Текст книги "Когда НАТО будет бомбить Россию? Блицкриг против Путина"

Оружие, которым советские войска встретили немцев в 1941 году, разрабатывалось конструкторами по заказу советских генералов и ставилось на производство в 30-е годы, то есть в этот период, когда заместителем наркома обороны по вооружению Красной Армии, а на начало 1937 г. и первым заместителем был помянутый маршал М. Тухачевский. Разумеется, не только он один несет ответственность за вооружение Красной Армии, тем не менее его ответственность больше, чем у других. Однако отечественные историки делают из Тухачевского невиновного военного гения, пострадавшего из-за самодурства Сталина, а преемника Тухачевского на посту заместителя наркома по вооружению маршала Г. Кулика считают неграмотным в военном деле глупцом. На самом деле все с точностью до наоборот, хотя Г. Кулик по своим человеческим качествам и не был идеалом.

У наших военных историков как-то вошло в привычку считать, что наша артиллерия во время войны была лучше немецкой. По крайней мере, в отличие от самолетов и танков формальные цифры в таблицах технических данных конкретных орудий и систем выглядят благополучно, и количество орудийных стволов в стрелковых дивизиях предвоенных времен смотрится внушительно. Но вот по воспоминаниям немцев, причем не только генералов, а и воевавших на полях битв офицеров-фронтовиков, артиллерия вермахта, особенно в начале войны, значительно превосходила нашу. Из приведенных выше цитат, к примеру, следует, что нашей артиллерии перед прорывом обороны требовался час, чтобы «обработать гектары», а немцам 15 минут работы их артиллерии хватало, чтобы пехота начинала атаку. И это не только потому, что немцы имели лучшую артиллерийскую разведку и связь, о чем отдельно. Сила немецкой артиллерии была и во вдумчивом подходе немецких генералов к вопросам эффективности снарядов у цели – к вопросам эффективности огня.

Вот смотрите, В. Грабин, конструктор артиллерии, создал 76-мм пушку, предназначавшуюся для вооружения артиллерийских полков стрелковых дивизий – «дивизионную». Оба маршала, отвечавших перед войной за вооружение РККА, – Тухачевский и Кулик – были ею недовольны, причем с диаметрально противоположных позиций.

Тухачевский требовал, чтобы дивизионная пушка была универсальной (он перед этим прочитал, что США собираются вооружать свои дивизии универсальными пушками), то есть, кроме стрельбы по пехоте и укреплениям противника, могла бы пробивать броню танков и сбивать самолеты. Для исполнения двух последних назначений пушка должна была иметь высокую скорость снаряда – быть большой удельной (в расчете на калибр) мощности.

А Кулик был недоволен именно большой мощностью дивизионной пушки, а это дает повод различным литераторам выдать Кулика за ретрограда, хотя сам Грабин никогда не высказывал сомнений в профессионализме Кулика. С Тухачевским все ясно – чисто формальный подход: раз у американцев такая пушка, то и нам надо! Но почему Кулик хотел снизить скорость снаряда дивизионной пушки, почему хотел снизить ее мощность?

Дело в том, что сам снаряд как таковой противника уничтожает редко – ему трудно попасть непосредственно в человека, пулемет или пушку противника, в подавляющем большинстве случаев цель уничтожают осколки снаряда или сила ударной волны от взрыва. И по отношению к этим факторам не только сама пушка, но и сам снаряд вторичен. И дело не только в Тухачевском или Кулике, дело в образе мыслей генералов – если у генералов целью победы в бою является уничтожение противника, то их интересуют не собственно пушки, не их стрельба и даже не снаряды, а сколько убойных осколков образуется от стрельбы в районе цели и насколько сильна ударная волна от взрыва.

Так, к примеру, Гудериан в своей книге «Танки – вперед!» к вопросу убойных качеств снаряда обращается неоднократно, скажем, обращает внимание, что в мокрую погоду снаряды глубоко входят в мягкую землю, осколки застревают в грязи и поражающая сила снарядов меньше, чем в сухую погоду. А когда земля скована льдом, то, наоборот, осколки рикошетируют и убойные свойства снарядов возрастают и т. д. Когда в мае 1940 г. немцы окружили англо-французские войска под Дюнкерком, то Гальдер, к примеру, записал в своем дневнике: «По противнику трудно вести артиллерийский огонь, так как в песчаных дюнах наши снаряды не рикошетируют и не оказывают осколочного действия. (Фюрер предлагает использовать дистанционные трубки снарядов зенитной артиллерии)». Читаю у немецкого танкиста объяснения, что, стреляя по противотанковой пушке, нужно целиться не прямо в пушку, а ставить взрыватель снаряда на осколочное действие и целиться в куст или крону дерева рядом с пушкой, поскольку при взрыве снаряда именно такое его положение обеспечит наиболее эффективное поражение расчета пушки осколками.

А вот что пишет маршал И.С. Конев в мемуарах «Сорок пятый», изданных в 1970 г.: «Стремясь уменьшить потери от фаустпатронов, мы в ходе боев ввели простое, но очень эффективное средство – создали вокруг танков так называемую экранировку: навешивали поверх брони листы жести или листового железа. Фаустпатроны, попадая в танк, сначала пробивали это первое незначительное препятствие, но за этим препятствием была пустота, и патрон, натыкаясь на броню танка и уже потеряв свою реактивную силу, чаще всего рикошетировал, не нанося ущерба». Мне даже не хочется комментировать эту убогую цитату, из которой следует, что послевоенный Главнокомандующий Сухопутными войсками СССР и в 1970 году не имел ни малейшего представления о том, как действуют кумулятивные снаряды, используемые подчиненными ему войсками. Но вернемся к теме.

Во-первых, все понимают, что поражающая сила артиллерийских снарядов возрастает с их весом, который, как правило, зависит от калибра (внутреннего диаметра ствола) орудия. Чем больше вес, тем больше мощность взрывной волны, больше осколков, больше их энергия и они дальше летят.

Скажем, снаряд 76-мм пушки весит около 6 кг, а 152-мм – 48 кг. Но сказать, что второй эффективней первого просто в 8 раз, – нельзя. Это уже другое качество. К примеру, в бетонный ДОТ может попасть 20 снарядов 76-мм пушки общим весом 120 кг и не причинить ДОТу ни малейшего вреда. А один снаряд 152-мм пушки его уничтожит. Не всегда экономично по небольшим целям стрелять снарядом крупного калибра, но такие снаряды всегда эффективнее более мелких.

Во-вторых, есть вещи, которые, кроме артиллеристов, мало кто знает и учитывает. Это эффективность осколочного снаряда в зависимости от того, как он соприкасается с землей у цели – как он расположен по отношению к земле в момент взрыва. Если снаряд в этот момент находится параллельно земле (лежит на земле), то поражающих противника осколков он даст очень мало. Основная их часть уйдет в землю и в воздух, осколков, летящих над землей и поражающих врага, почти не будет. (Именно поэтому немецких танкистов, у которых было уже очень мощное танковое орудие, и учили стрелять не прямо в стреляющую по ним противотанковую пушку, а в куст возле этой пушки.)

Наиболее эффективен снаряд, падающий сверху, который в момент взрыва как бы стоит на своем остром конце. Вот у такого снаряда подавляющая масса осколков будет убойной, и артиллерия, стреляющая такими снарядами по живой силе противника, всегда будет эффективнее такой же по калибру артиллерии, но стреляющей снарядами, летящими вдоль земли. Но для того, чтобы снаряд упал на землю почти сверху, нужно, чтобы и пушка выстрелила вверх.

Вот теперь возьмем дивизионную пушку Грабина ЗИС-3. Если она поднимет ствол с максимальным возвышением в 370, то ее снаряд улетит на 13 км и там упадет близко к вертикали, то есть даст много убойных осколков. Это хорошо, но если цель – группа солдат противника – замечена не в 13, а всего в 3 км от фронта, что чаще всего и бывало, то что делать? Либо стрелять по цели так, что снаряды будут плашмя падать на землю и давать мало осколков, либо отвозить пушку в свой тыл за 10 км от линии фронта и стрелять оттуда. По отношению к ЗИС-3 другого не придумаешь.

А вот если уменьшить мощность дивизионной пушки – укоротить ствол, уменьшить вес пороха в заряде, то это приведет к уменьшению скорости снаряда и к увеличению крутизны траектории его полета даже при стрельбе на небольшое расстояние. Да, пушка уже не сможет стрелять так далеко, однако станет более эффективной при стрельбе по живой силе противника. И дело не только в этом.

Земля плоская только на штабных картах стратегов. В жизни она практически везде волнистая, имеет высотки, гребни, впадины, балки и т. д. Если перед фронтом есть впадина или высота и противник там накапливается (на обратном скате), то пушкой большой удельной мощности вы его достать не сможете. Снаряд, вылетающий из ствола с большой скоростью, долго летит по прямой. И он будет взрываться либо на переднем скате высоты, либо далеко перелетать. И противник будет в безопасности. А вот пушкой малой удельной мощности вы его легко достанете и на обратном скате за счет крутизны траектории полета снаряда.

Если взять нашу 76-мм пушку ЗИС-3, немецкую легкую полевую 105-мм гаубицу и поставить их рядом, то окажется, что дальность стрельбы у них примерно одинакова (13,2 и 12,3 км), то есть они могут обстрелять вокруг себя примерно одинаковую площадь. Но у немецкой гаубицы (орудия, специально предназначенного для стрельбы по крутой траектории) на этой площади не будет ни одной точки, куда бы она не смогла послать свой снаряд весом 14,8 кг (почему – несколько позже), и этот снаряд будет давать при разрыве максимальное количество убойных осколков. А у пушки ЗИС-3 окажется множество «мертвых» зон (за лесом, домами, на обратных скатах, в балках и т. д.), куда она свой снаряд весом 6,2 кг послать просто не сможет.

Пушки с высокой начальной скоростью снаряда незаменимы при стрельбе по открытым, быстро перемещающимся целям (танки, самолеты и т. д.) и при стрельбе на очень большие расстояния. Но в дивизиях по танкам и самолетам стреляет специализированная артиллерия – противотанковая и зенитная. А по дальним целям дивизионная артиллерия просто не стреляет – для этого есть корпусная артиллерия и артиллерия резерва главного командования (РГК).

И еще. Чем больше мощность пушки, тем она должна быть тяжелее и, следовательно, ее труднее перемещать с места на место, а значит, и доставить туда, откуда она быстро и эффективно может поразить противника. Заслуга Грабина в том, что он дивизионную 76-мм пушку ЗИС-3 со скоростью снаряда 680 м/сек сумел сделать весом всего 1180 кг. (Немецкий аналог, имевший сравнимую скорость снаряда в 580 м/сек, – 75-мм пушка FK38 – весил 1380 кг.)

Но немецкое пехотное 75-мм орудие, стрелявшее почти таким же по весу снарядом, как ЗИС-3 и советское полковое орудие, имело вес всего 400 кг, то есть было более мобильным, чем даже наша полковая пушка образца 1927 года, весившая 920 кг, и полковая пушка образца 1943 года, весившая 600 кг. А немецкое тяжелое пехотное орудие калибра 150-мм, хотя и имело вес 1750 кг, но зато стреляло снарядом весом 38 кг. Оба этих немецких орудия имели приемлемую дальность стрельбы 3,5 и 4,7 км. Эта дальность позволяла обстрелять любые видимые с переднего края цели. Этими орудиями у немцев была вооружена полковая артиллерия.

Следует сказать о ней более подробно. Возможно, полковая артиллерия и не так важна сама по себе, но по ней хорошо видна основная артиллерийская идея немцев. Немцы, как и мы, артиллерийские системы с относительно малой скоростью снаряда и крутой траекторией полета называли гаубицами. Системы, стреляющие снарядом с большой скоростью по настильной траектории, – пушками. Но вот свою полковую артиллерию они называли своеобразно – «пехотными орудиями», поскольку их 75-мм и 150-мм полковые артсистемы обладали свойствами и пушек, и гаубиц, и минометов.

Немного отвлекусь для читателя, не сталкивавшегося с этим вопросом. То, что заряжается в винтовку, автомат, пистолет, называется патроном. То, что заряжается в пушку, – выстрелом. Выстрел состоит из собственно снаряда, летящего в цель, и порохового заряда, находящегося в гильзе выстрела. Если снаряд и гильза с зарядом жестко соединены и заряжаются в пушку вместе, как одно целое, то такой выстрел называется «унитарным» (единым). Если в зарядную камору орудия снаряд и гильза с зарядом подаются отдельно, то этот выстрел называется «раздельного заряжания».

Унитарный выстрел хорош тем, что позволяет заряжать пушку очень быстро и позволяет легко автоматизировать процесс заряжания. Поэтому к такому выстрелу стремятся. Но когда калибр орудия возрастает до 100 мм, а вес выстрела за 32 кг, то его очень тяжело и заряжать, и подносить к орудию. Волей-неволей выстрел приходится делать раздельным, хотя немцы, к примеру, на своих 128-мм зенитных пушках применяли унитарные выстрелы весом и 43,5 кг. Но существует что-то вроде правила, по которому до калибра 100 мм все выстрелы унитарные, а после 100 мм – раздельные. Поэтому как бы не удивляет, что немецкая 105-мм гаубица имела раздельное заряжание.

Но и 75-мм пехотное орудие немцев имело раздельное заряжание, хотя вес выстрела к нему был менее 10 кг. То есть немцы заведомо уменьшали скорострельность этого орудия и увеличивали возню орудийных расчетов с заряжанием. Почему?

При раздельном заряжании можно изменить вес пороха заряда непосредственно перед выстрелом. Для этого из гильзы извлекают или в нее добавляют навески пороха, и в зависимости от веса пороха в заряде снаряд летит с меньшей или большей скоростью, дальше или ближе. 75-мм пехотное орудие немцев при заряде одной навески пороха посылало снаряд со скоростью 92 м/сек на 800 м, а с пятью – со скоростью 210 м/сек на дальность 3475 м. 150-мм пехотное орудие с одной навеской пороха стреляло со скоростью снаряда 122 м/сек на 1475 м, а с шестью – со скоростью 240 м/сек на 4650 м.

Чем меньше скорость снаряда, тем выше нужно поднять ствол орудия, чтобы снаряд долетел до цели, но тем круче он упадет на цель. Гаубицы и эти пехотные орудия немцев путем подбора навески пороха и высоты подъема ствола имели возможность послать снаряд сверху вниз на голову противника, на каком бы расстоянии противник от орудия ни находился. Другими словами – стрелять так, что снаряд будет всегда давать максимальное количество убойных осколков при разрыве и залетать в любые закрытые или защищенные участки местности.

Так что Кулик в общем-то понимал, чего он хочет, когда требовал от Грабина снизить мощность дивизионной пушки, – он хотел, чтобы ее снаряды у цели были более эффективны.

Кстати, некоторые историки не только Кулика, но и немцев считают дурачками за то, что первоначально на немецком танке Т-IV и на штурмовом орудии стояли маломощные, короткоствольные пушки. Но первоначально немецкие танки не предназначались для борьбы с нашими танками, а когда это потребовалось и пушки заменили на более мощные, Гудериан сетовал о снижении их эффективности при стрельбе по основным целям танков – по вражеским пехоте и артиллерии на поле боя.

И в дивизионных артполках, и в пехотных полках немецких дивизий пушек не было вообще, за исключением пушек ПТО и зенитных. В немецкой дивизии артиллерийских стволов было даже меньшее количество, чем в довоенной советской дивизии, но полевая артиллерия немцев была представлена исключительно гаубицами – орудиями, стреляющими по крутой траектории. Подавляющее число дивизий вермахта перед нападением на СССР имели артиллерийские полки в составе 3 артиллерийских дивизионов по 3 батареи легких полевых гаубиц калибра 105 мм и тяжелый дивизион из 3 батарей тяжелых полевых гаубиц калибра 150 мм.

А наши стрелковые войска, получив от генералов 76-мм дивизионные и полковые пушки, оставляли стрелковые полки без эффективного полкового орудия для борьбы с живой силой и огневыми средствами пехоты противника, и ослабляли эффективность дивизионной артиллерии.

Вот из этого и складывалось преимущество немецкой артиллерии в начале войны над нашей артиллерией: в 3–7 раз более тяжелые снаряды, которые падали по крутой траектории на головы наших отцов в любом укрытии. И, конечно, – разведка, корректировка и связь.

Разумеется, вопрос даже с этой 76-мм пушкой Грабина гораздо сложнее, чем он описан. В начале войны, когда наши генералы и кадровое офицерство бросили немцам у границ огромное количество советской артиллерии и оставили немцам 1 миллион тонн боеприпасов из накопленных до войны 2,3 миллиона тонн, было уже не до жиру. Артиллерии в войсках осталось очень мало, нужно было хоть что-то. А пушка Грабина была очень технологичной, ее можно было быстро изготовить в большом количестве, производство снарядов к этой пушке также было освоено.

Но ведь заказывали эту пушку до войны! Еще можно было бы понять, если бы для дивизионной артиллерии генералы заказали гаубицу 76-мм калибра или гаубицу-пушку, оговорив им раздельное заряжание. Но просто дальнобойную пушку малого калибра унитарного заряжания?

Как хотите, но, по моему мнению, это безусловно подтверждает, что советских генералов и теоретиков очень мало волновала эффективность артиллерийского огня.

Кстати, эту эффективность можно оценить и по расходу боеприпасов.

Как я написал чуть выше, мы начали войну с запасом снарядов 2,3 млн тонн, миллион тонн потеряли (сами взорвали или оставили немцам). За первые полтора года войны в войска было поставлено еще 2 млн тонн, можно считать, что израсходовали их 3,3 млн тонн, поскольку: «По данным ГАУ, поставки боеприпасов в первом полугодии 1942 г. были ниже запросов войск в 5–6 раз, во втором полугодии – в 3–4 раза (по 76-мм снарядам – в 3 раза, по 122-мм – в 13 раз, по минам – в 4 раза). Это означает, что потребности советских войск в боеприпасах в 1942 г. составили по тем временам огромную величину – почти 6 млн т».

А немцы начали войну с запасом 1,05 млн тонн боеприпасов, в 1941–1942 гг. произвели еще 1,81 млн тонн и к концу 1942 года на Восточном фронте израсходовали около 3,1 млн тонн (1,23+1,86).

Вот и сравните эффективность артиллерийского оружия не по тактико-техническим данным орудий, а по расходу боеприпасов – при практически равном расходе боеприпасов РККА отступала, а немцы наступали и основные потери имели от советского стрелкового оружия.

Вы обратили внимание, что немцы в наступлении активно использовали авиацию для подавления бомбардировками обороны противника, в том числе и на переднем крае его обороны. Но тут такой нюанс: чем с большей высоты самолет сбрасывает бомбы, тем меньше точность бомбометания. И чтобы поразить бомбой относительно небольшую цель – траншею, орудие или даже батарею орудий, командный пункт или группу пехоты, самолетам нужно или летать низко, подвергаясь обстрелу даже стрелкового оружия пехоты, или пикировать. И для этого нужны специальные самолеты – самолеты поля боя: бомбардировщики, достаточно защищенные от огня стрелкового оружия, и пикирующие бомбардировщики – достаточно прочные, чтобы выдержать нагрузки на планер при перегрузках, возникающих при выходе из пикирования. И обязательно нужны самолеты-разведчики и корректировщики артиллерийского огня. Причем такие, которые бы непросто было сбить огнем зенитной артиллерии наземных войск и истребителями, прикрывающими эти войска. Но это техника, а нужно еще и обучить летчиков умению штурмовать, пикировать, маневрировать в зоне зенитного огня и распознавать небольшие цели на земле. Немцы, как видите, с этими задачами справились, а многочисленная советская авиация в начале войны практически не оказывала наземным войскам никакой помощи, даже помощи в защите от бомбежек немецкой авиации.

Эффективность советской авиации – это очень большая тема, поэтому я коснусь только предвоенного состава советской авиации.

В ходе Первой мировой войны итальянский генерал Джулио Дуэ выдвинул идею, получившую дальнейшее развитие, что победу в будущей мировой войне определят только военно-воздушные силы. Та страна, которая сумеет уничтожить авиацию противника и разбомбить его города, будет победительницей. Города – это очень большая цель. И когда летчик с большой высоты целится в Кремлевский дворец, но попадает в ГУМ – это тоже неплохо. Когда город бомбят 1200 самолетов сразу, как бомбили американцы во Второй мировой войне, то кто-нибудь попадет и во дворец.

Отсюда вытекало, что необязательно иметь бомбардировщики, которые могли бы уничтожить с одного захода небольшую цель (танк, паровоз, автомашину, мост). Достаточно иметь много больших бомбардировщиков, бомбящих только с горизонтального полета и большой высоты. Короче, самолетов нужно много, но фронтовая авиация (авиация поля боя) не нужна.

Отличие тогдашней Германии от СССР было в том, что Геринг, наряду с тяжелыми бомбардировщиками, заказал немецким конструкторам и промышленности и пикирующий бомбардировщик Ю-87 (на котором немецкий летчик Рудель отчитался в уничтожении 150 позиций артиллерийских батарей), и трижды проклятую нашими войсками «раму» – немецкий разведчик и корректировщик артиллерийского огня Фокке-Вульф-189. Кроме этого, даже немецкий тяжелый бомбардировщик Ю-88 мог и штурмовать, и пикировать, и даже быть тяжелым истребителем. Дуэ – он, конечно, Дуэ, но и в своей голове надо же что-то иметь!

Тухачевский следовал доктрине Дуэ тупо до тошноты. В то время, когда он занимался вооружением Красной Армии, самолеты поля боя не то что не заказывались, а и те, что имелись, планомерно сокращались. С 1934 по 1939 г. наша тяжелобомбардировочная авиация (которая в годы войны не имела никаких сколько-нибудь значительных достижений) выросла удельно в составе ВВС Красной Армии с 10,6 % до 20,6 %, легкобомбардировочная, разведывательная и штурмовая авиация снизилась с 50,2 % до 26 %, истребительная увеличилась с 12,3 % до 30 %.

И бросились мы конструировать самолеты поля боя уже без Тухачевского только в 1938–1940 гг., в результате летчики просто не успевали обучаться на них летать. Так, к примеру, по воспоминаниям ветерана, когда они в 1941 г. пересели на пикирующий бомбардировщик Пе-2, то война заставила командование бросить их в бой, даже не дав обучиться тому, для чего этот самолет и предназначен, – пикированию. Учиться им пришлось в боях.

А теперь о самом тяжелом техническом недостатке Красной Армии – о радиосвязи.