Текст книги "Великий главнокомандующий И. В. Сталин"

Интересно, что, дискутируя с этой моей оценкой Жукова, генерал армии М. Гареев, видимо, не зная, что тут сказать, пишет во все той же, уже цитированной мною статье: «В военно-исторической литературе и в воспоминаниях участников Великой Отечественной войны называется много различных причин наших неудач и поражений в начальный ее период. Все эти причины сыграли негативную роль, но они не были главными, решающими. Например, не столь важной, как изображается, была ошибка с определением главного удара противника, ибо на юге, где мы в отличие от немцев сосредоточили свои основные силы, наши войска также потерпели поражение. Следовательно, дело не только в этом.

Главная причина неудач была в том, что войска приграничных округов не были заблаговременно приведены в боевую готовность…»

Тут даже не знаешь, как на такое реагировать: видимо, надо считать причиной неудач и поражений то, что у нас есть генералы, которым не важно, откуда противник нанесет главный удар, поскольку эти генералы все равно потерпят поражение.

Но давайте еще о боевой готовности.

* * *

Во многих книгах на тему Великой Отечественной войны бытует мнение, к которому относятся как к безусловному факту, что немцы хотели напасть на СССР и 10 июня, и 1 июня, и даже 15 мая, да по разным причинам нападение откладывали. Эти даты поступают из донесений таких разведчиков, как Р. Зорге, хотя сами разведчики в этом не виноваты – они посылали в Центр все сведения, которые могли собрать у немцев, а немцы в неимоверных количествах плодили дезинформацию с одной целью – заставить СССР начать мобилизацию. В общем, сделать то, что Сталин открыто не делал (скрытая мобилизация шла) и за что Жуков обвиняет Сталина.

Дело в том, что мобилизация такой страны, как Россия, столь дорогостоящая и громоздкая операция, что ее саму по себе уже рассматривают, как акт агрессии.

Вспомним юридические аспекты Первой мировой войны. Сербом Г. Принципом в Сараеве был убит австрийский наследник престола. Австрия предъявила Сербии ультиматум. Россия в ответ начала мобилизацию. Союзница Австро-Венгрии, Германия, потребовала от России прекратить мобилизацию, Россия отказалась выполнить это требование, Германия объявила себя в состоянии войны с Россией, что автоматически привело к состоянию войны с Германией Франции и Великобритании – союзниц России. И в агрессии кайзеровскую Германию никто не упрекал – для России начало мобилизации и объявление ею войны – это практически одно и то же.

Вот Гитлер и старался спровоцировать Сталина на мобилизацию, тогда бы Германия не выглядела агрессором в глазах остального мира.

А сами немцы могли начать войну только тогда, когда к ней полностью подготовятся. Это могло произойти не ранее 20 июня, поскольку, исполняя данную Гитлером «Директиву № 21», или план «Барбаросса», главнокомандующий сухопутными войсками Германии фельдмаршал Браухич в своей «Директиве по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск (план «Барбаросса»)», данной войскам еще 31 января 1941 г., приказал: «Подготовительные работы нужно провести таким образом, чтобы наступление (день «Б») могло быть начато 21.6». И задержались немцы с наступлением всего на 1 день – начали его 22.6.1941 г.

Теперь об авиации. Как показывает в своих статьях В. И. Алексеенко, даже наши «новые» истребители, для которых к началу войны еще и эксплуатационные инструкции не были написаны, – МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1, – уступали немецкому истребителю Ме-109F (Bf-109F) даже по основному боевому параметру – по скорости – на 36–69 км/час, а по радиооборудованию, автоматике и т. п. – уступали полностью. Да и было этих «новых» истребителей в западных округах всего 304 единицы.

Остальные истребители – И-153 и И-16 – уступали «мессершмитту» в скорости 162 и 123 км/час и зачастую не могли догнать даже немецкий бомбардировщик.

Добавьте к этому техническому превосходству еще и хрущевско-жуковские утверждения, что Сталин «не привел войска в боевую готовность» и что массу наших самолетов немцы уничтожили прямо на аэродромах. Что должно получиться? Правильно: потери немцев в самолетах в начале войны с СССР должны были бы быть минимальными, смешными. А как было на самом деле?

Давайте немецкие потери в начале войны на советском фронте сравним с другой авиационной операцией немцев – с «Битвой за Англию».

Как пишет У. Черчилль в своей увенчанной нобелевской медалью «Второй мировой войне», это авиационное сражение началось 10 июля 1940 г. и, разумеется, не было для англичан неожиданностью. Англичане были в состоянии войны с Германией уже более 10 месяцев и, по словам Черчилля: «По своим качествам наши самолеты-истребители мало отличались от немецких. Немецкие обладали большей скоростью и лучше набирали высоту; наши же отличались большей маневренностью и были лучше вооружены».

Хотя битва началась 10 июля, нам все же придется для сравнения брать период с 10 августа, поскольку, во-первых, месяц до этого у немцев были совсем незначительные потери (40–60 самолетов в неделю), во-вторых, Черчилль пишет, что только к августу немцы сосредоточили против Англии 1361 бомбардировщик и 1308 истребителей, из которых лишь 375 были дальними, т. е. немецкие бомбардировщики очень часто летали без эскорта истребителей, в отличие от Восточного фронта. Это, конечно, вело к увеличению немецких потерь над Англией, по сравнению с потерями на советско-германском фронте. Итак, немцы сосредоточили для нападения на Англию 2669 самолетов.

А к 22 июня 1941 г. на советском фронте немцы сосредоточили 2604 боевых самолета, из которых 1233 были истребители (и еще 1000 боевых самолетов своих союзников). То есть немецкие группировки в обоих случаях были практически одинаковы. Каков же итог? (Напомню, что и Черчилль, и я берем цифры немецких потерь из немецких же сводок о потерях.)

Итак, за первую неделю «разгара» боев за Англию, т. е. с 11 по 17 августа, немцы потеряли 261 машину. А за первую неделю войны с СССР, т. е. с 22 по 28 июня, они потеряли 445 самолетов (вообще-то больше, так как впоследствии они уточняли потери в нарастающем итоге и всегда в сторону их увеличения, но к какой неделе относится увеличение и насколько надо увеличить – из немецких сводок узнать нельзя).

За первый месяц «разгара боев» (4 недели, так как сводки недельные) битвы за Англию немцы потеряли 786 самолетов. За 4 недели начала войны с СССР они потеряли 1171 самолет.

За всю «битву за Англию», более чем за 16 недель (с 10 июля по 31 октября), они потеряли 1733 самолета. За 16 недель войны с СССР (с 22 июня по 11 октября) они потеряли 2789 самолетов.

Прославленный немецкий летчик Ганс Рудель так описывает состояние своего бомбардировочного авиаполка перед первым налетом на Кронштадт: «Весь полк поднимается и берет курс на север. Сегодня у нас 30 самолетов, согласно штатному расписанию мы должны иметь 80 машин, но цифры не всегда являются решающим фактором». То есть меньше чем через три месяца после начала войны полк потерял не менее 70 % своих экипажей (ведь приходило и пополнение).

Таков итог. И если цифры этого итога сравнит беспристрастный историк, то разве не возникнет у него вопрос: кто же это «не привел войска в боевую готовность» – Черчилль или Сталин?

* * *

Но, пожалуй, наибольшей подлостью Г. К. Жукова явилось то, что он скрыл от историков приказы от 18 июня 1941 г. о приведении войск западных округов в боевую готовность к отражению немецкого удара. Такое распоряжение (до сих пор не опубликованное) он дал, но не установил контроль за его исполнением, в связи с чем командующий Западным особым военным округом генерал Павлов сумел совершить акт предательства.

Жуков при Хрущеве кое-что уничтожил в архивах Генштаба, но не все. В частности, еще при жизни Сталина в конце 40-х – первой половине 50-х годов Военно-научное управление (начальник генерал-полковник А. П. Покровский) Генерального штаба Вооруженных Сил СССР обобщало опыт сосредоточения и развертывания войск западных приграничных военных округов по плану прикрытия государственной границы 1941 года накануне Великой Отечественной войны.

С этой целью были заданы пять вопросов участникам указанных событий, занимавшим в начальный период различные должности в войсках военных округов:

«1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?

2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?

3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?

4. Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах?

5. Насколько штабы были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?»

В 1989 году «Военно-исторический журнал» с № 3 начал печатать ответы советских генералов на эти вопросы, поочередно посвящая одну статью в номере ответам на один поставленный вопрос. Успел опубликовать ответы на первые два вопроса, и как только очередь дошла до вопроса «Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность?» – публикация безо всяких объяснений со стороны журнала была прекращена. Гареевы и анфиловы вовремя спохватились. Но и из того, что журнал успел напечатать, стало ясно, что в Прибалтийском особом военном округе это распоряжение было получено задолго до войны всеми соединениями. Генералы этого округа ответили:

«Генерал-полковник танковых войск П. П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск ПрибОВО). 16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору Н. М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности. 18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано.

16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А. В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе».

«Генерал-лейтенант П. П. Собенников (бывший командующий 8-й армией). Командующий войсками округа решил ехать в Таураге и привести там в боевую готовность 11-й стрелковый корпус генерал-майора М. С. Шумилова, а мне велел убыть на правый фланг армии. Начальника штаба армии генерал-майора Г. А. Ларионова мы направили обратно в Елгаву. Он получил задачу вывести штаб на командный пункт.

К концу дня были отданы устные распоряжения о сосредоточении войск на границе. Утром 19 июня я лично проверил ход выполнения приказа. Части 10, 90 и 125-й стрелковых дивизий занимали траншеи и дерево-земляные огневые точки, хотя многие сооружения не были еще окончательно готовы. Части 12-го механизированного корпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шяуляя, одновременно на командный пункт прибыл и штаб армии».

«Генерал-майор И. И. Фадеев (бывший командир 10-й стрелковой дивизии 8-й армии). 19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И. Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли ДЗОТы и огневые позиции артиллерии. С рассветом командиры полков, батальонов и рот на местности уточнили боевые задачи согласно ранее разработанному плану и довели их до командиров взводов и отделений.

В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности».

В Западном ОВО, которым командовал предатель Павлов, приказ о приведении войск в боевую готовность отдан не был. Предатель Павлов вверенные ему армии даже в лагеря не вывел.

В Киевском ОВО, судя по ответам генералов, командующий округом генерал-полковник Кирпонос творил какие-то странные дела, тем не менее, часть войск и в КОВО вовремя получила распоряжение на приведение себя в боевую готовность:

«Генерал армии М. А. Пуркаев (бывший начальник штаба КОВО). 13 или 14 июня я внес предложение вывести стрелковые дивизии на рубеж Владимир-Волынского укрепрайона, не имеющего в оборонительных сооружениях вооружения. Военный совет округа принял эти соображения и дал соответствующие указания командующему 5-й армией.

Однако на следующее утро генерал-полковник М. П. Кирпонос в присутствии члена Военного совета обвинил меня в том, что я хочу спровоцировать войну. Тут же из кабинета я позвонил начальнику Генерального штаба и доложил принятое решение. Г. К. Жуков приказал выводить войска на рубеж УРа, соблюдая меры маскировки».

«Генерал-майор П. И. Абрамидзе (бывший командир 72-й горно-стрелковой дивизии 26-й армии). 20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: «Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».

Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа. При докладе присутствовал командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко, которому поручалась проверка исполнения».

А хрущевские мошенники продолжают уверять своих доверчивых читателей, что, дескать, Сталин верил Гитлеру и, вопреки предупреждениям гениального Жукова, приказ на приведение войск в боевую готовность так и не дал.

Правда, справедливости ради следует сказать, что почти десятилетняя работа газеты «Дуэль» дает свои плоды: клеветники на Сталина уже не могут талдычить об отсутствии приказа на приведение войск в боевую готовность, и вынуждены о нем упоминать, хотя и с крайне глупыми «разъяснениями». К примеру, в «Военно-историческом архиве» № 1 за 2005 год в комментариях к походным дневникам генерала П. А. Белова редакция пишет: «В ночь на 20 июня 1941 года штаб 9-й армии (штаб Одесского военного округа) по инициативе начальника штаба был выведен на полевой командный пункт, а войска и авиация приведены в полную боевую готовность».

Можно было бы, конечно, посмеяться этой «инициативе начальника штаба», но нужно и понять редакцию: столько десятилетий брехали людям про неприведение войск в боевую готовность, а теперь надо отказываться от этой брехни. Это, конечно, не просто…

Кто виноват в поражениях на первом этапе войны?

В июле 1941 г. Верховный Суд СССР судил изменников: командующего Западным военным округом Героя Советского Союза генерала Д. Г. Павлова с некоторыми генералами его округа. Председатель суда Ульрих спрашивает у Павлова:

«Ульрих. На листе дела 86 тех же показаний от 21 июля 1941 года вы говорите: «Поддерживая все время с Мерецковым постоянную связь, последний в неоднократных беседах со мной систематически высказывал свои пораженческие настроения, указывая неизбежность поражения Красной Армии в предстоящей войне с немцами. С момента начала военных действий Германии на Западе Мерецков говорил, что сейчас немцам не до нас, но в случае нападения их на Советский Союз и победы германской армии хуже нам от этого не будет». Такой разговор у вас с Мерецковым был?

Павлов. Да, такой разговор происходил у меня с ним в январе месяце 1940 года в Райволе.

Ульрих. Кому это «нам хуже не будет»?

Павлов. Я понял его, что мне и ему.

Ульрих. Вы соглашались с ним?

Павлов. Я не возражал ему, так как этот разговор происходил во время выпивки. В этом я виноват».

Т.е. еще в 1940 г. два генерала прозондировали друг друга и поняли, что они единомышленники. И им плевать, какая власть в России, им, генералам, и при Гитлере будет хорошо. Будет же Гитлер из русских формировать туземную армию, вот они ему в этой армии и сгодятся, и жизнь будет (иметь барахло и баб) лучше, чем при Сталине.

Отсюда, понятно, для них следовало, что как только в ходе войны случится оказия (как у генерала Власова в 1942 г.), то нужно поднять руки и кричать: «Сталин капут! Их бин любит Гитлера!» Но и Павлов, и Мерецков понимали, что таких умников, как они, будет много, и Гитлер сможет обойтись и без них. Становилось очень важно сделать на пользу Гитлеру что-то, чем впоследствии можно было бы козырять. Мерецков эту проблему для себя решил, когда был начальником Генерального штаба РККА. По этому поводу Ульрих задал Павлову вопрос:

«Ульрих. На предварительном следствии (лд 88, том 1) вы дали такие показания: «Для того чтобы обмануть партию и правительство, мне известно точно, что Генеральным штабом план заказов на военное время по танкам, автомобилям и тракторам был завышен раз в 10.

Генеральный штаб обосновывал это завышение наличием мощностей, в то время как фактически мощности, которые могла бы дать промышленность, были значительно ниже… Этим планом Мерецков имел намерение на военное время запутать все расчеты по поставкам в армию танков, тракторов и автомобилей». Эти показания вы подтверждаете?

Павлов. В основном, да. Такой план был. В нем была написана такая чушь. На основании этого я и пришел к выводу, что план заказов на военное время был составлен с целью обмана партии и правительства».

Мне обязательно скажут, что это следователи НКВД больно били генералов Павлова и Мерецкова палками по голове и заставили их придумать ложь про мобилизационный план и оговорить себя. У следователей не хватило бы ума и знаний, чтобы такое придумать, поскольку мобилизационный план – это такая тайна, в подробности которой посвящены едва ли с десяток высших должностных лиц государства, в число которых следователи НКВД не входят.

* * *

Что касается мобилизационного плана, подло составленного Мерецковым с участием других лиц, есть и независимый свидетель. Василий Гаврилович Грабин по заданию ГАУ РККА создал дивизионную пушку Ф-22, и она была принята на вооружение в армии. Но только освоили ее производство, как в тайне от Грабина генералы вдруг приняли решение, что эта пушка плохая и ее нужно заменить новой. Грабин лишь через год узнал об этом, включился в конкурс и создал новую дивизионную пушку Ф-22 УСВ. Эта пушка вновь победила своих конкурентов, но производство (станки, инструмент, модели, штампы) пришлось перенастраивать под производство нового орудия. Дальше Грабин пишет:

«Недолго пушка УСВ шла в производстве – один только 1940 г. В 1941 г. заказчик – Главное артиллерийское управление – не заключил договор с заводом о продолжении поставок УСВ. Почему? Это было нам непонятно. Возникали разные предположения. Только одной мысли мы не допускали, что дивизионных пушек уже сделано столько, сколько потребуется во время войны. Желая внести ясность, мы обратились в высшие инстанции с просьбой указать причины прекращения производства пушек Ф-22 УСВ. Нам ответили, что мобилизационный план выполнен полностью.

Что ж, военным виднее – они сами определяют потребность армии в пушках. И раз они говорят, что мобилизационный план выполнен, значит, так оно и есть. Но правильно ли был составлен мобилизационный план?

Начало Великой Отечественной войны показало, что это было далеко не так: нехватка дивизионных пушек была очень острой. Поэтому, хотя к 1941 г. выпуск пушек УСВ был прекращен, в начале войны они вновь были поставлены на валовое производство».

А на стр. 457 своих воспоминаний Грабин пишет: «Самый приблизительный подсчет показывал, что на вооружении Красной Армии к началу 1941 г. все-таки меньше дивизионных орудий, чем на вооружении русской армии перед Первой мировой войной».

Т.е. Мерецков накануне войны, составляя мобилизационный план, не только умышленно лишал РККА тягачей и автомобилей, но он лишил ее и самых массовых артиллерийских орудий – дивизионных. Случайно?!

В то время и Павлов мог к этому мобилизационному плану примазаться, поскольку он был начальником Автобронетанкового управления и эти подлые цифры согласовывал. Но затем его назначили командующим Западным военным округом, и ему надо было подумать о собственных заслугах перед немцами, перед будущим хозяином – Гитлером.

И он решился на откровенное предательство, благо генералы его штаба это предательство не пресекли.

Как мы уже разобрали выше, под прикрытием миролюбивого заявления ТАСС от 14 июня 1941 г., Генштаб РККА распорядился, а 18 июня Жуков повторил распоряжение привести в боевую готовность первые эшелоны войск прикрытия границы и флоты. Итак, тогдашний начальник Генштаба Г. К. Жуков такие распоряжения давал, но в округе Павлова проверять их исполнение не стал! (Тоже случайно?!)

Воспользовавшись этим, Д. Г. Павлов на направлении главного удара немцев не только не привел войска в боевую готовность, но даже не вывел их в летние лагеря, что обязан был сделать даже без угрозы войны, просто в плане летней учебы войск. А на самой границе в городе Бресте у Павлова были расквартированы две стрелковые дивизии и одна танковая. Их казармы были в пределах досягаемости немецкой полевой артиллерии, и их расположение немцам было хорошо известно. Поэтому утром 22 июня немецкие артиллеристы первые же снаряды послали прямо в гущу спящих солдатских тел. Оставшиеся в живых отступили из города, бросив в нем технику, оружие и склады. Три дивизии Красной Армии в несколько часов перестали существовать, оголилось полсотни километров боевых порядков Западного фронта. В эту прореху и рванули танки Гудериана, окружив наши войска под Минском. После таких потерь Кремль не успевает сформировать сплошной фронт на московском направлении. Гудериан снова вместе с танковой группой Гота окружает наши войска под Смоленском. Напомню, что ни на юге, ни на севере советско-германского фронта генеральского предательства в таком масштабе не было, там войска отходили, но разгромить их немцы не могли.

Предательство Павлова и его генералов обрекло советский народ на тяжелейшие потери первого года войны. А эти потери сказались и на всем ее ходе. Поэтому надо понимать, почему Ставка начала ставить во главе армий генералов НКВД. Надо понимать, почему Жукова постоянно сопровождала «охрана» из офицеров НКВД (даже на Парад Победы был выписан пропуск сопровождавшим Жукова 16 офицерам «охраны»). При таком конвое хочешь – не хочешь, а к немцам не сбежишь.

* * *

Павлов к немцам сбежать не успел – через месяц после начала войны его уже судили. На суде он пытался собственную вину свалить на своих подчиненных, но те лишнего на себя брать не хотели, им хватало и своего.

Павлов вначале бодро брехал:

«Павлов. Я своевременно знал, что немецкие войска подтягивались к нашей границе и, согласно донесений нашей разведки, предполагал о возможном наступлении немецких войск. Несмотря на заверения из Москвы, что все в порядке, я отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа. Были розданы войскам патроны. Поэтому сказать, что мы не готовились, – нельзя».

Однако суд по этому поводу задал вопрос начальнику связи округа генералу Григорьеву:

«Ульрих. На листе дела 79, том 4, вы дали такие показания:

«Выезжая из Минска, мне командир полка связи доложил, что отдел химвойск не разрешил ему взять боевые противогазы из НЗ. Артотдел округа не разрешил ему взять патроны из НЗ, и полк имеет только караульную норму по 15 штук патронов на бойца, а обозно-вещевой отдел не разрешил взять из НЗ полевые кухни. Таким образом, даже днем 18 июня довольствующие отделы штаба не были ориентированы, что война близка… И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска не были приведены в боевую готовность».

Григорьев. Все это верно».

Как видите, приказ о приведении войск в боевую готовность по плану прикрытия границы поступил 18 июня, за 4 дня до начала войны, а согласно этому плану войска должны были немедленно получить носильную норму патронов – 90 шт. на винтовку и снарядить: по две ленты к станковым пулеметам; по два диска к ручным пулеметам и пистолетам-пулеметам. Остальные патроны хранить в казармах в цинках (запаянные коробки с патронами).

Ничего сделано не было – формально полк связи вроде вышел обеспечивать связь командного пункта будущего Западного фронта с войсками и Москвой, но даже этот полк ничем не был обеспечен. Остальным войскам Павлов о боевой готовности вообще ничего не сообщил.

Вину за уничтожение советских войск в Бресте Павлов попытался свалить на командующего 4-й армией, чьи дивизии погибли в Бресте, но того тоже судили, он сидел рядом с Павловым, и суд зачитал ему эти показания Павлова.

«Ульрих. Подсудимый Павлов на предварительном следствии дал о вас такие показания: «Предательской деятельностью считаю действия начальника штаба Сандалова и командующего 4-й армией Коробкова. На их участке совершила прорыв и дошла до Рогачева основная мехгруппа противника и в таких быстрых темпах только потому, что командование не выполнило моих приказов о заблаговременном выводе частей из Бреста» (лд 62, том 1).

Коробков. Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел.

Павлов. В июне месяце по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря.

Коробков. Я об этом не знал».

Вот вам и славные советские генералы, «невинные жертвы сталинизма», уверенные, что им при Гитлере будет хорошо. Будет ли хорошо при Гитлере советскому народу, их, вскормленных на шее этого народа, не интересовало.

* * *

У нас ни в литературе, ни в исторических работах не рассматривается вопрос, а каково было бы этим генералам после поражений вверенных им войск возвращаться домой? В старину такие генералы бросались на меч от позора, а в гитлеровской армии в день капитуляции Германии свыше 200 генералов застрелилось. Полководцы РККА в массе своей на такое были не способны, впрочем, в этом они не далеко ушли и от царских генералов – тем тоже позор глаза не ел.

Однако то, что полководцам РККА позор глаза не ел, еще не означает, что им было безразлично, как к ним будут относиться люди, которые своих сыновей и мужей отдали им под командование. Ведь понимаете, сотни тысяч родственников тех, кого этот генерал привел к поражению и смерти, вполне могли сказать этому полководцу: «Мой муж (сын, отец) по твоей вине погиб, а ты тут довольной рожей блистаешь!» А если даже не скажут, то подумают…

Так что полководцу, потерпевшему поражение, желательно было тоже пострадать, но не очень больно. Взять оружие, поднять своих бойцов в последнюю атаку и в ней погибнуть – это для них было слишком! Это очень больно. А вот попасть в плен и пострадать в плену – это в самый раз. Тем более что в плену генералов хорошо кормят, хорошо содержат – почему же не принять этот «мученический венец»? Ну, а после войны, если враг победил, то ты вроде и не глупее и не подлее всех остальных генералов – они же ведь, мертвые или оставшиеся в живых, тоже войну проиграли, так чем они лучше тебя? А если они войну выиграют, то тебя на радостях от победы простят, а ты будешь сопли по животу размазывать и доказывать, что тебе в плену было гораздо хуже, чем убитым на поле боя, и наши интеллигентствующие придурки тебя еще и пожалеют – «ероем» будешь!

Согласитесь, что для генерала, проигравшего битву (хотя бы в своем представлении), сдача в плен выглядит весьма соблазнительно. Но для полководцев РККА была проблема: согласно Дисциплинарному уставу РККА советские военнослужащие в плен не сдаются ни при каких обстоятельствах. А это означает, что как только ты начнешь сдаваться в плен, то тебя свои же (из тех, кто серьезно относится к присяге) и пристрелят. Что же делать?

Давайте попробуем ответить на этот вопрос, воспользовавшись логикой.

Во-первых. К моменту сдачи в плен надо иметь вокруг себя как можно меньше тех, кто честно относится к присяге, тех, кто может не дать тебе сдаться. Короче, желательно было бы, как генерал Власов, остаться одному с парой-тройкой таких же, как и ты, сопровождающих. Но этого маловато, поскольку ведь надо, чтобы к тебе гуманно относились в плену.

А для этого, во-вторых, нельзя раздражать врага его ненужными потерями, поскольку к потерям уже после победы, которые враг и сочтет ненужными, все относятся крайне отрицательно, пусть даже эта победа пока еще в уме победителя. Для полководца РККА, собравшегося сдаться в плен, это большая проблема, поскольку нельзя объявить своим войскам о сдаче, нельзя сдачей своих войск уменьшить потери врага. Что же делать? Логически следует, что полководец РККА, решивший лично сдаться в плен, будет делать все, чтобы вверенные ему войска нанесли врагу как можно меньше потерь, и для этого он, в первую очередь, дезорганизует вверенные ему войска, и этой дезорганизацией прекратит их сопротивление.

* * *

Это, конечно, версия, но давайте посмотрим, не было ли в истории той войны случая или случаев, когда полководцы РККА, увидевшие, что они проиграли сражение, начинали дезорганизовывать вверенные им части и соединения, после чего пытались остаться в расположении противника с как можно меньшим числом сопровождающих?

Вот давайте с позиции этой версии рассмотрим одну из трагедий той войны – окружение советского Юго-Западного фронта под Киевом в сентябре 1941 года. Командовал фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос, Герой Советского Союза. Некий историк Марк Солонин, уже демократ до мозга костей, в книге «22 июня» пишет о нем так: «Михаил Петрович Кирпонос погиб на поле боя 20 сентября 1941 г. при попытке выйти из окружения восточнее Киева. Какими бы ни были обстоятельства его гибели (встречаются три версии: гибель в бою, самоубийство, особисты выполнили секретный приказ Сталина не допустить пленение высшего командного состава фронта), он отдал свою жизнь за Родину, и это обстоятельство заставляет автора быть предельно сдержанным в оценках».

Надо сказать, что и в этом я тоже отличаюсь от Солонина – меня гибель в той войне почти девяти миллионов солдат совершенно освобождает от всякой сдержанности по отношению к командовавшим ими генералам, в том числе и к погибшим, но дело не в этом. Как видите, есть вопрос о том, как погиб Кирпонос. Меня этот вопрос мало трогает – погибать ему было ничуть не тяжелее, чем остальным миллионам солдат, а вот поведение Кирпоноса на посту командующего Юго-Западным фронтом, представляет интерес как с точки зрения генеральской измены, так и с точки зрения только что выдвинутой мною версии.