Текст книги "Не мир принес"

– Так это ж Количко Виктор Дмитрич, бывший физрук в школе, тренер по боксу, – услышал Васинцов женский голос поблизости. – Его с работы выгнали за растление малолетних. Говаривали, что посадили, а он вот где. Эка его торкнуло…

– Да, Витек что-то больно на обезьяну стал смахивать, да еще с хвостом. А ведь симпатичный был мужик, – сказал еще кто-то.

Словно услышав, Количко обернулся и встретился взглядом с Васинцовым.

– Чистый чикатил, – сказал вслух капитан. – Ценный научный материал. С хвостами нам еще не попадались…

Корич сидел в вагоне-ресторане, пуская кольца дыма к потолку. Перед ним на тарелке сиротливо растопыривал в стороны ножки-крылышки цыпленок табака в крупных дробинах горошин.

– Чего не ешь, – спросил Васинцов, подсаживаясь за стол, – невкусно?

– Почему, вкусно приготовлено. Это Вазгян повара научил. Только я мяса хочу, полусырого, как в фильмах американских: «бифштекс непрожаренный, с кровью». Слушай, капитан, может, сдашь меня своим ученым? Я, кажется, крышей поехал.

– Водку пробовал?

– Не хочу водки, не лезет.

– А ты через силу попробуй. Как во время сильного бодуна, не хочешь, а надо.

– Ладно, наливай.

Корич долго собирался с духом, наконец громко выдохнул и опрокинул бесцветную жидкость в себя. Не закусывая, некоторое время молча сидел, прислушиваясь к ощущениям.

– Вроде отпускает.

– По второй? – с ходу предложил Васинцов.

Корич кивнул, уже без подготовки выпил и с аппетитом захрустел крылышком цыпленка.

– Кстати, насчет ученых, – вроде как бы между прочим сказал Васинцов, копаясь вилкой в салате. – Тут с тобой поговорить хотят насчет твоих ощущений.

– Что, командир, отдашь меня на опыты, как кролика?

– Ты же сам попросил, – пошутил Васинцов. – Не болтай ерунды. С тобой только поговорить хотят и только по поводу операции. Ты же с этим боксером рычал что-то.

– Я рычал?

– Тебе что, видео показать? Карина все подробно со своего пуза сняла.

– Потом посмотрю. И что же я… рычал?

– А хрен тебя знает? Ты-то что помнишь?

– Да не рычал я ничего. Парой слов мы с этим уродом перекинулись и все.

– Что за слова?

– Он мне говорит, мол, вали отсюда, козел, это моя территория и моя стая. А я ему: «За козла ответишь!» Тогда он орет, что порвет меня, как грелку, а я ему, мол, давай попробуй, посмотрим кто кого…

– Ты уверен, что говорил это?

– Ну да, стопудово! – Корич покончил со вторым крылом и взялся за ножку. – Хотя, ты знаешь, мне показалось, что я чувствую его мысли или… ощущения. Сначала он меня посчитал недостойным соперником, но в последний момент как-то засомневался, хотел даже перчатки снять, тогда бы мне совсем хреново пришлось. У него там когти, но он волчат еще не приучил полностью к зверю, понимаешь? Не решился когти показать…

– Так ты можешь это врачам… специалистам рассказать?

– Легко.

– Ну вот и расскажи. И еще… Ты завыл, когда этому боксеру кровь на горле пустил. Это ты специально?

– Я завыл?!

– Ладно, проехали. Давай еще по одной и пойдем этого боксера навестим. С ним сейчас как раз Одинцов работает.

– Что, кстати, про этого боксера известно?

– Да ничего особенного. Родом с Украины, из-под Житомира, служил в десанте, там увлекся боксом. После дембеля подался в Москву, в институт физкультуры, провалился на экзаменах, пошел в милицию, заочно учился в педучилище. Имеет поощрения от руководства. В вуз все-таки поступил, окончил его, но по распределению не поехал. В ельцинские времена бандитствовал в «бригаде» спортсменов, но особо не высовывался и срока избежал, уехав домой на Украину. Потом вернулся, купил домик в Подмосковье, устроился в школу, открыл секцию бокса. Тоже поощрялся руководством, возил своих ребят из секции на областную олимпиаду и даже чего-то там выиграл. Установил в секции жесткие порядки, с двойками и даже тройками до тренировок не допускал, а особо провинившихся, говорят, даже того…

– Педофил?

– Доказать ничего не смогли, потерпевшие дети от показаний отказались, сказали, что хотели отомстить таким образом тренеру за отстранение от занятий. Но из школы его поперли. Он продал дом и исчез. Вот в общем-то и все…

– Познавательно. Надо же, боксер-педофил, но ведь не сиделый. Ладно, пойдем посмотрим на него. Слушай, а зачем надо было Поездок вызывать, а не в обычный отдел?

– Столько народу сразу тут ни одно отделение милиции не вместит. Да и не хочется пацанов вместе с урками держать. Даже этих. Хотя еще не ясно, кто опаснее.

– Послушайте, Количко, не надо прикидываться невменяемым. Еще ночью вы прекрасно изъяснялись на чистом русском языке, есть видеозапись. В ваших же интересах сотрудничать со следствием, если не хотите, чтобы на вас, кроме «вовлечения несовершеннолетних», навесили и более весомые грехи типа убийства…

Они сидели за темным стеклом комнаты допросов уже минут десять и наблюдали, как следователь пытается выбить из смотрящего в одну точку Количко хоть слово.

– Он ничего не скажет, – уверенно сказал Корич. – Сейчас он унижен, подавлен, он вожак, потерявший стаю. Он повержен, опозорен перед стаей, и теперь до смерти он – волк-одиночка. Он будет только убивать, пока кто-нибудь другой не убьет его.

– А стать вожаком новой стаи?

– Только эта мысль и удерживает его сейчас на этом свете.

– А что он чувствует по отношению к тебе?

– Ко мне?

– Ну, не конкретно к тебе, а к тому, кто его победил.

– А, это… Ненависть, естественно, и, как ни странно, уважение. И еще его бесит та мысль, что я завладел его гаремом.

– Гаремом?!

– Да, два десятка самок, в основном – молодых. Знаешь что, капитан, я бы распорядился на твоем месте проверить задержанных девчонок у гинеколога, не исключено, что многие из них – беременны. И ты, наверное, догадываешься от кого.

– Вот так новость, – сказал Васинцов и взялся за трубку телефона.

Параллель 3

Белов снова разложил фотографии и прилег грудью на стол, положив подбородок на сложенные руки. В который раз он разглядывал эти лица, лица жертв, найденных в лесопосадке около железной дороги. Четыре жертвы, четыре женщины, которые уже ничего не скажут, и пятая – Галина Чащина, оставшаяся в живых только благодаря случаю. Да, это можно назвать случайным везением: случайно на старичке оказался прочный тулуп, не спасший его жизни, но долго уберегавший его тело от страшных когтей, случайно у Галиного брата оказалась в кармане ракетница, случайно он выстрелил, случайно попал…

Но и эта свидетельница мало делу помогла: было темно, она видела какую-то темную фигуру и желтые глаза, и все. Больше зацепиться не за что. А может, все дело не в женщинах? Может, маньяк просто любит убивать?

Белов достал вторую пачку и разложил фотографии мужчин. Вот красавец Мешков, очень удачная фотография, с нее делали резьбу на памятник, вот старик в смешном галстуке – «гаврилке», вот студент Спирин, убитый вместе со своей однокурсницей Еленой Семаго неделю назад. Они шли ночью с последнего сеанса в кино, где, если верить билетерше, всю дорогу целовались на последнем ряду. Убит одним страшным ударом в горло снизу вверх. Таким страшным, что кадык нашли во рту. Елена Семаго зверски изнасилована, и никаких следов. Неожиданная оттепель и дождь смыли все следы…

Белов сгреб фотографии мужчин в сторону и снова разложил фотографии женщин. Оленька Томина, Галя Чащина, Нария Осамова, Татьяна Петрова, Лена Семаго. Что-то общее было в этих лицах, но что именно, Белов так понять и не мог. Наконец он отодвинул фотографию Нарии в сторону и выложил оставшиеся фотографии в ряд. Ну конечно! Глаза! Очень красивые, выразительные глаза, глянешь – и влюбишься. Да, даже при условии, что русские женщины отличаются природной красотой, все четыре подвергшиеся нападению женщины были молоды и очень красивы, просто красавицы. Что касается Нарии, то ее, конечно, красавицей не назовешь, но она скорее всего просто попалась под горячую руку возбужденному маньяку. Что же, маньяку так «везло»? Что, у нас такие красавицы только и делают, что по ночам по лесопосадкам шляются?

Белов почесал шрам на шее и глянул на часы. Что толку сидеть, надо домой двигать, завтра опять жди взбучки от начальства за бездействие. Телефон слабо звякнул, потом зазвонил уже увереннее.

– Прокуратура, Белов, – привычно сказал Белов, поднимая трубку.

– Алло, – тихо прозвучало в трубке, – это Борис Глебович?

– Да, я, слушаю…

– Это Чащина, Галина Чащина, помните, вы мне давали номер, сказали, если что…

– Да, да, слушаю, – сказал Белов быстро, – вы что-то вспомнили?

– Нет, но тут у нас около дома что-то странное. Собака даже в конуру спряталась, а брат с работы еще не вернулся. Я, я боюсь… Мне показалось, что… Я хотела в милицию, но там говорят, что когда кажется, креститься надо…

– Хорошо, сообщите свой адрес, да, записываю, Вторая железнодорожная, семнадцать? Ясно. Как лучше к вам проехать? Никому не открывайте, я постараюсь побыстрее.

Белова просто обволакивало уютом. Он не переставал удивляться, как Галине удалось без дорогой мебели, без каких-то дизайнерских искусов создать у себя дома такой уют. Вот это кресло должно стоять именно здесь, подвинь его чуть ближе к окну, и свет из окна не так будет падать, телевизор отсвечивать начнет. А вот эта настенная лампа должна быть именно в этом месте, и света дает ровно столько, сколько нужно, и включать удобно. А этот столик на колесиках вообще чудо, вроде маленький, но все что для чая нужно, все здесь на трех этажах, на полочках. А если написать чего-то нужно, пожалуйста, подними его боковую крышку, вот и столик для письма.

Галина сидела на диване с вязаньем в руках, на ней были узкие джинсы и широкий мягкий свитер. Она уже успокоилась и даже пару раз улыбнулась анекдотам, на которые Белов был горазд. Нет, он не стал рассказывать ей, что прямо у забора обнаружил в снегу следы, следы босых человеческих ног, размер не меньше сорок пятого. Незачем ей волноваться, сейчас ребята приедут, все здесь осмотрят, выяснят, откуда следы здесь взялись. Прихлебывая чай с обалденным смородиновым вареньем, он нет-нет да и поглядывал в сторону окон, и пистолет он переложил в карман пиджака. Что-то он чувствовал там на улице, определенно почувствовал – ощущение присутствия.

– Вы извините, Глеб Борисович, что я вас так на всю ночь… – смущенно сказала Галина на прощание. – Но я очень, очень испугалась, и собака…

Здоровенный лохматый двортерьер подошел к хозяйке и виновато лизнул ей руку.

– Что вы, Галина, вы все правильно сделали, что позвонили мне, – заверил Белов. – Вы нам очень помогли. Вы не против, что у вас иногда будут дежурить наши люди?

– Это как в «Место встречи изменить нельзя»?

– Ну что-то типа этого…

– Конечно, я буду очень рада…

Зверь не находил себе места, зверь кипел от ярости, и в первую очередь на себя. Почему он ушел, почему он дал этому коротышке войти в нору его самки? Почему он не разорвал его в клочья? Он испугался? Испугался этого коротышки?

Зверь завыл и начал метаться по своей норе, сокрушая на землю все, встречаемое на пути.

Да, он испугался, испугался запаха превосходства, уверенности в себе, исходящего от коротышки. Коротышка готов был к схватке, он был очень осторожен и ни разу не повернулся к нему спиной. И он наверняка взял его самку! Он ведь провел в ее норе всю ночь. Но как она могла?! Как могла предпочесть этого коротышку ему?! Ему, такому красивому и сильному?! Разве он не показался ей во всей красе, разве она не заметила, насколько он хорош, разве не поняла, как он любит ее?! Как изнывает от страсти к ней? Те, другие, были не такие, совсем не такие, они только манили запахом, а потом, после соития, когда он отдавал им свое драгоценное семя, отвергали его. Он чувствовал, как убивают их порочные тела его драгоценное семя. Но с ней все будет по-другому, они созданы друг для друга, она должна стать матерью его детей.

Зверь поднял голову к луне и завыл, долго, протяжно.

– Хватит мне мистики, хватит морочить мне голову босыми обезьянами, – брызгал слюной главный областной прокурор, – у меня уже по этому делу всю плешь проели, уже из Москвы звонили. Кто сказал телевизионщикам, что в нашем городе появился оборотень?! Кина американского насмотрелись, «По ту сторону волков» с Галкиным вас восхитил или «Волк» с этим, как его…

– С Николсоном, – подсказал кто-то из следаков.

– Вот именно, это вы знаете, а про то, как убийцу поймать, мне учить вас надо?! Сколько групп дежурят в этой чертовой лесопосадке? Почему так мало? Что значит людей не хватает? Как в ведомостях за зарплату расписываться, так хоть отбавляй, как работать – «людей не хватает». Куликову засылали? Одевали соответствующе? Сколько раз? И что? Зашлите еще, только делайте, делайте что-нибудь. Попов, расспросите наших людей в местах покаяний, может, покаялся кто. А вы еще раз расспросите, только без дела не сидите, работайте, работайте…

Галина внесла большое блюдо, торжественно водрузила его на стол и зажгла все шесть свечей на прекрасном торте. Все зааплодировали, а дети завизжали от восторга. Ванечка надул щеки и разом погасил все свечи, что снова вызвало взрыв восторга.

– Но, может, я все-таки не вовремя? – снова попытался встать со стула Белов.

– Что вы, очень даже вовремя! – решительно сказала Галина. – Ванечка, скажи дяде милиционеру, чтобы он остался. А я пока пирожков принесу.

Ванечка в белой рубашечке и черном галстуке встал и очень серьезно сказал:

– Борис Глебович, я был бы очень рад, если вы разделите с нами радость по случаю… – Он развернул красочную открытку, подсмотрел тайком и продолжил: – По случаю моего шестилетия!

Взрослые опять захлопали в ладоши.

– Ты уже так хорошо читаешь? – спросил Белов.

– «Русскую литературу» за четвертый класс уже одолел, – похвалилась Галина, ставя на стол большое блюдо с восхитительно пахнущими румяными пирожками. Ванечка кивнул и покраснел от смущения.

– Но главные успехи у нас по рисованию, – продолжала хвастаться успехами сына Галина, – я вам потом альбом покажу. В Доме детского творчества посмотрели и не поверили, что дошкольник нарисовал… Говорят, мальчику прямая дорога в художественную школу.

Рисунки и впрямь с трудом можно было назвать детскими. Да, кое-где хромали пропорции, не хватало «школы», четкости линий, но ясно чувствовался художественный талант и легко читался характер персонажей. Лиса на альбомном листе была не просто лисой, а хитрой лисой, заяц – не просто зайцем, а зайцем испуганным, медведь – сильным, волк – лютым… На картинке с волком Белов остановился, он никак не мог отделаться от мысли, что видит что-то знакомое. Глаза, да, глаза с желтым отблеском, как те, что почудились ему тогда, в лесопосадке. А на следующей картинке зверей уже не было…

– Это что, Трубадур из «Бременских музыкантов»? – спросил Белов, разглядывая фигуру парня с гитарой и с открытым в пении ртом.

– Нет, это тот дядя, что в поезде поет и деньги просит, – ответил Ванечка.

– Ой, а я и не заметила, когда ты это нарисовал, – удивилась Галина, – и похож-то как. Вы знаете, Борис, там в электричке мужчина такой симпатичный с гитарой, поет просто прекрасно, что-то про Чечню или Кавказ. Только почему у него глаза желтые?

Белов перевернул страницу назад. Сходство было очевидным.

– Ванечка, а почему у твоего музыканта глаза такие же, как у волка? – спросил Белов осторожно.

Мальчик пожал плечами:

– Мне так показалось, когда он на тебя смотрел. Мам, а мам, можно, я с ребятами пойду погуляю?

– Если честно, то я здесь вижу одно удивительное, – сказал Клюев. – Что это нарисовал шестилетний малыш. Что касается глаз… ну да, есть что-то общее, этот желтый цвет. Но связи особой не вижу. И вообще, Белов, бросил бы ты эту нематериальщину, хочешь на оборотней полюбоваться, так я приволоку тебе кассет. У меня сын ужастики любит, целая полка у него с разными пугалками, там и про оборотней есть. А про певца этого ты лучше у ментов с линейного отряда поспрашивай. Они там всех знают.

Сержант-линейщик грустно посмотрел на рисунок, почесал репу.

– Кражи, грабеж, хулиганка?

– Да нет, ходит по вагонам, поет, – ответил Белов.

– Просто поет? Щас глянем. – Мент достал из стола тетрадь, долго листал ее, наконец сказал: – Есть один молодой, красивый с гитарой. Валерой зовут. В криминале не замечен, в пьянстве тоже. В общем, мы к нему претензий не имеем.

– Ну на этого-то он похож?

– А хрен его знает, вроде похож, а вроде… Я с этим Валерой один раз поговорил, мол, не стремно по ночам-то по улицам бродить. А он усмехнулся, у меня, говорит, по ночам бессонница, пока не спою, не засыпаю. Чудной какой-то…

Дверь открыл Коля, Галин брат. Он приветливо кивнул, ногой пододвинул уютные домашние тапки, мол, обувайся, крикнул, что у него паяльник греется, и исчез внутри дома. Белов переобулся, последовал за ним и через минуту с удивлением осматривал комнату, набитую самой разнообразной электроникой. В основном это были старые телевизоры, корпуса от компьютеров, древние мониторы, какие-то радиодетали в пластиковых коробочках из-под пресервов. Коля, высунув от усердия язык, припаивал какую-то штуковину к мудреному блоку с большим экраном.

– Что ваяем?

– Систему внешнего наблюдения.

– Ого! И что за фирма?

– «НКК»!

– Не слышал такого. Что за «НКК»?

– Собственная. Николай Кудрин и компания. Мне эта система во как нужна. – Николай провел ладонью по шее. – У меня в водохозяйстве восемнадцать озер и прудов, не считая реки. Ну, на реке еще ладно, там еще областной рыбнадзор патрулирует, а вот с прудами-озерами беда, как нерест, так с браконьерами сладу нет. И ладно бы только местные, а то ведь и из города на джипах приезжают, гребут сетями все подряд. Приедешь утром – весь берег мелочью дохлой усыпан, жалко до слез. А как мне одному сладить? На моей «копейке» там не проехать, а служебный «уазик» на ладан дышит. Да и система оповещения у них будь здоров, я еще подъехать не успел, а они сети уже попрятали, сидят у костерка, водочку пьют. А что, говорят, мы отдыхаем культурно, никаких сетей знать не знаем. И смеются прямо в лицо. Я с их наглости лысеть начал…

– И что же, ваша система поможет? У каждого озера по камере поставите? У нас так рыбнадзор разбогател?

– Зачем у каждого? И одной камеры хватит. Вот смотри, беру я ее и устанавливаю в корзину, а ту цепляю к воздушному шару, вернее – к метеозонду, мне ребята за бутылку с метеостанции списанный подогнали. Рассчитываю ветер и запускаю по кабелю. Кабель у солдат из военной части купил.

– За бутылку?

– За две. Вот, и с помощью этого моторчика корзину поворачиваю и начинаю наблюдение, у меня объектив от прицела авиационной пушки. Два литра спирта плюс почти новая запаска к «Жигулям» с летного городка. Тот еще парашют вдобавок предлагал, я пока не взял. И таким вот образом осматриваюсь, осматриваюсь. Махни рукой перед камерой, ну махни, не бойся. Видишь, лампочка загорелась, камера заметила движение, приближаем, приближаем, приближаем, видишь?

Белов глянул в экран и увидел огромные и четкие папиллярные линии своей ладони…

– Ночью, конечно, прибор ночного видения приходится применять…

– А прибор за сколько?

– Прибор мне по службе положен, – срезал Белова Коля, – как пистолет с портупеей. Да, видимость ночью хуже, зато ночью лишние детали не мешают, запросто могу факт браконьерства зафиксировать и даже номер автосредств записать.

– И это ты все сам придумал? – искренне удивился Белов.

– Нет, в основном с журналов «Моделист-конструктор» и «Радио». Я просто усовершенствовал для государственных нужд.

– Ну ты прям Кулибин! И давно радио увлекаешься?

– Да вот год назад сарай разбирал, нашел старые журнальные подшивки. Полистал, увлекся. Сначала телевизор дома отремонтировал, потом электронный впрыск для машины усовершенствовал. Съездил на свалку, покопался, вот этого барахла набрал. Потом, когда у нас радиозавод под ночной кабак стали переделывать, по цехам побродил. Там у них конструкторское бюро было, я и забрал папки, что на полках хранились. В основном, конечно, бумага на растопку пошла, но кое-чего интересненькое попалось. Эй, эй, с этой штукой поосторожней.

– А что это? – спросил Белов, рассматривая игрушечное детское пианино, подсоединенное к каким-то проводам.

– Это сюрприз для ночных гостей. Мне ведь Галина все рассказала про «ночного гостя». И ты, командир, если будешь к нам в гости захаживать, по вечерам поосторожнее будь. Нет, я не против, ты мужик дельный, правильный мужик, и Галина тебя привечает, так что заходи, может, породнимся. Но пока по домофону тебе не ответят, лучше за забор не дергайся. Включается автоматически с наступлением темноты. Или вот, к примеру, надень шлем, не бойся.

Белов нацепил на голову старый мотоциклетный шлем.

– А теперь опусти стекло.

Белов послушался и увидел прямо перед глазами объемное изображение двора Чащиных, собачью будку, ворота с калиткой. Калитка отворилась, и показалась Галина, держащая Ванечку за руку.

– Никаких камер, только световоды, – объяснял Николай, – и как изображение?

Через минуту в дверь заглянула Галина.

– Вот вы где? А я смотрю, чья-то куртка на вешалке висит.

– Да вот, – Белов встал и смущенно улыбнулся, – брат ваш чудесами разными удивляет. А я Ванечке подарок обещанный принес.

Галина рассмотрела большую коробку масляных красок, кисти в пластиковой упаковке, настоящую палитру.

– Ой, зачем это?! Это же все так дорого!

– Ну что вы, Галина, помогать талантам – наш прямой долг. Считайте это подарком от областной прокуратуры. Вы извините, у меня есть к вам несколько вопросов…

Галина задумчиво водила пальчиком по его ушку, теребя мизинцем короткие волосы на голове Белова.

– Борька, Боренька, Борюсик, на Барсика похоже, правда? О чем думаешь, мой милый Барсик?

– О тебе думаю, – соврал Белов.

– А вот и врешь, думаешь ты о том, что злая тетка, коварно соблазнившая молодого и перспективного сотрудника областной прокуратуры, ко всему прочему и издевается над ним, запрещая курить в постели. Угадала?

– Насчет последнего – да, насчет «злой тетки» – нет. Ты меня не соблазняла, это я коварно залез к тебе в постель, использовав служебное положение. И намереваюсь подло использовать свое служебное положение и впредь.

– А я и не против, а очень даже за, но курить тебе все равно придется идти на улицу. Мы с Колей твердо решили, что больше в этом доме никакого запаха табака.

– Это из-за твоего бывшего?

– Отчасти, но в основном из-за Ванечки, его тошнит от табачного запаха, кашляет.

– Тогда пойду на крыльцо, а заодно разбужу вашего пса. Вот лентяй, за ночь хоть бы гавкнул раз, и за что он свои кости получает…

Белов чмокнул Галину в щечку, осторожно, чтобы не разбудить Ванечку, прокрался по коридору, накинул в прихожей куртку на плечи и вышел на крыльцо. Господи, хорошо-то как! Мороз спал, тепло, тихо, огромная полная луна и звезды, словно нарисованные в черном небе. Сейчас вот он покурит, вернется в уютную теплую комнатку и нырнет под одеяло к милой, мягкой, нежной, чудесной женщине. Самой лучшей в мире, самой желанной. Он бросил окурок в песью будку и уже собрался толкнуть дверь, как услышал тихий скулеж, доносившийся из-под крыльца. И тут же он увидел две яркие желтые точки. Два желтых зрачка смотрели на него, не отрываясь, из кустов за забором. Он медленно, затаив дыхание, опустил руку в карман куртки, не вынимая, снял пистолет с предохранителя. Глаза исчезли мгновенно, вот еще миг назад они светились, а теперь их нет. Тут же раздался лай, Дик стрелой выскочил из-под крыльца, подбежал к забору и истошно залаял, задрав морду вверх.

– Ну зря ты разбудил пса, – пробормотала Галина сонно, обнимая его теплой мягкой рукой поперек груди.

* * *

Зверь несся по тропе, не разбирая ничего на своем пути, его буквально раздирало от бешенства, он опять струсил, он опять не смог… И самое ужасное – от коротышки пахло железами внутренней секреции его самки. Определенно пахло. Он овладел ею! Горе, горе тому, кто сейчас встретится ему на пути!

На пути зверю встретилась работница облпрокуратуры Зинаида Куликова. Она уже в четвертый раз за эту ночь проделывала путь по маршруту ресторан «Самовар» – казино «Подкова» через лесопосадку и железнодорожные пути. Она даже не успела обернуться на звук шагов за спиной, а прикрывавший ее оперативник Зуев даже не успел снять пистолет с предохранителя, и единственное, что он увидел, была заваливающаяся в подтаявший сугроб Куликова и большая бесформенная тень, метнувшаяся в кусты.