Текст книги "Ящик Пандоры"

Какова мизансцена?!

За осквернение классической сюиты вы рискуете получить от возмущённых меломанов пару тычков в спину, но на жизнь-то никто не посмеет покуситься! Где это видано, чтобы за «чих» или «пук» людей убивали! Даже в филармонии.

В филармониях или, скажем, в других культурных местах, за физические отрыжки организма не убивают, но я находился не на смотре конкурса отличников консерватории, и за дверью затаился не Паганини. Поэтому мой один единственный самый маленький чих, даже не чих, а так – малюсенький чихунчик. наверняка, меня убьет. Не сам по себе, а конечностями Мурзика…

…Секунды тянулись, как жвачка и медленно складывались в растяжку на резиновой полосе минут…

Нет, я не выдержу…, не выдержу…, сейчас чихну… Лучше чихнуть и умереть, чем не чихнуть и всё равно умереть!

Сил терпеть не осталось… Я начал судорожно набирать воздух в грудь для нормального оглушительного чиха, и в этот исторический момент царапание ногтей по полу возвестило мир об удалении Мурзика от дверей, за которыми я уже попрощался с жизнью.

Заскрипела соседняя дверь в мою бывшую камеру. Я осторожно выглянул за дверь. Так и есть. Мурзик, ничего не подозревая, вошёл в камеру проверить источник шума и состояние узника. То-есть меня.

Откуда только во мне взялась сразу и грация, и смелость, и сообразительность? Может быть, я от природы умный?

Я выскользнул тенью из-за железной двери и мгновенно, но тихо запер её со стороны коридора на огромный засов. В два лихих прыжка оказался возле дверей моего старого узилища, куда с инспекцией зашёл Мурзик, молниеносно запер их на такой же засов, что и первую дверь.

Кинг Конг оказался в западне, которую заливает вода сверху.

Не отказал себе в удовольствии, прислушался к происходящему за железной дверью. Тихо… Странно… Может быть, из этих двух комнат есть третий выход, и Мурзик уже скачками несётся на рандеву со мной?

Мороз пробежал по коже…. Рискнул проверить и вежливо постучал костяшками пальцев по металлу, мол, разрешите войти…

Тишина… Секунда…. Пять…. Десять…

И вдруг раздался рёв раненого буйвола, и дверь задрожала в лихорадке под натиском Кинг Конга.

Промедление может повлечь за собой не запланированную встречу с вырвавшимся из плена Мурзиком.

Дверь устояла под первым натиском, но от второго или пятого, как пить дать, рухнет. Прораб, подлюка, не мог смастерить противовандальные двери. На момент выхода расстроенного Мурзика из ловушки, мне лучше всего находиться от него подальше. Где-нибудь на другом конце Млечного Пути.

Кроме того, шум, поднятый мною, подхваченный и усиленный Мурзиком, привлечёт внимание других членов шайки, и слетятся они, до зубов вооружённые, сюда, как мухи на дерьмо. Бороться с ними я мог исключительно бегством с поля боя.

Куда бежать, я не знал, но могу утверждать, что бегущий по освещённым коридорам голый, окровавленный мужчина, вызывает диковинное впечатление и уйму вопросов.

Выбора не было и я, спасая свою жизнь, рванул в темноту.

Все мы жертвы дорог, которые выбираем. Только они знают конец пути, а мы на них ищем приключений на свою задницу.

На моём пути спасения царила темнота, как у негра в чулане. Вначале пытался запоминать повороты – два налево, один направо, три налево. Спуски… пять ступеней вниз, ещё две ступени верх…, но скоро запутался. Плюнул и просто потрусил туда, куда меня вела дорога.

Итак, стартовал я в забеге на приз, стоимостью в мою собственную жизнь, резво, но минут через двадцать понял, если не умерю свой пыл, то сдохну от разрыва сердца. Передохнул тридцать секунд и побежал лёгкой рысцой. Скоро пришлось сменить её на ускоренный шаг, затем на просто шаг. Сейчас я еле передвигаю ноги, в надежде выбраться из лабиринта коридоров, подъёмов и спусков.

Я смертельно устал. Измотан, измочален. Мне нужен отдых, иначе сдохну, не добравшись до финиша.

Я сел. Вытянул ноги. Тишина, блаженство.

Господи! Что я слышу? Или мне послышалось?

Может быть это слуховые глюки? Нет. Отчётливо слышу далёкий лай собак. Изверги! Пустили по моему следу друзей человека. Не сейчас, так скоро, не здесь, так там свора из доберманов, пит-булей, овчарок и догов вопьётся клыками в мою несчастную плоть. Собакам свет не нужен. Они меня в темноте найдут и сожрут, предварительно порвав на куски.

Решено. Приму смерть, не сходя с места. В конце концов, чуть раньше, или чуть позже, но все мы там будем. Жизнь – заболевание абсолютно смертельное, передаётся половым путём и иммунитета от неё нет.

Пока я рассуждал сам с собой о тайнах жизни и смерти, собачий лай громче не стал. «Странно» – подумал я – «Ищейки, взяв след. Несутся во весь опор и давно должны кусать мне пятки. И лай у них какой-то странный. Без взвизгивания, без злобы. Без азарта… Так, навроде собачьего разговора. Перебрехиваются между собой…».

Я встал и пошёл вперёд. Оказалось до очередной подлянки госпожи судьбы было два шага.

Через два шага я рухнул куда-то вниз. Думал, лечу в омут с головой, а попал в канализационный люк и вляпался по самую маковку, в жидкое дерьмо.

После того, как улеглась вонь и эмоции, пришло время принятия решения. Сидеть до старости по горло в дерьме не хочется. Поэтому нужно двигаться – шагать или плыть в какую-то сторону. Благо дело, по трубе шастать можно только в двух направлениях – либо туда, либо обратно.

Опыта путешествий по канализации у меня не было. А, также отсутствовали карта, компас и система Глонасс. Можно пользоваться нюхом, глазом и слухом. По причине вонизма, нюх забастовал окончательно и без вариантов. Темнота в трубе стала кромешной. Глаза в бессилии, виновато заморгали. Вся надежда оставалась на слух. Слева по трубе что-то шуршало, чавкало и пузырилось. Справа продолжал доноситься лай собак, но уже более ясный и звонкий.

Меня осенило. Во-первых: взять след в канализационной трубе не под силу самой талантливой ищейке. Во-вторых: плавать в дерьме не умела даже собака Баскервилей. В-третьих: в той стороне, где слышался лай, выход из трубы и, скорей всего, расположена деревня.

От радости неожиданного открытия, даже подпрыгнул на месте. А зря. Поднял волну и чуть не захлебнулся. Заставил себя успокоиться, и, медленно, но уверенно, поплыл на встречу собачей брехне.

Очень скоро дерьмо стало жиже, плыть стало легче. Наверное, в центральную трубу, по которой я плыл, были сделаны врезки и дополнительный сброс воды облегчил мне плавание.

Дальше стало ещё легче. Кроме того, что дерьмо стало совсем жидким, скорость его движения увеличилась в разы. Я уже не плыл, а летел по трубе как большой кусок дерьма. Эдакий, знаете ли, дермоплан.

Не долго я чувствовал себя почти лётчиком и, в качестве сточных вод, канализационная труба извергла меня на речную гладь, чуть ниже по течению, у села или деревушки, раскинутой на противоположном берегу.

Не знаю, кто пишет сценарий моей жизни, но он садист. Не успел насладиться свободным полётом над речной гладью, как окунулся с головой в гладь дерьма, слегка разбавленного речной водой. Вынырнул. Фортуне показалось этого мало. Она устроилась верхом на трубе и улыбнулась задом – куски дерьма, падающие мне на темечко, настойчиво намекали на достойное меня место в театре жизни.

Стало ясно – судьбе надоело меня трахать, и она решила сравнять меня с дерьмом и утопить в нём.

Может, я и смирился бы со своей участью, но вдруг, совершенно не к месту, вспомнился кошелёк спонсоровидного мужчины, беременный серьёзной наличностью и отданный на временное хранение госпоже Овчинниковой.

Этот факт кардинальным образом повлиял на решение вопроса: жить или не жить?

Нерастраченная кучка тысячедолларовых купюр нашего заклятого друга США таила в своём чреве тьму рождённых большим городом соблазнов и могла поднять со смертного одра калеку, а не только вдохнуть волю к жизни полузахлебнувшемуся дерьмом неудачнику.

Меня пугало собственное бесстрашие, но, не обращая на него пристального внимания, я сделал два десятка энергичных гребков против течения и очутился в чистой воде. Дышать стало вольготнее, а жизнь вне дерьма удивительна и приятна во всех отношениях.

Поплыл к берегу, Мне срочно требовался хотя бы короткий отдых.

Не хотелось, после того как, счастливо избежал роя пуль в ресторане «Савой», не откинул копыта от кулака бугра грузчиков, не был растерзан монстром Мурзиком, не схлопотал маслину в лоб от бабы с противозачаточной рожей, взять и банально утонуть в двух шагах от спасительного берега.

«Буду биться с злым роком до конца!» – решил я и, собрав остатки своих хилых сил, закусил нижнюю губу до крови, хотел сделать решительный рывок в сторону берега, но решил попробовать сначала достать дно реки.

Попробовал. Дно достал. Встал на ноги. Воды было по колено. Смеяться сил не осталось. Еле выбрался на берег и рухнул на траву.

***

Сколько я спал, не знаю. Проснулся, как от удара током. Со стороны реки доносился стук мотора и мужские голоса. Открыл с трудом глаза и оцепенел от ужаса. В метрах двадцати от меня медленно вверх по течению двигался катер. На его борту громоздилась туша Мурзика. Из-за его спины выглядывали масляно-озабоченные морды двух оборотней в погонах. Честных полицейских и так мало, но чтобы в одном месте сразу двое и ещё в компании с Кинг Конгом, это уж явный перебор из области фэнтэзи. Все трое внимательно осматривали берег через мощные бинокли.

Ума не приложу, как они не увидели меня?

По ходу пьесы они должны были повязать меня ещё сонным, а в сию минуту отбивать мой ливер служебной обувью.

Чудны твои дела Господь!

Катер с Мурзиком и его подручными медленно удалялся и скоро скрылся за поворотом реки.

Наконец-то можно было передохнуть. Я шумно выдохнул. Какой-то жёлто-зелёно-багровый листок затрепетал на моём носу. Хотел смахнуть его рукой – не получилось. Я скосил глаза к переносице и ухватил назойливый листок за махонький черенок и дёрнул. Эффект был странный. Листок разорвался пополам, а кожа носа чуть не лопнула. Всё оказалось просто. Я вылез из реки с макушки до пят измазанный дерьмом, глиной вперемешку с илом, и грохнулся обессиленный спать. Во сне мучился кошмарами из моей жизни и ворочался с боку на бок, вокруг своей оси и собрал на своё тело всё, что валялось вокруг меня. Тут были и листочки всех видов и расцветок, былинки, тычинки, мелкие веточки и даже шишки с кусочками ярко зелёного мха.

Грязь высохла и живой натюрморт из серии «Былины нашего леса» готов к экспозиции. Меня не то, что с двадцати метров, а с двадцати сантиметров хрен от куска Родины отличишь. Что и говорить, замаскировался случайно, но отменно!

По случаю полного отсутствия одежды и наличия опасности быть словленным неизвестными преступными элементами в содружестве с родной полицией, решил маскировку с тела не убирать. Наоборот, дополнил двумя солидными сосновыми шишками в интересном месте. Вы спросите, зачем? Для устрашения врага и повышения самооценки.

Пусть, гады, знают – мы не лыком шиты и не палкой сделаны!

Что там говорить, страх перед злоумышленниками у меня остался, но острота прошла. Организм и его отдельные части перестали цепенеть от ужаса и могли работать в довольно сносном режиме. Особенно мозг. От стресса он ушёл в полный анабиоз. Сейчас из свежезамороженных извилин начали оттаивать первые вопросы и прикиды на поиски новых приключений на задницу.

Во-первых: с какого хрена баня-то обвалилась? Почему эти отморозки, не сказав ни «здравствуй», ни «прощай», сразу начали палить из автомата лично в меня! Если бы не добрая душа спонсоровидного слуги народа, геройски подставившего свой живот под рой пуль, то анатом бы уже накладывал последние стежки на мою грудь.

Что искала в моей одежде баба с противозачаточной внешностью? Ясно, не картину «Последний день Помпеи», а что-то столь мелкое, но страшно ей нужное и дорогое, что пришлось исполосовать всю одежду на узкие ленточки. Особенно мелко парадно-выходные труселя с голубыми Амурчиками на розовом фоне.

Кстати, эта извращенка в китайском халате на голое тело, про кошелёк лысого даже не заикнулась. Либо она про него не знала, либо бабло её не интересует. Если не за бабосы, то за что можно с такой яростью убивать людей в приличном заведении ранним вечером? Наркота?! Умоляю вас! Не смешите мне нервы! Я, конечно, не Шерлок Холмс, но кое-что соображаю.

Сколько наркоты я мог бы спрятать на себе? Кило, ну два кило, не больше. Два килограмма товара ещё не повод для разговора разными калибрами. А для того, чтобы обнаружить их у меня не нужно пускать мои труселя на ленточки.

Значит, искали не наркоту.

Брюлики?! Может быть… Может быть… Они мелкие и по разным швам их можно рассовать великое множество… С другой стороны у мелких брюликов и цена не интересная…

Стоп! Вот, где собака мосол зарыла!

Мымра противозачаточная жилы из меня тянула и пыталась узнать, ЧТО передал МНЕ или ЛЫСОМУ какой-то ОФИЦИАНТ.

Именно ЭТО она и искала у меня и лысого. Это имеет мелкие размеры и огромную стоимость. Что же ЭТО может быть? Кроме бриллиантов редчайшей окраски и изумительной огранки, ничего путного в голову не приходит.

В попытках вывихнуть мозги при распутывании причинно-следственных связях КТО, ЧТО у КОГО украл и ГДЕ спрятал, я незаметно пересёк лесок и снова вышел к реке.

От ходьбы мой защитно-маскировочный илисто-глинистый панцирь, замешанный на дерьме, начал трескаться и отваливаться большими кусками вместе с хилыми волосиками моего тщедушного тела. Обнажилась эпилированная девственная кожа одинокого мужчины.

На такой лакомый кусочек начали слетаться оголодавшие бабы со всего леса. Злобные комарихи выписывали в воздухе немыслимые фигуры наивысшего пилотажа и, озверев от близости беззащитной мужской плоти, бросались в атаку. От полчищ комарих звенел воздух. Незащищённых мест становилось всё больше, а количество рук оставалось прежним.

В какой-то момент я сдался перед армадой кровопийц. Позорно сиганул в реку и погрузился в тёплую воду с головой, выставляя наружу, время от времени, ноздри. Облако комарих растаяло, но полтора десятка самых наглых пытались с лёту вонзить свой носик в мой, и, успеть отсосать граммульку крови.

Сидя в добровольном плену под слоем воды, я думал об узости мышления наших учёных биологов и полном отсутствии у них коммерческой жилки. На их месте я давно бы вывел породу комаров, отсасывающих жир.

Представляете – никаких диет, никаких липоксаций. Комаротерапия сделает вашу фигуру эталоном красоты! Сеть салонов комаротерапии по всей стране. Толпы счастливых, ликующих женщин и ручейки денег, сливающиеся в бурные потоки, которые поглощаются моими счетами в швейцарских банках…

И дел-то, пустяк! Вывести породу комарих, сосущих жир!

От долгого сидения под водой я начал линять. Шкура, данная мне проезжим папой и выстраданная мамой, оставалась при мне. Зато защитно-маскировочный костюм намок, набух и свалился на дно. Что вы хотите – на дерьме замешан, дерьмом и закончил свою жизнь. Осталось одно, очиститься от остатков дерьма речным песком и пошагать дальше по жизни, в чём мать родила.

Глава III

«Светлое будущее не за горами. Оно, вообще, хрен знает где» – думал, голый, злой и холодеющий, сидя в какой-то яме под грудой огромных лопухов. Это единственное убежище, которое я смог сотворить собственными руками из подручных средств.

Шастать по белу свету голым даже в лесу – move ton. Мало ли, кто повстречается. Всякое могут подумать, а там и до надругательства над одиноким мужчиной недалеко. Благоразумнее поберечь здоровье и уяснить для себя окружающий ландшафт, в положении лёжа, надёжно укрывшись лопухами.

Прямо передо мною река. Не Енисей, конечно, переплыть можно, но очень осторожно. Дело не в крокодилах, слава богу, у нас не Африка. У нас водятся твари, куда страшнее. Называются пьяные мужики с вилами. Поймают посреди деревни голого и крики твои о том, что ты мирный нудист, они не поймут. Они слов таких не знают. Если сопротивляться не будешь, то обдадут лёгким матерком тебя вместе с окружающей природой и с руки на руку, с кулака на кулак, с ноги на ногу, отхепибёздят за милу душу. На прощание соком берёзовым угостят. С мякотью во всю спину.

Дело осложнялось ещё одной композицией. В конце концов пьяные мужики с вилами и бабы, не совсем тверёзые с косами (да не те, что с бантами, а те, что оселком правят) не в диковинку. Портки с рубахой где-нибудь с верёвки бы скоммуниздил, срам прикрыл и, где мытьём, где катаньем, где слезинкой, добрался бы я до разлюбезной моей душе, гражданке Овчинниковой.

Однако, где ангел тропинку указал, там бес дорогу уже прототоптал.

За время моего наблюдения катер с Мурзиком и продажными полицейскими ещё трижды проходил мимо меня с двумя заходами в деревню.

Значит, в деревне уготована про мою честь ловушка. Судя по времени отсутствия и прибытия катера, о моём возможном появлении оповещены все деревни, сёла и заимки вверх и вниз по течению реки километров по 50 в обе стороны.

«Верные людишки на реке предупреждены. Они ждут мою персону» – думал я – «Завтра с утра они начнут прочёсывать правый и левый берег сразу в обе стороны, от оголовка сточной трубы канализации. Они знают, что я голый, босый и по лесу далеко не убегу. Скорее всего, они рассчитывают поймать меня завтра к обеду, а к ужину расстрелять. Баба с противозачаточным фейсом пустит меня в расход, а Кинг Конг схавает мой хладный труп без соли и сожаления».

Что же всё-таки эта баба ищет такого ценного, если для поимки какого-то случайного посетителя ресторана поднимает целую маленькую армию и боевой речной флот? И, кстати говоря, Мурзик, наверняка будет находиться в составе загона, потому, как он один знает меня в лицо.

Я, конечно, не Александр Васильевич Суворов и армиями, фронтами не рулил, но зуб даю, что на мою поимку баба выгонит всех, кто может стоять на ногах. Я для неё сейчас главная живая ценность… Мымра противозачаточная уверена в моём знании её тайны и она вырвет её из меня. Даже если придётся разобрать мой цветущий организм на молекулы.

Если я побегу в любую сторону, они меня поймают… В любую сторону… любую… сторону…

Ха! Ещё три «ха-ха-ха!» с приветом!

Они будут искать, и ловить меня справа и слева от трубы по обоим берегам реки, а я пойду перпендикулярно их усилиям и вектору поиска!

Всё гениальное просто. Я уйду туда, где их всех нет. Уйду по трубе обратно, и буду искать выход из их крепости в их отсутствие. Если меня туда привезли, значит, сообщение с внешним миром существует.

Мне так понравилась эта идея, что сразу же приступил к её реализации.

Во-первых: нужна крепкая длинная лесина с мощными сучками, которыми можно было бы зацепиться за край трубы. И по сучкам взобраться в её вонючее нутро.

Во-вторых: чтобы запутать следы и усложнить мои поиски, я планировал своровать в деревне лодку и пустить её по течению.

Пацан сказал – мужик сделал.

Подходящая лесина отыскалась через пятнадцать минут. Свежесрубленная берёза, почти четыре метра длиной, с обрубленными ветками и нагло торчащими сучками валялась почти у среза воды. Схватил её за крайний сук и попёр, как трактор, к месту выхода канализационной трубы. По пути прихватил в запас почти такую же, но еловую.

Начало смеркаться. Я поплыл к деревушке за лодкой. Приплыл в темноте. Пересмотрел с десяток лодок. Одни оказались полнёхоньки по борта водой, другие прикованы к сваям и закрыты на замки. Эта часть плана на глазах терпела фиаско. Уже зашёл в воду, чтобы плыть обратно, как услышал рулады мужского храпа. Осторожно вернулся и едва не наступил на здоровенного мужика, что называется пьяного в стельку. В правой руке он крепко сжимал полупустую бутылку с мутной жидкостью, а в левой спиннинг и садок с дохлой рыбой.

«Оп-паньки!» – подумал я. – «А лодка-то, рыбачёк, где?» Ключи от лодки нашлись в глубине кармана его брезентовых брюк, а лодка с вёслами рядом в затончике.

Остальное, дело техники. Рыбак в мгновение ока оказался раздет догола. Его одежду свернул в тугой тюк и прочно привязал к ней случайный автомобильный диск. Выгреб на середину реки. Утопил одежду рыбака. С надеждой, что по её приметам меня ещё долго будут искать.

Подождал буксир с баржей. Зацепил за неё лодку и поплыл с чувством выполненного долга к дерьмовой трубе, что на волю вывела меня.

Настроение такое, что ни в сказке рассказать, ни матом сформулировать.

Хорошо, если дерево, из которого мне срубят гроб, ещё не выросло, а, если его не только спилили, но уже и доски по размеру подгоняют, тогда, как?

Трудно сказать, сколько времени ушло на рыбака, лодку, ожидание баржи. Часов не было. Петухи в деревне не кукарекали. По собачьей брехне время определить трудно. Восточная сторона небосвода начала заметно светлеть. Больше ждать опасно. Не дай Бог, чей-нибудь любопытный глаз отметит странные телодвижения у канализационной трубы. Лучше не думать о последствиях – трубу на обручальные кольца попилят, а меня выковыряют из её смрадного чрева для душевного разговора. А мне это надо?

Поэтому я не стал рисковать и сразу зацепил за край трубы еловую и берёзовую лесины, и по ним довольно легко и быстро взобрался внутрь трубы. Лесины спихнул ногой, и они спокойно поплыли вниз по течению. В последний раз окинул взглядом звёздное небо, вдохнул полной грудью почти свежий речной воздух, настоянный на дерьме. Перекрестился и пошёл на свою Голгофу вверх по канализационной трубе.

Как хорошо устроен мир. Люди по ночам привыкли спать и пользование канализацией откладывают на утро.

По этой причине по дну сточной трубы струился невзрачный ручеёк – жалкий потомок бурного потока, который накануне вынес меня на свободу.

Я понимал уязвимость своего положения. Через полтора-два часа люди в массовом порядке проснутся и, практически одномоментно займутся личной гигиеной. К ним придёт чистота, а ко мне большая вода, и унесёт мой хилый организм обратно на речную гладь. Чем может окончиться принудительное возвращение в лоно родной природы. Не хотелось даже думать.

Попробуйте войти в моё положение и представьте себя в голом виде. Не получается? Добровольно раздеваться без шанса разнополой любви по случаю, ваши интеллигентные замашки не позволяют!?

Хорошо. Вашу одежду реквизировали в фонд гуманитарной помощи пострадавшим жителям нашего Приморья от наводнения сердобольные гопники, или её вы проиграли даме в игре на раздевание. Вы мечтали об одном, дама о другом. Вы остались с нереализованной мечтой и голой жопой. Дама ушла к другому, о котором мечтала, и с вашими шмотками.

Так или иначе, но вы в абсолютном неглиже. Среди белого дня, без копейки денег, рискуя собственной голой шкурой быть схваченным полицией за оскорбление нравственности нашей целомудренной общественности, либо подручными бабы с противозачаточной внешностью, либо сексуально озабоченной толпой неудовлетворённых женщин, а вам необходимо проскользнуть незамеченным по одному адресу…

Размечтался…. Как, куда и в каком виде проскальзывать можно только в случае благополучного конца путешествия по адовой, вонючей, склизкой канализационной трубе.

Что меня ждёт впереди – не знаю, но уверен, Мурзик одномоментно находиться в начале или конце сточной клоаки, не может. По моим расчётам он с братвой должен рыть носом землю по обоим берегам реки в поисках меня.

Если просчитался, то лучше бы я у отца на трусах засох.

Однако растекаться печально-траурной мыслью по пессимистическому сценарию моей жизни, не лучший способ спасти свою задницу от лап Мурзика и ствола его хозяйки.

Необходимо торопиться, но пока получалось плохо. На каждые пять шагов вперёд я скользил на три шага назад. Постоянная угроза поскользнуться, грохнуться на спину и быть выплюнутым вонючей трубой на простор речной волны, заставила меня встать для большей устойчивости на четвереньки и продолжить восхождение на свою Голгофу в коленно-локтевом положении.

Устойчивости и уверенности прибавилось основательно. Правда и дерьма в рот и нос полезло с избытком, но, зато, каждые десять шагов стал делать быстрее, спотыкаться меньше, и съезжал обратно только на один, редко на два шага.

Правильно кто-то из классиков ВДВ заметил, мол, хороший десантник в экстремальных условиях и лом жопой перекусит.

Я не из голубой пехоты. Более того, в день ВДВ, даже по большой нужде, не выхожу из дома. Знаете ли, с моим градусом везения, утонуть в унитазе, нет ничего удивительного. Даже от одного вида пьяного десантника.

Несмотря на полную непричастность к главной когорте летающих парней, легко разбивающих о свою и соседскую голову кирпич или, на крайняк – бутылку, у меня от страха потерять свою никчемную жизнь, произошла концентрация физических и морально-психических сил.

Я отчаянно хотел выжить и отыскать тех, кто устроил мне дерьмовую житуху. За что? Сволочи! За попытку присмотреть себе жену под номером три?

Клянусь всеми святыми. Клянусь всеми богами и чертями! Я нарою на вас столько говна, что солдатская выгребная яма вам покажется раем!

Я вас… … … … … … … ……

Короче говоря, это была первая и последняя цензурная мысль, которая потащила локомотивом, по рельсам ненормативной лексики, тяжело гружёный состав отборного русского мата.

Слушать его, а тем более читать, беременным и солдатам первого года службы категорически не рекомендуется. У первых наступает угроза выкидыша, вторые сами могут вбросить в светлые ряды родной армии чёрные слова бескультурья.

В итоге я глубоко благодарен героическому образу десантника, который в запале битвы с агрессором, запросто перекусывает жопой лом и спасает Отчизну от поругания.

Задница у меня беззубая, но поносная.

Защищая свою честь и достоинство, опоносю с головы до ног всех причастных к моим унижениям!

Так, пересыпая стенания междометиями мата, собрав в кулак последнюю волю и остатки сил, я пробивался навстречу дерьмовому потоку.

Двадцать ногтей, уже сорванных до мяса; двадцать утомлённых борьбой за жизнь, пальцев; двое локтей, и пара колен со ступнями, судорожно искали, впивались, вжимались, отпихивались от любого бугорка, любой выщерблинки, любой ямочки или трещинки этой гадской сточной трубы.

Напор сточной воды усилился. Значит, долбаные жаворонки проснулись и принялись чистить пёрышки, зубки, попки, письки. За ними проснутся дятлы и сядут долбить унитазы. Придут, приведут, принесут из ночных клубов никакусеньких пингвинов, которые начнут проклинать жизнь и пугать ватерклозеты своими мордами. Завершат этот птичий бедлам совушки утренним кофиём и непременным душем.

Бедное, несчастное ЖКХ! Каким чудом ты, вообще, справляешься с таким количеством дерьма?!

Я сознавал, что нахожусь не в центральном канализационном коллекторе города-миллионника, и то меня начинало уже сносить потоком и с рук, и с ног, и с коленей, и локтей. Перспектива утонуть в дерьме, можно сказать, в двух шагах от спасения, меня не радовала, но и сил противостоять напору сточных вод уже не было. Меня неумолимо потащило назад.

Я вертелся ужом из последних сил. Пытался за что-нибудь ухватиться, но призрачная надежда на спасение весело поржала над моими мечтами и потугами.

Вспомнилась чокнутая лягушка в кринке с молоком. Она тонула, но из последних сил продолжала биться за свою жизнь. Билась, билась и сбила молоко в масло, чем умаслила хозяйку-неряху и спасла свою лягушачью жизнь.

Согласитесь, как ни бейся, как ни старайся, но сбить из дерьма масло трудно, но в заводских условиях можно. Десятки раз слышал и видел, как женщины возвращали масло в магазин, мол, заберите своё говно обратно.

Но без инструмента, так сказать, собственноручно, без добавок, даже без улучшителя вкуса, аромата, сои – получить масло из свежеразведённого дерьма, невозможно. Либо содержание жиров в дерьме маловато, либо лишку развели.

Совершил отчаянную попытку задержаться в потоке сточной воды. Изобразил из себя диаметр, развернулся поперёк трубы и упёрся изо всех сил в её стенки. Движение замедлилось и, казалось, в какой-то момент, остановилось.

Ещё раз убедился, что прав был ротный командир, когда говорил: «Родина требует героев, а бабы рожают дураков». Я своей дурьей башкой не учёл, что моё тело, лёжа поперёк трубы, играет роль запруды и вода, скапливаясь, будет оказывать на меня растущее давление.

Всё получилось по законам гидродинамики – недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Вода сорвала меня с места и понесла. Я продолжал упираться руками и ногами и тормозил, как мог. Успел подумать, мол, лучше руки до локтей, а ноги до яиц сотру, но…

На этом «но» моя судьба выкинула без предупреждения ещё один фортель, только по случайности не закончившийся самоубийством. Мои руки потеряли точку опоры, и куда-то провалились. За ними последовала голова, плечи и остальной мой организм. Недолгое падение в неизвестность окончилось жёсткой встречей головы со стенкой.

Сознание в панике покинуло мой мозг, но убежать надолго и далеко не успело. Ледяной душ сверху и холодная вода снизу вернули сознание на насиженное рабочее место. Дерьмом продолжало вонять, но не от воды, а от меня. Принялся мыться, уходя всё дальше от места падения, в поисках чистой воды.

С чистотой тела приходила ясная логика мысли. «Провалился я в старую часть ливневой канализации» – пытался разобраться в ситуации мой мозг. – «Стены кирпичные, с потолка льют грунтовые воды, ремонта не было лет сто…. В ливневой канализации должны быть колодцы, через которые идёт водосбор…»

Надежда, паскуда, опять выглянула из-за угла и, призывно улыбаясь, поманила пальчиком, и я пошёл за ней. Выбора у меня не было.

Дело в том, что человек самая привередливая скотина на свете. Только что был в дерьме, как олигарх в шоколаде, и ароматы, видите ли, не те и вкус не тот и, вообще от такой жизни в дерьме, в горле стоит постоянная тошнота. Вроде как при хроническом токсикозе.

Судьба из дерьма за уши вытащила. Умыла, подмыла, в чистую полосу жизни мордой сунула. Радуйся! Опять нехорошо! Ноги зябнут, уши мёрзнут, зубы стучат, на лысине снежинки скоро в пургу играть будут.

Повторяю – выбор у меня один из двух: либо стоять в холодной воде и ждать у моря, когда рак на горе проснётся, либо попытаться отыскать выход из этого лабиринта холода.

Я по жизни неудачник, но не дурак. Поэтому пошёл искать выход на белый свет, делая по пути комплекс упражнений из, порядком забытых уроков физкультуры. Шёл примерно около часа. Было ощущение прямого пути. Интуитивно ждал поворота, как подарка судьбы. По правилам прокладки канализации от Древнего Рима до наших дней, на поворотах устанавливают специальные колодцы.

Поворот, как и всё остальное в своей жизни, встретил неожиданно, в темноте всей мордой лица прямёхонько в кирпичную кладку. Тоннель ушёл налево. Я начал шарить по стене, стараясь нащупать скобы ступеней. «Оп-па! Есть одна…, над ней вторая…. Пошли…. Полезли…. Осторожно…. Проверяй надёжность скоб…» —