Текст книги "Аналитика как интеллектуальное оружие"

1.5. Русская аналитическая традиция

О Русской Традиции пишут теперь многие, подразумевая в этом термине подчас почти противоположное. В Русском историческом контексте это и есть поле Национального самосознания, где наука лишь один из компонентов, наряду с Домостроем (домоустроением) и т. п. Разумение обычно отождествлялось со Словом и Благодатью. Аналитика в современном смысле слова не выступала как самодостаточное знание (по примеру западной университетской схоластики) и уж тем более как интеллектуальный товар (продукт), но как некая миссия, Дар Божий, полученный для служения Целому – Национальному Государству – через Церковь, Небесную Традицию с ясной, вполне определённой моральной целью. Мы знаем, что многие выдающиеся русские учёные, изобретатели, мыслители были верующими людьми, и очевидно они переживали этот контакт с Национальным Эгрегором (информационным полем), получали своеобразный «аналитический меч» как миссию и только тогда вполне осознанно использовали его в своей деятельности. В оккультизме, теософии эгрегор – это душа вещи, ментальный конденсат, порождаемый мыслями и эмоциями людей и обретающий самостоятельное бытие. По мнению приверженцев, эгрегорами обладают реликвии, памятные вещи и прочие предметы, которые помогают им либо, наоборот, несут проклятие. Эгрегор может быть и у определённой социальной общности: семьи, нации, народа. Сила и долговечность эгрегора зависит от согласованности и численности сообщества, его носителя.

То есть, важнейшим побудительным мотивом людей была не гордыня, желание известности, праздное любопытство, но служение Добру в аксиоматическом, возможно не вполне понятном нам сейчас, смысле. Только из них выходили сознательные аналитики (в отличие от бессознательных, схоластических, дилетантских), они вполне владели контекстом, т. е. могли создавать нечто ценное в интеллектуальном поле и предугадывать результаты деяний своих.

Процесс, происходящий в последние годы в России, можно условно назвать взрослением славянства. Весь строй нашей интеллектуальной, социально-политической и отчасти организационной жизни постепенно принимает черты и формы, мало свойственные историческим традициям нашей цивилизации, сближая её всё больше с общемировым (западноевропейским) временем. Это взросление (торжество зрелых форм) сказывается и в усложнении интерпретации (медленном приращении доминанты аналитики над пропагандой прямого действия и простых решений) недавнего прошлого и настоящего, инвариантности будущего, и в отмирании-отторжении промежуточных скоропалительных форм того, что условно мы можем назвать либерализмом, идеологией лавочников, мелкого бизнеса. Сказывается это и в стремительной смене формата коммуникации, её каналов и технологической идеологии (от картин, книг, газет к Интернету, мобильнику, DVD, флеш-накопителю, режиму он-лайн в работе с информацией), что достаточно очевидно опосредованно и стремительно отражается на технологиях партийного строительства, процессах социализации и развитии гражданского общества, укреплении государства. Налицо тренд к прагматизации, оптимизации, глобалистике.

Наверное, здесь уместно сказать ещё несколько слов о цивилизационной специфике России, обусловленной во многом и её географически-климатическими условиями. Успешно функционирующая на Западе модель буржуазно-индивидуалистического развития с вычленением буржуазно-экономической личности из социального контекста в силу ряда объективных причин не могла стать доминирующей, системообразующей в России. Прямые подоходные налоги, собственность, ипотека, акционерный капитал, высокоэффективное фермерское хозяйство, средний класс, многопартийная система, местное самоуправление (муниципальные образования), свобода печати, всё то, что характеризует гражданское общество на Западе – у нас исторически подменялось чем-то другим: косвенными налогами, откупами («семибанкирщина»), вертикалью власти, идеологизированным нормативным пространством, трудовым коллективом (общиной), превалированием государственного управления собственностью. И если оборотно-артельные средства ещё успевали капитализироваться, то долгосрочные инвестиции, управление собственностью (особенно недвижимостью, ресурсами) – всё это всегда было прерогативой государства, проправительственных кланов и их зарубежных откупщиков. Данная проблема не стала национальной темой ни в 1907 году, когда осуществлялись иностранные вложения в тяжёлую промышленность), ни в 1990–2006 годах (приватизация, привлечение инвесторов, ТНК). Не в последнюю очередь это обусловлено неразвитостью гражданского общества (в том числе отсутствием достаточных гарантий собственности, низкой личной безопасностью), слабой социально-экономической инфраструктурой, включая связь, транспорт, банковское дело, современное образование, сопровождение бизнеса.

Используя общепринятые термины традиционное или гражданское общество, хотелось бы заметить, что в принципе это понятие довольно условно – как естественная пустота людских масс. Эти люди зарабатывают деньги, растят детей, пьют пиво, читают книги, и большинство из них как-то не слишком озабочены (пока кого-нибудь лично не коснётся какая-то ситуация) тем, что где-то совсем рядом ходят люди в чёрном (бандиты, террористы и антитеррористы), что и сейчас есть идеологические и цензурные ограничения и не совсем понятные простым людям высшие государственные соображения. Наверное, так было всегда со времён Древних Египта и Вавилона и от Испании в эпоху инквизиции и борьбы с маврами в 1492 году, когда Колумб только-только открыл Америку, до современной Америки. Исторический опыт показывает: что весьма неперспективно государство с его спецслужбами, пытающимися контролировать всё и всех. Мы видим, как на наших глазах распались полицейские режимы Египта, Ливии, Туниса – аналогичных примеров можно привести немало. Полагаю, внутренняя мощь государства тем больше, чем больше в нём самоочевидного, самоорганизующегося, опирающегося на Традицию – семью, церковь, национальную культуру. В романе фантаста-футуролога И.А. Ефремова «Час Быка» и отчасти в аналогичных повестях братьев Стругацких описаны подобные обобщённые версии политической антикультуры, когда одна рука плодит мнимых врагов, а другая их успешно ловит и получает за это звёздочки на погоны.

Замах американских спецслужб на проведение масштабных тайных операций по всему миру, имперский угар не могли не сказаться и на внутриамериканских реалиях. В их жизнь вошёл феномен сыска, как в эпоху маккартизма.

Русская национальная аналитика до 1917 года может быть представлена десятками имён выдающихся учёных, военачальников, это исторические персоны, такие как Александр Невский, М.И. Кутузов, Сергий Радонежский и канцлер А.М. Горчаков, учёный-энциклопедист Н.И. Новиков. Особо следует выделить личность Д.И. Менделеева – вот аналитик всех времён и народов!

К сожалению, у руля российского государства порой находились отдельные руководители, такие как Николай I и Николай II, с полным отсутствием аналитических навыков, что приводило к бедам простого народа и государства.

Для описания сути русской аналитической традиции выделим несколько ключевых моментов.

Рассмотрим аналитику как ядро эффективного менеджмента. Прошедшие десятилетия с начала перестройки (1985), помимо многого полезного (новые технические возможности, прежде всего транспорта и связи, гражданские свободы и умение ими пользоваться, умение жить в плюралистическом деидеологизированном мире), очевидно в ключе замыслов архитекторов перестройки, создали и человека экономического, рационально и рационалистически ведущего себя в окружающем мире. Рационально – потому что мир открыт и понятен, живёт по законам логики. Рационалистически – потому что эта логика поддаётся изучению, анализу, обучению ей. Эти знания, отторгавшиеся всей советской системой, бывшие отчасти доступными лишь торговым работникам и профессиональным экономистам (бухгалтеры, плановики, сотрудники сферы ВЭД), теперь стали едва ли не важнейшим компонентом общественной идеологии, поведенческой мотивации индивида. В этом, несомненно, много положительного (лучше быть лавочником, чем совком), однако здесь же таятся и значительные трудности, проблемы, препятствия дальнейшему поступательному движению общества.

Бизнес, а в ещё большей степени его теоретические концепции, пришёл в современную Россию в самых диких, рудиментарных и разрушительных формах XIX века, уже давно отживших на Западе, и, к слову, давно концептуально переосмысленных, превзойдённых и русским бизнесом (экономической мыслью) и концепциями НЭПа.

Принятые подходы были чем-то сродни большевистским призывам «грабь награбленное». Наша страна испытала великое национальное ограбление и разорение, каких никто на Западе не переживал! Во всех странах, где бизнес органически развивался в рамках гражданского общества, он эволюционно вытекал из гражданских институтов, системы ценностей, верований, политических стереотипов, наработанных технологических навыков. Только в России и Китае (в каждой стране по-своему) новые экономические отношения вводили форсированно сверху.

Капиталистическая цивилизация может представлять себя множеством управленческих клише, манифестировать себя самыми различными уровнями адаптации идеи человека экономического и её соотнесения с другими гражданскими институтами и ценностями. Наверное, простейший, самый примитивный уровень, идеологически утвердившийся сейчас в России – операциональный. Многие сегодняшние предприниматели и чиновники загодя не планировали таким образом устроить свою судьбу. Первые исходили из того, что лучше работать на себя, чем на чужого дядю, вторые по неизбежности пришли в руководящую сферу, чтобы этим как-то кормиться, причём оба слоя идеологически близки, оба крайне негативно относятся к государственному капитализму, партийно-корпоративному коммерческому строительству (от Ю.М. Лужкова до В.В. Путина, от Газпрома до ипотеки). Это их функциональное распределение ролей не является наследственным, образовательным, профессиональным. Они вполне взаимозаменяемы, открыты друг другу, и знают, что своевременное и качественное выполнение определённой функции даёт деньги (прибыль, заработок).

Интересно, что только в специфических российских условиях возникли примеры чисто офицерских компаний, в том числе высокотехнологичных, состоящих только из партнёров в равных долях (без наёмного персонала, что решало массу проблем – воровства, производственных конфликтов, необходимости сокрытия коммерческой информации). Вот такую бизнес-функцию, со слабо акцентированной, актуализированной структурой-собственностью, основным капиталом, сложным юридическим и иным интеллектуальным сопровождением можно назвать «операциональным менеджментом». Эти элементы рынка были уже вполне актуальны, проработаны в конце советского периода – бригадный подряд, сдельная и аккордно-премиальная оплата, внеурочные заработки, стройотряды, промыслы. Они могли бы получить органическое развитие в период перестройки, если бы не грубые управленческие ошибки, допущенные высшей советской номенклатурой в тот период.

При такого рода менеджменте люди, в силу ряда обстоятельств получившие возможность оперативно использовать образовавшиеся ниши, а возможно и создавать их сами, сидят на конце функциональных цепочек, получая при актуализации (включении) соответствующей функции деньги или иные финансовые и материальные ресурсы. Эта форма бизнеса простейшая, наименее рискованная (не смог дистрибьюировать – верни владельцу, нет заказа – на строительство, вождение, сбыт, переводы – значит, нет и затрат, «деятельность не ведётся» (графа в налоговой декларации ИЧП). Но это и наиболее трудозатратная, непродуктивная, особенно бесперспективная в условиях мировой глобализации форма ведения бизнеса, экономической активности больших структур. По своему внешнему виду она самая динамичная, органически способна и ориентирована на перемены, дальнейшее развитие, усложнения технологической ткани. Бизнес всегда быстро перестраивался, иначе не выжить! Однако из-за того что государство слишком часто меняло «правила игры», налоговую политику, фактически не защищало малый бизнес, можно утверждать: эта форма де-факто уже отменена в условиях второго НЭПа. В 2005 году, когда мой друг сдавал налоговую декларацию в государственную налоговую инспекцию, так из около 300 ИЧП в районе лицензию продлили только двум, а позже саму налоговую службу сократили (осталось 2 инспекции на Москву для ИЧП). Позже, с 2006 года, как альтернативу стали применять выдачу соответствующих патентов.

Когда Э. Тоффлер, известный западный учёный, в своей новой книге [Тоффлер 07] утверждает, что бизнес-структуры из всех социальных систем самые динамичные, то он имеет в виду полноценные предприятия западного образца с встроенным механизмом саморазвития. Там все компании с интеллектуальной собственностью строятся на партнёрской основе, когда слово доверие имеет реальный смысл. На российской же почве такие схемы практически не работают. В условиях современной России с её криминальным и олигархически организованным бизнесом, с подчинением олигархов государственным чиновникам какие-либо технологии менеджмента (классические, западные) становятся просто неэффективными.

Сначала российские менеджеры «тупо» пытались их использовать – но быстро поняли, что их нужно модифицировать. В результате – попали в так называемую институциональную ловушку по выражению сотрудника Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) РАН академика В.М. Полтеровича, когда нормы и правила, неэффективные с точки зрения роста ВВП и общего блага, автоматически и почти неустранимо закрепляются в обществе.

Аналитика как раз и является средством выхода из подобных институциональных ловушек, потому что вскрывает узкие места, а также многоходовые схемы, используемые в корыстных целях.

Оборотной стороной (или продолжением неудач) этого операционального менеджмента, осуществляемого по старинке: при узкой специализации, управлени по показателям с усложнённой спускаемой государством отчётностью, является ситуация, сложившаяся на крупных госпредприятиях в сфере ВПК. Ни для кого не секрет, что на этом уровне происходят вопиющие негативные явления – казнокрадство, воровство материальных ценностей, рейдерство, преступная приватизация, активное незаконное лоббирование крупными западными компаниями своих коммерческих интересов на внутрироссийском рынке, сильное внешнее воздействие (не поддающееся адекватному реагированию со стороны самих предприятий). Очевидно, что большинство этих предприятий как лежало, так и продолжает лежать на боку из-за скверного управления, планирования, неразвитости социальной среды и инфраструктуры для ведения бизнеса. Для улучшения ситуации органы государственного управления привлекали на помощь специалистов модного сейчас кризис-менеджмента, внешних управляющих, но это помогало мало. Аналогичная ситуация наблюдается и в других сферах.

По всему Подмосковью, да, видимо, и не только там, стоят десятки тысяч каменных особняков, как некая иллюстрация к вопросу о том, ах, какие мы бедные! Меня поражает: только их десятая часть – это оригинальные и функциональные коттеджи современной постройки. Остальные же ни дать ни взять – каменные колхозные сараи, помпезные, неудобные, отталкивающие, часто без соответствующих коммуникаций. При этом затраты труда, земли, стройматериалов в сравнении с возведением вместо этих уродцев приличных строений примерно равны (если не наоборот). Откуда такое неразумие? Очевидно, здесь налицо отсутствие у заказчиков и исполнителей необходимого интеллектуального компонента – дизайна, оптимального архитектурного проекта, функционального замысла, серийного исполнения базовых конструкций, понимания современных материалов, ландшафтного дизайна.

Современный кризис-менеджмент как раз призван внести качественные изменения, не вытекающие органически из прошлой жизнедеятельности структуры, обусловленной скверным (кондовым) управлением и менеджментом (узкоспециализированным, функциональным). Но согласитесь, исправить упомянутый колхозный сарай, фактически не поддающийся реорганизации, гораздо сложнее, подчас проще его снести! Вопрос: неужто нельзя было сразу строить на разумных взвешенных основаниях?

Аналитическая работа (а именно о её сути и преимуществах мы ведём речь), является чем-то вроде предварительного этапа обдумывания всего необходимого для строительства, как бы кризис-менеджмента загодя, и призвана предусмотреть, увязать в общую систему все стороны функционирования объекта. При этом важно предвидеть появление проблем и трудностей, подготовить заранее варианты сценария возможного негативного развития событий, определить свои конкурентные преимущества. Эта же проблема, только несоизмеримо большей сложности: как найти выход из устоявшихся, но изживших себя форм существования, стоит и перед всем Российским аналитическим сообществом, Россией в целом. Нужны решительные интеллектуальные прорывы. Я полностью согласен с авторами книги «Воины креатива» в том, что русские были и будут талантливы всегда, что на каждом историческом этапе вопрос стоит лишь в том, насколько внешние условия позволяют раскрыться талантам и гениям [Воины 08]. Сейчас рыночные условия не позволяют творческому потенциалу большинства раскрыться: крупным игрокам лишняя конкуренция не нужна. Если русским талантам дать развиться, они с честью справятся с актуальными историческими задачами. Пока же, в последние десятилетия, возможности для раскрытия «гениев креатива» реализуются такими как Березовский и Абрамович. Креатив этот бандитский и базируется на идее о том, что русскому населению позволительно лишь прозябать и вымирать.

Российский менталитет исторически был целостным, холистичным, таким, когда целое доминирует, а значение каждой отдельной его части пренебрежимо мало. В этом один из источников как нашей слабости, так и силы. В отличие от Западных стран, прошедших через Реформацию, в России никонианские «реформы», если их оценивать с точки зрения европейских ценностей, являлись сущностной контрреформацией и остановили развитие русского народа на два с половиной столетия. Русский капитал до революции 1905 года был практически полностью старообрядческим (Морозовы, Рябушинские, Мамонтовы, Куваевы, Елисеевы и т. д.), хотя можно констатировать, что Народному Русскому Православию, которому современная практика ряда иерархов и служителей РПЦ, к сожалению, не всегда соответствует, по своему Духу, ориентации на жизненно-прагматические народные стереотипы ближе протестантизму, нежели католичеству. У нас всегда была свобода от логики – народное мировоззрение представляло обою сплав фактов, ценностей, интерпретаций, а чистая мысль (наука, логика, моделирование, понятийное поле аналитики) ценилась весьма низко (тезис тургеневского Базарова: «Сапоги полезнее поэзии») [Сорокин 92]. Узкий утилитаризм Иеремии Бентама, английского философа конца XVIII – начала XIX вв., в русле экономического прагматизма, марксистского детерминизма никогда не доминировал, однако не было и строгости научного мышления. Чаще российский традиционализм, как и всякий другой, демонстрировал плоский редукционизм, пытался в новых исторических условиях внести в настоящее весь известный прежний опыт, развернуть преемственность, а по сути, под видом нового и востребованного подвести всё опять под старые (изжитые и избитые) форматы. Следствием этого стала слишком долгая историческая память (она традиционно присуща не только русским, но и китайцам, персам, индусам), которая не позволяет очистить актуальное сознание от загромождения артефактами прошлого, приводит к алгоритмизации и повторению традиционных подходов.

Сегодня наступило время дальнодействия, стратегирования социально-экономического развития, достаточно сложных и долговременных синтетических программ. Они подразумевают охват, как минимум, трёх уровней самодостаточной реальности, параллельных друг другу в социальном, экономическом, информационном смыслах и далеко не всегда взаимодействующих напрямую.

Первый – это уровень мировой объективной реальности, срабатывания общих закономерностей в развитии сложных социальных процессов и востребованностей времени. Здесь ограничены личный произвол, субъективизм, личные пристрастия. Эту реальность можно изучать, анализировать, созерцать. Для этого, в первую очередь для приобщения к мировому интеллектуальному опыту, люди оканчивают солидные вузы (финансовые, управленческие), ездят на конференции, штудируют содержательные книги. Сюда же относится то, что пытаются сделать настоящие кризис-менеджеры – приобщить к позитивному опыту, подкорректировать отстающие структуры под конструктивный опыт достойных конкурентов. Сегодня есть немало успешных бизнес-технологий (сетевая торговля и маркетинг, интернет-продажи, торгово-промышленные холдинги, свободные экономические зоны), когда и где всё это работает. Это прорывные управленческие технологии, новый высокотехнологичный сектор ИТ.

Второй уровень – сфера чистой мысли, математических, социометрических и культурологических моделей. Их мы более или менее знаем – от тщательно прописанных планов спасения Отечества в вариантах от А.И. Подберёзкина, С.Ю. Глазьева до Национальных проектов В.В. Путина и Д.А. Медведева. Попытки их осуществления особым успехом не увенчались, ещё неизвестно, что из них получится, они всё ещё «вещь в себе». В любой фирме, партии, управленческой организации, у любого активного человека есть много альтернативных проектов, концепций и сценариев (развития, кризис-менеджмента, смены формата), являющихся, по сути, банком данных совокупного социального опыта. В научных, социометрических, технических и технологических трудах гениальных альтернативных изобретателей есть немало примеров работающих и востребованных практикой инноваций, идей принципиально новых приборов, однако только ничтожное их число по-настоящему востребуется массовой цивилизацией. Нередки случаи, когда они не только отторгаются (не внедряются), но и забываются на века или десятилетия. Например, имеются поразительные примеры массового оснащения российской царской Армии техническими приборами и устройствами, многих из которых не было в армии даже во время Великой Отечественной войны, хотя могли бы быть. Вспомним широкополосный беспроводной факс, грузовик-турбогенератор, способный ездить на дровах и торфе [Маниаковский 00].

Как правило, во всех этих блистательных и внутренне непротиворечивых теоретических моделях не хватает учёта факторов реальной социальной жизни, субъективных факторов руководства, механизма принятия решений, привходящих факторов конъюнктуры, традиции, социального контекста. Имплантация модели в жизнь, внедрение в практику корпорации или социального института требуют подчас не меньше усилий, нежели их создание, очищение от случайностей, обкатка опытом. Модель может быть блистательной, но неприменимой, как в том анекдоте про новую модель паровоза который гудит, но не едет, так как допущена конструктивная ошибка – весь пар уходит в гудок. По своей функции фундаментальная наука и является в современном обществе такой хранительницей моделей опыта, школой подготовки стратегических управленцев и лишь в очень малой, ничтожной степени – инструментом внедрения более эффективного позитивного международного опыта. Наверное, аналитика, наряду с фундаментальной наукой и её гениальными Провидцами, способна идти по пути интеллектуальных прорывов, моделирования качественно нового знания, непрерывно выполняя свою важнейшую функцию извлечения из копилки международного опыта, мирового Знания новых идей и столь востребованной комбинаторики, преимущественно в форме научной традиции, контекста.

Наряду с упомянутыми двумя высшими кластерами, пронизанными весомым теоретическим и интеллектуальным компонентом, современным переосмыслением и концептуализацией, существует и третий уровень. Есть масса социальных сфер (образование, медицина, транспорт), общественных институтов, сфер бизнеса и жизнедеятельности человечества (сельское хозяйство, массовая армия), личностных традиций (Церковь, семья, пригородные цветочки, мелкая розничная торговля), где обновление минимально, нежелательно или не допускается вовсе. Учёные-генетики считают, что современный человек, его мозг принципиально не изменился со времён позднего неолита (примерно 9-10 тыс. лет тому назад). Очевидно, современному человеку психологически нужен якорь, опора на те незыблемые сферы, где он прочно ощущает дух традиции, коллективного бессознательного. Ведь большинство народа не хочет вносить элементы обновляющего беспокойства. В этом не столько его интеллектуальная ограниченность, сколько интуитивное самосохранение, торможение, психологическая страховка – возможность вернуться назад в случае опасного психологического слома на других уровнях. Вносить в эти сферы рационализацию, интеллектуальную составляющую труднее и непродуктивнее всего.

В советский период были попытки создания аналитических структур добротного уровня, аналогичных западным. К числу таковых можно отнести, например, Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований (ВНИИСИ). Созданный в СССР ещё при А.Н. Косыгине (1976), он функционировал как советский филиал Международного института прикладного системного анализа (МИПСА). Тот был основан гораздо раньше (1972), его учредителями были США, СССР, Канада, Япония, ФРГ, ГДР и другие страны Европы. Разместился этот институт на нейтральной территории – в Австрии, в Лаксенбурге (под Веной). ЦРУ США и другие разведки неизбежно должны были прислать туда своих агентов – просто чтобы присматривать за скоплением наших чекистов. Патриоты подают эту историю так: Ю.В. Андропов затеял весь этот проект, чтобы с помощью США развалить всю советскую империю и вообще всех нас погубить. По-моему, наоборот, этот лидер страны (а до того глава КГБ) пытался таким образом спасти советскую тоталитарную систему. Американская разведка играла тут чисто пассивную роль, вряд ли американцы тогда даже поняли всю широту замыслов Ю.В. Андропова. Филиал МИПСА появился в Советском Союзе только через 4 года. Чекисты из внешней разведки не торопились. За границей они чувствовали себя гораздо свободнее – вдали от партийных комитетов всех уровней. Первым директором ВНИИСИ был назначен академик Джермен Михайлович Гвишиани, зять главы советского Правительства А.Н. Косыгина.

Д.М. Гвишиани, сын генерала МГБ, по образованию считался философом, он был академиком, доктором наук и т. д. Официально занимал пост заместителя начальника Госкомитета СССР по науке в период 1962–1985 гг. Но там он только числился для вида, а вся его бурная деятельность протекала в других местах – в основном за границей. Д.М. Гвишиани был членом престижного Римского клуба и непрерывно посещал всевозможные международные комиссии, конференции, семинары и пр. Он был одним из главных учредителей МИПСА (1972) и стал председателем Совета института. В 1976 году он возглавил ВНИИСИ и был его директором 17 лет. Заместителями директора ВНИИСИ стали С.С. Шаталин, Б.З. Мильнер и С.В. Емельянов. Кроме того, начиная с 1970-х годов «школу ВНИИСИ» прошли В.И. Данилов-Данильян (заведующий лабораторией), Е.Т. Гайдар, П.О. Авен, В.М. Лопухин (первый министр топлива и энергетики в правительстве Е. Гайдара), А.Д. Жуков (нынешний вице-премьер), М.Ю. Зурабов.

В 1983 году к этой команде по настоянию Д.М. Гвишиани подключилась и ленинградская экономическая школа. Ранее, когда Ю.В. Андропов стал Генеральным секретарём ЦК КПСС (1982), по его указанию возникла знаменитая Комиссия Политбюро, она же Комиссия Тихонова – Рыжкова для подготовки экономической реформы в СССР. Логику Андропова мне, как и многим другим, понять трудно – сначала завалил экономическую реформу Косыгина, а потом сам в реформаторы подался – с чего бы это? Видать, перековался… Разумеется, «мозгом» комиссии стал Д.М. Гвишиани. Рабочий аппарат комиссии состоял из сотрудников С.С. Шаталина (Е.Т. Гайдар, П.О. Авен, О. Анальин, В.С. Широнин). Кроме того, к написанию отдельных разделов основного документа привлекли также ленинградскую команду Чубайса (А.Б. Чубайс, С. Васильев, С. Игнатьев, Ю. Ярмагаев). Результатом работы Комиссии Тихонова – Рыжкова стал 120-страничный документ с длинным казённым названием: «Концепция совершенствования хозяйственного механизма… (и т. д.)». Но на самом деле это была программа экономической реформы.

Через ВНИИСИ – МИПСА в 70-80-е годы прошли и другие отцы русской демократии. Например, бывший мэр Москвы Г.Х. Попов стажировался в МИПСИ в 1977 году, отметились там и такие известные деятели, как А.А. Нечаев, Е.Г. Ясин, А.Н. Шохин, К.Г. Кагаловский, С.Ю. Глазьев. Имеется ряд исследований, раскрывающих механизмы трансмутации партийно-хозяйственной верхушки СССР по моделям нового будущего страны, которые разработали советские академики Д.М. Гвишиани, Е.М. Примаков, А.Д. Сахаров, П.Л. Капица, А.Н. Яковлев, Е.П. Велихов и другие [Шевякин 03], [Шубин 05].

Кто в реальности стоял за академиками, сказать трудно. Не хочу скатываться в конспирологические версии, однако ясно одно – идея демонтажа СССР родилась внутри нашей страны и лет за 15 до трагического финала. Теоретическую основу для разрушения системы подготовили советские академики и некоторые учёные типа русского космополита В.А. Лефевра, создавшего теорию управления кризисами, персонально о нём мы ещё скажем ниже. Скорее всего, они согласно бессмертному афоризму В.С. Черномырдина хотели как лучше, а получилось как всегда. Кто и когда перехватил реальные рычаги управления и скрытого влияния – не ясно до сих пор и, думаю, очень нескоро прояснится. Но это уже отдельная тема, и она ждёт своих исследователей. Трудно поверить, но люди, воспитанные советским обществом и обласканные властью, смогли вот так просто перейти в стан её разрушителей.

В конце 80-х – начале 90-х образуются «новые аналитические структуры», представляющие основные типы аналитических центров [Антоненко 96]. Среди них наиболее важны следующие.

1. Институты политических исследований, возникшие на базе «старых» советских академических институтов.

Ещё в 1992 году на основе ряда отделов Института географии РАН образовалась группа политических географов, одна из наиболее известных.

Аналитическую группу «Меркатор» (Mercator Group) создали в 1993 году Д. Орешкин, А. Скворцов, А. Беляев. С 1994 года группа занималась изготовлением электронных карт для ТВ. Сотрудничала с программой Итоги Е.А. Киселёва на НТВ, в период 1995–1996 гг. выполняла функции регионального подразделения АО «Общественное российское телевидение» (ОРТ). Делала живые карты прогноза погоды для «Метео-ТВ». Занималась компьютерной симуляцией для ведущих новостных ТВ-каналов России. Группа «Меркатор» обеспечивала по приглашению Центризбиркома аналитическую поддержку и отображение хода и результатов федеральных выборов депутатов Государственной думы и Президента России, создала электронный Атлас кризисных ситуаций для Совета безопасности России.