Текст книги "Б и С спешат на помощь. Только из этой книги вы во всех подробностях узнаете об умопомрачительных приключениях двух друзей, ведущих популярную программу на радио…"

– Абонент вне зоны действия сети, – услышал он механический голос, записанный для подобных ответов на цифровой носитель.

– Вот черт! – в сердцах произнес Виктор, начиная злиться теперь уже на Вадика. – И где тебя носит?

Он набрал номер еще раз, механический голос совершенно равнодушно ответил ему той же фразой, а потом телефон замолчал, и дисплей погас. Это кончился заряд батареи, оставив Виктора без мобильной связи. Тогда Романовский схватился за обыкновенный телефон и, уже было набрал домашний номер Вадима, но буквально в следующую секунду повесил трубку.

– А стоит ли ему домой звонить? – подумал Виктор. – Его наверняка дома нет. Что же делать?

С этим вопросом он погрузился в невеселые раздумья, решая, как ему поступить теперь и что предпринять, потому что без денег ему оставаться не хотелось и вовсе, а чтобы легче думалось, Виктор стал на листе бумаги чертить незамысловатые фигуры в форме треугольников, прямоугольников и квадратов.

Он так увлекся этим нехитрым занятием, что не сразу заметил, как к нему в кабинет кто-то зашел.

– Ну, наконец-то, Вадик приехал, – облегченно вздохнув, подумал Виктор, поднял глаза и чуть не умер от страха на месте, узнав вошедшего человека.

Это был Валентин – его куриный кредитор, с которым он общался, когда подписывал договор поставок куриного мяса и кого в свою очередь боялся больше всего. Глаза Виктора забегали, как у проворовавшегося школьника, который только что украл у одноклассника брелок, но кража раскрылась. Надо было что-то придумывать, чтобы выкрутиться из сложившейся ситуации.

Виктор сделал вид, что он не узнал вошедшего, а потому очень неуверенно, пытаясь придать искренность в голосе, спросил:

– А вы, собственно говоря, к кому?

– А я, собственно говоря, к тебе! – спокойно ответил Валентин. – Я за долгом.

С этими словами он сделал шаг к столу, за которым сидел Виктор, смахнув по дороге кипу каких-то бумаг.

– Вы дотронулись до моих документов! – фальцетом завизжал Виктор. – Я на вас заведу уголовное дело.

– Нет! – сказал Валентин, покачав головой. – Ты совсем от рук отбился!

Больше не говоря ни слова, он нанес Романовскому удар кулаком правой руки в левое ухо. Голова Виктора неестественно дернулась, и весь он, повинуясь жесткой динамике полученной оплеухи, завалился правым боком на стол. Сознания при этом он не потерял, но, испугавшись нового удара, сполз на пол и на четвереньках зачастил к входной двери, единственному выходу из западни, потому что окон в помещении не было.

– Ты куда? – вопросил Валентин и смачно ударил ногой Виктора под зад.

Ботинок у него был остроносый, с прибитой к носку маленькой железной подковкой, поэтому штаны Виктора лопнули от удара по шву, оголив пухлые белые ягодицы. Виктору было очень больно, отчего он завизжал, как поросенок на бойне, а затем вскочил на ноги и, держась за ушибленное место руками, метнулся к заветной двери, на счастье не запертой, и далее, прыгая по лестничным ступеням вниз, помчался к спасительному выходу из разделочного цеха. Однако там, внизу, у самого выхода его ждало новое разочарование в лице второго обокраденного курятника.

Вооружившись бейсбольной битой и предварительно закрыв за собой входную дверь, тот поджидал свою жертву с терпением хищника, вышедшего на охоту в прерии или саванне.

Увидев его, Виктор побежал обратно в цех, надеясь там где-нибудь укрыться от своих преследователей, затеряться среди хаотично расставленного оборудования. Только теперь он обнаружил, что в цеху, да и вообще на территории предприятия никого не было. Он был один! Один на один с внезапно настигшим его возмездием, от которого не было никакого спасения, ибо бежать было некуда.

Виктор, тяжело дыша, притаился в дальнем углу цеха, за старым, списанным и отслужившим свой век разделочным станком, расположившись на четвереньках у кучи производственного мусора, рядом с которым стоял уборочный инвентарь.

Преследователи видели, где спряталась их жертва, но раскрывать свое знание не спешили.

– Рано или поздно мы его найдем и выпотрошим, как бройлера, – чеканя каждое слово, железным голосом произнес Валентин. – Деваться ему некуда!

Далее курятники методично стали прочесывать всю площадь цеха, причем делали они это очень грамотно и довольно шумно, переворачивая на своем пути все, что только можно было перевернуть, наводя тем самым на Виктора смертельный страх, от которого у него стучали зубы, выбивая морзянку. Всем своим нутром он понимал, что еще немного времени, и он попадет в неведомую ему карусель уготованных издевательств. Бежать было некуда, преследователи с каждым шагом приближались, и Виктор, подняв руки вверх, решил сдаться на милость победителей.

– Давайте поговорим, – дрожащим голосом предложил он курятникам.

Те слушать не стали и для начала ударили его битой по пояснице, отчего Виктор свалился на кафельный пол с выщербленной плиткой, как подкошенный, издав душераздирающий вопль от пронзившей его резкой боли.

Наконец-то мечта двух белорусских парней стала явью. Тот, кого они с таким упорством разыскивали, был теперь на полу перед ними, поверженный и жалкий.

– Картинно упал, ничего не скажешь, – произнес Валентин. – Главное, что правдоподобно.

– Артист, – поддержал друга Кирилл. – Голливуд отдыхает. И что теперь будем делать?

– Свяжем его для начала, а там посмотрим, – предложил Валентин. – Может, утюгом воспользуемся, если найдем.

– А он, похоже и на самом деле вырубился, – предположил Валентин далее, посмотрев на притихшего должника, после чего наклонился над Виктором и потряс его за плечо.

Тот лежал, не шелохнувшись, не открывая глаз и не подавая признаков жизни, и только грудь слегка вздымалась при вздохе.

– Так и есть, вырубился. Но ничего, оклемается. Самое главное, что жив, – констатировал неоспоримый факт Валентин.

Затем он распрямился и сказал, обращаясь снова к Кириллу:

– Ты вот что, пойди веревку раздобудь какую-нибудь, а я пока покараулю, чтобы он, чего доброго, не сбежал.

Валентин как в воду глядел: только Кирилл отошел в сторону, как Виктор ожил и резко вскочил на ноги, проявив всю прыть, на которую только был способен. Оказывается, все это время он всего-навсего искусно притворялся, что потерял сознание, а на самом деле, просто выжидал удобного момента, чтобы попытаться снова убежать. План был прост: оттолкнуть Виталия, сбить его с ног и успеть добежать до входной двери с торчавшим в замочной скважине ключом. Если бы Романовскому удалось это сделать, то дальше оставалось бы только захлопнуть за собой дверь и, повернув пару раз ключ в замке, помахать мстителям на прощание ручкой.

Первое действие ему удалось без сучка и задоринки. Виталий от неожиданного резкого толчка буквально отлетел в сторону и упал, выронив из рук биту, а вскочивший на ноги Виктор тем временем помчался к дверям с такой скоростью, что даже Кирилл, бросившийся на перехват, не успел бы его настигнуть вовремя. Виктор уже видел себя спасенным и испытывал победные чувства, схожие с теми, которые испытывал барон Мюнхгаузен, когда счастливо вытащил сам себя из болота за волосы, однако пред самой дверью ему не повезло. Левая нога заскользила на гладком кафеле в тот момент, когда он оббегал огромную металлическую емкость, наполненную до самого верха какой-то мутной жидкостью. Схватиться руками за что-нибудь, чтобы сохранить равновесие, не удалось, а потому Виктор, нелепо дернувшись, потерял равновесие, упал и со всего маха ударился головой об острый край посудины. Даже издалека был слышен какой-то хруст.

Когда белорусы подошли к месту трагедии, то окончательно убедились в том, что на этот раз их клиент подняться и убежать уже не сможет. Виктор был мертв. Очевидно, он сломал себе шею, ударившись со всей силы головой об металлический край зазубренной конструкции. Кредиторы не ожидали такой быстрой развязки и подобного окончания всей этой истории, а потому какое-то время стояли в нерешительности и в полной растерянности. Одно было ясно, как белый день, что денег своих они уже не получат никогда, потому что тот, кто им был должен, рассчитался по самой высокой цене. Парни молча смотрели на тоненькую струйку алой крови, вытекшей из ранки, и не знали, что теперь делать. Наконец, замешательство прошло, и способность адекватно соображать к ним вернулась.

– Виталик, пойдем отсюда, – тихо предложил Кирилл.

– Пойдем, дружище, – поддержал своего друга Виталий. – Сам господь не дал нам замарать руки об это ничтожество. Так-то он рассчитался за все, что сделал.

Парни еще немного постояли, не двигаясь с места, а затем молча вышли из только что разгромленного ими цеха, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Глава 6. Заключительный аккорд

– Вот это да! – произнес один из парней в аккуратном черном костюме. – Конкурирующая фирма оказалась на высоте! Молодцы!

Все это время он со своим товарищем находился неподалеку, а потому они вдвоем видели всю произошедшую картину. Увиденное, при всем притом, что были они людьми искушенными и повидали в жизни многое, их потрясло до глубины души.

Дело в том, что в цех они попали раньше этих двух пришельцев, а потому приход неизвестных персонажей их несколько обескуражил.

Когда в цеху появились еще какие-то люди, которых никто не приглашал на разборки, парни в черном замерли и на всякий случай притаились в темном коридоре у самой стены. Сначала они подумали, что кто-то из рабочих все же прибыл с опозданием на работу, что срывало их собственные планы, но они ошиблись.

Это были, так сказать, конкуренты, третья, незнакомая им сторона, поэтому им ничего не оставалось, как просто наблюдать за дальнейшим развитием событий, оставаясь незамеченными, а для оправдания своего вынужденного бездействия и для страховки они записали все произошедшее на видео для отчета перед теми, кто им платил деньги.

Когда белорусы ушли, захлопнув на прощание за собой дверь, парни в черном вышли из своей засады. Приблизившись к месту трагедии, они опять отсняли труп Виктора в различных ракурсах.

– Главное – чтобы на пленке было хорошо видно, что это именно наш объект, – произнес Павел.

Закончив съемку, они выключили камеру и тихо удалились, растворившись, точно призраки, в нависшей тишине зловещей картины.

Если бы эти парни могли видеть путь души того, кто только что прекратил свой земной путь, то они по-настоящему были бы обескуражены. Они могли бы проследить за тем, как аморфный Виктор вылетел из своей земной оболочки, ставшей ему тесной, а самое главное, бесполезной, как он сначала завис над тем местом, где осталось лежать его бывшее тело, а затем, немного покружив вокруг, стал подниматься в небо. Он еще пытался что-то сказать тем, кто был с ним в его последние минуты, пытался до них докричаться, но как ни старался это сделать, у него ровным счетом ничего не получилось. Его просто никто не слышал и не обращал никакого внимания на все потуги его нового образования, которое, покинув помещение цеха, взлетело над зданием. С высоты своего полета Виктору было видно, как парни в черном подошли к проходной и, исчезнув на несколько секунд за дверями, появились снаружи. Они подошли к своей машине и, усевшись в нее, направили свой путь прочь от завода «Алмаз». Виктор, поднявшись еще выше, покружил немного над автостоянкой и прилегающей дорогой, но как ни пытался высмотреть своих мучителей, сделать этого не смог. Их нигде не было.

Виктор вдруг почувствовал, что ему абсолютно все равно, где они сейчас, да и все остальное на земле почему-то перестало его интересовать. Он поднял глаза к небу и стал стремительно подниматься туда, где бывать ему еще не приходилось. Он постепенно достиг белых, как лебединый пух, облаков и когда нырнул в одно из них, земля исчезла с поля зрения. Потом он взлетел над ними и понесся дальше, все время ускоряясь. Ему стало казаться, что он мчится на огромной скорости по какому-то мрачному коридору, но это было небо, черное, сплошь усеянное яркими звездами. Вокруг было так красиво, что дух захватывало. Он обернулся в поисках солнечных лучей, с которыми не хотел расставаться, но солнца нигде не было видно, и только тени, чьи-то тени заполнили вдруг все пространство вокруг него. Виктор внимательно присмотрелся, и чуть не закричал от ужаса. Это были не тени, это были такие же аморфные тела незнакомых ему людей, мужчин в строгих черных костюмах, и женщин, облаченных в длинные белые балахоны до самых пят. Все они смотрели на Виктора абсолютно беспристрастно, приветствуя его неспешными и одновременными взмахами рук, как по команде. Виктор хотел затормозить свой полет, остановиться, вернуться на землю, туда, где всего несколько минут назад оставил свое тело, но не мог этого сделать, хотел закричать, но у него ничего не получилось. Какая-то неведомая сила несла его дальше и дальше, не обращая никакого внимания на все его старание воспротивиться происходящему. Вдруг дорога, по которой он мчался, разделилась. Виктор сразу понял, что ему надо постараться попасть туда, где лучше, где было хотя бы немного белого, успокаивающего света. Он даже свернул в ту сторону, но вдруг почувствовал, как кто-то невидимый схватил его за плечи и, развернув на сто восемьдесят градусов, толкнул сильно в спину, заставив тем самым двигаться в противоположном направлении, туда, где была кромешная темнота.

– А-а-а! – издал истошный вопль Виктор, проносясь, как комета, мимо перекрестка, где только что пытался изменить свою судьбу.

Сзади, прямо за спиной он услышал чей-то ехидный смех, но рассмотреть того, кто смеялся, ему не удалось, потому что все та же неведомая сила не дала ему повернуть голову.

– Куда вы меня несете? – в ужасе закричал Виктор.

– В ад! В ад! – загрохотало все вокруг.

Разверзлась бездна, и через мгновение душа Виктора исчезла за ее воротами, навсегда погрузившись в черноту.

Глава 7. Настоящее шоу не нуждается в рекламе

Ровно через неделю рабочие ООО «XXI век» пришли на работу на свое предприятие, но на территорию цеха их не пустили, а вышедший к рабочим директор объявил, что у них у всех есть еще один оплачиваемый отпускной день, и закрыл за собой дверь на территорию предприятия. Работяги немного потолкались в полном недоумении перед запертой дверью, а затем, напившись пива в ближайшем киоске, разъехались по домам до завтра. О том, что на территории цеха был найден труп их руководителя, они узнали только на следующий день. В детали трагедии их никто не посвящал, а спрашивать подробности у генерального директора Талызина они не решились, зная не понаслышке о его крутом нраве и вспыльчивости, а потому все догадки строились на сплетнях, передаваемых из уст в уста.

На территории цеха, где произошла трагедия, было уже все убрано. Ничто не напоминало о той ужасной картине, которую первым увидел Вадим, прибывший на завод тоже ровно через неделю, как и договаривался с представителями службы безопасности банка. Он готов был увидеть все, что угодно, но только не труп своего бывшего подельника. Вадиму стало плохо, и его сразу же стошнило. После этого он дико закричал и сначала попытался позвонить в милицию, воспользовавшись своим мобильным телефоном, но у него ничего не вышло из-за того, что руки дрожали, и он никак не мог набрать нужный номер. В конце концов, Вадик выронил мобильный телефон из рук прямо на кафельный пол, отчего дисплей телефонного аппарата треснул и, расколовшись на множество мелких частей, погас. Вадим непослушной рукой запихнул телефон в карман брюк и выскочил из цеха. Он снова закрыл дверь на ключ и побежал к центральному КПП, где находился стационарный городской телефон. Как бы Вадик ни был растерян и обескуражен от увиденного, однако у него все же хватило ума не заходить в цех, чтобы не наследить и оставить все в том виде, в котором и была обнаружена вся эта картина.

– Але! – кричал в трубку телефонного аппарата Вадим. – Это милиция? Срочно приезжайте. Убийство!

Девушка на том конце провода записала номер телефона звонившего, адрес и монотонно сказала:

– Ждите. К вам выезжают.

Ждать пришлось полчаса, не меньше, а еще через двадцать минут Вадим в качестве свидетеля давал показания по этому делу следователю.

Это он потом выходил на ступеньки к рабочим и объявлял о том, что сегодняшний день тоже будет выходным.

Слухи разносятся гораздо быстрее, чем это можно себе представить, поэтому через неделю весь город знал о происшествии во всех подробностях, значительно расходящихся с официальной версией, которую объявили по радио и по телевидению. Как это и бывает, проболтался кто-то из следователей, работавших по этому странному и страшному дело. Он-то и добавил от себя несколько придуманных на ходу пикантных подробностей, ну, а дальше понеслось. Народная молва, работая по принципу испорченного радио, донесла «правдивую» версию случившегося до всех. Окончательно искаженный и испорченный слух докатился и до театральных деятелей, отчего их художественное воображение разыгралось не на шутку.

– Говорят, его страшно пытали, а потом повесили под самым потолком, – с видом всезнайки говорили одни.

– Да кто Вам такое сказал? – удивленно поднимали брови другие. – Его сожгли вместе со всеми бройлерами в печи.

Тут в разговор вмешивался кто-то еще:

– Вот народ пошел, а еще интеллигенция, бомонд. Если хотите знать, его утопили. Да, да, утопили. И нечего рассказывать то, чего не знаете.

Споры в кулуарах по этому поводу продолжались еще долго, благо до драк и поножовщины дело не дошло, а потом один из режиссеров Сергей Никонович, впитавший в свое сознание все версии случившейся трагедии, решил всех разом обойти на вираже. Отличаясь новаторством и нестандартным подходом к искусству, господин Никонович плюнул на цензуру нравственности и отважился поставить спектакль по мотивам совершенного преступления, задействовав в создании сценария самую невероятную и чудовищную версию случившегося. Тем самым он прославил почившего Виктора, якобы замученного до смерти целой бандой вымогателей-рэкетиров, а заодно с ним ООО «XXI век» и никому не нужный до сих пор завод «Алмаз».

Так в городе появилась постановка со звучным названием «Сатисфакция». В ней рассказывалась подлинная история, как утверждали театралы, жизни Виктора Романовского и его чуть ли не геройская смерть. В театре перед премьерой были приняты беспрецедентные меры безопасности:

– Во-первых, строгое ограничение по возрасту (зрители до двадцати лет на спектакль не допускались).

– Во-вторых, все рекламные плакаты были снабжены оговоркой, что посещение мероприятия зрителями со слабыми нервами и страдающими сердечными заболеваниями, нежелательно.

Однако все это лишь подогрело интерес публики. Билетов накануне спектакля было не достать, а у спекулянтов и перекупщиков ценник на билеты был взвинчен на порядок.

Аншлаг был налицо, а потому довольный режиссер-постановщик от волнения, как от чесотки, потирал руки, так как такого ажиотажа ни он, ни труппа театра не переживали никогда. Вот что значит богатое больное воображение! Город накануне спектакля гудел, как пчелиный улей, лишний раз подтверждая тот неоспоримый факт, что будущая премьера побила все мыслимые и немыслимые рейтинги.

– Надо же! – думал режиссер. – И раскрутка никакая не нужна! Вот тебе и тема дня! Так сказать, на злобу.

Перед началом спектакля у входа в театр собралось множество зевак и тех несчастных, кто так и не смог достать билет, а потому, снедаемый черной завистью, смотрел на других, кому повезло, кто проходил в фойе театра, не обращая никакого внимания на один и тот же вопрос:

– А у Вас нет лишнего билетика? Плачу любые деньги.

Спектакль начался в девятнадцать часов, как и было обозначено на расклеенных по городу аляповатых афишах.

Новая постановка заставила театральное начальство немного перестраховаться, а потому каждый зритель перед входом в зал вместе с программкой на всякий случай совершенно бесплатно получил полиэтиленовый пакет, какие обычно выдают в самолетах пассажирам. Эту идею Никоновичу подсказал один из артистов труппы, с трудом переносивший каждый авиаперелет, а потому непременно использовавший по назначению выдаваемые пакеты.

– Мало ли что, Сергей Трофимович, – убедительно рассуждал он, непременно добавляя страшные истории из своей летной практики, каждый раз начиная их со слов. – Вот я помню, был со мной такой случай…

Отдельные возмущения зрителей были, мол, зачем такие меры, но они сразу же забылись, когда действие спектакля подошло к своей развязке, так сказать, к кульминации. Режиссер-постановщик накрутил такого, что средневековая инквизиция с ее системой беспощадных пыток выглядела просто невинной детской забавой, да и артисты сыграли свои роли более чем убедительно, натурально, так естественно, что всем присутствующим в зале показалось, что они уже не зрители, а безмолвные свидетели жутчайшего преступления, отличающегося своей жестокостью и изощренностью.

– Боже! – воскликнула какая-то расчувствовавшаяся зрительница, держась одной рукой за сердце, а вторую протянув к сцене. – Что же вы делаете?

Это был настоящий крик души, послуживший детонатором настоящего взрыва накопившихся эмоций и переживаний огромной людской аудитории, вмиг превратившейся в волнующееся живое море. Тут в зале началась настоящая массовая истерия. Зрители потянулись к пакетам, которые по неосторожности и из-за переоценки собственных сил, многими из них были далеко убраны.

Злые языки поговаривали, что после этой пресловутой премьеры зал пришлось мыть и отчищать от испражнений весьма тщательно, а затем еще целую неделю дезинфицировать и проветривать. Многих театралов выносили из зала на носилках подоспевшие по вызову медицинские бригады скорой помощи.

Говорили, что на премьере было два случая с летальным исходом, а одна слишком чувствительная бабушка сошла с ума прямо в зале, а потому теперь ее новое пристанище находится в одной из палат сумасшедшего дома на Пряжке.

Случайные прохожие не без интереса наблюдали за тем, как перепачканные люди с перекошенными и бледными, как у мертвецов, лицами, держась за стены, покидали театр после пресловутой премьеры.

В общем, если судить по произведенному эффекту, премьера удалась на славу, превзойдя все ожидания. Правда, приехавшее на разбор полетов начальство из Москвы, спектакль запретило, чем вызвало волнения в самом городе, потому что люди не могли вернуть потраченные деньги за приобретенные билеты, львиная доля которых осела в карманах спекулянтов, ведь возврат денег за проданные билеты осуществлялся по номинальной стоимости, а не по спекулятивной. А те зрители, которые согласились на просмотр альтернативной постановки, предложенной взамен запрещенной и снятой, в знак протеста забросали во время спектакля всю сцену, включая артистов, режиссера-постановщика, подоспевших охранников и городской ОМОН, прибывший для разгона возникшего стихийного бунта, гнилыми помидорами и тухлыми яйцами.