Текст книги "Капкан для мэра"

«Иванов» замолчал, смахивая с лица пот, набежавший со лба. Ждал вопросов. Координатор задумался. Встал. Окатился холодной водой.

– Каким образом к нам перейдёт право на дом отдыха?

Шеф СБ коротко хохотнул.

– Фишка в том, у Лужайкиных нет в собственности дома отдыха.

– Не понял. Это что-то типа шутки?

– Отнюдь. При поиске компры на господина мэра по архивным данным Бюро Технической Инвентаризации установлено, что они в своё время приватизировали старый дом отдыха, бывшую казарму сапёрного батальона. Новый дом отдыха, построенный за год до всеобщей приватизации, в БТИ зарегистрирован уже после приватизации Лужайкиными солдатской казармы, переоборудованной в дом отдыха. Юридически они владеют этой бывшей казармой и землёй под ней. Землеотвод под новый дом отдыха был так же юридически оформлен позже. Так что нет у них права на весь новый комплекс. Это называется самозахватом, самоуправством и использованием служебного положения в корыстных личных целях. Переоформить документы они забыли, или не хотели доплачивать за дополнительные квадратные метры и гектары земли. Как бы там ни было, новый мэр вправе выставить на торги весь комплекс нового дома отдыха, за исключением бывшей казармы, которая сейчас используется в качестве сарая для хознужд. Прилегающая к дому отдыха земля Ладыгина собственность развалившегося лесхоза. При согласии мэра весь лесхоз можно купить за копейки. Город будет рад сбагрить убыточное хозяйство вместе с тремя тысячами жителей.

«Иванов» замолк, давая понять, что доклад окончен. Координатор задумался. Похлопал себя по потному животу.

– Получается картина маслом из серии «Не ждали», а мы туточки…

– Ну, да… Что-то вроде этого.

– Не плохо, не плохо. Местами просто отлично. Как я понимаю, нарисовал ты всё крупными мазками. Проработка деталей, нюансов, впереди. Работы ещё много. Сюжетец занятный, право слово, хорош сюжетец. Считай, что долю свою ты заработал…

Пожав друг другу сильные, потные руки, и похлопав, в знак солидарности, дружбы и согласия, по плечам, принялись действительно париться. С криками, охами, ахами. Яростно хлестали по спинам, бокам, пахнувшими берёзовыми, пихтовыми, дубовыми вениками. Вышли из баньки через 4 часа. Ещё через час объявился Михалыч на тракторной тележке. Привёз свежеосвежёванную тушу медведицы.

Шикарная шкура лежала поверх её бесстыдно обнажённого тела. Поев пельменей из медвежатины, попив в меру «Абсолюта» легли отдыхать. На утро были доставлены вертолётом в Город. Сезон охоты начался.

Глава 7. Золотая орда

Теоретически мы народ Великой Державы. Между прочим ЯДЕРНОЙ. Огромная страна держит ядерную дубинку за пазухой. И не одну, и не только за пазухой, но и в океане, в воздухе, на земле и под землёй. На создание этого ядерного великолепия угрохано много столетий совместного стажа родного пролетариата. Вместо хлеба и масла, мы ваяли ракеты. Ваяли, сцепив зубы, терпя нужду, тиранию и репрессии. Наваяли их такое количество, что можно ставить в каждый огород по персональному «Граду». Оказалось зря.

Проклятые империалисты завоёвывать наши дикие просторы не собирались. Только пальчиком нам грозили. Они, сволочи, хитрые. Им война не нужна. Им нужна была гонка вооружений по двум основным причинам. Первая – они, обладая производительностью труда в 6–8 раз выше, чем в СССР, были уверены, что победить в гонке Советам не суждено. Бог корове рогов не дал. Измотанная гонкой вооружения советская экономика рухнула. Вторая причина – с изобретением и внедрением НОВЫХ видов вооружений, у НИХ возникали во всех сферах новые, как сейчас принято говорить, прорывные технологии. От гонки вооружений у проклятых янкесов и иже с ними выигрывали все отрасли промышленности и экономика в целом.

На территории нашей Родины над многомиллионным народом продолжался вселенский эксперимент под лозунгом: «Вперёд к победе коммунизма!». Ковали эту победу на коленке при помощи кувалды и волшебных слов «Едрит твою мать!» с 1917 года. Большевистко-коммунистическая телега развалилась, не выдержав напряжённой борьбы с чужестранными экономиками. Мы оставались у разбитого корыта марксистко-ленинских мечтаний. С ядерной дубинкой и голой жопой.

Пока бились с супостатами в «холодной войне» жила народная масса одинаково бедно. В понедельник объявили населению: «Эпоха развитого социализма» окончилась, на прощанье, громко хлопнув техногенными катастрофами».

Призрак коммунизма, что неприкаянно бродил по Европе, пугая детей и стариков, переселился на ПМЖ на Корейский полуостров.

Свято место пусто не бывает. Объявили – со вторника дружно пойдём по тропе дикого капитализма в светлое завтра. Наш российский многострадальный народ, которому всегда вешали лапшу на уши, обещая что-то большое и светлое «Завтра», за конкретные лишения «Сегодня». Опять этот народ без его согласия куда-то повели. Ждать более не возжелали. Кто смел, тот и съел. Начали хапать сегодня. Завтра может и не наступить. Хапали на халяву ртом и ж… ой. Хватали фабрики, заводы, шахты, колхозы. И прогадали. Всё это приносит деньги, когда работает, а работать они не желали, по своей физической полной моральной изношенности.

Только нефтянка и политика не исчерпали своих запасов. Нефтяных вышек на всех не хватило, да и их ресурс, поговаривают, лет через 50 сведётся к нулю.

В политике ресурс неисчерпанный и самовозрождающийся. Поэтому самые умные, хитрые и дальновидные из «грязи» шагнули, едва не порвав промежность, сразу в политические «князи».

Страну накрыло цунами выборов, перевыборов, довыборов.

Чем вызван, сей, невиданный ранее массовый трудовой порыв? Экономика бывшей Страны Советов в полном развале. Народу жрать нечего, одеться не во что, долги по зарплате сравнялись с золотовалютным запасом страны. Работы адовой, по восстановлению промышленности, экономики, выше крыши. Откуда взялись эти сотни тысяч Матросовых, готовых броситься своими героическими телами, закрывать экономические бреши страны.

Да, Матросов был. Вечная слава и почёт герою. Но не Матросовы выиграли войну. Чекистские заградительные отряды кинжальным пулемётным огнём повернули бесславно драпавшую от вермахта Красную Армию на врага и обеспечили кардинальный победный перелом в Великой Отечественной Войне.

Пулемётов, гнавших кандидатов на участие в разнокалиберных выборах, не было. Погибшие были, но от рук конкурентов. Пора воздвигнуть памятник «Неизвестному депутату», рвавшемуся совершить трудовой подвиг ради светлой, сытной, тёплой жизни своего электората. К нему не зарастёт народная тропа. Всякий сможет подойти и плюнуть в его наглую снобистскую рожу. И сказал поэт: «Из этих людей наделать бы гвоздей». От себя добавим, что они на большее не годятся. Да и гвозди получились бы с гнильцой. Никудышные гвозди.

Не для того автор злобствует и ерничает над депутатско-чиновничьим, громадьём чтобы потешить обывателя. В конце концов, что-то в государстве делается, и огульно хаять всю золотую орду вроде и не за что. Не станем разбирать, что делается благодаря их действиям и бездействиям. Лучше лёгким взглядом обывателя и дилетанта всмотримся в ценник. В какие немереные бабки обходится нам их героический труд.

Число депутатского корпуса и чиновников превышает Орду Чингисхана и быстро приближается к численности Вермахта. Затраты на них МНОГОМИЛЛИАРДНЫЕ. Идёт интенсивное порабощение России Золотой Ордой слуг народа. В обозримом будущем мы будем вынуждены работать только для их безбедного житья. Они создали свой анклав внутри страны. Все законы, сотворены ими и в интересах их благополучия и процветания. Кто и как объяснит пенсионеру, врачу, медсестре, слесарю, педагогу, шахтёру, офицеру, нянечке, электрику, что их пенсия в 10–30 раз меньше пенсии депутата или судьи. Они получают от 70до300 тысяч рублей пенсии не в год, а ежемесячно. Зарплаты в 30–50 раз выше. Удивительна даже не эта дикая разница в материальном обеспечении между слугами народа и их производителями, работягами нашей страны, а то, что это законно! Собрались пацаны на толковище. Приняли такие законы и говорят: «Да, может быть закон плохой, но это ЗАКОН и его необходимо выполнять». Шахтёр может усраться, работая в забое, рискуя ежечасно собственной жизнью, ударно выдавая на гора уголёк на благо отчизны, но рылом черномазый шахтёр не вышел для заработков из Золотой Орды. Он выхаркает в забое последние остатки лёгких, но пенсии такой же, как у члена Орды, удостоен не будет. Уголёк добывается не на благо всей стране, а для процветания отдельных представителей, к угольному делу совсем не причастных.

Чиновничье засилье, нашествие их на нашу землю бывало, и не раз. Борьба с ними началась ещё с допетровских времён, и продолжается до настоящего дня.

Опыт, накопленный в борьбе с чиновниками, коррупцией – многовековой. Он послужил истоком для национального вида спорта у малых народностей под названием «борьба двух нанайских мальчиков». Чиновничество борется само с собой, используя тактику «двойного удара». Сократив в одном месте одну штатную единицу, отдел, а то и целый департамент, чиновник в другом месте создаёт две штатные единицы, уже не отдел, а комитет, и, вместо департамента возникает Министерство. Сокращают, как правило, уборщиц, санитарок, шоферов, медсестёр и другой мелкий персонал, увеличивая зарплаты себе любимым. При этом вместо уборщиц работу делает клининговая компания. Охрану осуществляют не сторожа, а коммандос из спецотряда «Альфа-Центавра», перевозку элитных задниц производит экспресс служба «Элит-такси». В итоге отрапортовали – сокращение штатов произведено. О том, что расходы на содержание при этом увеличились в два раза, скромно умолчали. Не спрашивают, не лезь вперёд батьки в пекло! Высочайше повелели сократить расходы на содержание. Рады стараться, со всей душой! И уже уборщицы, сторожа, шофера на старых местах и рапорт готов-с! Сократили расходы на содержание аппарата на 50 %. При этом умолчали, что оклады себе увеличили на 100 %. Не спрашивали-с! Так и докатилась депутатско-чиновничья колесница по народным горбам до наших дней.

Спору нет – депутат и чиновник нужны государственному организму, как жопа для человека. Не таскать же, в самом деле, собственное дерьмо в руках! Но, когда весь государственный организм превращается в одну огромную жопу, становится стыдно перед просвещённой Европой и Азией тоже!

Борьба за место в депутатско-чиновничьей Золотой Орде злая, жестокая, без правил, со стрельбой, взрывами. Предвыборные штабы кандидатов – ставки боевой и политической работы. Здесь планируются и осуществляются защита и нападение, марши и демарши, засады, выпады и контрвыпады, разведка и контрразведка, саботаж, стачки, митинги, схемы захвата ТВ, радио, прессы…

Бодяга, затеянная Ульяновым с братвой по захвату власти в России, нашла в лице господина Лужайкина достойного преемника. Он с товарищами не первый раз шел на выборы и они знали в них толк. Нынешние выборы осложнялись появлением на поле конкурентной борьбы, причём неожиданно, как гриб после дождя, нового кандидата на должность мэра Города. Звали его Нестор Рубцов. Тридцати пяти лет от роду. Образование высшее – Нефтегазовый Сибирский Университет. Работал в Городе сменным инженером газораспределительной станции. Женат. Супруга следователь районной прокуратуры. Дочь девяти лет, ученица гуманитарной гимназии. Но главная фишка в том, что он был беспартийный самовыдвиженец. Вроде бы ничего серьёзного он из себя не представлял, но с первых же шагов пришлось срочно его переоценивать. Чувствовалось, за ним стоят деньги. Немалые деньги. Вопрос очень интересный. Рубцов не бандит, не депутат, не чиновник, а обыкновенный российский инженер. Откуда у него могли взяться деньги? Нищета. В кармане вошь на аркане и туда же метит, в градоначальники. Нонсенс! Лужайкин сразу же поднял на ноги начальника службы безопасности холдинга «Интертрейдкорпорейшн» Варавву с его «зондеркомандой». Фёдор сразу же вспомнил про «Финансовый кулак организации». Быстро проверили состояние счетов. Ни копейки не ушло.

Отмечался только перевод денег от продажи активов. Раскинул сети в сторону нефтяных магнатов и не ошибся в своих расчетах. Некая компания с Тюменских Северов во главе с Константином Сергеевичем Салехардовым, решила ввязаться в борьбу за кресло мэра Города. Нестор Рубцов, не объявляя своей

близости с измазанным с головы до пят нефтью хозяевами нефтяных качалок, но, чувствуя спиной напор нефтегазовой струи, смело и решительно вступил в ожесточённую борьбу с самим Лужайкиным.

Предвыборная борьба – это битва кошельков. Бывают казусы. Вдруг один из аборигенов, продрав в день выборов шарёнки, с бодуна заявит, что его персональный голос решит исход борьбы кандидатов, и неверной походкой двинется к избирательной урне, с твёрдым намерением отдать свой голос за кандидата «А». Кандидат в депутаты «Б», конечно сволочь, в подмётки не годится кандидату «А», но понимает русскую душу, как никто другой. Он на пути аборигена к избирательной урне на халяву, представьте себе 100 % халяву, даёт целую стаканяру водяры и на занюшку бутерброд с краковской колбасой!

На выходе из избирательного участка, в кочане у аборигена мысли уже водятся, но не зрелые, вялые, порой даже алкогольные. Последнее, несомненно, сдуру, с недопития и вдруг, от имени и по поручению кандидата «Б» (душа человек), всучивает ещё одну стаканяру. Теперь вопрос на засыпку: Угадайте с одного раза, за кого из двух кандидатов отдал свой голос один конкретный абориген? Теперь возьмите в руки калькулятор и умножьте одного пьющего аборигена на количество жителей. Вычтите всех лиц, не достигших избирательного возраста. В графе «Итого» вы получите количество голосов, отданных за кандидата «Б».

Для получения голосов в массово-организованном порядке, весьма эффективен подарок дочери командира дивизии в виде «Пежо», «БМВ» и далее на выбор (по каталогу автосалона).

Вариантов окучивания электората великое множество, но на голый крючок даже одуревшая с голоду пиранья не клюёт. Нужны рубли, доллары, капуста, бабки, мани. Как их не назови – деньги горючее предвыборной гонки. У Лужайкина с финансами было в порядке. Их было достаточно, но с появлением Нестора Рубцова, с его неожиданными, неординарными ходами в предвыборной борьбе деньги таяли со скоростью мороженого в аэрогриле. Все загашники были основательно потрёпаны.

Выборный марафон ещё даже не подобрался к своему апогею. Деньги нужны были срочно, и, судя по манёврам Нестора Рубцова, их нужно будет много. Эту мысль уже добрых сорок минут господин Лужайкин пытался донести до «Копперфильда» финансов, главбуха «Интертрейдкорпорейшн» господина Залепухина…»

Финансовый гений, не перебивая, выслушал Юрия Петровича и философски глубокомысленно изрёк:

– Дерьмо решило прогуляться и попало в унитаз.

– Это… Это… я дерьмо? – возмутился оскорблённый мэр.

– Успокойся, Юрок. До дерьма тебе нужно ещё дорасти. Сейчас ты полное говно. Как ты сумел проглядеть этого Нестора? Ума не приложу. Если он сядет в кресло мэра, ты бронируй себе тёплое место на лесоповале.

Юрий Петрович многое прощал Залепухину, в том числе и нарочито грубую манеру разговора, за его магическое владение всеми сальдами, бульдами и ажурами, но не сегодня. Нервы Юрия Петровича были натянуты. Он негодующе вскинул брови, все десять сосисок пальцев сжались в кулак, куриная жопка рта хотела выдать что-то, сообразно моменту, но Залепухину было не до экивоков и реверансов.

– Сядешь, милай. Закон суров, но закон. По закону ты на свободе лет десять лишних гуляешь.

Юрий Петрович обречённо опустил голову и руки. Он отчётливо понимал, если ему не поможет этот нахальный, знающий себе цену старик, то вообще никто не поможет. Желающих попинать упавшего, в России всегда хватало, а дохлого льва приятно потаскать за хвост! Юрий Петрович не сомневался в том, что как только кресло под ним дрогнет, стая бывших коллег – друзей в верноподданническом экстазе перед новым хозяином Города порвут его в клочья. Принесут его на жертвенный алтарь в знак верности.

Пророчества старика Залепухина пугали мрачной реальностью воплощения в свежий, здоровый воздух лесоповала.

Тяжёлая пауза в разговоре натянула в душе Юрия Петровича звеневшую струну тревоги. Наконец старик вздохнул:

– Сейчас, Юрок, тебя успокаивать, значит лить какаву в жопу. От этого дерьмо слаще не станет. Можешь попробовать. А ежели и дальше будешь так широко шагать, смотри, дерьмо-то вывалится!.. Тебе, милай, копеечка нужна. Холдинг ты подсосал. Боле с Софьи брать нельзя! Могут начаться необратимые процессы. Нужно… Нужно продать «Меркизон»…

Юрий Петрович ахнул. Огромный рыночный комплекс «Меркизон» был крупнейшим бриллиантом в короне собственной четы Лужайкиных-Буторкиных. «Меркизон» приносил огромные прибыли, львиную долю которых съедал медно-никелиевый комбинат, реконструкцию и модернизацию которого затеяла Софья Николаевна. Это был стратегический просчёт команды Буторкиной. Оценочные запасы руды были завышены ещё советскими специалистами в 150 раз. Сдача рудника была рапортабельной и её приурочили к очередному съезду КПСС. Мелочиться в подарках к славным датам КПСС, не принято. Приписки были нормой жизни в стране Советов. Кого обманывали – непонятно.

Империалистам было глубоко фиолетово, сколько квадратных метров жилья сдали строители фактически, а сколько написали, сколько миллионов тонн приписали к урожаю хлеборобы России. Обманывали сами себя. Создавали своими руками под одобрительное «одобрям-с» сюрреалистический мир призрачных цифр и липовых достижений. Может быть, таким хитрым ходом мы хотели запутать вражеские разведки? Или обманывали любимый пролетариат с крестьянством своими семимильными шажищами к коммунизму?

Так или иначе, но от чиновничьих приписок в Советском Союзе пострадал холдинг Софьи Николаевны в новейшей России. Запасы руды специалисты «Интертрейдкорпорейшн» перепроверить не удосужились. Заключили договора на поставки современного оборудования и реконструкцию всего комбината. Когда стали известны истинные запасы руды, менять что-то было поздно. Неустойки по контрактам в разы превышали планируемые расходы.

«Продать „Меркизон“ … – думал Юрий Петрович. – Пожалуй, это единственный шанс…» Лужайкин закрыл круглые глазки, поёрзал в кресле, устраивая поудобнее свои арбузные полужопицы и нерешительно, боязливо выкатил из куриной жопки рта:

– А… а… покупатель… есть?

Старик Залепухин поморщился, как от зубной боли, и медленно встал

– Милай, ты мне скажи – что есть больная совесть задницы?

От неожиданного вопроса Лужайкин только смог широко открыть глаза и от напряжения мозговых извилин зашевелил пельменями ушей.

– Не знаешь, милай! – удовлетворённо заметил старик. – Больная совесть задницы есть геморрой. Детально это дельце давай обсосём вместе с лимончиками после коньяка?

С этими словами Залепухин достал из бара бутылку «Наполеона» и, наливая рюмки, назидательно продолжил:

– Запоминай, милай! Время между двумя рюмками коньяка летит быстрее, чем вне их.

В результате их беседы «Наполеон» скончался в неравной схватке, а один из дагестанских тайпов теоретически стал обладателем рынка «Меркизон».

Глава 8. Мизер втёмную

Катала по кличке Профессор, переживал чёрную полосу депрессии. Всё не мило его душе. Раздражало всё. И лакейская угодливость персонала пятизвёздочного отеля, и чуть слышное жужжание вентилятора на потолке. Даже стерильная чистота в люксе почему-то вызывала волну неудовольствия. Умом он понимал, – отель с вышколенным до автоматизма персоналом точно здесь ни при чём. Умом понимал, а душа бунтовала. Депрессуха всегда давила ему на мозги, когда не было игры. Когда кон ломится от бабок, нервы звенят, адреналин плещет из ушей.

Такой игры не было давно. Он, Профессор, потомственный катала в четвёртом поколении вынужден перебиваться курортной мелюзгой.

Прадед Профессора, знаменитый катала Артист, игроком от Бога. Высокого полёта мужчина. Знался с Сонькой Золотая Ручка, бывало, вместе окучивали петербургские, варшавские, московские салоны. Широко жили, и сгинули вместе на Сахалинской каторге. Деду Профессора было оставлено в наследство 100 рублей и все нажитые годами секреты мастерства карточной игры. Так от отца к сыну копились и передавались колодные, подколодные и околоколодные тайны карточной игры.

Профессор достиг такого уровня, что смело мог считаться гуру, Паганини, Акопяном карточного стола. Шулерство им доведено до того, что в его исполнении стало настоящим искусством. При этом у него работали не только руки и голова. Перед игрой он в обязательном порядке срисовывал противника. Ему важно было определить не только толщину его кошелька, а что особенно важно, его психологический портрет. Сообразно ему он выставлял себя за карточным столом то лохом курортником, то мужем, проигрывающим состояние очередной жены, то кассиром, то банальным казнокрадом. Мог быть иностранцем – миллионером, решившим просадить пару сотен тысяч баксов. Перевоплощался он вдохновенно, глубоко и правдиво. Проигравший не представлял себе, что перед ним один из лучших катал Европы.

Практически каждый их проигравших списывал свою неудачу на слепой случай судьбы, пытались отчаянно отыграться и играли до тех пор, пока не оставались, в чём мать родила. И даже тогда истина их проигрыша оставалась для них тайной за семью печатями.

Профессор работал виртуозно. Паганини карт и маэстро перевоплощения не знал поражения. По всей стране и в Европе десяток «бегунков» рыскали в поисках денежных мешков, чтобы усадить их за карточный стол. Собирали о них всю возможную и невозможную информацию, начиная с фотографий, состояния банковских счетов, и кончая интимными подробностями семейной и внесемейной жизни.

Сейчас Профессор был в депрессии по причине отсутствия игры. Вчерашние два предложения из Гданьска и Новосибирска он отверг по причине их малозначительности. Не царское это дело, играть с разными шёлкопрядами. Возни много, а навара чуть. Он ждал своего клиента. Жирного, наваристого.

Сыграть нужно с тем и так, чтобы залечь на дно где-нибудь в районе Мальдив на год-два и лишний раз без особой надобности не раздражать господ из Интерпола и родной мусарни.

Он ждал терпеливо, как опытный хищник в засаде.

Он знал – жертва появится.

Звонок телефона раздался в два часа пополудни.

«Межгород? Нет, местный.» – автоматически отметил Профессор и поднял трубку.

– Алло.

– Василий Яковлевич, здравствуйте! – уверенно приветствовал его густой баритон, – Я, Иванов Михаил Сергеевич. Мы с вами не знакомы, к сожалению. Один наш общий знакомый, Александр Васильевич Шатурский, уверял меня, что вы сможете со мной встретиться и выслушать мою просьбу…

Память Профессора услужливо выдала информацию:

«Саня Шатурский. Пермская пересылка. Деловой. В авторитете.»

В трубку, вальяжно, чуть растягивая слова, с паузами, процедил:

– Уважаемый… Надеюсь, что Вы и этот… господин… Шатурский вполне приличные люди… Беда в том, что я… не знаю никого под этой фамилией.

Обладатель густого баритона, который мог бы быть таким же «Ивановым, как Майкл Джексон Агузаровой, коротко хохотнул.

– Хорошо. Принимается. Если позволите, то в режиме онлайн совсем коротко моя просьба. Я писатель, и мне нужна Ваша консультация по одной из сцен в казино.

Оценив уверенность «Иванова» и ту лёгкость, с которой он с ним согласился, Профессор после недолгого раздумья сказал:

– Я сейчас собираюсь на прогулку, и думаю, что минут двадцать смогу Вам уделить.

Выйдя из отеля, Профессор не оглядываясь, не суетясь, фланирующей походкой уверенного в себе человека, спустился в липовую аллею сквера. Вдыхая густой медовый аромат цветущих лип, прислушиваясь к шелесту листвы и мерному жужжанию пчёл, он, казалось, безо всякой цели тихо прошёл мимо мамаш с колясками и скамеек с сидящими старушками, воркующими парочками молодёжи.

Как «Иванов» узнает его, Профессора не интересовало. Профессиональным взглядом он ещё на выходе оценил окружающую обстановку и не выделил ни одного «чела», подходящего под образ владельца густого баритона.

«Иванов» появился неожиданно, словно вырос из под земли или свалился с небес. Не выказав никакого удивления, Профессор оглядел своего визави. Симпатичный, атлетично сложенный, представительный мужчина 35–37 лет был одет со вкусом.

– Иванов – коротко представился он и крепко пожал протянутую Профессором руку. – Простите, Профессор, но телефон не располагает к откровению.

Василий Яковлевич внутренне подобрался, как перед прыжком в холодную воду: «Не многие знают мою кликуху. Этот мужик фифти-фифти может оказаться и своим и врагом…»

Словно подслушав мысли Василия Яковлевича, «Иванов» продолжил уже более категорично:

– Ухлявый, есть дело, от которого вы не сможете отказаться.

Сердце Профессора ухнуло так, что «Иванов» должен был услышать его стук. Дело в том, что погоняло «Ухлявый», Василий получил ещё в сопливом в состоянии, когда и карту-то передёргивать толком не мог. Сам Василий за давностью лет стал забывать о не ласкающем погоняле. «Откуда он? ФСБ, Интерпол? Или из своих.» – мысли Василия яростно искали ответ. Ни один мускул не дрогнул на лице старого картёжника. Взгляд оставался рассеянным, как у человека, полностью отдавшегося приятностям родной природы.

«Иванов» продолжил своим ровным густым баритоном:

– Я не имею отношения ни к «синим», ни к «красным». И представляю интересы некой группы людей, которые делают вам деловое предложение. Если Вы согласитесь его принять, то в итоге останетесь при деньгах, а мы при своём интересе… В случае отказа, через десять минут в Вашем номере компетентные органы, при соблюдении всех юридических процедур, изымают два килограмма чистейшего афганского героина, естественно с вашими отпечатками пальцев. Поскольку за вашим скальпом охотятся серьёзные люди, то, пользуясь удобным случаем, они, как пить дать, обеспечат вас лагерной баландой лет на двадцать.

«Если мужик не блефует, то двадцать не двадцать, а червонец по любому раскладу тянуть придётся… А что собственно ему нужно?» Профессор, чуть сощурив левый глаз, слегка повернул свою породистую голову к собеседнику.

– Милейший! За такую наглость я могу Вас на месте пристрелить!

«Иванов» хохотнул.

– Василий Яковлевич! Вы серьёзный человек, так сказать, европейского уровня, и гоните дурку! Проверено – у Вас нет оружия. Вы с детства не любите стрелять… К тому же, оглянитесь…

Пара крепких парней шла сзади, отвлечённо болтали друг с другом, не опуская цепких, как у лагерных овчарок, глаз с фигуры Профессора. Спереди, как по команде, из-за вековой липы вышел баскетбольного роста молодой человек.

– Мм-мда! – протянул Василий, поняв, что этот кон он проиграл вчистую. – Нет бубей, хоть хреном бей…

Ситуация для карточного гуру была безвыходной. Намерения «Иванова» были далеко не детские. В два кило герыча, как-то сразу поверилось. Призрак этапа реально возник в сознании Профессора. От одного только воспоминания вкуса лагерной баланды у него начались реальные спазмы желудка. Он, поморщившись от боли, процедил сквозь зубы:

– Что вы хотите от меня? Надеюсь не консультаций для вашей книги…

– Простите, Василий. «Консультация» была нужна для связки слов, как повод. От Вас мы не хотим ничего другого, кроме того, что Вы великолепно умеете.

Профессор, за свою сознательную жизнь не державший в руках ничего, тяжелее колоды карт, вопросительно посмотрел на «Иванова». В очередной раз, коротко хохотнув, «Иванов» сказал:

– Мы Вам заплатим 2 миллиона американских долларов за то, чтобы вы гарантировано выиграли у одного товарища не менее 500 тысяч долларов. Итого в Вашем активе будет не менее двух с половиной миллионов. С этой суммой Вы сможете надёжно год-два пожить мирной жизнью вне поля зрения Интерпола, где-нибудь в тиши Альп. Тем более, Вы сейчас без работы и наш заказ-бонус Вам от госпожи Удачи…

Невозмутимость карточного игрока была поколеблена.

– Выиграть 500 тысяч долларов… и всё?

– Гарантированно выиграть. Непременно выиграть. Вознаграждение 2 миллиона.

– У меня есть время, чтобы обдумать Ваше предложение?

– Конечно. Ровно до ближайшей липы.

«Качественно плющат», – подумал Профессор. До ближайшей липы было не более 5 метров.

– Хорошо, я согласен.

– Прекрасно. – Баритон «Иванова» стал густым, как липовый мёд. – Вы приняли единственно верное решение. Задаток в 1 миллион долларов лежит у Вас в номере. Расписок не нужно. Мы знаем, что Вашему слову доверяют банки. Героин настоящий. Советуем сразу же, не соблазняясь, спустить его в унитаз. Когда и кого необходимо обыграть, Вам сообщат за 48 часов до игры.

Крепко пожав на прощание руку, «Иванов» со своими людьми быстро растворились в глубине липовой аллеи.

Василий Яковлевич, совсем уж изменив своей извечной невозмутимости завзятого картёжника, чуть ли не бегом вернулся в отель. В номере царили прежняя чистота и порядок. На столе лежал серебристый кейс. Открыв его, он упёрся взглядом в пачки долларов в банковской этикетке. Поверх их лежала записка: «В чемодане». Достав свой чемодан с кодовыми замками, он удивился. Чемодан был закрыт на оба замка. Набрав код, он торопливо откинул крышку. Первое, что он увидел, два туго набитых пакетика. Трясущимися руками лихорадочно проткнул их ножом. Внутри был белый порошок. Попробовал. Герыч. Чистый афганский герыч.

– Не хреновый у ребят расклад! – Восхитился Василий Яковлевич. – Сразу видно, очень серьёзные мужчины, если для моей разводки два кило героина не пожалели.

Поспешно закрыл дверь своего люкса на ключ. Задыхаясь от волнения, стараясь не уронить ни крошки, он перетащил героин в туалет и смыл в бездну унитаза. Сами пакеты изрезал ножницами и поджёг в ванне. Время для него остановилось. Все движения казались замедленными. Когда зола от сожжённых пакетиков скрылась в водовороте воды, он взглянул на часы. Прошло всего семь минут со времени его появления в номере. Он облегчённо вздохнул. Его срок был смыт в городскую канализацию. Боль отступила от желудка. Вкус лагерной баланды потерял свою остроту. Вдруг тишину люкса разрезала трель телефонного звонка. Василий Яковлевич вздрогнул. Взял вялой рукой трубку:

– Алло! – знакомый глубокий баритон коротко хохотнул в трубке. – Вы умный человек. Очень правильно поступили. Только закройте дверь в туалет.

Василий Яковлевич автоматически посмотрел в сторону туалета. Дверь была открытой. Он посмотрел в окно. На уровне 30-го этажа, напротив его номера, в трёхстах метрах от отеля в воздухе висел вертолёт.