Текст книги "По повестке и по призыву. Некадровые солдаты Великой Отечественной"

Свердловск-Кольцово

Уезжали как раз в день моего рождения. Едем в Свердловск, Миша вышел из купе, вернулся и преподнес мне коробку с набором духов «Ленинград».

Квартиры казенной пока не было, и Миша снял частную квартиру в Малом Истоке. Он бегал на работу через лес. Я ходила в школу, а мама оставалась с детьми. Витя тоже жил с нами, и мы вместе сдавали экзамен за десятый класс. Он любил моих детей, и они его, он брал часто моего сына на свои тренировки. После окончания школы его призвали в армию, и он служил в десантных войсках. Окончила я школу, и мне захотелось поступить в юридический институт, но сын возражал, он уже учился во втором классе, говорит, не надо судить людей. И я сдала экзамены в Московский, им. Молотова, библиотечный институт, на заочное отделение.

Работать стала в партийной библиотеке при политотделе Уральского управления гражданской авиации. Авиаторы отличались от рабочих завода, но по-своему с ними было интересно.

Сын учился уже в третьем классе, дочка пошла в первый класс, когда мы получили первую благоустроенную квартиру в доме, в котором и сейчас живем. Жили очень дружно. В основном на все праздники офицерские семьи собирались у нас. Совсем немного выпивали, но веселья было много. Все делали вместе: и уборку территории, и самодеятельность с участием детей, и строили большущие ледяные горки, с которых катались и взрослые. И огороды и картошку разводили все вместе. А квартиры не запирались на замки, даже когда уезжали надолго, клали ключ под коврик.

Вера, дочка моего погибшего брата, окончила 8 классов, и ее мать хотела отдать работать на кирпичный завод, больше некуда. Когда мы были в отпуске в Волчихе, мы попросили отдать нам племянницу Веру, чтобы устроить ей жизнь. На том и порешили.

Веру забрали. Устроили ее в вечернюю школу и телефонисткой на коммутатор при нашей части. Она окончила школу и вышла замуж за сержанта нашей части Шукшина Виктора. У них родилась двойня девочек. Устроила я ее на курсы телетайписток при аэропорте, она их закончила и немного проработала в аэропорту. А затем ее мужа перевели во вновь создаваемую часть в Бишкиль, Чебаркульского района, Челябинской области. Девочки выросли, вышли замуж, одна из них уже сама бабушка. А Верочка в прошлом году умерла от рака.

Германская Демократическая

Миша служит, я работаю, дети учатся, и неплохо, самостоятельно, без нашей помощи. Дочка училась в шестом классе, сын переходил в девятый, когда Мише предложили перевод к новому месту службы. Предложили Германию. Теперь можно и с семьей. Только не с сыном, нет там десятилетки. Мы подумали и решили попросить Мишиного отца приехать пожить с Сережей, а дочь мы взяли с собой. Ей там можно учиться в интернате в городе Лейпциге. Никита Федорович согласился, приехал, они с сыном остались, а мы с дочкой поехали в Германию.

Аня стала учиться в школе и жить в Лейпциге. В субботу ее привозили домой, а в воскресенье – обратно. И так она проучилась два года. Мишу назначили заместителем командира по технической части. И мы с женщинами обращались к нему, чтобы он выделил нам машину поездить по городам, по достопримечательностям, по магазинам.

О сыне я страшно скучала. Однажды, будучи в Вюнсдорфе, дозвонилась домой и поговорила с ним. Это была отдушина в разлуке с ним. Ждали летних каникул, чтобы съездить за сыном и хоть на каникулы привезти его к нам. Ехать за ним пришлось мне. Я приехала в Свердловск, и вот встречает меня у вагона и берет меня на руки высокий молодой человек, сын. Он так сильно вырос, был маленький год назад, а тут легко взял свою маму и снял со ступенек вагона.

Побывала я дома, у друзей и подруги. Оформили сыну документы, собрались и поехали в Германию. Приехали, и нас на вокзале в городе Галле встретил отец на машине. А когда мы ехали в поезде, на какой-то станции подходит старушка и пытается на ступеньку поднять ногу, а напротив нас сидели два молодых человека, они увидели старушку, выскочили, взяли ее под руки и почти занесли ее. Я подумала, что мой сын также бы поступил.

А пока я ездила за сыном, моя дочка оставалась хозяйкой, отец ее похвалил, что она его вкусно кормила, даже варениками с вишней. Такая хозяюшка оказалась, в тумбочке список покупок, деньги все аккуратно уложены. У командира части дети оказались одного возраста с нашими детьми. И они вместе проводили все лето. Наша часть стояла в красивом лесу, неподалеку от нашего дома рос граб. Это высоченные деревья, и когда идешь по этому лесу, то жуть берет от сумеречного света.

Командир части, майор Чага, предложил мне заменить продавца, поката будет в декретном отпуске. Я сначала сопротивлялась, так как эта работа мне была совсем не знакома. Но все-таки они меня сумели уговорить. И вот я приняла магазин. И заведующая, и продавец в одном лице. Магазин небольшой, товары разнообразные, и продовольственные, и промышленные, и гражданского, и военного пользования. Это был военторговский, солдатский магазин, но которым пользовались все. Ездила за товарами на базу военторга и на немецкие базы за молоком, овощами, фруктами. В школе хоть изучала немецкий язык, а объясняться приходилось и на пальцах. Но мы понимали друг друга. Приезжаю, а все ждут: солдаты, женщины с детьми. Я не успеваю быстро всех обслужить, а у всех время ограничено, потом придумала. Солдаты в основном приходили за водой, вафли, печенье, конфеты их интересовали. Вот я сделала для них отдельный столик, на него расставила товары, интересующие их, и коробочку под деньги. Это очень облегчило работу и сэкономило их время. Подсчитывала выручку, и всегда оказывается больше, чем по расчетам. Я записывала это. Потом за эти излишки я отсчитывала бутылки Сельтерской воды и просила солдат в их банный день отнести в помещение бани. И вот солдаты-ребята спрашивают:

– Зоя Кузьминична, почему вы нам поверили?

– Да потому, – отвечаю, – что мой сын скоро пойдет в армию и будет солдатом, а он парень честный и вы такие же мальчики.

А «дедовщины» тогда не было. Отношения происходят от людей, какие люди, такие отношения.

Так я и работаю, до прибытия Лили, продавца. Сдала ей магазин, а солдаты написали рапорта и командиру части, и начальнику военторга, чтобы оставили меня завмагом. Лиля молодая и была грубовата с ними. Я отказалась. Тогда мне предложили работу заведующей клубом и библиотекой. Это моя стихия. Мы с ребятами развернули такую самодеятельность и концерты, и небольшие пьесы. Ездили в соседние части, нас везде хорошо принимали. А в праздники я им устраивала лотереи. Однажды с активистами мы придумали и танцы. Собравшимся в зале перед кино ребятам я объявляю:

– Ребята, я для вас пригласила несколько девушек потанцевать, их немного, но вы будьте вежливы и потанцуйте по очереди.

Ау меня в библиотеке переоделись несколько солдат в женские костюмы для самодеятельности, выходят они в зал и… гомерический хохот. Но танцы состоялись. Анаши дети обязательно участвовали в самодеятельности. На день рождения моей дочки приезжали немецкие девочки из Кверфурта, завалили ее цветами. Вообще отношения с местным населением были вполне нормальные, хорошие.

Активность людей была тогда очень высокая, в этом отношении партийные организации и политотделы в армии работали здорово. Кроме самодеятельности бывали культурные выезды в Дрезденскую картинную галерею, в Лейпциг, в Бухенвальд и к месту рождения и жизни Гете, ездили часто и семьи офицеров, и возили солдат. Проводились соревнования по футболу, другим видам спорта. Состоялись как-то соревнования по стрельбе в Группе войск в Германии. Нужно было выставить двух солдат и женщину от каждой части. Наша команда, в составе которой я была, заняла второе место.

Когда мы ехали со стрельб, был вечер и стемнело. Заехали попить в один гаштет. Там было много народа, немцы справляли праздник урожая. Среди них был один болгарин, он говорил немного по-русски. Нас восторженно встретили. И вот всех болгарин и переводил, они говорили, что они счастливы, их кооператив богат, хороший урожай получил, многие получили премии, в том числе и ценные подарки: машины, мотоциклы, велосипеды и другое. Сидят, нас угощают, говорят что-то доброе.

Я им верила, немцы умеют трудиться, у них внутренняя дисциплина, собранность. Все дороги усажены фруктовыми деревьями, но никто не снимает урожай, а покупают в магазине. Мы же часто не покупали, а пойдем и нарвем, недалеко был заброшенный сад.

В ближайшей деревне, в Гаттерштете, часто проводили ярмарки. На этих ярмарках были тиры и много хороших сувениров и я часто стреляла, и женщины просили меня пострелять, покупали мне пульки, и я им по их желанию отстреливала призы. Немец, удивленный, недовольный, говорил восхищенно:

– О, ой… фрау!!

Женщины ему в ответ:

– Терпи, она в войну много ваших побила…

Он же не понимает, и в ответ:

– О…Я… Я! -то есть «Да, да».

Довелось нам побывать и на международной ярмарке в Лейптциге. Это было что-то. Наш отдел детской одежды… Я никогда дома не видела такого, такие шикарные шубки, одежда, обувь, все качественное. Можем ведь делать. А в немецком выставочном зале смотреть было нечего, что в магазине можно купить, то и там было выставлено. Но немцы любили покупать некоторые наши продукты, конфеты, папиросы, обувь и говорили, что это хороший товар.

Относились они к нам очень дружелюбно, на 40-летие Советской власти они привезли машину подарков для наших солдат. Не забыли и офицеров с семьями. Мужу подарили спиннинг, мне сумочку. И пригласили на банкет. Мы пришли, нас приглашают за стол, а столы пусты. Уселись. Подают супчик: вода и цветная капуста, кусочек хлеба. Затем унесли тарелки, приносят спиртное. Потом второе и по кусочку хлеба. Потом вино, десерт, танцы и т. д. Но все равно очень приветливо и дружелюбно. И встречи так и назывались – «Дружба», «Фройндшафт».

А когда мы их пригласили, столы ломились и подано было практически все сразу. Даже в этом большая разница, мы расточительны, они экономны. Наверно, поэтому так и живем. Мы широко и щедро, они размеренно и экономно. Но за нашим столом они ели и пили не меньше наших. Могут.

Осенью 1964 года я с детьми собралась домой, а Миша решил демобилизоваться, остался оформляться.

Дома

Мы приехали домой, и радость, что дома. Хорошо там жили, в достатке, но… Я никогда бы не стала там жить вообще. Мы ведь разные, мы привыкли к одному, к своему, и это нам родное, а они – к своему. Этим и интересна жизнь, разнообразием. А то сейчас тянуться стали к «цивилизации», к американскому, европейскому, «пустите Дуньку в Европу!», а умно ли это? Вряд ли. Каждый народ должен жить своим умом и своим трудом. Вот молодежь тянется всеми силами уехать за границу, это, наверно, мы виноваты, что не дали им ума и культуры любить Родину. И случилось это в 80-е годы. Мало мы, фронтовики, выступали, скромничали, хотя были востребованы, а наше место занимали другие…. Сын рассказал однажды, потрясенный, что курсант-первокурсник не только не знает о войне, но не помнит точно, когда его мама родилась: «Где-то в 60-х годах».

Часто ходили с детьми за грибами и ягодами, идем рано, часа в 4 утра, и, чтобы скрасить длинный путь, я детям рассказывала о фронте и вообще о жизни, они меня слушали раскрыв рот и просили продолжить рассказ. А сейчас школы забыли о нас, историю дети совсем не знают, учат ее по американской указке. По телевидению, по радио, в книгах, учебниках искажают правду о войне, труде, о Родине моей, великом Советском Союзе. Воспитывают не патриотизм и трудолюбие, а потребительство, продажность, стремление к удаче, надежду на мошенничество или удачное преступление. Самое страшное, что воспитывается чувство неполноценности, что мы такие никчемные, как там хорошо и как здесь плохо. Да, у нас трудно, климат суровый, история не баловала, но ведь есть чем гордиться вдвойне из-за этого. Мы же в таких условиях вывели Россию из нищеты, защитили себя и весь мир в войне, подняли человечество в космос, показали пример того, что можно общество делать лучше… А вранье про ГУЛАГ? Он сейчас больше, вся страна.

Много на эту тему можно говорить и нужно. Но я отвлеклась от темы.

Прибыли, ребятишки стали в школу ходить. Сын в одиннадцатый класс, как раз попал в струю политехнического обучения, получил профессию авиамеханика. Дочка пошла в девятый класс. Отец Миши пока жил с нами. Через два месяца приехал Миша, уже уволенным в запас. Я снова пошла работать в свою библиотеку. Дети учатся, я работаю, таскаю на себе продукты, кормлю, обстирываю, а мои мужики сидят целыми днями вот уже второй месяц в креслах, благо их два, и запоем читают то книги, то газеты. Я не выдержала, выхватила как-то книгу из рук Михаила и сказала, что его пенсии только на него хватит, а ты все взвалил на меня, а детям еще много надо дать. Он понял все сразу. Мы как жили в воинской части, так и остались в ней. Он сначала устроился в ней помпохозом, но ему что-то не понравилось в этой работе, и он ушел в аэропорт работать сначала комендантом аэропорта, а потом диспетчером по центровке, по-простому – следить за правильной загрузкой самолетов. Потом его там избрали секретарем парторганизации.

Сергей наш школу закончил хорошо, учился еще в аэроклубе, и в военкомате ему предложили поступить в Челябинское высшее авиационное Краснознаменное училище штурманов. Поехал. Сдал экзамены без подготовки, прошел почти всю комиссию и приехал домой, сэкономив неделю. Побыл неделю и уехал.

При прохождении кардиограммы у него что-то нашли, и когда я прилетела его проведать, он лежал на обследовании, привезла кое-что вкусненькое, он мне тут и заявил:

– Мама, а я хочу домой, я не уверен, что это мое, и нам сказали, что до присяги мы можем изменить свое решение. Ты всегда хотела, чтобы я стал хирургом. Я и туда поступлю.

– Нет, мой сын, будь мужчиной, если ты решил, должен добиваться цели. Не проявляй слабости. Не хочу, чтобы сын был слюнтяем. Разве мне, девчонке, было легко в пехоте? Только армия может воспитать в мальчике настоящего мужчину, защитника.

Он меня обнял и поблагодарил за поддержку. Проводил до железнодорожной станции Шагол. Я села, ехать всю ночь, у меня была вторая полка, я взяла постель, уткнулась в подушку и проплакала всю ночь. Таким образом я боролась со своей слабостью. Жаль было расставаться с сыном. Сын же успокоился, стал учиться, мы стали получать от командиров благодарственные письма. Был активистом комсомола, играл в народном театре. На третьем курсе вдень моего рождения он звонит домой, поздравляет меня с днем рождения и говорит:

– Мама, я тебе подарок приготовил, вступил в партию.

Мы с отцом его поздравили, очень были рады этому событию, так как наша семья коммунистов пополнилась.

Аннушка наша также училась хорошо. Она очень переживала за каждую оценку. Окончила 10 классов, и встал вопрос, куда идти. Она выбрала исторический факультет Уральского госуниверситета. Конкурс был там 12 человек на место. Она сдала экзамены, но ее оставили лишь кандидатом, девять кандидатов на два места. Она не прошла, так переживала, что у нее поднялась температура. И со второго семестра пришлось решать, что делать. В другой вуз она отказалась поступать наотрез. Устроилась она пока в диспетчерскую службу аэропорта. Взрослые диспетчеры относились к ней как к ребенку. Я спрашиваю, что делаешь на работе. Она мне отвечает, что дяди дали бумаги, карандаши и предложили рисовать и слушать то, что они говорят, и смотреть, что они делают.

Потом она набралась опыта, быстро вошла в курс дела, и диспетчеры стали ее хвалить.

Райком партии предложил мне работать директором только что построенного кинотеатра «Авиатор». Сначала я не соглашалась, потом уже потребовали моего согласия, и я согласилась. Кинотеатр по тем временам современный, широкоэкранный на 600 мест. Зарплата работников кинотеатров зависела от посещаемости. Два раза в месяц я ездила на просмотры кинофильмов, поступающих в прокат. Планировала их на месяц, печатала в газете расписание фильмов, и разносили по службам аэропорта. Это помогало увеличивать посещаемость. Дочка стала летать стюардессой. Я сначала была против. Она уже была на хорошем счету, стала комсомольской активисткой, даже отмечена была часами. Отвечала она за культурно-массовую работу. Однажды ей поручили встречать самодеятельность из Перми. После смотра самодеятельности ее долго не было, уже поздно, стемнело. А это она встретила своего будущего мужа. Мы с Мишей пошли искать ее, обычно она в 23 часа была дома, а уже – полпервого. Миша особенно волновался. «Идем, мать, искать дочь». Пошли. Идем по парку и видим, сидит парочка на скамейке. Дочь с молодым человеком. Конечно, для нас это было внове. Миша рванул к ним и:

– Немедленно марш домой.

Я потихоньку одернула его, дочке-то неудобно от такой сцены. Говорю:

– Давайте мы пойдем вперед, а вы за нами.

Мы пошли, они не сразу, но пошли, исполнили наше желание. Молодого человека звали Юра Шерстнев, он летал на «Ан-2» в Пермском отряде. Они познакомились, и он стал, повторяя нашу судьбу с Мишей, приезжать и прилетать в Свердловск.

Рыбалка, Черемшанка

Работа у Миши была посменная, и он в свободное от работы время ездил на рыбалку. Я была не против его поездок, хотя и приезжал он чаще без рыбы. У меня – стандартное хобби. Я свои выходные проводила в хлопотах по хозяйству. Иногда ходила за ягодами и грибами. А так, стирка, уборка, огород, шитье. Я когда-то окончила курсы кройки и шитья, и это помогало одеваться со вкусом, да и когда материально было трудно, подрабатывала этим, спрос на мое шитье был.

В одном из полетов во время пролета грозовых облаков сорвался контейнер на кухне в самолете «Ил-18» и сломал дочке ногу. Я прихожу с работы, а она – в гипсе. А тут на каникулы приехал сын. Миша его пристрастил к рыбалке с раннего детства. И они собирались на рыбалку, и нам захотелось не отставать от них. Сын придумал, как сделать. Нанял такси, и мы поехали в Заречный, на водохранилище Белоярской АЭС. Приехали, взяли лодки, и отец с сыном поплыли на рыбалку, а мы с дочкой остались на берегу. Сын поймал одного окуня. Но все равно сварил уху, и было вкусно. Посидели у костра, хороший вечер был. На второй день опять не клевало, да и дождь пошел. Решили уехать. Муж с сыном ездили еще, понемногу привозили.

Закончился у сына отпуск. А у нас с Мишей осталось несколько дней отпуска, и он пригласил меня поехать с ним на рыбалку, я согласилась, мне хоть куда, лишь бы на природу.

Приехали, взяли лодку напрокат и поплыли на Черемшанку. Так называется речушка, втекающая в реку Пышму, которая была перегорожена в начале шестидесятых годов плотиной, и от этого образовалось большое и красивое водохранилище для обеспечения водой и холодом Белоярской АЭС. Приплыли, встали, опустили в воду грузы, закрепились. Миша поймал на «малинку» (мотыль) трех небольших подлещиков и говорит мне, что чебак иногда клюет на муравья.

Я попросилась высадить меня на берег, набрала я муравьев в полиэтиленовый мешок, приплыли на свое место. Дал мне Миша летнюю удочку, а до этого ловили на зимние удочки, с борта лодки. Сидим. А каких, муравьев, насаживать на крючок, они такие маленькие? Стала насаживать по два муравья. В самый раз.

Закинула я удочку в воду, только поплавок встал, тут же стремительно начал погружаться в воду. Подсекла, вытащила крупного чебака. И стала я их таскать без перерыва. В жизни не ощущала более восторженного удовольствия. Я поймала 62 чебака. Красивые, серебристые рыбки, я просто задыхалась от счастья. Хотя и страшно не хотелось покидать водоем, надо сматываться, иначе опоздаем на автобус. Едем в автобусе, а мне хотелось кричать всем, сколько я поймала чебаков.

А напротив меня в автобусе сидит дама, красивая, одета модно, на выход, вся в кольцах, а лицо бледное, но накрашенное. И мне хотелось ей сказать, что я намного счастливее тебя, хотя и не ношу таких колец и одежды.

Оставался еще отпуск, и уже теперь я прошу Мишу поехать на рыбалку. Дома у нас большая и разнообразная библиотека, помню, что есть книги о рыбалке и охоте. Разыскала книги о рыбалке, муж их все раньше читал. Особенное внимание уделила книге Сабанеева. Решила подготовиться к рыбалке основательно, теоретически подковаться. Особенно понравился раздел о лещах и рыбаках-лещатниках.

Закончились наши отпуска, Миша мог в свободные от смены, а я только в выходные дни ездить на рыбалку. Я изменила свой режим работы. Работала и в воскресенье, чтобы ездить на рыбалку с мужем. Готовиться стали капитально. В мелкую сетку кусок жмыха, каши, камешек для веса, все на леску и под лодку на дно. Привязываю за уключину весла. Через некоторое время приподнимаю сеточку, тряхну ее, и лещи идут на запах к мешочку, а на пути другая, более существенная еда, но на крючке. И если лещ берет ее, то поплавок у летней удочки ложится, а кивок у донной удочки поднимается. Подгадываешь момент, не раньше и не позже, подсекаешь. И тут самое главное не упустить. Идет сначала вроде легко, но тут он уходит под лодку и рвет леску, а здоровый же (под водой, пока тянешь, он кажется раза в два больше, чем на воздухе), жалко, что ушел. Но вот одного подвела к борту, а он сорвался с крючка уже почти в лодке и ушел. Нужен подсачик, да правильно подводить его. Егерь Коля научил меня, что подсачик надо подводить… да не с хвоста, а с морды, ибо заднего хода у леща, как и у самолета, нет. И стала я ловить большущих лещей.

Я вообще люблю природу. Всегда бегала за ягодами и грибами, брала с собой детей. И тут мне попала эта зараза рыбалки. Завидовала всегда тем, кто живет у воды. А тут наступает зима и Миша мне говорит:

– А как насчет зимней рыбалки?

Я не готова сразу ответить, но решимости полна, а что? Муж одел меня по-рыбацки, меховые штаны, меховая куртка, шапка-ушанка, ящик, естественно, шабалка (шумовка такая, шугу из лунки убирать) и прочее….

Зашли на лед, мне жутко интересно, здесь летом мы плыли на лодке, и я сейчас иду по этому месту. Но про это я забыла при первой же поклевке. Так здорово, кивок подрагивает, а если поплавочек нацепишь маленький на леску, то он при поклевке походит, походит, а потом как выскочит, знай, подсекай, только знай, когда. Перестало клевать, перейди и просверлись в другом месте. В первое время у меня при поклевках в одну сторону летит шабалка, в другую удочка, а где варежки, потом и найти не можешь, забываешь о них даже в мороз. Даже лунку разгребаешь от ледяной шуги голыми руками, такой азарт. Однажды так приморозила руки, что сижу на следующей рыбалке, а с пальцев свисает кожа. Подходит рыбак:

– Что с руками?

– На прошлой рыбалке обморозила.

– Ну и ну. Даты, оказывается, женщина. Впервые такое самоотвержение рыбацкое вижу, да еще от женщины.

Начитавшись Сабанеева, решила порыбачить леща зимой ночью.

Приехали с Мишей в поселок Заречный, прошли восемь километров пешком на Черемшанку, два до водоема и шесть по водоему, просверлили лунки, подкормили, посидели, поймали понемногу, потом пошли на базу, поужинали. Миша стал собираться отходить ко сну, он с ночной смены, а я решила попробовать именно сегодня ночную рыбалку. Взяла термос с чаем, коловорот через плечо, ящик на веревочку и пошла. Мороз крепче стал, под сорок градусов. Лунки наши на середине водоема, обозначены двумя шестами. Не могу найти. Поставила ящик, и пошла, искать шесты. Нашла, около них мои лунки, а где ящик? Засверлила около лунок коловорот, пошла искать ящик. Не могу найти, отчаялась, села на ледяной бугороку лунок, налила чай, сижу. Удочки-то в ящике. Слышу хруст: ближе, ближе. Подходят четверо рыбаков и ко мне обращаются:

– Ты что, парень, сидишь, чай пьешь на водоеме, видно, Дунька тебя из постели выгнала? – И другие слова, но незлобливые…

Да… вот ситуация. Ну нет, теперь не буду выдавать себя, что я женщина. Не посрамлю женский род. Положила в рот сухарь и, изображая охрипший голос, говорю:

– Я ящик потерял, и сижу, хотел порыбачить ночью и вот…

– Слушайте, я видел, что-то чернелось у нас на пути. – Побежал один и принес мой ящик. – Ну, парень, теперь рыбачь, а мы посмотрим. Если будет клевать, мы тебя обсверлим.

Я размотала удочку, насадила малинку, оголив жало, чтобы не клевало, а то ведь точно обсверлят, да и сидеть рядом с мужиками всю ночь не резон по ряду причин. А они сидят, да травят смешные истории. Пересказать их не хватит денег на издание. А смеяться мне нельзя, выдам себя. Надоело им ждать:

– Ты, брат, зря затеял эту бодягу, сидишь не спишь, а рыбу не ловишь, иди спать, и мы пойдем.

Пошли они. Для меня тоже эта рыбалка потеряла смысл. Посмотрела им вслед, идут по направлению к моей базе. Подождала, пока хруста не стало слышно, смоталась и тоже пошла. Пришла на базу и рассказала егерю Коле, и долго он потешался над этой историей.

Прошло время, скоро егеря Колю сменили люди не плохие и нехорошие, погорельцы, но к рыбацкому делу равнодушные. А я загорелась приехать и устроиться заведующей этой базой рыбака и охотника Косулинского абразивного завода. Когда этим погорельцам завод дал жилье и они стали собираться с базы, поехала я на завод в партком и в завком и предложила свои услуги. Меня и приняли. Муж мой удивился, и хоть и не очень одобрил, но согласился. Я убедила его, ведь он – рыбак.

Уволилась с работы, хотя мое начальство было против и переубеждало меня. Страсть к рыбалке была превыше всего.

Я уехала на базу, а Миша еще не уволился, только проводил меня на водоем. Навели мы с ним порядок в комнате, где собирались жить. Миша поехал увольняться. Моей радости не было предела. Бегаю на рыбалку, ловлю рыбу и раздаю ее кому попало.

Дом, где жили, деревянный, сборный. В нашу комнату вход отдельный, с другой стороны вход для рыбаков. Там одна большущая комната, посередине большой стол, печь-плита, всего семнадцать спальных мест. Здесь готовятся к рыбалке и готовят еду, кушают, играют в карты, а кто-то уже лег спать. Освещение – керосиновой лампой. Такой отдых для рабочих завода по мне непозволителен.

В октябре я на отчетно-выборном партийном собрании высказала свое мнение, а зимой тракторами по водоему прочистили дорогу, и пошли самосвалы со строительными материалами. Завезли блоки. А летом начали работы, но завезти другие материалы невозможно, нет дороги, лес густой, корабельные сосны. И вот заехал к нам лесник на велосипеде. Я остановила его и спросила, может ли он заклеймить деревья, чтобы свалить их для прокладки дороги. Он и отвечает:

– Сто грамм – и все будет.

Смех, ли, шутка, но раз так, была у меня «четушка», подаю ее. Взял.

И действительно, в этот же день отстукал Иван-лесник нужные деревья, тут же выпил, лег натравку и проспал весь оставшийся день. Приехали рабочие с завода, свалили разрешенные для вырубки деревья и за лето проделали дорогу.

Заложили два дома: на десять и натри комнаты, а также котельную. А ближе к водоему поставили новый дом для нас из четырех комнат, с хорошей верандой, с которой весь берег был виден. Все это сделано было за два года. В старом доме мы прожили семь лет без света, да еще забрали к себе внучку Анюту, а потом Юрочку, дали возможность дочке работать. Но зимой и летом детям на свежем воздухе было привольно, и они не болели. А уж когда переехали в новый дом, совсем стало хорошо. В нем по моей просьбе сложили русскую печку. Я сама пекла в ней хлеб, а на печи внуки играли. А когда приезжали дети Сережи, совсем было весело.

Совместно с соседней базой УрВО был проложен кабель, и появилось электричество. Поставили телевизор, холодильник. Цивилизация. Построили баню. Сын даже до нее тротуар деревянный сделал. Сделали спортплощадки, детские аттракционы. Проложили дорожки. И стала база рыбака и охотника базой отдыха. Построили пирс.

Миша каждый год делал мостки в водоем далеко, на глубину больше полутора метров. И внуки с них ловили рыбу, да и мы довольно удачно рыбачили, место прикормленное.

Дети приезжали сами, и с друзьями, отдыхать, рыбачить, нам помочь, приезжали к нам и наши друзья, и родственники. Кроме ловли рыбы, собирали грибы, ягоды. А сын одно время катался на водных лыжах. Он построил для детей на берегу корабль из старой лодки. Зимой делал упряжь для нашего пса Пирата, и тот катал внуков Мишу и Юру. Всегда при завершении отпуска сына устраивали прощальный костер. Жгли костер, пели песни, жарили шашлык, коптили рыбу. Наряжались и разыгрывали сценки, в которых участвовал и все, то актерами, то зрителями. Завершалось, если было тепло, купанием.

Был одно время у нас злющий петух, клюнул он как-то внука Мишу прямо в затылок, а им как раз уезжать. И дед Миша с отцом Сережей решили казнить петуха, изжарить в глине и съесть. Где они узнали о методе – печь дичь в глине и в перьях? Только наутро оказался он полусъеденным и кроваво-сырым. До сих пор это вспоминаем с улыбкой.

Заводские приезжали по путевкам отдыхать, а в выходные приезжали цехами, и не только пировали, но устраивали игры и соревнования. Финансировал это все завод. Своим работникам – все бесплатно, а с гостей брали рубль за все: за место – рубль, за лодку – рубль. И, что удивительно было для завкома, в сезон рыбалки наша база приносила доход.

До сих пор вспоминаем эти времена и ездим на базу, которую я назвала, и она осталась с этим названием «Черемшанка». Настам привечает и новый егерь, Женя, с женой Наташей, и новая дирекция.

И здесь я должна сказать доброе слово о нашем директоре Смородинникове Владимире Петровиче. Воспитанник комсомола, коммунист, он всего себя отдавал своему заводу. Он любил дело для людей и людей дела. И это был умный человек, который вел себя в соответствии с ситуацией и качествами людей, которые его окружали. Его за это ценили. Когда началась дурная перестройка, с ее так называемой демократией, то нашлись на заводе люди, захотевшие захватить власть и собственность. Он выступил против того, чтобы распродать завод, а приложил все усилия для его сохранения. И на общем собрании при выборе Генерального директора Владимира Петровича поддержало 92 % работников. Вот какой он человек.

На своем рабочем месте твердый, жесткий и решительный директор, ответственный за свои решения и обязательный в делах. А когда приезжал на базу, всегда признавал, что здесь я директор, а не он. Более того, не считал зазорным наносить себе в баню воду, а он любил попариться, помочь моему сыну косить траву на сено для коровы. Он очень не хотел, чтобы я ушла с базы. А когда я напоминала о своем возрасте и что мне уже тяжело, то говорил, шутя, что завод будет еще больше помогать, и здесь тебя, Кузьмовна, похороним на берегу, и памятник поставим от завода. Я горжусь всеми моими друзьями, а его считаю не последним из них. Его жена тоже подружилась со мной, да и дети его до сих пор заезжают ко мне. Именно он раскрыл нам глаза на личность Ельцина, когда нам захотелось альтернативы бесхребетному Горбачеву. Да мало таких, как он, оказалось в партии, чтобы противостоять процессу разложения.