Текст книги "Аналитика как интеллектуальное оружие"

В целом украинские аналитические центры пребывают в стадии становления. Но главное то, что они существуют и действуют, став одним из субъектов общественно-политического процесса в Украине. Ими аккумулирован значительный интеллектуальный потенциал, накоплен опыт сотрудничества с исследовательскими организациями других стран. Практика свидетельствует: эти структуры, в отличие от государственных исследовательских учреждений, более мобильны, способны привлекать для разработок дополнительный экспертный штат и соответственно предлагать государству профессионально подготовленную аналитическую продукцию, новые решения, механизмы и технологии их реализации. В последние годы наметилась тенденция сотрудничества с западными аналитическими структурами с целью получения грантов на исследования по различным вопросам.

Есть все основания утверждать, что общественная потребность в неправительственных аналитических центрах существует. Более того, эти центры, имеющие кредит гражданского доверия (об этом пойдёт речь ниже), часто служат своеобразным «интеллектуальным мостом» между властью и обществом. Причин для этого несколько.

Во-первых, неправительственные исследовательские структуры выступают генераторами новых идей для власти, предлагая аналитическую продукцию, инновационные решения, механизмы их реализации, при этом используя для их разработок внебюджетные средства. То есть государство имеет возможность привлечь дополнительный интеллектуальный ресурс, не тратя при этом ни копейки. При участии представителей аналитических центров готовились важнейшие стратегические документы (Концепция национальной безопасности Украины, Стратегия обеспечения экономической безопасности Украины, Энергетическая стратегия Украины на период до 2030 года, Стратегия введения демократического гражданского контроля за оборонной сферой Украины, Концепция государственной региональной политики и др.). Неправительственные эксперты участвуют в разработке и экспертизе законопроектов, в подготовке отраслевых и государственных программ, ежегодных посланий Президента Украины Верховной Раде. В парламентскую практику вошло активное привлечение экспертов аналитических центров к проведению дней правительства, к участию в парламентских слушаниях по различным проблемам (европейской интеграции, украинско-российского сотрудничества, отношений Украина-НАТО, энергетической стратегии Украины, законодательства в сфере интеллектуальной собственности, обеспечения свободы слова и информационной безопасности и др.).

Во-вторых, «мозговые» центры – не только посредники между интеллектуальной средой и госаппаратом, но и инструмент гражданского контроля, инициатор публичного обсуждения острейших внутренних и внешних проблем, стоящих перед страной. Именно ими впервые были вынесены на публичное обсуждение проблемы теневой экономики, реформы в военной сфере, использования властью административного ресурса в избирательных кампаниях.

В последнее десятилетие появилась и постоянно усиливается новая тенденция – интеллектуальная транснационализация. Суть её – в возникновении национальных, региональных и глобальных структур в форме сетевых объединений «мозговых центров».

На базе сетей осуществляется обмен информацией, совместное выполнение политических заказов, создание коллективных пропагандистских ресурсов, тематическое разделение труда, координация работы, согласование идейно-политических позиций по тем или иным вопросам. Значительно расширило возможности для подобного партнёрства развитие Интернета.

Интеграция «мозговых центров» в сетевые структуры развивается преимущественно на следующих основах. Они возникают, когда необходимо объединение усилий аналитических центров близкой идеологической ориентации, а также когда небольшие экспертные институты, работающие по узкой тематике, соединяют усилия для формирования общих позиций по более широким, а зачастую – глобальным политико-экономическим вопросам, или же когда взаимодействуют центры, исследующие близкую проблематику. Обычно имеет место сочетание различных основ сетевой интеграции.

Примерами могут служить Стокгольмская сеть, объединяющая несколько десятков европейских либерально-консервативных «мозговых трестов» (см. интернет-ресурс http://www.stockholm-network.org), а также Европейская сеть политических институтов (European Policy Institutes Network), соединяющая «мозговые центры» по исследованию процессов европейской интеграции, проводящие пан-европейские идеи (см. интернет-ресурс http://www.epin.org).

В подобных объединениях всегда есть группа ведущих «мозговых центров» (как правило, из наиболее развитых стран), являющихся главными генераторами смыслов и идей для всего сообщества. Фактически лишь немногие аналитические центры, освещающие международную политику, действительно креативны, то есть самостоятельно могут производить политические идеи и концепции. Остальные заняты их приспособлением к местным условиям и соответствующей пропагандистской работой. Следует отметить, что указанный процесс структурирования аналитических сообществ на сетевой основе динамично развивается.

1.4. Восточная аналитическая традиция

Восток всегда имел громадное многообразие религиозно-философских, гностических, аналитических традиций, и прежде чем определить их специфику, сопоставить соответственно с западной и русской традициями, следует конкретизировать задачу, какой Восток и какую аналитическую традицию мы собираемся анализировать и сопоставлять. Не вдаваясь в глубокую древность, пройдёмся по современным странам и культурам Востока с их национальными аналитическими традициями и развёрнутым многоярусным самосознанием.

К стратегическим институтам стран Востока относятся следующие: в КНР – Шанхайский институт международных исследований, Китайский институт современных международных отношений, в Японии – Токийский университет внешнеполитических исследований, Институт евразийских исследований Йокогамского национального университета, в Индии – Институт оборонных исследований и анализа Минобороны, в Иране – Институт политических и международных исследований при МИД Ирана, в Пакистане – Пешаварский университет и его Центр региональных исследований, в Турции – АСАМ (Центр евразийских стратегических исследований).

В азиатских странах влияние государства на деятельность этих структур выражается в разной форме. Достаточно свободны в выборе проблематики и тактических направлений аналитические центры в Турции, Индии и Японии. В Иране влияние государственной идеологии и официальных установок наблюдается в максимальной степени. В Китае имеет место заметная дифференциация между различными институтами в зависимости от места в партийной иерархии и регионального фактора. В этом смысле наиболее показателен пример Шанхайского института международных исследований, располагающего относительной свободой в интеллектуальном и научном аспектах.

В Казахстане головной «мозговой центр» – Казахстанский институт стратегических исследований (КИСИ) при Президенте был создан первым в Центральной Азии (1993). Через несколько лет аналогичные структуры появились у наших соседей: Институт стратегических и межрегиональных исследований в Узбекистане, Международный институт стратегических исследований в Киргизии и недавно – Центр стратегических исследований в Таджикистане.

Зарубежные аналитические центры и фонды активно действуют на территории стран СНГ, в том числе и в Центральной Азии. Среди них американские – Фонд Сороса, Фонд Карнеги и Монтеррейский институт международных исследований; германские фонды Ф. Эберта, К. Аденауэра и К. Бертельсманна, японский Фонд Сасакавы и многие другие. Цели и задачи их разнообразны. Официально они поддерживают «независимые» научные исследования в тех или иных областях знания, различные культурные и гуманитарные проекты, а также деятельность неправительственных организаций (НПО), что у них считается одной из приоритетных задач.

Некоторые из них уже успели зарекомендовать себя во время недавних «бархатных революций» в некоторых республиках СНГ. Объективная оценка пользы и эффекта от деятельности этих организаций на территории России и стран СНГ не входит в задачу моей книги, но субъективно могу выразиться – эта польза сомнительна.

Сначала рассмотрим страны ислама, потом Индию, Японию, а затем китайскую и иудейскую аналитические традиции.

Страны ислама. Исламский фактор был доминирующим в Европе до XVII в., когда турки дважды безуспешно пытались взять Вену (1529, 1683). Сейчас он снова активизирован, в основном из-за постоянной растущей миграции мусульманского населения в страны Европы. Остроту проблемы одной из первых почувствовала на себе Швейцария: всё её население составляет лишь половину населения Москвы. В 90-е годы, в период югославского конфликта, швейцарцы поступили весьма благородно – пустили к себе переждать трудные времена часть беженцев из Косово (да и просто искавших лучших условий жизни жителей Албании). Что из этого получилось – урок всем. Пришли вроде бы ненадолго, остались навсегда. Пользуясь либералистскими настроениями истеблишмента и пробелами в швейцарском законодательстве (например, запрещавшем депортацию беременных женщин, а те были беременными постоянно), число албанцев постоянно росло. Сейчас численность мусульман в Швейцарии достигает более 300 тыс. человек, что составляет для 7-миллионной страны самый высокий процент в Европе. Согласитесь, для маленькой Швейцарии это огромная цифра. Учитывая, что работают они на ключевых точках инфраструктуры (железнодорожный и автомобильный транспорт, топливные заправки, логистика, уборка и вывоз мусора и т. д.), в случае усиления протестных настроений им ничего не стоит парализовать всю жизнь в стране, приютившей их в трудный час. Мусульманское население остаётся инородным, зачастую паразитирующим, телом (типа растения паразита омелы, паразитирующего на живых деревьях). В 2009 году из Швейцарии прилетела «первая ласточка» – мусульманское население потребовало для себя права строить мечети. Был проведён всенародный референдум, и большинством голосов это требование было отклонено. Но мусульмане твёрдо знают: «ещё не вечер». Понятно, что темпы роста численности мусульманского населения в разы опережают рост коренного населения.

Аналогичная ситуация и в ряде других стран – Франции, Германии и других. Так что Европу ждут большие катаклизмы и конфликты по этой части. И никакие резкие решительные действия правительств уже не помогут – упущено историческое время, да и демократические традиции не позволят. Придётся расплачиваться потомкам. Благополучная Европа не хотела думать, пускала миграционные процессы на самотёк, теперь пусть ждёт проблем, они, несомненно, будут и немалые.

Швейцария в октябре 2010 года попыталась заключить соглашение с властями отколовшегося от Сербии края Косово о депортации туда косовских албанцев, совершивших преступления на территории альпийской страны. Причиной этому является большое количество преступников из числа иммигрантов из Косово (см: сообщение агентства Reuters в швейцарской газете Der Bund от 18.10.2010).

Наиболее вероятно, что они всё ярче будут проявляться во Франции, где исламская диаспора насчитывает более 6 млн человек. Эта бомба замедленного действия ждёт своего часа. Противостояние на расовой, национальной, религиозной почве может «неожиданно» (но, как правило, очень вовремя для определённых деструктивных сил) проявиться в самых жутких формах – от действий террористов-одиночек до массовых беспорядков и погромов.

Эти проблемы, прежде всего, будут нарастать в сфере безопасности. Мусульманская среда легко может выступать как источник сетевого экстремизма. Можно спрогнозировать мировые политические изменения, которые могли бы произойти под воздействием точечных террористических событий, что вывело бы исламский фактор на уровень мирового геополитического фактора. Например, новую арабо-израильскую войну, в результате которой возник бы некоторый воюющий исламский фундаменталистский конгломерат из Египта (демографический и производственно-технологический потенциал), палестинцев (камикадзе-пассионарии), Саудовской Аравии (нефть, финансовые ресурсы), нового Пакистана (армия, атомное оружие). Пока до осуществления этого сценария далеко, он не просматривается, слишком велика разобщённость мусульманских стран. Говорить о восстановлении аналитических, управленческих традиций халифата, Великой Порты (Великого Турана) из-за их маргинального уровня также преждевременно. Хотя следует отметить мудрые аналитические основы в иранском суфийском исламе, концепцию «Великого Эрана, коему никогда не смешаться с Тураном», как не смешаться Западу и Востоку в знаменитой балладе Р. Киплинга.

Эран – среднеперсидское название Ирана, бытовавшее до его завоевания арабами в VII веке н. э.

Все традиционалистские, баас-социалистические, националистические и исламистские попытки возрождения Афганистана, Турции, Ирака, Афганистана, Египта и т. д. в своих управленчески-аналитических аспектах являются копиями западных, советских, а теперь российских моделей, построены на прямом калькировании управленческих технологий, кадров и подчас находятся под прямым или косвенным их контролем. Есть маленькие островки древних управленческих технологий, возникших на эзотерических традициях египетских посвящений (у коптов), у зороастрийцев, бабидов, «Ходжатие» в Иране, носители домусульманских духовных практик, распространённых преимущественно в элитарных кругах, однако говорить об их каком-то воздействии на мировые политико-экономические процессы пока не приходится. Наверное, мусульманская аналитика сегодня объект внимания полицейских академий в Европе, упреждающих исламский экстремизм мусульманских диаспор.

Главной целью ультраинтегристских стремлений в стиле тайного общества «Ходжатие» было примирение суннитов и шиитов, двух враждующих ныне течений ислама.

Индия – стремительно растущая держава, имеющая глубочайшую культурно-историческую традицию. Древние корни общей индоевропейской семьи накладывают свой отпечаток и на Европу, и на Индию. Очевидно, в силу сходства метафизически-эзотерических корней индийским программистам, исследователям, аналитикам проще интегрироваться, постигать наработки западного аналитического сообщества, тем более, что вся нынешняя их государственно-административная структура (включая английский язык) является более менее удачной копией с западной (пусть менее развитой, но принципиально не иной). У индусов блестящая военная разведка, развивающиеся аналитические структуры, неплохая армия. России хорошо иметь подобного союзника (и рынок сбыта военной техники), однако Индия – не самостоятельный игрок, её аналитические наработки (помощь, альянсы) могут быть играть лишь вспомогательными, инструментальными. Напомним и то, что Индия неагрессивна, её государственнические инстинкты притушены, воздействие исламского фактора со стороны Пакистана (да и то, что в ней самой есть мусульманская община, насчитывающая свыше 180 млн человек) даёт её руководству лишь узенький коридор для манёвра. Некоторые задатки государственности, регулярного административного управления (не на всей территории, а преимущественно на Севере и в Центре) индусам привнесли только Великие Моголы (в XVI веке – турки и персы). Британское владычество создало индийскую колониальную государственность и как антитезу ей Индийский национальный конгресс, орган осуществления национального самосознания. Веками Индия жила вне политического самосознания, и до сих пор оно окончательно не сформировано. Английская калька в социологии облегчает взаимодействие-понимание со всем миром, но вряд ли способствует Национальному проекту и прорывам интеллектуально-технологического плана. Индусы могут обучить мир медитации, индийской кухне, использованию мирного атома. В отдалённых Ашрамах (монастырях), возможно, ещё существуют древние аналитические традиции, но вряд ли они оказывают существенное воздействие на политическое, духовное и нравственное развитие страны. Хотя в древнеиндийской философии, индийских эпосах потенциально заложена мощная аналитическая традиция. Это и «Классическая йога» – трактат Патанджали, и «Ригведа», и «Махабхарата», и «Бхагават Гита» с системным анализом мира Кришны на колеснице между войсками на Курукшетре, т. е. на «поле Куру» (санскр.), где, по преданию Махабхараты, некогда произошла священная битва между пандавами и кауравами. Существуют и дзен-буддистские новоделы (по индийским меркам времени), утверждающие, что мир пластичен, и его можно изменить силой своей воли (в европейском понимании – интеллектом).

Небольшие страны Юго-Восточной Азии, имея свои культурно-фольклорные традиции, испытывают сильнейшее воздействие Индии, Китая, Запада (США). Вряд ли здесь можно говорить о значимых аналитических традициях (Вьетнам, Таиланд, Тайвань, Южная Корея, Индонезия).

Япония с начала эпохи Мэйдзи (1869), несомненно, достигла выдающихся успехов в адаптации, прежде всего, аналитических достижений Запада, от эклектического копирования до творческого поглощения при сохранении своей национальной идентичности благодаря синтоизму (поклонению природным силам), претворив старое и новое в сокрытую (невыпячиваемую) систему управления. Неизбежной платой за прогресс стали изнеженность и старение населения. Наряду с отсутствием ресурсов и неудачным геополитическим расположением в эпицентре приближающегося американо-китайского конфликта перспективы дальнейшего осуществления Японского проекта, даже в связке с любым мировым центром сил, становятся весьма проблематичными. Прав оказался Фукуяма в отношении Японии – она уже в пост-истории [Фукуяма 04].

Крайне интересен для изучения Китай, к нему мы, по сути, и по неизбежности сведём преимущественно нынешнюю аналитическую традицию Востока. О китайской цивилизации написано немало: [Васильев 01], [Владимиров 73], [Девятов 02], [Гусев 06], [Зенгер 04/06]. Волею случая в 1990 году мне пришлось стать одним из первых советских читателей книги фон Зенгера о китайских стратагемах (на нем. яз.), на Западе она к этому времени выдержала уже 5 изданий как бестселлер европейской синологии. Издательство «Прогресс» поручило мне дать на книгу предварительную рецензию, что я и сделал, рекомендовав её к полному переводу и изданию у нас в стране.

Не ставя под сомнения приведённую указанными выше и прочими известными авторами фактуру (и её интерпретации), касающуюся параметров развития китайской цивилизации и, в частности, китайской аналитической традиции, попробую отметить следующее очевидные моменты, свидетельствующие об эффективности в целом китайской аналитики.

Пользуясь ожесточением советско-американских отношений во время Вьетнамской войны, китайское руководство нашло пути к урегулированию отношений с США, в частности, пригласив с официальным визитом президента Никсона. Пришедший ему на смену президент Форд с подачи госсекретаря Киссинджера пересмотрел Американскую доктрину, и в Китай потекли кредиты, технологии.

Китайцы, в отличие от нас, успешно совершили перестройку на марше, сохранив руководящую роль компартии и контроль госаппарата, провели рыночные реформы, децентрализацию управления, открыли двери для громадных иностранных капиталовложений, вернулись к древней управленческой национальной традиции, безжалостно подавили военной слой безоружное выступление на площади Тянь Аньмынь молодых сторонников западного либерализма, сохранив идеологический контроль над обществом; привлекли капиталы своих хуацяо (состоятельные и патриотично настроенные представители китайской диаспоры в США, на Филиппинах, на Тайване, в других регионах); вернули под свою юрисдикцию Гонконг.

В Китае успешно осуществляется модернизация, ведётся техническое и интеллектуальное преобразование страны. Играя на нынешних российско-американских противоречиях, китайцы успешно перевооружились российским оружием и теперь, как минимум, самодостаточны в военном отношении.

Из-за перенаселения жители Китая заинтересованы в как можно большем уровне эмиграции из Китая. Реалии сегодняшнего дня таковы, что во многих западных странах существуют огромные по численности китайские диаспоры. Это касается и России, где численность китайцев тоже велика.

Проблема численности китайцев в России является актуальной темой для всякого рода спекуляций. Отечественные журналисты много публикуют статей о том, что в России уже 3-5, а то и 10 миллионов китайцев. Если взять и посмотреть статистические данные, то, по последней переписи населения, официально осевших китайцев в России было 37 тыс. человек. Конечно, есть и нелегальные мигранты, их число определить сложно, оно постоянно колеблется. По словам замдиректора Института Дальнего Востока РАН А.В. Островского, на территории России в 2008 году находились всего 200 тыс. китайцев. По западным оценкам, которые уже приводились выше, эта цифра в пять раз больше. С введением в действие в 2007 году поправок в российское миграционное законодательство, регулирующих миграционный контроль и процесс выдачи разрешений на работу, количество мигрантов из Китая уменьшилось. В России нет официальной статистики по численности национальных диаспор. В частности, никто не знает, сколько китайцев проживает на российском Дальнем Востоке, да и в самой Москве. По некоторым экспертным оценкам (см: http://xpomo.com/ruskolan/liter/china.htm), в Сибири и на Дальнем Востоке проживают более 2 млн китайцев. В Благовещенске, например, китайцы составляют уже 10 % населения. При этом китайцы не смешиваются с русскими и тем более не растворяются среди них. Они селятся своими закрытыми общинами, живут в них по своим законам. Только в Москве китайцев 300 тыс. человек. У них свои газеты, своё кабельное телевидение, свои больницы и детские сады. Это настоящее китайское подгосударство внутри российской столицы. Но на улице встретить китайца непросто. Потому что каждый китаец с полувоенной дисциплиной знает: раньше времени раздражать чужое общество не стоит. Искусство быть незаметным становится залогом выживания в чужой стране. Искусство быть невидимым – одно из важнейших в разведке. Овладеть им должен каждый разведчик. Одному человеку раствориться в толпе нетрудно. Но вот как 5 миллионам китайцев (?!) удаётся практически незаметно проживать на территории России – это вопрос!

Газета The Wall Street Journal опубликовала интерактивную карту, дающую представление о численности китайцев за рубежом (см. интернет-ресурс: http://www.daokedao.ru/2010/07/21/chislennosti-kitajskix-diaspor-v-mire/). Согласно этой информации в России проживает около миллиона китайцев. Для сравнения: в США более трёх миллионов. Но это утешает весьма слабо – Китай от Америки далеко, а у России с ним общая граница. В ряде стран – в США, Франции, Германии, Италии, Канаде, России, есть проблемы с китайскими нелегальными мигрантами. Например, в Канаде есть второе теневое китайское правительство, управляемое из коммунистического Китая. У них свои банки, биржа труда, предприятия, полицейские и разведка. Эта диаспора стала как бы неофициальным анклавом Китая. Что характерно, все эти государства боятся ссориться с ними. Китайская разведка настолько мощная, что всегда самая первая узнаёт, кто победил на президентских выборах, например, в США. Поэтому китайское руководство обычно всегда первым поздравляет выигравшего кандидата.

Рассматривая причины успехов Китая за последние годы, следует отметить, что столь значительных результатов нельзя было бы получить без опоры на свою аналитическую традицию, поддержанную всей мощью госаппарата, академии наук, специальных и дипломатических служб и… древнекитайских учений (!). Эта традиция отражается в том числе и на финансово-экономической сфере. Мне, как действующему сотруднику аппарата Счётной палаты РФ, особенно видны сильные стороны финансовой системы Китая. Особенно наглядны они по сравнению с США в условиях нарастающего мирового системного кризиса. В США с 1913 года национальная валюта (доллар) фактически не контролируется государством, американский народ отстранён от управления своей страной, а вся политика Соединённых Штатов ведётся в интересах Интернационала банков, где первейшую роль играет паразитический ссудный капитал. В России процесс идёт в схожем направлении, но пока ещё не доведён до конца, и от нас самих зависит, сможет ли Россия придти к верному определению своей судьбы.

Совсем иное положение в Китае, где государственное строительство до сих пор ведётся частично на социалистических принципах, во многом заимствованных из опыта СССР. Китайскому обществу присущи традиционные особенности менталитета. Будучи наложенными на социалистическую модель ведения хозяйства (социализм с китайским лицом), они позволяют КНР успешно мобилизовывать свои ресурсы и добиваться результатов, изумляющих сейчас весь мир. Соответственно, в Китае правительство и не думает отказываться от государственного обеспечения и защиты своей валюты – юаня или как его ещё называют в Китае, женьминьби, что означает народные деньги. Всё это позволяет считать юань одной из самых крепких валют во всём мире. Кроме того, КНР – это пока единственное государство, где существуют две национальные валюты – юань (женьминьби) и гонконгский доллар, что даёт КНР дополнительные преимущества.

Попробуем разобраться в особенностях китайской аналитической традиции.

На протяжении тысячелетий Китай был крайне беден и закрыт от остального мира. Изобретённый порох не использовался в военных целях (мало того, его изобретателей трижды уничтожали вместе со своим изобретением), относительно небольшие отряды кочевников, северных варваров успешно громили многомиллионный народ, мало помогала и Великая Китайская стена. Маньчжурия, начинавшаяся в 100 км к северу от Пекина, ещё не была заселена и в 1904 году. За последние 300 лет Китай не одерживал никаких военных побед, если не считать сомнительных викторий в восточном Туркестане (1775) и захвата коммунистами Тибета и Восточного Туркестана (1948). Агрессия против Корейской Республики (1950–1953), Вьетнама (1979), Кампучии не принесла китайцам побед, равно как и военные стычки с СССР. Китайцы никогда не выходили за пределы своих национальных границ, их всегда все били – монголы, маньчжуры (правящая на протяжении 300 лет династия), европейцы – от Опиумных войн до столкновений с Тайванем и США (1958), Японией, стычек на границе с СССР. Несколько лучше обстояли дела у китайских пиратов в южно-китайских морях и хуацяо, так первоначально назывались законтрактованные рабочие в Юго-Восточной Азии (успехи их потомков представляются сильно преувеличенными).

В Китае, очевидно, всегда были давосы-мудрецы (Конфуций, Лао-Цзы, Сунь-Цзы с его трактатом о войне), воины-императоры, искусные ремесленники и торговцы, сильная бюрократия, однако сама система иероглифического письма, слишком магическая, трудоёмкая для массового использования, пресловутые экзамены на звание бюрократа, скорее похожи на начётничество, натаскивание, нежели свободное разумение предмета. Знаменитые китайские стратагемы-ребусы, приводящие к алгоритмизации сознания военачальника, построению идеально-теоретической модели в ущерб живой реальности – всё это не позволяло китайской цивилизации до самых последних пор выйти из состояния сна, адекватно ответить на запросы времени. Существует достаточно богатая придворная традиция, но она скорее сакрализует существующее, гармонизирует противоречивое, нежели оптимизирует потенциальное, рационализирует разнофакторное.

В последние десятилетия китайский мир стремительно двинулся вперёд, что стало очевидным для всех. Китайские товары, пусть и некачественные, заполонили весь мир. Основой успехов явилось оптимальное сочетание конфуцианской морали (гражданский мир, моральный императив) с эффективными алгоритмами изменения мира вещей (западные технологии). Очевидно также и то, что эти успехи не столь велики и во многом надуманы, сознательно разрекламированы, то есть они не вызваны всецело внутренними причинами и потребностями. Это искусственно выстроенная руками закулисы США виртуальная реальность, в один прекрасный момент она может и сдуться. Аналоги были в прошлом – Япония 70-х, Азиатско-тихоокеанский регион в 80-90-х, эти же процессы развёртываются в Китае в последнее время (2000–2012).

Китайская аналитика одна из лучших в мире. Она имеет многотысячелетнюю традицию и качественно превосходит примитивные аналитические построения Запада и наши доморощенные. Книга И-цзин, известная как «Книга перемен», созданная несколько тысячелетий назад даёт прообраз двоичного счисления и образец логического описания любых динамических процессов. Кроме неё, была создана книга «Лес перемен», она значительно превосходит классическую И-цзин. Теория «сада расходящихся тропинок» позволяет прогнозировать бесконечное количество вариативных взаимоисключающих или взаимовозможных сценариев развития любых процессов. Именно в рамках этой аналитической традиции впервые была осознана многонаправленность пространственных и временных тензоров.

Тензор – объект линейной алгебры. Частными случаями тензоров являются скаляры, векторы и билинейные формы. Иногда тензор представляют как многомерную таблицу для расчётов размерности векторного пространства. При этом сам тензор как геометрическая сущность, от выбора базиса не зависит. Это можно увидеть на примере вектора, являющегося частным случаем тензора: компоненты вектора меняются при смене координатных осей, но сам вектор (его наглядным образом может быть просто нарисованная стрелка) от этого не изменяется.

Китайцы первыми пришли к пониманию значимости точек бифуркации и микровлияний в указанных точках для корректирования всего дальнейшего процесса. Внушительными являются наработки китайской аналитики в области стратегирования, как в военно-дипломатической и международной сфере, так и в сфере социально-экономического развития [Зенгер 04/06].

Если большинство российских аналитиков не чувствуют влияния Китая на современную большую политику, это не значит, что такое влияние отсутствует. Оно просто качественно более тонкое и превосходит «сенсорные» возможности нашего государства.

Необходимыми условиями для составления и успешной реализации стратагем относятся: умение рассчитывать ходы и предвидеть их последствия; знание психологических особенностей тех, против кого нацелен план; упорство в реализации стратагемы. Стратагемность была грозным оружием китайских политиков, военных, дипломатов. Стратагема подобна алгоритму, она организует последовательность действий. Благодаря устной традиции, историческим хроникам и художественным произведениям эффективность применения стратагем была очевидной и для широкой публики. Естественно, стратагемы стали секретным национальным достоянием. Прагматичный китайский ум классифицировал стратагемы по видам, разработал методику применения той или иной стратагемы в зависимости от конкретной ситуации, создал своебразный банк данных – «Трактат о 36 стратагемах». Всё это тщательно скрывалось от иностранцев.