подбородок. – «Как же хорошо дома! А родители, бабушка, извелись все, бедненькие».