Текст книги "Капкан для мэра"

***

Историческая встреча господина Лужайкина и доцента Баден-Баденского состоялась днём в ресторане «Хитрованка». Залы ресторана блестели сталью сервировки и девственной пустотой. Золотая молодёжь и новые хозяева жизни отсыпались от ночного гульбища, а пролетариат с крестьянством, под угрозой тотального уничтожения ресторанными ценами, опохмелившись «Кавказской» палёнкой или отечественным стеклоочистителем (Сволочи! Куда заныкали «Шипр?») вяло изображали непосильные потуги самоотверженного труда.

В полном одиночестве господа Баден-Баденский и Юрий Петрович Лужайкин начали ритуальный «танец» знакомства. Они говорили ничего не значащие фразы, и, словно дворовые собаки принюхивались друг к другу, чтобы точно понять, кто из них кобель, а кто сучка.

Многовековой опыт выживания еврейского многострадального народа шевельнулся у Марка Исааковича где-то в районе гипофиза, метнулся к мозжечку и спинным мозгом профессор понял – пора отдаваться этому моложавому бывшему партийному функционеру. Он будет у него вожаком. Сам профессор уготовил себе удел альфа сучки, или лучше сказать, дойной коровы. Сытой и обутой.

Юрий Петрович, как опытный кукловод, мгновенно из общего образа профессора вычленил чёрные хлопчатобумажные носки в гармошку, выпирающие из стоптанных туфель, наручные часы «Победа», несомненный раритет, пиджачную пару, которую братья по соц-лагерю поставляли в СССР в качестве ритуальной одежды для усопших. Приценился ещё раз к фигуре Баден-Баденского и произнёс историческую фразу:

– Мы пойдём своим путём.

Они оба тогда не знали, что этот путь приведёт их к созданию в отдельно взятом городе общества чиновнико-аппаратного капитализма. Общества, состоящего исключительно из потребителей без намёка на производителей. Конечно, производители где-то там внизу были. Пыхтя и матерясь, они создавали добавочную стоимость товаров и услуг. Она финансовыми насосами перекачивалась по иерархическим трубам чиновников наверх. Поскольку насосы и трубопроводы были худы, как решето, то финансовые протечки-утечки были повсеместно. Чиновники латать их не спешили, а некоторые нетерпеливцы ещё новые дырки сверлили, меняли новые прокладки на старые. Боролись чиновники всех уровней с протечками-утечками в поте лица, ставя под эти капельки-копейки, струйки-рубли, струи-тысячи, реки-миллионы тазы. Банки стеклянные и вновь созданные, ручки, запазухи, мешки. Не помогало. Вернее сказать, помогало, но только чиновникам. Они обложились благами цивилизации, как барбос блохами. Шейхи Арабских Эмиратов вставали в очередь на покупку российских чинов и постов. Они, Шейхи, не смотри что арабы, а не дураки. Знают, – нефть в Эмиратах завтра закончится, а терпение русского народа бесконечно.

Выслушав историческую фразу Юрия Петровича, Марк Исаакович пожевал губами, словно пробуя на вкус начало «своего пути», мотнул гривой седых волос и глубокомысленно ответил, так, на всякий случай:

– Да, конечно, – после некоторого замешательства нерешительно добавил, – может быть, некоторые мои сентенции помогут Вам на этом пути.

С этими словами он с придыханием выложил на стол 10 кг своих мыслей. На титульном листе красовалось «5 шагов к успеху».

Юрий Петрович сардельками своих пальцев нежно, как задницу своей жены Софьи Николаевны, погладил труд учёного и, глядя своими поросячьими глазками на профессора, спросил по-свойски:

– Марк Исаакович, дорогой мой человек! Поймите, ради бога, правильно. Ваш уникальный труд, наверняка, изложен высоким стилем маститого учёного.

С всякими там интегралами, дифференциалами, экстенсивными, интенсивными показателями и другими малопонятными и совсем непонятными выражениями для моего простого народа. Избирателя, так сказать. Если я буду пользоваться вашими терминами, то рискую получить физическое замечание от моего электората в своё табло и зеро в избирательную урну. А посему, уважаемый, прошу изложить свои 5 шагов просто и, по возможности, короче.

Марк Исаакович на минуту задумался, отхлебнул из чашки чая (280 рублей чайник на три чашечки!) и медленно, видимо подбирая слова, начал:

– Отец исторической науки Геродот говорил, что за Понтом, то есть за Чёрным морем, живут скифы. Характеризовал он их, как племена воров и пьяниц.

Марк Исаакович вдруг закашлялся и тревожно посмотрел в глаза Юрия Петровича. Наконец, тяжело вздохнул и продолжил:

– Я не русофоб. Так Геродот думал и писал…

Юрий Петрович озаботился тревогой собеседника и поспешил его успокоить:

– Я с товарищем Геродотом в принципе согласен. Лично к Вам и к нему претензий не имею. Грешен мой народ. И воровством балуется издавна, и горькую пьёт. Вы не волнуйтесь и слов из песни не выкидывайте. Времена, знаете ли, уже другие, и говорить можно всё, так сказать, свобода мысли и слова! Плюрализм мнений и суждений. Продолжайте, уважаемый.

Облегчённо вздохнув, Марк Исаакович начал хорошо поставленным голосом:

– Согласно мнениям российского историка Соловьёва, на ранних этапах развития Европы, более сильные племена, обладающие наиболее современными по тем временам орудиями труда и убийства, а значит владеющие наиболее продвинутыми технологиями и, как следствие, более грамотными спецами по обработке, были в социальном и военном отношении хорошо организованы. Они, естественно, вытесняли с плодородных земель и лесов, рек богатых дичью и рыбой слабые племена на восток, в менее обжитые и несравненно суровые по климату земли. Борьба за ресурсы была бескомпромиссной. Приходили новые сильные племена и ещё дальше на восток гнали неудачников. Пока те не оказались на территории России. Естественный историко-географический отбор предопределил отсталость России во всех сферах жизни на многие века и оказал отрицательное влияние на менталитет народа…

В этом месте монолога Юрий Петрович воздел свои десять пальцев-сарделек к потолку и с искренним возмущением воскликнул:

– Профессор, вы предлагаете мне выйти к моему великому и могучему избирателю и сказать ему в лобешник «Вы слабаки, дураки, идиоты и недоумки! Вы продукт селекции западных племён. Вы их отбросы. Вы ничего не умеете делать. Вы пьяницы, ворьё и бездельники!»

Юрий Петрович перевёл дух и уже спокойно продолжил:

– Марк Исаакович! Вы сейчас предложили мне самый дешёвый и эффективный способ самоубийства.

Господин Баден-Баденский испуганно хрюкнул, втянул свою седую голову в плечи и зажмурил глаза. Его обдало холодом холокоста.

«Боже, – подумал он, – Ну зачем я поднимаю эту старину. Всё равно во всём снова будут виноваты евреи. Это не нужно никому. Королевство кривых зеркал, построенное на квасном патриотизме, устраивает всех и, в первую очередь, народ, населяющий это королевство. Они уверены, что они самые умные, могучие и великие. Неважно, кто они на самом деле, важно, кем они себя ощущают…».

Проклиная себя, что согласился на встречу, Марк Исаакович, ни слова не отвечая на возмущения Юрия Петровича, суетливо начал запихивать свой трактат в потёртый портфель. Осознав свою несдержанность, Юрий Петрович примирительно мягко положил руку на ладонь профессора:

– Марк Исаакович! Простите меня великодушно. Ваш подход к теме так неожиданно оригинален, что от удивления я невольно не сдержался. Давайте, для снятия напряжения, и в знак примирения, примем по сто грамм и продолжим наш разговор.

Коньяк действительно благотворно повлиял и сблизил собеседников. Через полчаса их беседа вошла в своё русло конструктивизма:

– Взглянем на историю государства Российского до появления на наших просторах Рюрика с братьями и дружиною. Печальная, однако, картина. Другие народы изобретали порох, бумагу, осваивали мировой океан, вычисляли орбиты планет и занимались другими, не менее важными делами. Наши предки мозги себе подобными глупостями не занимали. Носились по лесам и полям, методично вырезали друг друга. Рюрик, между прочим, прошу заметить, не вятич какой-нибудь, а чистокровный скандинав, со своей дружиною прекратил кровавую вакханалию и начал закладывать основы государства, правопорядка. Рюриком был заложен институт иноземных царей, правителей России, пытавшихся просветить Русь, вовлечь её в общее для передовых народов поступательное движение по пути прогресса всей человеческой цивилизации. Но Россия забилась, противилась, она не хотела и не умела работать по-новому, не желала учиться и перенимать опыт. Самые великие реформаторы России Пётр и Екатерина не могли справиться со своим народом. Пьянство и воровство были и остаются бичом, нашей национальной бедой. Они были вынуждены при организации сколь-нибудь значительного дела, ставить во главе его чужеземца: немца, шведа, француза.

Марк Исаакович тяжело вздохнул, пригубил коньячку. Вкусно пососал дольку лимона и продолжил:

– Возьмите полное собрание «Советской энциклопедии». Все тома от А до Я. Уверяю Вас, она прошла полную, весьма действенную совковую, идеологическую выдержанную цензуру. Проведите с ней простецкий опыт: вычеркните из её многотомного содержания всех исторических и партийных функционеров, иноземных учёных и изобретателей, открывателей земель и тайн мироздания с нерусскими фамилиями, с целью оценить вклад русских людей в развитие цивилизации, понять их историческое значение. Я проделал такой опыт. Школьная 12 страничная тетрадь оказалась заполнена далеко не полностью. Даже, если писать крупным почерком.

Юрий Петрович, ошарашенный речью Баден-Баденского, удручённо молчал. Вспомнил, как сам лично возглавлял постоянные компании, комиссии, месячники по борьбе с пьянством на производстве, в быту, по повышению культурного и образовательного уровня рабочей молодёжи, Которая наряду со старшим поколением самозабвенно тащило с фабрик, полей и заводов всё, что не было приколочено. Он понимал профессора и не прерывал его. Марк Исаакович с тяжёлым сердцем продолжал развенчивать миф о великом и могучем русском народе.

– Что такое революция? По большому счёту это смена топ-менеджеров в государстве. Народ, в смысле население, земля предприятия остаются. Для рабоче-крестьянской массы происходит перераспределение прибавочной стоимости. Теперь, Юрий Петрович, прошу Вашего внимания. Царская Россия являлась мировым экспортёром зерна и кормила хлебом всю Европу и сама, естественно не голодала.

С революцией старая система поощрения-принуждения рухнула и в крестьянской России с её необъятными просторами пахотной земли, притом, что с фронтов Первой Мировой Войны вернулись миллионы крестьян, возник голодомор. Это в стране, кормившей хлебом всю Европу! Если Вы думаете, что у каждого пахотного поля стоял комиссар с маузером и не допущал трудоголиков крестьян к севу зерновых, то, наверное, причина не в этом. Механизм возникновения голода в другом. Крестьяне занялись, в отсутствие мер принуждения всем, чем угодно (грабежом, пьянством, мировой революцией), только не своим извечным трудом. Они не желали сеять и пахать. Скифская лень едва ли не погубила молодую страну советов. Большевики были вынуждены создать колхозы, в первую очередь, как необходимую меру принуждения крестьян к труду, чтобы спасти народ от полного вымирания. Великий и ужасный потрясатель России товарищ Джугашвили (заметить необходимо, не самый русский правитель) принял страну с сохой, а оставил с ракетно-ядерным щитом. Это красивые слова о красивом фасаде, за которым укрыты печальные факты. Свободный труд свободных рабочих и крестьян в новой России оказался низкопроизводительным и неэффективным. Себестоимость товаров высокая, рентабельность низкая. Качество товаров отвратительное. Дешевле было импортировать товары, но в казне финансы пели романсы. И ещё нужно было вооружаться для совершения мировой революции и помогать братьям интернационалистам разных стран. Выход из практически тупиковой экономической ситуации был до гениальности прост и действенен – резко уменьшить затраты на производство и поднять производительность труда. Нужен был дармовой труд с жёстко регламентированным рабочим днём. Первые месяцы существования советской власти были ознаменованы открытием концентрационных лагерей для участников Кронштадского мятежа матросиков и участников крестьянского восстания в Тамбовской губернии. Это изобретение большевиков было задолго до гитлеровского Бухенвальда. Товарищ Ленин в этом вопросе оказался впереди планеты всей, и по праву может считаться отцом-основателем всемирно известного Архипелага ГУЛАГ. Появилась многомиллионная рабская сила. Был задействован безотказный механизм принуждения к труду. Одни, находясь в бесчисленных лагерях, вынуждены были работать. Другие, временно находящиеся на свободе, в колхозах и на заводах работали из за страха попасть в лагерь. Страна наконец-то заработала под жестоким насилием, выплёвывая вместе с кровью выбитые зубы и отбитые чахотные лёгкие. Нужен был технологический прорыв в дополнение к рабскому труду. Изобретать было некому и некогда. Техническая интеллигенция либо эмигрировала, либо насильно была выдворена из страны. Либо погибла первой в невыносимых лагерных условиях. Пришлось воровать открытия, изобретения. Повсюду из остатков недобитой технической интеллигенции в лагерях под руководством товарища Берия (ещё одного типично русского правителя) были организованы «шарашкины конторы», в которых уворованное доводилось до промышленных образцов ракет, самолётов, бомб и других привлекательных игрушек, определивших будущее России…

Юрий Петрович внимательно слушал профессора. Конечно, многое из того, что он говорил, уже где-то слышал, где-то читал сам, о другом рассказывали приятели-друзья. Но в таком виде, как обвинение целого народа в лени, пьянстве, воровстве, со времён древних скифов ему не приходилось сталкиваться.

Не принято у нас выдвигать обвинение народу. Народ априори всегда прав… Мысли Юрия Петровича внезапно озарились каким-то крамольным оттенком и понеслись в неожиданном санитарно-гастрономическом направлении: «Народ есть сообщность отдельно взятых индивидуумов. Как, например, килограмм масла состоит из миллионов отдельно взятых миллиграмм. Допустим, 30 % отдельно взятых миллиграмм, протухли, то можно ли весь килограмм масла считать съедобным? Или взять к рассмотрению цыган. Весёлый народ. Поёт и пляшет и ещё гадает по всему миру. Но не явили хорошие люди цыгане миру цыганского Леонардо Да Винчи, Ландау, Эдисона. Петь, плясать, гадать их дело, а за элементарными частицами гоняться, нужен еврейский склад ума».

Юрий Петрович аж содрогнулся от таких мыслей и украдкой оглянулся вокруг, словно опасаясь, что кто-то такую крамолу мог подслушать. Тем временем профессор продолжал:

– До распада СССР кухонным демократам всех мастей мешала командно-распределительная система коммуняг. Мол, если бы не она, то русский хваткий мужик с его природной сметкой и образованием (самым лучшим в мире) завалили бы страну всем необходимым и посадили бы яблони на Марсе. История смыла коммуняг в канализацию исторического небытия. Хавайте свободу, сколько можете переварить. Творите, работайте на благо своё и народа! Но не тут-то было. Российская лень – матушка не позволила разбить не только сады на Марсе, но и следы янки на Луне не смогли затоптать. Сталинская система принуждения в виде ГУЛАГа и колхозов рухнула. Новые стимулы решительно не могли заставить родимый «пипл» работать. Пришлось, как предки наши торговать лесом, пенькой да смолой. То бишь, нефтью и газом. Больше торговать нечем. Братцы-китайцы одели и обули великий русский народ. Армейские запасы Бундестага и американские окорочка наполнили наши желудки. Если бы не они, так бы и ходили с голой жопой, голодные, но гордые. Лишь бы не работать. Посмотрите кругом Юрий Петрович! Гастарбайтеры из бывших Союзных республик вымели, вычистили наши города, уложили миллионы квадратных метров тротуаров, ежегодно строят сотни домов. Где же русский человек был всё это время? Может, он с крутыми пацанами создал отечественный компьютер, или народное авто, на худой конец мобильник, чайник…

Слова Марка Исааковича в душе Юрия Петровича сложились в могильный холмик, под которым был похоронен миф о трудоголиках России.

– Простите, профессор, – прервал собеседника Юрий Петрович. – Если так всё плохо и безнадёжно, то о чём Ваша программа «5 шагов к успеху»? О каком успехе может вообще идти речь, если, по-вашему, никто не хочет и не умеет работать, а уж тем более рвать жилы во имя светлого будущего?

Марк Исаакович пожевал губами, потёр руками залысину, явно раздумывая, а стоит ли посвящать господина Лужайкина в тайные дебри экономической мысли. Собравшись с мыслями, выдохнул:

– Первый шаг, это чёткое понимание того, с кем Вам придётся работать. Так сказать, Вы правильно и реально должны представлять тактико-технические данные своего электората. При Вашем согласии с моими выводами первого шага мы можем перейти к обсуждению последующих шагов. Чтобы вникнуть в суть, так сказать оценить глубину первого шага Вам, Юрий Петрович, нужно время на обдумывание. В итоге Вы должны сделать однозначные выводы.

Без всяких полутонов и недосказанностей. Либо Вы признаете первый шаг, либо нет. Третьего не дано…

Так Марк Исаакович Баден-Баденский, в силу образования и природного ума, стал первым политтехнологом Города, обеспечил первую и последующие победы Юрия Петровича Лужайкина в борьбе за пост мэра.

Глава 2. Птица, летящая с одним крылом

Супруга Юрия Петровича Лужайкина – дама во всех отношениях замечательная, а в некоторых моментах даже выдающаяся.

Софья Николаевна Буторкина – единственная внучка Игната Валерьевича Буторкина – референта ЦК КПСС. Последний факт стал решающим в романе между Юрием Петровичем и Софьей Николаевной и в их скором браке.

Нельзя сказать, что Софья Николаевна была уж очень некрасива. Дело в том, что папаша, фанатик кораблестроения, наградил дочку кормой и носом, как у крупнотоннажной баржи. Армяне на рынке при её появлении восторженно цокали языками и отдавали свой товар едва ли не даром. С годами орлиный клюв Софьи Николаевны набирался всё большей властности, а корма небывалой твёрдости. Характер у неё был не то чтобы прескверный, а, навроде, всем известного торта «Наполеон». Каждый слой обладал своим норовом и предназначался к использованию строго по назначению. Один слой для своих, другой для чужих, третий для близких, четвёртый для далёких. От этого, мнение окружающих о Софье Николаевне лежало в диапазоне от «Стервы» до «Душечки».

Замечательности в виде «форштевня», «кормы» и близости к сияющим в сердце каждого советского человека буквам «ЦК КПСС» сыграли в судьбе девочки Софьи роковую роль.

Начиная с нежного детсадовского возраста до замужества, она была лишена мальчишеско-мужского внимания. За исключением случая в 8-м классе, оставившего в юной душе неизгладимый шрам. Одноклассник Гоша, двоечник, сорванец и второгодник, зажал Софью после уроков между партами. Пыхтя и елозя худосочным задом прижался к корме, страшно подумать, внучки референта ЦК КПСС. Пытался упорно, грязными руками залезть к ней в трусы. Софья, ошарашенная неожиданным сексуальным приступом Гоши, сначала замерла в ступоре, не зная, что предпринять, но затем активно задвигала задом, пытаясь вырваться из мальчишеского захвата. Это ещё больше раззадорило пацана, и его похотливая ручонка ринулась в недры Софьиных трусов. Перст судьбы в виде грязного Гошиного ногтя, сорвал с девственного лобка изрядный лоскут кожи с народившимся белокурым пушком. Взвыв от боли, Софья так крутанула своей уже тогда крепенькой кормой, что сексуально озабоченный второгодник Гоша впечатался своими ещё не окрепшими яйцами в угол парты, что навсегда остановило рост и дозревание его детородных органов. В размерах 8-го класса и ещё в доармейском возрасте он пополнил тесные ряды ярко-голубых.

До замужества, до первой брачной ночи Софья Николаевна ни теорией, тем более практикой сексуальной жизни не интересовалась. Так же, как и теорией относительности Эйнштейна. Вроде где-то она есть, и даже вроде как для чего-то нужна, но не ей, конкретно, и, совершенно точно, не сейчас.

В первую брачную ночь, быстро оклемавшись от боли, она, глядя снизу вверх на дёргающегося и пыхтящего Юрия Петровича с тихим, молчаливым возмущением и недоумением думала:

– Как же Юрий Петрович может её, практически малознакомую женщину, товарища по партии, в конце концов, просто живого человека, так тыкать. Больно и долго. Юрий Петрович же, булькая свадебным шампанским в желудке, тщетно пытался реанимировать неподвижное тело молодой жены. К утру у него чётко устаканился её образ царевны-лягушки на препараторском столе анатома на сороковой день полного анабиоза.

К чести сказать, Юрий Петрович не ринулся искать плотского утешения у мастериц Камасутры, а решил довольствоваться рамками своей номенклатурно-партийной семьи. Во-первых, из-за боязни деда референта ЦК КПСС, ну, а во-вторых, потому, что, во-первых.

Софья Николаевна понимала, что она фригидна. Это врождённый недостаток. Вроде, как волчья пасть, только скрытая от людских глаз. Ей предстояло пережить немало чёрных дней. Семейное счастье на глазах таяло, как мороженое в микроволновке. Никакой мужчина, будь он трижды знатным, самым заслуженным лесорубом страны, не будет жить с женщиной-бревном. Разрыв брачных отношений маячил на горизонте мрачной перспективой. На золоте обручальных колец вот-вот должны были появиться глубокие царапины жизни. Хорошо, даже где-то великолепно начавшаяся жизнь, дала трещину и полетела её мечта о счастливой семье в тартарары. Всесильный, любимый дед Игнат Валерьевич мог и делал для единственной внучки, если не всё на свете, то очень многое, что было недоступно в самых смелых мечтах, например дочке потомственной матери одиночки из Иваново.

Сберечь счастье молодой семьи Софье Николаевне помог несчастный случай. Не то чтобы кирпич упал Софушке на голову, и сексуальность после травмы внезапно обуяла её младой организм, раз в час переходящий в бурный оргазм.

Совсем наоборот. На второй день свадьбы, аккурат после брачной ночи, Софушка, будущая Софья Николаевна, опечаленная чёрными думами о будущем супружеской жизни под эгидой своей фригидности, села своей могучей кормой не то чтобы мимо стула, а на самый его край. Стул жалобно скрипнул в предсмертной агонии и его две ножки предательски сломались. Правая нога невесты, вернее уже как сутки, молодой жены, подвернулась, и, не выдержав массы рухнувшего тела, сломалась. Под крики, стоны Софьи и вой сирены скорой помощи она была госпитализирована в палату № 6 травматологического отделения 24-ой Городской больницы. К господину Чехову наша палата № 6 отношения не имеет. Чисто случайное совпадение. В нашей палате № 6, куда была госпитализирована Софья Николаевна, лежала с переломом носа всего одна больная – городская путана Василёк. Заслуженная путана со стажем. По паспорту Василиса Андреевна, в девичестве Говорова, а по последней фамилии Тер-Аванесова. Тяга к перемене фамилий дала осложнение в виде двух малолетних детей. Мальчик и девочка. Погодки. В отношении отцов Василёк была в полном неведении. Мальчик по обличию сшибал то ли на башкира, то ли на монгола. Черноглазая, темноволосая девочка с оливковым цветом кожи, точно была арабских кровей. В связи с полной неразберихой в вопросе установления национальности отцов, оба ребёнка были зарегистрированы по матери – русскими.

Содержание детей в условиях полной и бесповоротной безотцовщины и матери инвалида легли на хрупкие плечи Василька. Образование её закончилось в районе между 8-м и 9-м классом. Обладая красивым телом и полным отсутствием желания овладеть хоть какой-нибудь специальностью и горбатиться на благо Родины, сделало её путь в путаны столбовой дорогой. По малолетству она перебивалась случайными заработками, кружась возле гостиниц города. С получением паспорта, вышла в свет на большую дорогу, где судьба одарила её шишками и пышками по полной программе.

Продажно-покупная любовь требует от поставщицы своего товара определённого актёрского мастерства. Ахи, охи, вздохи, стоны, царапания, засосы, заглатывания, подмахивания и прочие пароксизмы страсти, не что иное, как яркое оформление, упаковка своего товара для покупателя. Чем ярче упаковка, тем дороже товар. Сексуально озабоченные мужики покидают труженицу панели в полной уверенности своей половой исключительности. Не догадываясь, что на пике разгула страсти Василёк, как и большинство её товарок по цеху, подсчитывают сальдо-бульдо коммунальных платежей или сочиняют заявления на пособие матери одиночке. Каждая из них была театром одной актрисы, дающим один и тот же эротический спектакль под названием «Неповторимый мачо!».

Среди честных проституток, зарабатывающих на жизнь тем, чем они могли, встречались и откровенные бл… – законченные нимфоманки, готовые сами платить за удовольствие. Это героини не моего романа и не имеют к описываемым событиям никакого полового отношения.

Итак, Софья Николаевна с собственной свадьбы попала в травматологическое отделение больницы с переломом ноги, осложнённым фригидностью всего организма. Фригидность не перелом, и, как догадывалась Софья Николаевна, хирургическим путём не лечится. Пребывая в жутко мрачном настроении, она по-бабьи плакала в подушку, время от времени громко всхлипывала и тихо скулила.

Василёк мужественно терпела этот реквием по разбитому в щепки кораблю семейного счастья. На вторые сутки мозолистое сердце путаны Василька дрогнуло, и волна сочувствия швырнула её к постели Софьи Николаевны. Осторожно присев на край кровати, она погладила рыдающую по плечам:

– Что ты, милая, так убиваешься?! Отремонтируют твою ногу доктора…

– Да причём здесь нога? У меня не нога – жизнь сломалась…

Сознавая внезапно открывшуюся собственную ущербность, Софья Николаевна обречённо открылась в тайне первой брачной ночи путанее со стажем.

Не даром говорят умные люди: «Счастье оказаться в нужное время в нужном месте». Возьмём такие явления природы, как понос или налоговый инспектор. Они всегда появляются ни ко времени и не к месту. Если первый, то обязательно в переполненном автобусе, то второй при покупке авиабилета для отдыха за ближайшей пирамидой Хеопса.

В нашем конкретном случае звёзды личных гороскопов Софьи Николаевны и Василька выстроились в натуральный парад планет. Две бабьи судьбы столкнулись в палате № 6, и их жизнь обрела другую сущность. Василёк, сохранив в душе сочувствие к ближнему и доброту души в измятом мужскими руками теле, внимательно выслушала Софушку.

– Не горюй, милая, – подбодрила подругу по палате Василёк. – Был бы купец, а твой товарец мы упакуем в лучшем виде.

Сдержала своё слово путана со стажем и за время совместного лечения, которое по настоянию Софьи Николаевны было для обеих продлено сверх нормативного на 2 месяца, передала свой богатый опыт молодой жене Юрия Петровича.

Первая ночь после больницы, проведённая в супружеской постели, повергла Юрия Петровича в такие бездны сладострастия, что живым он уже не чаял вернуться. Чувствуя себя гигантом секса, Юрий Петрович сдувал пылинки со своей жены, ревнуя её к своему отражению в зеркале.

Все остались довольны и невероятно счастливы.

Юрий Петрович обрёл сексапильную, чувственную жену.

Софья Николаевна твёрдо встала у штурвала семейного корабля.

Василёк, то есть Василиса Андреевна, стала лучшей подругой Софьи Николаевны, директором и совладелицей мотеля на 160 номеров.

Кончину всевластия коммунистов чета Лужайкиных-Буторкиных очень переживала. Юрий Петрович первый раз в жизни с горя крепко напился вместе с супругой. Написал фломастером на её необъятной заднице весь состав политбюро ЦК КПСС и дедушку референта в придачу. Поставил Софушку раком и оттрахал её со злорадством, с чувством, что он трахает весь состав политбюро во главе с генсеком в отместку за предательство светлых идей пролетариата всего мира, за свой личный полёт к вершинам славы, который эти скоты прервали.

Софья Николаевна, как жена и товарищ по партии, была полностью солидарна с Юрием Петровичем, и, за измену марксизму-ленинизму уже во второй, раз по собственной инициативе, подвергла партийных бонз повторной экзекуции, моральной казни через собственную задницу.

После акта возмездия за предательство идеалов коммунизма над полным составом ЦК КПСС, совершённого четой Лужайкиных, утром Юрий Петрович проснулся с похмельной болью в голове, а Софья Николаевна с извечным русским вопросом «Кто виноват?» и «Что делать?».

На первый вопрос ответ был накануне удачно найден и виновники понесли виртуальную казнь. Видимо, каким-то образом прознав про то, как их казнили в отдельно взятом российском городе, члены ЦК, политбюро начали от стыда перед народом, которым рулили так бездарно и заехали в исторический тупик, выкидываться из окон, стреляться и таинственно умирать от инфарктов.

Это, конечно, пустяк, но приятная самооценка итогов рулёжки страной!