Текст книги "Хранитель"

Хранитель

1

Лодка с человеком в плаще скользила по глади океана. Безмолвная, тихая и будто нарисованная с невероятным усердием. Чем дольше Антон всматривался, тем больше понимал: картина оживает. Он хотел отвернуться, но уже не мог не смотреть на лодочника в капюшоне. Одеяния свисали на его тщедушном теле, движения рук были плавными, неторопливыми. Лодочник погружал весло в море – волны бесшумно разбегались в стороны. В этих движениях была мудрость, преисполненная мастерства, достигаемого веками.

Нос лодки врезался в гальку острова и вспахал добрый метр. Человек в плаще приподнял голову, но лицо его было по-прежнему скрыто в тени капюшона. И сама тень показалась Антону настолько чёрной, что в ней утопали сомнения в том, кто предстал перед путниками. Лишь тогда Антон осознал: рядом на тёплой гальке расположилась дворняга. Животное свесило язык и часто дышало.

– Вот и Харон пожаловал, – сказал пёс и тявкнул три раза.

Антону казалось, он наблюдал за лодочником целую вечность, пока не решил оглядеться. Он с ужасом понял, что не помнит, где находится. У галечного пляжа, среди величественных кипарисов, качавшихся на ветру, щерился неровной крышей в небо белоснежный дом. Вырублен он был в скале, у входа бросались в глаза колонны, полукруглый вход. Тут и там слышны гуляния морского воздуха в кустарниках и разбитом у ступенек, ведущих к колоннам, садика. И тишина, участливо проникавшая в самое сердце. Именно о такой тишине, расслабляющей ум и тело, мечтает городской житель.

Откуда-то из дома слышался женский голос. И он звал Антона по имени. Снова и снова. Этот голос нельзя было не узнать. Конечно же, Светлана Сергеевна Бойкова. Мама, покинувшая их семью три года назад. Она умоляла найти её. Другие слова сын не разобрал.

***

Антон схватил себя за горло и сдавленно закричал. Отдышался, сел на кровати и огляделся. За окном – ночь, лишь луч фонаря стекал прямыми полосами по стенам и занавескам с обратной стороны.

– Антон? – услышал он сонный голос жены. Она повернулась к нему и привстала на локтях.

– Всё в порядке, я жив и это главное, – сказал Антон и невесело усмехнулся.

– Опять кошмар?

– Да, всё как обычно. Остров, кипарисы, Света.

– Как же так? Сон повторяется уже который день.

–Да, – вздохнул Антон, – повторяется. Думаю, один человек сможет мне помочь.

В тот же день Антон Борисович Бойков принял душ, сытно позавтракал и направился в психиатрическую больницу. Пройдя все посты на входе и выждав некоторое время, потраченное на раздумья о матери, Антон оказался в комнате для посетителей. Комната казалась просторной благодаря белой мебели. Стол, стулья и мягкие диваны. На них, ёрзая и переговариваясь, сидели женщины и мужчины. Они шелестели пакетами, открывали банки с едой и бутылки с напитками. Пациенты, одетые в полосатые пижамы, выглядели непримечательно и серо.

Антон опустился на стул, не найдя себе и отцу место на диване, и стал ждать.

– Бойков! Борис! – крикнула в палаты медсестра и вернулась в “белую” комнату.

Спустя минуту в дверях показался отец. На Борисе была всё та же помятая пижама. Небритый, опухший от сна, не причёсанный и вялый, он молча кивнул и сел.

– Привет, папа, – сказал участливо Антон, сложив руки между колен. – Как ты себя чувствуешь?

– Привет. Почему спрашиваешь?

– Пааап, – вздохнул сын, – ну не начинай, пожалуйста. Я спросил, потому что волнуюсь, ты же мой отец.

– Ты итак знаешь, как я себя чувствую, – бесцветно ответил Борис. – Болит голова, сердце пошаливает. Я принимаю лекарства каждый день, будь они прокляты. На днях отвозили в кардиологический центр, но ты ведь пришёл по другой причине?

– Ты под присмотром лучших врачей, пап, и мне правда интересно, как ты живёшь. – Антон выдержал паузу. – Но и не спросить о маме я не могу, сам понимаешь. Она снова является во сне и просит помощи, но я не могу понять, какой.

– Ни один лучший врач не станет Богом, а у него, как известно, свои планы, – сказал Борис. – Насчёт Светы. Ты спрашиваешь о ней всё чаще, это хорошо, но есть ли в тебе вера, сын?

– Вера?

– Да, меня упекли сюда лечиться, но ты до сих пор не веришь, что я здоров.

– Я не считаю тебя больным, папа. Мы уже говорили об этом две недели назад. Ты утверждал, что был хранителем ключа в Мир мёртвых.

– Я пытался спасти тебя от нечистых сил, – сказал Борис очень тихо. – Молох придёт за ключом. И появление Светланы ещё раз напоминает: он вот-вот появится.

– Молох? Ты про демона?

– Божество, когда-то существовавшее. Обычно он появляется в непогоду. Я часто видел его, в разных обличьях.

Они помолчали. Антон почесал затылок, глядел на отца широко распахнутыми глазами.

– Ты не веришь, – сказал Борис. – Я вижу, как ты хочешь уйти.

– Я хочу понять, зачем всё это нужно. И почему семья разрушилась.

– Очень просто. Мой прадед подписал договор с потусторонним миром и обещал беречь один из трёх ключей от Мира мёртвых. Насколько знаю, два их них получены, третий я оставил в сейфе под копией картины Арнольда Бёклина в зале нашей квартиры.

– Я верю тебе, пап, верю. Ты прекрасный, умный и разносторонний человек и всегда им был. Никому не рассказывай о мирах, демонах. Кроме меня. Хотя бы притворись обыкновенным человеком.

– Такими легче управлять, сынок, – сказал Борис с лёгкой улыбкой.

– Ты всегда был другим, выделялся в обществе.

– Спасибо. И да, помнишь, куда любила ездить мама?

– Кажется, в область, где мы снимали домик на берегу реки. Местечко напоминает картину "Золотая осень" Левитана, – вспомнил Антон.

– Именно. Давно там бывал? – Борис буравил взглядом сына.

– Лет за пять до её смерти.

– Ты просто обязан поехать снова. Я ездил туда один, много раз, там всё напоминает о ней.

– Много…раз? – переспросил Антон, но Борис встал.

– До встречи и будь внимателен.

Они пожали руки. Борис Бойков неспешно зашагал в палаты и скрылся за дверью со стеклом в середине. Тотчас по ту сторону лицом прильнул парень с рыжей шевелюрой. Кривляясь и высовывая язык, он округлял глаза, словно увидел привидение.

– А ну перестань! Иди в палату!– крикнула медсестра в комнате для посетителей. Прежде чем уйти, он осклабился и осмотрел посетителей исподлобья.

"Вот уж кого надо лечить,"– подумал Антон.

2

К тому времени, как Антон доехал до своей остановки, застучал по крышам, зашуршал в листве и на улицах дождь. Набухшие капли падали на землю вертикально, стеной, отчего одежда намокала быстрее обычного.

Антон ускорил шаг, глядя себе под ноги, на лужи. Мокрый асфальт потихоньку становился большим зеркальным полотном, украшенным листвой цвета золотистого янтаря и разводами от непрестанно падающих капель. Казалось, по ту сторону полотна просыпались сказочные существа. Бульканье и звон капель будил их, заставлял подойти и коснуться зеркального препятствия. Вот почему так много разводов на лужах.

Антон улыбнулся своим мыслям и огляделся, чтобы понять, не забрёл ли он в чужой двор. Нет, всё в порядке. До подъезда осталось несколько десятков метров, когда он заметил ребёнка. Мальчик в фиолетовом комбинезоне лет семи-восьми сидел на корточках у песочницы и водил пальчиком в луже. На ногах его были того же цвета резиновые сапоги. Малец посмотрел на задумчивого взрослого и улыбнулся. Лицо мальчишки было покрыто россыпью веснушек, из-под капюшона выбивались прилипшие ко лбу пряди пшеничных волос, растущих завитушками. Редкие брови, тонкие губы и карие глаза на юном, безмятежном лице.

– Привет, я Антон, ты кого-то ждешь? – спросил Антон. Он где-то слышал, если назвать имя, дети охотнее идут на разговор.

– Родителей. Они сказали, я плохо себя вёл и накричали на меня, – ответил мальчик.

– Как тебя зовут?

– Матвей. Я уже взрослый и не по годам умный, так говорит папа.

– Умные дети бывают только у хороших родителей. – Антон бросил короткий взгляд на свой подъезд. – Если ты замёрз, можешь зайти ко мне, погреться. Двор виден из окна кухни, мы легко заметим твоих родителей, если они вернутся.

Матвей замотал головой.

– Нет? Ты дрожишь, я вижу. – Антон приметил, как подрагивает тело мальчика.

– Папа строго-настрого запретил слушать незнакомцев.

– Мы уже знакомы с тобой, верно? Ты Матвей, я Антон. И твой папа будет совсем не рад, если ты заболеешь. Он хочет здорового и задорного сына, правильно?

Матвей встал, приложил указательный пальчик к губам, закатил глаза. Антон ждал и смотрел в сторону своих окон. В окне кухни он увидел жену, она помахала рукой. Антон вновь повернулся к мальчику: он размышлял и, не опуская пальчика, кивнул.

– Пошли, немного обсохнешь и отогреешься.

3

Матвей робко переступил порог и скинул капюшон. Лена взглянула на мальчика, вытирая руки влажным полотенцем. На ней был цветастый фартук, завязанный на розовом халате. Елена была высокой женщиной, всего на половину головы ниже Антона. Правильные черты лица, пухлые губы и кустистые брови с выразительными голубыми глазами пленили, окутывали какой-то загадкой, какую мечтает встретить каждый в новом человеке. И Матвей, как показалось Антону, заметил ту самую загадочность и улыбнулся так, что Лена не выдержала и хихикнула.

– Скорее заходите, закрывайте дверь! – сказала она и села на корточки перед мальчиком, посмотрела на него так, будто перед ней – её ребёнок, заигравшийся на площадке. – Привет, дорогой, как тебя зовут?

– Матвей, – ответил за мальца Антон.

– Да! – подтвердил Матвей.

Матвей кашлянул и вытер мокрое лицо ладошкой. Его кудри подпрыгнули, глазки заморгали. Лена поспешила на кухню, где засвистел чайник. Антон помог Матвею раздеться и показал ванную комнату.

– Вон там помой ру… – Антон осёкся на полуслове, словно чем-то поперхнулся. – Эм, кхм.

Он закрыл глаза, откашлялся и когда открыл их, чуть раньше, чем кашель закончился, то увидел слабое мерцание в глазах Матвея. Как будто в них, очень глубоко внутри вели службу в церкви и зажигали свечи. И тотчас их погасили.

– Ну где же вы? – послышался голос Лены из кухни.

Мальчик стоял и перебирал пальчиками свитер, сняв его с себя секунду назад.

– Да, идём, – ответил Антон, оторопевший от видения.

Пять минут спустя они сидели на кухне, общались и поглядывали в окно, на площадку. Шум дождя нарастал, ветер яростно бросался на окна, размазывая по ту сторону стекла капли, смешанные с крупинками града.

Антон рассказал жене историю Матвея, на что Лена похвалила мужа за доброту, внимательность и подмигнула мальчику, словно они были знакомы всю жизнь. Когда Антон принялся за еду, Лена, не отходя от кухни, рассказывала смешные истории из своей жизни и звонко смеялась над каждой шуткой. Вместе с мальчиком. Антон кушал и не пропускал ни единого слова, ибо ещё до свадьбы он неустанно замечал, каким приятным и чистым был голос жены. Приходя с работы, раздражённый и хмурый, он слушал любимую и становился прежним, ничем не обременённым Антоном, которого Лена всегда знала и обожала.

– Да, – продолжала Лена, – представь себе, как нам было весело! Друзья встретили чужого Деда Мороза на прошлый Новый год! Да!

– Как же здорово! – сказал мальчик, рассмеявшись. – Я люблю играть со взрослыми. Они такие серьёзные! Такие, такие смешные!

– О да, мы такие, – сказал Антон.

– Я с папой играю каждый день.

– И во что же вы играете? – интересовалась Лена.

– В потайную комнату!

– Интересно, никогда не слышал, – признался Антон.

– Да, мы выбираем комнату и заходим в неё так, будто видим в первый раз! Очень весело.

– Совсем как в нашей квартире! – усмехнулась Лена. – Ты же видишь её впервые!

– Да, да, – закивал мальчик. Антон приметил блеск в глазах мальчика. – И там я видел его. Последний из трёх!

Антон слегка подпрыгнул на стуле. Ещё раз посмотрел на Матвея. На лице мальчика красовалась улыбка: она становилась неестественно широкой. Антон встал, стул со скрипом отъехал в сторону.

– Тоша, с тобой всё хорошо? – спросила Лена.

Антон не мог оторвать взгляд от клоунской улыбки мальчика. Брови Матвея поползли вверх, он вопросительно посмотрел на него, совсем как взрослый человек.

– Тоша?

– Тоша? – переспросил Антон. Жена никогда его так не называла. Тошой звала мама.

Антон взглянул на Лену, но вместо неё увидел Светлану. Закинув ногу на ногу, сложив руки замком на коленях,бледнолицая и постаревшая на несколько лет, Света разглядывала сына с неподдельным интересом.

– Тоша, ты не узнаёшь Матвея? Ой, прости, Молоха? Ещё скажи, меня не узнаёшь, а? – прохрипела она голосом дряхлой старухи.

– Кого?

Антон отступал к коридору, переводя взгляд с мальчика на маму. Туда-обратно, туда-обратно, пока не упёрся спиной в косяк.

– Молоха, – повторил зычным голосом Матвей.

Лицо Матвея искривилось, будто его наспех нарисовали и сбрызнули водой, пока краска не высохла. Оно стало расплываться. Сначала расползлось, вытянулось и стало уродливым, с тёмно-коричневой кожей и впалыми глазами. Кожа обтягивала череп и готова была порваться.

– Как же ты не узнал меня? – спросил Молох, вырастая на стуле. Он вытянулся под потолок, глаза сверкнули алым и озарили кухню.

Демон был похож на мальчика и рождался из него, разрывая изнутри. Руки, ноги удлинялись, тело набухало.

Незаметно для себя Антон кричал и не сводил глаз с существа. И в то мгновение, когда голос почти сорвался, он рухнул на пол без сознания.

4

Очнувшись, Антон вскочил, но голова взорвалась невыносимой, давящей на глаза и лоб болью. Он схватил себя за волосы и вскрикнул. Потерпев какое-то время, осмотрелся: стояла ночь или поздний вечер. Рядом, на боку, сложив у лица руки, лежала Лена. Антон коснулся её плеча, и она вздрогнула, повернулась к нему.

– Дорогой, ты? – сонно спросила она.

Антон не ответил, с криком поднялся на ноги и, шаркая ногами, добрался до аптечки в коридоре. Торопливо вывалил на пол содержимое пакета с лекарствами, схватил пачку анальгина и проглотил две таблетки, запив большими глотками воды. Включил свет в комнате и почти не глядя плюхнулся на диван.

Прошёл час. Антон слышал, как Лена суетилась на кухне, гремела посудой, двигала стулья, вздыхала, складывала в пакет лекарства. Антон погружался в сон и просыпался. Проснувшись в очередной раз, он ощутил, как боль отступила. Рядом сидела Лена и гладила мужа по голове.

– Тебе лучше? – нежно спросила она.

– Да, намного. Где Матвей?

– Пропал. Я не помню, что случилось, но от него и след простыл. Сейф за картиной в зале открыт, на дверце выцарапана буква эм.

– Я ни разу в него не заглядывал.

– Конечно, он до сих пор принадлежит твоему отцу.

Антон встал и подошёл к сейфу. Коснулся кончиками пальцев надписи.

– Отец, – прошептал он, – ты всё знал. Нужно спросить его… – Антон замер. Неспешно закрыл сейф и повесил картину Бёклина на место. Он старался не засматриваться на картину, она вселяла в него необъяснимый страх и восторг. Любимое произведение папы.

– Дорогой? – опасливо сказала Лена.

– Папа знал, что Молох придёт.

– Мо-лох?

– Да. Демон, божество. Он собирает ключи для входа в наш мир, – Антон молчал, заметив растерянность в глаза Лены. – Прости, не хочу тебя загружать. Мне нужно идти.

– Куда? На дворе глубокая ночь.

Антон посмотрел на часы в комнате: четверть второго.

5

Уснуть Антон так и не смог. Пролежал на спине рядом с сопящей Леной до рассвета. Первые лучи золотисто-багрового солнца зажгли занавески, стали ползти ниже и перебрались на стены и пол. Антон встал, прикрыл одеялом жену, вошёл на кухню, запихал в себя завтрак и вышел на улицу. Тишина блаженно разгуливала по спящему городу в субботнее утро и приветствовала Антона Бойкова шелестом ветра в листве и клочками мягкого тумана. До библиотеки идти не близко, но время пролетело для Антона так скоро, что он не успел обдумать всё то, что случилось с ним и Леной вчера вечером. Мысли не давали покоя: плясали, скакали и дёргали весь путь до дверей библиотеки. Антон как раз успел к открытию. События мелькали как на старой плёнке: его встретила сонная и скучающая старушка в очках с толстенными линзами, пыльные полки с книгами и журналами, лампы и компьютеры и ни души в помещении. Антон стал изучать всё, что мог найти про Молоха и потусторонний мир. Всё верно, к ним приходило еврейское божество в образе ребёнка. Именно детей приносили в жертву Молоху. “Само божество,” – подумал Антон и сглотнул. О мире мёртвых написано не так много. Больше статей о том, что он и так знал, но одна книга оказалась любопытной. Раскрыв её на оглавлении, Антон ощутил сильный голод. Поднял глаза на часы. Уже перевалило за час дня, но Антон упорно склонился над книгой и стал читать первую главу. В ней говорилось: живой человек не без помощи посторонних сил способен проникнуть в мир мёртвых, но с тем условием, что не будет задерживаться в нём слишком долго. Стоит учитывать – физическое тело ни при каких обстоятельствах не может пройти из одного мира в другой. Лишь дух на время отделяется от тела и чем дольше он отделён от него, тем меньше возможностей вернуться обратно. Если, конечно, нет иных договорённостей с существами из потустороннего мира.

– Сам я пройти туда не смогу, – сказал себе вслух Антон. – Хм, а зачем туда идти? Давай подумаем.

– Простите?

Антон заметил, что старушка рассматривала его поверх очков и морщила без того морщинистый лоб.

– Нет, нет, я не вам, а себе.

– Хорошо. – Бабуля склонилась на толстой книгой с жёлтыми листами.

"Итак, – размышлял Антон, – отец намекнул: Молох и другие твари не отстанут от меня, пока я не верну или не скажу им, где ключ. Стоп."

Антон откинулся на спинку стула.

"Отец перед тем, как попасть в психушку говорил, что он виноват в смерти мамы. Да, демоны довели её до болезни, чтобы папа вернул ключ. Последний из трёх. И они перешли на меня. Прекрасно. Мама хотела предупредить, вот в чём дело. Ключ, ключ… Ну конечно, любимое место мамы за городом, на берегу реки. У частного дома. Он где-то там. Отец намекнул. И намекнул не просто так: он хотел, чтобы я расправился с тварями и закрыл портал в мир иной. Да, нужно уничтожить ключ раз и навсегда, чтобы никто его не нашёл, не украл. Я найду его и уничтожу. Не знаю, как. Быть может, распилю, утоплю. Боже мой, что я говорю!"

Антон вздохнул. Логика подсказывала: что бы он ни делал, Молох не слезет ни с него, ни с Лены, пока не заберёт ключ.

– Тогда место ключу в мире ином, но не у Молоха, – сказал себе Антон и вновь склонился на книгой.

6

Лена воспротивилась решению мужа ехать за город.

– Несколько дней? – вопрошала она. – Господи, дорогой, ты даже не представляешь, с чем имеешь дело.

– Нет, дорогая, немного, но представляю. Отцу не удалось покорить Молоха. Возможно, у меня получится. От меня и только от меня зависят наши с тобой жизни. Наши и наших будущих детей.

– Ты меня пугаешь.

– Лен, я обязан туда поехать. Я чувствую.

Жена облизала губы, опустила глаза и едва заметно кивнула. Она оказалась бессильна против решения мужа и беспомощно сидела перед ним. Антон обнял её за плечи и поцеловал. Не медля ни минуты, собрал палатку, вещи и выехал следующим утром. Конечно, он позвонил на работу и выслушал долгий монолог директора о том, какие последствия ждут Антона Борисовича за долгое, а главное, несогласованное с руководством отсутствие на рабочем месте.

В дороге мысли казались уже не резвыми и надоедливыми детьми, а бесформенными существами, духами. Они вились над головой, ища невидимыми щупальцами лазейки, чтобы впиться в сердце. И Лена. Её лицо всплывало перед взором всякий раз, как бесплотные существа расступались и как будто давали передышку Антону, но лишь для того, чтобы наступить с новой силой.

Деревушку он нашёл ближе к полудню. От неё пришлось идти пешком несколько часов. Антон помнил, как мама любила пешие прогулки и настаивала, чтобы все как можно больше ходили пешком. Антон ступал по тропинке и уходил в глубь леса, пока не остановился в нерешительности. Берёзы обступали со всех сторон и с каждым шагом словно становились чуточку ближе, протягивали ветки, совсем как те существа – щупальца. Антон сглотнул, но зашагал дальше, стараясь ни на чём не задерживать внимание. Звуки же как на зло впивались в барабанные перепонки. Хруст листьев под ногами, трепетный шорох травинок, трение веток друг о друга, игра света в вершинах деревьев – всё стучало, грохотало и звенело в мозге Антона. Он стиснул зубы, прикрыл глаза ладонью, словно скрываясь от постороннего взгляда. Да, у него не оставалось сомнений: за ним наблюдают. Возможно, наблюдали всегда.

Хихиканье.

Антон вскрикнул, остановился и бегло осмотрелся. Неужели Матвей-Молох посмеивался над ним? Антон отдышался и побежал так быстро, как только мог. Он мчался и представлял себя мальчиком лет десяти, спешащим к маме на обед, в загородный домик. Она звала его снова и снова, стоя на пороге одноэтажного дома с терракотовой крышей. Деревья мелькали, становясь размытыми и неясными, пока не показалась поляна и река. На миг Антон испугался, что увидел всего лишь мираж, что ему бежать очень и очень долго. Может быть, он совершенно не помнит, куда идти и заблудится в лесу. Лицо Лены всплыло на поверхность озера памяти и заставило сердце сжаться от боли.

С тяжёлым дыханием Антон застыл на берегу реки и всматривался в зеркальную гладь, где отражались клочья облаков и светло-синее небо. Такие заманчивые, загадочные отражения, они интересовали Антона больше, чем всё остальное вокруг, словно в них читался смысл всей его жизни. Лишь спустя полчаса Антон успокоился и задышал ровнее. Он прошёл около километра, и наткнулся на покосившийся дом. Одинокий и манящий. Тот самый, что они снимали у фермера из соседней деревни. С тех пор прошло лет пятнадцать и – картина полного запустения.

– Ну здравствуй, тихий уголок, – сказал, улыбаясь кончиком губ, Антон и ступил на прогнившие ступени крыльца.

7

Доски крыльца под весом гостя немилосердно сркипнули. Антон протянул руку и коснулся ладонью входной двери, провёл сверху вниз и легонько толкнул. С пронзительным и противным скрипом петли заныли. Внутри пахло сыростью, гнилой древесиной и плесенью. Антон не колеблясь ступил в комнату и огляделся. Глаза свыклись с темнотой на удивление быстро: тут и там как разбитое прошлое, лежали осколки стекла. Где-то здесь Антон ходил сначала ребёнком, затем подростком. Сглотнув, он прошёл через комнату и встал на месте, где они спали. Спальня была поменьше, но все помещались и никто не жаловался. За стеной – кухня, откуда по утрам пахло свежесваренным кофе, а по вечерам – фруктовым пирогом. Звяканье посуды и напевания матери, причмокивания отца из спальни. Так было в первый день, когда отец отсыпался после рабочей недели. Следующим утром, на рассвете они с Антоном уже сидели на берегу реки, сжав в руках удочки и разложив у ног бутерброды с сыром. Рядом – термосы с зелёным чаем без сахара.

Антон блаженно вздохнул, прислонился к облезшему косяку. Прислушался к местным звукам: пению птиц, шёпоту травы и завыванию ветра где-то на крыше. "Звуки Богов, "– подумал Антон и зашагал на крыльцо. Остановился у первой ступеньки, посмотрел налево. Здесь, в кресле, отец сидел в кресле, потягивал тёмное пиво и провожал закат. Он рассуждать о жизни, смысле и каждой минуте, ниспосланной нам свыше для благих дел. Отдельные воспоминания Антон проговорил, беззвучно шевеля губами. Крыльцо. Он каждый вечер был на крыльце и считал его самым располагающим к беседам местом после рыбалки. Антон осмотрелся, шагнул туда, где стояло кресло отца, присел на корточки и внимательно осмотрел покосившиеся перила. Встал и подошёл к порогу, вновь сел на корточки.

– Ну-ка, посмотрим, – сказал себе Антон и запустил пальцы между набухшими досками у порога.

Попались клочья влажной листвы, что-то мягкое и липкое, но вдруг нечто твёрдое и холодное оказалось в его руке. Немного усилий понадобилось Антону, чтобы выудить крепкий, поцарапанный медный ключ. Приятно тяжёлый, он лёг на ладони, приковал взгляд путника настолько долго, что Антону стоило немалых усилий отвернуться от находки. Хрустнув коленями, он встал и вернулся к поляне у покосившегося дома с терракотовой крышей. Затхлость и гниль отступили, уступив свежести реки и ароматам травы, шершащей под ногами. Антон разбил палатку у основания склона, по которому они с отцом шли на утреннюю рыбалку. К вечеру Антон плотно поел и подолгу глядел на бордовую рану заката над горизонтом. Ключ лежал в кармане.

Тишь. Вода. Птицы.

Звуки Богов.

8

Антон спал, ел и прогуливался вдоль реки весь последующий день. Тишина наполняла, заряжала его подобно ручейку, что бежал по сухой земле. Время замедлялось, всё вокруг замирало и казалось незначительным, даже пустым по сравнению с тем, что он видел и чувствовал. Лишь поздним вечером он вышел из палатки с зажатым ключом в руке и долго смотрел на небо цвета берлинской лазури. Антон всегда поражался разговору в собственной голове, когда он оставался один. Внутри будто бы кто-то жил все эти годы, жил маленький человечек, быть может, карлик без имени, и ему никогда не давали слова. Конечно, думал Антон, человек может соврать кому угодно, но только не себе. Какой бы образ ни был придуман для внутреннего голоса, он всегда оставался верен правде. Да, он самый лучший, беспощадный, честный друг. И в те минуты карлик твердил, что затея с ключом, матерью и Молохом плохо для него кончится. Ставки слишком высоки. Пусть так, пусть он рискует жизнью. Она ведь не вечна, никогда не знаешь, какой день может быть последним. Уж лучше он наступит здесь и сейчас, нежели в тёплой постели, дома, в глубокой старости. Смутное, но невероятное по силе чувство снова и снова шептало ему вместе с внутренним голосом, что другого пути нет, иначе не поставить точку в схватке с тьмой не получится.

Антон разжал ладонь и взглянул на ключ, повертел его и хмыкнул. Маленькая вещица и столько проблем. От ключа пошла вибрация – он легонько задрожал, словно пытаясь выбраться из плена. Антон сильнее его сжал, но не стал противиться тому, куда тянуло ключ. А тянуло его ко входу в заброшенный дом. Антон зашагал и остановился перед крыльцом. Одну ногу поставил на первую ступеньку и увидел, как вместо приоткрытой входной двери по косяку появляется белое свечение. Антон зажмурился от света и едва не выпустил ключ – он вибрировал сильнее. Антон встряхнул головой, открыл глаза. Вместо двери, выцветшей на солнце и одряхлевшей от времени, появилась дверь дубовая, с новым замком. Антон смекнул, подошёл ближе, приметив, как под ногами меняются гнилые доски на новые, вскрытые лаком. Перила выровнялись, окрасились в светло-коричневые цвета. Запахло свежей краской, словно несколько часов назад хозяин сделал ремонт. У Антона всплыло имя хозяина, но он не придал этому значения. Леонид Иванович. Шестидесятилетний, всегда гладко выбритый, с проседью в чёрных волосах, он то и дело чесал подбородок, когда что-то обдумывал или просто слушал. Чуть сгорбленный, морщинистый, Леонид любил ходить в одном и том же свитере со львом, даже летом, и широких не по размеру джинсах. Леонид Иванович наверняка умер, думал Антон.

Антон не заметил, как вставил ключ в замок и повернул его. Вернее сказать, рука следовала за ключом. Что-то щёлкнуло и дверь отворилась.

Антон долго не решался повернуть ручку. Спустя минуту вытащил ключ из замка и распахнул дверь. Его втянуло мощным потоком воздуха внутрь. Он ничего не видел, его крутило, подбрасывало вверх и вниз, как на волнах. Антон вскрикнул, прижал ключ к груди, затем спешно опустил его в карман. Когда же он приземлился, то переждал, пока не пройдёт головокружение.

Тявканье вырвало Антона из потока чувств и мыслей. Тявканье собаки, слышанное много раз, но здесь оно было живее всех остальных звуков. Антон увидел бежавшую к нему дворнягу. Мордочка забавная и смешная, глаза полны интеллекта, язык свисал с уголка пасти, нос блестел в лучах яркого и тёплого солнца, сиявшего в зените. Ловко перебирая лапами по галечному берегу, дворняга забегала вокруг Антона, тявкнула ещё два раз и – заговорила:

– Приветствую! Ты, между прочим, в гостях!

– Ты разговариваешь? – поразился Антон. – Вот не ожидал.

– Ха, ну и что с того? Я Милан, помогаю потерявшимся душам найти лодку Харона.

– Погоди, не так быстро!

Антон сидел на галечном берегу, у сине-зелёных волн. Позади высился дом с колоннами из белого камня. Вокруг него важно покачивались и шептались между собой высоченные кипарисы. Великая работа Арнольда Бёклина в одной из версий – "Остров мёртвых". Картина будто бы сошла с холста и вонзила в Антона все мечи ощущений. Много лет назад отец купил её и повесил над сейфом.

– Господи, как был прав отец.

– Отец? Ты сын хранителя что ли? – догадался Милан. – Добро пожаловать!

– Спасибо. Я Антон Бойков. Ищу свою мать, Светлану, и Молоха. Знаешь таких?

– Светлан здесь было много, а Молоха знаю, но не встречал, слава небесам. Зачем он тебе?

– Имел радость познакомиться. Понравилось.

– Смешно, – тявкнул Милан и чихнул. – Харон вот-вот появится, его можешь спросить. Он перевозит души с острова в Ад или Рай, как ты знаешь.

– Припоминаю, да. Это он? – Антон указал на море.

Лодка скользила по зеркальной глади моря. Море. Антону всё время просилось именно это слово.

– Здесь море или такая большая река? – спросил Антон.

– Конечно, река, но если мечтаешь о море, то почему нет? – Милан поднял одну лапу и подмигнул. – Ты смешной и мечтательный. Я поговорю с Хароном, если хочешь. Обычно, у него хорошее настроение.

– Спасибо, Милан. Ты тоже смешной. Кажется, я тебя где-то видел. Неужели во сне?

– Во сне, во сне. Хранителям часто снится Остров мёртвых. Дам лапу на отсечение, что у тебя дома есть картина Бёклина.

– Откуда ты знаешь?

– У всех поколений хранителей она была. С тех самых пор, как Арнольд её написал в тысяча восемьсот восьмидесятом году. Говорят, он лично был знаком с одним из хранителей и сам здесь бывал. – Милан прищурил один глаз . – Но я в это не верю. Думаю, просто сделал набросок со слов хранителя. И написал несколько версий.

– Ты слишком умён для пса.

– Привет, Харон, я успел соскучиться! – запрыгал Милан и тявкнул.

Лодка зарылась носом в гальку. Харон опёрся на весло. Он стоял на корме и смотрел на человека из темноты капюшона. Светло-фиолетовый плащ висел на нём, как на вешалке.

– Привет, Милан! Гостя привёл?

– Сын хранителя пожаловал. Говорит, ищет маму и Молоха.

– Вот как? – Харон покачнулся от удивления и покачал головой. – Отважное заявление. И что же ты…

– Антон, – сказал Антон.

– И что же ты, Антон, сделаешь, если встретишь Молоха?

– Я видел его в образе Матвея, мальчика. Он обманул меня и пытался обокрасть. Что сделаю? Не знаю, но ничего не делать и ждать – невыносимо. Он или кто-то другой забрал мою маму, забирает рассудок отца. У меня жена, она тоже в опасности.